Текст книги "Поймать молнию"

Из коридора второго этажа выскочили двое бойцов, увидели гвардейцев, но ничего не успели сделать. Одного успокоил точным выстрелом Стрельцов, другого снял Шторм. Перескочив через убитых, они первыми ворвались в коридор.

Дамир выхватил шпагу и теперь раздавал удары направо и налево. Бандиты лезли из всех углов и щелей. Их была тьма-тьмущая. Похоже, Монах отменил сегодня все рабочие мероприятия, чтобы провести корпоративное гульбище. Или его кто-то предупредил об операции. Такой вариант тоже со счетов скидывать нельзя.

Дверь справа распахнулась, и показалось недовольное щетинистое лицо бандита. Дамир не глядя ткнул в него шпагой, выдернул, тут же отклонился в сторону и парировал удар с другой стороны. Он напряг левую руку, и с запястья сорвался луч, который ударил в противника, оставив в нем тлеющую дыру.

В дело включились остальные гвардейцы. Застучали короткие выстрелы. Ребята зачищали комнаты.

Порох их явно за такую операцию по головке не погладит. Скоро здесь будет вся Наковальня. Бандиты слетятся на выстрелы, словно мухи на навоз. Главное – успеть до их появления выполнить миссию.

Дамир первым влетел в кабинет Монаха. Шторм задержался, двое бандитов преградили ему дорогу, и теперь из коридора слышался лязг стали.

В кабинете Дамир Монаха не застал, но зато увидел знакомое лицо. Корбут, один из приближенных Монаха. Однажды он попытался испортить им вечер в «Гнезде глухаря», после чего их выслали на Соты.

Корбут возился в стенном сейфе. Когда же дверь распахнулась, он вынырнул из него и тут же открыл огонь из пистолета. Дамир уклонился в сторону, нырнул за богатое резное кресло, от которого во все стороны полетели щепки, отшвырнул в сторону шпагу и вылетел с другой стороны, паля с двух рук из пистолетов.

В считаные секунды Корбут оказался нашпигован пулями. Он пошатнулся, выронил пистолет и рухнул на письменный стол, заливая его кровью.

Дамир убрал пистолеты в кобуры, поднял шпагу и пристроил ее в ножны, после чего обогнул стол и заглянул в сейф. Ничего интересного он там не увидел. Только пачки денег, которые, видимо, и пытался эвакуировать Корбут. За что и поплатился.

В кабинет ворвался Шторм, окинул быстрым взглядом обстановку и заявил:

– Зачищаем этаж. Снегов, кажется, взял Монаха.

На зачистку второго этажа ушло семь минут. В результате все бандиты были либо убиты, либо выведены из строя. Гвардейцы вышли из этого сражения без потерь. Только Фросту оцарапали щеку, а Горе шальной пулей оторвало мочку уха.

На третьем этаже показались гвардейцы. Они спускались с чувством выполненного долга, ведя Монаха с заведенными за спину руками под внимательным присмотром Скорохвата. Тот время от времени пихал его в спину и рычал:

– Пошевеливайся, давай, черная твоя душа!

– Хват, не покалечь товар, – не смог сдержаться Шторм.

– Да будь моя воля, я бы его дальше этой стенки не пустил. Ты прикинь, мы его в спальне застукали. Он там с малышкой развлекался, так девчонке на вид лет шестнадцать. Пошевеливайся давай, тухлая твоя задница.

Скорохват пнул Монаха, и тот покорно перепрыгнул через ступеньку.

Наверху показался Снегов:

– Я вызвал группу эвакуации. Будут минут через пятнадцать. Компы все целы. Информаторий в сохранности. Так что нашим спецам есть где покопаться.

– Осталось только эти пятнадцать минут выстоять. Скоро здесь будет вся Наковальня. Какого хрена так шумно! Опять Хват кому-то ногу отдавил? Зачем палить начали? – спросил Шторм.

– Не заметили одного коротышку. Он в комнате терся, нас увидел, вот и поднял шум, – ответил Скорохват. – Так что пришлось организовывать штурм по всем правилам.

Дамир вытер пот с лица, он и не заметил, как вспотел. Операция вымотала его, забрала последние силы, хорошо хоть, успешно прошла. Можно на время выдохнуть.

Он повернулся, хотел сесть на ступеньку и тут увидел искаженное злобой знакомое лицо, вынырнувшее снизу. Он уже видел его однажды, и эта встреча оставила тяжелый отпечаток. Его звали Ворон, и это он пристрелил дядиного друга Олега Маратова. Теперь этот Ворон появился снова. Он вскинул руку с автоматом, намереваясь положить гвардейцев и Монаха. Не исключено, что у него был такой приказ – в случае захвата не жалеть никого. Монах слишком ценная рыба, чтобы им с кем-то делиться. К тому же у Монаха есть свой шеф – Свирель, и ему явно не понравится, если Монах начнет с кем-то обсуждать сверхсекретную информацию.

Дамир метнул нож. Дядины уроки не прошли даром. Сколько раз он таскал его с собой на охоту и обучал метать ножи и топоры. Теперь тело само вспомнило навык. Ворон еще только поднимал дуло автомата, а нож уже вонзился ему в глаз.

Глава 8
Борьба за власть

Игнац Пастораль нервно расхаживал по кабинету. Он пробовал взять себя в руки, но получалось плохо. Нервы сдавали. Он чувствовал, как затягивается вокруг него петля, и ничего не мог с этим поделать. Он не знал, откуда ждать удара. Вроде все под контролем, все ходы просчитаны, все фигуры расставлены, но все равно что-то пошло не так. Он чувствовал это. Так чувствует волк, когда его логово обкладывают охотники.

Он нервно поежился. Почему же так холодно? Откуда мороз? Руки вон заледенели и вспотели к тому же. А ведь раньше он никогда не жаловался на холод. В его кабинете всегда было тепло и уютно. Совсем городские власти от рук отбились, развели самоуправство, экономят на всем, чем могут. Надо будет разобраться в этом вопросе. Путь Ирбис разузнает, почему его дом так плохо отапливают. Странно, а на улице вроде тепло. Игнац Пастораль вернулся за рабочий стол, вызвал на экран отчет о захвате системы Сот и стал внимательно читать. Он пытался понять, где просчитался, как смог прозевать эту угрозу.

Когда храмовники предложили ему обменять технологию на одну из необитаемых захолустных систем, он, почти не раздумывая, согласился. Кто мог тогда подумать, что храмовники используют систему как плацдарм для захвата? А ведь он должен был подумать, должен был допустить такую возможность. И что теперь? Десятки тысяч погибших – серьезная цена за его ошибку. Но тогда ему казалось, что он дешево отделался.

И как дальше жить? Храмовники затаились. Захватив планетарную систему Сот, они закрылись в ней, как гусеница в куколке. Теперь остается только гадать, что они там готовят. Генеральный штаб заседает уже четвертые сутки. Аналитики скрипят мозгами, загрузили компьютеры стратегическими моделями и чертят графики, рисуют выкладки. Но это все теория, которая не подкреплена ничем. Все производственные мощности Содружества задействованы на постройку новых военных кораблей и пространственных крепостей.

Мы выстоим. Мы не можем не выстоять. Содружество Двенадцати Миров полно сил, богато ресурсами. Мы раздавим этих храмовников, как жалких букашек. Они еще не знают, на кого раззявили свои пасти. Ничтожные твари.

Игнац Пастораль оторвался от экрана, вскочил и, облокотившись о стол, уставился на противоположную стену. Ему казалось, что стены движутся. Только что он находился в просторном кабинете, где из мебели был всего один письменный стол да кокон виртуальной реальности, но сейчас ему стало жутко тесно, словно и правда стены ожили и стали сдвигаться, грозя его раздавить. Странное, нелепое чувство.

Игнац Пастораль нажал кнопку вызова и с нетерпением дождался появления Карла Ирбиса. Он вошел в кабинет, по-военному чеканя шаг, – холенный, сдержанный, суровый.

– Принеси мне воды. Пусть подадут кувшин. Не понимаю, почему здесь так жарко, – прохрипел Игнац Пастораль.

И правда стало жарко. Вот еще одна странность. Совсем недавно он дрожал от холода, а теперь сгорает от жары.

Что же это с ним творится?

– Не желаете что-то еще? – осведомился Ирбис, в голосе его звенел металл.

Почему-то Игнацу Пасторалю показалось, что верный слуга, доверенное лицо, старый приятель Карл Ирбис его ненавидит. Он задумался об этом. Как такое могло получиться? Ведь они вместе еще с армейских времен. Через многое прошли. Карл Ирбис всегда поддерживал его, и на флоте, и в политике, тогда почему сейчас он так отстранение держится, с трудом скрывает ненависть?

– Господин генерал, может, вы что-то еще хотите? – пробился сквозь стену параноидальных мыслей настойчивый голос Карла Ирбиса.

– Нет. Нет. Ничего, – рассеянно ответил он.

Странно, что это с ним творится? Раньше никогда такого не было. Может, все-таки зря он не попросил принести что-нибудь теплое, обогреватель да горячий чай. Вода, наверное, будет ледяной, а он и так не может никак согреться.

Карл Ирбис уже закрывал дверь, когда Игнац Пастораль его окликнул:

– Есть ли какие-нибудь новости?

– Никак нет.

– Если что станет известно, немедленно меня информируй. Я должен знать обо всем в первую очередь.

– Будет исполнено.

Он проводил его недоверчивым взглядом. Что-то старая лиса недоговаривает. Что-то явно скрывает. Ему что-то известно, а он играет ярмарочного дурака. Неужели он продался? Его старый товарищ Карл Ирбис продажная шкура? Этого не может быть. Но все на это указывает.

Игнац Пастораль устало опустился в кресло и утер рукавом выступивший на лбу холодный пот. Силы оставили его. Голова кружилась. И очень хотелось пить.

Где же шляется этот идиот Ирбис? Он уже давно должен был принести холодной воды. Только холодная вода может остудить его разгоряченное сознание и унять эту сухость во рту.

Игнац Пастораль потянулся к стоящей слева резной деревянной шкатулке, на которой был выгравирован стоящий на задних лапах лев. Он откинул крышку шкатулки и извлек из нее толстую ароматную сигару. Ее запах, густой и терпкий, он почувствовал издалека.

Самое время немного подымить. Это поможет совладать с собой, уймет расшатавшиеся нервы.

Игнац Пастораль не дышал табаком вот уже пять лет. Теперь же не мог с собой справиться. Он сунул сигару в рот, взял гильотину, откусил кончик, чиркнул зажигалкой и прикурил. Густой дым окутал его.

Хлопнула дверь, и появился Карл Ирбис. В правой руке он держал кувшин, в левой стакан. Но что-то в нем изменилось. Прошло всего пару минут, как Игнац Пастораль его видел, но это был уже другой человек. Бледнее обычного, с покрасневшими выкаченными, словно бы от испуга, глазами и… Да у него же дрожат руки, вон как кувшин прыгает. Это точно не к добру. Уж не добавил ли он яда в воду, чтобы избавиться от бывшего друга?

Игнац Пастораль набрал полные легкие дыма и закашлялся.

– Только что поступили новости. От Гюрзы, – произнес дрожащим голосом Карл Ирбис.

Все плохо. Все очень и очень плохо. Ирбис никогда не был паникером, но сейчас он близок к тому, чтобы выбросить белый флаг, задраить все люки и взорвать к чертям собачьим корабельный двигатель.

Неужели это именно то, чего он так боялся и ждал?

Резко заболело сердце.

– В Наковальне большой переполох. Гвардейцы захватили Черный дом и арестовали Монаха. Слышны взрывы. Но точных данных пока нет.

Вот и все. Петелька-то затянулась. Как же они вышли на Монаха? А ведь он знал, что нельзя использовать напрямую черных людишек, нельзя пользоваться их услугами. Рано или поздно это может увлечь его на дно. Но знал об этом и все равно использовал, все равно обращался с грязными поручениями.

Эх, надо было раньше убрать Монаха. Ведь думал об этом. Еще когда распорядился стереть Игоря Крафта. Один отвечал за приобретение и перепродажу необитаемой системы храмовникам. Через финансовые потоки второго проходили все деньги. Убрав одного, надо было убирать другого, чтобы никто ничего не мог доказать.

Интересно, а Монах успел уничтожить компрометирующие его, Игнаца Пастораля, документы? Впрочем, даже если он это сделал, это ничего не значит. Если Монах заговорит, его слов хватит, чтобы разрушить империю, которую Игнац Пастораль так долго создавал.

– Гюрза где? – прохрипел он.

– Ждет в приемной.

– Мне нужен выделенный канал с Антоном Марвиным. Обеспечь.

– Будет исполнено, – согласился Карл Ирбис.

– И зови Гюрзу.

Похоже, у него не осталось выбора. Теперь его может спасти только решительность. Рейнцы будут счастливы. То, что они так долго ждали и за что так дорого платили, скоро станет реальностью.

В кабинет вошел Гюрза. Он, как всегда при ходьбе, раскачивался, как пьяный. Из-за его спины выглядывал Карл Ирбис.

Теперь, как ни странно, Игнац Пастораль успокоился. Он больше не нервничал, не волновался. Когда появилась цель, он сосредоточился и приступил к работе, всего себя отдав ей.

Над рабочим столом всплыло лицо Антона Марвина, управляющего лабораториями.

– Чем порадуете меня? – впился хищным взглядом в спокойное лицо Марвина Игнац Пастораль.

– Первая партия готова. Шесть бойцов.

– Через полчаса за ними приедет Гюрза.

Игнац Пастораль разорвал связь и обернулся к вошедшим:

– Ставлю задачи. Настала пора взять власть в свои руки. Другого шанса у нас не будет. Карл, твоя задача – поднять профсоюзы. К вечеру у нас должна быть массовая акция протеста. Также на улицу вывести всех меченых. Задача – под прикрытием акций протеста профсоюзов захватить президентский дворец и отстранить Кречетова от власти. Гюрза, как только получишь под свое командование «Детей Дракона», направляйся во дворец. Дракониды помогут вам нейтрализовать охрану президента.

– Что будете делать вы? – спросил Гюрза.

– Я буду ждать, когда власть упадет мне в руки, – сказал Игнац Пастораль.

Холодный, расчетливый, спокойный. Он наконец-то почувствовал твердую почву под ногами. Теперь, когда все прояснилось, он знал, как действовать, куда наносить удар, вся нервозность, подозрительность и страх ушли, растворились в небытие. Он был сосредоточен и решителен. Когда все мосты сожжены, выбора нет, надо штурмовать крепость с горсткой заговорщиков. Только у него была своя хорошо обученная армия, заранее подготовленный и тщательно обдуманный план и штурмовая группа, которая сделает всю грязную работу.

Игнаца Пастораля озарило. Все-таки он забыл об одной важной мелочи. Он нажал кнопку вызова, дождался появления Антона Марвина и приказал:

– Начинайте подготовку к эвакуации лаборатории. Как только Гюрза заберет драконидов, все важное вывезти. Остальное уничтожить, чтобы никаких следов не осталось. В Северном вас будет ждать корабль, который доставит вас на новое место дислокации.

– Слушаюсь.

Игнац Пастораль нажал кнопку «отбой».

Теперь, если переворот в столице провалится, у него будет новая стартовая площадка для борьбы.

Борьба за власть так упоительна. Она слаще любого дурмана, и от нее нельзя отказаться.

Глава 9
Бунт меченых

Сегодня у него увольнительная. После успешно выполненной операции по захвату Монаха им дали по одному дню на отдых.

И Дамир решил потратить его с толком. Рано утром он покинул стены академии и отправился в центр города, где находилась оружейная лавка Авалона Харламова, лучшего мастера в Модене, которому несколько дней назад он отдал поломанную фамильную шпагу на реставрацию. Вчера, по возвращении с операции, звонил мастер и просил передать, что шпага готова.

Можно, конечно, попросить Шторма отвезти его, но Дамир решил ехать сам. Хотелось побыть в одиночестве да подумать о Доре. Никакой информации о ней до сих пор не поступило.

Погруженный в свои мысли, Дамир добрался на автобусе до метро, спустился под землю. Не обращая ни на кого внимания, доехал до нужной ему станции.

Уже стоя на эскалаторе, он почувствовал, что что-то вокруг изменилось. Сперва он не понял, откуда взялось это чувство. Но потом обратил внимание на растерянные и испуганные лица людей, которые спускались под землю. Они словно бежали от кого-то, спасали свои жизни. Потрепанные, затравленные. Эти люди так были не похожи на тех, кого он видел под землей. Там были свободные, сильные люди, здесь же он видел забитых и затравленных существ. Такой разительный контраст выбивал из колеи и ужасал. Этот поток спускающихся под землю горожан напоминал порцию яда, пущенную по вене, которая вскорости разнесется по всему организму и убьет его.

Дамир не понимал, что происходит.

В наземном вестибюле станции он увидел нескольких окровавленных мужчин, которые пытались пройти через турникет, но были остановлены сотрудниками полиции. Но больше всего ему запомнилась белая простыня возле касс оплаты проезда, которой накрыли мертвеца. Из-под нее торчали черные блестящие ботинки.

«Да что тут за чертовщина творится?» – лихорадочно билась в висках мысль.

Оказавшись на улице, Дамир в который раз застыл с раскрытым ртом. Ему все никак было не привыкнуть к величию Модены. Над ним нависали небоскребы, переливающиеся яркими огнями реклам и фонарей. Раскинувшийся перед ним город ошеломлял, удивлял и вдохновлял на подвиги и свершения. Здесь Дамир сразу почувствовал всю двойственность Модены. С одной стороны, он такой маленький в этом клокочущем, пульсирующем, наполненном энергией городе. С другой стороны, город придавал ему силы, опьянял, заставлял поверить в себя, в свое всемогущество. Все вершины мира доступны ему.

Переполненный восторгом Дамир сперва не заметил то, что творилось вокруг. Вся площадь перед станцией метро «Пушкарская» была заполнена народом. Движение транспорта оказалось блокировано. Разношерстная толпа бурлила и что-то скандировала. Дамир попытался разобраться в том, что кричит толпа, но ничего не понял.

«Может, это какое-то народное гуляние, городской праздник?» – подумал он.

Но тут на его глазах двое мужчин вцепились друг в друга, словно разъяренные псы, не поделившие добычу. Они с таким остервенением стали мутузить друг друга, что версия с праздником тут же растворилась в небытие. К ним тут же присоединились еще несколько мужиков, и началась большая коллективная драка.

«Они тут с ума посходили, что ли?» – подумалось ему.

Дамир окинул взглядом площадь, над которой на огромных экранах висел портрет президента Содружества Двенадцати Миров Виктора Кречетова, украшенный траурной лентой. Под портретом красным горели даты жизни. Виктор Кречетов словно наблюдал за беснующейся на улицах толпой. Сожаление и сочувствие читалось в его взгляде.

Дамира обожгла догадка: президент умер. И это все из-за убийства президента.

Как же так? Как это могло случиться? Как такое возможно? Произошедшее не укладывалось в голове. Дамир понимал, что выгнало всех этих людей на улицы. Боль и страх, горечь утраты и гнев безысходности – вот что питало толпу силами. Но почему же то тут, то там возникали стихийные потасовки? И куда только смотрит полиция?

Дамир разделял чувства толпы. Ему было жалко президента, так много сделавшего для Содружества, которое под управлением Виктора Кречетова за последние годы сделалось только сильнее, и это несмотря на противостояние с Рейнским союзом и другими государствами Солнечного Блока. И так хотелось найти убийц и лично наказать.

Но Дамир не мог поддаться чувствам. Не хватало после ссылки угодить в кутузку за участие в уличных беспорядках.

Если верить навигатору, дом Авалона Харламова находился всего в двух кварталах от Пушкарской площади. В прошлый раз его довезли, и он, как ни старался, не смог запомнить дорогу. Осталось пробиться сквозь толпу, на первый взгляд это казалось настоящим подвигом. Толпа выглядела голодной и жаждущей крови.

Дамир вклинился в толпу и стал пробираться на другой конец площади.

– Это все рейнцы, это их рук дело…

– Говорят, что Петр Свифт метит на президентское кресло, думаю, это он подсуетился…

– Туда ему и дорога. Соты просрал и поплатился за это…

– Говорят, это гвардейцы постарались. Не простили ему поражения в Сотах…

– Уверен, что Кречетова свои же и убили. Он был один в змеином логове…

Дамир погрузился в тысячи версий и предположений. Со всех сторон к нему летели обрывки встревоженных фраз и гневных реплик. Хорошо, что он сегодня в гражданском, а ведь мог бы в форме на прогулку отправиться. Пришлось бы сражаться со всеми и с каждым.

Толпа гудела, толпа волновалась. Толпа требовала справедливости и возмездия. Толпа не терпела инакомыслия. Толпа была наполнена болью и яростью, которые кипели и искали только повод для взрыва. И толпа пребывала в постоянном движении. Сперва Дамир не понял, куда идут все эти люди, а потом услышал и догадался. Народ шел в сторону Президентского дворца, чтобы потребовать от власти правосудия.

Толпа увлекла Дамира. Он пытался пробиться на другую сторону площади, но чем больше старался, тем больше от нее удалялся. Дамир чувствовал злость и все яростнее сражался с людской массой. Со всех сторон на него сыпались толчки, пинки, щипки, удары, неслась отборная ругань. Как только его не обзывали, самым безобидным из всего услышанного был «собачий хрен». Толпа не хотела мириться с инородным телом, которое не желало двигаться в одном направлении с ней. Он был здесь чужаком, бросившим вызов общественному мнению. И его за это тут же возненавидели.

Дамир чувствовал эту ярость и понимал, что, если сейчас он не вырвется из цепкой паутины людской массы, его разорвут на части и он станет одной из многочисленных жертв сегодняшнего дня. О таких сухо пишут в газетах: «Погиб во время уличных беспорядков». Эта перспектива Дамира не устраивала. Он еще слишком молод, чтобы умирать, тем более так глупо. Это придавало ему сил для сражения.

Наконец он выбрался из толпы и оказался на другом конце Пушкарской площади, только сильно далеко от нужной ему улицы, ведущей к дому Харламова. Мало того, в мельтешении голов и спин он вконец потерялся и не знал, в какую сторону ему двигаться.

Дамир заметил группу отчаянно трудящихся мужчин. Они вытаскивали из припаркованных на краю площади грузовиков покрышки и оттаскивали их в сторону, где складывали в гору. Интересно, зачем такие телодвижения? За их работой наблюдал мужчина в черной неприметной куртке и вязаной шерстяной шапочке. Изредка он вмешивался в процесс и отдавал распоряжения, которые его подчиненные тут же старательно исполняли. Так по приказу бригадира они разбили боковое окно в легковой машине и что-то вытащили оттуда. А потом обратили внимание на бородача средних лет, который фотографировал все непотребство на планшет. Компьютер у него тут же конфисковали и разбили, а самому настучали по физиономии. Это уже не напоминало стихийное выступление. Это была спланированная и управляемая акция. Похоже, что кто-то пытается воспользоваться ситуацией и получить на этом дивиденды.

Дамир отправился на поиски нужной ему улицы. Натыкался на спешащих рассерженных людей, путался у них под ногами, пытался вежливо просить помощи, но получал в ответ только лишь брань. Он достал планшет, чтобы определиться с направлением, но увидел, как напрягся бригадир в черной куртке, и поспешил убрать компьютер.

Наконец он обнаружил Авиационную улицу, которая вела к дому Харламова. С облегчением вздохнув, он бросился прочь от Пушкарской площади, охваченной пламенем народного возмущения. Он уже не видел, как полыхнули костры, сложенные из покрышек, и к небу потянулись столпы черного смрадного дыма.

Стоя на улице перед дверями мастерской, Дамир услышал выстрелы. Он тут же ворвался внутрь и чуть было не попал под раздачу. Грузный, бородатый Авалон Харламов стоял за прилавком с автоматом в руках и держал на расстоянии двух громил, которые заглянули к нему на огонек с намерением ограбить. Стрелял он поверх голов, чтобы остудить пыл, но грабители не спешили уносить ноги. Они явно на что-то надеялись.

– Господин Стрельцов, рад вас видеть. Скажите, а что это вокруг все с ума посходили? Уж не к концу ли света? – спросил важным голосом Авалон Харламов.

– Да и не знаю, что сказать. Сам ничего не понимаю. Вам эти товарищи мешают? – учтиво осведомился Дамир.

– Не то слово. Надоели, как зловонные мухи. Да и руки уже затекли, – пожаловался Авалон Харламов.

– Может быть, их выкинуть за порог?

– Буду вам признателен.

Выкидывать никого не пришлось. Громилы все поняли без дополнительных намеков, пожали плечами и вышли за дверь.

Планшет Стрельцова разразился настойчивой трелью. Он принял вызов. Звонил Снегов:

– Ты где прохлаждаешься?

– В оружейной мастерской, приехал забрать заказ.

– Видел кошмар на улице?

– Арчи, что вообще происходит? Меня чуть не затоптали.

– Попытка государственного переворота.

– А президент жив? – тут же спросил Стрельцов.

Авалон Харламов за прилавком напрягся.

– Все в порядке. Это ложные слухи, чтобы взбаламутить толпу. Работа провокаторов.

– Тогда чего он не выступит с видеообращением? Это могло бы остудить самых горячих.

– Заговорщики перехватили управление над всеми телекоммуникациями. В информационной сети уже вывешено выступление Кречетова. Но кто его сейчас будет слушать? Ситуация вышла из-под контроля. Сейчас все силы брошены на ее усмирение. Заканчивай в оружейной и дуй в академию. Ждем тебя. Через сорок минут наша группа выступает в сторону дворца, – приказал Снегов и отсоединился.

– Что говорят? – спросил Авалон Харламов.

– Все будет хорошо. Президент жив.

Как все это напоминало картинки двухгодичной давности, транслируемые по всем телевизионным каналам Содружества. Все эти горящие покрышки, озверевшие толпы, уличные бои со стрельбой, потасовки с полицией. Тогда революционная лихорадка охватила Клеверию, государство, которое тридцать с лишним лет назад входило в состав Содружества, но народным волеизъявлением вышло из объединения. Два года назад свергнув законно выбранного президента и посадив в его кресло своего ставленника, революционеры погрузили страну в пучину гражданской войны. С тех пор государство медленно, но верно катилось в экономическую и политическую пропасть. И по какому-то подозрительному стечению обстоятельств эта гражданская война была выгодна Рейнскому союзу, который поставлял оружие революционерам, захватившим власть, наводнил все властные структуры своими советниками и всячески подавлял бунты несогласных, а их оказалось очень и очень много. Тех, кто был недоволен тем, что было, но не принимал то, что есть.

Дамир видел все это по галовидению, читал об этом в газетах и на политических форумах, хотя не сильно интересовался политикой, и ему было глубоко фиолетово до Клеверии и всех ее проблем. Он не знал, что повторение такой ситуации возможно в Содружестве. И вот столицу охватил народный бунт. Начавшись под строгим управлением, он перерос уже в стихийное бедствие, остановить которое теперь будет очень и очень трудно.

До академии надо добираться на метро. Пешком далеко да ненадежно, пока протолкаешься сквозь толпу, вечер наступит. И Дамир направился в обратный путь к Пушкарской площади.

Мысли обо всем покинули его, когда он увидел, как ровными колоннами на площадь выходили отряды меченных. Это зрелище поразило Дамира. Вот они, реальные кукловоды бунта, хорошо натренированные боевики оппозиционной партии «Крылья». Они называли себя «Мечеными лицами» из-за боевой раскраски. Две меченые полосы на лице, одна проходила через глаза и означала «Помню кровь», вторая проходила через рот и означала «Жажду мести». Меченые не признавали Содружество Двенадцати Миров как свободное волеизъявление народа. Они считали Содружество незаконным и вот уже пятнадцать лет боролись за освобождение Двенадцати Миров от диктатуры Содружества. Так они проповедовали в своих выступлениях и в своей прессе, призывая бороться за независимость всеми доступными путями, не исключая и терроризм. Два года назад в Клеверии Меченые тоже внесли свой вклад в развал государства. По сути, они были обыкновенными бандитами, пускай и на службе у Игнаца Пастораля. Стало быть, вот кто стоит за этим выступлением.

Куда смотрела власть? Как прошляпила этот бунт? Как допустила подстрекательскую деятельность меченых, которые долгие годы раскачивали народ для решительного броска?

Дамир был ошеломлен. История вершилась у него на глазах.

Меченые шли через площадь, как ледокол через вечные льды. Люди старались уйти с их дороги. Мало ли что у них на уме. Уверенные в себе, со льдом в глазах, они были солдатами на городских улицах, готовыми пролить кровь во имя своей идеи.

Дамир завороженно наблюдал за их шествием, забыв обо всем. Все его личные проблемы отступили в сторону.

С другой стороны площади появились ровные колонны, облаченные в синие, красные и серые мундиры. Дамир ожидал увидеть полицию, отправленную на усмирение демонстрантов, но это была сборная наспех вооруженная солянка из спецназовцев, армейских и полиции.

«Дело совсем плохо, если армию привлекли», – подумал Дамир.

Он забыл, куда шел, и наблюдал за разворачивающимся действием с юношеским восторгом. А тут было на что посмотреть.

Меченые практически вытеснили с площади других людей. Они волной накатили на военных, но не смогли сломить строй. Включились силовые щиты, заискрились сиреневыми всполохами. В ход пошли резиновые дубинки и электрошокеры, а откуда-то сверху заговорил ровный мужской голос, призывающий всех сохранять спокойствие и не устраивать волнений. Такой психотерапевт для толпы, сидящий на облаке, который вместо того, чтобы успокоить народ, только злил его.

Меченые с вызывающим восхищение упорством шли вновь и вновь на штурм армейских шеренг. Они пытались прорваться к Президентскому дворцу, а защитники стали той пробкой в горлышке бутылки, которая не давала вырваться на волю джинну.

Осыпались стеклами на асфальт витрины магазинов, в шеренги военных летели бутылки и камни, но отлетали от силового поля, которое ограждало их от бунтующей толпы.

«Почему бы всю площадь не накрыть силовым куполом, изолировав отряды меченых на время, пока не закончится бунт?» – подумал Дамир.

И тут же понял, что это не спасет. Нельзя каждого человека в городе изолировать друг от друга. Это будет началом диктатуры и концом всего светлого, что когда-то было и есть в Содружестве.

Меченые отхлынули в сторону от разноцветных шеренг. Две организованные массы людей замерли напротив друг друга. Это затишье перед бурей. Что-то должно произойти.

Дамир решил, что все уже видел и надо уносить ноги с площади, пока его не унесли с площади на реанимационных носилках. Случайно попасть под раздачу очень обидно. А к вечеру таких случайных жертв будут не сотни, а тысячи. Он двинулся вдоль домов, пытаясь обогнуть площадь и добраться до метро, но протолкаться сквозь толпу тяжело.

Тем временем меченые перешли в наступление. В заградительный отряд полетели бутылки с зажигательной смесью. Они разбивались о силовые поля и стекали на асфальт огненной рекой. Военным тоже надоело стоять без дела, быть может, они получили приказ о контрнаступлении или просто разозлились. Несколько силовых щитов были сняты, и защитники пошли врукопашную. Заработали дубинками с отчаянием молотобойцев.

Противостояние – стенка на стенку.

Кровавый шабаш. Внезапно один их щитов лопнул как мыльный пузырь. А вслед за ним приказали долго жить еще два щита. Дамир видел, как кто-то из толпы метнул в шеренгу военных какой-то сверток, который и прикончил силовые щиты. Он уже слышал об этом виде уличного оружия под названием «рассеиватель». Весьма дорогая игрушка, а это значит, что к восстанию в Модене хорошо подготовились.