Текст книги "Альфа и Омега"

К Салему Ежика зазвал его старинный приятель, с которым они учились еще в средней школе, Семка Соткин. Семка после окончания МГИМО остался там аспирантом на кафедре международных экономических отношений и нежился в обществе отборных студенток, якобы шептавших ему, что прелестней его черных кудрей нет ничего на свете. Соткин был еще тот враль, и Ежик не очень верил, что черная мочалка, которая торчала на его башке, сильно возбуждает окружающих красавиц. Аспирант он был никакой, потому что, как и Ежик, имел родителя, способного обеспечить сыночку теплое место в этом суровом мире. Семкин папик рулил каким-то управлением МИДа и имел ранг «чрезвычайно уполномоченного» посла.

На первом же приеме с Ежиковым познакомился молодой английский дипломат Стив Йенсен, занимавшийся в своем посольстве экономической проблематикой. В том, что Стив действительно сек в экономике, Ежик засомневался с первого разговора, настолько несуразными были его вопросы. Более того, англичанин не врубался в ответы, которые Юджин давал ему на довольно сносном английском языке. Однако все это мало смущало Ежика, потому что англичанин был интересным парнем. Он увлекательно рассказывал об английской эстраде, прекрасно знал историю битлов, был тонким знатоком моды и кухни. Короче говоря, от Стива можно было черпануть европейской культуры, и Юджина это очень увлекло. Йенсен же, в свою очередь, вскользь опросил Евгения о его скромной личности, и когда узнал, что тот работает у премьера, проникся к нему чувством, близким к эротическому. Весь вечер англичанин обхаживал Ежика, всеми силами стараясь ему понравиться, и на прощание предложил встретиться еще раз для обсуждения проблем современной культуры.

На следующей встрече, которая проходила в ресторане «София», речь зашла о делах земных, и Ежик не стал скрывать, что его зарплата немногого стоит, а от родителей особой поддержки нет. Здесь он откровенно врал, потому что ни в чем нужды не испытывал, а тоска у него образовалась потому, что папик наотрез отказался давать деньги на БМВ-кабриолет, который ему предложили по знакомству. Москва уже начала наполняться иномарками, и не было для Ежика и ему подобных ничего престижнее, чем заиметь крутую тачку. У родителя же была на это другая точка зрения, и он просто опасался, что непутевый отпрыск наделает на таком мощном звере беды. Папик неколебимо указал Юджину на красную «девятку», подаренную год назад по случаю получения им диплома, и сказал, чтобы о большем наследник не смел и мечтать.

Оказалось, что Стив является фанатом-автолюбителем, очень хорошо разбирается в машинах и знает в Европе места, где их отдают практически задаром. У собеседников появилась одна общая животрепещущая тема. Юджин насел на Стива с просьбой помочь ему добыть такой автомобиль, однако тот вдруг неожиданно печально сказал, что у них ничего не получится, так как к Юджину через пару дней придут из КГБ и попросят прекратить дружбу с англичанином.

– Почему это, – возмутился Ежик, – у нас перестройка на дворе. Прошло время, когда нам по рукам били.

– Ты же понимаешь, Юджин, перестройка перестройкой, а КГБ свое дело делает и от посольства всех ненужных людей отсекает. Ты же работаешь в аппарате правительства. Конечно, чекисты тебе запретят со мной общаться, так что извини, с машиной я тебе помочь не смогу.

– А почему я должен докладывать на Лубянку о знакомстве с тобой? Не буду я докладывать. Они и не узнают никогда. И звонить тебе в посольство я не буду. Коню понятно, что твой телефон прослушивают. А если ты мне из автомата домой будешь звонить, так и отлично. Уж наш-то телефон в порядке, папика без санкции Крючкова никто на прослушку не поставит. А для этого, Стив, надо иметь очень веские основания. Так что, не робей.

– А ты, я вижу, не робкого десятка, это мне нравится. С тобой, наверное, можно и не только автомобильные дела прокручивать.

– Ты о чем это?

– О деньгах. Ты ведь говоришь, что тебе их не хватает, так?

– Точно. Не хватает.

– А по образованию ты экономист, лучший в Союзе факультет закончил. Подручных материалов у тебя на работе полно. Вот и напиши мне справку по экономическому положению в СССР на текущий момент. Выдели две-три основных проблемы. Если материал получится, я тебе заплачу. Мне все равно кому платить, людям Ананбегяна или тебе. Кстати, помощниками этого академика я не очень доверяю. Из Лондона присылают скептические оценки их материалам.

– Так ты что, имеешь здесь корреспондентов?

– А как ты думал? Ни я, никто другой из посольства в вашей кухне не разберется. А освещать положение надо, сам понимаешь, Лондон требует. Поэтому у нас есть фонд на заказ экспертных работ среди местных спецов. Раньше ваши люди боялись с нами сотрудничать. А сейчас – сколько угодно. Благо, мы неплохо платим.

– Ну и сколько примерно?

– Если оценка материала хорошая, то может доходить до пятисот долларов за печатную страницу.

В мозгах у Ежика что-то чирикнуло, и он увидел розовое зарево над лазурным побережьем тропического архипелага. На фоне ласковых волн, в ярком свете солнечных лучей стоял БМВ-кабриолет дивного лимонного цвета. На эту желтую мечту, отставив попку, опиралась безумной красоты блондинка в бикини, а за ней, насколько хватит глаз, качались в ритмах какого-то неведомого блюза широколистые пальмы.

– Стив, а ты не на шпионаж меня подбиваешь? – ослабевшим голосом из последних сил спросил Юджин. – Слишком все хорошо, чтобы быть правдой.

– Юджин, шпионаж начинается там, где появляются государственные секреты. Я бы от них не отказался, конечно. Но тебе я предлагаю написать анализ, опираясь на открытые данные. Никто и никогда не сможет тебя упрекнуть в нарушении закона, понял?

– Я напишу такой анализ, давай вопросы.

– Хорошо, ты их получишь на следующей встрече. Только сначала давай договоримся, как будем встречаться, чтобы о нашем контакте никто не знал.

Этой ночью Ежик не спал. Он прокручивал разговор с англичанином с разных сторон и каждый раз возвращался к сладостному выводу о том, что Фортуна стала поворачиваться к нему лицом. Теперь он сможет настричь достаточное количество «зелени», чтобы зажить достойной жизнью. Бедняга не подозревал, что попал в то психологическое состояние, которое на языке всех разведок мира называется одной фразой: «Коготок увяз».

Ежиков не мог догадываться, что теперь его поведут безжалостно и умело прямо в агентурную ловушку, используя его недалекий ум, отсутствие сыновьего чувства к Родине и жадность к деньгам. И путь этот не будет выстлан розами.

Первое мучительное разочарование он испытает совсем скоро, когда вместо ожидаемых пары тысяч «зеленых» за десятистраничный анализ Йенсен небрежно бросит на стол одну бумажку достоинством в пятьдесят долларов и в сочувственной, но непререкаемой манере выльет ведро помоев на его труд. На труд, который Ежиков впервые в жизни писал ночами, проклиная себя за то, что кое-как учился в университете, вынеся из него по существу фиктивный диплом. Англичанин не преувеличивал убожества его работы. У специалистов ничего, кроме насмешки она не могла бы вызвать. Быстро разобравшись, с кем имеет дело, СИС решила долго не дурить голову Ежику никому не нужными анализами. Британские разведчики точно оценили натуру этого человека и взяли направление на то, чтобы нарастить его аппетиты и подвести к краже секретных документов. Доступ к таким документам у парня имелся. Делалось это просто. Все «анализы», вымученные Ежиком бессонными ночами, безжалостно осмеивались, и в заключение выдвигалось пожелание «довести бумагу до ума» небольшим секретным фрагментом. Оплата ставилась в зависимость только от этого фрагмента, и он, в конце концов, выработал условный рефлекс: не будет секретной составляющей – не будет и денег.

Через четыре месяца отчаявшийся Юджин Ежиков, в погоне за золотой птицей притащил секретную инструкцию правительства для МВЭС и получил за нее целых семьсот пятьдесят долларов. Начался его тайный путь Иуды, который не мог закончиться хорошо ни по земным, ни по небесным законам.

17. Иван Звонарь

Стараниями Матвея в лесной избушке появлялось все больше и больше книг, о которых Звонарь раньше и не слыхивал. Неведомыми путями его помощник добывал жития святых отцов и их размышления о сущем. Книги эти притягивали магнетической силой неспешных рассуждений о душе человеческой, о душе русской, о Боге в этой душе. Никак не думал Иван, что они будут читаться так легко и естественно, так понятно. Лишь какое-то время спустя он сообразил, что это происходит из-за перемен в его жизни. Разве мог бы он воспринять эти мысли в суете дня, в бесконечных земных страстях? Нет, конечно. Только уход от большого мира и обращение в себя самого сделало это возможным. Теперь, в бесконечных безмолвных ночах словно приходили к нему русские святые отцы и вели с ним долгие беседы. Так беседовали, что порой охватывал его восторг от познания глубин духа. Словно под опекой святого Иоанна Лествичека, Иван ступень за ступенью поднимался по духовному знанию, и казалось ему, что ушел он вверх уже бесконечно, а оборачивался и видел, что по прежнему стоит у самого основания этой бескрайней громады. Его удивлял и поражал тот способ проникновения святых в знание, который не требовал ничего, кроме молитвы и уединения. Ни лабораторий, ни пробирок, ни опытов. Уединение и молитва, а мысли – всеобъемлющие, живые, нужные каждому человеку в каждый момент жизни. Ему становилось ясным, что понимание мира может идти от Бога, и это понимание точнее науки.

Сильнее всего Ивана, как и любого земного человека, поразили предвидения святых. Он с удивлением обнаружил, что они знали грядущее и предвещали его недвусмысленными предсказаниями. Сначала Звонарь был потрясен записью сна Иоанна Кронштадтского, которую этот святой праведник сделал за девять лет до Октябрьского переворота. Старец подробно описывает приход безбожной власти и гибель царя. И хотя сон есть сон, в нем много аллегорий, но даже звезды и остроконечные шлемы увидел он на служителях Сатаны.

«Как же это стало возможно? – думал Звонарь, – ведь Иоанну Кронштадтскому пришло во сне будущее потрясение России в самом его откровенном виде. Это не просто предчувствие, а ясные картины кровопролития, войны и даже смерти императора. Все в них отображено просто и понятно».

Иван стал интересоваться этим вопросом и вскоре узнал, что не одному Иоанну Кронштадскому приходили такие видения. Многие святые отцы предсказывали народную катастрофу и предупреждали о предстоящих бедствиях. Особенно ярки были предупреждения двух других великих провидцев – монаха Авеля и святого Серафима Саровского, которые из глубины времен обратились к Императору Николаю Второму.

Первый, монах Авель, в миру Василий Васильев, прожил долгую жизнь, пережил трех императоров и оставил после себя поразительные прозрения. Родился в середине XVIII века в крестьянской семье, в молодости перенес тяжелую болезнь, после которой у него открылся дар ясновидения. Тогда же ушел в Валаамов монастырь, затем бродил по городам и весям странствующим монахом и, наконец, в Николо-Бабаевском монастыре, что у Костромы, написал свою первую книгу, в которой предрекал скорый конец Екатерины Великой. Не удивительно, что за такое сочинение попал в Тайную Экспедицию, где был с пристрастием допрошен и дал показания, сохранившиеся в архивах. Дальше его водили к самому генерал-прокурору графу Самойлову. Тот прочел в книге, что монах через год предсказывает скоропостижную смерть императрице, бил его по лицу со словами: «Как ты, злая глава, смел писать такие слова на земного бога?» Авель же отвечал тихим и смиренным голосом: «Меня научил писать эту книгу Тот, Кто сотворил небо и землю, и вся яже в них». Генерал посадил Авеля в тюрьму, но Екатерине доложил. Услышав год, день и час своей смерти, Ее Величество впала в истерику. По ее указу Авель был заключен в Шлиссельбургскую крепость под «крепчайший караул за дерзновение и буйственность». Но в указанный Авелем день все свершилось по его предсказанию. Императрица скоропостижно скончалась, а вступивший на трон Павел Первый вызвал монаха к себе. В их длинном и очень трудном для императора разговоре Авель предсказал будущее всей царствующей династии. Павел узнал и о своей скорой гибели, и о судьбе своих потомков, вплоть до мученической смерти Николая Второго. Император попросил Авеля собственноручно изложить пророчества, затем повелел вложить их в специальный конверт, запечатал личной печатью, написав на нем: «Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины». Конверт поместили в большой ларец, который замкнули, опечатали и поставили его на пьедестале в большом зале Гатчинского дворца ожидать своего часа. 11 марта 1901 года Николай Второй в присутствии ближайшей свиты вскрыл обращенное к нему письмо Авеля. Прочитав послание, император опечалился, и с тех пор его уже не покидало предчувствие страшного конца жизни. Известно, что в документе описывалась не только гибель всей его семьи, но и установление в Империи безбожной власти.

Второе письмо настигло Императора в 1903 году в Сарове, где он присутствовал с семьей при прославлении Серафима Саровского. Ему передали письмо святого, хранимое в монастыре несколько десятков лет. И снова Государь прочитал горькое пророчество. Наверное, стремясь получить хоть какую-то надежду, Николай с женой тогда же едут из Сарова в близлежащее Дивеево, где проживает ясновидица Пелагея – вдруг она скажет хоть что-нибудь обнадеживающее, ведь так невыносимо жить в осознании неизбежной катастрофы, но и Пелагея дает им знать то же самое.

Удивительно, удивительно! Иван читал о ясновидцах и в других странах, русские не были исключением. Но то, что российский помазанник пользовался этой благостью постоянно, о многом говорило. Ведь судьба всех императоров, начиная от Екатерины, была предсказана Авелем, и его прозрения многократно подтверждались другими провидцами. Да, помазанничество православного царя – это тяжелая и трагическая доля. Но в ней очевидна помощь Господа. Великая и непостижимая мудрость Господа открывается как раз в том, что он сообщает избранным о приуготовленной судьбе, давая возможность выбирать. Эти знания передаются через самых стойких и достойных людей. Ведь Господь всегда дает право выбора, и если бы общество услышало святого праведного Иоанна, других праведников, то смогло бы многое предотвратить. Но разве властители дум народных прислушались к этим предупреждениям? Нет! Они были охвачены жаждой революции, от которой ждали новой жизни в первую очередь для себя. Вот они-то и затмили зрение народа, закрыли доступ к пророчествам святых. Они уже имели представление об управлении умами людей. В особенности умели пользоваться умолчанием. Ведь молчание может быть и ложью, и клеветой. Единственным из всех власть имущих, кто слушал святоотечество, был император Николай Второй и члены его семьи. Самодержец часто посещал известных в стране праведников и подолгу беседовал с ними. Он осознавал, куда катится Россия, но по каким-то неизвестным причинам смирился с этим печальным уделом. Никто не знает, почему император не принимал суровых мер против всенародной смуты. Может быть, ему было ясно, что падение нравов, начавшееся задолго до его коронации, уже невозможно было остановить, может быть, он вынес это решение из бесед со святыми отцами, но в любом случае, он принял мученичество спокойно и мужественно, уподобившись Богу, в которого верил.

«Что же получается, – думал Иван, – вот существуют естественные науки, они изучают материю, существуют гуманитарные науки, они изучают общество и человека. Это правильно, это нужно. А откуда появляется политика? Из тех обрывочных знаний, которые несут в своих головах государственные деятели? Но ведь нет политиков, способных точно предвидеть будущее. Значит, им нужен совет святых отцов. Об этом знают, но почему им не пользуются? Политики святых отцов не замечают или делают вид, что не замечают, а вместо этого в мире стоит настоящая политическая какофония, еще больше запутывающая людей. Кому она нужна? Может быть, это та самая какофония, в которой проще всего направлять общество в нужное русло? И правда, ведь еще Геббельс утверждал, что ложь, повторенная тысячу раз, становится правдой. А сегодня это и происходит. Гласность вместо поисков правды превратилась в глумление над прошлым страны. Людям внушают, что им было очень плохо, а под эту сурдинку готовят разрушение вполне дееспособной системы. Кому это надо? Наверное – тем, кто стоит за этими газетами и телевизионными программами – корыстолюбивому племени охотников за благами земными. Они чуют поживу и рвутся к ней с неистовой силой. Им не нужно просвещать толпу, им нужно управлять толпой в собственных интересах. И сегодня создана такая обстановка, что ни одному совестливому политику не позволят донести знания святых подвижников до народа, потому что они являются реальным противоядием против всего ужаса, который накатывает на страну. Нельзя просвещать людей этими знаниями, ибо они могут понять, какой информационный мир является настоящим, а какой – спектаклем для дураков. Ведь это превращает сегодняшних хозяев положения в бессильных карликов.

Боже мой! Как же все естественно и просто в этом мире. Ведь и правда, существовала когда-то целая система небесных указаний о будущем на русской земле. Она зародилась много веков назад, и ею пользовались, пока к нам не пришел враг и не победил православие. Как действовала? Очень сильно и доходчиво. Взять любые примеры, начиная с глубокой древности. Андрей Боголюбский, киевский князь, ощутил непреодолимую тягу уйти из Киева на север и основать там новую столицу. И когда в его Вышгородском храме двинулась икона Божьей матери, написанная евангелистом Лукой, он увидел в этом знак к началу пути, взял ее в руки, и не прощаясь с отцом, пошел в Суздальскую землю. В десяти верстах от маленького городка Владимира на Клязьме кони его отряда встали и не захотели двигаться с места. Ночью к нему явилась Богоматерь и повелела заложить на месте стоянки монастырь, а икону поместить во Владимире. С тех пор, с 1155 года, начинают бурно расти и укрепляться Владимирское и Суздальское княжества, и в центральных землях появляется Московия, которой предстоит выстоять все исторические испытания и стать оплотом огромного народа. Силен, отважен и добр характером был Андрей Боголюбский, но едва ли умственным размышлением он понял, что русскую столицу нужно уводить далеко из под тени латинян, делать ее независимой от чужого влияния. Ведь те территории, которые остались вокруг Киева, еще многие века будут орошаться кровью от меча поляков, ливонцев, крымчаков и других соседей, и эта вражда внесет немало раздора в сами славянские племена. В 14 веке от Киева будет отторгнуто Галицко-Волынское княжество, и закрепившееся в нем католичество начнет многовековую смуту между славянами, добившись к двадцатому веку того, чего оно добилось еще разве что в Хорватии. Славяне-католики станут самыми яростными ненавистниками своих православных братьев, далеко обогнав в жестокости других врагов. Дивизия СС «Галичина» оставит память ужаса о себе на Украине, показав собственным примером, что такое отпадение от Бога и провал через латинство к бесовщине. А семя национальной ненависти, частично искорененное, а частично загнанное советской властью в подполье, на Западной Украине не издохло и ждет своего часа, чтобы расцвести новыми цветами зла.

Не мог знать князь Андрей всех этих будущих бед, но ему подсказал Божий помысел, что место славянского центра должно быть не здесь, а как можно дальше от латинства.

А великий князь Дмитрий Донской, которому Сергий Радонежский доверил тайну его предстоящей победы на Куликовом поле? Что может быть для полководца более вдохновляющей поддержкой, чем тихий голос духовника, произнесший: «Иди смело, князь, я вижу твою победу». Сергий Радонежский знал из самого главного и надежного источника, что на сей раз татары будут разбиты. Как часто потом не хватало нашим отпадающим от Бога полководцам такого духовника, такой ясновидящей опоры! Хотя все ли так просто? Иван знал из офицерских разговоров, что легендарный маршал Жуков был человеком верующим, никогда не снимал с себя медного креста и перед битвами молился в уединении. Что за будущее являлось маршалу во время этих молитв?

Да, русской власти была дарована помощь Господа, которой они могли пользоваться через святых подвижников веры. А их перед революцией было немало. Но через газеты, книги, пьесы праведники выставлялись мракобесами. Грамотным людям прививалось отвращение к религии. Те политики, которые рвались во власть в России, считали ниже своего достоинства общаться с духовными деятелями или боялись этого. И вот какой парадокс. Попытки политиков-атеистов предсказать будущее были всегда до смешного неудачными. Но несмотря на это, они не обращались к праведникам, хотя и знали, что у тех ошибок не бывает. Кто-то не видел в том нужды, потому что сознательно обманывал народ, кто-то уже напитался враждебностью к «мракобесию» и по недомыслию встал рядом с первыми, а кто-то просто боялся быть осмеянным. Каков урок из всего этого? Таков, что если власть предержащие не верят в Господа, то жди беды. «А ведь почти все политики и интеллигенты у нас поголовно безбожны, – думал Иван, – что эти люди сегодня могут дать полезного? Ведь они действуют точно также, как в начале века, незадолго до революции».