Текст книги "Маджара"

Что случилось с Павлом Петровичем?

Было около трех часов пополудни, когда в дверь квартиры постучали. Женщина средних лет, держа на руках девочку-младенца, кормила ее из бутылочки. Кого еще несет, подумала она. Не буду открывать, может, уйдут. Но стук повторился снова. Муж был на работе, явится только к вечеру. Мать уехала в Таиланд со своим новым ухажером. Так что явно кто-то чужой. Женщина поставила бутылочку на стол, взглянула на часы, что висели над кухонным столом. Уже пора укладывать малютку спать. А в дверь снова постучали. Стук был какой-то неуверенный, как будто извинялся за то, что посмел прозвучать в столь неурочный час. Женщина засомневалась, вздохнула и подошла к двери.

– Кто?

– Это Паша.

– Какой еще Паша? – раздраженно спросила женщина, стараясь припомнить, кого из знакомых могли звать подобным именем.

– Ну, Паша… Паша Поклонский, – сказал голос из-за двери, – я твоего мужа старый приятель. Тут такое дело… Может, откроешь?

– Нет, – твердо ответила женщина. – Мужа нет дома.

– Я знаю, – отозвался Паша.

Женщина про себя чертыхнулась. Пьяный, что ли… Вот же принесла нелегкая! С трудом припомнив, что и впрямь одного из старых друзей мужа звали Павлом, женщина слегка успокоилась.

Они даже виделись пару раз в общих компаниях. И Павел произвел на нее не очень хорошее впечатление. От него исходил тот запах, который обычно присущ людям, близким к черте, за которой они уже теряют человеческий облик. Запах бомжа из подворотни. Такая же вонь исходила от того субъекта, с которым они с мужем столкнулись однажды на площади у вокзала. То был грязный, неотесанный мужик, у которого одна нога вследствие какой-то болезни раздулась и была раза в четыре толще другой, так что на нее даже подходящего размера обувь нельзя было сыскать, поэтому он шел, запинаясь и прихрамывая, в чем-то вроде лаптя, будто наполовину вылез из далекого прошлого. Павел оба раза в компаниях выпивал больше всех и потом вел себя очень некультурно. Приставал к какой-то даме, а потом ночевал в кустах. Кажется, это было на озерах…

В другой раз они с Павлом пересеклись на концерте малоизвестной группы, название которой женщина уже и припомнить не могла. Они в то время часто ходили с мужем по концертам, не то что сейчас… В тот раз от Павла ничем не пахло, и вел он себя вполне сносно, но первое впечатление осталось неизгладимым, женщина ему совсем не доверяла. Поэтому они этого Пашу даже на свадьбу не пригласили.

– Све-е-ет… Ну, открой. Понимаешь… я звонил мужу твоему, Виталику, и он сказал, что поможет…

– А я-то тут при чем?! Мне ребенка надо укладывать. Иди отсюда давай!

За дверью раздался звук, очень напоминающий всхлип. Светлана про себя чертыхнулась. И попросила подождать. Она набрала номер мужа. Сначала никто не отвечал. Потом муж взял трубку.

Оказалось, что Виталик обещал занять Павлу пятнадцать тысяч рублей. Светлана обомлела от такой дурости. Обматерив мужа, она сказала, что никогда, ни при каких обстоятельствах не даст этому алкашу ни копеечки, потому что по ее, Светланиному, твердому убеждению этот дегенерат обязательно пропьет все бабки и никогда в жизни не вернет долг.

– Ну, Светик… Послушай, дай ты ему эти чертовы пятнадцать тыщ, – сказал Виталик. – Я тебе за это к концу года куплю все, что ты захочешь. Он меня просто достал уже, ты представить себе не можешь, насколько. Он мне на протяжении двух недель названивает каждый день. Божится, что отдаст деньги со следующей зарплаты.

– Хочу машину, – отрезала Светлана и повесила трубку.

Тут опять раздался стук в дверь. Светлана закатила глаза и пошла в спальню, там, в тумбочке у кровати была спрятана заначка на черный день. Положив младенца в кроватку, она скрепя сердце отсчитала три пятитысячных бумажки.

Приоткрыв дверь, она всучила в руку Павла купюры и тут же дверь захлопнула. Не стала выслушивать благодарственных речей почти-бомжа.

* * *

Павел Петрович Поклонский, человек лет сорока, вышел из подъезда с чувством гордости за хорошо исполненное дело. У него словно камень с души свалился. Хотелось петь и смеяться. И, может быть, даже выпить стаканчик…

«Yesterday…» Павел на этой ноте себя тут же оборвал. Ему теперь категорически нельзя было пить, ведь около двух месяцев назад матушка отвезла его в краевой центр, где его самым наглым образом закодировали. Ну зачем согласился, проклинал себя Павел, вечно он дает себя уговорить. Он бы и так бросил. Обязательно. У него ж воля стальная. И теперь есть работа. Конечно, не по специальности, на которую он учился целых пять лет, да еще в аспирантуре два года торчал, но хоть такая… Из школы, где он преподавал английский, его выперли за пьянство. Устроился Павел сторожем в форелевое хозяйство и получал свои законные двадцать тысяч.

В ожидании маршрутки Павел Петрович решил немедленно поделиться радостной новостью с той, ради которой и бегал по родственникам и знакомым, ради которой столько унижался.

Собственно, началось все две недели назад, когда Павлу позвонила Марина, одна из его старых знакомых. Марина была учительницей русского языка в той школе, где он прежде работал. Она ему очень нравилась. Но Марина никогда не отвечала взаимностью. И тут вдруг она ему звонит на домашний телефон (номер мобильника-то его стерла небось) и просит встретиться. Восторгу Павла не было предела, и он тут же согласился.

Оказалось, что Марина просрочила кредит за машину и ей были необходимы пятьдесят тысяч рублей. О, как она его умоляла! Она клялась, что всегда испытывала к Павлу нежные чувства, но боялась, что муж узнает, и ей не поздоровится. Но так как муж умер год назад, да-да, такое горе, скоропостижно скончался, инфаркт, – то теперь-то уж их с Павлом любовь засияет, как… как золотая монетка. Только очень надо достать пятьдесят тысяч рублей… срок– две недели. Марина в слезах умоляла и чуть на колени не падала перед Павлом Петровичем.

– Мариночка-а… – пропел Павел в трубку – Я достал денежки-то, сейчас приеду

– Сдурел, что ли? – раздалось на том конце линии. – Я на уроке. Не приезжай пока. Вечером давай ко мне. После восьми.

– Хорошо, милая, – сказал Павел в отключенную трубку, оглядываясь по сторонам: слушают ли его остановочные люди. Все у него как у людей.

Но Павел Петрович взгрустнул немного. Что ж такое-то, думал он, я ведь ради нее… А она… и чем я ее обидел?! Впрочем, ладно. Когда мы встретимся, она все мне простит. Павел улыбнулся и сел в маршрутку, которая подвезла его до дому.

Павел Петрович жил в однокомнатной квартире с мамой, на первом этаже пятиэтажного дома, в не очень благополучном районе города. Недалеко от дома пролегала трасса: днем и ночью раздавался шум проезжающих машин. Зато из окошка квартиры видна была аллейка кипарисов. И Павел, сидя у окна, наблюдал за проходящими по аллее людьми. Конечно, с пятого этажа вид был гораздо лучше. Моря отсюда не увидишь, но из окон с торца здания можно было смотреть на окружавшие город далекие, равнодушные ко всему горы. Когда Павел был маленький, он дружил с мальчиком, жившим на пятом этаже, и частенько приходил к нему в гости, посмотреть на горы. Не сказать, что ради вида из окна Павел водил с ним дружбу, но поначалу основная причина была как раз в этом. Но потом мальчик вырос, женился и съехал на съемную квартиру, и Павел теперь не мог наблюдать за горами. Хотя ему это уже было и не нужно. Слишком Павел для этого стал взрослый, какие уж горы в его возрасте! А мальчика, с которым Павел Петрович дружил, звали Виталик. Друг женился и почти перестал общаться со своим старшим товарищем.

На часах пробило шесть, и Павлик, попрощавшись со старой матерью, поехал к Марине. Выехал он, конечно, рановато, ведь она просила быть после восьми. Но Павлу решительно нечего было делать дома, и он вышел пораньше, чтоб прогуляться.

Автобус оказался полон, что не удивительно, ведь люди возвращались в этот час с работы, и Павлу пришлось всю дорогу стоять. То и дело он ощупывал внутренний карман куртки, в котором хранился кошелек с заветными бумажками, и нервничал. Что-то сулит ему эта встреча?.. Автобус, как назло, едва полз: пробка. И на каждой из остановок заходили люди. Сколько ж можно, подумал Павел, автобус не резиновый: его сдавило между толстой дамой с брезгливой усмешкой на лице и старичком, который, несмотря на то, что был в летах, все еще держался с той выправкой, что свойственна офицерам советской армии. Ветеранов Павел уважал и про себя негодовал по поводу того, что старику до сих пор никто не уступил место. Впрочем, старый офицер сошел на следующей остановке, и Павел снова предался мечтам о своей возлюбленной.

Марина обитала в новостройке, недалеко от объездной дороги, которую власти построили, чтобы разгрузить город от машин, количество которых с каждым годом удесятерялось, увеличивались и пробки, поэтому горожане были довольны решением властей. Павел достал из куртки мобильный, посмотреть время. Оказалось, что всего только семь, где-то нужно было болтаться еще целый час.

– Эй, мужик, – позвал пропитой голос, – извини.

Павел обернулся: перед ним стоял мужчина примерно одного с ним возраста, одетый в кожаную куртку, слегка испачканные джинсы и кеды. – Не подкинешь рублей пятьдесят? Ну очень нужно. Врать не буду браток, на пузырь не хватает.

Павел замялся. У него лежали в кармане две тысячные, помимо Марининых, но ждать, что у этого субъекта будет сдача, как-то не приходилось.

– Не, прости, друг, – отнекнулся Павел и постарался придать лицу такое выражение, что, мол, все понимаю, рад бы помочь, да нечем.

– Ну ладно, – сказал грустно мужик и пошел своей дорогой.

Павел подумал и решил, что во избежание повторения подобной ситуации ему больше не следует болтаться по чужому району. Тем более его здесь никто не знает. К Марине Павел приезжал только раз, когда они с учителями справляли ее день рождения. Он вспомнил, что весь сабантуй происходил неподалеку, на Министерских озерах, красивейшем месте в городе. Они ловили рыбу, загорали… Хорошие были времена, подумалось Павлу. Надо будет утром сходить на озера, полюбоваться. В том, что он останется у Марины до утра, Павел нисколько не сомневался.

Он сходил в магазин «Магнит», расположенный рядом, чтобы купить чего-нибудь. Не с пустыми же руками идти. Купил коньяку, шоколадку, а пачку презервативов взял на кассе. И во всеоружии направился в гости. Время как раз вышло.

Было около восьми, когда в дверь квартиры постучали. Женщина встала с дивана, обула тапочки и, запахнув халат, подошла к двери.

– Кто?

– Это Паша.

– Какой еще Паша? – недовольно спросила женщина. С другой стороны двери оторопело замолчали.

– Ну. Паша… Марин, ты чего? Павел Петрович.

– Ах, Павел Петрович! Это вы? Я же не привыкла еще, что Паша. Сейчас открою.

Перед Мариной стоял улыбающийся мужчина, держа в одной руке пакетик веселенькой расцветочки, а в другой руке… он не держал ровным счетом ничего. Вот хам, подумалось Марине. Хоть бы цветов принес.

– Проходите, разувайтесь, – бросила Марина и, развернувшись, исчезла в гостиной.

Павел подумал: интересно было бы узнать, откуда у учительницы такая квартира, на какие шиши сделан евроремонт и куплена такая мебель, м-да. Он пытался вспомнить, была ли обстановка такой же, когда он был тут в первый и последний раз. Но не вспомнил: и лет прошло немало, и Павел Петрович был тогда слишком пьян. На стене висела большая плазма, а напротив на диване сидела хозяйка, держа на коленях здоровенного черного кота с зелеными стекляшками глаз.

– Ну, чего ты уставился? – спросила, посмеиваясь, Марина. – Это Буржуй, порода мейн-кун, не видел, что ли, ни разу? Ох, деревня… – и вдруг другим, томным голосом, произнесла: – Ну, Павел Петрович, принес?

Павел кивнул и, вытащив кошелек, достал сложенную вдвое пачку. Он ее специально положил в отдельный кармашек, тот, что на «молнию» застегивался.

– Спаси-ибо, – протянула Марина, принимая деньги. – Ты настоящий друг.

– Как же тебя угораздило? – поинтересовался Павел, усаживаясь рядышком с хозяйкой, но осторожно косясь на Буржуя, занявшего Маринины колени.

– Я разве не рассказывала… – начала Марина, – взяла машину в кредит, но просрочила выплату, такие дела. В месяц десять тысяч отдаю. Из банка уже иззво-нились. Я как увижу, что из банка звонят, не беру трубу. Как они меня достали, не поверишь, Паш… И коллекторов до смерти боюсь.

Павел Петрович, наслышанный про коллекторов, сочувственно закивал, а Марина встала, столкнув кота.

– А что ты еще принес? – кивнула на пакет. Павел достал бутылку. Марина поморщилась, сказав, что такое не пьет. А пьет исключительно абсент. И отправилась на кухню. Павел, покраснев как рак, засунул бутыль «Кремлевского» обратно и, не выпуская пакета из рук, прочапал следом. На кухне стоял столик с мраморной столешницей и весьма приличный кухонный гарнитур. Он ожидал увидеть собственно абсент, но такового не оказалось. Мраморная столешница пустовала.

– А у тебя остались деньги? – спросила Марина, присаживаясь на стул.

– Ну… пара тыщ найдется… – пробормотал Паша, пожалев, что не взял с собой еще. Ведь остались же, остались еще с зарплаты несколько тысяч. Правда, это были деньги, отложенные, чтобы заплатить за коммуналку… ну и черт с нею, с коммуналкой, ведь тут такое дело обламывается.

– У меня идея! – Павла вдруг осенило. – Тебе когда надо отдать пятьдесят тысяч? Можно взять из этих денег, что я принес, а потом я занес бы тебе еще…

Марина покосилась на него с недоверием.

– Да нет. Пожалуй, не стоит… Эх! Так хотела абсентику. Ладно, доставай уж свой коньяк. Коли принес. По рюмочке выпьем.

– Мне нельзя, – сказал со вздохом Павел. И решил, что распространяться о том, что он закодирован, не стоит.

Подумает еще, что алкаш какой-нибудь. Да и ситуация просто обязывала выпить.

И они выпили. Потом еще по одной. А после третьей Марина томным голосом начала:

– Ну ладно, Паш… А теперь…

Павел Петрович уж облизнулся, предвкушая близость, но не тут-то было. Марина продолжила:

– А теперь – поздно уже, Пашечка. Мне на работу завтра, тебе тоже. Спасибо еще раз за денюжки. Выручил ты меня.

Павел Петрович так и сел. Мечты о столь желанной близости разбились, как корабль чересчур самоуверенного капитана, в тумане напоровшегося на мель.

– Может, завтра зайду? – с надеждой спросил Павел Петрович.

Но Марина, поджав губы, покачала головой. Выпроводив гостя, она тотчас закрыла дверь. И, бросившись к телефону, стала кому-то названивать.

– Виталик! Милый! Ты не поверишь! Мы все-таки летим с тобой в Париж!

* * *

Было около десяти, когда в квартиру постучали.

Светлана читала книжку, а маленькая дочка посапывала за прутьями кроватки.

– Надеюсь, это муж, – сказала вслух Светлана. – Щас я ему устрою нагоняй.

Она открыла дверь, и в коридор вошел Виталик.

– Ну и что ты себе позволяешь? – с места в карьер начала Света. – Какого черта происходит, объясни.

Виталик устало посмотрел на жену, разулся. Скинул куртку и пошел мыть руки.

– Че молчишь? – не унималась Света. – Язык проглотил? Что за тайны от меня? То в командировку тебя внезапно отправляют аж на месяц, то тут твой дружок-алкаш приперся. Зачем ты ему деньги обещал?

– Ой, жена, не начинай, а? На работе и так весь мозг проели, еще ты теперь. Я ж отбивался от этой командировки, как мог. Понимаешь, нельзя мне не ехать. Зато если поеду, зарплату повысят. Там еще к тому же курсы повышения квалификации.

– Ты меня за дуру-то не держи! Знаю, какой из тебя работник. В доме от тебя никакого толку. Сраный гвоздь забить не можешь. И на работе небось так же.

– Я обещал тебе машину? – вдруг резко прервал ее Виталик. – Будет. Только мозг не совокупляй.

Света посмотрела в окно: ночной город сиял во всей красе разноцветными огнями. И зачем только она вышла за этого кретина… Был сначала нормальный мужик. А теперь что… Ссоры, ссоры без конца. Когда ж это кончится?!

– Не верю я тебе, – подытожила Светлана, – ничего ты не купишь. Ты во Францию меня свозить обещал, гад. И где твоя Франция? И еще: если этот выродок опять придет, я его с лестницы спущу. И тебя вместе с ним. И на хрена ему пятнадцать тысяч? Пропьет их – и дело с концом. И не отдаст ни за что на свете. А у нас ребенок маленький. То памперсы нужны, то ползунки, то игрушки, сам как будто не понимаешь.

Виталик посмотрел на жену и улыбнулся.

– Слушай, все будет нормально. Я подработку дополнительно найду. И шабашить буду.

– Ты все время так говоришь.

– А зачем Паше деньги нужны, я знаю. Все знают.

Света с интересом посмотрела на мужа. Любопытство перебороло обиду.

– И зачем?

– Он собирает деньги для Марины, своей бывшей коллеги по школе. Якобы та взяла кредит и теперь не может расплатиться.

– Что значит якобы? – не поняла Света.

– А то и значит, что никакого кредита нет. Она на Францию деньги откладывает.

Светлана отвесила мужу пощечину.

– Ах ты козел, – раздался еще один звонкий шлепок.

Виталик уже пожалел о том, что сказал. Ведь жена так хотела поехать во Францию, что любое упоминание выбивало ее из равновесия.

– Слушай. Мы поедем во Францию. И машину я тебе куплю. Только со временем.

– Так что получается? – Света успокоилась, задумалась: – Она его обманула? А ты почему все знал, а другу ничего не сказал?

– Поржать чтоб… – не нашел сказать ничего лучшего Виталик.

– Я поражаюсь, какая ты сволочь! – спокойно сказала Света. И ушла в другую комнату, хлопнув дверью.

Виталик немного посидел на диване, размышляя, а потом негромко позвал:

– Све-е-ет. Ну, Све-ет…

– Пошел ты!

– Вот что мне сделать? Ну, хочешь, я позвоню ему и скажу правду?

– Позвони.

– И ты меня простишь?

– Нет!

* * *

Павел Петрович молча спускался по лестнице высотки, лифт в ней был не предусмотрен. Никаких особых изменений от того, что он выпил, не ощущалось. Кроме того, что хотелось выпить еще: от обиды на то, что ночь любви, о которой Павел столько грезил, так и не случилась. И вообще непонятно, случится ли…

– Что я за фуфел! – сказал сам себе Павел Петрович. Мысль о том, что ему придется отдавать столько денег, не давала покоя. – И зачем я это сделал… Идиот! Ясно же было с самого начала, куда все клонится! Проститутки на вокзале стоят куда дешевле.

Павел вышел из подъезда, когда раздался звонок. На экране высветилось «Виталик».

…Павел Петрович после разговора со старым другом долго не мог прийти в себя. Вначале он хотел вернуться обратно в квартиру Марины, но… как-то не решился. Мысли вспыхивали светляками и гасли в его хмельной голове, но ни одна из них не подсказывала решение проблемы. Это была катастрофа! Его так подло обманули. Он столько бегал, так унижался, а оказывается, вон оно что… Вот оно как… И почему Виталик сразу ему не сказал?! Правда, Виталик объяснил так, что, мол, только что выяснил и, мол, сразу позвонил. Но Павел Петрович отчего-то ему не поверил.

– Эй, мужик! – раздалось из-за спины. – Ты прости, конечно, но у тебя не будет полтинника? На пузырик не хватает.

Павел обернулся. На него глядел тот самый субъект алкоголической наружности, что спрашивал его о наличии полтинника не далее как этим же вечером, когда он ждал назначенного времени, чтобы отнести полета тыщ стерве Марине.

– A-а, это ты, – узнал его субъект, – знаю, знаю… Нету…

– Есть. Отчего же нет, – вдруг сказал Павел Петрович. – Сообразим, что ли, на двоих?

– Сообразим, – обрадовался субъект.

Сходив в магазин и купив набор алкоголика, а именно: две бутылки водки «Столичной» и нарезку ветчинную, – двое прошествовали по ночной проселочной дороге, начинающейся за домом, где жила в своей башне обманщица Марина и которая вела к Министерским озерам.

Субъект, чье имя, как выяснил Павел Петрович в приватной беседе, было Виктор, рассказал, что живет здесь недавно и что раньше занимался строительством, даже был прорабом в фирме, которая строила объездную дорогу. А теперь вот работает простым сторожем, охраняет склад стройматериалов, сутки через двое. Эту информацию Павел выслушал без особого интереса, она ему была, по сути, безразлична. У него всю голову заполняла Марина, вытянувшая из него пятнадцать тысяч рублей, которые еще предстояло отработать и отдать.

* * *

Проснулся Павел Петрович в кустах ожины. С жуткой головной болью. В бок впилась колючка и страшно его колола. Собственно, из-за этого Павел и проснулся. А еще от того, что было холодно и сыро. Видимо, под утро прошел небольшой дождик. Неподалеку стояло полуразрушенное одноэтажное здание из кирпича. Штукатурка, которой некогда были залеплены стены, отлетела кусками. На штукатурных островках – наскальные рисунки, именуемые граффити. А кое-какие острова попросту названы матерными словами. Павел сразу узнал это строение: заброшенное кафе, что стояло около второго Министерского озера, там когда-то и справляли день рождения Марины. Виктора и след простыл.

Павел Петрович обшарил карманы и понял, что вместе с Виктором простыл след и телефона, и кошелька. Горестно вздохнув, Павел Петрович с трудом поднялся на ноги.

– Сколько же сейчас времени, интересно знать?

Посмотрел на озеро и обомлел… Да-а-а… Давно он тут не был. Вместо озера его взору предстала унылая картина. Озеро обмелело. Причем настолько, что местами обнажилось дно. На дне было столько утонувшего хлама, что Павел даже удивился. Какие-то табуретки, кресла, бутылки. Чего только не швыряют люди в бедный водоем. Глубина оказалась метра три. Дальше шел слой ила. Павлу стало жутко. Сколько ж там под слоем ила упрятано всякого, если точно известно, что глубина этого второго озера была семь метров. Озера выкопали в семидесятых годах для полива когда-то располагавшегося неподалеку цветочного хозяйства. И зачем их, спрашивается, осушили? Не для того ли, чтобы возвести тут очередную высотку, прямо на болоте. Или десяток коттеджей. Какой-нибудь очередной элитный поселок для какого-нибудь очередного министра. Недаром же озера прозвали Министерскими!

Но Павла все это не так уж беспокоило; ему показалось странным одно обстоятельство… Около пересохшего озера не росло ни одного дерева. Чуть в отдалении – лес. Здесь же если что и росло, то уж такое низкорослое и уродливое… глядеть противно. Если кустарник, так колючая ожина. Если деревца, так кривые осинки. Да, и куда, интересно, подевались птицы? Уже рассвело, но никаких звуков лес не издавал, словно затаился, прислушиваясь к чему-то.

Павел Петрович двинулся по дороге вдоль озера и заметил, что на дальней дамбе кто-то есть. Подойдя ближе, он понял, что это дети. Вели себя они довольно странно. Бегали по дамбе туда-сюда и звали какого-то Сережу.

Павлу Петровичу стало любопытно. Детей было трое: две девочки и мальчик. Старшей девочке где-то лет семь, а младшей, наверно, года четыре, не больше, мальчику – около девяти. Одеты легко, не по сезону, правда, на всех черные шапки с огромными помпонами.

Дети плакали и продолжали кликать Сережу.

– Что случилось у вас? – спросил подошедший к дамбе Павел Петрович. Дети сразу замолкли и во все глаза уставились на него.

– Сережа потерялся, – сказала старшая спокойным голосом.

Павел поинтересовался, а кто этот самый Сережа. Оказалось, что Сережа – их братик.

– А где он? – спросил Павел Петрович у детей.

– Там, – коротко отвечала старшая девочка и ткнула пальцем вниз. Павел Петрович тотчас понял, что бедный малыш, видимо, упал с дамбы в ил. Но, перегнувшись через ржавые перила, никого не увидел.

– Но там никого нет…

– Он та-а-ам, – завопила девочка. Остальная ребятня подхватила ее крик.

– Ладно. – Павел Петрович пошарил по карманам в поисках телефона, чтоб вызвать МЧС и полицию, но вспомнил, что телефона-то у него и нет. Его спер проклятый Виктор; цепляясь за Виктора, выплыло из памяти все произошедшее прошлой ночью. Павел Петрович почувствовал себя окончательным неудачником.

– Сейчас, сейчас. Найдем мы вашего Сережу, – попытался успокоить детей Павел и хотел погладить младшую по головке, вернее, по пухлой шапке, но та, хоть и стояла рядом, каким-то образом вывернулась из-под его пальцев. А ему показалось, что под шапкой что-то острое, он вроде даже ладонь уколол.

Пожав плечами, Павел Петрович начал спускаться по ржавой металлической лестнице. Он увидел внизу трубу, диаметром, примерно, в метр, причем наполовину забитую илом. Наверно, именно эта труба соединяла два озера. Потому что, когда из первого озера брали воду, то во втором озере уровень воды понижался.

Вдалеке раздался гром. Взглянув на небо, Павел Петрович понял, что ему надо спешить, тучи над озером сгущались, казалось, их сгоняли сюда со всех сторон лопатами. Он снял куртку, посмотрел наверх, туда, где ждали дети, и, крикнув, что все будет хорошо, полез в трубу. Где ж ему еще быть, этому глупому Сереже, как не в трубе?! Нигде его не видать, следовательно, он там. И зачем ребенок туда полез? От этих детей одни неприятности… И в школе тоже, вечно они старались насолить Павлу Петровичу: не слушались, домашние задания не выполняли, дали ему дурацкое прозвище: Перхоть. Но тут он подумал, что сейчас спасет ребенка, Сережу, и жизнь будет прожита не напрасно. Это каким-то образом перечеркнет вчерашний неудачный день. И все наладится, станет таким, как было до того злополучного дня, когда ему позвонила Марина, обычным.

От мыслей о Марине Павлу Петровичу вновь стало немного грустно. Не так, как вчера, когда он чуть не плакал, но все же.

Он полз по заиленной трубе. Медленно, но верно пробирался на четвереньках. Эх, брюки теперь изгваздал, а мать стирай! Поначалу пришлось разгребать ил и грязь руками, но по мере удаления от входа слой ила истончался. В нос ударил смрадный запах. Труба источала такое мерзкое зловоние, что пришлось снять майку и обмотать ее вокруг головы так, чтоб она закрывала нос. С трудом пробираясь вглубь, Павел Петрович звал Сережу Никто не откликался. Тьма сгустилась вокруг него. Видимо, он заполз достаточно далеко или… глубоко. Труба шла под уклон, и Павел Петрович оказался в таком положении, что его голова опустилась ниже уровня пяток. Однако по-другому передвигаться было невозможно, ведь он разгребал руками скопившийся мусор, когда-то засосавшийся в трубу. Павел уже несколько раз резал руки о края бутылок и каких-то железяк. Было больно и жутко. Захотелось наверх, круг света казался теперь таким далеким. И чего он сюда полез, всегда был дураком. Павел Петрович обернулся, свет превратился в бублик, в дырку от бублика.

– Сережа, твою мать! – крикнул в пустоту Павел Петрович, и пустота отозвалась послушным эхом. Как бы теперь пригодился фонарик, что был встроен в украденный телефон!

Снаружи раздался раскат грома. И за ним последовал звук, с которым обычно ливень обрушивается на не занятые еще территории. Через несколько секунд эту территорию ливень уже занял.

– Черт бы вас побрал! – выругался Павел Петрович. И где же этот маленький гаденыш?! Смог бы вообще ребенок сюда залезть? И зачем? И где взрослые вообще? Почему эти дети одни ранним утром толклись на дамбе? Что они тут делали?!

«Надо поворачивать назад», – сказал он сам себе, но тут его рука наткнулась на некий овальный гладкий предмет. Ощупав его, Павел Петрович запаниковал. Потому что он понял. Его не обманули. Сережа действительно был в трубе. Потому что Павел Петрович сжимал в руках маленький детский череп. Он вскрикнул, вода резко прибывала, струями втекая в трубу, озеро наполнялось: ливень, видать, там нешуточный. Павел Петрович выронил череп и попытался грести против напора волны: наверх, туда, к свету!

…В трубе раздался зловещий детский смех, мужской захлебнувшийся крик.

Павел Петрович утонул.