Текст книги "Слуга короны"

– Где лейтенант? – повторил он и вышел из темноты.

Мы дружно вскочили, мне опять стало дурно. Видать, прав Грязнуля, не здоров я еще и не в моем больном состоянии видеть маршальские эполеты и жезлы в жилистых руках перед своими еще слабыми глазами.

– Ну?

– А вам которого? – выдавил из себя писк Окорок. – У нас их четыре.

Маршал недовольно взглянул на нас, покачал головой и проронил:

– Главного.

– Ну это вам тогда туда. – И Окорок принялся объяснять, как быстрее и безопасней дойти до землянки Молота. – Только он ранен, – добавил Окорок.

– Да? – Маршал скривился. – Ничего, увидит меня, поправится, все поправляются. Ну что, разговорчивый, – он протянул огромную лапу к плечу Окорока, – раз ты самый смелый, пойдем, проводишь меня.

Окорок жалобно взглянул на меня, но я помочь ему не могу, разве что подставить свою многострадальную шею. Нет, не сейчас, что-то у меня опять голова заболела.

– Нет, – твердо сказал Грязнуля, – я пойду. Я врач, и он мой пациент, и никому, даже вам, я не дам беспокоить его, пока он спит, как бы срочно это ни было.

Желваки маршала заиграли, глаза выкатились, но он проглотил слова Грязнули и согласно кивнул.

Они удалились. Когда их шаги и шорох плаща маршала стихли, над костром прозвучал вздох облегчения. Пламя затрепыхалось и едва не погасло. Окорок рухнул на землю и схватился за правый бок.

– Я думал, нам конец, – в паузах между частыми тяжелыми вздохами сказал он. – Мы хоть и не на посту, но все же страшный он, как черт. Видал, как щеки раздувает, а глазами сверкает. Жуть берет. Брр. Чего-то и в карты играть уже не хочется. Пойду-ка я спать. Хотя после такого хрен уснешь. Святые ляжки, ну и страх.

Он ушел, качая головой и продолжая разоряться про страх, Гробовщик последовал его примеру, да и Валет демонстративно зевал.

– Вот теперь начнется жизнь веселая, – сказал я, сплюнул в костер и поплелся в лазарет.

Сошлюсь на головную боль, и пусть без меня воюют, а я тихонько полежу, полечусь, покомандую. Я не трус, но с таким маршалом ничего хорошего от солдатской жизни не жди.

Меня разбудил Грязнуля, бегло осмотрел и, постановив, что я в сносном состоянии, велел одеться по форме и, не медля ни секунды, тащиться к Молоту. Мне не хотелось, но приказ есть приказ и, нацепив форму, я поплелся к командиру.

Там собрались все, кто хоть как-то представлял интерес для командования. Набились как селедки в бочку, маршал притащил с собой никак не меньше пары сотен командиров всех мастей, званий и расцветок.

Собравшиеся жались к стенам и нещадно потели, особливо наши, воздуху явно не хватало, того и гляди мне опять станет плохо. Черт, если это только те, кто командует, то сколько ж у него солдат и чем, интересно, он собирается кормить всю эту ораву.

Я протиснулся внутрь и уселся на скамью у дальней стены, лелея слабую надежду, что меня не заметят. Но Молот углядел меня, еще бы, я же ввалился посреди совещания и даже маршал умолк при моем появлении. Взмах могучей длани Молота заставил меня подняться и, отдавливая ноги и своим и чужим, подойти к нему. Молот подвинулся, освобождая край скамьи, и знаком приказал молчать. Я молчал, но и не слушал речь маршала. Не больно интересно слушать рассказ с середины, да еще и не предназначенный для твоих ушей.

Маршал говорил, выслушивал доклады, спрашивал, уточнял и снова говорил и раздавал приказы. Мои мысли носились где-то далеко и старались как можно ближе подобраться к Адели. Жаль, я не знаю, где сейчас она, а Шепот не говорит. Молчит как рыба. Ей бы с Треской сойтись, хорошая бы получилась пара, она вся в секретах, а он открывает свою пасть только затем, чтобы очередную гадость сожрать. Вот тип, жрет все подряд, а потом удивляется, чего это его слушать никто не хочет. А вот я не удивляюсь, че жрешь – то и несешь, в смысле говоришь. Глядишь, в союзе с Шепот он бы и научился чему-нибудь полезному. Хотя это вряд ли, он же Треска. Да и ничему интересному для мужика она его обучить не сможет. Вот если бы ей бабу в подчинение, тогда… Двух таких, как Шепот, мир не перенесет. Нам и одной-то слишком много.

Наконец маршал соблаговолил всех отпустить, и люди, облегченно вздыхая, потянулись из землянки. Я дернулся последовать их примеру, но Молот схватил меня за локоть и насильно усадил на место.

– Кто из твоих людей может незаметно пробраться в лагерь паарцев и так же вернуться обратно? – спросил он, стреляя в меня хитрыми глазенками.

– Ты меня за этим позвал? – Я вспылил, надо же вытащить больного человека из постели только за тем, чтоб спросить то, что и сам знает. – Ну Следопыт может, Треска, Хорек, если ему волю не давать.

– Отлично! – улыбнулся Молот. – Тащи их сюда!

– Чего? – Я вспылил еще больше. – Ты совсем ополоумел, я тебе что, мальчик на побегушках? У меня, между прочим, ранение серьезное. Не в состоянии я носиться по лагерю, выискивая их. – Я хотел добавить кое-что еще, но увидел стоящего к нам спиной Архарега.

– Ты как с капитаном разговариваешь? – беззлобно рыкнул Молот, и только сейчас я углядел погоны на его плечах.

– Какого беса… – начал я, но маршал прервал мою речь.

– Ну и отношения у вас в отряде, – недовольно произнес он, – если нижестоящий так разговаривает с начальством, то о каком подчинении можно говорить.

– Мы братья, – смущенно пояснил Молот.

– Да? – Маршал внимательно нас оглядел. – Не похожи, – заключил он. Мы с Молотом, не сговариваясь, улыбнулись. – И все же это не дает права лейтенанту так обращаться к капитану. Вы братья только пока это не касается дела. В противном случае один из вас подчиненный, другой начальство.

– А разве наш разговор касается дела? – Куда я лезу со своими вопросами.

– Медный! – рыкнул Молот.

– Медный? – переспросил маршал. – Тот самый, что поймал и убил Грамаля и раскрыл заговор в Лесфаде?

Похоже, я становлюсь знаменитым, того и гляди, моим именем детей пугать начнут.

– Ну да, – скромно ответил я.

– Тогда понятно, – задумчиво сказал маршал и, нахмурившись, отвернулся.

Вблизи он не казался таким уж страшным. Лысый как женское колено, если не считать аккуратно постриженной бороды и кустистых бровей, нависающих над колючими серыми глазами. Спина прямая, ноги чуть кривоваты от долгого сидения верхом, широкие плечи и ничего лишнего в фигуре, ни одной лишней детали в одежде.

– Значит, ты теперь капитан. – Я перевел взгляд на Молота.

– Не одному ж тебе звания получать, – ответил он.

– А что случилось с нашим капитаном?

– Погиб он, – вместо Молота ответил Архарег. – Глупо погиб. Он меня сопровождал, да, видно, уж очень стар стал, вот с лошади и упал. Упал и шею свернул. Ты бы людей собрал.

Приказам маршала я не в силах не подчиниться, но тихонько бурчать непристойности себе под нос мне никто не запретит. Так, бурча и раздавая никчемные указания всем встречным, я пинками загнал своих людей в землянку Молота.

Идти туда им не хотелось, Окорок уже успел рассказать об ужасе, испытанном им от одного вида маршала. Я тоже не больно-то жаждал этого, но все же спустился.

Маршал оглядел согнанных, покачал головой и произнес:

– Нам необходимы сведения о планах паарцев, их точная численность и информация о боеспособности.

Вот-те хрен, а какого, спрашивается, беса мы тут месяц высматривали. Он же должен был все из рук Молота получить.

– Вы уже сделали это, – продолжал он, – но, по моим сведениям, в штаб паарцев вчера ночью был доставлен пакет с распоряжениями их воеводе. Ваша задача пробраться туда и выкрасть его. Ясно?

– А почему не самого воеводу… ой!

Излишне осмелевший Хорек получил затрещину.

– Можешь и воеводу, – улыбаясь сказал маршал, – но главное – пакет.

– Задача ясна? – спросил Молот, когда маршал удалился.

– Ага, – отозвался Треска, – ясна. Пробраться в лагерь, ухватить их главного за яйца и притащить его сюда на аркане.

– Дурак ты, Треска, – по-отечески усмехнулся Молот. – Ваша задача – вернуться живыми. Живыми! Ясно? Не сумеете добыть пакет, с маршалом я как-нибудь разберусь. Ночью пойдете, – добавил он, – а сейчас всем спать.

Твари, меня они с собой не взяли. Как же они там без уверенного руководства, без моей чуткости и внимания к мелким деталям. Пропадут они там без меня, а я пропаду тут.

Маршал хотя и несильно страшен, но все же сомнительное удовольствие ползать вместе с ним по холмам и показывать, где и что. Ладно бы только это, но он еще требует, чтоб я записывал, делал пометки на карте, и это в полной темноте. Может, его адъютанты к этому и привычны, но я-то нет.

Ребята, возьмите меня с собой!

Паршивая выдалась ночка, я весь измазался в грязи, устал как черт, и опять голова начала болеть. Не знал я, что Длалин такой огромный, а холмы вокруг него такие высокие и мелкий дождь такой мокрый. Я устал, а маршалу хоть бы хны, знай ползает да диктует, что записать. Вот вернемся назад, я злость на ком-нибудь сорву, нет, сначала помоюсь, а потом… потом повеселюсь вволю.

Я еле дотащился до лагеря, а маршал как ни в чем не бывало отправился выслушивать доклад наших диверсантов.

– Ты чего такой? – спросил Следопыт и помог мне стянуть сапоги.

– Спасибо, – поблагодарил я и с наслаждением вытянулся на подстилке, служившей кроватью, – извел меня маршал, все пытал да выведывал, как это я умудрился Грамаля поймать да из Лесфада живым убраться.

– А ты чего?

– Чего, чего. Ничего, отшучивался. Слушай, давай потом поговорим. Я спать хочу, и голова сильно болит.

Следопыт не стал возражать и ушел, оставив меня одного. Почти сразу я погрузился в сон, но до этого выслушал рассказ Трески об их удачном ночном походе. Они-таки захватили паарского воеводу и пакет вместе с ним. Маршал им за это награду обещал, а вообще велел к битве готовиться.

Глава 18
СТАНРОГТ

Паарцы очень удивились, когда наутро вместо зеленых холмов увидели вставшую за ночь, ощетинившуюся копьями армию. Своего командира они тоже не нашли. Началась паника.

Они попробовали отступить в город, но горожане захлопнули ворота, едва не прищемив им носы. Тогда паарцы стали прорываться на восток к Станрогту. По приказу маршала Архарега их пропустили, для острастки полив стрелами.

Мы вошли в Длалин. Первым делом я кинулся искать ту самую стену, с которой слышал разговор Шепот с неизвестным господином в блестящих дорогих сапогах. Стену-то я нашел, ее сложнее не найти, а найдя, долго стоял, глазел на нее и не мог взять в толк, как я в полной темноте сумел взобраться по ней да потом еще и спрыгнуть, не свернув себе шею.

Пару раз я пробовал влезть наверх, но неизменно срывался и, раздирая в кровь руки, падал. Наконец, после долгих мучений, мне все же удалось ее оседлать.

Ночное впечатление оказалось верным: она огромна. При свете дня я увидел, что это не стена, вернее, не совсем стена, а неизвестно как попавшая сюда каменная глыба длиной в пару-тройку километров, что разделяла город надвое.

По западной стороне тянутся дома бедняков, рабочие мастерские, кабаки да дома терпимости. На восточной стоят громадные усадьбы и роскошные храмы. Вот так так! И как только Шепот сумела сюда прорваться, с ее-то рожей. Кстати, где она сейчас? Последние несколько дней мне было явно не до нее, маршал не оставлял меня в покое ни на минуту. Но все кончилось. Мы выбили врага из города, и я могу спокойно найти нашу скрытную тетушку и наконец задать пару интересующих меня вопросов. Нет, парой она не отделается, у меня к ней целый список длиной с эту самую стену.

Я поблуждал чуток по стене, посидел на ней, свесив ноги, но мной никто не заинтересовался, мало того, никто даже не проходил. И вот инстинкт разведчика взял во мне верх и, найдя место пониже, я спрыгнул в шикарный сад.

Ноги мои еще не коснулись твердой почвы, а ко мне уже бежали выскочившие, словно из ниоткуда, охранники, похожие на садовников с дубинками. Я приземлился, упал, вскочил, осмотрелся, нет, вроде не помял их розовые кусты, да и роз тут нет. Чего ж они так переполошились?

Я стоял, не двигаясь, и, улыбаясь, ждал, когда они добегут и начнут задавать вопросы, я на них отвечу, а потом задам свои. Но они не стали спрашивать, и первый же добежавший решил проверить мою голову на прочность. Могу сразу согласиться: его дубинка крепче моей головы. Проверять не будем! Я сделал шаг в сторону и дал ему возможность пробить стену. Он охнул и осел, оставив на стене кровавый след. Остальные притормозили и пошли полукругом, зловеще крутя дубинками и злобно вращая глазами. Я поднял руки и улыбнулся как можно более дружелюбно.

Мой жест не оценили. Не говоря ни слова, еще двое кинулись на меня. Пришлось пустить в ход оружие. Первый испытал на прочность рукоять меча, его голова оказалась слабее, второй попробовал кулак на вкус, и, видимо, он ему не понравился. Упав, он долго плевался кровью. Двое оставшихся переглянулись и припустили назад с еще большей скоростью. Придется догонять, а я только недавно с больничной койки встал. За такие упражнения меня Грязнуля с потрохами сожрет. Он мне строго-настрого приказал не перегружать себя физически. Но садовники, побросав дубинки, очень быстро удаляются и выбора мне не оставляют.

Как же я не люблю бегать, и всякий раз, когда приходится это делать, мое убеждение против этого становится только сильней. Переставляешь ноги, стараешься не запнуться, воздуху не хватает, по заду колотят ножны. Жуть, но ведь кто-то делает это добровольно, может, те ребята, которые удирают от меня, но если так, то они в этом деле новички.

Того, кто послабее, я зацепил сзади, и он с жутким, заставившим меня похолодеть воплем врезался в дерево. Это были первые звуки, что я от них услышал, но от того тела, что медленно сползало по стволу, они были последними. Черт, не повезло! Остался один и, надеюсь, он не немой. Я свалил его на поляне, поросшей фиолетовыми цветочками, пару раз долбанул головой о землю и после этого перевернул.

– Отвечай, собака, – задыхаясь, проревел я, – какого хрена ты на людей кидаешься?

– Потому что это его работа, – ответил за него женский голос, от которого даже монаху захочется сбросить рясу.

Я медленно повернулся, боясь увидеть в руках обладательницы прекрасного голоса арбалет или, на худой конец, занесенный меч. Но она стояла, прислонившись к дереву, и в руках ее был венок из полевых цветов.

– Отпустите моего человека, – улыбаясь, попросила она.

Я послушно выпустил свой трофей, он вскочил и умчался прочь. Вот это да, ей надо только приказать и я исполню любые ее пожелания, хоть луну с неба, хоть жемчуг со дна морского достану. Длинные, черные волосы ее убраны назад, но не стянуты в пучок, веки чуть опущены, зеленые глаза смотрят с интересом, уголки губ игриво подрагивают, острый носик вздернут и кокетливо принюхивается. Фигура ее скрыта под богатым голубым платьем, но, думается, там тоже все великолепно.

Я застыл, не в силах оторвать от нее взгляда, она же слегка улыбалась и поворачивалась, давая рассмотреть ее со всех сторон. Вскоре ей эта игра надоела, и она произнесла:

– Что вы тут делаете? И как вас зовут?

– А? – Временами я способен на потрясающую тупость. Как и большинство мужчин при виде красивой женщины.

Она обворожительно улыбнулась и сделала шаг ко мне. Аромат ее духов едва не свалил меня с ног, я пошатнулся и вдруг сообразил, что все еще сижу на земле. Вернее сказать, стою на коленях перед хозяйкой сада. Черт, я готов всю жизнь вот так стоять и смотреть, как под тонким шелком юбки передвигаются ее ножки.

Так, Медный, не тем ты занялся. В город тебе надо и шлюху поразвратней снять, да на всю ночь, да так, чтоб никто вокруг не спал, а наутро только об этом и говорили. Но не хочу я уходить отсюда, не хочу.

– Так зачем вы сюда пришли? – Она опустилась на траву возле меня.

– Очень хотелось посмотреть, что за стеной, – ответил я и не узнал свой голос.

– Ну и как вид? – Она подалась вперед.

– Потрясающе! – Мой взгляд непроизвольно уперся в ее грудь.

– Я знаю, – улыбнулась она и вскочила, я разочарованно выдохнул. – Но зачем вы избили моих людей?

– Не хотел я никого бить, они сами. – Соберись, Медный, ты же лейтенант и живая легенда армии его величества, тебя же даже маршалы знают, негоже тебе теряться перед юбкой. – Они первые. – Ну что за идиот, оправдываюсь как ребенок. – Они на меня набросились, а я всего лишь хотел познакомиться с вами.

– Но это их работа – защищать меня от всякого ворья.

– А моя работа – знать, что и где находится. – Чары ее постепенно, теперь я знал, что она просто избалованная девочка, дочка богатого местного дворянина, и не более того.

– Ваша работа – воровать? – с некой долей недоверия спросила она.

– Конечно нет, – улыбнулся я и наконец встал на ноги, – разве что цветы, похожие на вас.

Лучше бы я сидел, она невысока, и мне, с высоты моего роста, открывался великолепный вид. Ладно, так уж и быть, буду галантным, отведу глаза.

– Я солдат, разведчик. И мне поручено, – мной же и поручено, но ей-то это зачем знать, – узнать, кто живет за этой стеной, если вообще здесь кто-то живет. Как вижу, здесь живут и, похоже, неплохо живут.

– Вы солдат? – переспросила она, я кивнул. – Значит, вы избавите нас от этих жутких типов в черных рубашках?

– Вы о паарцах? – спросил я, теперь кивнула она. – Тогда уже избавили, они убрались отсюда. – На моих губах помимо воли появилась улыбка. – Так что можете жить спокойно и ни о чем не думать. А я, пожалуй, пойду.

– Не хотите войти? – вдруг спросила она. Занесенная для шага нога повисла в воздухе, я подавился и медленно обернулся.

– Зачем? – спросил я, чувствуя, что краснею от собственной глупости.

– Я бы могла вам рассказать о своих соседях, и вам не пришлось бы тогда избивать и их стражу, – хитро сощурив глазки и понизив голос до соблазнительного шепота, произнесла она. И я попался.

Сколько ж ей лет? Ведет она себя уж больно странно, то как опытная обольстительница, то как маленькая разобиженная девочка. Что-то тут не так. Опять я влипну куда-нибудь, но любопытная натура не даст мне жить спокойно никогда. И я решил пойти за ней.

Дом? Дом! Твою мать, вот это я понимаю – дом! Нет, в Триите я жил в землянке по сравнению с этим. По сравнению с этим все виденное мной до сих пор – землянки. Лесфад побольше, но чертовски в нем неуютно. Черт, как же бедные завидовали, если бы знали.

– Они знают, – вдруг произнесла она.

– Что? – не понял я.

– Бедные. Они знают, как мы живем. Поэтому и выстроена та стена. Если бы ее не было, бедные давно бы заселили наши сады, снесли конюшни и сожрали, – она смутилась и густо покраснела, – простите, съели наш скот. Сюда никогда не пускают чужих и внимательно следят за тем, что происходит за стеной. Подождите, – взгляд ее стал суров, – а как вы смогли обойти патрули на стене?

– Какие патрули? – искренне удивился я. – Я второй раз гуляю по предмету вашей гордости и еще ни разу никого, кроме себя, там не встретил.

– Вот как, – она погрустнела, – значит, они не выполняют свою работу. А это нехорошо.

– По поводу работы. Вы сказали, что сюда не пускают чужих. – Шепот же прошла, да и тот тип с акцентом и в сапогах тоже здесь был, а на местного он не похож. – Ну все же, наверное, может кто-то сюда проникнуть? Более цивилизованным способом, чем я, – не сдержал я смущенной улыбки.

– Только если он, чей-то гость, – ответила она.

– И часто тут бывают гости?

– Совсем не часто, – ответила она и кокетливо улыбнулась. – Как вас зовут? – спросила она, не переставая улыбаться.

– Медный, – гордо ответил я, ожидая восторженных возгласов, но вместо них получил протяжное «а-а-а». – А вас? – Растерянность изменила мой голос до неузнаваемости.

– Таурелия, – представилась она и вознаградила меня реверансом. – Но друзья зовут меня просто Тау. Вы тоже можете меня так звать.

– А мы с вами уже друзья?

– Посмотрим, – ответила она и отвела взгляд. – Может, и подружимся.

Она подошла ко мне вплотную и заглянула в глаза. Минуту спустя мы подружились.

Мне попадет. Мне точно попадет! Если Архарег, может, и не заметит моего отсутствия, то новоявленный капитан на мне живого места не оставит. Сам подняться не сможет, так Метису поручит. У Метиса хорошо получается отправлять на больничную койку ни в чем не повинных людей.

Мне точно попадет! Ну и пусть, зато день мой прошел не зря. И что с того, что почти весь его я провел в постели, зато теперь я полон сил и готов хоть горы свернуть, хоть океан переплыть. Моя новая знакомая способна еще и не на такие подвиги мужчину вдохновить. У нее есть все, чтобы управлять мужчиной. И все, черт возьми, как надо, и спереди, и сзади. Я таких еще не встречал. Фигурку ее словно из мрамора вырезали, а кожу в молоке отмачивали. Рассказать кому – не поверят, да что там, я только что оттуда и сам себе не верю.

Я свернул с дороги и, наслаждаясь воспоминаниями, припустил к месту расквартирования.

– Медный! – накинулся на меня Следопыт, едва я переступил порог казарм, любезно одолженных нам городской стражей. – Где ты ходишь, бестолочь?

Бестолочь? Неужто и он намеревается треснуть меня по голове. Я непроизвольно отшатнулся, но в следующее мгновение взял себя в руки и обрушился на него всей своей командирской мощью.

– Не твое дело, капрал! Соблюдай субординацию или ее подобие, черт тебя возьми! – кричал я. – Какого беса ты лезешь в мои дела?

– Не ори, – он тоже повысил тон, – у Молота рана открылась, плох он очень. Тебя зовет.

– Так что ж ты молчишь? – Я с сожалением взглянул на аппетитно дымящийся кусок мяса, лежащий на тарелке прямо перед моим носом. – Пойдем! – Здоровье брата важнее моего желудка и, сглотнув заполнившую рот слюну, я поднялся, бросил на мясо прощальный взгляд и поплелся за Следопытом.

Молот лежал на покосившейся кровати, а вокруг него порхал Грязнуля. Доктор смерил меня злобным взглядом и тронул Молота за плечо. Брат открыл глаза, слабо улыбнулся и поманил к себе пальцем. На его бледном лице не отразилось ничего, и только глаза, затянутые пеленой, усмехались. Вот вцепится мне в шею и свернет ее как куренку.

– Появился, – вместо этого простонал он. – Где ты был? – Стон сменился рыком. – Мы с ног сбились, разыскивая тебя.

– Не нервничай, Молот, тебе нельзя, – поспешил успокоить его Грязнуля и для верности шлепнул на его лоб холодную тряпку.

– Ладно, не буду, – согласился Молот. – Поди сюда, Медный, – откинувшись на кровати, приказал он. – Поди, не бойся! – Видишь, как все получается, – сказал он, когда я подошел и сел на край кровати.

– Погано, – согласился я и взглянул на Грязнулю, тот пожал плечами.

– Точно, – Молот выдавил смешок, – погано. Ну да ладно. По приказу маршала Архарега меня отправляют на лечение к соляным озерам. Есть там лечебница для офицеров. – Никогда я о ней не слышал, но кивнул, будто знал, о чем он. – Отправляют сейчас, – продолжил он, – и я хочу, чтоб на время моего отсутствия ты взял на себя командование отрядом.

– Почему я? – Не скажу, что мне не польстил его выбор, но опыта у меня явно недостаточно. – Может, лучше Метис?

– Может, и лучше, – согласился Молот, – но Метис едет со мной. И больше, нет никого, на кого я мог бы со спокойным сердцем оставить людей.

– Ты же знаешь, – слабо протестовал я, – все, кто связывается со мной, умирают молодыми.

– Вот и я говорю, пора покончить с этой печальной традицией. – Он замолчал и посмотрел на меня как в детстве, когда просил не говорить отцу, что не ночевал дома. – Давай не будем спорить, я слишком слаб для этого. Если ты не согласен, так и скажи. Только учти, что тогда мне придется тебе приказать. А сейчас я просто прошу. Ну так как? – Он рухнул на подушку и, тяжело дыша, закатил глаза.

– Я согласен. – Будто он оставил мне выбор.

– Хорошо, – он снова улыбнулся, открыл и закрыл глаза, – тогда ступай. Архарег уже давно ждет тебя.

– Архарег? – переспросил я. – На кой хрен я ему сдался? – Вопрос повис в воздухе, но Молот открыл глаза и наградил меня таким взглядом, что уж лучше б придушил. – Ладно, ладно, иду! – кивнул я и, наклонившись к его уху, добавил: – Выздоравливай, брат! Ты нужен мне.

Его улыбка стала шире.

Я поднялся и кивнул Грязнуле, отзывая его.

– Что за бред с переездом? – шепотом спросил я.

– А хрен его знает, что взбрело в башку маршалу, – также шепотом ругнулся врач. – Хороший, говорит, солдат Молот. Нельзя, говорит, дать ему умереть тут. Надо бы его лечить, и лечить хорошенько. Придурок в погонах.

Я улыбнулся. Грязнуля тоже погоны носит, не маршальские, конечно, такие же, как мои, но все же погоны.

– Кто его повезет?

– Метис и еще восемь человек.

– А ты?

– А что я? – не понял он. – Меня не выбирали.

– Ладно. Тогда тебя выберу я. Поедешь с ними. Не спорь! Не доверяю я тамошним докторам, да и в дороге кто-то должен за ним следить.

– А как же вы? – потерянным голосом спросил он. – Вас-то кто латать будет?

– Ничего, – я хлопнул его по плечу, – продержимся как-нибудь. Постараемся никуда не влезать. Справимся как-нибудь.

– Вы-то справитесь. Ты особенно, – недовольно заключил Грязнуля и вернулся к своему единственному пациенту.

– Справимся, – сказал я, стараясь уверить в сказанном себя, и потащился на ковер к маршалу.

Маршал не стал на меня даже кричать. Вместо этого он подробно объяснил план предстоящей кампании против засевших в Станрогте паарцев и ждал моей реакции.

Он нависал над столом с разложенной картой и буравил меня глазами. Сверху вниз, от макушки до самой задницы. Я сидел, сжавшись и стремясь не попасть под его тяжелую руку, тупо смотрел на карту. Я умею их читать. Умею, научили, но в обсуждении планов так ничего и не смыслю, это лучше без меня. Слишком быстрое продвижение от капрала до лейтенанта. Я слышал, лейтенантов где-то обучают премудростям военного дела, но меня туда не отправляли. Пожалуйста, исправьте это! Отправьте меня на учебу, и немедленно, а то поздно будет. Некого будет отправлять.

– Я одного не понимаю, – сказал я, когда молчание и взгляд маршала стали невыносимы, – на кой ляд надо было их отпускать, если теперь, один хрен, догонять и бить?

– В этом и есть мой блестящий, необычный план, – сказал маршал и довольно погладил усы. – Нам не придется драться дважды. Если бы мы их не отпустили, пришлось бы биться тут, и тогда у нас были бы потери. А так мы их выгнали и скольких людей потеряли? Четверых! И то по глупости.

– Ага, – отозвался я, – и вот еще чего я не могу взять в толк, так это с чего вы, прославленный маршал, вдруг решили советоваться с простым лейтенантом?

– Ты ничего не понял, – грустно сказал маршал.

– Нет, – сознался я.

– А я думал, ты умнее, – так же грустно продолжал маршал. – Ну что ж, и я могу ошибаться. – Точно, можешь, но мне от этого не легче. – Я не советуюсь с тобой, а посвящаю в общую схему плана, в котором ты должен сыграть не последнюю роль. – Он умолк, ожидая вопроса, но я молчал, и ему пришлось продолжить: – О том, что должен сделать ты. – Он тяжело вздохнул. – Так вот, ты должен взять четверых людей и тайно проникнуть в Станрогт. Там, в городе, ты должен узнать, на кого из местных мы можем положиться. И еще, – он выдержал паузу, меня забил озноб, – еще ты должен открыть ворота во время штурма. Ясно?

Как божий день, отправляйся туда и сдохни, пытаясь в одиночку сделать работу, непосильную для всех. Чего тут может быть непонятно? И почему мне так везет на задания, где трупом стать проще, чем выжить. Нет, надо было оставаться у себя в трактире. Проклятье, и зачем я только согласился помогать Молоту?

– Тебе ясно? – повысил голос маршал.

– Да, – ответил я, – вот только…

– Опять? – зарычал он, на лице застыло неудовольствие, брови съехались к переносице, глаза выкатились, губы сжались, желваки вспухли и заходили ходуном. Еще немного и его тяжелая рука раздробит мою черепушку.

– Да, – прошептал я, трясясь от страха, – как мы проникнем в город?

– Вот это законный вопрос, – смилостивился Архарег и даже улыбнулся, – это проще, чем тебе кажется.

Проще, чем кажется? Ну да, проще. Ему-то просто сидеть в теплом доме бургомистра Длалина и, потягивая дорогое винцо, обсуждать со своим штабом, как и что должен сделать один измученный головной болью лейтенант. Ему-то не приходится обдирать в кровь брюхо и локти, пытаясь протиснуться по мышиному лазу.

Видать, в этом городе все полоумные или мелкие, что таких ходов понарыли. Может, они крыс для работы использовали, я уже спугнул парочку. Что ж я, мать вашу, змея что ли? И сверху постоянно что-то сыплется. Ну и вид у нас, должно быть. Да где же этот чертов выход?

Свет масляного фонаря ослепил меня, и я застыл, руками стараясь нащупать оружие. Но чужие руки подхватили меня и вытащили наверх.

Свежий воздух! Как же давно я о тебе мечтал, глотая пыль под землей. Теперь не отплююсь никогда. Я вдыхал полной грудью и пьянел посильнее, чем с вина. Пока я наслаждался, глаза привыкали к свету, и вскоре я смог различать детали помещения, куда вывел лаз.

Это, бесспорно, был храм, прям как обещал маршал. Каменный пол с неясным орнаментом. Зал круглый, по стенам фрески, а у стен колонны. Чертова уйма стоят себе, устремляясь вверх. А потолок теряется в вышине и темноте. Жаль, но даже пара десятков фонарей не дает достаточно света, чтобы его разглядеть.

Следующим из дыры в полу показался Треска. Он оказался несдержанней меня и, едва освободившись из рук монахов, принялся плеваться. На него зашипели, но он послал их ко всем чертям, а когда шепот усилился, то и подальше.

Следопыт последовал его примеру. Гробовщик же, вообще не думая, сразу двинул в морду пытавшемуся ему помочь монаху и вылез сам.

Валет задержался и выбирался из ямы потихоньку, осторожно, посмеиваясь над нами. Сволочь, он-то видел свет и заставил свои глаза привыкнуть к нему. Хренов умник.

– Приветствую вас в Станрогте, в храме… – выступив вперед, прошептал седой старик в длинном белом балахоне.

– А че шепотом? – крикнул я, вытаскивая из ушей комья грязи.

– Храм нельзя осквернять громкими голосами, – также шепотом, тоном, не терпящим возражений, произнес он и слегка поклонился. – Грех это.

– А-а, – понимающе протянул я, – ну и ладно, для таких грешников, как мы, это ерунда. Но ты все равно извини, после этих тараканьих ползаний в ушах грязи больше, чем тины на болоте.

– Я понимаю, – на самом деле понимающе ответил он, – и я думаю, наш бог не будет против вашего поведения. Дело-то у нас общее, а для общего дела можно немного и отступить от канонов.

Он вздрогнул и обернулся. Я вытащил очередной ком и последовал его примеру. Гробовщик распрямлялся, хрустя всеми костями сразу. Да, зря я его взял, надо было Блоху или уж Пони выбрать. Они мелкие, в любую дыру пролезут, правда, силы у них не столько, а сила может и понадобиться.

Гробовщик потянулся и, как собака, затряс всем телом. Я успел закрыться, монах нет, и на его белоснежные одежды упали тяжелые комья грязи, смешанной с кровью здоровяка. Я не хотел, но уж больно смешная рожа стала у монаха, когда он разглядывал след, оставшийся от медленно сползающего кома, и я не выдержал, засмеялся. Нет, я заржал.