Текст книги "Альфа и Омега"

42. Встреча со Звонарем

Путники не спеша брели по дороге, ведущей из Дивеева в Первомайск. За два дня, проведенных в местах Серафима Саровского, они успели отдохнуть и восстановить силы. Ноги их уже приспособились к пешеходному ритму и не доставляли стольких мук, как на первых километрах странствия. Теперь их путь лежал к Звонарю, с которым Аристарх успел познакомиться прошлой осенью.

– Если ты не увидишь этого человека, то многого в своей стране не поймешь. Он сам по себе – явление необычное, но главное в том, что он не один такой народный магнит. Сейчас число праведников множится. Кстати, до революции их было много. Знаешь, как светочи. Ведь в приходах и монастырях всякое могло происходить. Живые и грешные люди вступали там между собой в бытовые отношения. А это уже предпосылка для всяческих грехов. А вот отшельники, которые себя от бытовых отношений отгораживали, конечно же, более чистую веру в себе несли, а отдельные до настоящей святости поднимались. На них неколебимость православия держалась. Иван же Звонарь – вообще явление уникальное. Его сам Господь от всех бытовых отношений отгородил, гордыню из него вынул. Он парализован, и каждое движение приносит ему боль. Представляешь, на какой Голгофе он муки принимает? А был капитаном Советской Армии, не больше и не меньше. Обычный офицер, молодой, с характером, с грехами и заблуждениями…, ну, что тут объяснять. Так вот, через три года отшельничества это один из самых глубоких мыслителей. Хотя, конечно, я неточно говорю. У него на первом месте духовное зрение стоит. Другими словами, у Ивана открылось то, что раньше называли ясновидением. И потом, он умеет чувствовать, что Богу угодно, и это выражать в своих словах. Но и знает он много. Днями людей принимает, по ночам молится, святых отцов и исторические книги читает. Я с ним как младший товарищ говорю. Хотя он помоложе тебя будет. Ты не пожалеешь о знакомстве, Данила.

Последние несколько километров до лесной обители Звонаря путники прошли утром, заночевав в Первомайске у добрых людей. Лесная дорога была хорошо утоптана тысячами ног богомольцев, притекавших к домику Ивана круглый год. И сейчас друзья видели стайки пешеходов, шедших с ними в одном направлении. Большая поляна перед лесничеством была вытоптана. На ней стояли две железных бочки для отходов, по опушке виднелось несколько грубо сколоченных столов со скамьями, вкопанными в землю. Между деревьев пестрели цветными боками палатки тех, кто остановился ночевать поблизости от дома Звонаря. Ни мусора, ни беспорядка. Во дворе путники увидели черную «Волгу» и милицейский УАЗик, окруженные большой толпой богомольцев. Сквозь распахнутую дверь «Волги» просматривался солидный гражданин в пиджаке и галстуке, вытиравший носовым платком сочившуюся из носа кровь. Лицо его было искажено злобой и он бросал собравшимся какие-то резкие, неразборчивые слова, похоже, угрозы. Слегка потрепанная внешность его говорила о том, что ему пришлось вырываться из рук толпы. Рядом с УАЗиком с растерянным видом стояли два милицейских сержанта. Толпа оживленно гомонила, и особенно отчетливо был слышан голос молодой женщины с раскрасневшимся лицом и сверкающими глазами:

– Вам бы только хапать и хапать, совсем голову от жадности потеряли. Не приезжайте сюда больше, не злите людей. Хоть раз о совести подумайте.

Аристарх тихо спросил стоящего в толпе мужчину, что здесь происходит.

Мужчина рассказал, что сегодня утром, еще до того, как Звонарь начал принимать богомольцев, подъехало какое-то начальство из Первомайска. Оно вместе с милиционерами завалилось к Ивану и потребовало освободить лесничество, которое тот занимает незаконно. В случае отказа инвалиду было обещано насильственно поместить его в специальный приют. Иван не протестовал, а лишь попросил время для сборов. Но начальство ждать не захотело и велело милиционерам выносить Звонаря вместе с коляской, а вещи его выбросить на улицу. В толпе находились и жители Первомайска, которые узнали в приехавшем заместителя только что избранного руководителя администрации поселка и сообразили, что лесничество понадобилось новым хозяевам для охоты и развлечений. Слух тут же разнесся по толпе, она взволновалась и не допустила выселения. При этом заместителя слегка потрепали, но, видимо, он не вник и продолжал настаивать на своем. Об этом и шла дискуссия во дворе. Аристарх и Данила не стали в ней участвовать, а, постучавшись, вошли в избу, наполненную утренним светом, и сразу же увидели Звонаря, который о чем-то тихо переговаривался с Матвеем.

– Здравствуй, Иван Александрович, выселяют тебя, я слышал. Вот познакомься, друг мой, полковник разведки, Данила Всеволодович Булай.

– Здравствуй, Аристарх, здравствуйте, товарищ полковник, проходите, садитесь. Может, чаю выпьете с дороги? Матвей, будь другом… А выселить меня невозможно. Выселяют насельников, а я – птица божья, мне везде дом. Печально другое – начальники эти совсем не понимают, что хотят народный ручей перекопать. Какую новую жизнь они могут построить? Да, Матвей, там, во дворе, уже расходятся. Выйди, попроси кого-нибудь из гостей до Первомайска слетать, позвонить Сереже. Хорошо бы он завтра приехал, помог бы скарб перевезти.

Аристарх отхлебнул чай из жестяной кружки и спросил:

– Я вижу, ты в скорое улучшение в стране не веришь?

Глаза Ивана живо сверкнули, они были молоды и полны глубины, хотя лицо его закрывала густая борода, а кожа лица отсвечивала нездоровым оттенком.

– Это смотря что понимать под улучшением, Аристарх. Нужда и страдания в народе поселяются надолго. А духовное отупение начинает уходить. Вот и решай сам, что хорошо, а что плохо.

Данила даже привстал от недоумения:

– Где же Вы видите такое просветление? Ведь прозревают, может быть, десятки тысяч, а опускаются миллионы. Вот Вам пример. Купил я дом в далекой тверской деревне. Из полусотни имеющихся там в наличии жителей пьют практически все. В деревне нет детей, хозяйство пришло в упадок. Они уже погасли, эти русские люди, в них нет воли к жизни. И верующих в этой деревне только две древние старушки. Какое здесь прозрение?

Звонарь кивнул головой в знак согласия:

– Да, это печально. Но я больше Вам скажу, Данила Всеволодович. Деревня Ваша – только первая ступень испытаний, в которые мы погружаемся. Дальше будет хуже. Ведь когда мы выходили за Ельцина, не понимали, какого упыря ведем к власти. Теперь равенство испаряется, а на смену ему ползет скотство. Люди начинают ощущать издевательскую несправедливость происходящего, к которой сами приложили руку по недомыслию. А для того, чтобы просветлеть умом и душою, надо обрести Бога. Народ с Богом в душе никаких упырей к власти не пропустит. Вот мы его и обретаем через мучительные испытания. Другого пути нет. И если ничто не помешает, то мы с Вами будем свидетелями чуда.

– Почему чуда?

– Потому что мы станем первой современной истинно христианской нацией. Знаете, почему истинно?

– Нет.

– Потому что после всех испытаний муками безбожия, мы, наконец, поймем, что принцип свободы совести на самом деле есть принцип свободы от совести. Без веры совесть нежизнеспособна. Второй раз такой ошибки наш народ себе не позволит. Девиз свободы совести нашептан врагом русской души.

– Но ведь право выбора неколебимо. Хочу – верю, хочу – нет. И никто не может меня заставить…

Звонарь улыбнулся в ответ. Ему нравился этот напористый и открытый собеседник:

– Это правильно, спору нет. Но есть и такая вещь, как главенствующая народная религия. Не принуждением, а горьким опытом она вернется в души большинства людей и будет жить в каждом доме. Вот о чем речь. Ну, а если кто-то ничего не понял из собственной истории и останется атеистом – это его выбор. Хотя каждый будет понимать, что отсутствие Бога в душе открывает ворота всякой нечисти.

– Простите меня, Иван Александрович, но, может быть, в силу своей скептической профессии, я с трудом могу себе представить, что наше общество станет верующим. Ведь его «властители дум» сплошняком атеисты. Они же навязывают нам свои стандарты сознания.

– Да, схватка будет жестокой, Вы правы. Среди тех, кто задает людям науку жизни, осталось мало совестливых творцов. Они народу верный путь указать не могут. Наверное, это самое тяжелое наше испытание, ведь в каждом народе интеллигенция является настройщиком народной души. А у нас – расстройщики. Сами видите, какую заразу они на людей выливают.

– У меня такое ощущение, что когда-то очень давно в голове русской цивилизации вырос западный паразит, который постоянно заставляет ее болеть, а иногда почти умирать.

– Вы сильно сказали, и я не буду с Вами спорить. Хотя, конечно, мы оба знаем, что все обстоит гораздо сложнее. В любом случае, внутренняя духовность наша сейчас развивается не благодаря усилиям творческой интеллигенции, а вопреки им. Мы с Вами вынуждены постоянно очищаться от ее сомнительных плодов. А простой человек этих людей давно всерьез не воспринимает. Поэтому я уверен, что народ не даст нашим интеллигентам себя обмануть. Он больше на эти грабли не наступит, не пойдет за нынешними крикунами и не будет строить американский рай. В глубине своей души ни один русский мужик нашим творцам не верит. Поэтому нам предстоит очень тяжелое время до тех пор, пока не появятся люди, способные дать национальную идею и повернуть страну на нужный путь. Но такие люди появятся, я это точно знаю.

– То есть Вы не верите в нашу демократическую систему, парламентские органы, которые будут отфильтровывать лучших представителей…

Иван тихо засмеялся:

– Вы ведь не хуже меня знаете, Данила Всеволодович, что нет ничего проще, чем купить парламентариев, которые не несут ответственности перед избирателем. Хуже того, как раз из этих демократических органов и полезет разложение. Власть и богатства в нашей стране присвоят инородцы и моральные калеки, а простым людям будет плохо. Нас поймали на приманку западного образа жизни, но такая жизнь доступна только ловцам, а пойманные будут работать на их благополучие.

– Да, печальное видение будущего.

– Что и говорить, радости мало. Только вспомните, с чего мы начали: повсюду пробиваются ростки православия. Другими словами, появляются люди с совестью. Еще не скоро они наберут силу, еще не скоро жизнь заставит их объединиться и приступить к действию. Пока мы продолжим падать, Данила Всеволодович. Будет падение и, одновременно, зарождение новых сил. Это второе обстоятельство меня и радует. Понимаете, впервые за много-много лет у нас, наконец, появится честный, страдающий за судьбы народа творческий интеллигент, который сменит эту продажную и изолгавшуюся свору! Он должен будет изгнать ее, от этого зависит судьба народа. Если же новые творцы будут раздавлены старыми разложенцами, то мы не выполним своего исторического долга. Не сможем возродить оплот Православия в мире.

– Так что, по-Вашему, гибель?

– Да, тогда гибель. Русский народ исчезнет с лица земли. Растворится среди других наций. И путь к Апокалипсису человечеству будет открыт.

Заговорившись далеко заполночь, друзья наконец уснули, оставив Звонаря одного слушать ночную тишину. Иван уже не умел уходить в сон надолго и, казалось, ему достаточно всего часа, чтобы восстановить силы. Может быть потому, что неподвижный образ жизни делал расход энергии минимальным, а может, существование его шло уже по другим, не совсем понятным медицине законам. Огромный врачебный опыт знает множество случаев удивительных проявлений человеческой природы, не подвластных обыденному пониманию. Возможно, и Иван, сам того не ведая, пользовался таинственной и чудесной силой, постоянно поддерживавшей его дух в бодром состоянии.

Звонарь воспринимал краем своей интуиции, что где-то в Первомайске сейчас идет поздняя пьянка людей, разговаривающих о нем и о доме, в котором он живет. Речь этих людей льется тягучим матом, мысли их злы, на душах лежит бесовская печать, и они заряжаются энергией от черных помыслов. Они хотят приехать утром, чтобы выместить на нем накопившееся за ночь пьяное озверение. Иван не хотел углубляться в эти мысли и обратил свой внутренний взор на Матвея, Аристарха и Данилу.

Все они – прообраз будущего русского человека. Все прошли через большие испытания судьбой, все сумели в них выстоять и укрепить в своих душах добро. У всех имеется самое главное, что необходимо русскому человеку – вера в Бога, через которую они обретают свое земное достоинство и понимание цены своей родины для всего человечества.

Он с любовью подумал о Зафире, спавшей за перегородкой. Эта женщина принесла ему счастье духовной близости, которое можно было назвать Божьим Даром. Теперь он знал, как высока была любовь Адама и Евы до грехопадения. Иван повернул коляску в угол с иконами и начал молиться за своих друзей, за жену и за то, чтобы множилось и укреплялось в народе число таких, как они.

Он молился, в сознании его снова всплывала белоснежная лестница, ведущая ввысь, и уже не один он поднимался по ней, а бесчисленное количество людей. И виделся ему в бездонной васильковой синеве лик Богоматери, освещающий русскую землю материнским любящим взглядом.

Когда над вершинами деревьев пробились первые блики рассвета, Иван разбудил друзей и сказал:

– Послушайте меня внимательно, Матвей, Аристарх и Данила. Скоро на нас будет нападение. Те, кто приближаются к нам, не хотят мирного исхода встречи. Их ведет злоба и нетерпение выместить на нас свои черные чувства. Я всю ночь молился о нас с вами и получил благословение на бой. Готовьтесь и не ждите первого удара. А пока они едут, мы еще успеем напиться чаю. Вон, кстати и Сережа подъехал.

Через четверть часа друзья вышли из домика, взяли в сарае дубовые колья и схоронились в укрытиях по двору. Сергей Седов развернул свой грузовик носом к воротам и остался за рулем. Иван выехал в каталке на крыльцо и стал поджидать незваных гостей. Рядом встала Зафира. Вскоре из леса вынырнула уже побывавшая здесь «Волга», позади следовал облепленный грязью джип «чероки». Машины на большой скорости въехали во двор и резко затормозили. Из них вывалилось с десяток опухших от пьянки парней во главе с тем же заместителем мэра. Непрошеные гости рассредоточились редкой цепочкой, как бы давая понять потянувшимся из палаток богомольцам, что на сей раз вход во двор будет закрыт. В руках у них виднелись орудия рукопашного боя вроде нунчаков и булав, а в глазах – желание оттянуться на этом беззащитном стаде. Один из них, по виду старший, помахивал револьвером.

Теперь заместитель мэра был настроен решительно:

– Сбросьте его с крыльца, чтобы дверь не загораживал, – приказал он двум мордоворотам, указывая на Звонаря, – и начинайте барахло выкидывать.

Преодолевая боль, Иван поднял руку и сказал зычным голосом:

– Зачем все это? Я ведь не собираюсь здесь задерживаться. Уеду сегодня же…

– Поговори у меня, поговори, монашек, – отвечал начальник, – сейчас договоришься.

По всему было видно, что он не забыл вчерашнего унижения. Его терзала ненависть за то, что он, могучий начальник округи, был побит и изгнан из лесничества какой-то рванью. Следуя его приказу, к крыльцу в развалку подходили два «качка» с явным намерением столкнуть каталку вниз вместе с инвалидом. Собравшиеся за ограждением люди закричали, однако бандиты не обращали на них внимания. Но как только они поднялись к Ивану, из дверного проема появился Булай и секущим ударом дубины ударил первого по ключице. Кость хрустнула, и парень, скрутившись винтом, упал вниз. Второй развернулся, чтобы бежать, но Данила пнул его ногой в спину, и бандит покатился по ступеням. В тот же момент в толпе заголосили и, прорвав оцепление, она бросилась во двор. Началась свалка, в которой ни револьвер, ни булавы бандитам помочь уже не могли. Трое или четверо из них бросились к «чероки», но в это время взревел мотор грузовика, и тот со всего хода ударил в бок джипа, завалив его на бок. Револьвер главаря треснул единственным выстрелом и был выбит из рук, не причинив вреда. На несчастье бандитов, один из них все-таки успел пустить в ход нунчаки. Это страшное оружие, сделанное из вареного в масле бука, ударило по руке пожилой женщине, вызвав открытый перелом кости. В воздухе поднялся визг и вой, толпа навалилась на бандитов, и вскоре они лежали на земле, закрыв головы руками, а люди вымещали на них всю горечь своей убогой жизни, унижений от издевательств новой власти и новых извергов.

– Остановитесь, – во весь голос кричал Иван, – остановитесь, православные!

Друзья его растаскивали дерущихся, но это удалось сделать не сразу. Наконец наступило успокоение, и все прекратилось. Люди отошли от поверженных врагов, которые являли собой жалкое зрелище. Они были ободраны, окровавлены, покрыты синяками, но живы. Наибольшие потери, как главный виновник, понес их предводитель. Теперь у него кровил не только нос, но и разбитые губы, лицо превратилось в сплошную лиловую подушку, а на голове не хватало волос.

Бандиты с трудом поднялись с земли, сбились в кучку. Звонарь молчал, провожая взглядом «Волгу», на которой увозили женщину с переломом руки. Затем обернулся к ним:

– Вы еще молодые люди, – сказал он, – вот смотрите, как к вам относятся те, за чей счет вы живете. Смотрите, может, хоть что-то станет понятно. А на этого, – он указал рукой на заместителя мэра, – не равняйтесь. Он вас самих за рогатую скотину держит. Теперь уходите. И с вами, земляки, я сегодня разговаривать не буду, потому что мне надо перебираться в поселок. Вот перееду и продолжим наши беседы.

Быстро погрузили в грузовик скромные пожитки Звонаря и Матвея, посадили Зафиру в кабину и отправили машину в Первомайск. Чуть позже и сами вышли из лесничества. Впереди двигалась коляска с пехотинцем Иваном Звонарем, которую толкал моряк Матвей Захаров, рядом шли разведчик Данила Булай и историк Аристарх Комлев. Битые, но не убитые, тонувшие, но не утопленные, оболганные, но не обманутые, они шли по своей земле хозяевами жизни. Немного отстав, за ними следовали богомольцы, которые будут ждать начала новых исповедей, а заодно охранять Звонаря от нечисти. Так и возвращалась осенним светлым днем новая Россия к себе домой.