Текст книги "Обыкновенные люди"

– Подумать только сижу рядом с ним, а теперь еще и тайну от него узнаю, я обязательно сохраню ее! – посмотрела на морковный портфель за кулисами. – Представляешь! – асфальт перед полынью уже начал плавиться.

Человек с голосом огляделся, точно проверяя, что вокруг нет никого лишнего, и, наконец, убедившись, что никто точно не сможет их подслушать, демонстративно наклонился к Жене, позвав ее указательно-музыкальным пальцем.

Женя, отвечая зову пальца, наклонилась в ответ, хотя и сама не понимала зачем. На ее ушах все равно наушники. «А какая разница!» – еще немного приблизилась тем ухом, которое было ближе.

Тот тоже немного подвинулся и, наконец, совсем тихо, едва шевеля губами, произнес:

– Нет никакого «музыкального посмертия».

– Что? – чуть в голос не озвучила Женя. – А как же…

– Тшш! – запретительный воздух в запретительный палец.

Женя виновато замолчала, показав, как невидимой молнией застегивает видимый рот.

– Я пою, потому что хочу петь.

– Правда? – шепотом спросила Женя, глядя в его карие глаза.

Тот кивнул.

– Разве может что-то остановить слово, которое хочет, чтобы его сказали? Даже Она, – он почесал подбородок. – Вот я и решил немного задержаться и продолжать шоу. Ведь пока я продолжаю петь, те, кто меня слушают, меня услышат, – усы добродушно улыбнулись. – Что же еще нужно музыканту?

– То есть вы можете уйти в любую минуту? – повеселев, спросила Женя.

– Да, некоторые так и поступили, – произнес мужичок в жакете.

Женя задумалась.

– Так это что получается, я ни в чем не виновата? Это не из-за меня вы все еще здесь?

– Неа, – покачал он головой. – Не из-за тебя. Я здесь не потому, что ты слушаешь мои песни, я здесь потому, что я хочу петь для тебя. Знаешь ли, есть большая разница между тем, чтобы петь из-за кого-то, и тем, чтобы петь для.

– Но тогда почему? Почему она мне сказала… – спросила Женя.

– Кто знает? – развел усами мужичок. – Возможно, она просто бесится, что еще остается кое-что, что ей не подвластно. Но только тшшш! Никому!

– Значит… я была права.

– Да, – улыбнулся мужичок. – Я всегда пел для людей по своей воле. Сама подумай, разве можно петь против? Какими бы тогда были мои песни? И что бы тогда чувствовала ты, слушая их? Нет, – усмехнулись усы. – Пение – не проклятие, пение – дар, который объединяет жизни. И еще, – вдруг, точно между прочим, добавил он, задумчиво подняв взгляд. – Никогда не молчи, когда кто-то хочет слушать. Людям порой нужны песни. Даже один голос может спасти жизнь. А если голос может спасти больше, то этот голос просто не может молчать. Так что помогай своим слушателям, даже если они далеко от тебя, хорошо? – подмигнул хозяин усов.

– Хорошо, – кивнула Женя.

– Ну, что же… – закончил он, глядя на ожидание магнитофонов. – Кажется, мне пора на плакат. Кажется, я еще кому-то нужен. Обо мне еще не забыли. И если мои слова еще помогают кому-то, я продолжу их петь. Столько сколько потребуется. Для всех. И для тебя. Знаешь, петь для людей – для меня это уже лучший рай из возможных! – улыбнулся сверкающий человек.

– Извините, – виновато произнесла Женя. – А можно я у вас одну пуговицу возьму, ну, на память.

Мужичок рассмеялся.

– Конечно! Выбирай любую и дергай. Мне не жалко.

Женя выбрала самую блестящую и с усилием вырвала её из мужичка.

– Знаешь, мне нравится петь для тебя, – вдруг произнес он. – Приятно петь для тех, кто слушает твои песни.

Когда в новых наушниках она дошла до перехода, в морковном мареве что-то сверкнуло, прямо по центру зебры, между порозовевших белых прямоугольников.

Остановившись на переходе, Женя наклонилась и увидела маленькую блестящую пуговицу.

Она аккуратно подняла ее и посмотрела – все так же блестит.

«Кажется, я начинаю понимать,

почему плавится асфальт».

Сомики

Кое-кто считает меня героем. У меня даже несколько раз пытались брать интервью. Конечно же, я сбегал. Каждый из тех 28 раз. Ведь я не герой и не смотрю телевизор.

Знаю-знаю, людям нужны герои и доказательства. И нужны телевизоры, что их создают. Но я ведь вовсе не причем. Герой – не более чем чье-то суждение. Необходимое объяснение, чтобы квалифицировать необъяснимое чудо. Я не хотел быть объяснением и не хотел объяснять, а потому мне оставалось только бежать без оглядки. Знаете, «герою» очень трудно убежать от своего «подвига».

Когда у меня спрашивают:

– Как вы узнали?

Я всегда отвечаю:

– Сомики помогли.

– Какие еще сомики? – спрашивают они.

– Вера, Надежда и Любовь, – отвечаю я.

Ведь людям нужны герои. А мне не нужны. Мне не нужны доказательства, чтобы верить в моих сомиков.

Той дождливой весной я обычно читал, ну, еще иногда спал. Телевизор хоть и стоял напротив дивана, но помалкивал, слушая капли. Той весной я решил: с меня, пожалуй, хватит прогнозов, и после недельной ломки я освободился, да так, что до сих пор не знаю о телевизионных объяснениях своего «подвига».

В ту странную пору все посамоизолировались, и я в этом смысле был как все. Не то чтобы я боялся какого-то там вируса, вовсе нет, просто я не хотел, чтобы меня самоизолировали насовсем. В этом смысле я тоже был как все.

Тогда же я и остался в квартире один на один с телевизором. Это получилось даже немного интимно. Он стоял в тени напротив, поддразнивая голым мерцающим животиком без пупка.

И какой же тот животик был соблазнительный. С ним у меня завязались серьезные и очень приятные отношения. То были отношения, в которых от меня ничего не требовалось. Разве что слушать его сладкие прогнозы. Все делал он, тот плоский животик напротив, мне даже двигаться не приходилось. Я только слушал и ничего не говорил. Телевизионный партнер освободил меня от необходимости вести предварительные беседы, сразу приступая к передаче генетической информации. Я даже обрадовался выпавшей мне телевизионной возможности: мне больше не было никакой нужды выходить во внешний мир, да и вообще ходить переставало быть нужно. Разве что в туалет – справлять нужду все равно приходилось. Однако за вычетом туалета мой внешний мир начинался и заканчивался, не выходя из дома, прямо на диване, точно диван был «альфа», а животик «омега». Я даже окошко зашторил, чтобы внешний мир снаружи не смог просочиться во внешний мир внутри.

– Да и кому вообще нужно окно, если есть прогноз погоды? – размышлял я. Не для того я купил себе телевизор, чтобы по облакам погоду предсказывать.

Так, в течение восьми занавешенных дней я не смотрел в окно, зато смотрел в прогнозы погоды и прогнозы валют. Мой большой палец правой руки щелкал каналы, как орехи, переходя прямо в них и подключаясь к информационному их ядру. На второй день палец стал не просто пальцем, но проводником во внешний мир, что подключился и передает данные. На третий день мой большой палец научился путешествовать в пространстве и мог оказаться где угодно, в любой точке внешнего мира – стоит только ударить по кнопке и подключиться к нужному ядру. Ходить ногами стало уже совсем ни к чему, теперь я ходил только большим пальцем. Я чувствовал, как этот самый большой палец соединяет меня и внешний мир: нагревается, когда говорят о горячем, охлаждается, когда говорят о холодном, даже поворачивается в нужном направлении, когда на экране что-нибудь поворачивалось. И вот на шестой день я стал замечать, что думаю словами из телевизора. Готов поспорить, что мог тогда процитировать наизусть цитату очередного эфирного героя. Это показалось мне довольно полезным личностным качеством. Я мог добавить в ход любого телефонного разговора немного эфира, поразив собеседника степенью осведомленности о происходящем за шторами.

– А знаешь ли ты… – важным голосом начинал я и далее следовал согласно расписанию передачи. Мог даже прогноз погоды передать, освобождая собеседника от необходимости смотреть в окно. Я безусловно был в курсе. И вводил в курс своих собеседников. Я был хвостом эфира; если человек пропускал глаза, он всегда мог рассчитывать на мой хвост.

На восьмой день я захотел немного прогуляться, но так и не отважился. Ждал прогноза погоды, а когда дождался, мне сообщили, что за окном однозначный дождь. Не выходя из дому, я доверил своей внешний мир животику. У меня не было оснований не доверять, поэтому мне оставалось только ждать, подключаясь к каналам своим большим пальцем.

Но знаете, даже из-за штор немного видно, любые шторы чуть-чуть, да просвечивают.

Мне все казалось, что, несмотря на телевизионный дождь, под шторкой немного ясно – те самые блуждающие пятнышки, точно пузырьки солнечного бульона, что протек под занавески.

Я уже подумывал приоткрыть шторку, чтобы посмотреть, что же там, за окном. Даже сравнить как-то захотелось, но я вовремя остановился. Я вспомнил, что внешний мир за окном передают из животика:

– В самом деле кому вообще нужны окна, когда есть прогноз погоды?

Девятый день

На девятый день передавали, что все будет солнечно. Я даже настроился на небольшую прогулку и надел самые солнечные носки. Сидел в носках и ждал обещанного телевизором солнца.

И все-же любые шторы чуть-чуть, да просвечивают. Вспоминая вчерашний бульон, я все ждал, когда шторы наполнятся светом, но они совсем не хотели светиться. Напротив, даже как-то потускнели. Я, конечно, доверял плоскому животику, но все же неожиданно для себя осмелился немного приоткрыть шторку и посмотреть в окно – а там пасмурно.

– Распогодится, – подумал тогда я. – Если сказали солнце – значит, солнце.

Однако солнце все равно как на зло не появлялось. Правда, меня это тогда мало волновало, меня больше волновал голый животик напротив. А потому я продолжал смотреть телевизор и в солнечных носках ждал свершения обещанного им прогноза.

В общем и целом, тем пасмурным днем все шло по плану. Я, следуя программе передач, ожидал, когда внешний мир за окном приведут в правильное телевизионное состояние. Однако, когда после очередной программы мне поступил звонок с неизвестного номера, и я ответил на него, что-то пошло не по плану. Я бы даже сказал, пошло куда подальше.

И дело даже не в том, что номер тот был очень странным и состоял только из повторяющихся выстроенных в ряд нулей, и даже не в том, что мне позвонил очередной мошенник. Нет, это как раз было весьма нормально и очень даже по плану.

Не по плану было другое: мне позвонил мошенник, но почему-то пошел не он, а я.

Сперва мошенник, как и следует в таких ситуациях, представился, потом сообщил какую-то стандартную информацию о том, что с моего номера поступила заявка на потребительский кредит, для аннулирования которой, естественно, необходимо сообщить мои личные данные. Словом, обычный вторник на самоизоляции. Я сидел, поглядывая на животик, и улыбался, выдумывая очередной изобретательный способ, как и куда послать мошенника, но когда мошенник, продолжая обрабатывать меня, попросил представиться, я сперва замешкался, а потом растерялся. Я, помня до запятой перед причастием текст диктора, забыл, кто я. Мошенник на линии в тот момент меня уже вовсе не беспокоил, скорее даже наоборот, наверное, это я забеспокоил его, потому что он сам сбросил вызов. Слишком долго и тупо я молчал. А я молчал, потому что забыл и почувствовал себя безымянным приемником, что помнит все, что передают, но ничего своего передать не может. Даже личных данных мошеннику передать не смог. Вместо этого вспоминал только геополитическую обстановку и вирус. Признаться, я даже испугался немного. Кто же я такой, если даже на роль жертвы не гожусь?

Я бы попросил мошенника немного подождать, пока я вспомню, но он не дождался. Разочаровал его, видно, вот он и не выдержал. Испортил ему рабочий день.

Не зная, как вернуть себя обратно, я прошел на кухню и открыл холодильник.

Выпил кефира против эфира. Помогло – я вернулся. И дата рождения, и имя, и фамилия, и даже что-то еще.

– Как же так вышло? – пытался я найти объяснение, но в итоге, так и не найдя его, назначил себе героя. Им стал кефир. – Наверное, кефир возвращает память, – решил я. – Это все содержащиеся в нем бифидобактерии. У меня, верно, была вспышка острого беспамятного дисбактериоза. Решил в тот день купить несколько кефиров на всякий случай.

Но тут застучало по подоконнику. И застучало так, что прозрачные пузырьки просочились на подоконник и поскакали ко мне навстречу маленькими прыжками, а те, кто не смог просочиться, заплакали по стеклу.

– Дождь? – удивился я, стоя в солнечных носках перед водопадом, которого не должно было быть. – Передавали же, что будет солнце. Почему же тогда идет дождь? – а капли бежали по стеклу, достигая подоконника и разбиваясь, одна отставала.

Я раздавил последнюю каплю большим пальцем и провел след. Мокрая. И впрямь. Надо же.

Та единственная капля заставила меня сомневаться. На моем пальце точно столкнулось два внешних мира: плачущий внешний мир за окном и солнечный внешний мир из прогноза погоды. А я стоял с мокрым пальцем и не знал кому верить: телевизору или собственному пальцу.

– Может, мне просто кажется, и дело во мне? Может, никакого дождя и нет?

Я протер палец, быстро собрался и вышел на улицу. Промок от несуществующего дождя до самых солнечных носков.

Лава

«Сколько же в мире мошенников? – задумался я тогда. – И сколько в мире их жертв? Интересно, отличаются ли у мошенников и их жертв прогнозы погоды? – почесал я в поисках намокшие от телевизионного солнца волосы. – Отличается ли их прогноз от моего? – пооткрывал все шторы и нащупал указательным пальцем большой. – Сухой у них сегодня большой палец или мокрый?»

«Да какая разница! – в конце концов, меня волновали не чужие пальцы, а только мой. – Что если я забыл что-то еще? Забыл и теперь уже не смогу вспомнить? Но если в случае с ФИО и датой рождения я точно знал, что забыл, и смог направить кефир по нужному следу, то в случае с тем другим даже кефир не поможет. Собаке нужен запах, чтобы найти след. А у меня и запаха-то нет. Как вспомнить то, что забыл, если ты не знаешь, что ты забыл? И не знаешь, забыл ли вовсе?»

А за окном дождь из одного мира продолжал стучать по асфальту из другого.

Интересно, может ли такое столкновение миров вызвать гибель Вселенной? Наверняка, – заключил я. – А если так, то каждая капля может стать последней.

Тогда-то в промокших солнечных носках и за кефиром я снова вспомнил вчерашний рассол под шторами.

– Вот и погулял… – я все пытался представить тот вчерашний внешний мир, который так ясно протек под мои занавески. – Из какого же мира тот рассол просочился? – забарахлил мой большой палец.

– Был ли вчера дождь? – запутавшись в Мирах, спросил я у сегодняшнего дождя.

Тот лишь еще больше пошел. Но мне почему-то показалось, что пошел я. В этот момент я поверил своему мокрому пальцу больше, чем чужому солнцу.

– Это что же получается… из-за чужого солнца я не погулял под своим? – призадумался я.

– Если все, что я буду узнавать о внешнем мире, будет поступать только из животика, когда же я тогда буду гулять? Сколько же солнечных дней я пропущу и сколько раз промокну. Тогда мой внешний мир перестанет быть моим, а станет совсем чьим-то – а мне, признаться, чужие миры даром не нужны, своего более чем хватает. И в своем-то полный бардак, куда уж мне до чужих-то? Даже если в них обещают солнце! – поэтому, заметив, как в мой дождливый внешний мир с солнечным прогнозом вторгается чужой, я вскочил с дивана и вырвал говорящую антенну прямо с мясом. После этого вторжение закончилось, и я вернулся на диван, но уже с книгой в руке.

С тех пор мое «я» не забывалось, столкновение миров прекратилось, а телевизор не говорил.

Кто-то, наверное, подумает, что следующие за этим события случились как раз поэтому. Право дело, кто же в наше время читает книги? Я знаю людей, которые считают книги самым скучным занятием из возможных и избегают книг, как дети – воображаемой лавы между диванами.

Но я их не осуждаю. Они ведь неспроста боятся заскучать. Они боятся вовсе не скуки, нет. Они по-прежнему избегают воображаемой лавы между диванами. Потому что воображаемая лава существует. Это бесспорный факт, о котором все знают. Да, пускай она существует только в воображении, но не каждый готов наступить в воображение. Так что скука – это лава для взрослых. Скучающий мозг создает то, что мозг телевизионный создать не может. Или не хочет. Да ему просто некогда. Остаться один на один с телевизором – это одно. Но остаться один на один с мозгом – то еще удовольствие. В 28 лет избегать лавы под ногами – такая же плохая примета, как черный кот, который перешел мне дорогу за неделю до разрыва моих телевизионных отношений. Это, кстати, были единственные отношения, когда бросил я.

Так или иначе, но читать мне внезапно понравилось. Как оказалось, читать тоже можно по-разному. В школе заставляли читать, и становилось скучно, в самоизоляции становилось скучно, и начинал читать.

Не многие знают, но в самоизоляции, как в хорошей корейской многопользовательской ролевой игре, есть уровни. Не многие знают, потому что немногие играли в хорошие корейские ролевые игры. Мне повезло. Я знал принцип. Так я и докачался до 4 уровня самоизоляции. 1 изолировал меня от вируса. 2 от новостей о вирусе. 3 от новостей совсем. На 4 уровне я вспомнил о том, что диван имеет запах. Странное открытие спустя столько лет.

Неужели книги возвращают нюх?

Помню, как с недоверием держал в руках книгу. Снизу за картонную обложку, направив вверх бумажным срезом к лицу. Нос уловил запах бумаги, и я, прислонившись в упор к тому срезу, принюхался. Вспомнился и застоявшийся запах вагона-ресторана перед самым закрытием в 23.00, и медицинский запах простыни больничной койки, когда в 23 года я лежал на ней в пульмонологическом отделении с подозрением на пневмонию, а оказалось, что с бронхитом. Что в первом, что во втором случае в моих руках была книга.

В общем, самоизолировался я на славу. И вот в таком состоянии, между книгой и диваном, я проводил весенние дни, иногда поглядывая на свое отражение в опустевшем экране телевизора, с которого я специально не протирал пыль. И чем пыльней становился телевизор, тем меньше в нем оставалось меня. А «я» единственное, что могло оторвать меня от книги. Ну еще может быть нежданный дождь.

А еще, когда замолчал телевизор, я начал прислушиваться, и прислушался настолько, что услышал их. Это случилось той ночью. Ночью, когда я впервые услышал русалок.

Ночной газ

– Да сколько можно? – никак не мог уснуть из-за трубных звуков, раздающихся откуда-то из санузла. Они гудели так, точно говорили, хотя по всем правилам не должны были говорить. – Они же трубы, в конце концов. О чем они могут разговаривать?

С каждой минутой ко мне приближалось утро, но отодвигался сон. Это как движение в разные стороны, вот только я оставался в диване по центру.

– Может, соседи моются? – подождал я немного, но соседи продолжали купаться.

– Да чем же они там, в конце концов, таким занимались, что целый час отмыться не могут? – закипел я, но даже стукнуть по батарее не решился. Нет, я беспомощно лежал и ждал, пока трубы, наконец, помоются, закончат болтать и лягут спать, если, конечно, эти трубы вообще спят. Судя по всему, говорить у них получалось лучше.

Я подождал еще 5 минут, потом 10, даже, наверное, все 15, но болтливые трубы продолжали говорить и никак не хотели проходить. Видно, трубам той ночью не спалось. Собственно, как и мне. Те трубы словно разговаривали с моим сном, убеждая его не спать.

Когда прошел еще час, я убедился, что соседи спят: потолок перестал вибрировать и теперь храпел. Значит, все-таки отмылись.

Оставалась только одна проблема – трубы.

Надо сказать, что я вовсе не из категории «мужик на все руки» (скорее, «мужик без всех рук») и в сантехнике ни в глаз ключом, поэтому ничем не мог помочь ни себе, ни капризным трубам. Бесполезности во мне всегда было много, но лишь тогда в полной мере я осознал, насколько бесполезность может быть громкой и как она может мешать спать. И все же я решил сходить – на всякий случай.

«Все равно спать не получается, может, хоть в туалете что-нибудь получится?» – подумал я.

И, встав с дивана, следуя на звук, пошел по коридору без света. Но чем ближе я подходил к санузлу, тем тише становились трубы и тем громче становились голоса. Довольно странные голоса. Точно у меня в туалете проходил неземной вебинар, участники которого общались на одном им ведомом наречии. Причем я ведь вовсе не против совещаний, однако обычно в моем туалете совещался только я, а теперь в моем туалете совещались другие.

Но делить свой туалет с другими я был совсем не готов.

Остановившись перед дверью, я задумался: «Что же может издавать такой звук?».

А то была абсолютно чудная журчащая поэзия, что звала меня за собой. Прямо в туалет. Тут надо сказать, что таким голосом в туалет меня раньше еще никто не звал. Если бы звали, я бы, вероятно, оттуда и не вышел. Примерно так в моем представлении разговаривали эльфы. Разве что эти эльфы немного побулькивали, точно говорили под водой.

Сначала моими героями были трубы, но теперь, послушав бурлящие слова, я начал сомневаться, что трубы способны объяснить такое. Я тут же лишил труб статуса героев. А вдруг это «что-то» на самом деле «кто-то»? И стоит ли в таком случае вообще туда заходить? «Кто-то» в твоем туалете – это плохая примета. Даже хуже, чем черный кот.

Словом, трубы определенно не справлялись. Нужен был новый герой!

– А что если… это утечка бытового газа? – пробовал объяснить я.

Я где-то слышал, что газ свистит, а еще может вызывать галлюцинации. Но в таком случае… мне следует идти не на голоса, а от них, эвакуируя себя из взрывоопасного помещения, – крутил я дверную ручку, вдавливая то ли себя в нее, то ли нее в себя. – Если это газ, то это все объясняет.

Так бытовой газ стал очередным моим героем.

Однако когда через щель в двери я увидел аквамариновое свечение, я отпрянул, но к своей чести не закричал. В другой ситуации я бы сходил в туалет, коль все равно стоял рядом, но в этой – решил не ходить и не открывать дверь. Голоса раздавались снизу, а значит, источником могли быть только ванная или унитаз. И, судя по всему, учитывая глубину звука, скорее всего, унитаз.

– Русалки! – квалифицировал происходящее я. – Ну, конечно же русалки! И как я сразу не догадался. Они же обитают там, где вода! А вода в трубах. То-то они из труб и разговаривают. Видно, и в канализации они тоже обитают. А я переживал! А это всего лишь обычные русалки, которым не спится. Наверное, и у русалок бывает бессонница.

Той ночью я так и не открыл дверь. «Какой же все-таки интересный сон, – подумал я и вернулся в диван, чтобы как следует доспать его (в отличие от русалок, мне спать хотелось). – Такой сон стоит того, чтобы поспать лишний часок». Так и уснул под пение из унитаза. На утро я все-таки не сдержался и сходил в него – русалки ведь уже молчали, точно их и нет.

Так моим новым героем стал сон.