Текст книги "По странам и страницам: в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг"

«Захотелось чего-нибудь острого? Почитайте «Возможность острова»!» (из несуществующего рекламного буклета)

Мишель Уэльбек. Возможность острова / Перев. с фр. Ирины Стаф. – М.: Иностранка, 2014

Бархатный сезон близится к концу, а загореть так толком и не удалось. Не тот у нас, видимо, климат, или просто лето не задалось. А потому предлагаю всей честной компанией махнуть… аж на Канары! Точнее, на остров Лансароте (на Тенерифе и Гран-Канарии уж больно народу много – не протолкнуться – еще подхватишь чего-нибудь). Именно на Лансароте протекает действие написанного 15 лет назад романа современного французского писателя, лауреата Гонкуровской премии Мишеля Уэльбека «Возможность острова».

Чтобы не ходить вокруг да около, сразу возьму быка за рога: по моему глубокому убеждению, «Возможность острова» – лучший роман Уэльбека. Уже не такой радикальный и агрессивно-сексуальный, как ранние «Элементарные частицы» и «Платформа», но еще не такой меланхолически-подавленный и унылый, как «Карта и территория», «Покорность» (говорящее название, не правда ли?).

Во всяком случае, самый продуманный, зрелый и глубокий. При этом Уэльбек остался самим собой – по-прежнему неполиткорректен (причем в основном по отношению к мусульманам вообще и арабам в частности – вполне понятное для француза чувство, хотя и не совсем, на мой взгляд, простительное), по-прежнему море секса, хотя уже менее разнузданного и не так смахивающего на пересказ дешевого немецкого порнофильма. А вот социально-философская составляющая стала заметно сильнее. «Возможность острова» – блестящая и увлекательная антиутопия, дающая пищу и уму, и сердцу читательскому.

Уэльбек – мизантроп, конечно, но мизантроп грустный и убедительный. Истоки его чувств нам понятны, его научные и псевдонаучные построения интересны и завораживающи.

И еще один любопытный момент: как уже отмечалось, действие «Возможности острова» протекает на острове Лансароте, где на момент написания романа проживал португальский писатель Жозе Сарамаго, который, в свою очередь, одновременно с книгой Уэльбека выпустил свой роман «Перебои в смерти». Один роман начинается со слов «Добро пожаловать в жизнь вечную…», другой – с фразы «На следующий день никто не умер…». Не чувствуете некоего созвучия?

Должно быть, дело было так: махнул однажды модный французский писатель Мишель на модный испанский курорт – скажем, на Канары. Зашел в местный бар и повстречал там одного пожилого португальского отшельника и по совместительству нобелевского лауреата в области литературы Жозе. Как водится, выпили коллеги, закусили и разговорились. Португальцу и французу понять друг друга проще, чем, например, русскому и украинцу (им хотя бы Крым делить незачем, а Лансароте – как уже отмечалось, остров испанский и яблоком раздора служить не может). И с чего бы им друг друга не понять – языки-то родственные, романские. Ну, творческими планами, там, поделились, может, даже заспорили, когда затронули одну очень интересующую обоих тему. В итоге пожали друг другу руки и попросили бармена эти руки разбить, ибо поспорили, кто упомянутую тему интереснее развернет, а чтобы не заглядывать друг другу через плечо, решили выпустить книжки одновременно.

А может, все было и по-другому…

Перевод книги на русский выполнен Ириной Стаф. Ирина Карловна – кандидат филологических наук, специалист по французской и итальянской литературе позднего Средневековья и Возрождения, литературовед и переводчик, дважды лауреат премии Мориса Ваксмахера. В ее переводах публиковались произведения таких авторов, как Джованни Джакомо Казанова и Мишель Фуко, Жан-Поль Дидьелоран и Кристин Фере-Флери, Анри Лефевр и Андре Моруа, Фредерик Бегбедер и Давид Фонкинос, Титью Лекок и Жоэль Диккер.

Аудиоверсию романа Мишеля Уэльбека «Возможность острова» записал диктор, скрывшийся под псевдонимом Пиро. Возможно, это потомок древнего княжеского грузинского рода Пиросманишвили. Они там сначала до Пиросмани свою фамилию сократили, когда один из их отпрысков из князей в бедные художники подался и все фамильные ценности продал, чтобы тогдашней Алле Борисовне миллион алых роз подарить. Теперь от фамилии еще два слога отвалились. В следующем поколении вообще одно «Пи» останется. Как число. Или как звук, которым на телерадио разного рода сомнительные слова заменяют. Впрочем, увлекся-отвлекся, извините. На самом деле хорошая запись для домашней студии. И диктор для непрофессионала очень хорош и, похоже, всерьез увлечен творчеством Мишеля Уэльбека, что не может не вызывать уважения.

«Бис-бис, – сказала Сухой Листик», или Играем в классику

Хулио Кортасар. 62. Модель для сборки / Перев. с исп. Евгении Лысенко. – СПб.: Азбука-классика, 2004

В преддверии начала нового учебного года захотелось устроить себе напоследок небольшие читательские каникулы и окунуться в любимую некогда (да и теперь, пожалуй) стихию латиноамериканского романа – точней, аргентинской его разновидности – жанра совершенно особенного, представляющего реализм скорей метафизический, чем магический.

Начать решил, минуя прародителей в лице Риккардо Гуиральдеса и Бенито Линча, а также Хорхе Луиса Борхеса, который романов, как известно, не писал, все-таки по старшинству – с Эрнесто Сабато, Адольфо Бьоя Касареса и Хулио Кортасара. Причем у последнего для ретроспекции выбрал не культовую «Игру в классики», а куда менее значительный (по мнению ряда румяных критиков) роман – «62. Модель для сборки», как бы клонированный автором из 62-й главы все той же «Игры в классики». Впрочем, уже в самом начале, в предисловии Кортасар предупреждает, что слово «модель» в подзаголовке не следует понимать буквально и воспринимать книгу как некий набор элементов для произвольного конструирования, то есть читать текст по вертикали, вразбивку или, тем более, по диагонали. Напротив, «62» – произведение вполне традиционное, и воспринимать его надлежит последовательно. Для сборки и компиляций предназначается не сам текст, но его смыслы и толкования. И тут число вариантов может быть практически безграничным.

В свое время «62» потряс меня даже больше, чем уже упомянутая «Игра в классики». Название книги действительно подразумевает нечто механическое, конструктор «Сделай сам», однако внутри находится не стандартный набор для лоботрясов, привыкших работать по готовым схемам, собирать из штампованных, заранее подогнанных друг к другу деталей, руководствуясь четкими, недвусмысленными инструкциями, но приглашение к со-творчеству, совместному созидательному труду. Людям без воображения эта игра не по зубам, для них это просто куча бессмысленных предметов, зато пытливым изобретателям, нарушителям канонов, фантазерам и искателям новых смыслов – самое то.

Как и прочее творчество Кортасара, роман «62» полон странностей и неожиданностей. Есть тут, к примеру, дрессированная гончая улитка по кличке Оскар. Есть загадочный персонаж по имени Сухой Листик – то ли девушка, то ли певчая птичка. На протяжении всей книги она произносит одну-единственную фразу: «Бис-бис». «Бис» – уже само по себе означает повторение. А тут как бы повтор повтора. Хулио Кортасар любил такие штуки.

Французский критик Юбер Жюэн писал: «Борхес завораживает, Кортасар убеждает, Бьой Касарес тревожит». Лично у меня все наоборот: именно Хулио Кортасар меня завораживает и тревожит, а вот великий буэнос-айресский слепой и его «юный» друг, напротив, воздействуют на мою логику.

Персонажи Хулио Кортасара, в отличие от героев Эрнесто Сабато, не прогрызают себе, подобно яблочным или молочным червям, норы-туннели в тщетной надежде на скрещение ходов-судеб и встречу с себе подобными, но свободно перемещаются из зоны в зону, каждая из которых – самостоятельная реальность или независимый временной пласт, однако и они бесконечно одиноки – ибо число зон не поддается исчислению.

Лично мне «62» более всего напоминает китайскую шкатулку или, если угодно, матрешку. Открываешь ее, а там – еще одна, внутри которой – следующая и т. д. На одном из этих уровней роман буквально-таки рассыпается на афоризмы – чудаковатые, на первый взгляд, простые, чуть ли не банальные, однако при этом всегда – неожиданные, со скрытым смыслом, двойным дном, подтекстом. «Мертвый негр кажется вдвое мертвее». «Когда ничего не происходит, тогда именно это и происходит». «Не всякий может сойти с ума. Это надо заслужить… Это не такой полный абсурд, как смерть, или паралич, или слепота» (вот уж воистину).

А еще «62» – роман не столько метафизический или философский, сколько… любовный. Ибо в центре повествования находятся не абстрактные идеи и не отвлеченные образы, но прежде всего люди и их эмоции.

И сколько бы ни стращал нас автор в небольшом предуведомлении, будто герои его – марионетки и ведут себя не по собственной прихоти, но по мановению руки незримого кукловода, не стоит воспринимать его слова буквально и чересчур всерьез. Да вы даже в жизни не встретите таких живых людей, как персонажи этой книги! И право же, мне трудно вспомнить другое литературное произведение, где столь же легко, просто и убедительно были бы описаны человеческие чувства.

При том, что Кортасар никогда не был легок или прост. Именно в «62», точней, в его переводе на русский впервые увидел свет неологизм «невстречи», который позднее даст название очень «кортасаровской» книге рассказов (да она и посвящена мэтру) чилийского писателя Луиса Сепульведы.

Ну а главным украшением романа – его наиболее острой приправой является, на мой взгляд, бесподобная пара аргентинских дикарей – этих шутов гороховых в приталенных пиджаках – рассудительный Каллак и взбалмошный Паланко, «который всегда выбирал себе хорошую работу, а потом соглашался на любую». Не зря именно этих двух обормотов Луис Сепульведа включит затем и в свою книгу.

Несколько слов о переводчике этого романа. Без Евгении Михайловны Лысенко трудно себе представить, как заговорили бы по-русски творцы латиноамериканского литературного «бума». С ее легкой руки мы имеем возможность познакомиться с творчеством таких выдающихся аргентинских авторов, как Хулио Кортасар, Хорхе Луис Борхес, Эрнесто Сабато, Адольфо Бьой Касарес, Томас Элой Мартинес. Кроме того, на ее «счету» уругвайцы Хуан Карлос Онетти и Марио Бенедетти, никарагуанец Рубен Дарио, испанцы Габриэль Миро, Рамон Гомес де ла Серна, Камило Хосе Села, Мигель Делибес. Переводила Евгения Михайловна и с других языков: Реймонт, Сенкевич, Руссо, Флобер.

Роман Хулио Кортасара «62. Модель для сборки» прочитан диктором студии «Логос» Юрием Заборовским. Этот замечательный артист знаком не только любителям аудиокниг. Благодаря ролям в театре и кино Юрия Николаевича знают миллионы наших соотечественников. Достаточно вспомнить, например, главную роль героя-рассказчика в экранизации романа Григория Федосеева «Злой дух Ямбуя».

Перевод Евгении Лысенко плюс исполнение Юрия Заборовского, не говоря уже об авторстве Хулио Кортасара, – да над романом просто звезды сошлись не хуже, чем над тамерлановым Самаркандом!

Весна тревоги нашей

Екатерина Мурашова. Гвардия тревоги. – М.: Самокат, 2008

Всех, кто когда-либо учился, учится или только собирается учиться, и тем более тех, кто учит сам, – с Днем знаний и началом нового учебного года! В этот день – самое время вспомнить о литературе, посвященной школьным годам чудесным.

Роман Екатерины Мурашовой «Гвардия тревоги» мне посоветовала прочесть одна хорошая знакомая (не в том смысле, что хорошо ее знаю – этим мы и в отношении близких людей нередко похвастать не можем; но в том, что очень уж человек хороший; помните, как в фильме «Кавказская пленница»: комсомолка, спортсменка и просто красавица). Словом, грех было не прислушаться к такой рекомендации. Пришлось даже подвинуть несколько книг, намеченных к прочтению в ближайшее время (среди них, между прочим, романы лауреатов Нобелевской, Букеровской, Гонкуровской и прочих премий). А для начала решил навести справки об авторе, о котором, точней, о которой ничего доселе не слышал.

Итак.

Екатерина Вадимовна Мурашова – известный детский психолог, автор множества научно-популярных книг по основной специальности, а также художественных произведений самых разных жанров – от детской литературы до любовного и исторического романа. В мае 2008 года за книгу «Гвардия тревоги» она была удостоена Национальной детской литературной премии «Заветная мечта».

Честно говоря, гражданская профессия автора слегка насторожила. Хорошие психологи, как правило, посредственные писатели. Слишком в теме. И наоборот: замечательные беллетристы скверно разбираются в реальных людях, их окружающих. Такой вот парадокс: и те, и другие – инженеры человеческих душ, но только каждый – как бы в своей собственной отрасли. Вроде как электрики с сантехниками.

И знаете, поначалу опасения начали сбываться. Не раз и не два мне хотелось подобно юному герою Куприна воскликнуть: «Неправда твоя, дедушка Лодыжкин!» Ибо психологические портреты и поступки юных персонажей «Гвардии тревоги» подозрительно отдавали общей теорией детской психологии и ее стандартными установками. Нежизненные какие-то получались детишки, малоубедительные.

Сделалось даже заранее неловко при мысли о том, как буду отчитываться о проделанной работе, то бишь прочитанной книге, перед знакомой. Тем более что та – школьный учитель. Не литературы, правда, математики, но мне от этого легче?

Судите сами. Трио главных персонажей, ну, прям классическое: нечувствительно чопорный, весь из себя такой изысканный, алгеброй гармонию проверивший и поправший ботан, провинциально сибирская толстая и закомплексованная зубрилка и вечно избитый и немытый, но очень брутальный в глубине души гопник. Славная компания, да? Но самое интересное, что этого трехглавого жука автор помещает в муравейник некоего подпольного общества имени не то Тимура и его команды, не то доброй феи Амели из одноименного фильма.

Члены общества ничем не отличаются от окружающих, кроме значка с буквами «А» и «Г» и еще подчеркнутой, какой-то даже аномальной к этим самым окружающим доброжелательности. На память помимо героев Гайдара сразу пришли крапивинские мальчики, а еще юные подопечные мокрецов из повести братьев Стругацких «Гадкие лебеди». Последние, помнится, пугали меня до озноба (не братья-фантасты, разумеется, а их персонажи). Этакие маленькие неулыбчивые биороботы. Вот и герои Екатерины Мурашовой им под стать: вежливые, не по годам серьезные рыцари без страха и упрека, единственной слабостью которых является привычка сдувать под копирку домашнее задание (какие уж тут уроки, когда на кону судьба всего мира?). Словом, нашей троице в лице Дмитрия, Таисии и Тимофея не позавидуешь. Угодили как три кура в одни щи.

В итоге главным из троицы засланных казачков оказывается гопник Тимофей. Именно он ведет себя наиболее здравым образом, и именно его суждения отличаются наибольшей глубиной и проницательностью. Автор как бы восстанавливает попранную социальную справедливость, пытается реанимировать социальные же лифты, но одновременно – устами отца ботана – точно такого же засушенного ходячего калькулятора – разражается гимном рационализму и абсолютной невостребованности справедливости как общественного явления. Я, кстати, Дмитриевского-старшего понимаю и где-то с ним согласен. В конце концов, примерно лет полтораста тому замечательный саратовский гуманист Николай Гаврилович четко сформулировал теорию разумного эгоизма, прикрываясь которой всевозможные Биллы Гейтсы и Романы Абрамовичи спокойно могут предаваться столь любимым ими накопительству и каннибализму.

Что же касается Тима, то его трактовка истории через призму учебника математики, на мой взгляд, дорогого стоит. И позиция автора, вложившего сии крамольные мысли в уста одного из героев лично мне глубоко понятна и симпатична.

Была еще там девочка Маша – с аномально длинной косой, чистой душой и многодетным малообеспеченным семейством. Так вот. Героиня она, безусловно, положительная, но долго быть рядом с нею почему-то не хочется. Какая-то она слишком правильная, что ли. И нечувствительная к настоящему, живому, человеческому. Снежная королева – прекрасная и отстраненная. В общем, женская ипостась Дмитрия Дмитриевского. Не зря автор эту дистиллированную пару всячески пытается скрестить, несмотря на то что любая логика борьбы диктует: для уверенной победы дарвинизма скрещивать следует несовместное – лед и пламень, гопника и нимфу, принца и крестьянку. Чтоб в старые мехи – новое вино и т. д. Однако любезная Екатерина Вадимовна нашего брата-читателя определенно поддразнивает, вдохновенно повествуя о том, как подобное неизбежно тянет к подобному и как социальные лифты застревают между этажами.

Основная интрига книги вроде бы лежит на поверхности: что означает загадочная аббревиатура «АГ» и что за непонятные детишки учатся в классе, куда угодили главные герои? Значение второй буквы легко угадать – достаточно вспомнить заглавие романа, но вот откуда буква «А» взялась? Оказалось, и тут – заглавие. Надо было просто вспомнить английский. Не спешите бросать в меня тухлыми яйцами за спойлер. На самом деле интрига вовсе не в «АГ» и даже не в том, что за этими буквами скрывается. Основной интерес в романе представляют не игры, в которые играют герои, но сами герои – их мысли и чувства, стремления, поступки.

В некий момент поймал себя на том, что игра автора в «Что бы это значило?» всерьез увлекла меня и затянула. Герои перестали напоминать ходячие картинки из учебника по ювенильной психологии, начали вызывать сочувствие и симпатию. Нить сюжета натянулась, интрига обострилась – понял, что не сумею оторваться, не дочитав до конца. Книга таки положила меня на обе лопатки.

При этом мне и в голову не пришло сдаться на милость победителя. Напротив, с упорством, достойным лучшего применения, продолжил выискивать «блох» (такова уж моя натура – сам порой мучаюсь – не могу просто расслабиться и получить удовольствие). «Блохи» ловились, но при ближайшем рассмотрении все они оборачивались либо хитрыми писательскими уловками, либо озорными шутками. С такими авторами, как Екатерина Мурашова, определенно не соскучишься.

К примеру, споткнулся о сине-белый зенитовский шарф. На самом деле они сине-бело-голубые. Мелочь, разумеется, однако попадись книжка фанату питерского футбола – и все, приехали. Оскорбление до глубины и абсолютное недоверие и даже неприятие ко всему прочему содержанию романа. И что бы вы думали? Какое-то время спустя шарф оказался уже бело-голубым – как динамовский. Более того, в дальнейшем выяснилось, что хозяин вообще его крайне редко стирал, так что просто удивительно, как он серо-буро-малиновым не стал.

А когда длиннокосая девочка Маша в одном из эпизодов вдруг почувствовала, что Каренин – «всего лишь лошадь», ощутимо вздрогнул. Хотя лошадь, если задуматься, – это еще по-божески. Помнится, у пана Кундеры в его «Невыносимой легкости бытия» Каренин и вовсе оказался сукой. В смысле, собакой женского пола. Остается только гадать, за что литераторы разных стран и народностей так ополчились на бедного старого рогоносца, что только и норовят низвести его до уровня четвероногого? Вполне ведь себе безобидный, порядочный, по-своему добрый и при этом глубоко несчастный человек. Мало ему от графа Толстого досталось. К тому же никогда, в отличие от Вронского, не ломал хребты кобылам. Или, может, это ему награда такая от сочувствующих за предыдущую праведную жизнь: родиться в следующей литературной жизни в образе доброй псины или прекрасного гордого скакуна? Впрочем, извините, отвлекся.

Вернемся к нашим баранам, то есть гвардейцам. Помимо всего прочего Екатерина Мурашова оказалась еще и натурой поэтической. То есть художником слова в самом прямом смысле. Ее живописные образы хотелось заучивать наизусть, чтобы потом цитировать. Судите сами: «Снег висел, как занавеска в ванной. Люди шли сквозь него, как тени под душем». А вот описание морского заката: «Малиновое море лежало в берегах, как в вафлях». И еще: «За окном падал лохматый февральский снег, но всем присутствующим в комнате было так тепло, как будто зажгли камин – внутри каждого и одновременно – один на всех». Последняя фраза очень напомнила знаменитую цитату из «Чука и Гека» Гайдара: «Что такое счастье – это каждый понимал по-своему…» Впрочем, Екатерина Вадимовна, когда это писала, наверняка имела в виду Аркадия Петровича. И фраза из ее книги – парафраз. Пусть не по форме и содержанию, но по духу – точно.

Надеюсь, что совмещенный экзамен по математике, детской психологии и литературе мне сдать удалось. Скромно жду своей оценки. Теперь – очередь за вами.

В аудиоверсии роман Екатерины Мурашовой «Гвардия тревоги» представлен в исполнении Леонтины Броцкой. Запись произведена на студии «Логос ВОС» в январе 2010 года. Качество записи отличное – слушайте на здоровье!