Текст книги "Белое гнездо вороны"

Белое гнездо вороны
Рассказы
Дмитрий Плынов

© Дмитрий Плынов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Белое гнездо вороны

– Доктор, вы, наверное, любите рисовать?

– Конечно, люблю, разве вы не видите? Это мой последний рисунок. Перед встречей с вами изобразил. Красиво?

– Я ничего не вижу, Доктор.

– Ну как же! Вот, смотрите! Это – наша клиника, это – наша палата: окно, кровать, тумбочка.

– Странно, Доктор, может, у меня что-то со зрением?

Это просто чистый лист бумаги.

– Совсем нетак. Включите воображение.

– Доктор, вы мне вчера показывали тот же лист и говорили, что это роман.

– Всё верно. Это – и роман, и картина. А если свернуть как-нибудь, то и оригами, и скульптура. А вот если порвать на кусочки, а потом сложить, получится мозаика или витраж.

– Доктор, вы точно это знаете? Или вы хотите, чтобы я в это поверил?

– А это вам решать!

– В таком случае, для достоверности, как это произведение называется? Вы знаете, Доктор, что у любого творения должно быть название.

– А вам в каком виде искусства? То есть, вы спрашиваете про название картины или романа?

– Сегодня Доктор, у нас что?

– Сегодня, картина!

– Ну тогда как называется эта картина?

– А вы читали «Над гнездом кукушки»?

– Нет, Доктор, не читал. А вы?

– Я тоже.

– Значит, эта картина называется «Над гнездом кукушки»? Так, Доктор?

– Странный вы человек. Я – творец, а не плагиатор. Если уже есть такое название, зачем же мне его повторять?

– Доктор, вас трудно понять!

– Ага, а вы хотите, чтобы я вас понял!

– Я ничего не хочу, Доктор. Я просто живу.

– Ну, хорошо. Ни я, ни вы не читали этого произведения, но мы прекрасно знаем о чем оно? Так?

– Да, так. Если в двух словах.

– Тогда откуда мы знаем? А?

– Доктор, вы задаете слишком сложные вопросы. На них не ответишь коротко. Скорее всего, слышали от кого-то, может, фильм смотрели?

– Вот как. Не читая, не видя, мы прекрасно с вами знаем, что это существует, что кто-то этим интересуется. И мы даже не сомневаемся, что это литературное произведение и художественный фильм! Мы доверяем мнению других! Хотя этих «других», возможно, первый раз в жизни видели!

– И что, Доктор?

– Так почему же вы мне не верите? Я вам сегодня показываю картину. Вчера приносил роман. Завтра продемонстрирую витраж.

– Что вы от меня хотите, Доктор? Чтобы я поверил, что этот лист бумаги – произведение искусства?

– Не просто произведение искусства, а шедевр, созданный мной!

– Это чересчур, Доктор! Зачем же я вам буду врать?

– А что от этого изменится, если вы соврете? Только к лучшему! Даже больше вам скажу: соврав мне, потом другому, потом третий посчитает, что это так, а четвертый и пятый не будут сомневаться, что я – талант! Всем только хорошо будет.

– Особенно вам, Доктор!

– И это неплохо. Ведь говорят же, если называть человека свиньей, то он вскоре захрюкает. Почему бы не называть человека гением? Глядишь, через месяц он реально им станет!

– Ну, хорошо, Доктор, давайте попробуем.

– Давайте.

– Прежде чем я стану восторгаться этим произведением, мне все же хотелось бы знать, как оно называется. В противном случае, Доктор, я не смогу рассказывать о нем другим людям.

– Совершенно справедливо! Я назвал его «Белое гнездо вороны».

– Может, вы, Доктор, хотели сказать «Гнездо белой вороны»?

– Где же вы видите на этом полотне ворону? Здесь только гнездо! А потом, про белую ворону уже много чего написано. Я хочу быть оригинальным! Вы читали что-нибудь про гнездо? Только про гнездо, а не про ворону?

– Нет, Доктор, не читал… А ведь, действительно, оригинально получается!

– Видите, вы уже верите, что я – талант. Чуточку, один шажок. Я смотрю, вы даже удивлены!

– Признаться, да!

– Представьте себе, если на этом листе появятся еще и линии, буквы, знаки! Практически готовый шедевр!

– Вполне вероятно, Доктор!

– Я очень рад этому!

– Тогда меня интересует, как будут называться остальные произведения? Доктор, я же должен буду говорить о многогранности вашего таланта? Так?

– Да, так. Я и художник, и писатель, и скульптор!

– Вот-вот! С картиной мы определились! Теперь, как будет называться роман?

– А может, я стану называть свои произведения одним и тем же названием?

– Нет, Доктор, так не пойдет. Теперь я начинаю в вас разочаровываться! Вам нужно подумать! Идите, Доктор, к себе в палату. Завтра, после процедур, зайдете ко мне. В 11 часов ко мне на прием записан Критик, а в 12-ть я буду ждать вас!

В преддверии

– Я уже полчаса за вами наблюдаю. Почему вы не проходите в кабинет, а постоянно пропускаете вперед себя остальных людей? Вы боитесь?

– Нет, совсем не боюсь.

– Значит, у вас много времени, вам некуда спешить?…

О! Что вы! Каждая минута расписана. Очень много дел! Тогда могу предположить, что вам вовсе и не нужно к врачу?

– Очень нужно! Заболел, хочу вылечиться!

– Всё это очень странно. Вы уж извините за любопытство, обычно, когда люди приходят к врачу и у них нет времени, они стараются быстрее с этим разделаться.

– С чем разделаться? Вот в чем вопрос! Попасть к врачу или вылечится?

– Мне кажется, и то, и другое! А разве это не одно и то же? Врач осматривает пациента, ставит диагноз, выписывает необходимые препараты, и, как следствие, люди выздоравливают!

– Вы уверены, что именно так все и происходит?

– А как по-вашему?

– Все намного глубже! Если не спешите, я расскажу вам, как на самом деле всё это происходит.

– Очень любопытно!

– Так вот! Когда-то юный специалист, окончив медицинский институт, был полон ожиданий и планов на свое будущее.

Им двигала жажда открытий, быть полезным, нужным, исполнять свой долг. Ему рисовались картины напряженных будней, сложных клинических случаев, с которыми он с легкостью справляется, и от этого люди ему благодарны. Еще ему представлялось, как он идет по улице, его все узнают, здороваются с ним. Он же степенно кланяется, небрежно вспоминает прохожего по его диагнозу, осведомляется о самочувствии, рекомендует зайти на днях для профилактического осмотра. У всех на лицах улыбки. Он уверен в себе, люди уверены в нем!

– Да! Романтично!

– Это еще не всё! Что же происходит на самом деле?

– Ну, нетрудно догадаться!

– Вы правы. Он получает диплом и носится с ним в поисках работы. В конце концов соглашается на место терапевта в районной больнице. Ежедневный поток, текущие дела, формализованные отчеты – и так ежедневно. И диагнозы все одни и те же. Творчество его уже не заботит. Он без сомнений выписывает стандартные наборы препаратов и старается быстрее разделаться с этим.

– И какой же вывод?

– Очень простой. Мы стремимся быстрее «разделаться с этим», он – к тому же. И сама болезнь вовсе уже и не болезнь, а повод преодолеть препятствие. От таких темпов мы начинаем друг друга тихо ненавидеть!

– Порой даже громко!

– Вот, вот!

– Может, тогда вообще не приходить?

– А как же я вылечусь?

– Опять не понимаю!

– Я стою здесь у кабинета. Врач еще не видел меня, но уже уверен, чем я болен, и знает, какой препарат он выпишет. А я еще уверен, что он поставит мне правильный диагноз, и я обязательно излечусь! Надеяться, что все будет хорошо – это и есть путь к здоровью!

Диагноз

– Доктор, я к вам.

– Проходите, садитесь.

– Спасибо. Я уже прошел, а садиться не буду.

– Почему, позвольте вас спросить?

– А так, я выше вас, и мне всё видно, что вы делаете.

– Очень интересно! А зачем вам знать, что я делаю? Вы вообще, с какой целью ко мне на прием записались?

– Хочу, чтобы вы поставили мне правильный диагноз.

– …и вылечили? Да?

– Нет, только диагноз! Лечиться я не собираюсь!

– Вот как? А зачем же вам диагноз, если вы не собираетесь лечиться?

– Чтобы все знали, что я здоров!

– А вы больны?

– Я уверен, что здоров, но другой доктор считает, что

нет, и поставил мне диагноз.

– А почему вы не доверяете этому доктору? Что вас не устроило?

– Он с глубинки. Можно сказать, сельский врач. Я сам оттуда. Только теперь всё чаще в столице бываю, поэтому и обращаюсь к вам. Мне кажется, нет, я уверен, что он ошибается – я здоров.

– Значит, вам нужно, чтобы я опроверг его диагноз и выдал вам справку, что вы здоровы?

– Совершенно верно!

– Ну, хорошо. А какой диагноз поставил вам врач с глубинки.

– Он сказал, что у меня аутизм, отягощенный частичной амнезией.

– Это как? Что-то я не знаю такого диагноза. Аутизм и амнезия? Редкий случай!

– Вот видите, а вы намекаете, что я зря к вам обратился!

– Чем же он аргументирует? На чем основывается его заключение?

– Анамнез и наблюдения.

– И что у вас в анамнезе? Повторите, что вы ему рассказывали.

– Я ему говорил, что живу своей жизнью, что мне не интересно, что происходит у других, я сам себе и друг, и брат, и враг. Иногда мне приходится обращаться к соседям с просьбами, они не отказывают, а когда, в ответ, просят меня в чем-нибудь помочь, я забываю, что «долг платежом красен». Но ведь они не обижаются. Так, иногда расстраиваются. Но последнее время начинают подтрунивать надо мной.

Говорят, что я – больной. Вот я и пошел по врачам. Хочу выяснить, так ли это.

– То, что вы рассказали, заставляет меня подтвердить диагноз, а не опровергнуть. Удивляюсь вам. Вы так открыто говорите о своих проблемах, при этом не хотите их признавать. Зачем это вам?

– А я люблю, когда обо мне говорят. Мне даже нравится, что меня критикуют. Только я хочу на каждую критику иметь железный аргумент против нее.

– А что, если я откажусь делать то, что вы просите. Первый доктор вам попался вполне квалифицированный, и у меня нет оснований сомневаться в правильности его заключений.

– Ну, если вы откажитесь, то я пойду к другому. Если и он поступит так же, то к третьему.

– Очень интересно! А если все откажут, что тогда делать будете?

– Доктор, я не боюсь отказов, просто хотел по-хорошему, чтобы все были довольны. Но если вдруг не найдется достойного для меня врача, то я сам выучусь на доктора и сам поставлю себе диагноз. Или отправлю сына в медицинский, он уж точно отцу не откажет! Воспитание-то мое!

– Ну уж нет, такие доктора нам не нужны! Давайте лучше я всё сделаю. В любом случае, я должен вас наблюдать некоторое время. Чтоб уж наверняка!

– Я согласен!

– Давайте заведем на вас карту. Как ваше имя?

– Ваша Власть!

Мое место в вашей жизни

Я уже давно здесь живу, почти два года. Помню, когда меня принесли завернутого в нарядный кулечек, перевязанный синей ленточкой. Тогда был какой-то праздник, или мое появление стало торжеством. Этому я не придал значения.

Но народу было очень много. Маленькая квартирка на пятом этаже практически вся была кем-то забита. Этих людей я не знал. Но создавалось впечатление, что они очень хорошо знали, кто я. Только меня внесли с мороза, положили на стол, развернули, как все обступили и давай охать и ахать.

Разглядывали со всех сторон, с кем-то сравнивали, говорили очень приятные слова. Одна пышная дама, со знанием дела, заявила, что я красив, уникален и обречен приносить радость!

Мне это очень понравилось! А тощий старикашка меня обозвал лишним ртом, ненужной заботой и тунеядцем. Кто такой тунеядец я не знал, но звучало обидно. Пожалуй, это был единственный недовольный моим появлением. Я недолго на него злился, быстро простил. А как же! Буквально тут же мне выделили самый роскошный уголок в этой тесной квартире, прямо напротив огромного окна! И стали кормить и поить. Какие тут могут быть обиды!

От такой заботы и любви я стал быстро расти. Все были довольны этому факту! Особенно молодая женщина, которая чаще всего за мной ухаживала. Она была такая же красивая, как я. Я был на небесах от счастья, когда она меня мыла. Ее нежные руки прикасались ко мне, и мне хотелось петь. Она всегда говорила со мной, спрашивала, как я себя чувствую, интересовалась, уютно ли мне. Хотел ей ответить, но не мог. Если бы я мог говорить, я бы столько хороших слов ей сказал – больше, чем она мне. Намного больше!

Я помню, как однажды заболел. Проветривали помещение и забыли закрыть окно на целую ночь! Меня просквозило! Как она переживала! Носилась со мной на руках по квартире, поила какими-то горькими настойками и даже всплакнула. Мне стало ее жаль, и я быстро поправился!

Но все равно, я очень люблю мое окно. Могу часами наблюдать за тем, что там происходит. Там есть такие же, как я. Только они больше, сильнее, и мне кажется, выносливей.

Им не страшны сквозняки! Даже завидно иногда бывает. Но только иногда. А так, мне нравится быть в этой квартире, в этой комнате. И ничем меня не затащишь по другую сторону окна. Мой мир – моя комната. Меня порой так и называют – комнатное растение. Ведь я – цветок!

Окно

Каждое утро, еле успев привести себя в порядок и позавтракать на скорую руку, я сажусь к своему окну и созерцаю происходящее за ним. За долгие годы этот образ жизни воспитал во мне множество разных качеств. Зачастую эти качества трудно назвать положительными. А откуда им взяться то, когда за этим прозрачным квадратом я вижу одну и ту же картину – людей, лишенных оптимизма и веры, с фатальной безысходностью в душе, обреченных на жалкое существование. Я в этом случае – не исключение. Разница лишь в том, что смотрю на их проблемы с другой стороны своего окна.

Первое время я им сочувствовал, хотел помочь, вникал в проблемы каждого. Дело доходило до того, что даже открывал раму окна, чтобы лучше слышать их. На любую просьбу реагировал как на свою. Голос у меня тогда был сильным и мягким, порой вкрадчивым. И чем больше я пытался понять их, тем меньше они понимали меня. Их стало раздражать мое приветливое выражение лица и открытая улыбка. Странное дело – доброта и участие воспринимаются ими как издевательство и любопытство!

А с чего, спрашивается?

Постепенно я стал прикрывать створки окна, оставляя зазор между рамой всё меньше и меньше. В конце концов, наглухо закрыл его. И тогда случилось невероятное! Теперь они старались всячески привлечь к себе мое благосклонное внимание. Улыбались, здоровались, радостно кивали головами, когда я что-то невнятное им произнесу. Старались угодить мне.

Чуть позже мне показалось, что они слишком привыкли постоянно видеть меня в окне. И я стал отлучаться. И в этом случае сплошные парадоксы. Если я уходил ненадолго, то по возвращении слышал в свой адрес одни упреки, раздражение и ненависть.

А с чего это, спрашивается?

Не они меня посадили за это окно, я сам так решил! И от этого мне захотелось мстить. Теперь я мог позволить себе уйти от окна на час, или больше. А возвращаясь, видел улыбки, слышал облегченные вздохи, ощущал радостное оживление.

Смотрю я на них через свое окно и удивляюсь: «Вот народ! А! Когда им удобно и комфортно, они тут же стремятся найти недостатки и втоптать тебя в грязь, указывая на твою несостоятельность и ненужность! Как только перед ними возникает стена равнодушия и наплевательского отношения, так они тянутся к тебе, стараются всеми силами задобрить и даже пожалеть».

А однажды у меня такой случай был. Решил я целых полдня не подходить к окну. Думаю: «Что же будет?». Наблюдаю за происходящим со стороны. Народ собрался, кричат, руками машут, обещают расправиться со мной, говорят, что у меня совести нет! В общем, покрывают последними словами. А я? Ха! Появился на секунду и опять ушел час на два!

Вот потеха! Толпа зашушукала, приободрилась, притихла, набралась терпения – ждут, когда же я соизволю предстать в окне. Ну не стал я их более мучить, да и самому интересно из окна за жизнью наблюдать. Вышел к ним, со строгим выражением лица и неприступным видом. Радости было! Не описать!

Годы идут, а я по-прежнему у своего окна. Появляются другие лица, меняется их возраст, даже в стране перемены огромные, а у моего окна всё, как раньше! И ни какие реформы ему не страшны! Наша русская стабильность! Вот поэтому я так люблю свое окно… в регистратуре районной поликлиники.

Я его три раза не простила
Монолог

Как это нелепо, теперь, вот и у меня только воспоминания. Что же еще может остаться, когда он так со мной нечестно поступил. Помню как сейчас. Мы вышли во двор. Было лето. Летом в городе всегда жарко, даже душно, и совсем мало людей. Они либо прячутся в своих квартирах и кабинетах от зноя и пыли, либо стараются при малейшей возможности уехать за город. А мы с родителями остались: папа, так некстати, сломал ногу. А у меня день рождения! Двенадцать лет исполнилось. Думала, что никто не придет, каникулы ведь. Кто на даче, кто в детских лагерях. Обзвонила, кого смогла.

К моей великой радости, пришли почти все, и он. Мы вначале в квартире сидели. Мама испекла торт, бабуля – пирожки. И много холодного лимонада. Не забыть мне этот лимонад во веки веков!

Когда уже все выпили, съели и переслушали все пластинки, мама отправила нас во двор:

– Дети! Давайте на прогулку! Ненадолго. А я пока приберусь!

Мы с радостью согласились. Он больше всех! А когда мы играли в «угадай желание», он взял и поцеловал меня. При всех! По-дурацки получилось. Все подумали, что это желание именно я загадала. Очень я тогда на него разозлилась:

– Дурак! Никогда я тебе этого не прощу!

В другой раз я его еще сильнее не простила. Опять летом это приключилось, только теперь «бабьим». Мы долго с ним ждали, когда же? Никак не получалось. Первый раз, я родила девочку. Забавная такая, очень на папу похожая. Веселая, озорная, шустрая и, как он, изобретательная. Вот мы с ней первое время намучились. Глаз да глаз за ней нужен. Вечно волновались, чего бы не вышло. Второй ребенок – тоже девочка, вся в меня. И спокойная, и рассудительная. Подойдет ко мне и давай приставать:

– Мам, а мам! Научишь шить, а? Или вязать! Ну, пожалуйста!

А мы всё мальчика ждали. И он, и я. Девчонок своих очень любили. И баловали, в меру, как могли. Он ведь у меня не очень много зарабатывал. А когда дети пошли, так на вторую работу устроился. Пропадал целыми днями. Вот только все равно лишнего себе позволить не могли. Да не в этом дело, мы привыкли экономить.

И вот третий. Он все по врачам бегал со мной, допытывался, кто будет: мальчик или девочка. А когда узнал, радости-то было! И я радовалась! Уже ночь, мы в палате спать собрались, детей у нас забрали: еще рано с родителями оставлять. Вдруг слышу, кто-то в окошко стучит. А палата наша на четвертом этаже была. У меня сердце екнуло – боюсь посмотреть, кто там. Набралась смелости и вижу – он. В одной руке огромный букет цветов, другой за водосточную трубу держится. А если бы он упал?! Как я тогда?! Очень сильно я на него обиделась. Кричу ему в форточку:

– Дурак! Никогда я тебе этого не прощу!

А он улыбается. Успокаивает меня.

Третий случай – вопиющий. Болела я тогда. Сильно болела. Дети уже разлетелись кто куда. Девчонки замуж вышли. Удачно вышли, за хороших людей. Обе за границей теперь живут, в гости приезжают, помогают. Сын тогда в армии служил. Писал, что хочет офицером стать! Гордость наша!

Они все – молодцы!

Меня в больницу положить удумали. Врачи настаивают, говорят, что по-другому не смогут вылечить, а я отказываюсь. Не могу без него. Так он удумал со мной лечь. К главному врачу пошел, уговаривал. Тот ни в какую. Я уже потом узнала, что он стал анализы сдавать, чтоб у него тоже болезнь нашли. И нашли ведь! Да я не верила, что он болен.

Скорее всего, сам придумал или подстроил. Откуда у него болезни, никогда к врачам не обращался, даже простудой не болел? А когда я увидела его в больничной пижаме, прямо обомлела. Говорю: «что ты тут делаешь?». А он мне в ответ:

– А я этажом ниже лежу! С тобой за компанию болею! Куда ты, туда и я!

Сильнее прочего разозлилась я на него. Боюсь, сглазит он себя. Стою в холле отделения, кричу на него:

– Дурак! Никогда я тебе этого не прощу!

А он улыбается. Успокаивает меня.

Теперь-то я поправилась. Сижу, смотрю на его портрет и думаю: «Может, в четвертый раз всё же простить тебя?».

Рядом дети с внуками. Все приехали! На улице лето. Душно мне в квартире-то одной. Пойду во двор, на скамейке посижу, пока гости собираются. Ничего не изменилось. Столько лет прошло, а двор наш, как и прежде: дети бегают, в «желания» играют, вдруг слышу:

– Дурак! Никогда я тебе этого не прощу!

…Где же улыбка твоя! Успокой меня! Ну, пожалуйста!

Сырочек

Два, пять, один… Ой, никак я не привыкну к этим монеткам. С бумажками еще как-то, а с монетами – совсем рассеянная стала. Вот спасибо девчушке в булочной! Вовремя подсказала: «Бабуля, это десять рублей!». А я старая их за пятьдесят копеек приняла. С бумажными еще ничего.

Один, два, один… Галка собиралась вечером на чай. Придет? Может, опять давление у нее подскочит? А если нет? Печенье возьму. На лавочке сидели сегодня, так она обещала. Придет! Я ж ей говорила, что внучка письмо прислала… с фотографией. А Галка-то любопытная! Обязательно придет!

Пять, один, один… А что это я! Мыло-то, мыло! У меня совсем обмылок остался. Ого! Пожалуй, нет. Обмылок еще хороший, до следующего раза погожу. В этом месяце совсем не откладывала, а надо бы. Вон, внучка-то подарков ждет!

Обойдусь. У меня еще и шампунь есть! Как я забыла-то! Сын на восьмое марта подарил… в прошлом году. Ой, как хорошо-то воду горячую дали. Галка уйдет, ванну себе наберу да шампунь-то и открою. Прям, королева буду!

Два, два, один… Молока надо. В молочный пойду. Что-то не вижу, где ж мое-то? Одно дорогущее стоит. Или слепая совсем. А это что? Ах! Сырочек! В шоколадной глазури! Ой, я помню, как они в пятидесятых появились. Или в шестидесятых? А говорю, что помню. Молодая была. Как попробовала их, так на всю жизнь влюбилась. Колька мой знал. Он тогда ухаживал за мной. Целых десять штук притащил. А мы в оперетту собрались на «Летучую мышь». Так я не выдержала… И смех, и грех… На меня соседи шушукают. А я остановиться не могу, фантиками шуршу. Вот как было-то.

Один, один, один… Сколько?! А как хочется-то! А я в этом месяце-то не откладывала еще. Внучка подарков ждет…

– Дочка, дай молочка за шестнадцать, сорок…

Бог с ним, с сырочком-то…