Текст книги "«Рим». Мир сериала"

VI
Эгерия

К. Жуков: Итак, шестая серия. В сериале очень здорово сделано: серия всегда заканчивается на чем-то таком интересном, что хочется дальше смотреть.

Д. Пучков: В этом основная прелесть сериалов. В обычном фильме – начало, кульминация, развязка, не подразумевающая продолжения. Если появляется вторая часть фильма, то ее, как правило, высасывают известно откуда.

К. Жуков: Начинается серия с того, что Люций Ворен, ставший префектом ветеранов, собирается на работу, его жена собирает. Муж уважаемым человеком стал. Бросил дурью маяться со своим бизнесом мутным. Она его жутко полюбила сразу. Ну и он ощущает себя совершенно по-другому: жена одевает его в доспехи, повязывает ему красный плащ легионерский, он тут же перед ней выпендривается, говорит: не съездить ли нам на месячишко в Байи, на курорт?

Д. Пучков: Что такое Байи? Не все знают.

К. Жуков: На берегу Неаполитанского залива в провинции Кампанья есть курортный город Байи, известен он еще со времен Мария и Суллы. Там все любили отдыхать: тепло, хороший климат, синее море и необычайно простецкие нравы, что способствует оздоровительному разврату. В Байи любили отдыхать и Помпей с Цезарем. У них там были свои виллы. А Сенека прямо писал, что слишком часто в Байи лучше не наведываться, если не хочешь стать рабом собственных пороков и страстей.

Д. Пучков: Что ж там такое было?

К. Жуков: Ну как, такой отрывной город – шлюхи, бани.

Д. Пучков: А в Риме не было, что ли?

К. Жуков: В Риме – работа. И ты как официальное лицо расслабиться не можешь, вокруг все время пытливые глаза. А в Байи все пытливые глаза смотрят в известное место, поэтому расслабиться можно.

Д. Пучков: Интересно.

К. Жуков: Про Байи за последнее время лучше всего написал наш с тобой друг – писатель Александр Зорич в романе «Римская звезда» об известном порнографе Античности Публии Овидии Назоне. Это, конечно, совсем не исторический источник, но так концентрированно изложено, что я лучше сказать вряд ли смогу, процитирую.

Д. Пучков: Ну-ка, ну-ка.

К. Жуков: Это Назон уже прибыл в ссылку в Молдавию в город Томы, что значит «расчлененка».

«Маркисс, как и я, был ссыльным. Как и я, он попал во Фракию, угодив под тяжкий молот закона о прелюбодеянии. Однако на этом сходство между нами заканчивалось.

Если я, по официальной версии, не потрафил Цезарю, грозе римских прелюбодеев, своей “Наукой любви”, научающей легкомысленной чувственности, то Маркисс провинился тем, что и без помощи книг обучился всем возможным легкомыслиям еще до того, как надел взрослое платье.

Дом Маркисса, отъявленного развратника, был не меньшей достопримечательностью курорта Байи, нежели сами целебные источники, а оргии, которые устраивал там Маркисс, впечатляли даже в скупых словесных описаниях.

<…>

Всю жизнь я считал себя человеком если и не распутным, то “ознакомленным”. И хотя пылкий взгляд иной недоступной красавицы всегда оставался для меня более желанным трофеем, нежели красавицыны бели, к порядочным людям я себя не относил. Лишь сойдясь с Маркиссом, я понял: напрасно не относил. Никогда и не помышлял себе Назон того, что Маркисс и сопалатники играючи проделывали в тени смокв и под сенью тыкв. О том, что именно они проделывали, Маркисс кропал книгу воспоминаний “Сад”.

Восьмая глава сей омнипедии называлась “Четверо отроков, ослица, отроковица и брадобрей с двумя детородными органами”. Девятая – “Те же и садовник”.

В общем, когда затеянная Цезарем борьба с падением нравов достигла Байев, жители города, тайно посовещавшись, решили выдать правосудию Верховного Распутника. На роль которого был назначен Маркисс. И разве не поделом?

Скажу по совести, быть признанным первым распутником курорта Байи <…> все равно что быть выставленным из дома терпимости за неразборчивость».

Д. Пучков: Тонко.

Я с названием Байи познакомился через песню группы Creedence Clearwater Revival – Born on the Bayou. Они все названия перетырили к себе в Америку, поэтому возле Нового Орлеана, наверное, у них там Байи тоже есть.

К. Жуков: Все перетырили.

Д. Пучков: Кстати, не все в курсе, что Том Сойер жил в Санкт-Петербурге, то есть это зажопинск нашей мегастолицы.

К. Жуков: Местный зажопинск.

Д. Пучков: Имеет крайне издевательский смысл.

К. Жуков: Да-да.

Д. Пучков: Значит, вот он, Назон, в Молдавии.

К. Жуков: Назон в Молдавии, а Ворен, вошедший, так сказать, в лигу благородных джентльменов, как раз туда собрался. Ехать с женой в Байи – это все равно что переться в Тулу со своим самоваром, но ему ж надо личную жизнь как-то выстраивать, в конце концов. Ниоба, впрочем, от курорта пока отказывается, потому что, по ее словам, она нужна своей сестре Лидии, которая жутко беспокоится, куда-то пропал ее муж Эвандер, его уже больше месяца нет. Может, случилось что-то нехорошее? «Конечно, случилось! – говорит солдафон-грубиян, – он наверняка уже умер!» Совершенно не стесняясь Лидии, которая прямо тут же сидит – как в «Голом пистолете» один в один, – «подбодрил».

«Кто мог с ним сделать такое?» – «Кто угодно: банда наркоманов, муж любовницы, пидорас-любовник!»

Д. Пучков: Это лучшая фраза!

К. Жуков: Ворен уходит на работу. Одет он, как в сериале принято, в очень странный костюмчик – кожаный мускульный панцирь. Почему кожаный – загадка. Ворен же центурион, а центуриону мускульный панцирь не положен. Римские мускульные панцири копируют греческие образцы. Они хорошо известны по статуям, барельефам, на которых передано все с такими подробностями, что понимаешь: у людей имелись металлические артефакты. И ни одного мускульного панциря, который был бы изготовлен после IV века до н. э., не найдено.

Если бы Марк Антоний или Цезарь ходили в таком, это было бы нормально. Но центурион-то…

Д. Пучков: Не по статусу?

К. Жуков: Это же, во-первых, безумно дорого, а во-вторых, вещь-то не военная. В первую очередь она парадно-статусная, вроде больших погон. Римская военная машина отошла от сплошного мускульного торекса и вообще от сплошных защит, как только перестали использовать фаланговую тактику. В строю фаланги такие сплошные покровы были весьма к месту. Потому что фаланга – монолитное построение, там никуда не деться, ты стоишь зажатый между своими товарищами. И чем лучше ты будешь защищен спереди, тем оно правильнее.

Д. Пучков: Дольше проживешь.

К. Жуков: Дольше проживешь – однозначно. И это не подразумевает таких активностей, как, например, бросание дротика. У тебя довольно зажатая стойка, в левой руке щит, в правой копье, копьем ты совершаешь движения назад-вперед и по большому счету больше ничего не делаешь. Поэтому монолитный панцирь тебе мешать не будет. А легионер, центурион сражается в строю более разреженном, там приходится постоянно заниматься киданием дротиков или командовать этими своими гамадрилами – нужна подвижность. Поэтому центурион в эпоху республики в первую очередь носил бы кольчугу, лорику сквамату.

Д. Пучков: Достаточно?

К. Жуков: Этого было достаточно. И более того, изображений такого рода, в том числе на надгробиях центурионов, хватает. У нас сложилось мнение, что центурион – это всегда лорика сквамата, то есть чешуйчатый доспех. Действительно, центурионы носили чешуйчатые доспехи сплошь и рядом, потому что это красиво, это не кольчуга в дырочку. Чешуйчатый доспех можно позолотить, посеребрить или одну чешуйку посеребрить, другую позолотить – в общем, извращайся как хочешь. Приказать на каждой пластинке отчеканить профиль любимого полковника, что сразу возымеет эффект на ближайшем смотре. «О, ты карьерист! Ничего, немного грубой лести мне сегодня не повредит, вчера был тяжелый день». Лорика сквамата – красивая вещь и защищает несколько лучше, чем кольчуга. Стоит серьезно дороже, но центурион мог себе это позволить. Но это все-таки эпоха еще не совсем сформировавшегося устава в современном понимании, то есть нет такой детерминанты «центурион – чешуйчатая лорика сквамата», «солдат – кольчуга».

Д. Пучков: Как ты говоришь, торекс?

К. Жуков: Торекс – по-гречески «грудь». Соответственно, нагрудник тоже торексом назывался. Еще были несколько редуцированные нагрудники кардиофилаксы, то есть сердцехранители, которые только спереди прикрывали. Довольно редкая штука, уже к эпохе поздней республики их совсем не использовали. Это самнитская вещь. Самниты – племя в Италии, которое римляне покорили в свое время. Но это, опять же, глубокая античность, VI–V века до н. э.

По ходу отбытия на службу Ворен разбудил Пулло, который, конечно, сказал: «Какая служба, иди к черту, я сплю!» Ну и следующий кадр – он уже умывается водой из фонтана.

Д. Пучков: С похмелюги-то.

К. Жуков: Их ждет Марк Антоний. Что он от них хочет – станет ясно чуть позже. Ну а пока Ворен из-за него на взводе, и жена настроила его как надо – на всех орет, даже на Пулло, потому что он взял в дорогу еды у своей рабыни Ирки-германки и сказал ей спасибо. Ворен говорит: нельзя благодарить рабов, это вредит дисциплине.

Д. Пучков: Правильно говорит. Никакого панибратства.

К. Жуков: Марк Антоний позвал Люция Ворена, чтобы представительно все выглядело. Марк Антоний на свежеприватизированной вилле Помпея, которую срочно перекрашивают под вкусы нового владельца, проворачивает незатейливые коррупционные схемы, там у него целая очередь просителей.

Д. Пучков: Жулик и вор.

К. Жуков: Да. Он немедленно заделался жуликом и вором, всех разводит. Тут приходит некий сенатор Сервилий, с которым Марк Антоний собирается организовать гешефтик. Вокруг Тит Пулло, Люций Ворен с каменной рожей, карлик Катон и какая-то проститутка, чтобы было нескучно. Кто такой Сервилий, в фильме не расшифровывается, я могу предложить три варианта. Это Публий Сервилий Каска, один из будущих убийц Цезаря, его брат Гай Сервилий Каска или Публий Сервилий Ватия Исаврик – последний, мне кажется, вероятнее всего. Потому что он ветеран сената и был консулом в 48 году вместе с Цезарем, а фильм стремительно несется к 48 году.

Именно Сервилий, а не Марк Антоний, управлял Римом, пока Цезарь был в Греции. Потому что Марк Антоний – это народный трибун. Должность, конечно, очень важная, но он не имел права управлять городом. Управляет городом всегда консул.

Д. Пучков: А можно ли сказать, что представители отдельных родов сидели в сенате по 700 лет?

К. Жуков: Можно, некоторые с эпохи царизма проклятого (римляне царизм ужасно не любили) там заседали.

Д. Пучков: Почему же им монархия – такой благословенный строй – не нравилась?

К. Жуков: Все закончилось плохо – Тарквинием Гордым, они потом крестились долго и говорили – больше не надо. Рим – республика! Царизм им так не понравился, что, даже когда у власти стояли натуральные императоры, они все говорили о республике. Империум, напомню, это военное владение, это то, что за границами Италии. Италия – республика. Ну а там, где всякие там чурки завоеванные, там все можно.

В фильме Сервилия показали, как почти всех политиков (кроме Цезаря, Марка Антония, будущего Гая Октавиана Августа, может быть, еще Помпея, Цицерона и Катона), безвольным размазней. Хотя Помпей тоже, по сути, размазня. Сервилий перед Марком Антонием только на коленях не ползает. «Иди сюда! Принеси то! Сейчас мы с тобой обсудим кое-что». Реальный Сервилий был не такой. Во-первых, он, как и Марк Антоний, был другом Цезаря. Сервилий, кстати, был крайне ловкий тип, потому что сначала (еще в первой половине 50-х годов) он примкнул к лагерю оптиматов, то есть тех, кто за Помпея. Потом он что-то почувствовал и ловко перебежал к популярам, точнее, к своему другу Цезарю. После чего с дочерью Сервилия был обручен будущий император Гай Октавиан Август.

Д. Пучков: Это Ливия которая или другая?

К. Жуков: Нет, Ливия это следующая. Так что Сервилий был вовсе не посторонний в политике человек, и вот так с ним обращаться, как показано в фильме, было невозможно. А уж то, что там дальше происходит, просто чушь.

Марк Антоний требует у Сервилия принять парочку законов, за что он сделает его консулом. Сервилий говорит: «Консулом? Как щедро! А что за законы?» – «Сделай Цезаря консулом… Ты же самый старый сенатор из оставшихся, поэтому назначь его консулом через сенат, век не забудем». Глупость какая! Ну сенатор, ну старейший – и что? Консул – выборная должность, его невозможно назначить. Сенат тут вообще ни при чем, потому что сенаторы должны были голосовать так же, как все остальные граждане. Сенаторов было очень много при Цезаре. Это, конечно, еще не эпоха полновластной, вечной диктатуры Цезаря, но в общем их было около шестисот.

Д. Пучков: А они все помещались в одном помещении?

К. Жуков: Заседания обычно в храмах проходили, они же огромные. Там и 600, и 1200, и 3000 могло влезть. А тут всего 600. С комфортом.

Д. Пучков: Трибуны ставили, да?

К. Жуков: Да. Так вот, сенаторы никого не могли назначить. Кроме того, в 49 году, как мы помним, Цезарь был назначен диктатором. Ничего страшного в этом слове для римлян не было, потому что диктаторы до Цезаря назначались уже стопятьсот раз по самым разным случаям. Например, претор, то есть высший судейский чин в данном случае Рима – Марк Эмилий Лепи́д, тоже друган…

Д. Пучков: А как правильно, извини, у меня с ударениями всегда плохо, я думал, что он Ле́пид.

К. Жуков: Правильно Ле́пид, потому что на последний слог ударение в латинском ставится крайне редко.

Д. Пучков: Как-нибудь переводится этот Ле́пид?

К. Жуков: Все переводится, это же кликуха, когномен – волосатый, лысый, жирный, храбрый. Как Ле́пид переводится, не помню. Я просто по-русски по привычке ставлю ударение неправильно.

Д. Пучков: Цезарь – это волосатый, а Цинциннат – кучерявый. А город Цинциннати – это Кучерявенко.

К. Жуков: Кучерявск. Цезаря продвинул в диктаторы Марк Эмилий Лепид, которого почему-то в фильме нет. А зря, колоритнейшая личность была.

Д. Пучков: Это осталось для меня непонятным, он же в исторических фактах фигурирует.

К. Жуков: Да. Он, во-первых, был толковый, во-вторых, лихой, в-третьих, лютый. Зачем его убрали – загадка, с ним можно было много чего интересного закрутить.

Д. Пучков: Возможно, провинился сценарист, который его линию отрабатывал. Сценариста выгнали, пришлось и Лепида.

К. Жуков: Так вот, диктатура Цезаря была не военная, это называлось comitiorum habendorum causa, то есть для созыва народного собрания, комиций. И проведения Латинского фестиваля.

Д. Пучков: Что это такое?

К. Жуков: Латинский фестиваль – это празднование основания города, проводили его в апреле. Очень важное мероприятие, и доверить его организацию какому-нибудь дураку, который тендер выиграет, ни в коем случае было нельзя. Это мог сделать только консул или тот, кто его замещает, совмещая, таким образом, и некую сакральную, и светскую власть. Цезарь был выбран диктатором именно ради этого.

Д. Пучков: Круто.

К. Жуков: На самом деле должность консула была нужна Цезарю для легитимации своей власти: у него заканчивались проконсульские полномочия, необходимо было как-то себя узаконить. Если в прошлый раз Цезарь приперся в город с армией, перешел померий в красном плаще и с мечом, то теперь он так сделать не мог. Но должность была только ширмой. Цезарь не слишком ей дорожил и, став консулом, фактически провел в должности 11 дней (кто не знает: консулом человек делался только тогда, когда пересекал померий. Если его выбрали, но он где-то в Африке или в Испании находится, – он никто. А как только приехал в Рим – консул.) Так вот, Цезарь приехал, проконсульствовал 11 дней и свалил.

Д. Пучков: Померий – это граница города.

К. Жуков: Должность диктатора была для него на самом деле суперценной, потому что давала почти абсолютную власть. Его назначили второй раз диктатором в 48 году до н. э. с формулировкой «для ведения войны» (конечно же, против Помпея). И постарался тут конкретно Публий Сервилий Ватия Исаврик.

Второй закон, который предлагает принять Марк Антоний, – закон о государственном трудоустройстве граждан. Марк Антоний долго распинается, что все заняли рабы, а граждане голодают, потому что у них нет работы. Нужно создавать рабочие места. Бизнес должен быть социально ответственным. Я немножко не понял, что конкретно имелось в виду, но это общая риторика популяров, которую сценаристы ловко свели в одно предложение. По-моему, учитывая ограниченные рамки сериала, вполне оправданно.

Да и все эти рассуждения Марка Антония очень нравятся Пулло.

Д. Пучков: Видному политику.

К. Жуков: Точно. Пока шли с работы, Пулло как раз начал о политике рассуждать: «Ты говорил, Цезарь и Марк Антоний негодяи и тираны, а смотри-ка, мужики что обещали, то и делают: о народе ратуют, о народе!» Ворен отвечает, что Антоний ведет дела в компании карлика и проститутки и что приличные люди – да что там приличные люди – даже Гракхи до такого не опускались.

Д. Пучков: Известные подонки.

К. Жуков: Дома у Ворена выясняется, что его дочку Ворену-младшую передумали выдавать за гуртовщика Кретона, даже несмотря на хорошее приданое. Потому что это явный мезальянс.

Д. Пучков: Вот за фак из мезальянс?

К. Жуков: Неравный брак. Как за простолюдина выдавать дочь префекта ветеранов?! Ну нет! Уже приличный жених светит.

Д. Пучков: А не этот, от которого говном пахнет.

К. Жуков: Деньги-то хорошие, но есть вариант партии получше. Ниоба дочку всячески причесывает, стрижет, косички заплетает и говорит, что нужен новый муж, в тринадцать лет ходить холостой неприлично. В самом деле, неприлично: в двенадцать уже выдавали. Она целый год в девках ходит, что это такое?

Д. Пучков: Я тут теряюсь… У них в каком возрасте месячные начинаются? Она же должна быть женщиной, пригодной рожать, нет?

К. Жуков: Фактически старались выдавать замуж, когда месячные уже начались, но официально объявить о браке и в самом деле его заключить можно было и раньше. Двенадцать лет – это был брачный возраст.

Д. Пучков: Неплохо.

К. Жуков: Мальчики в четырнадцать, девочки в двенадцать. Если бы она была простолюдинка – ну, не выдали, что ж тут такого! А тут дочка представителя высшего звена среднего класса, на нее все смотрят. Окружающие начинают задумываться: может, с ней что-нибудь не так или с ее папой? Ниоба об общественном статусе беспокоится. Надо сдавать дочку, а та говорит, что хочет только за Кретона.

Д. Пучков: Кто же ее слушать будет, дуру.

К. Жуков: А в ответ на замечание мамы о том, что ходить в девках неприлично, она говорит: «Ха, кто бы говорил о приличиях-то!»

Д. Пучков: Молодец дочурка.

К. Жуков: Да, все видела. Маму прикрыла от Ворена, который ее бы неминуемо грохнул. В это время Ворен надирается до потери ответственности в компании Пулло. В ходе попойки говорят о бабах, семье, семейной жизни. По итогам распития Пулло пришлось Ворена волочь домой, потому что он, в отличие от Пулло, не привык надираться так страшно.

Наутро состоялось заседание сената. В сенате пустенько – по два человека на трибуну. Так, наверное, намеревались нам показать, что аристократия слиняла из Рима в большом количестве и заседать некому.

Д. Пучков: Ну, такое художественное решение. Хотя 600 человек…

К. Жуков: Даже если бы половина из них разбежалась, толпа бы была преизрядная.

Д. Пучков: Триста.

К. Жуков: Марк Антоний вынуждает Сервилия провести патриотический закон, несмотря на то, что все землевладельцы крайне недовольны, потому что платить придется, а зачем, когда рабы есть. Но Марк Антоний на всех так поглядывает из-под прищуренных век.

Д. Пучков: Со значением на всех поглядывает.

К. Жуков: Никто против не высказался. Раз возражений не поступило – голосование не требуется, закон принят. Ну а пока суд да дело, за нормализацию психического состояния в семье Ворена берется известный психоаналитик Тит Пулло, который зашел домой к Ворену, нашел там Лидию и говорит: «Слушай, я тут поговорил с кое-какими людьми, ну, я много кого знаю. Они сказали, что твой муж, скорее всего, наделал долгов в кости и его, скорее всего, убили».

Д. Пучков: Тоже успокоил.

К. Жуков: Успокоил как надо.

Гай Октавий учится фехтовать, опять же, под руководством Тита Пулло. Они там некое показательное выступление разыгрывают. Мама ужасно довольна, говорит что-то вроде: «Ты прямо настоящий маленький Аполлон. Пора бы тебе поехать к Цезарю и обагрить свой меч кровью проклятых помпеянцев». Сестра Октавия, доченька Атии, говорит: «Мама, но он же еще маленький». – «Я не маленький». – «Да, он уже настоящий мужчина. И мужчина должен уметь пользоваться не только мечом. Ты уже поимел кого-нибудь?» – «Потом». – «Никаких потом. Пулло, я уверена, что говорила тебе, чтобы ты об этом позаботился».

Д. Пучков: Меня удивляет: про какие оргии может идти речь, если там кругом рабыни, которых трахает кто попало и как попало.

К. Жуков: Ну, оргии – это специальный религиозный ритуал. А пошел и трахнул рабыню – это никакой не религиозный ритуал, ты просто трахнул рабыню.

Д. Пучков: Фигня какая-то.

К. Жуков: Да. Тем более это вообще без пяти минут скотоложство. Нет, ну удобно: мальчик может научиться всякому полезному до того, как выйдет в люди. Дома, с проверенными здоровыми девушками. Если родится кто-нибудь, так это прибыток в семье в смысле капитальца. Сплошные плюсы.

Между тем Гай Юлий Цезарь прибывает в Грецию. И пишет письмо Марку Антонию: «Дорогой Марк Антоний, надеюсь, что твое здоровье лучше, чем мои надежды на победу. Я гонялся за Помпеем по всей Греции, а пока он убегал, он набрал десять легионов, и у него стало больше народу. Теперь Помпей гоняется за мной. Не мог бы ты приехать с тринадцатым легионом на подмогу?» После такого текста нужно, чтобы зазвучала музыка «Погоня, погоня, погоня…» из «Неуловимых мстителей». И в это время скачет гонец в Рим.

Все это странно, потому что, во-первых, не показана битва при Диррахии (о ней чуть позже). Во-вторых, если бы Помпей набрал десять легионов, то один XIII легион ничего бы не решил. Помпей, конечно, не набрал десять легионов, и было бы большой ошибкой думать, что помпеянцы сражались только в Греции. Они сражались на Сицилии, в Африке, Испании. Цезарь, закончив военные дела в Италии, пошел через Массилию – современный Марсель – в Испанию, где разбил помпеянцев первый раз в крупном полевом сражении. Потом он, чтобы два раза не ходить, взял Марсель и отправился обратно в Италию, а оттуда в Грецию.

В это время Курион, тот самый, который помогал Марку Антонию сбежать из Рима, переправился в Африку, где сражался с помпеянцами и царем Юбой Нумидийским. Курион погиб в возрасте 34 или 35 лет. То есть были и поражения. Цезарь не просто так в Грецию пошел. Конечно, он тоже набирал новобранцев. И естественно, там речь не об одном XIII легионе. Наши друзья-реконструкторы из клуба «Десятый легион» расстраиваются, что в фильме X легион был подвергнут остракизму, его там почти нет. В то время как любимым легионом Цезаря был X, а не XIII.

Д. Пучков: Тринадцатый красивее звучит.

К. Жуков: Десятый легион тоже поехал на подкрепление к Цезарю. И XIII поехал, и, если не ошибаюсь, VI железный поехал.

Д. Пучков: То есть одним ограничиться было нельзя.

К. Жуков: А какой смысл? Помпей хотя и не набрал десять дополнительных легионов, но все равно у него получилось большое войско.

Приезжает гонец в Рим, письмо принимает Ворен, отдает его Поске, Поска передает его дрыхнущему Марку Антонию и спрашивает: не позвать ли солдат? И по всему видно, что Марк Антоний никуда воевать ехать не хочет, ему и в Риме неплохо. Он тут проворачивает коррупционные схемы, имеет откаты. Зачем ему ехать воевать? Тем более что неизвестно, чем это закончится, потому что может закончиться плохо. И все в Риме уверены, что так оно и будет.

Ворен в шоке, он говорит своей супруге, что дал клятву человеку без чести, который отказывается ехать в Грецию помогать Цезарю. «Я тебя не понимаю, товарищ муж! Ты не любишь Цезаря, значит, ты не должен любить Марка Антония, а должен радоваться тому, что он не едет ему помогать». – «Он клятву нарушил, какая разница, люблю – не люблю». Ворен – человек с понятиями.

Атия подкатывает к Марку Антонию, мол, надо бы жениццо. Антоний спрашивает: «Жениться? А зачем?» – «Ну как зачем? Сейчас же твой патрон Цезарь потерпит поражение и, скорее всего, погибнет в Греции. Тебе нужны поддержка и знатное имя. Ты же плебей, а мы ого-го. И у тебя будут деньги (солдаты у тебя уже есть) и имя. И раз ты контролируешь город, станешь (как в идиотском переводе «Лостфильма» сказано) царем». В общем, монархом. «А ты что, будешь при мне царица?» – «Я буду любящая, послушная жена». – «И мне нужно предать друга?» – «Ну, ты же не хочешь из-за этого умирать». – «Почему ты так уверена?» – «Потому что не такой ты человек». Тут-то Марк Антоний и говорит, что только сейчас понял, какая Атия старая злобная гарпия. После чего они, по обычаю сериала «Рим», обменялись ударами в щи и разбежались.

Чуть ранее к измене Марка Антония склонял посланец Помпея.

Д. Пучков: Вступай в нашу шайку!

К. Жуков: Записывайся в наши ряды! Марк Антоний говорит: «Я подумаю, а ты пока через черный ход выйди, чтобы тебя не видели, а то неприлично». Тут, как обычно в фильме, баба не то сказала, поэтому вся политика сразу изменилась. Марк Антоний созывает XIII легион – и все в кирасах, в шлемах топают по вилле Помпея. Посланец Помпея спрашивает: «Ты не забыл про письмо?» – «А, конечно-конечно, про тебя-то я и забыл». После чего ловко дает посланцу в лицо, тот падает в бассейн. Марк Антоний так все время поступает. И парень еще легко отделался. После этого все едут на войну.

По поводу войны (это мы уже переместились в 48 год до н. э.). Не нужно думать, что Марк Антоний не посылал подкрепление Цезарю. Посылал. Он, может быть, сам не вдруг явился, но подкрепление посылал. Марк Антоний был завязан с Цезарем настолько, что просто так перебежать в лагерь к помпеянцам не смог бы, его бы туда не взяли. На самом деле Цезарь, преследуя Помпея по Греции, загнал его в Диррахию (Диррахия – это современная Албания). Окружил войска Помпея, но окружил их не физически, поставив под каждый куст по легионеру, а укреплениями, стеной. Помпей тоже окружил себя стеной изнутри и стал обороняться. Выяснилось, что у Помпея больше народу. И поскольку войска Цезаря были растянуты по всей циркумвалационной линии, он не знал, в каком месте ударит Помпей. Невозможно быть равносильным по всей линии обороны – это Помпей отлично понял и поэтому всеми силами ударил в одно место – прорвал оборону и стал разбивать легионы Цезаря с фланга. После чего Цезарю, который понес очень серьезные потери, но сумел сохранить войско в порядке, пришлось стремительно драпать на север, к Фарсалу, чтобы соединиться там с основными силами своей армии.

Там-то как раз и будет происходить действие следующей серии.

Ну а пока в Грецию следует XIII легион на кораблях, жуткий шторм, все блюют безостановочно. Люций Ворен сидит с каменной рожей и говорит, что ничего плохого случиться не может, ведь Тритону были принесены хорошие жертвы. Тритон – это сын Посейдона, или Нептуна. Пулло говорит: «Если это Тритон устроил после всех подношений такое, так пусть он…» (в общем, что-то плохое про него сказал). Ворен отвечает: «Кто тебя за язык твой поганый дергает?» После чего корабль накрывает волной. И заканчивается серия тем, что стоит под чудовищным ливнем, спрятавшись в некоем портике, человек-газета и выкрикивает, что войска генерала Антония идут на помощь Гаю Юлию Цезарю. В этом месяце раздачу хлеба производит капитолийское братство мельников. Только лучшая мука. Настоящий римский хлеб для настоящих римлян.

Д. Пучков: Человек-газета – лучший.

К. Жуков: Там еще колоритный был момент, хотя он на сюжет мало повлиял. Атия, порвав с Марком Антонием, сразу побежала дружить со своей бывшей подругой Сервилией. Это такой клубок змей! А чтобы задобрить Сервилию, Атия собралась подарить ей раба с огромным красиво инкрустированным членом. Дочка спрашивает: «Что это?» – «Подарок Сервилии». – «И ты думаешь, это ее умиротворит?» – «Хороший член никогда не лишний. Передай ей это и шесть бочек льда». Но человек-газета все равно лучший.

Д. Пучков: Лучший, как ни крути, Марк Антоний. Он – мой герой. Настоящий подонок, отвратительные кривляния, гнусные ухмылки. Актеров же подбирают по психофизиологическим качествам: подходишь ты на эту роль или не подходишь. По-моему, играет сам себя этот Пьюрфой просто гениально.

К. Жуков: Ничего общего с настоящей историей, но очень забавно. В драматургию сериала он лег как положено.

Д. Пучков: На НТВ, кстати, кадры, когда этот раб стоит вот с таким болтом, увеличили, чтобы болт было не видно – для трансляции по телевидению. Испоганили переводом, этими озвучками дурацкими. Получилось плохо, смотреть невозможно. А смотреть надо только в правильном переводе.