Текст книги "Крутой секс"

– Филипп Марленович! Мы здесь!

Филипп Марленович их не услышал, потому что был сильно занят тем, что ящиком с инструментами отбивался от наседавших на него бродяг.

– Как он туда попал? – в изумлении воскликнул профессор. – Это же невозможно!

– А как мы попали сюда? – резонно сказал Сева, с содроганием вспоминая свое путешествие по лестнице. – Это, по-вашему, возможно? Значит, ваш ученый-моченый друг тоже как-то изловчился.

Тем временем Филипп Марленович метнул ящик с инструментами во врагов и бросился бежать по неудобной покатой крыше, то и дело рискуя скатиться с нее. Добежав до края, он стал карабкаться на железный остов той самой рекламы, которой недавно восхищался профессор.

– Держись, Филипп! – подбадривал Аркадий Марксович своего приятеля. – Лезь выше! Покажи, с кем они имеют дело!

Словно услышав эти слова, Филипп Марленович вскарабкался на самый верх сооружения. Злодеи сначала заколебались, но потом полезли следом. Сева и профессор издалека в бессилии наблюдали за последней потасовкой, разгоревшейся над электрическим заревом рекламы. Потом раздался протяжный крик, застонало железо – и с другой стороны ажурной конструкции в отблесках разноцветных огней появился дрыгающий ногами силуэт.

– Это Филипп! – закричал профессор. – Он сорвался, но за что-то ухватился! Кажется, за букву!

Снова раздался жалобный звук страдающего железа, и Филипп Марленович исчез. Из рекламной конструкции брызнули снопы искр. Бродяги, заголосив, посыпались вниз, но, в отличие от Филиппа Марленовича, обратно на твердую крышу. Рекламная вывеска погасла, и темнота, словно занавес, опустилась на подмостки, где только что завершился третий акт трагедии.

– Он упал! – застонал профессор. – О ужас! Он погиб!

– Боюсь, что это так, – скорбно сказал Сева.

– Сделайте же что-нибудь!

Сева достал мобильный телефон и набрал нужный номер.

– Алло! Скорая? Человек упал с крыши, но возможно, еще жив…

Сева, как мог, объяснил адрес места происшествия.

– Что же нам теперь делать? – спросил профессор со слезами в голосе.

– Кажется, я догадываюсь, что нам делать, – сказал Сева, который увидел, что в окне, из которого они с профессором вылезли, появились неясные силуэты.

Схватив край лестницы, которая все еще висела над бездной, он потянул ее на себя, но крепкие руки уже вцепились в добротный немецкий металл с противоположной стороны.

– Профессор, помогите! Надо сбросить лестницу вниз, пока к нам по ней не перебрались!

– О чем вы говорите, Всеволод! Как это – сбросить? Мы заплатили за нее безумные деньги – шестнадцать тысяч рублей!

– Наплюйте на деньги, профессор! Жизнь дороже!

– Все равно уже поздно, – сказал профессор, глядя через Севино плечо.

Сева обернулся. Первый храбрец в довольно приличном пиджаке (во всяком случае, так казалось в темноте) и детском картузике уже полз к ним по лестнице.

– Почему же поздно? – воскликнул Сева. – Сбросим этого гада вместе с лестницей!

– Вы что! – выпучил глаза профессор. – Это же уголовное преступление!

– А если нас здесь убьют – это не уголовное преступление?

– Оставьте ваше ерничество, в суде оно вас не спасет.

– Как же вы, ученые-моченые, умеете все испортить своими дурацкими формулировками! Ну, если вы такой умный, то скажите, что нам делать?

– Формулирую, – сказал задетый за живое профессор. – Бежать, карабкаться, прятаться.

– Куда же бежать прикажете?

– У нас один путь: вон к той железной лестнице в стене, о которой я вам уже имел честь вам докладывать.

Сева и профессор побежали по крыше. Профессор пару раз со вздохом обернулся, ему было жалко добротное немецкое изделие за шестнадцать тысяч рублей. Когда они полезли вверх по стене, Сева сказал:

– Бедный Костик! Что же, интересно, случилось с ним?

– Я тоже как раз подумал об этом, – признался профессор.

– Как он был прозорлив, когда дал мне свой номер! – воскликнул Сева, доставая мобильный телефон.

Через несколько минут он встревожено сказал:

– Не отвечает.

– Кошмар! – опечалился профессор. – Неужели с ним тоже произошло что-то ужасное?

26

Действительно, что же произошло с Костиком, который остался размахивать чемоданчиком перед скопищем бродяг? А вот что. Как только Сева, профессор и Марлен Филиппович скрылись, Костик сказал, обращаясь к собравшимся перед ним субъектам:

– Любому, кто сунется, голову проломлю! А теперь слушайте сюда. Очкарик-профессор и его лысый друг сегодня получили зарплату, а у молодого долбидуя жемчужные запонки, видели? Драться совсем не умеют. Кроме того, тому, кто принесет мне очки профессора, даю пятьдесят баксов, за кепку седого – тоже пятьдесят, а за галстук молодого – сто баксов.

Откровенно говоря, Костик и сам не верил, что эта провокационная речь подействует на деклассированную шваль. К его удивлению, бродяги послушно кинулись вдогонку за добычей. Гордый своим триумфом Костик двинулся прочь, ощупывая руками стены и сожалея об отсутствии фонаря. Но внезапно негромкий голос сказал из темноты:

– Поставь чемоданчик и отойди в сторону.

Костику показалось, что он уже слышал этот голос, но подробнее припомнить он не успел, потому что голос снова велел:

– Леха Могила, следи, чтобы он не рыпался. А Колька Халява пусть возьмет чемодан.

Костику послышалось за спиной тяжелое дыхание Лехи Могилы. Он послушно поставил чемодан на бетонный пол. Зашуршали шаги, и из темноты вышел плюгавый человечек на рахитичных ногах. Очевидно, Колька Халява.

Костик со злобной тоской смотрел, как этот урод берет серебристый чемоданчик, так ловко и изящно отобранный у троих идиотов.

– Колька, тащи чемодан сюда! – велели из темноты. – А ты, Леха, подстраховывай! Всё будет ништяк!

«Боже, что за устаревший жаргон! – изумился Костик. – Это же прямо какой-то двадцатый век!»

В этот момент рахитичный урод, сделав несколько шагов по направлению к повелевающему голосу, вдруг повернулся и побежал совсем в другую сторону. Тут же, отделившись от тьмы, за ним следом бросилась еще одна фигура, завопив:

– Стой, сволочь!

Костик наконец узнал этот голос – голос опустившегося интеллигента, заманившего их в недостроенную обитель отбросов общества. А мы с вами даже знаем имя этой зловредной персоны: Федор Шнырь. Костик ожидал, что теперь обнаружится и третий участник банды, выступающий под леденящей душу кличкой Могила. Но того все не было.

– Ах, гад!

Поняв, что его подло обманули, и застонав от ненависти, Костик бросился вслед за удалявшейся погоней. Плутать по темным закоулкам пришлось недолго: сопение и пыхтение, напоминающее возню обиженных детей, было надежным маяком. Увидев два сцепившихся тела, Костик некоторое время суетился вокруг них, словно рефери, пытающийся засечь нарушение правил поединка. На самом деле он, конечно, стремился засечь чемоданчик. Внезапно кривоногий Колька Халява вырвался из рук Шныря и побежал дальше. Но дороги не было, впереди зиял прямоугольник окна. Колька в смятении обернулся. С торжествующими ругательствами к нему подбегали враги. Он оскалился и со всей силы швырнул чемодан в окно за миг до того, как два разгневанных преследователя изобразили вместе с ним небольшую космическую катастрофу.

Как только Костик и опустившийся интеллигент Шашко оторвались от распростертого на полу Колькиного тела, они, тесня друг друга, высунулись в окно в надежде разглядеть, куда улетел чемоданчик. После непродолжительного разглядывания романтического ночного пейзажа они убедились, что чемоданчик бесследно исчез.

– Ну, ты козел! – сказал Костик, с ненавистью глядя на Шныря. – Тебе за это надо всю вывеску разбить!

На самом деле драться Костик не любил, потому что не умел. Шнырь этого не знал, поэтому на всякий случай отступил назад и попытался оправдаться:

– А я здесь причем? Это все Колька Халява.

– А этого придурка вообще придушить мало! – категорически заявил Костик.

Но душить уже было некого: придурок таинственным образом исчез.

– Кажется, придурки мы оба, – сказал Костик.

Когда они с Шнырем суматошно пробирались вниз по темной лестнице, тщетно пытаясь опередить друг друга, Костик успел поведать одну из своих бесчисленных историй:

– Главное, отдавать себе отчет в том, что бывают ситуации и похуже. Мой знакомый, Вася Куликов, в новогоднюю ночь поссорился с женой, хлопнул дверью и ушел из дома. Навсегда. В гадком настроении долго ловил на улице такси. Наконец поймал. Залезает в салон, страшно злой. Вдруг видит: водитель в трусах и ботинках «Что это с вами?». «Жена из дома выгнала». У Феди настроение сразу улучшилось. «Поверните, пожалуйста, обратно. Вон к тому дому»…

27

В это время Сева, сжимая потными от страха руками ржавое железо, полз вверх по пожарной лестнице, а следом за ним полз профессор Потапов. Добравшись до самого верха, Сева оглянулся и увидел, что профессор изрядно отстал.

– Аркадий Марксович, поторопитесь!

– Эта ситуация напоминает известный софизм о том, что Ахилл никогда не сможет догнать черепаху, – задыхаясь, сказал профессор.

– Поторопитесь, Ахилл! Черепаха вас ждет.

Сева подал профессору руку и втащил его на крышу.

– Высоко же мы забрались! – сказал Аркадий Марксович и присел на жестяной вентиляционный гриб.

Перед ними до самого дальнего предела, за которым начинается небо, рассыпался бисер огней никогда не утихающего города.

– Красиво! – сказал профессор. – Помните, у Филострата: «Это, о мальчик, зовется перспективою». Вот так же, наверное, когда-то сиял и красовался над Евфратом Вавилон… Эх! – воскликнул он тут же с неизбывной горечью. – Как же мы не уберегли нашего дорогого Филиппа Марленовича! А ведь в ближайший четверг мы собирались праздновать юбилей нашего института у него в гараже!.. – Аркадий Марксович схватил Севу за руку и срывающимся голосом сообщил, как что-то очень важное: – Мы с Филиппом мечтали из «Красной Пресни» сделать «Красную Песню», а из «нотариальной конторы» – «наркоту»!..

– Вы больной, я вам об этом уже сообщал! – сказал Сева, испуганно отстранившись.

– Интересно, продолжал Потапов, не слушая его, – какую букву оторвал Марлен, когда упал? Представляете, если это, к примеру, буква А в слове «Салон»? Какая прекрасная смерть!.. Он всегда мечтал снять с вывести Novotel букву V. Представляете, получилось бы: «Ноу отель», то есть: «Не-отель»!

– Профессор, у вас комплекс! – предупредил Сева.

– М-да? – отозвался профессор. – Раньше это называлось мечтой. Правда, говоря откровенно, – продолжал он, – хоть Филипп и был ученым с большой буквы У, но вместо Акутагава Рюноске мог запросто брякнуть:

Акукагава – и из экзотического японского писателя получался, понимаете ли, какой-то шут гороховый… М-да, кругозором Филипп не всегда блистал… Но все же, какие ужасные люди отняли его у нас! И это – в стране, которая первой полетела в космос! Какая быстрая деградация! Я просто раздавлен… Впрочем, это пустяк по сравнению с гибелью Атлантиды. Гомер сказал бы: совершилася Зевсова воля.

– Послушайте, – сказал Сева, которому начали надоедать излияния профессора. – Может все-таки продолжим поиски Кати? Или вы забыли, по какой причине мы здесь оказались?

– Правильно! – воскликнул профессор. – Извините меня, Всеволод, за эту минуту непростительной слабости.

Он вскочил на ноги и зашагал по крыше, словно лунатик.

– Где же эта вывеска, которая указывала нам путь?

Увы! Нужной вывески не было видно. Слева сияло:

«Моментально переведем ваши деньги!», справа:

«Ингосстрах платит всегда!»

– Только у нас может быть нечто подобное, – заметил профессор, указывая на вторую надпись. – После этого можно не удивляться, если увидишь где-нибудь рекламу вроде: «В нашем ресторане моют тарелки!».

Они дошли до края крыши и остановились.

– Куда делся былой московский простор? – патетически воскликнул профессор, обозревая безбрежную картину крыш и стен. – М-да, простор имперских площадей закончился вместе с империей! Наши внуки будут думать, что газон – это такой зеленый пластмассовый коврик возле ресторана, о который вытирают ноги. А слово «сквер» войдет в исторические словари. Не город, а сплошная недвижимость. Зачем, скажите, нужны все эти шикарные небоскребы? Мне больше по нраву зеленые уютные площади.

– Вы что, газет не читаете? – спросил Сева. – Городские начальники говорят, что Москва должна стать городом богатых.

– Позвольте, а как же я? Я здесь всю жизнь живу. Это же мой город!

– Значит, проморгали вы свой город.

– По-вашему, скажем, и Петровско-Разумовский парк снесут? – спросил профессор, хватаясь за сердце.

– Конечно, – сказал Сева, пожав плечами. – А вы думали: Москва станет Парижем или Берлином? Откуда такая самонадеянность? А почему не Каракасом? Потом Каракас снесут – и, может быть, построят Нью-Йорк, а вашей Москвы уже больше нет. успокойтесь.

– Каракас, Каракас!.. – горько прошептал профессор.

– Ладно, Аркадий Марксович, я пошутил, – на всякий случай сказал Сева.

Профессор вдруг схватил Севу за руку.

– Что с вами? Вам плохо? – всполошился Сева.

– Нет-нет, но мне показалось… вон там… Нет, не может быть!

– Да в чем дело, объясните!

– Только вы не смейтесь, Всеволод. Там кто-то был. Вроде как человек, но у него был хвост!

– Профессор!

– Да-да! Я же говорил, что вы не поверите!

– Почему же, Аркадий Марксович! – насмешливо сказал Сева, желая его подразнить. – Разве вы не знакомы с теорией Дарвина? В школе не учились? А еще профессор! Видимо, какие-то существа нашли более экономный способ передвижения в условиях мегаполиса двадцать первого века и отрастили себе нужные конечности.

– Я знаком с теорией господина Дарвина, но жизнь показывает, что любая эволюция имеет свои границы. Почему-то не все рыбы смогли вылезти на сушу и почему-то нельзя вырастить пшеничные зерна величиной с грецкий орех. Все теории объясняют наш мир лишь частично. И даже (профессор придвинулся к Севе и возбужденно задышал) даже теория существования бога, как ни смешно… или как ни страшно, не в состоянии все объяснить!..

В этот момент Сева и сам увидел из-за плеча профессора, как из-за торчащего на крыше непонятного строения что-то промелькнуло. Что-то похожее на человека, но не совсем человеческое и нечеловечески проворное. Севу даже потянуло перекреститься на купол храма, который поблескивал в свете реклам, возвышаясь над крышами как спасательный буй.

– Что? – всполошился профессор. – И вы тоже увидели?

– М… мне кажется, мы с вами не на московской крыше, а в какой-то компьютерной игре типа «Чувак с волшебным кувшином», где все время приходится держать ухо востро. Давайте скорее двигать отсюда!

– Давайте, – согласился профессор.

Они засеменили вдоль края крыши, высматривая… сами не понимая, что высматривая – какой-нибудь волшебный путь к спасению. Сева благоразумно держался подальше от бездны. Профессор Потапов, более искушенный в путешествиях по подобным местам, пренебрег осторожностью. Сева услышал птичий крик и увидел, как профессор замахал руками, собираясь свалиться с крыши. Сева ухватился за неразумного ученого. Тот продолжал размахивать руками, а потом согнулся и стал медленно падать. Удержать было невозможно, отпустить было нельзя. Сева обернулся, ища помощи. И тут увидел: почти распластавшись над крышей, к ним стремительно приближалось то самое нечеловечески проворное существо. Сева пронзительно закричал, чувствуя, как проваливается куда-то, откуда нет возврата. Сердце его перевернулось и встало поперек дыхания. Через секунду он увидел, как навстречу ему несется балкон. Последнее, что он успел сделать, это зажмуриться и подумать:

«Вот, оказывается, как погибают!»

27а

Сева не понял, что произошло. Вместо страшного удара о балкон он почувствовал, как неведомая сила несколько раз перевернула его, после чего чьи-то пальцы схватили за одежду, встряхнули, а затем он упал на что-то жесткое, почти потеряв сознание от страха. Через некоторое время он осмелился приоткрыть глаза, ожидая увидеть острые осколки собственных костей, торчащие сквозь одежду. Но не увидел ничего страшнее, чем смятый пиджак и задравшиеся брюки.

Осмелев, Сева пошевелил конечностями, и они пошевелились настолько, насколько это позволили замерзшие от страха мышцы.

«Кажется, пронесло!»-подумал Сева, пропитываясь счастьем, и тут же спохватился: «А где же профессор?!»

Он стал вертеть головой, приподнялся – и увидел тело, показывающее ему подметки своих ботинок.

– Аркадий Марксович! Это вы?

Тело зашевелилось, после чего над подметками показалась знакомая голова (как ни удивительно, с очками на носу) и прошептала:

– Это вы, Всеволод?

– Вроде бы я, – сказал Сева, к которому вернулось чувство юмора. – И вроде бы весь. У вас где-нибудь болит? Кости целы?

– Вроде целы, – сказал профессор, шевелясь и пытаясь встать на карачки. – А что с нами произошло?

– Вы хотели упасть, а я пытался вас спасти.

– Значит, я вам обязан жизнью? Спасибо!

– Да нет, не все так просто. Я тоже упал вместе с вами.

– Откуда?

– Очевидно, оттуда, – Сева показал на уходящую ввысь стену, покрытую прыщами кондиционеров.

– Как же мы, в таком случае, не разбились? – спросил профессор. – Смотрите: у меня даже очки целы! Может, мы за что-то зацепились по дороге?

– Не знаю, – сказал Сева. – Ничего не знаю и не понимаю. У меня почему-то такое впечатление, что, когда я летел на балкон, кто-то подхватил меня и аккуратненько опустил.

Про удивительное существо бежавшее по направлению к ним по крыше, Сева решил не рассказывать.

«Вдруг все это просто померещилось!»

Они поднялись на ноги и вцепились в перила, ослабев от пережитого. Влево и вправо тянулся длинный балкон, сзади чернели огромные окна, а впереди простиралась все та же Москва.

– Ну, разве не прекрасен все-таки этот город? – сказал Сева.

– Есть немало прекрасных городов, – возразил профессор. – Например, Флоренция. «Флоренция, ты ирис нежный…» И что же нам теперь делать?

Откуда-то снизу донеслись музыка и смех.

– Вот куда надо было падать, – сказал Сева. – На другой балкон. Там люди и весело, а здесь никого нет.

– Где ваш мобильник? Вызывайте МЧС! – потребовал профессор.

– Чтобы нас за грабителей приняли? Пока будем объяснять, как мы сюда попали, – кто будет Кате помогать? Сначала попробуем сами выбраться.

– У нас все равно ничего нет, чтобы отсюда выбраться: ни лестницы, ни веревок, ни Филиппа Марленовича.

Они немного погрустили о Филиппе Марленовиче. Потом Сева вместо МЧС набрал Катин номер. Но как мы догадываемся, безуспешно.

– Ну, что? – нетерпеливо спросил профессор.

– Вы в компьютерные игры играли? Видели, как на экране загорается: «Успешно выполнено 0 задач из 1»?

Они сели на балконный пол и некоторое время молчали, глядя на звезды.

– Между прочим, сказал профессор, свет от некоторых из этих светил летит до нас двенадцать миллиардов световых лет.

– Какие же мы маленькие с вами на этом балконе! – вздохнул Сева.

– Может, поспим? – предложил Потапов. – Вот если бы еще внизу музыку пустили другую, получше! Слаще всего спать под оперу. Классическую, разумеется. Под современную толком не заснешь, только измаешься.

Сева промолчал. Он любил, когда Катя засыпала рядом, и ее голова тяжело давила на его плечо.

– Скажите что-нибудь из «Лирики ушедшего бурундука», профессор, – попросил он. – Как тогда, когда мы искали либерею царя Ивана Грозного.

– Извольте, – отозвался Потапов.

 
В нашей сумрачной Вселенной,
Бесконечной и нетленной,
Всё крутилось чередом:
С воем падали кометы,
Нарождалися планеты;
Здесь Эдем был, там – Содом.
 

– Хорошо! – сказал Сева, который не понял последнюю строку, но догадался, что речь в ней шла о каких-то двух очень разных вещах. – Но долго мы здесь не высидим. У меня по ногам будто холодные змеи ползают. А у вас?

– Еще пока не ползают, – сказал профессор. – Но в нашем климате запросто может и дождик вдруг пойти.

– Да уж, куда только смотрели наши предки, когда поселились в этих местах!

– Наверное, они сделали это в июле, – предположил профессор.

– Наверное, – согласился Сева. – Но если вот так сидеть – замерзнем и придется бездарно сдаться МЧС.

– Тоща давайте двигаться, – предложил профессор. – Прыгать, в ладоши хлопать… Можно даже попеть.

– Двигаться надо со смыслом, – сказал Сева. – Почему, например, мы должны ютиться, как бедные родственники, под этими прекрасными окнами? Давайте попросимся в гости! Может быть нам все-таки поверят, что мы не грабители?

Он постучал костяшками пальцев в темное стекло. Звук получился вялый.

– Тройной стеклопакет, – догадался Сева. – Прекрасная звукоизоляция, и это вовсе не рекламное преувеличение, увы!

– Смотрите! – воскликнул профессор, указывая на другое окно. – Там открыто на фрамугу!

Сева и Потапов тут же оказались у приоткрытой рамы и, толкаясь головами, попытались заглянуть внутрь.

– Надо же! – прошептал профессор. – Кажется, настоящие деревья! Разве может быть такое?

– Почему бы нет? Просто богатый офис, а при нем зимний сад. А может даже квартира.

– Квартира? – изумился проф. – Какая же огромная должна быть квартира!

– Да что у вас, ученых-моченых, с логикой! – возмутился Сева. – Сами живете в конуре, значит – ни у кого приличной квартиры не может быть? Вы что, фильмы не смотрите?

– Нет, – признался профессор.

– Журналы не читаете?

– Я как-то все больше Чехова…

– Темнота! – поразился Сева. – И больших квартир в жизни совсем не видели?

– Большие видел пару раз. У академика Гоплинского, например. Но таких не видел.

– Ну, так давайте посмотрим, – предложил Сева.

– Вы предлагаете, чтобы мы туда залезли? – удивился профессор. – Как же мы это сделаем?

– А вы ждете какого-нибудь супермена в лиловом трико?

– Вы что! Терпеть не могу суперменов!

– Значит, придется нам самим стать суперменами, – твердо сказал Сева. – Мне как раз в голову вошла ГМ!

– Что значит: ГМ?

– Это значит: гениальная мысль! Видите: здесь открыто на фрамугу. Если дотянуться до ручки, повертеть ее туда-сюда и поставить в неправильное положение, то рама с пазов может сойти.

– То есть? – не понял профессор.

– То есть выскочит к едрене фене, – весело сказал Сева. – У вас рука сухая и довольно длинная, попробуйте.

Профессор зачем-то воровато огляделся и стал карабкаться на отлив. Сева подпирал его сзади, не давая упасть. Профессорская рука словно змея вползла в щель. Это у них там, в голливудских фильмах, по ту сторону экрана, двери на удивление легко открываются, а в окна, то и дело оказывающиеся незапертыми, без труда влезают все, кому надо и не надо. У нас, увы, не так.

– Достал! – наконец прохрипел профессор.

– Подождите! – сказал Сева. – К раме надо сначала что-нибудь прикрепить. Чтоб не грохнулась.

– Что, например? – просипел прижатый к стеклу профессор.

Не отпуская его, Сева расстегнул одной рукой свой ремень, вытащил его из брюк и подал Потапову.

– Пряжку наденьте на ручку, а конец ремня дайте мне.

– Готово… – провыл профессор все тем же потусторонним голосом.

– Теперь вертите ручку!

– Как? Куда?

– Куда хотите. Во все стороны. Смелее!

Послышалось возмущенное кряхтение металла, и щель сделала попытку расшириться, а профессор просел вперед.

– Вот так! Не рассчитано на варварское обращение! – удовлетворенно сказал Сева, но тут же спохватившись, велел профессору:

– Придерживайте раму!

– Я ее д-держу! – отозвался профессор. – Но она хочет упасть внутрь!

– Сейчас мы ее приструним! – Сева потянул за ремень. Тот с готовностью выскочил наружу, обидно стукнув пряжкой по Севиному темени.

– Черт! Ремень соскочил!

– Что же теперь делать? – испуганно спросил профессор.

– Держите крепче раму! Если она упадет, стекло может разбиться, и вы порежетесь.

– Но она тянет меня внутрь! – пожаловался профессор.

– Туда-то нам и надо! – прокряхтел Сева, обнимая профессорские ноги и отрывая их от отлива.

– А-а!.. – завел было профессор. Верхняя часть его тела исчезла в окне, а ноги взлетели следом. Они опасно затрепыхались перед Севой, но тот ловким движением подпихнул их вперед.

Профессор полностью исчез, а оттуда, куда он улетел, раздался довольно громкий грохот.

– Аркадий Марксович, как вы там? – с тревогой спросил Сева. – Не ушиблись?

– Нет, что вы! – отозвался Потапов из темноты. – Очень удачно получилось! Даже очки не потерял. Здесь кресло, я упал в него, а рама улетела дальше.

– Господа хозяева! – крикнул Сева в пустоту чужого жилища. – У вас рама упала!

Не услышав ничего в ответ, он пролез внутрь и увидел профессора, который лежал поперек огромного кресла в просторном помещении, по стенам которого блуждали отблески уличных реклам.

– Подождите, Аркадий Марксович, сейчас я найду выключатель, – сказал Сева.

Но как только он сделал несколько осторожных шагов во мраке, под ногой у него щелкнуло – и тут же интерьер озарился мягким приветливым светом напольной лампы, похожей на огромный самовар под абажуром.

Оглядевшись, Сева присвистнул.

– Смотрите, профессор, какая красота!

Перед ними обломком космоса загадочно поблескивал огромный аквариум. Были здесь и несколько деревьев в кадках. А когда Сева увидел на стене барометр, украшенный настоящими оленьими рогами и дуэльными пистолетами, стало окончательно понятно, что они с профессором попали в очень богатое и уважаемое место.

– Навуходоносор украсил Вавилон постройками, – произнес профессор, продолжая возлежать в кресле. – Великолепный сад венчал крышу царского дворца. Это были знаменитые висячие сады Семирамиды. Там великий царь мог проводить часы досуга и обозревать величие своей столицы.

– Любит ваш брат, ученый-моченый, витиевато высказываться, – заметил Сева.

– Да что вы заладили: «ученый-моченый»! – обиделся Потапов. – Придумали бы что-нибудь поновее!

– Пожалуйста, – сказал Сева. – Ученый-копченый.

Он подошел к стеклянному концлагерю для рыб, зачерпнул из него воды и умыл лицо.

– Давайте спать. Кроме нас, здесь, судя по всему, никого нет. Выбираться из этих хором посреди ночи неразумно. Входная дверь может находиться на сигнализации, а в подъезде наверняка дежурит охрана. Поэтому нас запросто примут за грабителей. Лучше подождем до утра и объясним все хозяевам. Люди мы интеллигентные по определению, и они, думаю, тоже, так что мы с ними договоримся и спокойненько выйдем на законных основаниях.

– Хорошо, – сказал профессор. – А можно я лягу на вон том шикарном диване?

– Можно, – согласился Сева. – А я, с вашего разрешения, размещусь на этом ворсистом ковре.

Профессор разрешил.

Сняв пиджак, Сева завернулся в ковер.

«Катя, где ты?»-с тоской успел он подумать напоследок.