Текст книги "Крутой секс"

24

Мы расстались с Севой Чикильдеевым в тот момент, когда он вместе с Костиком при помощи профессора Потапова и профессорского друга Филиппа Марленовича спасся из комнаты-ловушки. Очутившись на земле, компания некоторое время складывала лестницу и привязывала ее к «Москвичу». Когда все было готово, Сева сказал:

– Здесь неподалеку стоят мои «Жигули». Надо посмотреть, что там с ними. Вторая машина нам очень бы пригодилась для поисков Кати. А тебя, Костик, мы можем довезти до ближайшего метро. Какое тут ближайшее метро, профессор?

– Нет-нет! – торопливо сказал Костик. – Я поеду с вами!

Перед его глазами так и сиял неземным манящим светом загадочный чемоданчик, насчет которого он был уверен, что это – тот самый, какой-то очень непростой. В остальном мире Костика ничего хорошего не ожидало – только малобюджетные развлечения время от времени, а теперь еще и молодцы Потерянного на черномастых джипах.

– Тебя, Костик, наверное ждут дома, – засомневался Сева, – а мы задерживаем.

– Я уже решил: еду с вами! – твердо сказал Костик. – Лишний помощник не помешает.

– Спасибо! – воскликнул Сева. – Очень благородный поступок!

– Так поехали! Скорей! – заторопил всех профессор. – Ах, как я волнуюсь за бедную Катю!

Все четверо втиснулись в «Москвич», и Филипп Марленович нажал на газ. Как оказалось, он довольно лихо управлялся с рулем. Когда «Москвич» выбирался из подворотни на улицу, мимо его носа на бешеной скорости промчались одна за одной несколько зловещих черных машин. От неожиданности Филипп Марленович затормозил так, что пассажиры подпрыгнули.

Испугавшие хозяина «Москвича» черные машины завизжали тормозами у знакомого нам подъезда. Это была банда Потерянного, вернувшаяся в заведение мадам Цыкиной, чтобы поучаствовать в событиях, произошедших в предыдущей главе.

– Безобразие! – возмутился Потапов. – Вы видели? А если бы дорогу переходил инвалид? Куда смотрит милиция?

– Терпи, Аркадий, терпи, коли дожил до эпохи ваучерной приватизации и артхаусного кино, – отозвался Филипп Марленович, выруливая на асфальтовый простор.

Севины «Жигули» покорно ждали у закрывшейся аптеки. Сева подергал за все ручки и заглянул в салон.

– Какая все-таки молодец Катя, – сказал он со смешанными чувствами, еще раз убедившись в лучших качествах жены. – Другая бы фары не выключила и двери бы не закрыла! А теперь мы в машину не попадем!

После нескольких минут нервного ощупывания автомобиля Сева спросил Филиппа Марленовича:

– У вас, надеюсь, найдется буксирный трос?

– Вы что же, хотите, чтобы мой «Москвич» тащил ваше поставленное на ручник авто? – изумился Филипп Марленович.

– Он поставлен только на скорость! – запротестовал Сева. – Я всегда только на скорость ставлю. Давайте покачаем – может со скорости и соскочит!

– Давайте покачаем! – радостно согласился Костик. – А я пока могу подержать чемоданчик, – предложил он Севе.

– Нет уж, – возразил тот. – Чемоданчик подержит профессор, от него меньше всего толку.

Он отдал чемоданчик Аркадию Марксовичу и принялся раскачивать «Жигули».

Надо заметить, что Филипп Марленович и Костик рвения в этом занятии не проявили, а последний очень скоро вообще изменил свое мнение, заявив:

– Этот ваш номер не оторвется!

– Оторвется!.. – продолжал пыхтеть Сева, когда профессор вдруг сказал голосом, погибающим от испуга:

– Ка… жется, ми… лиция!

Вдоль кромки тротуара медленно двигалась машина соответствующей расцветки, внутри которой виднелись три прочно посаженные головы, похожие на гнездо грибов. Машина проехала мимо, три головы внимательно посмотрели на застывшие вокруг одиноких «Жигулей» подозрительные фигуры, одна из которых держала серебристый чемоданчик.

– Вроде утряслось, – выразил надежду Сева. – Или у них просто мысли плохо работают при такой низкой скорости движения, – опрометчиво пошутил он.

– Да нет, просто у некоторых людей в мундирах мозги по-своему устроены, – сказал Костик. – Мой знакомый Слава Зайцев нырял с аквалангом в Крыму и нашел античную амфору. Надо было ее как-то провезти через границу. Он насыпал в амфору доверху миндаля и положил ее в купе на столик. На границе вошел таможенник, увидел амфору и ткнул в нее пальцем: «Это что?». «Миндаль», – отвечает Слава. «Миндаль?» – недоверчиво спрашивает таможенник. Взял, стал рассматривать, попробовал на вкус. Об амфоре так ничего и не спросил…

Костик едва успел договорить, как профессор громко зашептал:

– Кажется, они остановились!

Действительно, рубиновые задние огни милицейской машины засветились ярче и застыли. Потом авто начало разворачиваться.

– Они возвращаются!..

Панический голос профессора прошил воздух словно электрический разряд. Все бросились к «Москвичу», рискуя сбить друг друга с ног. Это только птицы во взлетающей стае не сталкиваются, людям такого не дано. Как только все умялись в салон, Филипп Марленович смело рванул с места.

– Посмотрите, как там сзади, – сказал он.

– Развернулись и едут за нами, – сообщил Сева.

– Ничего, сейчас попетляем и оторвемся, – сказал Марлен Филиппович. – Я здесь все закоулки знаю.

«Москвич» резво вкатился в полутемный двор и закрутился между разбросанными зигзагом газонами.

– А чем вы занимаетесь, Константин? – спросил профессор.

– Занимался Востоком, два года отторчал в южных странах, а теперь занимаюсь, чем придется.

– Что же вы ушли из своего Востока?.

– А вы загляните в туалет Института востоковедения – и сразу все поймете.

– У нас вообще весь институт закрыли вместе со всеми туалетами, а мы вот все равно… дискутируем, – сказал профессор.

– Упорный вы народ, ученые-моченые, – подтвердил Сева.

– Да, мы такие! – согласился Филипп Марленович.

«Москвич» выскочил из темных закоулков и чуть не столкнулся с другой машиной, которой пришлось отчаянно затормозить. После этого «Москвич» с самолетным ревом помчался по ночным улицам ничуть не хуже бандитской иномарки. Там, где асфальт был похуже, в головах у пассажиров булькало от тряски. Правда, профессор Потапов почему-то больше не вспоминал о переходящих дорогу инвалидах. Вместо этого он сказал:

– Послушайте, а чего мы, собственно, испугались? Это же была всего лишь милиция. Она помогла бы нам Катю найти.

– Или подсказала бы высоту Останкинской башни, – насмешливо заметил Филипп Марленович.

– А что мы такое сделали? – продолжал недоумевать профессор. – Разве мы кого-нибудь ограбили? Чужие вещи взяли?

– Не поручусь только, что смогу внятно рассказать о содержимом чемоданчика, – сказал Сева.

– Вот этого чемоданчика, который у меня в руках? – спросил профессор. – А что в нем может быть такое ужасное?

– Надеюсь, что ничего, – сказал Сева.

– А вот мы сейчас посмотрим! – бодро сказал профессор и завозился над замками. – Наверное, там, внутри, какая-нибудь ерунда!

– Осторожней! – предупредил Сева. – Там чужие вещи! Я обещал двум девушкам все сохранить в целости.

– Не беспокойтесь, он все равно не открывается, – сообщил профессор.

– Давайте я попробую, – предложил Костик, но Сева воспротивился:

– Хватит с нас и одного взломщика!

– А может – попробую? – настаивал Костик, протягивая руку и поглаживая чемоданчик.

– Постойте! А куда мы едем? – опомнился профессор.

– Мы спасаемся от сатрапов антинародного режима, – объяснил Филипп Марленович. – Ты сам, Аркадий, мог бы это понять.

– И долго мы будем спасаться в эту сторону? Я бы предпочел поскорее добраться домой, чтобы наконец узнать телефон следователя Зашибца. Нас же ждет Катя!

– Удивительная наивность, – усмехнулся Филипп Марленович. – Искать избавления у одного из церберов машины насилия!

– Ты бы постеснялся, Филипп, так говорить о человеке, которого совсем не знаешь! – укорил профессор. – Это, в конце концов, не политкорректно!

– Терпеть не могу политкорректности, – сказал Филипп Марленович. – Это значит: идиоту надо говорить, что он умница, а косорукому балбесу – что он без пяти минут мастер, а нецивилизованному дикарю – что он подает замечательный пример самобытности. Все это притесняет настоящих умниц и мастеров.

– Вроде тебя, Филипп, – сказал профессор.

– Твой выпад, Аркадий, уже выходит за рамки научной полемики, – едко заметил на это Филипп Марленович.

– Ты же против политкорректности, вот и терпи! – отозвался на это Потапов.

– Потеря чувства политкорректности – опасная вещь, – вмешался Костик, опасаясь дальнейшего развития научной полемики. – Однажды мой друг Кока Рябцев выпивал у себя дома с хорошим знакомым Василием Мишуткиным. В промежутках между сессиями они беседовали о том, о сем, и Кока в том числе похвастался мундиром деда-адмирала, который они тут же примерили. Когда выпивка, в соответствии с фундаментальными законами бытия, закончилась, Кока и Василий решили отправиться в магазин и вышли в том, в чем были: хозяин дома – в кителе с орденами и в домашних тапочках, а хороший знакомый – в адмиральских брюках и фуражке. Поскольку квартира находилась на Тверской, оба не нашли ничего лучше, чем отправиться в Елисеевский гастроном, откуда их, разумеется, очень быстро увезли в милицию. Друзья вели себя миролюбиво и политкорректно, а милиционеры, глядя на них, сильно веселились. Все могло бы обойтись, но когда их ввели в кабинет к начальнику отделения, Кока сделал величественный адмиральский жест и сказал: «Можете не вставать, майор!».

– Так мы будем все-таки спасать Катю или нет? – снова закипятился профессор.

В этот момент под пиджаком у Севы раздался мышиный писк мобильного телефона. Выхватив его из под полы, Сева простонал:

– Это Катя! – и, прижав трубку к уху, закричал: – Катя! Где ты?..

– Не знаю, кажется, где-то в центре, – услышал он. – Я смогла спрятать телефон.

– Ты запомнила дорогу? – снова закричал Сева.

– Надо было считать повороты – сколько налево и сколько направо!.. И остановки на светофорах!

– Извини, Севочка, я такая дура, ничего этого не считала. Но в окно я вижу на соседнем высоком доме вывеску «BMW – символ счастья»…

В этот момент Сева услышал в трубке еще один, незнакомый и грубый, голос:

– Поговорила? Теперь давай трубу сюда.

Послышался яростный Катин крик:

– Вот тебе труба! – и связь прервалась.

Дрожащей рукой Сева еще долго прижимал телефон к уху, восклицая:

– Катя! Ты меня слышишь?..

Но это было всего лишь наивное средневековое упование на чудо.

В конце концов Сева опомнился и обвел спутников полубезумным взглядом. Те, в свою очередь (включая державшего руль Филиппа Марленовича), смотрели на него. «Москвич» медленно катился по незнакомой улице.

Через некоторое время Костик сформулировал терзавший всех вопрос:

– Ну?

– Она попыталась сказать, куда ее увезли, но у нее отняли телефон! – сказал Сева.

Профессор вскрикнул и закрыл лицо ладонями.

– Боюсь, что это была последняя надежда обнаружить какой-то след! – сказал Сева гробовым голосом. – К сожалению, Катя не успела толком рассказать ничего полезного. Только о какой-то вывеске. Но, конечно, это нам никак не поможет. Дурацкая вывеска «BMW – символ счастья».

– Как? – спросил Филипп Марленович.

– Как? – спросил профессор Потапов, отнимая руки от лица. – Ты слышал, Филипп?

– Еще бы! – отозвался водитель «Москвича». – Прекрасные мгновения!

– В том районе мы сняли букву С с вывески «Садовая мебель»! – объяснил профессор. – Не правда ли, остроумно? А вывеска «BMW – символ счастья» была на соседнем доме. Район там старый, дома стоят тесно, и мы легко доберемся к Кате по крышам!

– Вот еще! – запротестовал Сева. – Только крыш мне не хватало! Вы что – забыли, как нас чуть не угробили приключения в подземельях?

– Не беспокойтесь, Всеволод, теперь вы в руках профессионалов! – торжественно провозгласил профессор. – Филипп, не пора ли нам поворачивать в нужном направлении?

– Ты как всегда не заметил, Аркадий, что прогресс неуклонно идет своим чередом, – отозвался Филипп Марленович не без сарказма. – Мы давно уже мчимся в нужную сторону.

25

Бывшему интеллигенту Федору Шашко по прозвищу Шнырь были нужны деньги. Впрочем, они были ему нужны всегда. Но сегодня их хотелось особенно. Очевидно, погода располагала. Шнырь шел к себе в подвал, где он обитал последние три месяца, не оплачивая пользование жилплощадью, из которой выселил пятерых котов.

На судьбу Шныря сильно повлияли отечественные сочинители романтических песен и хлестких романов, воспевающие свободу от оков неправильно устроенного общества. Рецепт свободы был несложен: ничем серьезным не заниматься и регулярно принимать раскрепощающие мысли напитки. Не поручусь, что сами авторы этих рекомендаций приблизились к идеалу настолько, насколько это сумел Федор Шашко. Он уже был недалеко от своего подвала, когда впереди затормозил «Москвич» с привязанной к багажнику на крыше складной лестницей. Из «Москвича» вылезли несколько человек, которых Федор подробно рассмотрел в свете уличных фонарей. Особо он отметил почти новые кроссовки Костика, серебристый чемоданчик и ящик с инструментами. Но больше всего ему понравился чемоданчик. Даже издали было понятно, что в таком могло оказаться, что угодно: и золотые слитки, и нефтяные акции на предъявителя, и непочатая бутылка самого лучшего японского виски.

Помечтав о содержимом чемоданчика, Шнырь собирался пройти мимо, но, увидев, что приезжие отвязывают лестницу, заинтересовался продолжением событий.

Один из тех, что вылезли из «Москвича», громко сказал:

– Вон она! Видите? – и все стали смотреть наверх.

Федор тоже посмотрел, но ничего особенного не увидел, кроме сияющей в отдалении в небе вывески «BMW – символ счастья».

Потом другой сказал:

– Как же мы туда залезем?

Шнырь понял, что эти люди хотят залезть куда-то высоко, не исключено – на одну из крыш. И сразу сообразил, что надо делать.

– Извините, что вмешиваюсь, – вежливо сказал Шнырь. – Вас, кажется интересует вот этот дом?

У него была счастливая внешность – через минуту после знакомства вам казалось, что вы где-то с ним уже встречались.

– Нет-нет, нас интересует вон тот дом, – вежливо показал рукой профессор.

– Понимаю, – сказал Шнырь. – Лучше всего попасть туда вон из того здания, видите. Оно совершенно заброшено, уверяю вас. Я это знаю доподлинно.

– Странно, – сказал Сева. – Кажется, ваше заброшенное здание не примыкает к тому дому, который нам нужен.

– Примыкает, примыкает, поверьте. Просто отсюда этого не видно. Сначала вы переберетесь вон на то здание, потом подниметесь вон на ту крышу, а оттуда легко попадете в нужное вам место.

– Спасибо за совет, – поблагодарил профессор.

– Может, оставим чемоданчик в машине? – предложил Марлен Филиппович. – Нам еще ящик с инструментами тащить!

– Действительно, – сказал Сева. – Почему бы нет?

– Вы что! – запротестовал Костик. – Один из самых надежных способов избавиться от какой-нибудь вещи – оставить ее ночью в машине на пустынной улице. – Я готов лично нести чемоданчик.

– А двое пожилых уважаемых людей будут надрываться и тащить лестницу? – возразил Сева.

– Ладно, не волнуйтесь, я понесу чемоданчик, – сказал профессор. – А вы берите лестницу. Вперед, друзья мои!

Сева и Костик подняли на плечи лестницу.

– И не тяжело вам, господа ученые-моченые, такую тяжесть таскать? – заметил при этом Сева.

– Она у нас немецкая, прочная, одиннадцать метров длиной, – сказал профессор. – Обычно мы носим ее втроем, в нашей команде есть еще доцент Фирдан Табатабаев, но он на днях избит по национальным причинам.

– М-да, научная жизнь, я гляжу, сильно изменилась, – заметил Сева.

– Кстати, дыра в заборе вон там, за углом, – вторгся в их беседу Федор Шашко, он же Шнырь.

Еще раз поблагодарив этого милого и внимательного человека, Сева, Костик, профессор Потапов и Филипп Марленович направились вдоль обклеенного афишами забора мимо многозначительных физиономий раскрученного певца, глядящего на них и на весь мир сквозь темные очки.

Когда вся компания приблизилась к нужной дыре в заборе, у Чикильдеева снова зазвонил телефон.

– Это Катя! – радостно воскликнул он, но тут же его голос наполнился смятением: – Это Катина мама! Что я ей скажу?

Тем не менее, он бодро отозвался в телефон:

– Здравствуйте, Зоя Андреевна!

– Сева, что происходит? – услышал он. – Не могу дозвониться до Кати. Со мной связался дядя Миша и очень удивлялся, почему вы к нему не приехали.

– Мы не могли, Зоя Андреевна. Так получилось. Я потом вам все объясню.

– А как же работа, которую дядя Миша тебе подыскал?

– Я нашел более захватывающее занятие, честное слово!

Очевидно, возбужденный голос Чикильдеева подсказал Зое Андреевне, что зять говорит правду.

– Хорошо, потом расскажешь. А анальгин ты купил?

– Купил! Купил! – еще более вдохновенно соврал Сева.

Завершив разговор, он растерянно посмотрел на своих спутников:

– Не смог сказать ей правду. Теперь мы просто обязаны спасти Катю!

– Мы это сделаем! – заверил профессор Потапов.

После того, как лестницу протащили сквозь дыру, в руках у Филиппа Марленовича и профессора вспыхнули желтые лучи фонарей. Дом был заброшенный, хоть и почти достроенный. Застройщик то ли сбежал с деньгами пайщиков, то ли кому-то не угодил, то ли банально сел в тюрьму. Причины, по которым сиротеют в Москве дома, разнообразны. Спасатели Кати вошли в проем двери, заполненный тьмой и не очень приятными запахами. Лучи фонарей нащупали идущие наверх ступени; под ногами громко хрустел мусор.

– Руина рыночной цивилизации, – прокомментировал Филипп Марленович.

– А ведь местечко могло быть раем! – вздохнул Костик, вспомнив свою конуру в пятиэтажке.

– Мечты о рае – буржуазная роскошь! – оборвал эти вздохи Филипп Марленович. – Лучше смотрите по сторонам, чтобы не заблудиться в этом раю!

– Географию и топографию нужно уважать, – тут же отозвался Костик. – У меня одна знакомая, Зоя Кукушкина, вышла замуж за иностранца, и была счастлива, что едет за границу, пока не выяснилось, что она перепутала Монако с Бамако.

– Послушайте, – сказал Сева, – обстановка тут какая-то стремная. А если что-то произойдет?

– Мы и не в таких местах лазили – и ничего, – отозвался Филипп Марленович.

– Действительно, – вмешался Костик, – давайте хотя бы обменяемся номерами мобильных телефонов на всякий случай. Вот вы, профессор, какой у вас номер?

– Никакой, – гордо сказал Аркадий Марксович, а Филипп Марленович присовокупил:

– Мы, знаете ли, не позволяем облучать свои мозги и кошельки.

– А я поддерживаю предложение, – сказал Сева. Давайте обменяемся номерами. Если потеряемся в этом лабиринте, то сможем связаться.

– Прекрасная мысль! – поддержал Костик. – Правда, на технику не всегда можно надеяться. Сестра одного моего знакомого, Сережи Ведьмеденко, приехала к нему на дачу, пошла на лыжах в лес и заблудилась. Тогда она позвонила ему по мобильнику и спрашивает: «Сережа, где я?».

За время очередного Костикова рассказа вся компания гуськом поднялась до третьего этажа – и остановилась, потому что темнота оказалась заселенной: в круге света профессорского фонаря вдруг возникла старуха бомжеватого вида с рыхлым лицом и огромными ноздрями. Старуха ловко вязала что-то спицами. Появление людей с фонарями совсем не обеспокоило ее, она только прищурила один глаз.

– Здравствуйте, – сказал профессор. – Извините за неожиданный визит. Надеюсь, мы здесь никому не причиним неудобства?

Старуха в ответ не проронила ни слова и продолжала вязать, но незажмуренный глаз при этом внимательно разглядывал пришельцев.

Не докучая больше этому неразговорчивому существу, компания проследовала мимо на следующие этажи. Когда они через два этажа остановились передохнуть, Костик с беспокойством сказал:

– Эта старуха похожа на пограничный столб.

– На что? – спросил Сева.

– На пограничный столб, обозначающий чужие владения.

– Бабулька-то эта? – с сомнением произнес Сева. – Это же просто какая-то престарелая хиппи!

– Бросьте! – сказал Костик. – Хиппи могут существовать только в теплом климате с высоким уровнем жизни и твердо исполняемыми законами. В других обществах они тут же превращаются в бомжей или разбойников.

В этот момент откуда-то снизу донесся тихий свист.

– А вот это мне уже совсем не нравится, – сказал Костик.

– Да не надо так волноваться! Все нормально, ничего не случится! – успокоил Сева.

Если вы любите смотреть кино, то, конечно, знаете, что после того, как произнесены подобные слова, надо ждать совсем обратного. И действительно, темноту наполнили шуршание шагов и невнятные голоса.

– Боюсь, что это какой-нибудь плебс, обитающий в этих местах, – обеспокоился на сей раз профессор. – Отвратительный и жестокий, как в средневековом Константинополе!

– Не плебс, а пролетариат, – поправил Филипп Марленович.

– Нет уж, на сей раз боюсь, что плебс!

Шум приближался, поднимаясь по лестнице. Компания ускорила шаги, но скоро стало понятно, что оторваться от преследователей не удастся. Тем более, что и бежать-то было некуда.

– Мы на последнем этаже! – сообщил профессор, панически шаря вокруг лучом фонаря. – Дальше только голая крыша!

Беглецы вбежали в лабиринт из недостроенных перегородок и штабелей кирпича, ища путь к спасению.

– Человек, которого мы встретили внизу, сказал, что этот дом примыкает к другому, – напомнил Сева.

– Да, вон в той стороне! – сориентировался профессор.

Но когда все добежали до края бетонной тверди, их ждало разочарование: дом, который должен был, по утверждению интеллигентного прохожего, примыкать, находился дальше, чем хотелось бы.

– Этот человек нам соврал! – с горечью сказал профессор.

– Он не соврал, он заманил нас сюда специально, – сказал Костик. – Не удивлюсь, если мы увидим его во главе разбойников.

– А вроде с виду интеллигент! – сокрушенно сказал профессор.

– Я давно предупреждал тебя, Аркадий, что у интеллигенции, как и у каждого социального слоя, есть свое мурло. Когда ей выгодно, интеллигенция врет не хуже властей, – заметил Филипп Марленович.

– Что ж, остается успокаивать себя тем, что вся история человечества – история предательств, – вздохнул профессор.

– Чего же мы такого сделали этим людям? – спросил Сева.

– Черни всегда кого-то надо винить, себя же она считает беспорочной, – сказал профессор.

– А вот и они! – сообщил Костик.

Во тьме колыхались неясные фигуры. Филипп Марленович и Потапов повернули в их стороны фонари. Ах, лучше бы они этого не делали! От физиономий, которые вдруг высветились во тьме, нормальному человеку могло запросто стать дурно. Иероним Босх, глядя на эти рожи, задохнулся бы от счастья и сел бы заново писать картину «Иисус перед народом».

Внезапно Костик вырвал у профессора чемоданчик, а взамен сунул ему в руки лестницу.

– Бегите! Я их задержу!

Он грозно взмахнул чемоданчиком и крикнул подступающей нечисти:

– А ну, кому тут по башке звездануть?.. – и снова приказал своим спутникам. – Спасайтесь! Я прикрою!

– А как же вы? – спросил профессор.

– Обо мне не беспокойтесь, у меня черный пояс каратэ, – сказал Костик, постаравшись, чтобы эти слова были хорошо слышны. – Я им кости переломаю!

В этот момент из неприветливой тьмы прилетел кусок кирпича и ударил Филиппа Марленовича в плечо. Филипп Марленович охнул.

– Ты жив, Филипп? – спросил профессор.

Еще один метательный снаряд угодил в лестницу. То ли от неожиданности, то ли от испуга Сева и профессор чуть не выронили ее.

– Дело плохо, – заметил Сева. – Я думаю, действительно пора бежать.

Следующий кусок кирпича гулко ударился о чемоданчик, которым Костик прикрылся, как щитом.

– Бегите! – снова велел он.

Спасаясь от обстрела, Сева, профессор и Филипп Марленович бросились в ближайший проход. Перед врагами у них было преимущество: фонари, освещающие извилистый путь среди строительного беспорядка. Даже спотыкаясь и шарахаясь лестницей о все встречные углы, они двигались довольно проворно. Скоро им повезло: они увидели ведущие вниз ступени, причем не те, по которым поднялись, а другие.

– Спасены! – воскликнул профессор.

Действительно, они без каких-либо заморочек промчались несколько проемов вниз, но за одним из спусков чуть не налетели на нескольких отдыхающих существ – все таких же, из средневекового Константинополя. Существа стали приподниматься, щурясь от раздражающего света фонарей. Сева и профессор, скованные лестницей, попятились назад, развернулись и помчались по этажу, толком не понимая, куда. Но скоро ноги у них стали подкашиваться от усталости и нервного напряжения.

– Постойте! – опомнился профессор. – А где же Филипп?

Действительно, Филиппа Марленовича рядом больше не наблюдалось.

– Наверное, он отстал, – предположил Сева.

– Или схвачен! – в ужасе сказал профессор.

– Филипп Марленович! – закричали они в два голоса. – Где вы? Отзовитесь!

– А! А! А!.. – передразнил кто-то в ответ из темноты.

Сева и Потапов вздрогнули и прижались лестницей к стене, а вдалеке через луч профессорского фонаря метнулись какие-то тени.

– Знаете, – сказал Сева, с отвращением ощущая, как нижнюю челюсть у него сводит от страха, – мне почему-то вспоминается предупреждение Дарвина: форма существования материи есть движение. Может быть, нашей материи пора двигаться дальше?

– А как же Филипп? – спросил профессор.

– Он просто побежал в другую сторону. Это же ясно. Мы – сюда, а он – туда. Не исключено, что он уже спасся.

Этот довод удовлетворил профессора.

– М-да, – сказал он. – Филипп любит поступать по-своему!

– Ну, так что? – с надеждой спросил Сева. – Побежим дальше? Давайте поищем пожарную лестницу или, на худой конец, водосточную трубу.

– Увы! Ни того, ни другого в новых домах не делают! – разочаровал его профессор.

Несмотря на эти мудрые слова, они все-таки выглянули из ближайшего окна и обнаружили совсем недалеко крышу соседнего дома.

– Какой длины ваша лестница? – спросил Сева.

– Немецкая, одиннадцатиметровая.

– Немецкая, это хорошо. Значит, прочная. Так раскладывайте ее скорей! Сделаем из нее мост. Я подержу – вы переберетесь, потом вы подержите – я переберусь!

– Вы что! – в ужасе воскликнул профессор. – Здесь высота не меньше десяти этажей. Мы погибнем!

– Не пропали под землей – не пропадем и на крышах! – успокоил Сева.

Профессор трясущимися руками принялся раскладывать длинное тело лестницы.

– Скорее, скорее! – торопил Сева, помогая ему.

Потом они стали просовывать лестницу наружу, поставив ее на ребро. После того, как почти вся она уехала в окно, им обоим пришлось повиснуть на предпоследней перекладине, чтобы уравновесить длинную железку.

– Похоже, в вашей лестнице действительно одиннадцать метров!.. – пыхтел Сева. – Повезло, что мы оказались в точечной застройке!

– Нет, уж лучше погибнуть! – простонал профессор. – Эти административно-архитектурные изобретения слишком дорого обошлись нашей истории! Одна потеря уникального дома Плевако чего стоит!..

Когда наконец раздался легкий стук и лестница перестала сопротивляться, Сева и профессор ощутили себя космонавтами, совершившими удачную стыковку.

– Легла! – жарким шепотом сказал Сева.

Лестницу повернули плашмя, и Сева велел:

– Полезайте, профессор!

– В… вы что! – запротестовал Потапов. – Мы не в цирке!

– Ваша правда, – согласился Сева. – В цирке есть страховая лонжа, а здесь ее нет. Но лестницу обещаю держать крепко.

– В… вы полагаете, это д… действительно нужно? – спросил профессор.

– Да, – твердо сказал Сева.

Жалобно всхлипнув и приладив очки попрочнее к носу, профессор полез на шаткий мостик, повисший над пропастью. Впрочем, надо сказать, у него это получилось не так уж плохо – видно, приобрел неплохие обезьяньи ухватки, благодаря своему интеллектуальному хобби по части вывесок.

– Чудесно! – подбадривал сзади Сева. – Остались сущие пустяки!

Профессор пополз по лестнице. Сева с беспокойством следил, как понемногу удаляется его сгорбленная дергающаяся спина. Лестница так и норовила перевернуться. Навалившись животом, Сева изо всех сил заставлял ее лежать смирно. Когда была преодолена половина пути, лестница начала жалобно скрипеть, и профессор застыл, задрав тощий зад.

– Да ползите же! – завыл Сева.

Профессор снова пополз.

Прошла целая историческая эпоха, после которой лестница, наконец, радостно крякнула, освободившись от профессорского тела.

Очутившись на крыше, профессор замахал руками и запрыгал как воробей.

– Я уже здесь! Теперь ваша очередь, Всеволод!

– Держите лестницу! – сдавленным голосом закричал Сева. – Крепче держите!

Впереди было страшно, но сзади – еще страшнее. Сева затылком ощущал, как к нему подкрадывается что-то отвратительное и опасное.

Профессор опомнился и, растопырив руки, упал грудью на лестницу. Чувствуя, что теряет сознание от страха, и громко дыша, Сева распластался над пропастью.

– Главное – не смотреть вниз! – приказал он себе.

Если профессор во время путешествия через бездну напоминал жучка, то Сева был больше похож на гусеницу. Но, на что бы он ни был похож, свое опасное путешествие он завершил быстрее, чем профессор.

Снова очутившись на прочной тверди, Сева некоторое время приходил в себя, слушая восклицания профессора:

– Смотрите, какая прекрасная большая реклама! Вон там, в конце соседней крыши! Она повернута к нам задней стороной, но, кажется, я разбираю, какие там буквы! Верхнее слово – это «Салон». Знаете, что из него можно сделать?

– Профессор, вы больной! – простонал Сева.

– Я не больной, я просто, знаете ли, одержимый. Легко, думаете, заслуженному ученому на незаслуженной пенсии?

– Ладно, – сказал Сева. – Хватит вашей философии. Скажите лучше, что будем делать дальше?

– Да вы только посмотрите, на какую крышу мы попали! – радостно сказал профессор.

– Ну, и какая это крыша? – спросил Сева.

– Это крыша старого дома!

– И что из того?

– Как я вам уже рассказывал, старые дома лучше новых. И стоят они впритык… Вон, пожалуйста, смотрите: стена! Да еще с пожарной лестницей!

– Мы что – опять куда-то полезем? – спросил Сева, теряя последнее мужество.

– А как же! Разве вы забыли, Всеволод: мы ищем Катю!

Вспомнив о Кате, Сева немного приободрился, но все же выразил сомнение:

– А вы уверены, Аркадий Марксович, что нам нужно именно туда?

– Уверен! – убежденно сказал профессор. – Чем выше мы залезем, тем лучше сумеем сориентироваться.

– Постойте! – схватил его за руку Сева. – Там кто-то есть.

– Где?

– Там, куда вы хотите лезть.

– Не вижу, – сказал профессор.

И немудрено, потому что фигура, которую видел Сева, с неизъяснимой ловкостью вдруг переместилась по совершенно гладкой стене и пропала.

– Совершенно точно говорю вам: я кого-то там видел! – с горячностью повторил Сева.

Больше никто из них не успел ничего сказать, потому что в воздухе разлетелись рычание и крики, и на другой соседней крыше появились смутные фигуры, среди которых Сева и профессор к своему ужасу увидели, а точнее – угадали по голосу Филиппа Марленовича. И, конечно, они не нашли ничего умнее, как закричать: