Текст книги "Слуга короны"

Глава 17
НАЧАЛЬСТВО ПРИБЫЛО

Шепот вернулась под утро, и вид у нее был довольный до жути. Не знаю, как Молоту, а мне после всех этих бессонных ночей так противно смотреть на ее сияющую физиономию. Она села за стол и подмигнула мне. Молот протер заспанные глаза и подсел к нам.

Он выглядел ужасно, скуластая морда посерела, глаза покраснели, волосы растрепались. Мы все такие. Не спим, почти не жрем, кусок в горло не лезет, носимся по лесам, словно черти пятки жарят. Но Следопыта так и не находим, даже его следов. Пропал парень, как есть пропал, исчез. Он, конечно, мастер прятаться, но трое суток слишком даже для него.

– Слабаки! – прокомментировала Шепот наши искания. – Одного парня всем скопом найти три дня не можете. Слабаки! Я его за один день нашла.

– И где он? – голосом мертвеца осведомился Молот, я проявил не больше рвения.

– Где, где? – засмеялась Шепот. – Кто-нибудь предложит даме еды и вина?

– Ишь, дама нашлась, – хрюкнул Молот. – Ты сперва скажи, где он, а там посмотрим, стоит ли тебя кормить.

– В плену ваш Следопыт. Сама его видела.

– Угу, – согласился Молот. – Чего? – Сон из него вышибло. Я соображал медленней.

– В плену он, говорю, – терпеливо ответила Шепот. – Памали вашего неуловимого, пока еще не пытали и не допрашивали, пара вопросов не в счет. Но терпение у них кончается, и скоро они за него возьмутся. Всерьез возьмутся. – Совсем запугала тетя Шепот, черт бы ее побрал.

– Хреново, – вновь погружаясь в сон, сказал Молот, – вытаскивать его надо. Вот только посплю, а потом возьмемся за это.

– Ты думаешь, паарцы ждать будут, пока ты продрыхнешься? Щас вытаскивать надо.

Откуда у Шепот такое рвение?

– Не, низя, – Молот почесал голову, – о нас сразу прознают.

– Да они и так уже знают, – не унималась Шепот. – Или ты думаешь, они там идиоты? Где один – там и несколько.

– Вот чего я понять не могу, – мозги мои спят и не соображают, язык едва шевелится, вопрос то ли оказался заданным, то ли повис в воздухе, – если они о нас знают, чего ж не вырежут?

– Да хрен их разберет, – отозвалась Шепот, – они ж паарцы. Молот, вон, давно бы резню устроил, а эти сидят и не чешутся. Ждут чего-то.

– Чего ждут то? – Молот хоть и спит на ходу, а соображает побыстрей меня.

– Не знаю, – грустно сказала Шепот. – Может, того, что вы сами к ним в гости придете.

– Ха, – выдавил Молот, – это мысль. Одежонку их достать сможешь?

– Смогу, – кивнула Шепот, – а зачем?

– Нам же надо туда сходить. Вот и сходим, – хитро и как-то зло улыбнулся он, – и Следопыта заодно вытащим. Если удастся, конечно. – И, смачно зевнув, Молот растекся по столу.

Хороший у паарцев мундир, надо заныкать парочку. Черный, в темноте не видать, не то что наши – светятся при луне как днем. Вот только неудобный малость, под мышками жмет. Но ничего, ради такого дела можно и потерпеть.

Молот разделил людей. Меня назначил главным по вытаскиванию зада Следопыта и отдал под командование шестерых, сам же с десятком самых верных пошел совсем в другую сторону.

– Где они его держат? – Валет рассматривал лагерь паарцев и тасовал карты.

– Ты чего, – Треска заканчивал вымазывать рожу грязью, – до смерти их в карты решил заиграть?

– Ага, – ответил Валет, – пусть знают, как с нами связываться. Так где, Медный?

– Вон в том сарае, что с краю. Видишь? Держали точно там, если Шепот верить.

– А ты ей не веришь?

– Верю. Врать ей зачем? То-та, незачем. Она же первая пострадает, коли Следопыт заговорит.

– И какой план? – Треска подвинулся ближе.

– С твоей рожей никакого, – ответил я. – На хрена измазался? Маскировщик, твою мать! – Я сплюнул. – Сиди тут! Прикроешь нас в случае чего. Есть еще уроды типа этого? – Мне не ответили. – Если нет, тогда встаем и идем. Строим из себя чистокровных паарцев и молчим. Слышь, Трепа, молчим. Если кто чего спрашивает, то просто киваем. Ясно?

– А то, – ответил за всех Треска и встал.

– Лежи, дурень! – Я сбил его с ног и ткнул грязной мордой в лужу. – Ладно ночь, не увидит тебя никто. Ты бы еще заорал.

Треска, недовольно бурча, отполз в сторону. Мы поползли в другую.

Паарцы жгли костры по периметру, раньше за ними такого не водилось. Не доползая до кострищ, люди встали и, натянув на морды задумчивость, вошли в лагерь. Нас никто не остановил, не спросил, лишь один слишком рьяный охранник кивнул, когда мы проходили мимо. В тишине мы дошли до сарая.

– Тут он! – шепнул Окорок, заглянув внутрь.

– Заходим, забираем и тихо уходим, – улыбнулся я.

Так и сделали. Окорок вошел первым, за ним нырнули Валет и Трепа. Я остался снаружи.

Черт, это надо же так нервничать! Стою как столб посреди вражеского лагеря и глазею на врагов. Правда, справа сопит Носатый и где-то рядом крутит лошадиной головой Пони, но все равно страшно до чертиков.

А паарцам, кажись, вообще наплевать на нас. Ходят мимо, подмигивают, улыбаются как лучшим друзьям и плюют на происходящее.

Постепенно страх прошел, и наступило успокоение Ребята вытащили исхудавшего Следопыта и двинулись к лесу. Той же дорогой, по нашим же следам, через костры, охрану и тому подобное. Я догнал их и, тронув Окорока за локоть, знаками показал, куда идти. Он кивнул и развернулся. А повернувшись, столкнулся с паарским капитаном.

– Куда вы его? – спросил капитан, сощурив и без того узкие глазки.

Окорок беспомощно оглянулся на меня. Я вынырнул из-за его спины и, напустив на себя злость и усталость, прорычал:

– У нас приказ доставить арестованного для допроса.

– Чей приказ? – насторожился капитан.

– Его превосходительство, – так, кажется, обращаются к старшим в Пааре, – приказал. – Я рукой отодвинул капитана в сторону и знаком приказал людям двигаться.

– Почему вам, а не мне? – Капитан поймал меня за руку и, резко развернув, взглянул в глаза. Его темные глазенки над клювоподобным носом светились недоверием.

– А я почем знаю, – возмутился я, скинув его руку со своего локтя. – У него и спрашивай. А у меня приказ.

– Спрошу, – согласился капитан, пересчитав нас взглядом. – Только вы его не в ту сторону тащите. Какого полка?

– Чего? – не понял я, а надо было понять.

Капитан взревел, выхватил меч, но сделать ничего не успел. Пони коротко проржал над его ухом, и тело капитана рухнуло в пыль.

– Бегом! – заорал я и оглянулся на просыпающихся паарцев.

Они просыпались медленно, но их было уж очень много, а у нас на руках – обессилевший и очень тяжелый груз. Валет подхватил Следопыта на руки и припустил к лесу. Я тихо выматерился и, решив, что сейчас главное ноги унести, побежал за ними.

Погоню за нами организовали, но вялую, и остановилась она на границе освещенной кострами области. Все их дальнейшие действия ограничивались криками и улюлюканьем. Но и это нам придавало скорости. Мы неслись, не разбирая дороги, проскочили мимо места, где сидел Треска, углубились в лес, и только когда Окорок споткнулся и, огласив лес отборным матом, полетел кубарем, перевели дух.

– На хрена ты его убил? – Тяжело дыша, Носатый насел на Пони.

– А чего он вопросы задает, – обиженно ответил тот, – и тревогу вон поднял.

– Ладно, утихни, – я махнул рукой, – одним гадом на земле меньше стало, и то уже неплохо. Как Следопыт?

– Живой, – ответил Окорок, – что ему сделается. Ему вон и помощь нужна меньше чем мне. Я ногу, кажись, сломал.

– Не надейся, – бросил я, – двоих не понесем. Сам пойдешь, а дойдешь, там Грязнуля тебе ее отрежет.

– Добрый ты, Медный. Ой добрый.

Да, я такой, и доброта из меня наружу так и прет. Со мной по доброте разве что мой брат поспорить может.

– Остальные как?

– Да нормально, – за всех ответил Валет, – пара ссадин, царапины. Ничего страшного.

– Почем знаешь?

– На себя гляжу, – засмеялся он.

– Ну и ладно. – Я глубоко вдохнул. – Давайте, тащите Следопыта домой, а я пойду Треску заберу да гляну, как у Молота. – Очень уж мне интересно, что он замыслил. – Ясно? Тогда вперед, че расселись!

Они поднялись, взяли Следопыта на руки и не спеша двинулись в лагерь.

Трески на месте не оказалось, а в лагере паарцев царила суматоха. Солдаты носились меж костров, спотыкались, натыкались друг на друга, хватали за грудки, вглядывались в лица и неслись дальше.

Изредка кто-нибудь останавливался и пускал стрелу в сторону леса. Одна вонзилась в землю перед моим носом. Я вздрогнул и отполз подальше. Ну его, еще окажется среди них засранец поудачливей.

Пара небольших отрядов мялась на границе, не решаясь перейти освещенный участок. Эх, арбалет бы да стрел – я бы их научил не высовываться.

Но где, черт бы его побрал, Треска? Я покрутил головой и даже тихонько позвал. Тишина. Я позвал чуть громче. Ответ тот же. Может, теперь его поймали? От такой мысли мурашки размером со слона побежали по спине. Я встал, сперва на четвереньки, а потом и в полный рост. Я же приказал ему сидеть здесь, хоть бы морду свою не красил, она бы отсвечивала, а так темно и тихо. Еще враги наши орут так, что уши закладывает. В таком шуме можно и во всю глотку орать, а рядом стоящий не услышит.

Наконец появились паарские командиры. Шуму стало поменьше, толку в беготне побольше. Теперь они строятся подразделениями, и каждый капрал придирчиво оглядывает своих. Теперь можно еще крикнуть. И я крикнул. Тишина ответила так, что сдавило уши. На мгновение мне показалось, что я лишился слуха от собственного крика. Я слыхал, такое бывает. Теребя уши, я скатился с холма и, только когда расслышал собственное мычание, слегка успокоился. Какого хрена они угомонились?

Я высунулся и столкнулся с Треской. Вернее, с его ножом. Клинок полоснул меня над бровью и дернулся назад для второго удара.

– Ты чего, охренел совсем? Своих не узнаешь? – Я откатился назад, одной рукой отгородившись от него, а второй судорожно стараясь нащупать рукоять меча или хотя бы клинок, да хрен с ним, ножны тоже подойдут.

– А, Медный, – прохрипел Треска. – Помоги! Там в кустах Молот. Он ранен.

Молот? Ранен? Чушь какая-то. Ранить Молота можно, связав его цепью для драконов или оглушив сначала, ну, можно еще подпоить его, иначе к нему не подойдешь.

Но все же я сполз за Треской. Мать моя женщина, Молот и впрямь ранен. Не знаю кто, но живот ему вскрыть пытались. И здорово пытались, едва не убили.

– Ну? – прохрипел Треска. – Ты поможешь или так и будешь глазеть?

Ох и тяжел мой братец, тяжел, зараза. Мы с Треской едва пупки не надорвали, пока тащили его за холм. Треска откинулся на земле, тяжело дыша. Моя глотка вторила его потугам. Молот дышал надрывно, прерывисто, делая частые короткие вдохи, словно это не мы его, а он нас тащил и не выдыхал. Жаль, нет Грязнули, он бы сразу начал командовать, колдовать чего-то, только ему понятное, и, глядишь, все бы и обошлось. Я не умею, как он, не знаю, где забинтовать, чего куда наложить и как состряпать умную рожу и облегчить Молоту боль.

– Там, – прохрипел Молот, когда, отдышавшись, я склонился над ним, – в городе… за воротами… там… Гробовщик… помоги ему.

– Это подождет. Тебе сначала помочь надо.

– Нет! – отрезал он и схватил меня за грудки. – Не подождет. Это срочно. Быстрее надо. Понял? Дуй туда, я как-нибудь справлюсь. Это приказ! – Он отпустил меня и обеими руками зажал дыру в брюхе.

– Ладно, – согласился я, потирая любовно сдавленную братом шею, – сделаю. Треска, сиди тут, скоро наши меня потеряют и придут за тобой, они и помогут. Только тут на сей раз сиди. Понял? – Он кивнул. – На-ка вот, держи, – я протянул ему меч, – головой за него отвечаешь.

– За меч? – недоверчиво сморщившись, спросил он.

– За обоих, – прорычал я и, скинув мундир, перемахнул холм.

Паарцы стали ответственней и внимательней. Зашевелились, сучьи дети, напугали мы их. Еще как напугали, их дрожь слышно за версту. Они теперь себе не верят, вот и славно. Славно-то славно, только не для меня.

Раз десять они останавливали несущееся сломя голову полуголое, грязное, покрытое травой и листьями чудо, всякий раз спрашивали, кто я и откуда, зачем в город пробираюсь. Я врал все, что могло взбрести в голову, и к десятому разу сложилась целая история.

На воротах стоял здоровенный парнище, по сравнению с которым Гробовщик казался вшой. Он остановил меня, мощным тычком в грудь усадил на землю и внимательно выслушал тот бред, что я придумал на бегу. Когда я закончил излагать вранье, он смахнул слезу и отошел в сторону.

– Давай, – дрожащим голосом проревел он, – проходи! Только быстро давай, – он оглянулся по сторонам, – пока не видит никто. Сам-то найдешь?

– Найду, – соврал я и, поблагодарив, рванул внутрь.

– Стой! – Громадная рука схватила за плечо, я осел и задрожал. – Только ты это, паря, ты приди потом, расскажи, что там и как. Ладно?

– Приду! – пообещал я. Ага, обязательно, вот только портки подтяну.

За воротами никого не оказалось, а как же иначе. Молот, скотина, не сказал, за какими именно воротами будет ждать Гробовщик, а их тут, как положено, четверо, и пришлось мне как угорелому носиться по городу, высматривая знакомые рожи.

Не так-то легко найти человека, даже такого здорового, как Гробовщик, в городе, который не знаешь, тем более ночью. Окна не светятся, луны не видать, и единственное, что дает хоть какой-то свет, – костры на улицах, дрова они не экономят, незачем, лес вон под рукой, а там деревьев тьма.

После долгого плутания по одинаковым улицам мне начало казаться, что я заблудился, а когда лоб врезался в стену и из глаз сыпанули искры, уверился в этом окончательно.

Длинный переулок, в который я забежал по своей глупости, заканчивался высоченной стеной. Я остановился, осмотрелся, вздохнул и полез по стене. Ну в самом деле, не возвращаться же назад.

И кто только понастроил таких высоченных стен. Тело безвольно повисло на самом верху, воздух с трудом проникал в передавленные легкие. Приходилось хрипеть и проталкивать его едва не пальцами. Наконец, отдышавшись, я влез на стену целиком и охнул.

Стена, стенища, королева стен! По ней в ряд могло спокойно проехать восемь всадников, размахивающих мечами. Какого черта они воткнули ее в самом центре города? Сам-то городок чуть больше Триита, но там таких стен нет даже вокруг храмов. А здесь квартал бедняков – и хлоп, стена. Чудо, просто чудо. Ну посмотрим, что скрывает это чудо, раз уж я все равно здесь.

Мне казалось, что я блуждаю по бесконечной стене целую вечность, а она, проклятушая, только длинней да пакостнее становится. Я устал и замерз, хотелось спать, жрать и набить кое-кому здоровенную, хитрую, наглую рожу над истекающим кровью брюхом. Черт возьми, если я не выберусь отсюда до утра, боюсь, я покойник, вон уже и заря.

– Все будет так, как давно оговорено, – уверенно произнес голос из ниоткуда.

– Не сомневаюсь, – ответил я, подняв голову к небу.

С голодухи уже мерещится черт-те что, еще чуть-чуть – и я увижу богов в белых одеждах или демонов – в черных. Лучше богов, они вроде добрее должны быть

– Если, конечно, вы выполните вашу часть договора, – добавил голос.

– Какого договора? – не понял я. – Никакого договора я не заключал.

Меня затрясло, на спине выступил пот, и холодный ветер пробрался под одежду, заморозив все тело. Неужто я умудрился продать свою душу? Проклятье, больше не буду напиваться до полусмерти. А то по пьяни можно не только души лишиться. Больше никогда, обещаю, только не убивайте меня сейчас и дайте, черт возьми, спуститься с этой стены. На хрена я поминаю черта? Я упал на колени и, воздев руки к небу, принялся читать молитвы, которым меня учил отец и которые с тех пор ни разу не были произнесены мной.

– Обижаете! – засмеялась Шепот. – Я вас когда-нибудь подводила?

Шепот? Ну все, точно смерть голодная на носу. Говорил мне Грязнуля, что голодом я себя уморю и надо иногда жрать, хотя б кору с деревьев или там червей да тараканов. Откуда, ну откуда здесь взяться Шепот, посреди стены, в осажденном городе, под самое утро. Она сейчас, как всегда, храпит в объятиях высоких чинов. Это точно, демоны пришли поиздеваться надо мной, а потом определить меня в самый дальний угол самого страшного каземата их вотчины.

– Я все устрою, не волнуйтесь, – продолжала она, – но мне нужны гарантии и деньги на расходы.

Узнаю тетю Шепот, она и в рай сможет устроить, но только за деньги. Стоп, а почему она берет их не с меня?

– Это само собой! – В голосе слышалась насмешка. – Вот деньги, а насчет гарантий, я же с вас их не прошу… Хотя и очень хочу увидеть доказательства.

Доказательства чего? Моей скорой смерти, так она не за горами. Я сделал шаг и поскользнулся на камешке.

Мое тело грохнулось на стену, подняв тучу пыли и распугав спорящих за мою душу богов.

– Нас тут не могут подслушать? – обеспокоенно спросил голос.

– Да что ж вы так волнуетесь? – ласково ответила Шепот. – Если вы мне не доверяете, так могли бы сами место выбрать.

– Нет, отчего же, я вам доверяю, – успокоенно произнес голос.

Я замер. Боль в колене заставила прийти в себя.

Тоже мне, пуп земли нашелся, вообразил о себе, галлюцинаций навыдумывал. Как будто богам и демонам заняться больше нечем, как обсуждать место твое под солнцем. Очнись, Медный, ты же не идиот! Ну ладно, идиот, но ведь не совсем, есть еще надежда на спасение.

Я подполз к краю стены и перегнулся через него. Шепот, подбоченясь, стояла и строила глазки человеку, целиком закутанному в плащ. Неспрятанными у незнакомца оставались только руки в перчатках да носки дорогих сапог. Если я правильно разглядел, а то в такой темноте можно и блоху за слона принять. Вот только Шепот я не спутаю ни с кем и никогда. Нет, эту стерву я узнаю из тысячи.

– Значит, как договорились? – потягиваясь, спросила Шепот. – Через полгода вы получите свое, со всеми потрохами, а я свое.

– Полгода? – недовольно произнес незнакомец и запустил руку под капюшон, раздался треск, от которого меня едва не вывернуло. – Полгода – это слишком долго. Нельзя ли ускорить как-нибудь это дело?

– Да вы что, – возмутилась Шепот, – полгода долго? Что вы несете? Ускорить? Вы видите, что творится за стенами города. Нет, ускорить никак нельзя. Я же часть отряда, будь он неладен, и не могу так просто покинуть его расположение, когда тут такое затевается. Нет, ускорить никак нельзя. И не надо мне предлагать еще денег, все равно ничего не выйдет, – сбивчиво затараторила она. – Никак не выйдет, – добавила задумчиво. – Еще эта осада.

– Ну вот это-то как раз и не проблема, – довольно заметил незнакомец, – с этим я вам помогу.

– Спасибо, – неуверенно сказала Шепот, – но боюсь, что и это не поможет.

– Хорошо, – вздохнул укутанный, – я столько ждал, могу подождать и еще полгода. Мне пора. – Он взял ее руку и поцеловал. – Если у вас ко мне больше ничего нет, то я откланяюсь.

Хренов аристократ! Ага, теперь я знаю, что среди мне подобных искать его бесполезно, такие, как я, ни за что не будут целовать руку женщине, какой бы красивой она ни была. Вот в губы да покрепче – это запросто, но руку нет, и пусть не ждут.

Они разошлись в разные стороны, и каждый из них был доволен, как купцы на базаре, что выгодную сделку заключили. Я развалился на стене.

Светает! Пора выбираться из города, а то парни панику поднимут и пойдут крушить паарцев за мою шею. Ага, пойдут! Да все только вздохнут с облегчением. Вот за Следопыта пойдут, от него польза, а я только пайку лишнюю жру да в неприятности влипаю.

Ой! Зубы отправились в одну сторону, голова в другую, а мозги и вовсе в третью. Пришлось голове изрядно постараться, чтоб собрать их воедино.

– Медный? Бестолочь, какого черта ты тут делаешь?

– Тихо ты. – Хм, бестолочь, станешь тут бестолочью, когда такие парни, как Метис, сначала по зубам, а уж потом вопросы задают. Как в голове гудит и кружится все… – Меня Молот послал на помощь Гробовщику. – Это я сказал или мне послышалось?

– Так какого лешего, – зашипел Метис, – ты тут-то делаешь? Где Гробовщик и где ты шляешься? – Он взмахнул огромной ручищей и едва не снес мне полголовы.

– Молот точного места не назвал. – Говорю как из бочки, сам себя не понимаю. – Пр-ру, стоять! – Я схватил руками голову и что было силы сжал ее, стало еще хуже. – Ты чего кулаками размахался? Я же теперь не дойду никуда, а меня там Гробовщик ждет.

– Никто тебя уже не ждет. Дуй домой, и быстро, пока не рассвело. А за Гробовщика не волнуйся, вывезли мы его. И его, и груз.

Что еще за груз? Да какая разница, я сам щас груз, и неподъемный груз, вон ноги совсем не держат, подламываются, отказываются идти, и тошнит чего-то.

– Госп! – позвал Метис. – Помоги парню до лагеря дойти, перестарался я, кажись.

– Ты, что ль, Медный будешь? – прокричали мне в ухо, я отскочил и принялся махать руками. И, кажись, зацепил кого-то, точно зацепил: себя по носу, рубаху кровью залью. – Ты чего руками машешь? Больной, что ль?

– А какого беса ты орешь? – ответил я.

– Да не орал я, – пожал плечами Госп.

– Ну да, не орал, вон в ушах до сих пор звенит, я же не глу… – Меня вырвало.

– Сотрясение мозга, – констатировал факт Грязнуля после беглого осмотра моей больной головы.

– Сотрясение чего? – Треска хихикнул, а мог бы и поддержать друга и командира в трудную минуту.

– Мозга, – даже не улыбнувшись, повторил доктор, – досталось сегодня вашей семейке. Старшему брюхо вспороли, младшему потрясли его скудные мозги. Охоту на вас устроили, не иначе.

Смейся, смейся, вот встанем с Молотом на ноги, и пожалеешь о своих словах. Гонять вас буду до седьмого пота, пока с ног валиться не будете, а как свалитесь, ползком заставлю километров эдак двадцать да в полном вооружении. А сам сяду на коня, возьму в руки розгу или плетку и буду меж вами кататься да стегать вас. Как же голова болит!

– Да ты лежи, чего издергался, лежи, отдыхай, тебе сейчас это полезно! – Грязнуля улыбнулся, его крепкие руки нежно уложили меня обратно. – И нам тоже. Ты поправишься потихоньку, а мы, ну никто из нас в неприятности не влезет.

Вот вы как, да? Вот так, значит! Я для них жизни своей не жалею, а они считают, что от меня одни неприятности. А ну, кто еще так думает, становись, нет, лучше списком, пока болею – изучу, подумаю, а там на ноги встану и решу, кому, сколько и чего достанется.

– Нет, – не унимался Треска, – не верю я в сотрясение. Ему ж там сотрясать нечего, у него ж там медь одна.

– Ну тогда сотрясение меди, – согласился Грязнуля, вытер руки грязной тряпкой и гордо удалился.

Я вновь попытался встать, но ничего не вышло, тогда подозвал Треску. Он доверчиво подошел и попался в мои руки.

– Аргх, – кровожадно зарычал я, – тебе что, лычки жмут? – Он запротестовал. – Или ты, зараза, пользуешься тем, что на своем горбу дотащил моего брата до лагеря? Так спешу тебя успокоить, сомнительная это заслуга. Весьма сомнительная.

Докатился, собственному брату не доверяю. А с чего ему доверять, он делишки свои прокручивает, богатеет, а я его зад прикрываю от начальства. Мне-то с этого ничего не обламывается, да бог с ними, с деньгами, я же ему не марионетка, чтоб вот так подставляться.

Сходи, говорит, найди, говорит, Гробовщика. Я пошел и что нашел? Хрен с маслом нашел! Кулак Метиса, вот что я нашел! Выскажу я ему все, клянусь, выскажу, вот только оба поправимся, и я выскажу.

– Ну что, так и будешь стоять? – вернулся из мрачных мыслей к перепуганному и трясущемуся в моих руках Треске. – Проваливай отсюда, но далеко не уходи. Рядом будь, капрал, твою мать.

Никак не могу привыкнуть, что Треска капрал. Всего ожидал по возвращении из Лесфада, но чтоб это никчемное создание стало капралом… Ну ладно бы Следопыт, но Треска… Это, по-моему, слишком. Молот думает иначе и точно так, как я про Треску, рассуждает про меня наедине с Метисом или еще двумя-тремя головорезами из их шайки. Завидует, наверное, моим успехам, он потом и кровью звания добывал, авторитет у начальства завоевывал, а я нахрапом лейтенантом стал. Конечно, завидно, у-у, как бы я завидовал, не будь я на своем месте. Из окружающих, похоже, только я себе и не завидую, да еще те, кто жизни отдал.

Надоело. Черт возьми, надоело. Грязнуля, сволочь, ты бы, гад, еще привязал меня. Не могу я больше бока пролеживать, не могу. Надоело! Каждый день одно и то же. Безвкусная жрачка, жуткие на вкус лекарства и одиночество, такое же жуткое и безвкусное.

Осмотры, проверки, простукивание коленок. Идиот, у меня же не коленки болят, а голова. Все, надоело, пятый день тут лежу, ко мне не пускают даже Валета с картами, для твоей пользы, говорят. К черту пользу, если я отсюда не выберусь, я со скуки сдохну или задохнусь в этой духоте.

Нет, я все понял, они отравят меня той дрянью, что называют кашей. Мяса давай! Свободу Медному!

Я встал, прошелся по землянке. Вроде все нормально: не тошнит, голова не кружится, разве что самую малость. Ничего, потерплю! Постоял перед выходом, прислушиваясь к звукам. Тишина, все тихо и спокойно. Никто не горланит, не ржет как полоумный. Ночь, похоже, что ж, тем лучше, никто и знать не будет, что я гулял, а как хочется погулять.

Я столкнул камень, закрывающий вход, и высунулся наружу. В лицо ударила прохлада, а нос заполнился запахами леса. Пахло хвоей, прелой травой, влажной землей, дымом костра и жарящимся на нем мясом. Я с наслаждением втянул воздух, стараясь разделить запахи. Черт возьми, в землянке таких запахов не то что учуять, вспомнить о них не получается. Там все воняет моим потом, выделениями и кровью. Ну ладно, выделения Грязнуля выносит, но он ни разу не проветрил а еще борец за чистоту.

Я выбрался наружу и еще раз вдохнул полной грудью, голова слегка закружилась. На секунду я замер, но все прошло, и, сказав себе, что это от наслаждения и переполняющих меня чувств, я двинулся на слабо мерцающий огонек костра.

– Садись, Медный, – приветствовал меня Окорок. Кроме него вокруг костра сидели: мрачный Гробовщик, весело подмигнувший мне Валет и еще один парень, которого я не знал. – Святые ляжки! – Окорок осмотрел мою рожу. – Чем тебя Грязнуля кормил?

– Он меня не кормил, – ответил я, – есть че пожрать? Мяса хочу.

Сидящие переглянулись, новенький покачал головой, Валет скорчил рожу, Окорок с надеждой глянул на Гробовщика.

– Да что вы как маленькие, – прогудел тот, – вам что, для лейтенанта куска мяса жалко? Ты, Медный, не переживай, сами не отдадут, я силой заберу. Да что ж вы за люди, только гляньте на него, он же синий как… как… в общем, плохо ему без мяса, – закончил тираду Гробовщик.

– Хорошо тебе рассуждать, – вставил слово неизвестный мне человек, – он, конечно, твой лейтенант, но свою-то долю ты уже сожрал, а теперь до моей добраться хочешь.

– Да бог с ней, с долей, – Окорок подкинул в костер дров, – если тебя, Нарис, так это волнует, то завтра, ну или когда там следующего подстрелим, я тебе свою долю отдам. Так пойдет?

– Пойдет, – нехотя согласился Нарис и полез под бревно, на котором сидел.

Я охнул. За спиной у него лук размером с доброго коня, не, ну, может, не с коня, но точно выше его самого.

– Вот, держи! – Он протянул мне сочный, истекающий кровью, здоровенный кусок мяса. – Жарить сами будете, а я спать.

– Зажарим, не боись. – Валет очнулся ото сна и, взяв мясо, нанизал его на палку и сунул в костер.

Я исходил слюной, глядя, как медленно бока моего ужина покрываются хрустящей корочкой, как капает с него сок, как Валет переворачивает его, как он же посыпает его солью и травами и как… Не захлебнуться бы! Запахи врываются в нос и бьют по голове, так и снова в лазарет недолго угодить, да и бог с ним, зато поем нормально.

Зубы впились в хрустящую корку, язык обожгло горячим соком, желудок запротестовал, требуя, чтоб и с ним поделились, но я не спешил глотать, медленно и тщательно пережевывая и наслаждаясь этим божественным вкусом.

– Это кто? – спросил я, проглотив очередной кусок. – Че, говорю, за парень?

– А, этот. – Окорок повернул голову и посмотрел, не слушает ли Нарис его. – Охотник, из местных. К нам прибился дней пять назад, может, чуть больше. Его Метис притащил, говорит, отличный парень.

– Да? – Я проглотил еще кусок. – А по-моему, жмот.

– Что есть, то есть, – улыбнулся Окорок, – но стреляет отменно. Оленя, которого ты ешь, с двухсот шагов, точно в глаз, подстрелил.

– Ну ты хватил! – Я аж подавился. С двухсот шагов, нет, это вранье, с двухсот шагов и оленя-то разглядеть сложно, не то что его глаз, а уж попасть туда… Это только если случайно.

– Да нет, точно, – вставил Валет, – прям в глаз.

– Не веришь? – спросил Окорок. – Понимаю, я бы тоже не поверил, кабы сам того не видел. Зрелище, я тебе доложу. – Он мечтательно закатил глаза. – Вот представь, стоит он, лук держит, потом хлоп, и олень готов и шкура цела.

– Ладно, посмотрим, – согласился я и отправил в рот последний кусок. – Ну и че ты сидишь? – Я двинул Валета в плечо. – Сдавай или карты потерял?

Валет засмеялся, сунул руку за пазуху, перетасовал колоду, снова усмехнулся и сдал карты. Игра пошла. Мне жутко везло, и я раздел бы догола и Валета и Окорока, только Гробовщик остался бы в портках, правда, если бы мы играли на деньги. Но мы играли просто так, и играли упоенно, самозабвенно, весело смеясь, не обращая внимания на происходящее вокруг. Так, играя, мы и не заметили приближения грозного и злого Грязнули.

– Так, – произнес он, остановившись у меня за спиной, я вздрогнул от неожиданности, – нарушаем предписанный режим? Гуляем, играем в карты. По бабам еще не ходил?

– Отстань, а? – слабо произнес я. – Мне до черта надоело там валяться.

– А ну дыхни. – Грязнуля наклонился к самому моему рту. – Дыхни, дыхни! – Я дыхнул. – Та-ак, – протянул он, – ты еще и мясо жрал, жирное небось. Куда ж вы смотрите? – накинулся он на играющих со мной. – Ну ладно он, его я могу понять, он не ценит свое здоровье и выздоравливать не спешит, но вы-то. Неужто не цените своего лейтенанта? Уроды, могли бы его мечом проткнуть, все меньше мучений.

– Да брось ты. – Если он и дальше продолжит причитать, я почувствую себя виноватым. – Что со мной случится?

– Сдохнешь! – грубо ответил он. – И Молот тогда мне голову оторвет.

– Не оторвет, – я поспешил его успокоить, – а случится что со мной, так ладно. Моя выходка, мне и отвечать. Понял? Все под мою ответственность. При свидетелях говорю.

– Да? – Он обвел всех взглядом, все уверенно закивали. – Ну ладно, коли так, – он сдался, – тогда сдавай и на меня, – сел он рядом со мной. – Дурак ты все же, Медный, ой дурак.

Игра пошла дальше, но теперь мне почти не везло, чего нельзя сказать о Грязнуле. Он не только продолжил раздевание и без того уже голых парней, но и вознамерился снять портки с меня. Однако ему не дали этого сделать.

– Где лейтенант? – прогудел страшный голос, от которого мурашки табунами побежали по спине, и не только по моей, если взглянуть на Гробовщика.

Мы принялись усиленно озираться, ища источник этого страшного гласа.