Текст книги "Обыкновенные люди"

Космонавт

Но когда следующей ночью я вновь услышал туалетные голоса, я забеспокоился, а мой герой не смог уснуть.

– Русалки – это, конечно, хорошо, но почему они решили разговаривать именно из моего туалета?

Я, конечно, все понимаю. Я не так часто его мыл (скорее, даже редко) и, вероятно, заслужил критики в Разумных пределах. Но это же вовсе не значит, что я теперь каждую ночь должен выслушивать все то, что в нем накопилось, и все, что он, в этой связи, думает обо мне.

Но, судя по продолжительности претензий, думал туалет обо мне много и долго. Впрочем, теперь и он заставлял меня подумать о нём.

Так мы и думали друг о друге: я о туалете, а он обо мне.

– Обещаю, что буду мыть тебя чаще! Даже твой любимый «Доместос» куплю, только замолчи! – крикнул я болтливому туалету. – Ну, пожалуйста! – но туалет был ко мне беспощаден.

Поскольку на этот раз я был точно уверен в том, что не сплю: даже на удивление соседей выполнил 25 раз упражнение Jumping jack, чтобы растрясти сон и лимфу, я решил посмотреть на источник этого ночного выступления.

Из-под двери уборной по-прежнему светилось аквамарином, точно из-под тюнингованной японской машины. Но кто же тогда управлял этой неоновой Toyotой? А главное, почему она припарковалась в моем туалете?

Сперва, как следует в таких ситуациях, я постучал, точно ожидая от туалета разрешения войти. В конце концов, невежливо вот так сразу ворваться в комнату посреди чужого разговора. Постучался я нарочито громко, чтобы даже из трубы меня было слышно, но русалок это, кажется, совсем не смутило. Они как ни в чем не бывало болтали на свои хвостатые темы.

Я постучался еще раз – на всякий случай, вдруг русалки из трубы не расслышали. Но те не реагировали: либо они были так сильно увлечены общением, либо у них какие-то проблемы со слухом.

На самом деле я чувствовал себя крайне странно, словно гость, стучась в собственный же туалет и стыдливо ожидая от «хозяина» согласия. Еще немного подождав и убедившись, что приглашения не дождусь, я решил зайти без спроса.

– Ну, тогда я захожу, – сказал я русалкам, и открыл дверь в космический корабль.

Ладно. Никакой это был не корабль. Это был всего-навсего мой туалет два на два метра с туалетной бумагой да шторкой над ванной, но чудной аквамариновый цвет, что проникал в него из говорящего унитаза, окрасил кафельные стены в цвет светящейся каюты из фантастических фильмов восьмидесятых.

Знаете, я вовсе не против фантастики. Более того, фантастику я всегда любил, но не думал, что встречу фантастику в своем туалете. Я посмотрел в источник свечения и почувствовал себя настоящим астронавтом. Я словно смотрел не в унитаз, а в глубокий космос через маленький круглый иллюминатор.

А еще я отчетливо их слышал. Русалок, что докладывали снизу. Они говорили со мной, меняя интонацию, словно пытаясь адаптироваться и облегчить мне понимание своего туалетного языка. Но понятнее от этого не становилось. Поэтому я закрыл унитаз душкой – создал языковой барьер – и сел на него.

Далекий Космос оказался немного ближе, чем я думал. Я никогда не мечтал стать космонавтом, но совершенно внезапно взял и стал (ну, или, точнее, сел). И, склонившись над своим музыкальным троном, я слушал. Я как-то ходил на оперу, но унитаз определенно звучал получше. Чистый голос, что не фальшивил и, несмотря на незнакомый мне говор, казался по-своему честным в своей откровенной невинности.

Надо сказать, что из-под меня еще никогда не пели. Такое – и прямо оттуда? Не может быть, но было. Кто бы мог подумать, что это неприятное место способно так говорить. Почти как человек, только чудной немного. Чтобы не нарушать этот разговор, даже решил не перебивать. Решил перетерпеть. Сидя на унитазе, я искал объяснения. Мне был нужен новый герой. И меня можно понять, у меня унитаз разговаривал.

Тут, как часто случается, когда сидишь на унитазе (даже обычном, не русалочьем), меня осенило. Я решил проверить себя на адекватность, с одной стороны, и получить доказательство русалок, с другой. Вскочив с палубы, я помчался в комнату за телефоном и, схватив его, включил видеокамеру. Побежал обратно, предвкушая, как буду потом показывать всем знакомым и незнакомым свой космический корабль, но на мое удивление водный разговор тут же прекратился, как и космический корабль. Улетел.

– Скромные какие, – прошипел я. – Как мешать мне спать, так нестыдно, а как на камеру, так сразу мы не такие… Ладно-ладно, только попробуйте еще раз заговорить, тут же вас засниму! Докажу, что вы есть! – оскалился я.

Но доказать никак не получалось. Точно они и были, и не были. В течение следующих трех ночей русалки прилетали на своем космическом корабле и говорили то ли о своем, то ли о моем, но каждый раз, стоило только коснуться телефона, как русалки растворялись вместе со своим неоновым транспортом, оставляя только туалет два на два метра да шторку на кольцах. Так мы и жили. Они пели в трубах, я пил для того, чтобы в трубу.

Иногда я мог уснуть под их бурлящий язык, а иногда вместо сна меня наполняло чувство тягучей тревоги. Словно я неподходящий по объему кувшин, в который, несмотря на малый размер, все равно пытался залить всего себя, но переливался через край, напоминая себе о принципиальной невозможности поместиться внутри. Тогда мне начинало чудиться, что я тороплюсь и опаздываю куда-то, точно я потерял что-то очень важное, а потому не могу поместиться в том кувшине, как бы я ни пытался заполнить себя в него.

– Но что же я потерял? И куда же я спешу? Не туда же, – смотрел я в иллюминатор унитаза. – Вы меня извините, конечно, но я туда не полезу! – сказал я сверху вниз русалкам и в очередной раз закрыл крышку языкового барьера, а те продолжали говорить со мной.

– Язык бы сначала выучили, прежде чем в чужой туалет лезть, – сказал я через крышку – Очень красиво, конечно, но ничего непонятно.

Всю ночь трубы о чем-то переговаривались. Даже начал различать некоторые их слова. Например «буль» – это значит «иди спать». И «гугл-переводчик» не поможет – стоит только коснуться телефона, как русалки исчезают, оставляя меня один на один с пустым унитазом.

Я даже помыл тряпкой пол. Как-то невежливо встречать гостей в таком туалете.

Николай

Следующей ночью я пригласил в гости друга по имени Николай.

Хотел доказать и себе, и Николаю действительность русалочьего присутствия.

Я по своей еще телевизионной привычке ввел его в курс дела: рассказал ему о причудливом явлении, которое посещает мой туалет, но никак не дается для фиксации. Николай мне, конечно же, не поверил, но, видно, он и сам был не против нарушить самоизоляцию и прийти выпить чего-нибудь изолирующего от скуки и лавы между диванами.

Мы встретились в 22 часа и проследовали в зал, где уже три недели как молчал телевизор. Николай протер большим пальцем по его животику, оставляя зеркальный след, а я крикнул ему:

– Не трогай!

Он удивился:

– Почему?

– Тогда видно станет, – ответил я.

Николай пожал плечами, в конце концов, он пришел ко мне не ради животика, а совсем по другой причине, которую он как раз со вкусным щелчком открыл и залил в себя.

– Знаешь… – Николай взглянул в пыльный животик, точно все еще видел в нем передающую картинку. – Там говорят… жуткие вещи происходят в нашем городе, – он испепелял прищурившимися глазами образовывавшуюся полосочку, напоминающую горизонтальный след от резинки трусов на коже.

– Что-то про русалок? – спросил я.

– Да нет… говорят…

– Тогда не надо. Не хочу знать, – отрезал я Николая и попку у огурца.

– Ну, как знаешь… – обреченно произнес Николай, который тоже хотел ввести меня в курс, но оставил его при себе.

Мы сидели за маленьким столиком, который я специально для этой цели перенес из кухни. На нем мы накрыли поляну: Николай притащил рыбные консервы, вяленую рыбу и огурцы с вчерашним хлебом. Я же принес себя. И, когда мы выпивали, сидя в зале ночью за маленьким столом, мне даже подумалось, что скоро придет Снегурочка поздравлять нас с Новым годом. Потому что только на Новый год этот столик перемещался в зал, подобно Деду Морозу из кладовки. Но, несмотря на новогоднее настроение, я был собран: мой телефон был наготове, словно дикая рысь, ждал возможности схватить русалку за хвост своей камерой в пять мегапиксей.

– А твои… ну эти русалки… они хоть красивые? – спросил он меня.

– Не знаю… я их еще не видел, – ответил я, вслушиваясь в тишину коридора.

– То есть… могут быть и не красивые… – словно огорчившись, произнес Николай.

– Вполне… – развел руками я.

Николай помолчал, помолчал да, наконец, произнес:

– Надеюсь, что все-таки красивые будут…

Я согласился и съел огурец, который почему-то немного горчил.

– А я… это… – начал было Николай. – Я вообще-то с собой… ну удочку принес.

– Удочку? – удивился я.

– Ну… в подъезде оставил. Подумал… мало ли… вдруг ты влюбился в русалку и теперь перешел на ее сторону… Ну как… герой какого-то там фильма. А русалки… видно, мясом человеческим питаются… поэтому ты меня и пригласил, да?

– Да никакой я не герой, – отрезал я. – Давай тащи свою удочку!

Николай встал и, протерев губы, поплелся к выходу из квартиры. Вернулся уже с длинной удочкой и прикормкой.

– Как думаешь, а русалка на червя ловится?

Я, глядя, как это существо извивается над моим столом с огурцами, и правда было решил ловить русалку на самого Николая, но сдержался.

– Не знаю… только убери эту гадость подальше от еды.

Николай хмуро кивнул и, оставив банку с тремя червями возле ботинок, вернулся за стол.

– Ну так что… – выпил он еще баночку. – Ловить-то будем или уже… ну все, передумал?

– Ничего я не передумал, – ответил я. – Бери свою удочку – пойдем на русалок!

Николай взял удочку, потом отпустил, побежал в зал за новой баночкой и только потом, вернув в руку удочку, последовал по коридору за мной. Я лишь сейчас заметил, что Николай был одет в камуфляжную форму – до полного комплекта ему не хватало только сетки от комаров.

– Показывай, – сказал Николай.

Я показал ему унитаз.

– Оттуда говорят, значит? – спросил Николай.

– Да, – кивнул я. – Оттуда.

– Ну, тогда с богом, – сказал Николай и закинул удочку в унитаз.

– Ага, с ним, – подтвердил я.

Надо сказать, что удочка едва поместилась, поэтому ее ножку мы расположили снаружи туалета в коридоре. Бедный же червяк, который не ожидал утонуть так бесславно, наверное, надеялся, что в следующей жизни за муки этой, он переродиться человеком – возможно, даже Николаем.

А Николай нынешний, сев на рыбацком раздвижном стульчике (да, он и его с собой притащил), внимательно всматривался в унитаз, точно в речку. Его не моргающие глаза, как бинокль, устремились на стульчак, непрерывно контролируя его, и переставали следить за унитазом лишь в те секунды, когда Николай подносил к губам банку, чтобы сделать глоток. Я же сидел в ванной, затаив дыхание, чтобы не нарушить эту внимательную тишину. Мне даже показалось, что я слышу, как тихо шуршат камыши, а на лоб Николая уселась жирная муха. Все-таки зря он не взял с собой ту сетку для головы! Сейчас бы она ему пригодилась. А так он нахмурился да, прицелившись куда-то вверх, точно сквозь череп смотрел на лоб, в то самое место, куда приземлилась муха, попытался сдуть ее выпущенным фонтаном легочного воздуха с консервами.

Муха тут же взлетела и пересела на лоб мне. Я повторил трюк Николая и сдул муху, которая переместилась на тюбик от зубной пасты и с недоумением уставилась на червяка в унитазе. Больше она меня не беспокоила, тоже как-то призадумалась, наблюдая за покачиванием удочки. В этом смысле муха, я и Николай были в одной тарелке – жаль только, что не в космической. Русалки-то не появлялись.

Леска аккуратно подергивалась в такт задумчивому шороху камышей, лишь иногда задевая рулон с туалетной бумагой. Я же почувствовал укус комара и захотел что-то сказать Николаю, но стоило мне только попробовать открыть рот, как Николай, точно он видел меня ушами, покачал головой – не надо, спугнешь!

Николай был настолько сосредоточен на моем унитазе, что мне даже неловко стало, и я просто не посмел нарушить это немое напряжение. Эту глубокую концентрацию.

Признаться, оглядываясь назад, происходящее таинство могло показаться кому-то очень странным и нелепым. И, по мнению абсолютного большинства людей, за исключением, разве что Николая, совершаемые нами действия невозможно было совершать с серьезным видом, без улыбки, а также без последующего вызова психиатрического рыбнадзора. Однако, окажись вы там (на нашем месте), вы бы поняли, насколько серьезной может оказаться рыбалка в туалете, когда сам воздух, кажется, состоит из молекул сжатой внимательности. Происходящее настолько вовлекло меня в неведомый мне ранее азарт, точно та леска, на которой утонул будущий Николай, была сплетена из моего нерва. Весь туалет натянулся вместе со мной той единственной струной и вот-вот готовился порвался.

– Интересно, что будет когда порвется туалет? – задумался я, но меня от этих мыслей отвлек сотрудник рыбнадзора.

– Что тут у нас? – полицейским голосом произнес он. – Поглядим… рыбалка в не отведенном месте? Тут на целый год, ребята, – усмехнулся он.

– Ну вот… попались, – оценив обстановку, я скрылся за шторкой в ромашку.

– Не клюет – когда закончилось пиво, разочарованно произнес Николай, нарушив тишину камышей и шторки в ванной.

– Пожалуй… – признал я.

– Ладно… – вздохнул он, расслабив нервную леску и вернув в санузел возможность дышать. – Я тут удочку до утра оставлю, а сам лягу на кухне, идет?

– Конечно, – не задумываясь, ответил я, медленно вылезая из ванной, стараясь не задеть удочку. Несмотря на то, что рыбалка получилась неудачной, никто еще не отменял возможности русалочьего разговора посреди ночи – возьмут и заговорят.

Николай достал старенький спальный мешок и улегся головой к холодильнику.

– Как думаешь, может, просто русалки на червей не идут?

– Кто знает… – ответил я, вспомнив, как Николай держал то бедное извивающееся существо над моим столом, точно скормить мне хотел. – Я бы на их месте тоже на червей не клюнул.

– Да… наверное… – задумчиво произнес Николай. – В следующий раз на человеческую еду надо будет попробовать, – и тут же вырубился.

Мастер по ремонту труб
и новый герой

По утру, когда Николай, собрав удочку и складной стульчик, угрюмо поплелся домой, так и не поймав ни одной (даже некрасивой) русалки, я задумался.

– Ерунда какая-то. Почему стоит только попытаться доказать их, как они тут же исчезают? Словно их и нет. Вот же облом, – я закусил облом вчерашним огурцом. – Никто же не поверит в них, если я их не докажу. И должен ли я сам верить в них без всяких на то доказательств? Вполне вероятно, что есть логическое объяснение, – решил я побриться и порезался бритвой Оккама.

Оставшись без героев, я решил поискать Мастера. Так сказать, научным методом исследовать это странное явление.

Вызвал мастера Василия, естественно, в дневное время (в ночное время встречаться в моем туалете он все равно бы отказался).

Василий сказал, что трубы в порядке, как и унитаз.

– Единственные трубы, которые у вас не в порядке, те, что у вас в голове, – заключил мастер.

Я бы с ним не согласился, да только подумал и решил, что банальное сумасшествие тоже сгодится на роль героя. В конце концов, психическое расстройство более чем объясняет и то, что происходит со мной, и то, что происходило с Николаем прошлой ночью. Оно вообще объясняет, что угодно, даже то, что нельзя объяснить, но что требует объяснения. Наверное, поэтому в среде героев безумие занимает почетное первое место.

Никто не верит в то, чего не видят другие. Зато дурдом наоборот увидеть совсем не сложно. Значит ли это, что для того, чтобы поверить нужен диагноз? И если другие не видят то, что вижу я – кому же мне верить? Себе с диагнозом или им без?

Впрочем, наличие героя не освобождало меня от ночных разговоров туалетных русалок. Когда ночью у меня закончились огурцы, а русалки заговорили, я уже не пытался их доказать. Просто встал и пошел слушать их инопланетную речь в аквамариновом космическом корабле. Иногда, впрочем, в их разговоры вмешивались и более объяснимые коммунальные трубы, однако эти трубы звучали словно по заказу, как органное сопровождение рассказываемой подводной истории. Довольно красивой, надо сказать.

Я опять сидел прямо на концерте. Буквально сидел на нем, закрываясь от них крышкой. Даже как-то грубо получалось. Они поют, а я прижимаю задом языковой барьер и ничего не понимаю.

– Не по-человечески это как-то, – я вдруг почувствовал себя настоящей задницей и встал со входа в их туалетный мир, – даже к русалкам это как-то не по-человечески.

Они же тоже говорят, а значит, тоже немного люди. Даром, что с хвостами.

Вот и получилось, что я не мог ни понять, ни объяснить, ни доказать русалок, но уже не мог не замечать их. И, тем более, не мог продолжать сидеть на них только лишь потому, что мой мир расположен немного выше по трубе.

Я вышел из их дома в свой – не хотел доставлять русалкам еще больше неудобств. Им и так не повезло с положением и соседом сверху. Не хотел до тех пор, пока опять не накопилось.

Когда в очередной раз приспичило, я вернулся в космический туалет. Открыв защитное забрало, увидел белое лицо с открытым ртом. Лицо было явно недовольно текучим положением вещей. Раньше бы я, не задумываясь, наплевал на лицо, да и не только наплевал, если честно. Но вспомнив, что там живут хвостатые люди, я передумал и завис надо ртом с русалками. Они говорили со мной, и их речь состояла из морских волн, от одного звука которых пахло солью.

– Нет, – застегнул я ширинку и побежал в биотуалет на улице.

Они не заслуживают такого, хоть и живут в туалете. Так красиво говорят, пускай даже совсем непонятно. Но если я не понимаю их язык, это же еще не значит, что я могу относится к ним как к рыбам и, не замечая голосов, гадить на них.

Когда полегчало, вернулся домой.

– Ну что, довольны? Я не стал.

Хлеб

Ночью не спалось.

– Может, они просто есть хотят? – в самом деле, когда голодный и на тебя всякое льётся, еще и не так петь начнёшь.

Открыв языковой барьер, я кидал хлеб в унитаз.

– Не бойтесь, сегодня я без удочки. И без Николая. Не буду я вас ловить, плавайте на здоровье в своем водоеме, – хлеб исчезал в открытом смыве, но всплывал, а я залипал на кафельную плитку. В свете русалочьего аквамарина она по-прежнему напоминала мне обшивку космического корабля. – Вот только куда я на нем лечу? – посмотрел я в отверстие, откуда все началось. – Что же вы от меня хотите? Хотите, чтобы я к Вам?

Булькающая интонация изменилась, точно начала захлебываться.

– И как же мне? Вы там, я здесь. Как же я к вам Туда? – надо сказать, слово «туда» получилось у меня совсем плохо, точно каждая его буква воняет (такое слово сначала нюхаешь, а только потом слышишь).

Русалки, кажется, услышали запах, обиделись и, прямо как-то пенясь, что-то проворчали на своем подводно-эльфийском. Тогда же у меня внезапно, как это часто бывает в таких местах, всплыл хлеб и вместе с ним вопрос:

– Русалки, слушайте, а как вам там вообще живется-то подо мной?

Те продолжили журчать, торопить меня и светить аквамарином.

И, хотя они не ответили мне, я вдруг все понял. Это вышло совершенно случайно, так же случайно, как всплыл неприятный набухший кусочек хлеба. Когда он всплыл, я представил себя унитазом и тогда всё понял.

После всего того, что я делал в него, я бы тоже не хотел отвечать на этот вопрос. Я бы тоже недовольно высказывался в своем унитазе по ночам, но не признавал бы перед другими своего унитазного положения.

«Наверное, я для русалок прямо как телевизор, – всплыло у меня вместе с тем кусочком. – Они от меня только принимают».

От этой мысли мне стало неловко, но не так неловко, как от следующей, от которой мне стало еще и стыдно: и что же тогда я им передаю? Какой же тогда внешний мир представляют туалетные русалки, если все, что оттуда поступает, это…

А, впрочем, я увлёкся. Увлекся, но признал унитаз. И живущих там русалок.

Надо ли говорить, что транслировал я теперь только в биотуалет на улице. Тот хотя бы не говорил. На говорящих я больше не мог. Я ведь и сам немного говорящий. Не хотел бы я, чтобы на меня так же.

Так я посмотрел на унитаз по-другому, открыл крышку и больше не закрывал.

Больше никаких барьеров, никаких задниц, никакого телевизора.

Вера, Надежда и Любовь

Я подумал: «Наверное, это знак – нужно завести рыбок».

Журчание-вода-русалки-рыбки – все просто и логично.

Кроме того, мне были нужны переводчики. Если я не понимаю русалок, быть может, их поймут свои, ну, те, что с хвостами? Так и решил.

Купил по объявлению подержанный аквариум. Продавец, женщина, которая сама больше походила на кикимору, чем на человека, клялась, что аквариум хоть и староват, зато фильтр в нем исключительно новый.

Долго не мог определиться с породой рыб (ну или как там у рыб называется это деление на дорогих и не очень). Карманы-то у меня были всего за 800 рублей, поэтому и рыбок решил взять соответствующих. Так сказать, по туалетному статусу.

Впервые в жизни пришел в зоомагазин, который встретил меня запахами. Если бы не книги, наверное, бы не встретил. В этом причудливом месте все так причудливо двигалось, даже продавец – опытная женщина в больших очках и с большим лбом, на который словно изнутри давил думающий о животных мозг. Порекомендовала мне сомиков.

– Даже вы справитесь, – сказала она, имея в виду мои морально-деловые качества и, вероятно, внешний вид.

– Спасибо, – сказал я ей, имея в виду, что я проглотил ее слова, как русалки то, что поступает к ним сверху.

Так и купил себе 3 сомиков – обещали, что живучие.

Напоследок спросил у женщины с мозгом, едят ли русалки сомов? Та не ответила, лишь покрутила глазами, как хамелеон.

Так и думал, что люди в зоомагазинах не работают.

На выходе случайно посмотрел на беззаботных пушистых кроликов и задумался: почему я купил не милого кролика, а нескольких сомов, которых и погладить-то толком нельзя? Расстроился и пошел восвояси.

Но спустя минуту я уже настроился и шел, радуясь покупке. Сомики смотрели на закат, который плавал вместе с ними, разве что только с обратной стороны пакета.

Смотрел на живую покупку и испытывал странное чувство: и гордость, и отвращение. Наверное, такое чувство испытывают, когда торгуют людьми – странно покупать что-то, что смотрит и дышит, может, даже нюхает. Что если кто-нибудь когда-нибудь также купит меня? Жутко удивительные мысли приходили мне в голову, но зато сомики, кажется, были в полном восторге. С любопытством они шевелили усами – впервые они выбрались из своего зоомагазина. Впервые увидели красную икринку в небе.

«Наверное, так они представляли своего бога, – подумал я и тоже посмотрел на икринку, – Бога Всех Сомов».

– Благослови их, пожалуйста. Они ведь идут ко мне домой – а это дорога в один конец. По себе знаю. Обратной уже не будет. Разве что к русалкам из канализации. В этом смысле женщина с большим мозгом не ошиблась относительно моих морально-деловых качеств. Еще бы – такой мозг ошибаться не может.

– Как же их назвать? – посмотрел я на трех маленьких усачей. – Точно! Вера, Надежда и Любовь – хоть где-то они у меня будут.

– Вот! – сказал я аквамариновым русалкам. – Они из ваших. С хвостом. Объясните Им, что надо от меня, – сказал и ушел. Сходил в биотуает и вернулся. Теперь мне предстояло подкармливать не только русалок, но и еще и рыбок.

А Сомики тем временем освоились. И Вера, и Надежда, и даже Любовь. Все трое поселились в моем доме. Я наблюдал за их ленивым делом, почти незаметным присутствием и редким, но обыкновенным движением. Они то терялись в водорослях, то снова находились, шевеля усами. В этом своем состоянии казались настолько неотъемлемыми, точно всегда плавали где-то рядом, шевеля усами, даже тогда, когда еще и не было никакого аквариума. Глядя на эти живые усы, я решил, что сомики ничуть не хуже кроликов. Кролики пушистые и мягкие, спору нет. А сомиков нельзя погладить, что тоже бесспорно. Зато эти сомики со мной. А это лучше, чем любой кролик в зоомагазине.

Перед сном я сперва покормил русалок хлебом, а потом покормил и сомиков.

– Вы не бойтесь, – сказал я им, посмотрев в сторону туалета. – Они не кусаются и вас не сожрут. Меня же за неделю ещё не сожрали, – потрогал я себя, словно засомневавшись – все на месте, даже больше стало. – Значит, не сожрали.

Сомики облегченно пошевелили усами и одна прилипла к листу. Наверное, это Вера.

«Спать легла, – подумал я. – Интересно, что снится сомикам? Неужели бог-икринка? А что снится русалкам? А, точно, они же не спят, болтают только».

Лег на замшевый диван.

– Всем спокойной ночи! – крикнул я на всю квартиру. – Спокойной ночи, сомики! Спокойной ночи, русалки!