Текст книги "Крутой секс"

42

– Филипп… это ты? – только и смог произнести профессор из-за нахлынувшего волнения.

– Да, это я, – подтвердил Филипп Марленович. – Мне доложили, что какие-то подозрительные личности околачиваются внизу, двое из них по описанию оказались весьма похожими на вас, и я велел доставить всех сюда.

Сева, тоже изумленный, но не до такой безобразной степени, как Потапов, задал более разумный вопрос:

– Филипп Марленович, как вам удалось спастись? И почему вы здесь?

– Меня спасли они, – торжественно сказал Филипп Марленович, показывая на стоящих вокруг ртутников. – Вот эти славные жертвы ртутного могильника. Когда я уже попрощался с жизнью, они подхватили меня и умчали почти на крыльях от разъяренного плебса. И перенесли в совершенно новую жизнь.

– Так что же, ты теперь с ними? – смог наконец вымолвить профессор.

– Я у них главный советник по стратегическим вопросам, если тебя это не очень пугает. А заодно что-то вроде комиссара.

– А как же твоя неоконченная статья о проблеме многокомплексности источниковой базы?

– Как-нибудь допишу. После нашей победы.

– Какой победы? – вытаращил глаза профессор.

– Видишь ли, Аркадий, мы здесь собрались не на пикник, как ты догадываешься.

– Ты собираешься воевать? – полузадушенным голосом испуганно спросил Потапов.

– Мы приступаем к восстановлению справедливости, – веско сказал Филипп Марленович. – Впрочем, можешь называть это, как хочешь. Для начала мы должны взять штурмом вот этот дом и уничтожить его. В этом доме группой непорядочных чиновников келейно принимались ужасные решения, повлекшие необратимые последствия для многих невинных людей.

– Опомнись, Филипп! – воскликнул Потапов. – Я тебя не понимаю!

– Если бы тебя угораздило жить рядом с ртутным могильником, ты бы меня понял, – отрезал Филипп Марленович. – Знаешь, Аркадий, меня корежит от казусов самопознания и загадочных гипертекстов, которыми тешится наша чванливая интеллигенция, прикрывая свое бессилие и трусость. Я хочу сделать что-то великое и полезное. А уж потом дописывать статьи о проблемах многокомплексности.

– Филипп, неужели ты хочешь, чтобы о тебе выпустили книжку типа «Сто стихотворений о Сталине»?

– ужаснулся Потапов.

– Причем тут Сталин? – возразил, нахмурившись, Филипп Марленович. – Просто у этих людей не хватает знаний о законах развития общества и опыта революционной тактики. И я согласился им помочь.

– Как это по-российски! Воспитать революционную гвардию, которая потом тебя же посадит на нары!

– Мы учтем недостатки прошлого. Но ведь терпеть безобразия зарвавшихся чиновников тоже нельзя, согласись, Аркадий? Элита-то наша гниловата!

– Гниловата, – со вздохом сказал профессор.

– Вот видишь! «Виселиц! Дайте мне виселиц!»-как говорил Людовик Десятый!

– Не самый идеальный пример удачливого монарха, если ты помнишь, – заметил профессор. – А ведь знание исторического опыта – это и есть умение предсказывать будущее. История – злобная дама. И жестоко мстит тем, кто относится к ней с пренебрежением. Хотя сама вовсе не красавица.

– Ты прав не красавица, – согласился Филипп Марленович. – К тому же прескверного нрава.

– Не понимаю, о чем вы так самозабвенно рассуждаете, – подал голос молчавший до этого Иннокентий Самокатов. – Одна половина народа обманывает другую – вот и вся ваша история!

– Позволь тебе представить, Филипп, – спохватился Потапов. – Иннокентий Самокатов, тоже научный работник.

– Судя по вашей реплике, вы историк? – спросил Филипп Марленович.

– Иннокентий занимается теорией вероятностей, – поспешил сообщить Потапов. – Ты бы видел его формулы!

– Не надо делать из меня гения, – возразил Самокатов. – По-моему, гораздо важнее то, что происходит сейчас здесь.

– Иннокентий, опомнитесь! – воскликнул профессор Потапов. – Что с вами? Вы же интеллигентный человек!

– Извините, Аркадий Марксович, – вежливо, но твердо отозвался Самокатов. – Когда государство не любит своих граждан, оно превращает их в плебс, то есть в своего будущего могильщика.

– Так вы хотите превратиться в плебс или в могильщика? – спросил Сева, у которого такое количество умных слов сразу же перемешалось в голове.

– Скорее, в могильщика, – сказал Иннокентий. – Поскольку пока еще есть, что хоронить.

– Браво! – воскликнул Филипп Марленович. – Вспомни, Аркадий, как Гитлер учил обходиться с завоеванными народами: ничему не учить, досыта не кормить и – побольше веселой музыки. Когда наш институт закрыли, я вдруг почувствовал себя таким покоренным народом.

– Не верь политикам, Филипп! Гитлер, провозгласивший превосходство арийской расы, угробил арийцев больше всех! – закричал Потапов, взмахнув от возбуждения чемоданчиком. – А вспомни магию коммунистического обольщения!..

– Между прочим, в эпоху коммунистической тирании я мог спокойно гулять в соседнем лесу, – сказал Филипп Марленович, – а в эпоху свободы и демократии лес огородили, и он стал собственностью одного человека. Тебе не кажется это странным, Аркадий?

– Не упоминайте при мне про коммунистов! – темпераментно потребовал Самокатов, тоже размахивая чемоданчиком. – Они убеждали, что в мире возможна справедливость. Этого страшного преступления я им не прощу никогда!

– А что это вы все с какими-то чемоданчиками? – поинтересовался Филипп Марленович. – Собрались буквы с вывесок снимать? Кстати, наш с тобой, Аркадий, чемоданчик с инструментом я потерял…

Профессору показалось, что Филипп Марленович произнес эти слова с некоторой ностальгией, и он проникновенно предложил:

– Подумай, Филипп: может нам с тобой снова заняться культурой?

Но Филипп Марленович тут же стряхнул наваждение и с саркастическим смешком ответил:

– Культура внедряется каленым железом. Большевики пинали наш народ, мучили и тащили к вершинам духа, но как только каленого железа не стало, народ моментально скатился обратно – к матерным частушкам под водку.

– Лукавишь, Филипп! – парировал профессор. – Плебейство и при Советах процветало! Наш народ всегда с удовольствием слушал под водочку песни о том, как ему трудно жить, и какой он страдалец.

– Мне кажется, Филипп Марленович, что эти люди, – сказал Самокатов, указывая чемоданчиком на Потапова и Чикильдеева, – отвлекают вас от вашего благородного дела.

– Действительно, – согласился Филипп Марленович и приказал: – Аркадий! Всеволод! Отойдите, не мешайте историческому процессу!

Он сделал несколько шагов вперед по направлению к терпеливо ожидавшим ртутникам.

– Начальника передового отряда и вестовых ко мне! Остальным разойтись по своим местам!

Ртутники послушно разбежались, кроме нескольких.

– А обо мне вы не забыли? – напомнил Иннокентий Самокатов. – Мне, как и вам, одно мгновение свободы дороже, чем целая жизнь, полная нищеты, бесправия и унижений.

– Правильная мысль, – согласился Филипп Марленович и велел ртутнику с ногами разной длины: – Возьмите этого гражданина, он тоже рвется в бой. Начинаем штурм ровно через десять минут.

Самокатов повернулся к Чикильдееву и Потапову.

– Жаль, что я так и не познакомился с вашим Зашибцом. Передайте ему вот это, – он протянул чемоданчик. – Да здравствуют свобода и справедливость!

Ртутник и Самокатов отправились куда-то по крыше, а Филипп Марленович наклонился к Потапову и доверительно произнес:

– Какой же мы ерундой с тобой, Марксыч, всю жизнь занимались! Знаешь, я уже заготовил первый декрет новой власти: «О внимании к нуждам граждан».

– Помилуй, Филипп! – воскликнул профессор. – Все это уже было! И вспомни, чем кончалось!

– Так что же – больше не пробовать?

– Не знаю… – признался Потапов.

– Да ты напряги мозги: без революционной гильотины Россия станет совсем помойкой!

– Да, чиновников, конечно, давно пора обуздать, с этим я согласен… – грустно согласился професоор. – Но неужели нет другого способа?

Филипп Марленович усмехнулся.

– А ты его знаешь?

Профессор промолчал, и Филипп Марленович обнял его за плечи.

– Спасибо за честность, дорогой коллега! Я всегда верил, что ты не просто гнилой интеллигент, у которого сердце бьется сильнее и чаще только в опере… А теперь извини, пришло время действовать!

– Ладно, – сказал профессор. – Не будем тебе мешать.

– Тем более, что нам пора позвонить насчет Кати, – добавил Сева.

– Вы все-таки нашли ее? – обрадованно воскликнул Филипп Марленович.

– В общем, да, – сказал Сева. – Это целая история.

– Ладно, потом расскажете, – решил Филипп Марленович, но, увидев, что Чикильдеев вытаскивает мобильный телефон, схватил его за руку.

– Только не сейчас и не отсюда! Мы соблюдаем режим эфирного молчания.

– Но ведь… Катя! – попытался возразить Чикильдеев, однако Филипп Марленович был непреклонен.

– Проследите, чтобы эти граждане не нарушали моих указаний! – велел он ртутнику высокому и худому, как инопланетянин, и к тому же без подбородка.

Тот кивнул и переместился поближе к Чикильдееву и Потапову. Успокоенный же Филипп Марленович повернулся к другому своему подчиненному:

– Пускайте отряд парфянцев!

– Слушаю! – сказал тот, показав зубы неимоверной длины, причем одни были длиннее других.

– А почему – парфянцев, Филипп? – спросил Потапов.

– Ты вспомни, Аркадий, как были взяты Сарды. Парфянцы преодолели стену города в самом неприступном месте, где их меньше всего ожидали.

Ртутник, которому было отдано распоряжение насчет парфянцев, проворно бросился к краю крыши и исчез в пропасти между домами так стремительно, что профессор и Сева не успели ахнуть.

– А местные жители ваших маневров не испугаются? – спросил Сева.

Филипп Марленович саркастически засмеялся.

– Это же центр города. Мертвая зона. Сплошные офисы, а чиновники уже разбежались по домам… Можете оставаться здесь, а я должен занять более удобную позицию для наблюдения.

Филипп Марленович зашагал по крыше. Чикильдеев и Потапов опасливо семенили следом за ним.

Высокая стена здания, в котором заседало Общество любителей кактусов, возвышалась перед ними. За наглухо задраенными евроокнами не ощущалось никакой жизни.

«Но ведь охрана должна же там быть!» – подумал Сева.

– Смотрите! – сдавленным голосом проговорил профессор.

По стене, словно большие насекомые, ползли фигуры. Чикильдееву показалось, что в одной из них он узнал Савватия Павловича.

Достигнув окон, находящихся на уровне крыши, где стоял Филипп Марленович, фигуры стали что-то делать. До Чикильдеева и Потапова донесся слабый хруст.

– Что это? – не выдержал Сева.

– Режут стекло. Тройные стеклопакеты очень прочны, – пояснил Филипп Марленович и, охваченный полководческим азартом, громко велел:

– Выпускайте ассирийцев!

Еще один вестовой опрометью бросился прочь – и очень скоро крыша задрожала от десятков ног ртутников, тащивших длинные металлические балки.

– Ассирийцы! – ахнул профессор. – Изобретатели тарана!

В воздух взвились длинные веревки, привязанные к концам балок. Те ртутники, что висели на стене штурмуемого дома, стали карабкаться еще выше.

– Мы заранее закрепили на вражеской крыше блоки, для которых предназначены эти веревки, – объяснил Филипп Марленович. – После того, как веревки будут пропущены через блоки, балки превратятся в управляемые снаряды.

Действительно, балки, поддерживаемые веревками и подталкиваемые сзади, неотвратимо устремились к окнам…

ударили в них…

звонко лопнуло надрезанное стекло

и полетело вниз веселым звездопадом.

– Вперед! На штурм! – закричал Филипп Марленович. – Умрем ради хорошей жизни!

Из-за рекламного щита сигарет «Мальборо», изображающего веселую и привольную американскую жизнь, появилась толпа, несущая доски и куски толстой фанеры, оторванные от афиш и билбордов. Под прищуренным взглядом ковбоя с рекламы все это стали укладывать на балки, и прямо на глазах получался мост.

– Смотрите! Вон там наш Иннокентий! – воскликнул Сева, указывая профессору пальцем на суетящуюся фигурку.

Филипп Марленович, освещенный тревожным закатным огнем, повернул к ним вдохновенный профиль властелина мира.

– Аркадий! Присоединяйся к нам, пока не поздно!

– Извини, Филипп, не могу. Что делать! Человек слаб! – вздохнул профессор.

– Ерунда! Слаб тот, кто хочет быть слабым. Мы же с тобой были поэты-перпендикуляристы! Вспомни стихи, которые мы сочиняли: «Сапогом в брюхо зажравшемуся миру! Оторвем ухо раззолоченному кумиру!..».

– Что ты, Филипп! Это же был просто стихийный бунт юной души! – запротестовал Потапов.

– Значит, моя душа осталась юной, – заключил Филипп Марленович, снова поворачиваясь лицом к полю битвы (если можно так назвать отвесную стену столичного офисного здания).

Атакующие уже лезли в окна. Один сорвался и с криком раненного орла полетел вниз.

Потапов и Чикильдеев вздрогнули, после чего Аркадий Марксович сказал в спину Филиппу Марленовичу:

– Из-за таких как ты, Филипп, наша страна вечно будет метаться между самодержавием и коммунизмом! Вспомни, как поисками волшебных рецептов справедливости наш народ загнал себя в нищету и идиотизм!

– Я никого из вас не осуждаю, – отозвался Филипп Марленович, не повернув головы. – Вы все обычные люди. Я тоже прожил жизнь в тени, хотя и в тени великих. Пора выйти из тени.

– Это неправильный путь, Филипп! – не отставал профессор. – Так нельзя!

– Посмотри на этих людей, Аркадий, – парировал Филипп Марленович. – Ты знаешь их историю. Отказывать им в праве наказать виновных – это все равно, что отрицать физический закон, по той причине, что заявка на него была неправильно оформлена.

Это занудное с точки зрения Чикильдеева (да и с моей, признаться, тоже) препирательство было прервано появлением посланца с вестью о том, как разворачивается битва:

– Мы уже внутри! Охрана в основном разогнана.

– Доложите наши потери.

– Ранены четверо. Один сильно.

– Срочно всех в медчасть!

– Уже несут.

По крыше шествовала процессия с брезентовыми носилками. Когда она приблизилась, Сева схватил профессора за руку.

– Смотрите! Это же Иннокентий!

Половину головы Самокатова закрывала окровавленная повязка.

Чикильдеев и Потапов подбежали к носилкам.

– Как вы себя чувствуете, Иннокентий?

Самокатов открыл глаза и с горечью произнес:

– А как, по-вашему, может себя чувствовать человек, которому разбили голову? Мне уже не жить.

– Да перестаньте! – сказал Сева. – Возможности нашего организма неисчерпаемы. Вон у одного подростка врачи обнаружили пять почек!

– Бросьте! Наша жизнь похожа на плохой кинофильм: интригующее начало, полная несуразных приключений середина, а потом банальный конец, словно кто-то поленился придумать что-то пооригинальнее. Так что в нашем деле главное – вовремя умереть.

– И зачем только вы полезли в эту кашу! – с досадой воскликнул профессор.

– Такая у меня ДНК. Она мной вертит и командует. Что с ней сделаешь!

– Ничего! Зато о вашем героизме еще напишут книгу, – сказал Сева, не зная, как подбодрить раненого. – И… и снимут кино.

Иннокентий горько усмехнулся.

– Увы, если делать кино о моей жизни, то грустнее комедии не будет. Поэтому тосковать не о чем… Впрочем, есть одна проблема, которая меня волнует. У меня друг работает Лениным на Красной площади. Там на днях появился еще один. Узбек. Я обещал помочь с ним разобраться.

– Правильно! – поддержал профессор. – Второй Ленин ни к чему. Ленин должен быть один.

– Какой там второй! – сказал Самокатов. – Этот уже пятый!

– Что вы стоите столбами? Несите раненых! – приказал в этот момент Филипп Марленович своим людям.

Носилки с Самокатовым отправились дальше, а вместо них подбежал еще один вестовой.

– На верхнем этаже несколько человек забаррикадировались! Мы не можем проникнуть к нужному кабинету!

– Пускайте руколома! – распорядился Марлен Филиппович.

– Кого?.. Что?.. – переспросил профессор. – Что за слово? Я не расслышал.

– Сейчас увидишь, Аркадий, – пообещал Филипп Марленович.

Почти тут же Потапов и Сева увидели на крыше толпу ртутников, над которыми возвышалось нечто вроде огромной картофелины с двумя отростками. Приглядевшись, Чикильдеев и Потапов ахнули, поскольку картофелина оказалась на самом деле живым существом, даже в какой-то мере человеком. Короче – еще одним ртутником. Левая рука у него была обыкновенная, а правая – гигантских размеров и увенчивалась кулаком величиной с пудовую гирю. Зато ног почти не было. Поэтому руколома несли на специальных носилках восемь собратьев. Железная крыша крякала под этим экипажем. Процессия ступила на мост, который соорудили нападающие, и мост зашатался под неимоверной тяжестью.

– Ой, сейчас что-то будет! – прошептал Сева. – И непонятно, чем все это закончится!

– Жаль, что нет Иннокентия, – отозвался профессор. – Он ведь может вывести формулу вероятности любого элементарного события.

– Боюсь, что это не элементарное событие, – возразил Сева.

Цепляясь за ненадежную основу – кто хвостом, кто щупальцами – носильщики упорно продвигались вперед. Глыба, названая руколомом, пришла в некоторое волнение и стала загребать воздух огромной рукой. От нестерпимого желания пустить эту руку в дело ее владелец причмокивал, будто сосал леденец.

Когда окно было уже близко, стало понятно, что руколом в него не пролезет: путь мощному телу преграждала железная перемычка оконной рамы. Страшная рука поднялась, корявые пальцы вцепились в препятствие. Послышался жестокий звук ломающегося железа и лопающегося бетона.

– А здание-то крепкое, – заметил Сева. – Монолит. Неужели получится?

– В конечном итоге бетон и кирпич сделаны из пыли, – усмехнулся Филипп Марленович. – Все наши города, вся цивилизация сделана из пыли.

– История знает и не такие примеры, – тут же подключился профессор, который не мог допустить, чтобы обсуждение важной темы происходило без его участия. – Феодалы в Европе в средние века во время междоусобных войн сжигали целые города своей собственной страны. Лилль сожгли, Бордо сожгли…

В этот момент Сева случайно краем глаза увидел, как над одной из крыш за ажурными буквами рекламы «Стань свободным! Водка «Светлая голова» мелькнуло юркое обтекаемое тело, похожее на дельфина. Почему-то Сева сразу догадался, что это вертолет, а потом, охваченный неясным беспокойством, осторожно переместился к краю крыши и заглянул вниз, в ущелье между домами. По дну ущелья двигались фигурки. С такой высоты отчаянно бегущие люди кажутся неспешно ползущими маленькими каракатицами. Даже если это такие ловкие ребята, как спецназ. А Сева вдруг догадался, что это именно спецназ.

Тем временем беседа Филиппа Марленовича с Потаповым ушла уже довольно далеко. Первый назидательно увещевал профессора:

– Если у тебя нет смысла жизни, помоги смыслу жизни соседа!..

– На данный момент у нас есть смысл жизни, – вмешался Чикильдеев. – Мы должны освободить Катю!

– Ах, да, верно, – вспомнил Филипп Марленович.

– Жаль, конечно, что так сложилась ситуация, но спасать Катю действительно необходимо. Сообщите мне, как у вас получится, ладно?

– Обязательно, Филипп! – торжественно заверил Потапов.

Сева же напомнил о главном:

– Без ваших умельцев нам не спуститься отсюда. А еще лучше, если они отнесут нас до метро. Мы и так уже к назначенному времени опоздали.

Филипп Марленович нахмурился.

– Извините, я не могу отвлекать бойцов от дела. Надо взять разрешение у нашего вождя.

– У гражданина Потутурова? – вспомнил Сева.

– У него, – подтвердил Филипп Марленович. – Вас проводят.

Он жестом подозвал ртутника с лицом, напоминающим поверхность луны, изрытую метеоритами, и стал вполголоса объяснять ему задачу.

– Ну что же, – сказал он наконец. – Ступайте. Надеюсь, что всё устроится.

– Спасибо, Филипп! – с чувством поблагодарил профессор, крепко сжав ладонь приятеля.

Сева тоже пожал Филиппу Марленовичу руку и тоже сказал, как он благодарен.

– А ведь прекрасно мы проводили с тобой совместный досуг, Филипп! – продолжил Потапов, и глаза его под очками заморгали, явно пытаясь удержать слезы.

– Идемте, профессор! – поторопил Сева, опасаясь, что прощание слишком затягивается. – Катя ждет! – и негромко добавил: – Я тут кое-что заметил… не очень приятное.

– Да, да, – сказал профессор. – Счастливо тебе, Филипп! Надеюсь, еще увидимся.

Повернувшись, он шепнул Севе:

– Я, знаете ли, хоть и близорук, но дальновиден. Сам понимаю, что пора уходить.

– Помни, Аркадий! – крикнул им вслед Филипп Марленович. – Полное счастье возможно лишь тогда, когда у всех все есть или когда ни у кого ничего нет! История это доказала!

– Ты не совсем прав, Филипп! – прокричал в ответ Потапов, продолжая нетвердой походкой путь по крыше. – В нашей стране и бедным быть обидно, и богатым – не в радость. Это мы поняли в одной бане.

Вслед за ртутником-провожатым Потапов и Чикильдеев через дверь в будочке на крыше спустились под своды просторного чердака. Сразу стало понятно, что здесь находится главный штаб, главной приметой которого был стол под яркой лампой, заваленный схемами и бумагами. Возле стола что-то напряженно обсуждали несколько ртутников. Другие поодаль ожидали приказаний.

Ртутник, который сопровождал Севу и профессора, велел подождать, а сам отправился доложить. В легком сумраке чердака Чикильдеев и Потапов увидели рядом с собой еще двоих явных просителей, переминавшихся с ноги на ногу. На первый взгляд эти двое, вроде бы, не были изуродованы ртутным могильником. Покосившись на них несколько раз, профессор решился:

– Простите, вы тоже к гражданину Потутурову?

– К нему, – отозвался один из ожидающих и представился: – Эммануил Чердак, кандидат технических наук. А это – Василий Вздымаев, тоже кандидат.

– О! – восхитился профессор. – А я – Потапов Аркадий Марксович. Должен признаться, что я – тоже кандидат.

– На кого жалуетесь? – поинтересовался Эммануил Чердак.

– В каком смысле? – не понял Потапов.

– Ну чего темните-то, профессор? На кого собираетесь жаловаться гражданину Потутурову? – разъяснил доселе молчавший Василий Вздымаев.

– А… вы… значит, жаловаться пришли? – догадался наконец профессор.

– Именно, – подтвердил Вздымаев. – Одну сволочь нужно проучить.

– Очень интересно, – сказал Потапов. – Очевидно, вас кто-то сильно обидел.

– Обидела одна сволочь, – снова подтвердил Вздымаев.

– Понимаете ли, – объяснил Эммануил Чердак. – Была проблема у одного богатого человека, который построил виллу рядом с железной дорогой. Товарняк идет – стены трясутся. Тогда он заказал нам технический проект, чтобы дом успокоить. Почему бы не помочь? Институты, где мы работали, развалились, а серое вещество бурлит. Да и деньги нужны. Вот только заказчик обещанных денег так и не заплатил.

– И приборы не отдает, – добавил Вздымаев. – Вместо этого натравил на нас охрану с собаками.

– Безобразие! – возмутился профессор. – Нужно что-то делать!

– Да уж понятно – что! – усмехнулся Вздымаев. – Молодцов Потутуровских видели? Против таких не поерепенишься!

Профессор хотел еще что-то сказать, но подошедший в этот момент ртутник сообщил:

– Вас ждут. Идемте.

Чикильдеев и Потапов попрощались с техническими кандидатами, после чего их подвели к одному из ртутников, у которого был усталый вид и голова калебасой, а уши напоминали наросты на дереве. Но в целом он тоже вполне мог бы сойти за какого-нибудь кандидата. Чикильдеев и Потапов догадались, что перед ними – легендарный Потутуров.

– Филипп Марленович передал мне вашу просьбу, – сказал Потутуров. – Ситуация у нас сейчас сложная… Впрочем, наведение порядка и справедливости всегда вещь непростая…

– Да, – заметил профессор. – Мы тут стояли на крыше и наблюдали ваши методы. Вы, кстати, не боитесь, что в штурмуемом вами доме могут оказаться женщины и дети?

Сева предостерегающе дернул профессора за пиджак, но в глазах Потутурова уже блеснул дьявольский огонек.

– Меня тоже родила женщина. И подбросила на помойку рядом с ртутным могильником… Впрочем, это чересчур личное. Ваш приятель Филипп Марленович нашел бы более корректную и универсальную формулировку.

– Догадываюсь, – сказал профессор с саркастическим смешком. – Это было бы что-нибудь вроде: «Классовая борьба важнее предрассудков гнилой морали».

– А что? Разве не так? – в свою очередь усмехнулся Потутуров. – Не забывайте, что ртуть лишила нас радостей и возможностей, которые есть у вас.

«Интересно: каких?»-подумал Сева, но Потутуров тут же продолжил:

– У нас свои методы наслаждения жизнью, свой, если хотите, крутой секс. Что нам делать, если мы такие уродились?

– Так станьте лучше норлами! – вырвалось у Севы.

– Что вы имеете в виду? – не понял Потутуров. – Какими еще норлами?

– К сожалению, нет времени объяснять. Как-нибудь потом, – сказал Сева, сомневаясь, впрочем, что это «потом» когда-нибудь наступит.

– Действительно, времени на болтовню нет, – согласился Потутуров. – Сейчас вас отнесут вниз. Желаю удачи.

Главный ртутник повернулся, чтобы дать соответствующие указания, а Сева подумал: «Может, попросить этих ребят помочь освободить Катю?». Он хотел уже было шепнуть эту мысль профессору, но снаружи над крышей послышался звук, похожий на стрекот вертолета. Сева вздрогнул и отказался от мысли.

«Ладно, как-нибудь в следующий раз».

Звук становился все сильнее и неприятно щекотал нервы. Когда Чикильдеев и Потапов с двумя ртутниками-провожатыми снова поднялись на крышу, вертолет оказался прямо у них над головами.

– Скорее! – крикнули ртутники.

Пригнувшись, чтобы не свалило с ног вертолетным ветром, Чикильдеев и Потапов побежали к краю крыши, куда им указывал зеленоватый палец. Прежде чем гибкие сильные конечности подхватили его, Сева успел увидеть, как откуда-то выскочил еще один ртутник, высоко подпрыгнул и уже в воздухе выпустил из рукава длинное лиловое щупальце, которое обвилось вокруг вертолетного шасси.