Текст книги "Троянская война"

с Ахиллом и Аяксом, а устав в трудах

тяжолых, бранных, шел бы к милой женушке.

Пастух

А все жива в нечистом сердце страсть.

Филоктет

Живехонька.

(Наигрывает на луке.)

Молодость моя, молодость,

бесталанное ты мое житье;

холодность ее, холодность,

я, зависящий от нее.

Подлости мои, подлости:

ходы-выходы к ней искал;

доблести ее, доблести,

дородности, а я мал.

В ревности своей, трезвости

незамутненный взор

резвости ее, резвости

видит вдаль и в упор.

Пастух

Что травишь сердце, вспоминаешь?

Филоктет

Погляди, пастух,

как получеловек надеждой тешится,

пускает слюни похоти и ненависти,

ногами неходячими притопывает,

руками ослабевшими похлопывает.

Нечестная моя, нечестная

страсть воет вой, шип шипит –

известная ее, известная

блажь жуть со мной творит.

Ярости мои, ярости

праздно кипят во мне –

жалости малой малости

в сердце ее нет ко мне.

На орхестре происходит какое-то движение, на которое обращает внимание Пастух.

Пастух

Я вижу паруса.

Филоктет

А ведь суденышко

из греческих краев – оснасткой, корпусом,

всем видом говорит: "Из итакийских я,

из дулихийских верфей". Что им нужно здесь?

Еще кого нашли на остров выбросить,

еще кого сочли в народе лишнего,

еще кого удумал Одиссей убрать?

Пастух

А может, за тобой пришли?

Филоктет

Воды набрать

сошли… Когда бы помнили, когда бы жив

был Лаэртид, то семь, семижды семь не круг

им было б верст…

На сцене появляется (сходит с орхестры) Вестник. Хор опускает деревянные щиты.

Вестник

Царь итакийский Одиссей послал меня

узнать, кто здесь живет, из наших есть ли кто,

из греков то есть. Так угодно сильному

царю, по берегам далеким странствуя,

искать, какие есть где соплеменники,

им не чинят обид ли, надо ль помощи –

съестного или денег. Если есть у вас

такой насельник, укажите – доброе

вы сделаете дело.

Пастух намеревается что-то сказать, но Филоктет жестом останавливает его.

Филоктет

Есть такой у нас,

живет в лесах далеких, за горами, за

лугами. Девять лет назад такие же

здесь корабли стояли, он тогда от них

отстал, наверно.

Вестник

Как найти его?

Филоктет

Далекий путь.

Вестник

Жди здесь, старик, я приведу царя, ты сам

нас отведешь.

СТАСИМ

СТРОФА 1

Вот Греция рассылает во все концы света своих мужчин,

Филоктета, говорят, разыщи.

Следы его долгие не мудрено узнать:

ногу приволакивает, толком прямо не может встать.

А еще – кроме нас за ним смерть по пятам,

мертвый воздух окрест, трупы вповалку и тут и там.

Ветки поломаны,

нет птичьего гомона.

АНТИСТРОФА 1

Стрелка им доставь

с оружием – самоё смерть, самоё навь.

В честном бою раз врага нам не смирить, не сбить,

так станем тем, что превыше человеческих сил, направо-налево губить.

Совершенной работы устройство – даже страшно смотреть:

всякий след наш, ихний может с земли стереть.

И надо ж такое нам в руки дать!

За что так караете, боги, дайте знать!

СТРОФА 2

Взяв орудие смерти,

страшное людям

(и стократ страшнее оно богам),

на что Филоктет мог рассчитывать,

на какую-такую судьбу

уповать? Желать

свою смерть, что ли, отдалить,

во благовременье умереть,

детей, внуков обнять,

крепкое им оставить

после себя наследство?

АНТИСТРОФА 2

Если нужно это оружие,

чтобы одолеть врага,

что ж, если по-другому никак –

в честном бою испробованы

все приемы, уменья, тактики,

даш на даш все удары наши да их, –

тогда мы плывем сюда,

приложить чтобы руку к делу

постыдной победы.

Вся Греция с тобой, Филоктет,

славу, позор разделит.

Хор (на разные голоса)

Где ж он приют нашел в краях этих?

Как неуютно здесь, весь год сыро!

Для ран его как плох такой климат!

Не расклеИлся б лук, целЫ б стрелы.

Не разучился бы стрелять. Мы и

проверим на себе его меткость.

На тевкров мы бойца зовем – ну как

не разберется да начнет с греков?

Услышит издали язык свойский,

не закричит: "Э-ге-ге-гей, люди!"

на голос наш – на шумный шаг вскинет

свой верный лук, мы от такой смерти

не увернемся, все как есть ляжем,

и поделом – но умирать страшно.

ЭПИЗОДИЙ 3

На сцене появляется Одиссей, сопровождаемый вестником.

Вестник

Вот старик, который отведет нас.

Одиссей

Отойди. Уж мы пришли. Ну, здравствуй.

Филоктет

Одиссей, друг, ты сюда за смертью

заявился, что ли? Не хватило

возле Трои – или где вы нынче

ратуете, плаваете, – вспомнил

Филоктета, кто не пожалеет

на тебя стрелы? По приговору

или сам сюда? Не чаял встретить,

гость мой дорогой. Тебя ли вижу!

Или глаз обманывает, дымы

местные за друга принимая,

счастье невозможное рисует.

Одиссей

Это я. Ничуть не сомневайся.

Филоктет

Вспоминал я часто, даже снилось,

как сюда приводишь, обещаешь

трав нарвать целебных: славен Лемнос,

дескать, некой травкой, чуть посыплешь

перетертой рану – перестанет

вмиг кровоточить, гноиться, будет

бело-тело чисто, как из бани,

шрамов нет, отметин. Я спокойно

ждал тебя, дружка, с подмогой чудной.

Лишь поутру, как заря зажглася,

паруса увидел в море дальнем,

догадался, что это за травка:

ложь-трава, дурман-трава.

Одиссей

Я думал:

ты найдешь попутчиков, вернешься

в дом, подлечишь раны, в тихий вечер

вспомнишь уговор наш, усмехнешься

над отставшим в бедах Одиссеем,

увлеченным в путь людьми чужими.

Те ватагой ринулись на Трою,

молоды и веселы, война им

подвигом блистательным казалась,

приключеньем, схваткой благородных

воинов: сияют ярче солнца

латы, меч остер, по ветру вьются

перья шлемов. Как в смертельных сшибках

смерть быстра, кровь хлещет молодая,

выпущена раной на свободу,

слава предназначена убитым.

Как им было выдержать зловонье

ран твоих? Почти что небожитель,

каждый тяготился видом плоти,

съеденной болезнью, в язвах гнойных.

Отправляясь в битву как на праздник,

осквернить боялись поле брани.

Кто бы знал, что девять лет войною

нам придется, прОклятой работой,

маяться, стараться, убиваться,

что на теле нет живого места!

Кто из нас целее Филоктета? –

Мертвые, чьи кости перемыты,

сложены торжественно в сосуды.

Филоктет

Я, выходит, выиграл.

Одиссей

Выходит.

Филоктет, ведь я хотел остаться

тут с тобой, меня не отпустили.

Филоктет

Ты хотел остаться?

(Усмехается.)

Я поверил.

СТРОФА 1

Что такое хитрить при столь очевидном деле?

Лучше в упор да в лоб: мол, предали, так хотели,

и нечего больше об этом – в упор и лоб,

чтобы без кривотолков, ясно, понятно чтоб.

Одиссей (не обращая внимания на песни хора)

Вместе бы вернулись, летний воздух

чистый, воды светлые Итаки

смыли бы с тебя проклятье змея;

нет – так есть уютные пещеры,

светлые, сухие; поселившись

в них, ни в чем не знал бы недостатка

лучший гость мой: вина золотые,

яства – дар лесов, полей и моря,

книги – мудрых дар скорбящим душам –

всё тебе б несли в твои пещеры;

боги покарали тебя – люди

сколько можно казнь бы умягчили.

АНТИСТРОФА 1

Даже если все понимают случившееся, аккуратно

укроем ложью его, как будто не здесь швы, пятна:

так легче обманутому, свою сохраняя гордость,

проглотить большую сделанную нами подлость.

Одиссей

Я б к тебе ходил. Да что мне эти

раны: царь пастуший, царь рыбацкий,

я не во дворцах воспитан, видел

и касался всякой жизни, смерти.

Друг не отшатнется малодушно

от страданий друга, друг поможет.

Может, так и будет всё: закончим

мы войну, поселимся в Итаке,

позабудем ссоры, грех невольный,

заживем на зависть, тихо, мирно,

боль вином зальем, тревог не станет.

Ты найдешь себе подругу сердца,

как полюбит – так полюбит раны,

перевяжет нежно, туго стянет.

Филоктет

Ждал речей я разных, но такие…

(Судорожно хватается за лук.)

Одиссей

К гибели готов я. Если б трусил,

то явился разве бы?

Филоктет

В Итаку

звать меня приплыл?

Одиссей

Пока что в Трою –

воевать.

Филоктет

Не справились.

Одиссей

Оружье

мощное в твоих руках осталось.

Хор

Содрогнутся стены Илиона:

тетивы чуть слышный звук разбудит

ото сна войну, когда предстанешь

ты истцом к Троаде правомочным.

Пауза.

Филоктет

Слишком понадеялся, безумный,

ты на ум свой: разве мне докажешь,

что не брошен я или не ранен,

что ты друг мне, что готовит славу

мне война, собравшая под Трою

всех кого ни пОпадя, оставив

лишь меня? Ты говори, мне слушать

легче, чем лежать в немых мученьях.

А умолкнешь – уступи пернатой

воздух: не взыщи, в аду доскажешь,

преданность свою удостоверишь.

Одиссей

Убьешь меня? Давай, Парис пусть властвует

над милою женой. Стреляй, каленую

иззубренную выбери, я прям стою,

не бегаю, не укрываюсь. Только есть

иная цель для стрел, тебе обещана

вещанием слепого старца Калхаса:

то город Троя, славные сыны его

и он, обидчик, вор, прелюбодей, – Парис.

Филоктет

Неужто жив еще?

Одиссей

Живее нас с тобой,

тебя во всяком случае: он сладостно

проводит время в осажденном городе,

он их герой.

Филоктет

Парис?

Одиссей

Он лучшим лучником

считается теперь: прославлен Азией

убивший Ахиллеса.

Филоктет

Вот как судите

вы, боги: отдаете силу сильную

на посмеянье слабому – Парис теперь

сильнее Ахиллеса.

Корифей

Ты сильнее стань.

Одиссей (видя, что Филоктет взволнован, начинает с большим воодушевлением)

Еще раньше он, Парис, сразился

с Менелаем.

Корифей

Как весной на поле

два быка за телку, сшиблись.

Филоктет

Слава

или похоть нудила их к бою?

Или подгоняли их – брат брата –

Гектор, Агамемнон: "Мировую

вам войну затеявшим, первейшим

супостатам, стыдно оставаться

праздными, живыми: круг очертим,

за который ни ногой, и стравим

вас на радость войску; с той и этой

стороны сойдутся на забаву

посмотреть: вот за кого воюем –

пусть и нас потешат. Ух, ревет строй

войск, как перед битвой настоящей,

низкий вой бодрит, зовет к сраженью"?

Одиссей

Сам Парис перед войсками вышел,

потрясал копьем, к единоборству

звал героев греческих – и вскрикнул

Менелай: «Он мой!» Мы уступили:

спор свой пусть решают. Мы и тевкры

край войны увидели недальний.

Корифей

Сговорились мы, что победитель

всё возьмет: Елену и богатство.

Тем войну покончим: Илиону –

век стоять безвредно, в вящей славе

выситься над Азией богатой,

грекам – взять себе пути морские,

крепостцы плавучие поставить

по всему окружью океана.

Филоктет

Как всё было, как происходило?

Одиссей

Два бойца сошлись. Играла ярость

резвая в Парисе, руки, ноги

ходуном ходили – в нетерпенье

умереть, убить врага, окончить

так или иначе… Ярость, трусость

в нем боролись, силы истощали.

Менелай встал грузен и ужасен,

по браде растрепанной клоками

пена с губ: так бешеного зверя

гонят в бой не голод, не опасность,

а желанье сквозь туман прорваться,

теплый, кровью пахнущий, тяжолый,

вынырнуть за ним в простом и чистом

свете белом, солнечном, посмертном,

там забыть кровавые печали.

Отпустил Парис копье на ветер,

воздухом летит, по-над землею,

тихим стоном воздух отвечает

к смерти устремленному усилью.

Трепетало древко от полета,

заходилось мелкой, легкой дрожью,

когда, в щит ударив, пика кожи

рассекала острая, но меди

скреп не одолела, в них завязла.

Щит с излишней ношей прочь откинул

Менелай, ему мелькнувшей смерти

лик прекрасен, девствен показался.

"А-а-а!" – протяжно и натужно

закричал он: ясень длиннотенный

раскроил Парисов щит, добрался

бело-тело нежное подранить,

брызнул сок багровый. Жив он? Вынул

Менелай меч, чтоб добить, уметил

в шлем, но меч булатный раскололся,

будто сткло ударило о камень:

не без вышних козней обошлось тут.

Менелай от ярости рехнулся,

он схватил могучими руками,

в горсть умял красоты, перья шлема,

он повлек Париса в шумный лагерь –

радостный победой, бойней сытый.

Филоктет

И?

Одиссей

Пустой шелом в руках остался,

ремешок порвался под брадою,

выскользнула голова из шлема,

пал Парис на землю бездыханный,

повалился на песок бессильный,

распластался на песке свободен.

Хор

Вынесла из битвы Афродиты,

возвратила к легкой, мирной жизни.

Один их хоревтов выходит вперед и надевает маску Афродиты.

Афродита

Присудила Афина, что только воин тебя убьет

тот, который тебя искусней, сильнее, точнее бьет,

долгие который годы гладил лук, на стрелы дышал,

только одним и жил, одного и ждал.

Вон их тут сколько – два войска таких стоят,

и каждый тебя превосходит, свои и чужие, прицеливаясь, глядят.

Но этого мало – Афину себе согласить,

чтобы Париса во власть себе получить, убить.

Присудила Гера, что царь – вождь народа тебя убьет,

ненавистный народу хуже тебя твою кровь прольет,

царь, оставивший царство свое ради дел войны,

народу согнавший уймы убить для твоей жены.

Их вон тут сколько ходят, медью своей гремят,

не успеют тебя, так в спину жди от своих солдат.

Но этого мало – обеих себе согласить,

чтобы Париса во власть себе получить, убить.

Присудила я нехотя, что тебя только тот убьет,

кто лучше тебя мне послужит, лучше тебя споет

песни любовные, заповедные, у кого в крови

нет ничего, кроме прОклятой, горючей, текучей, больной любви.

Видишь таких, кто позорной страстью дрожит с головы до пят?

Нет таких: опасность, война, солдатчина развлекают, любви вредят.

Вот когда, кто нас троих успеет всех согласить,

тот и сможет Париса во власть себе получить, убить.

Хоревт возвращается на место, и Одиссей продолжает.

Одиссей

Так спасла его. Остался гневный

Менелай один у места пуста

разевая рот стоять, надеясь,

что вот-вот вернется всё, не может

быть, чтоб отобрали так добычу,

вырвали кус лакомый из горла.

Ропот возрастал, и оба войска

начали приметно волноваться,

спорить, чья взяла. Тут вижу – Гектор.

Я к нему: "Ведь дело очевидно,

помощь божья не меняет сути

происшедших на глазах событий,

явный Менелай был победитель.

Всё, война окончена, несите

нам оговоренные богатства,

женщину ведите!" Колебался

честный Гектор, войско волновалось.

К худшему всегда народа голос

увлекает, к бедам государство.

Но на краткий миг случилась правда:

Гектор подал руку Одиссею,

мир вздохнул свободно, смерть разжала

челюсти и отпустила тыщи

погулять уже приговоренных.

Филоктет

Что случилось дальше?

Одиссей

В суматохе

выстрел одинокий – кровь на теле

Менелая. Тот, другой оружье

на врага, соседа направляет –

и пошла забава, остановишь

разве?

Филоктет

Менелай как?

Одиссей

Раны легкой

и следа на теле не осталось.

Филоктет

Мне бы:

с ним сойтись, с Парисом; сквозь богиню,

если надо, прострелю – и станет

плоть единая на миг единый:

я, стрела моя, его утроба.

Проторит смерть путь от сердца к сердцу –

пал Парис, не встанет. Зря ли долго

я копил на черный день? Настал он,

радостен и нов, – очищен стану.

Источив на праведное дело

яд до капли, раны заживают…

Хор (на разные голоса)

Готов, готов он ринуться в бой,

пойти с нами, за нас!

Слышишь, как воет он песни свои?

Страшно оглашается тишина,

а струна у него (и правда) одна.

Одной струны хватит, когда она – тетива,

а правда и есть одна.

Окунет он стрелы свои туда,

под сердце,

напьются, черные, жижи вдвое и втрое злей

всякой лернейской пакости.

Не звериной, не гадской природы добудет яд,

но человечьей: слезы, слизь, кровь

желчи обоих видов

на медленном, тусклом огне страдания,

в теле – увечном, калеченном теле,

в чуть не взорвавшемся атеноре

дивной силы составят смеси.

Любовь, перекипев,

снабжает любовника невиданными возможностями.

Филоктет

Мне бы:

там быть, в толчее, когда не видно,

кто стреляет. Я не тот дарданец,

хилый, робкий, может быть случайно

тетивой расшевеливший Клио.

Я пробил бы запоны, одежды,

бело-тело я достиг бы верной

стрелкой. Мне Париса, Менелая

различать не позволяет ревность:

гнев мой прав и крут, грозит обоим.

Я пойду, покончив с Илионом,

на своих. Я за Елену.

Одиссей (перебивает)

Только

победим – и ты ее получишь…

Хор (на разные голоса)

Полыхает кремль, пО ветру зола

теплая летит, ну а смерть уже

за иные, брат, принялась дела –

за усобицу меж ее мужей.

Мы пока рукам воли не даем,

за движеньем рук ближнего следим,

ото всякого нож под сердце ждем,

отвернется – в спину его своим.

Похоть нудит вас повторять войну,

меж своих искать, находить врага,

видишь, кто стоит, лежит на кону?

Неужели жизнь так недорога?

Мы с другой добычей, с прибытком мы,

есть чего терять, подсобрали на

черный день, не надо нам кутерьмы.

Вместо золота ее хочешь? На!

ЭПОД

Под Трою нас собиралась

людей разношерстых рать.

Тот ради славы шел,

пограбить шел другой,

тот побоялся, трус,

Атридов гнев навлечь,

кто не платить долги,

кто от жены, детей,

кто за друзьями вслед,

кто от врагов бежал,

кто от тоски жилой

войной себя развлечь.

И, может, Менелай

здесь не по тем делам.

Ты за нее у нас

единственный боец.

Филоктет пытается осознать открывающиеся перед ним перспективы.

Филоктет

Вы ушли, меня оставив,

были цели ваши святы,

руки быстры, ноги мощны,

вы ушли вернуть Елену.

Мне ли злобиться на участь,

если узница страдает,

если я обузой стану,

отдалю ей день свободы?

Вы предательством не сыты:

предали войну святую,

ее цели роковые.

В бесполезных годах, сечах

месть ослабла, месть не стала

даже памятью докучной,

совестливой жгучей мукой.

Нет ее в сердцах холодных.

Корифей

Филоктет один остался

в твердых мыслях неподвижен,

в море бедствий не колеблем,

верен клятвам непременным,

полон трепетной любовью.

Он – надежда, он – спасенье

пленнице Елене милой.

Филоктет

Я приду к тебе, Елена,

я расторгну узы плена,

я один – мне и награда,

неделима и бесспорна,

мне, Елена, твое тело,

твоя душенька нагая.

(Поднимается с места и начинает лихорадочно собирать вещи.)

Корифей

Нужен, нужен союзному войску

хоть один, кто цели войны,

обозначенные на наших знаменах,

воспринимает всерьез,

кто скучен и прав в своем геройстве,

ничего не понимает в мироустройстве,

в сваре нашей еще различает, кто черн, кто бел.

Так и надо, –

не все мы, значит, цель для его смертоносных стрел.

Хор (на разные голоса)

Что же он так глуп,

что ж поддался нам?

Обманули? Нет:

по своим делам

он спешит, войну

понимает как

личный долг, корысть –

он спешит на брак.

Ох, удачлив князь,

не ему пропасть:

беды все изжил,

и в остатке часть

лучшая. Когда

боги стелют путь

скатертью к честям, –

и не отдохнуть,

только успевай

подбирать, хватать.

Стоило за день

этакий страдать,

рвать зубами плоть,

проклинать богов:

вот – Елену взял,

вот – почти здоров.

Филоктет

Какой таится умысел? Меня

затребовали боги в жертву, ветра

иначе не давая кораблям?

А может, ты вербуешь сам себе

приспешников, с Атридами готовясь

за власть сцепиться? Может быть, Приаму

предался, обещал ему бойца

с оружием таким?..

Один Парис

мне в Илионе враг, а греков тыщи,

к тому ж Елена… Ладно, что гадать.

С открытыми глазами я иду

в твои ловушки: если через них

до цели ближе, то пусть так и будет.

Елена, я спешу к тебе. Путь близок.

Одиссей

Так едем, значит?

Филоктет

Едем.

Одиссей

Дело, дело.

(Начинает в нетерпении метаться по сцене.)

Собирай нехитрый скарб, на ветер

моря понадеявшись, успеем

мы к разделу славному с судьбою.

Одиссей да Филоктет, два друга,

завершат войну, возьмут победу.

СТАСИМ

Хор отбрасывает деревянные щиты. Теперь он представляет собой воинов из Мелибеи, родины Филоктета.

Хор

Острый всходит, белый бродит месяц в небе, льет в поля

свет холодный, свет бесплодный, – здравствуй, милая земля,

место сечи, место встречи с неприязненной судьбой!

Черной ночью мой хлопочет демон, близкий чуя бой.

Что-то снится, копошится, в сонных мыслях есть ли толк?

Кто мне скажет, где поляжет завтра утром греков полк?

Иль со славой в день расправы бодрый на стены взойдет,

против силы Фермопилы эти смертью изведет?

Весть урона с Марафона нам доставивший спешит

отдышаться, оправдаться в сбережении души.

Стонет горе, плещет море, омывает Саламин;

ростом страшен, в город втащен зверь – чреватый исполин.

Нет чужого, небылого – есть одна война, ее

век воюем, ног не чуем – всё случалось, всё свое.

Войны – волны, пеной полны, впереди девятый вал.

Мы и эти – все в ответе: те, кто выжил, те, кто пал.

Нашим детям (не успеть нам до конца) оставим – вот:

друг в наследство, враг в соседство – то, что внукам перейдет.

Корифей

Полно тут выть, ступайте-ка воевать.

Хор

Сиднем сидеть верней, чтоб изгнанного прождать.

Корифей

Вот я вас, ленивый, трусливый, плюгавый сброд.

Хор

Какие мы есть, всё – греков, ахеян простой народ.

Корифей

Увы нам, увы! Времена-то настали – дрянь:

трусость, своекорыстие, подлость, куда ни глянь.

Вот это, что ль, войско? Ветром колеблемы мысли их,

с головою зарылись в мелких делах своих.

Хор

Увы нам, увы! Мы, согнанные в войска,

чувствуем, как предсмертная давит души нам хмарь-тоска.

Что нашей стране за дело до дальних свар?

Зачем так скоро единственный свой ходовой товар –

нашу смерть – начинает тратить, кидает за полцены?

Да хватит ли нас стране до конца, на дела войны!

Корифей

Увы стране, где народец труслив, уныл,

а пора на войну – там, где строй стоял, след простыл.

Хор

Увы стране, где цели народа и цели ее

делит войны несытое лезвиё.

И что есть страна, когда это не мы?

Земля голая, что ли, реки, что ли, холмы,

зверье, что в лесах, или стены наших домов,

или стогны пустых, оставленных городов?

Мы – это Родина. Предатели наши волнуют мир, быт войной,

прикрывая цели выспренней болтовней.

Как будто есть что превыше народных прав,

суверенных и полных, а эти, их в грязь поправ,

за нежелание смерти нагло пеняют нам.

Корифей

Страна превыше народа, страна есть храм.

Хор

Страна – это вымысел, слово, если доводов нет иных

заставить молчать умных и умирать живых.

СТРОФА 1

Трусость моя, охрани меня

от худа, что суждено;

трусость моя, среди бела дня

подыми меня в полный рост,

к дому лицом, а к войне спиной.

Выбор – он вот, он прост:

или достанусь судьбе, войне,

или удастся мне.

АНТИСТРОФА 1

Опытность, ты охрани меня,

замедли мои пути

и кровь замедли, как будто чем

вязким ё окати, –

чтоб ни геройства, ни вот тебе

малый, разумный риск,

всё чтоб себе, ничего судьбе,

пуст чтоб ее был сыск.

Один из хоревтов

Ждем Филоктета. Нам ли в дело царское

мешаться, сброду? Если гонит кнут, свистит –

бегите в бой, а виснет кожа, льнет к земле –

толпой столпитесь робкой, ждите, медлите.

Нет дел подлей, чем жертва добровольная:

на что вам жизнь, чтобы ее отдать за зря?

Стой, где стоишь, народ, не делай зла, народ,

в бой не беги убить и умереть нейди.

ЭПИЗОДИЙ 4

На сцене появляются Филоктет с Одиссеем. Они идут по лагерю, Одиссей абсолютно равнодушен, Филоктет с любопытством поглядывает по сторонам.

Едва появился Филоктет, хоревты сгрудились в дальнем конце орхестры и закрыли лица руками.

Филоктет

Отвык от многолюдья, каждый звук мне, крик

тревожен. Как среди врагов иду, держу

на изготовке лук. А где войска мои –

с семи смоленых стругов рать сошедшая?

Одиссей

Попрятались от радости: вернул царя

им Рок, вернулся царь, с ним лук и сотни стрел.

Кому они – троянским ли защитникам

или своим предателям – достанутся?

Как угадать…

Пойди царя приветствовать, заискивать…

Пойди, слови отравленную, острую.

Филоктет

Какое ж в них предательство?

Одиссей

Ты думаешь,

собрались тайно под покровом ночи мы:

я, Агамемнон, Нестор, – чтоб коварный план

придумать, воплотить, тебя сжить со свету,

на Лемносе оставить? Нет, всё правильно

происходило. По закону. В точности

мы соблюли. Собрали сходку общую,

мы не забыли мелибеев – рать твою,

народ твой честный, в первый ряд их ставили:

пусть скажут те, кому бок о бок с раненым

жить, воевать, пусть крикнут соотечественники:

"Верните Филоктета, за него стоим,

за своего – и против блага общего

пойдем, раз надо, но своих не выдадим".

Пусть под их крик свершится правосудие,

пусть подтвердят, что нелицеприятен суд,

что справедлив…

Не получилось.

Филоктет

Почему?

Одиссей

Смолчали все…

Они стояли хмурые, печальные,

смирившиеся быстро. А когда считал

я голоса, брал камни, знаешь, сколько там

окатых, белых было? Вдвое меньше, чем

твоих бойцов.

Вот какова их преданность:

понасовали черных – может, и никто

не потянулся к белому.

Филоктет

И кто ж тогда

их положил?

Одиссей

Я, Агамемнон, Нестор, кто еще

осознавал решенье неизбежное,

но не хотел брать долю в общей подлости,

кто чист перед тобою.

Корифей сходит с орхестры и робко приближается к Филоктету.

Хор открывает лица.

Корифей

Мы угадали знаки, знаки светлые:

вернулся царь, заждались мы, нам в бедах год

за годом шел, нас, войско сиротеющее,

на штурм так гонят первыми, а на дележ

последними зовут. Кто скажет слово, кто

заступится? Нельзя народу без царя:

враги нас давят, сами себя рвем в куски.

Кто первый нас добьет – чужой ли, свой ли – кто?

СТРОФА 1

Окружены, отрезаны, всякий вооружен на нас,

враги с нами вдвое злее, а союзники вдвое враги,

тьма обстала – на вытянутую руку не видать ни зги,

делят наше как выморочное, всякий мимоидущий – на!

Распались связи – восставь, восстанови, примерно нас накажи,

народом нас сделай, в государство волей своею свяжи.

АНТИСТРОФА 1

Кто правых, виноватых разберет, кто рассудит нас, а? -

Друг на друга ножи мы точим, зла уже не таим.

Снаружи посмотришь – стадо, мирненькие стоим,

а внутри – раздрай, драка все на всех, убийства-а-а.

Распались связи – восставь, восстанови, примерно нас накажи,

народом нас сделай, в государство волей своею свяжи.

Хор (на разные голоса)

Прости нас,

если есть сирых за что прощать,

неразумную робкую тварь,

собранную тобой,

оставленную в час недобрый.

Без воли, ума, души

тело одно разлагается.

Народ без царя – мяс, масс

куча смердящая.

Зачем ты, царь, бросил нас,

в сети каверз попался зачем,

зачем кожу дал прободать змее?

Знал ведь, кто за тобой –

народ толпой.

Как же не остерегся?

Прими, царь-государь благой,

то, что осталось от нас после дел, лет войны.

Мы тебя предали, или ты предал нас –

считаться опасно, нет времени:

родина вся по швам.

Прими, государь,

подлый свой, злой народ,

выдь к нам,

прими, не держа никакой

памяти за душой.

Остальная толпа воинов заискивающе приближается к Филоктету. Филоктет простирает к ним руки.

Филоктет

Возвращены друг другу.

Корифей

Здесь народные

ты силы разбудил – мы так навалимся,

запоры, скрепы так снесем, толпой валИм,

ножами засапожными порежем рать

врагов, вот этих жалких, этих отданных

нам на забаву Роком. Филоктет пришел –

спасайся род Приамов, выговаривай

условия для сдачи: черный день тебе

настал – ищи спасенья в смерти – пал Парис –

и пала Троя.

Филоктет

Вместе пойдем, война

будет наша, довольно мы

вдалеке от славы, в тени

натерпелись: среди имен

громких кто помянёт, найдет

мелибейское племя? Сколь

пасынки были Клио!

Теперь-то не то, не так –

удачливы, злы, горды,

приветствуем наше время

наступившее, наступаем.

Рок за нас, и боги согласовали

усилия, нас поднимая к славе.

Все воевали, ждали бесславно –

победа да будет наша!

На сцене появляется Агамемнон и остальные греческие вожди.

Агамемнон

Филоктет, мы ждали, долго ждали

возвращения, мы торопили ветры

принести корабль целым. То, что Калхас

говорил про лук, пусть будет правдой.

Внимательно осматривает лук и даже прикасается к нему.

Филоктет

Выстрелю – взлетит стрела, окончит

всю войну проклятую. Гераклу

поддалась – был день – твердыня Трои,

его луку дастся этим летом.

Агамемнон

К нам пришел Филоктет, теперь мы полный,

без изъяна, народ. Священных, общих

сил сошлись направления в полете

легкой, черной стрелы – то вся Эллада,

лук приняв, снасть от первого героя

своего, напрягается и целит,

прямо в сердце стрела – мы все стреляли.

Все воины, держа в руках оружие, разворачиваются в сторону троянских стен.

Филоктет целится.

ЭКСОД

Корифей

Божий ветер над Азией летает,

забирает, вьет судьбы, буй-бродяга.

Все мы тронуты ветром – души выдул

наши прочь, мы бесстрашные остались.

Вознеси, ветер, нас к вершинам славы,

не оставь здесь лежать на скудной почве,

мы легки, ветер, донеси до высей,

через стены прокинь нас, наши стрелы.

ЭПОД

Победа – нам она вот, близка,

отстоит на полет стрелы,

победа строит, глядит в войска,

выравнивает углы.

Она решилась, она сейчас

выбрала кто кого,

волна ее превозносит нас,

топит собой врагов.

Мы правы в всяких своих делах,

раз им удача здесь,

и сил накатило, и липкий страх

из сердца вышел весь.

Мы правы строем, числом, мечом,

яростью – все на всех,

мы правы временем – увлечен

потоком без русла, вех

наш бег, и, значит, мы правы их

отбегом – шагом вспять,

военной хитростью правы – тих

маневр – им не устоять.

Хор

Как ни привыкли мы

в окопах сидеть, век ждать,

а время пришло

делать, и рука тверда,

зорок глаз,

на подвиги нога быстра,

ум умолкает,

глотка орет "ура".

Сколько ни бей, топчи

землю в атаках, а

вот они стены, створ

ворот – навалимся-а-а-а;

гол сукол, вдарь, сукол,

тяжестью раздроби

скрепы да вереи,

застенных их погуби.

Сколько ни лей клепсидр,

гномонов ни гвозди,

а времени для войны

совсем нет нам впереди.

А значит, в упор и в лоб

бить, побеждать пора,

завтра нам не до этого

будет – ори "ура"!

Вожди и хор бегут со сцены с оружием в руках.

Елена

Аргивская

2-ая трагедия.

Азия окрест легла; куда ни посмотришь – азийский

мертвый пейзаж за окном, азиатские всё перспективы.

Некуда, значит, отсюда ни сушей, ни морем: тяжолых

воздух не выдержит крыльев, и я не Дедал. Привыкаю

к мысли, что только в четвертой стихии возможно такое –

Азию бросить, чтоб, дымом легчайшим да едким взвиваясь,

к милой Элладе отправиться. Одолевает пространство

дым, забирается в комнаты, слезы из глаз, раздражает

ноздри. Что пишешь сквозь слезы? Ко мне? Подыши этим дымом.

Долгую участь кляну, оставаясь наградой и жертвой.

Старости не заслужила, морщин, седины – движусь бодро

от преступленья к предательству, далее к бедам различным;

перебираю людишек – кто глаже, кто гаже, кто ближе;

перебираю наряды – что ярче, дороже, теплее;

перебираю места, страны – где мне богаче, свободней;

перебираю судьбы варианты – и ни к одному не склоняюсь.

Кто мне сопутствовать сможет во всех упражнениях плоти,

духа, кто не постесняется быть молодым и влюбленным,

в бедах страны не участвовать, не замечать их, покинуть

родину в самый разгар их? Пускай там терзают друг друга,

пропадом пусть пропадают – нам чистое ложе готово.

Сроки означены – вот они. Всё ли войной забавляться

странам, народам: нам – пленом, им – властью над нами? Неволя,

воля свои исчерпали возможности, глохнут в далеких,

в близких последствиях. Скоро сметать, что остались, фигурки

будет Клио, никаких других средств не имея сквитаться

с нами со всеми, начала, концы свести, лишь бы хоть как-то

полупобеду – одним, другим – поражение полной

мерой.

Время теперь убыстряется, мы его токи сплошные

чувствуем всем естеством: голодаем едва от обеда

и холодаем едва от костра. Как с горы час сорвавшись,

падает весом своим, приминая, сгнетая событья.

Им – тем, кто смертные, – страшно, мы ж предвкушаем награду:

будет за краем войны нам прекрасное место для жизни.

Так поддавай жару, муза; мети, смерть, по войску чужому,

по своему; убывай, народ, счетом! Преграда меж нами –

тысячи тысяч живых, кому мертвыми лечь в деле ратном.

Мы ли причина их смерти? Нет, только зависим от смерти…

ПРОЛОГ

Кормилица

Десятый год в плену позорном маемся,

всё испытали: радости и горести.

Как принимали нас, стелили под ноги

пурпурные ковры, грузили золотом