Текст книги "JaaDoo"

Я протянул вымогателю пятисотку. Водила небрежно бросил купюру в бардачок, достал телефон и протянул мне. По памяти (у меня, кстати, отменная память на цифры) набрал номер Родмана. Долго ждал, когда же пойдёт вызов. Но телефон, пиликнув один раз, сбросил номер, а автоответчик произнёс женским голосом: «Неправильно набран номер».

Я тупо смотрел на сотовый и не сразу заметил, что мы стоим возле отдела.

– Приехали, – пробурчал таксист.

Вернув телефон и забыв забрать обратно пятьсот рублей, я поблагодарил бомбилу (артиста?) и вышел из машины. Остановился, проводив взглядом «Вольво».

«Никто не тормозил, а этот не только подвёз, но и расчёт согласился получить потом. Следил ночью за моими передвижениями. Точно засланный».

На крыльце курили два милиционера в форме. Один что-то рассказывал другому, постоянно жестикулируя. Тот смеялся. Я спросил у них, как попасть в восемнадцатый кабинет, который был написан на бумажке. Сильно сожалея, что я перебил на самом, видимо, интересном месте, рассказчик махнул рукой на входную дверь:

– Всё к дежурному.

Когда дежурный за стеклянной перегородкой, наконец, понял, по какому я вопросу, он вылез из-за стола и вышел ко мне из своего дежурного помещения. Засуетился и, взяв меня за локоть, потащил вверх по лестнице, приговаривая:

– Пойдёмте, пойдёмте. Вам надо к Селиванову. Там Вас примут.

Заглянув в восемнадцатый кабинет, дежурный спросил кого-то внутри:

– Селиванов тут?

– Ну? – раздалось в ответ от невидимого Селиванова.

– Тут этот, Ермаков пришёл.

– Кто?

– Да Ермаков. Из управления по нему звонили.

«Из управления кто-то звонил по моему поводу. Что за дела?»

– Пусть заходит.

Дежурный распахнул дверь кабинета и слегка подтолкнул меня. Внутри я сначала никого не увидел. Оказалось, хозяин кабинета сидел на корточках и что-то искал в железном сейфе, стоящем на полу, и большой письменный стол полностью скрывал его.

– Проходите, садитесь, – услышал я из-под стола и уселся на обшарпанный деревянный стул.

Наконец, Селиванов распрямился, и я смог его разглядеть. Небольшого роста, рыжий, лицо в прыщах. Совсем юнец. Он сел за стол, порылся в ящике, достал оттуда ключи от моей квартиры и чёрную кожаную папку. Довольно потрёпанную. Вытащил из неё паспорт и заглянул в документ. Поднял глаза и, довольно хмыкнув, произнёс, морща нос:

– Итак, вижу, что вы – это Вы, но давайте-ка установим Вашу личность, так сказать. Паспорт Ваш мы забрали из вашей квартиры на всякий случай, так сказать, когда осматривали её. Кроме того, у меня Ваше водительское удостоверение и загранпаспорт. Мы уж было подумали, что с Вами случилось чего. В квартире-то вроде всё на месте. Или деньги были?

– Нет, денег особо не было.

– Вот-вот, и деньги Ваши – три тысячи рублей, банковские карты у меня. Сейчас буду всё выдавать Вам, но сначала установим личность. Точно ничего не украли? У нас с этим прям беда по району.

– Пока не знаю. Я ещё не был дома. Ключи тоже забыл, а вы дверь закрыли, – я показал головой на свои ключи.

– Что же Вы такой рассеянный?

– Бессонница, вот и вышел…

– Ну, хорошо. Итак!

Видимо, «итак» и «так сказать» были любимыми словами-паразитами Селиванова. Глядя в паспортные данные, он стал задавать вопросы: фамилия, имя, отчество, дата рождения, прописка? Затем принялся объяснять.

– Ваша соседка вызвала наряд. Причём сказала, что вас убили.

Я закатил глаза.

Селиванов тем временем продолжил:

– Когда наряд прибыл с участковым, она сказала, что обнаружила открытую дверь. Позвала – никто не ответил. Ну, в общем, взяли понятых, всё осмотрели. В соседних подъездах две квартиры на днях обчистили, вынесли всё подчистую, думали, и вашу. По району беда прямо, профессионалы работают, потому и отреагировали так оперативно. Отпечатки сняли на всякий случай, так сказать. Беда по району, – ещё раз повторил Селиванов, – начальство рвёт и мечет. Но у вас, на первый взгляд, всё, вроде бы, в порядке. Надо будет проехать к вам на квартиру, чтобы Вы на месте, так сказать, всё осмотрели.

– Я сам забыл закрыть дверь.

– Не сомневаюсь, это, так сказать, формальность. Но есть ещё кое-что, – Селиванов загадочно посмотрел на меня.

– Что? – недоумённо спросил я.

– Я уже сказал, на всякий случай оперативно-следственная группа сняла отпечатки пальцев, и к Вам есть ряд вопросов.

– Ну так задавайте.

– Не у меня, – покачал головой мент.

– А у кого?

Селиванов показал бровями вверх:

– У Главка.

– У кого?

– У Главного управления уголовного розыска.

– А чем я их так заинтересовал?

Неприятно засосало под ложечкой. «Может, докопались до каких-то делишек Андрея в автосалонах? Или кто-то из обманутых клиентов решил написать заявление о мошенничестве? – я начал сразу выстраивать различные версии. – Это сейчас было бы совсем некстати».

– Мы проедем к вам, я позвоню только, – Селиванов опять показал вверх бровями и спросил:

– Кофе хотите?

– Хочу.

Селиванов включил чайник, достал жестяную банку, вытряхнул оттуда несколько кусочков сахара в сахарницу, затем вытащил из стола упаковку кофе, зачерпнул ложкой и кинул в чашку. Когда вскипела вода, залил всё кипятком и поставил передо мной.

– Сахар по вкусу. Ну, Вы пока тут пейте, а я позвоню пойду.

Селиванов вышел из кабинета. Кофе был дерьмовый, кружка грязная. Я сделал глоток и отставил её в сторонку. Минуты через три дверь кабинета открылась, и вместе с Селивановым зашёл сотрудник в форме. Худощавый, высокий и с густыми усами с проседью.

– Это ваш участковый, – махнул рукой на усатого Селиванов. – Сан Саныч Волков.

– Можно просто Саныч, – протянул руку участковый.

– Очень приятно, Ермаков Максим Александрович, – представился я, – можно Максим.

Участковый кивнул.

– Ну, допили кофе? – суетился Селиванов.

Я поблагодарил, приложив руку к груди.

– Ну и славненько. Итак! – хлопнул в ладоши Селиванов. – Тогда побежали, из Главка уже едут.

Добрались на стареньком «Форде» Селиванова. Он отдал мне ключи, и мы вошли. В глазок соседней двери за нами явно кто-то наблюдал, затем два раза тявкнула собака.

Полы внутри затоптаны, некоторые вещи не там, где они лежали раньше, но в целом всё было на месте на первый взгляд. Повсюду виднелись белые пятна, видимо, снимали отпечатки. Телефон отсутствовал. Я не мог его найти нигде.

– Что, всё на месте? – вопросительно развёл руками участковый.

– Телефона нет, не могу найти, а так, вроде бы, всё на месте. Может, он у меня из кармана вывалился, когда я… гулял.

– Неа! Ваш телефон у сотрудников уголовного розыска. Сначала мы его изъяли, ну, чтобы узнать, с кем Вы связывались, и вообще, если бы вдруг с Вами что-то случилось. А когда пришла информация по отпечаткам, там такое началось! Короче, приехали из уголовного розыска за телефоном. Начальство там и всё такое. И Ваш телефон у нас того, изъяли, так сказать, – вмешался Селиванов.

– Что не так с этими отпечатками? – спросил я, повысив голос.

– Это требует объяснений, но, боюсь, мы Вам их дать не сможем. Да Вы не нервничайте, разберутся, – нахмурил брови Селиванов, – наше дело маленькое. – Участковый развёл руками и помолчал.

Пока ждали этих загадочных людей из уголовного розыска, участковый расспрашивал, чем я занимаюсь, кто у меня бывает в гостях, не употребляю ли я травку и прочую дребедень. Наверное, он это делал больше от скуки. Селиванов сидел молча и вдруг спросил неожиданно и громко:

– Ваша жена, Максим Александрович, она ведь пропала без вести?

Я весь вытянулся в сторону рыжего Селиванова и ответил вопросом на вопрос:

– Вам что-то известно?

– Нет, просто спросил. Сведения о Вас собирал и выяснил. Откуда мне что-то может быть известно? – сделал мент удивлённое лицо.

– Вообще-то, она погибла в авиакатастрофе, но самолёт так и не нашли.

– Это где же? – поинтересовался участковый.

– В Таиланде, – ответил за меня Селиванов.

Участковый сделал брезгливую мину и фыркнул:

– А, сборище трансвеститов.

– Почему сразу трансвеститов? В Таиланде много чего интересного есть, и отдых замечательный, – вступился я за тропический рай. – Вы бывали?

– Нет, и не поеду. Все они там… – Саныч махнул неопределённо рукой и неожиданно продолжил, – Проституция и наркотики – главный источник поступления иностранной валюты в Таиланд. Раньше на первом месте был экспорт риса, но с развитием туризма они поменялись местами. Так что… – предостерёг Саныч, снова сделав неопределённый жест.

– Откуда сведения? – усмехнулся Селиванов.

– Так, изучаю, – сказал участковый и выдал очередной перл, – много бы я отдал, чтобы моя жена-стерва исчезла в своё время навсегда. Прямо перед ЗАГСом испарилась бы, а теперь поздно, теперь трое детей.

– Зачем же ты женился, Саныч? – захохотал Селиванов.

– Трахаться разрешила при свете, она раньше-то о-го-го была, – развёл руки в стороны Саныч, и было не очень понятно, что он имел в виду: её талию или зад.

Селиванов заржал:

– Ну ты даёшь, Саныч.

Я слушал их, и очень хотелось, чтобы, наконец, приехали уже эти из главка. И тут неожиданно проснулся внутренний голос: «А может, Селиванов с участковым никакие не менты, а тоже ряженые? Актёры спектакля».

Внимательно всмотрелся в их лица.

«Нет, не может же таинственный кто-то подкупить или купить всё и всех вокруг. Там же целое отделение милиции. Это невозможно. Хотя! Соседка – записка с адресом – таксист – отделение милиции – вопрос Селиванова про Ирину. Чёрт его знает! В наше время такое, наверняка, возможно. Менты за взятку и не такую комедию разыграют. Лучше любого мхатовца исполнят. Ещё уголовный розыск. Какие-то отпечатки? Ладно, посмотрим».

Минут через пятнадцать-двадцать, когда я уже перебрал в голове массу всевозможных версий, наконец, в дверь позвонили, и Селиванов пошёл открывать. Участковый сделал серьёзное лицо и молча рассматривал стены. Ни с того ни с сего произнёс, растягивая слова:

– Хорошая у вас квартира. Ремонт дорогой.

Я кивнул головой:

– Спасибо.

В прихожей раздались голоса, и Селиванов крикнул:

– Саныч, возьми у него расписку, что претензий не имеет, и пойдём. Люди с ним пообщаться хотят тет-а-тет.

Участковый достал из папки ручку, но она не писала. Я попробовал реанимировать её на формате, который протянул Саныч, но, видимо, ручка умерла окончательно. Я достал из специальной подставки золотую (подарок Ирины), инкрустированную бриллиантами. Хотел уже поставить подпись на документе, как Саныч неожиданно спросил:

– Шваровски? – и кивнул на ручку.

– Что? – не понял я.

– Я спрашиваю, на ручке стразы Шваровски?

Но я уже и сам догадался. Участковый напомнил мне одну Ирину знакомую, хозяйку очень престижного салона красоты. Её звали Вероника. Так вот, вместо Сваровски она тоже говорила Шваровски. Сначала думали, что это из-за поставленных брекетов она не может правильно произнести фамилию, но через год брекеты сняли, Шваровски остались. А однажды эта самая Вероника «блеснула» в глянцевых журналах. На благотворительный вечер, посвящённый спасению морских котиков, она приехала в дизайнерском полушубке из меха морского котика. К Веронике приклеилось навсегда прозвище «Шваровски». Но это я так, опять к слову.

– Это бриллианты, – ответил я участковому.

Сан Саныч присвистнул.

– Ладно, подписывай. Значит, точно не обворовали. Шваровски бы упёрли, а про брюлики и говорить нечего.

Я, не читая, подписал бумагу. Участковый убрал её в свою папочку, такую же, как у Селиванова.

– Ну, бывай, Максим Александрович.

Ещё раз бросив взгляд на ручку, Саныч вышел, а в комнате появились двое высоких, прилично одетых мужчин. Весь их вид говорил, что это не случайные визитёры. Чувствовалась в них какая-то уверенность, выдававшая людей из органов и занимающих не самую маленькую должность. Хороший парфюм. У одного были относительно дорогие часы, а второй, абсолютно лысый, держал на плече небольшую сумку. Оставшись стоять, лысый рассматривал обстановку, а хозяин относительно дорогих часов уселся на диван и бросил на меня внимательный взгляд.

– Здравствуйте, Максим Александрович, – наконец, произнёс он, – я старший оперуполномоченный управления уголовного розыска майор Звягинцев Олег Иванович, – и протянул в мою сторону открытое удостоверение.

Фото, вроде, было его.

– Это мой коллега, Кехлер Илья Станиславович, – продолжил опер и кивнул на лысого.

Второй тоже достал удостоверение и показал мне.

– У нас к Вам ряд вопросов.

– Слушаю, – промямлил я.

– Это Ваш телефон? – спросил Звягинцев. Лысый в это время достал из сумочки мой сотовый.

– Мой.

– Отлично. Вы уж извините, но мы проверили все Ваши контакты и соединения. Обстоятельства слишком серьёзные. Мы, если честно, думали, что Вас уже нет в живых.

– А в чём, собственно, дело? Почему я должен умереть? Объясните, наконец.

– Потерпите, сейчас всё узнаете.

– Так вот, – продолжил опер, – мы проверили всех абонентов, и в принципе ничего интересного, кроме вот этого номера. Мы не смогли установить, кто это.

Звягинцев покопался в телефоне и, повернув его экраном к моему лицу, спросил:

– Чей это номер?

Это был телефонный номер Родмана.

– Дэн Родман. Он бизнесмен, строитель, если не ошибаюсь. Он американец, но работает в России. Мы с ним в Таиланде познакомились. А в чём, собственно, дело?

– Дело в том, что его номер не отвечает и ни на кого не зарегистрирован. Пока это всё, – объяснил лысый.

– Это что, преступление? Может, он улетел из страны, а сим-карту в любом переходе купить можно. В чём проблема-то?

Как и Селиванов с участковым, эти двое начали раздражать меня. Я стал тяжело дышать, нервно щёлкая пальцами.

– Нет, конечно, это не преступление, – примирительно улыбнулся Звягинцев. – Скажите, этот Родман был когда-нибудь в вашей квартире?

Я удивлённо посмотрел на них и, наверное, первый раз искренне захохотал после пережитой трагедии и всех последовавших за ней событий:

– Был! Вы что, думаете, он вор? У меня, если что, ничего не украли!

Опера переглянулись.

– Вы бы не могли нам его описать, ну, как он выглядит? – спросил лысый.

– Конечно, могу.

Я описал внешность Родмана. Звягинцев, глядя в пол и сложив руки в замок, покивал головой, помолчал и ещё раз взглянул на лысого Кехлера.

– Ясно, – со вздохом произнёс тот.

– Вы можете, наконец, объяснить, что случилось? – почти умоляющим голосом попросил я.

Мне хотелось, чтобы они прекратили держать меня в неведении, всё разъяснили и поскорее ушли. Я устал, я не спал, не ел. Хотелось помыться в душе после ночного марафона.

Опер словно прочитал мои мысли:

– А куда Вы ходили сегодня ночью, да ещё и квартиру не заперли? – неожиданно задал вопрос Звягинцев.

– Бегал, просто гулял.

– Ночью?

– Не спалось что-то, хотел воздухом подышать.

Про Ирину я, конечно же, ничего не сказал. Ещё сочтут ненормальным.

Звягинцев тем временем протянул руку в сторону лысого Кехлера, и тот достал из сумки два фотоснимка.

– Сейчас я покажу Вам фотографии. Они не очень хорошего качества, но всё-таки постарайтесь хорошенько рассмотреть изображённых на них лиц и вспомнить, не встречали ли Вы где-нибудь этих людей. Или, возможно, они Вам знакомы?

С этими словами Звягинцев положил на журнальный столик один цветной снимок.

– Не торопитесь. Смотрите очень внимательно, – попросил оперативник.

С фотографии на меня взирал блондин. Типичный прибалт. Тонкие губы сложены в подобие лёгкой ухмылки. Средних лет. На снимке было только лицо и верх груди по плечи. Рубашка. Пуговицы расстёгнуты. Понять, какого он роста и телосложения, по снимку было невозможно, но этого человека я точно раньше никогда не видел.

Опера пристально наблюдали за моей реакцией. Отложив фото, я покачал головой:

– Впервые вижу.

Звягинцев распрямился на диване, а лысый уселся в свободное кресло.

– Вы уверены?

– Конечно, уверен, у меня хорошая память на лица, и ещё на цифры. А почему я должен его знать?

Опера опять переглянулись, и Кехлер произнёс:

– Дело в том, Максим Александрович, что отпечатки пальцев этого человека найдены в вашей квартире.

– Что? Как это? Он что, вор? И что он в таком случае украл у меня?

– Он далеко не вор. Он гораздо опаснее, но давайте обо всём по порядку. Посмотрите ещё раз на снимок и сравните его с лицом Родмана, учитывая сегодняшние возможности пластической хирургии. Подумайте, может ли это быть один и тот же человек? – и опер вновь пододвинул ко мне фотографию.

Дело принимало совсем уж интересный оборот. И стало мне от всего и грустно, и хорошо. Грустно потому, что я не понимал, что происходит, а хорошо потому, что Ирина жива.

Я ещё раз внимательно изучил фотографию блондина.

– Конечно, могу ошибаться, но, на мой взгляд, ничего общего, – вынес я свой вердикт.

– Понятно, – протянул лысый, – ну хорошо, вот ещё фото. Посмотрите очень внимательно, не знакома ли Вам эта женщина?

Взял снимок и поднёс его лицу. На фотографии женщина средних лет заходила в подъезд дома и в последний момент, перед тем как войти, взглянула в сторону снимавшего. Видимо, её фотографировали так, что она об этом не подозревала. Я положил снимок на столик, но что-то в этой фотографии меня насторожило. Что-то такое мелькнуло, но я никак не мог уловить, что именно.

– Ну и? – поднял брови Звягинцев.

– Мне не знакома эта женщина.

– Вы уверены?

– Уверен. Может, уже объясните мне, что происходит?

Опера посмотрели друг на друга, и Кехлер кивнул – мол, давай.

– Ладно, – сказал Звягинцев, – только слушайте, пожалуйста, тоже очень внимательно! Любые детали, даже если они покажутся Вам странными, любые мысли, пусть даже самые фантастические и нелепые, которые придут в голову, тут же сообщайте нам. Договорились?

Я кивнул головой и пожал плечами.

– Человек, изображённый на фото, находится в международном розыске, а женщина его сопровождала. Её сфотографировали за день до его ареста, – Звягинцев постучал указательным пальцем по снимку блондина.

– Постойте, я не совсем уловил, он в розыске или арестован?

– Его задержали, но он сбежал.

– Ах, сбежал! А женщина? – улыбнулся я, не веря ни одному слову больше.

«А вы бы на моём месте поверили, что кого-то арестовали, а потом он сбежал? Вот и я сначала не поверил».

– Я сказал что-то смешное? – спросил Звягинцев с чересчур серьёзным видом. – На Вашем месте я бы так не улыбался. Всё слишком серьёзно.

Я по достоинству оценил его актёрское мастерство, но так и не понял, что им от меня надо на самом деле. Какова их цель? Может, хотят арестовать за что-то Родмана?

Звягинцев тем временем продолжал:

– Женщину не задерживали. У неё взяли паспортные данные, чтобы затем вызвать и опросить, но они оказались фальшивыми, видимо, как и сам паспорт.

– Ясно.

– Так вот, у нас есть все основания полагать, что человек на фотографии является создателем и руководителем опаснейшей секты, которая берёт своё начало где-то в Индии. Там, по крайней мере, её корни. И блондин на фото из Индии. Это версия. Одна из версий.

– Он индус? – удивился я.

– То, что Вы видите на фотографии, возможно, результат нескольких пластических операций, волосы он, видимо, красит. Это тоже версия.

– А кожа? Как можно индусу сделать кожу такой белой?

– Возможно, что по национальности он не индус, просто живёт в Индии. Но, к сожалению, у индийских спецслужб ещё меньше данных о нём. Они лишь объяснили общую картину. Ну, там, секта, основатель и так далее, но данных о нём, его фотографий у них нет. Вообще не понятно, как этот человек оказался в Индии. У них нет его настоящего имени. В общем, полный… – Звягинцев помолчал и продолжил, – В Индии много людей слышали об этой секте, но ничего конкретного, кроме названия. И то, что они поклоняются там кому-то.

– Названия?

– Да. По линии Интерпола, а этот человек орудовал не только в нашей стране и в Индии, а во многих государствах, так вот, по линии Интерпола у нас есть информация, что эта самая секта называется… – Звягинцев взял листок бумажки и написал на нём «JaaDoo». – Джаадуу. В переводе с хинди это означает «волшебство».

– Волшебство?

– Именно, волшебство. Это не вполне секта. С некоторых пор мы называем это явлением. И если быть с Вами честным, Максим Александрович, то скажу по секрету: мы не до конца понимаем, с чем вообще столкнулись. А если ещё честнее, то вообще ничего не понимаем. Кто они такие? Кто конкретно этот блондин? Как его настоящее имя? Мы до сих пор ничего не знаем. Он появляется словно из ниоткуда и исчезает в никуда. Мы первые, кому удалось его задержать и снять отпечатки пальцев, но затем он бежал. Эти отпечатки нигде ранее не фигурировали. Какова его цель и зачем он это делает, мы тоже не понимаем.

– Делает что? – перебил я, всё сильнее раздражаясь и веселясь одновременно.

Звягинцев помолчал, потёр рукой подбородок и произнёс:

– В том-то и дело, что он ничего не делает в том смысле, в каком можно трактовать уголовный кодекс. Мы и задерживали-то его, если честно, по сильно натянутому обвинению…

– И он исчез? – меня забавляла та непосредственность, с которой они мне всё это впаривали.

– Исчез, – подтвердил опер.

– Как волшебник? Алле-ап! – я щёлкнул пальцами.

– Повторяю, я бы на Вашем месте так не веселился, – ещё раз предостерёг Звягинцев.

– Почему? Волшебство же вокруг сплошное! Может, хватит нести этот вздор, и вы, наконец, мне скажете, что вам от меня надо. Если вам интересен Родман, то я не знаю, где он находится и чем занимается.

– Я ещё раз повторяю, что я бы на Вашем месте так не веселился. Все, кто так или иначе сталкивается с человеком, чьи отпечатки пальцев найдены в вашей квартире, кто даже просто контактировал с ним какое-то время или просто общался, погибли!

– Погибли? – улыбка сошла с моего лица.

– Кончали жизнь самоубийством. Например, их находили повесившимися. Либо они попадали под машину. Либо пожар. Некоторые просто пропадают без вести. Их ищут, но пока безрезультатно, никого ещё не нашли ни разу. И всё это происходит не только в нашей стране. Им интересуются спецслужбы ряда государств, где он успел побывать. Причём он регулярно возвращается, вступает в контакт, и в итоге человек погибает. И интересуются не только им одним, а вообще всем этим… явлением, – и опер кивнул на листок с надписью. Затем принялся объяснять дальше, – Какие цели они преследуют, тоже не понятно. Мы выяснили, что имущество, деньги, недвижимость потерпевших остаются в целостности и сохранности. Погибают только люди. Массово погибают! В общем, мы до конца не знаем, с чем нам пришлось столкнуться, как они доводят людей до самоубийства, как вовлекают к себе в секту, и вообще, может быть, это не секта, а человек действует один. Хотя у женщины, сопровождавшей его перед арестом, оказался фальшивый паспорт. Скорее всего – сообщница. Может, гипноз или что-то в этом роде так действует на потерпевших…

«Ага, пустоту показывают, аж блевать потом хочется».

– Но нам ясно одно, – твёрдо произнёс Звягинцев.

– Что?

– Вам угрожает смертельная опасность. Этот человек был в вашей квартире, и для Вас будет лучше сотрудничать с нами.

– Не понимаю.

– Может, этот Родман Вам позвонит, мы поставим Ваш телефон на прослушку… – «Уже, наверное, поставили», – мелькнуло в голове у меня.

– А Вы с ним договоритесь о встрече. Если окажется, что отпечатки не его – мы извинимся, Вы будете ни при чём. Всё обставим так, что его задержание во время вашей встречи будет выглядеть как чистая случайность. Согласны?

– Зачем мне всё это?

– Послушайте, Вы сильно рискуете, если откажетесь нам помочь. Наш сотрудник, занимавшийся этим делом, погиб при весьма странных обстоятельствах. А это был один из наших лучших людей. Настоящий матёрый волк, но и он не смог выжить.

– И как же это произошло?

– Он застрелился! Прямо в отделе, когда разговаривал с человеком, который на фотоснимке, после задержания. Пока оперативно-следственная группа работала на месте происшествия, человек, изображённый на фото, просто исчез. Прямо из-под носа целой кучи оперов, следователей и экспертов. Как ему это удалось, до сих пор остаётся загадкой. Единственное разумное объяснение – он подверг людей массовому гипнозу. Но это очень слабая версия. Мы консультировались со специалистами, они говорят, что это практически невозможно. Люди выходили, заходили, сам он был в клетке. Короче, больше вопросов, чем ответов. Он просто растворился, мать его за ногу, – ругнулся Звягинцев, – и эти отпечатки пальцев – первая зацепка. Скажу откровенно, кроме них и фотографии, у нас ничего нет.

Опер замолчал.

Вот куда они ведут. Хотели с моей помощью взять Родмана. Весь вопрос в том, что если Родман возглавляет какую-то секту, то моя жена может быть у него. Возможно, самолёт захватили и посадили где-нибудь. А теперь используют кровь пассажиров в своих мерзких ритуалах. Теоретически всё возможно. И, возможно, они привезли Ирину в Москву, и она теперь выполняет их поручения. Но всё это тоже слабые версии. В дом Родмана я сам пришёл. Хотя, он мог и навести обо мне справки, пока я был в отключке. Ведь проснулся я один на пляже. Но человек на фото и Родман не могут быть одним лицом. Что же происходит? И самое главное, для чего всё это?

– Можно ещё раз взглянуть на фотографии?

– попросил я.

Опер протянул мне снимки. Я долго смотрел на мужчину, пытаясь найти в чертах его лица хоть что-то, пусть и отдалённо напоминающее Родмана. Но не видел никаких деталей, указывающих на то, что это Родман, скажем, до пластической операции. Черты лица были абсолютно не похожи, а определить рост, фигуру я не мог.

Опер опять уловил ход моих мыслей:

– Имейте в виду, что лицо может потолстеть, похудеть, всё что угодно.

– Какого роста этот блондин?

– Выше среднего.

«Как Родман».

Какая-то деталь, мелочь, на снимке будоражила воспоминания, но я никак не мог ухватиться. Что-то, что я не так давно видел. Я отложил снимок блондина и взял фотографию женщины. Конечно, было глупо даже предположить, что это Элизабет до пластической операции. Такого не мог сделать ни один хирург, кроме Господа Бога. Только он мог создать такую женщину, как Элизабет. Я уже собирался вернуть снимок Звягинцеву, как вдруг в последний момент меня словно током ударило.

– Стойте! – закричал я.

Опер даже вздрогнул от неожиданности.

– Подождите, дайте снимок обратно. Звягинцев вернул мне фотографию женщины. Я взглянул ещё раз, и по спине побежали мурашки, те самые, противные мурашки. К горлу подкатил комок, и я застыл, уставившись на снимок.

– Что? Что Вы увидели? – оба оперативника вскочили и стали тоже смотреть, заглядывая мне через плечо.

«Конечно! Как же я сразу не заметил».

Кехлер подёргал меня за руку:

– Что с Вами? Вам плохо? Вы побледнели, может, воды?

– Нет, не надо.

– Что Вы увидели? – в голос спросили опера.

– Глаза.

– Что глаза? – Звягинцев забрал фото, и они вдвоём разглядывали его.

– У неё разные глаза.

– В каком смысле разные? – поднёс фото ближе к лицу Звягинцев.

– В смысле цвет глаз. Они разного цвета.

Опера пристально всматривались в снимок.

– Действительно. А Вы весьма наблюдательны. Мы как-то и не замечали.

– Внимания бы никогда не обратил, снимок очень плохой, – хмыкнул Кехлер.

– А может, это игра света? Снимок-то фиговый, – предположил Звягинцев.

– Нет, у неё точно разные глаза – ответил Кехлер, – если, конечно, не линзы. Но, опять же, зачем ей носить разные линзы?

– Это очень важная деталь! Но что Вас так напугало, Максим Александрович? – Звягинцев впился в меня взглядом и прямо буравил.

– Да так, фобия. Боюсь людей с разным цветом глаз.

– Давно?

– Что давно?

– Боитесь давно?

– С детства.

– Суеверие?

– Да.

– Понятно. А можно подробнее, что за суеверие?

– Зачем вам?

– Ну я же объяснял в начале разговора, что любые детали, зацепки могут помочь расследованию. Поймите, Максим Александрович, не только Ваша жизнь в опасности. Мы можем многих спасти. Они сейчас живут, радуются, воспитывают детей. А потом встречаются вот с этим, – Звягинцев потряс фотографией блондина, – и всё, жизнь для них теряет всякий смысл, и они убивают себя. Подумайте об этом.

– Людей с разными глазами считают детьми дьявола, его посланниками на земле и всё такое. В детстве меня напугали… вот как-то… так.

– Уже что-то, – пробурчал Кехлер, – возможно, сатанинский культ, и главарь этого культа считает себя дьяволом и набирает себе в помощники людей с разным цветом глаз.

Звягинцев согласно кивнул:

– А их цель – человеческие души, а не имущество, – и, засмеявшись, продолжил, – тут надо не мента, а священника. Надо разослать всем информацию по разным глазам.

– И их легион, – задумчиво произнёс лысый. – Бред какой-то.

– Можно ещё раз взглянуть на фотографию блондина? – попросил я.

– Конечно, хоть сто раз, лишь бы толк был, – засуетился Звягинцев, подтолкнув мне снимок.

Я долго всматривался, и, наконец, до меня дошло: цепь! Золотая цепь с кулоном. Та самая, которую Родман использовал, чтобы ввести меня в транс. Что, чёрт возьми, всё это значит?

Мои мысли прервал голос опера. Звягинцев вопросительно смотрел на меня:

– Ну и? Что-нибудь ещё увидели или вспомнили? Любые детали.

Я отрицательно покачал головой.

– Нет, ничего. Я не знаю этого человека. Это точно не Родман.

Опер помолчал, а потом поинтересовался:

– Если мы не найдём этого Родмана и никаких данных о нём, сможете подъехать к нам, чтобы составить фоторобот?

– Если не найдёте – звоните.

Звягинцев удовлетворённо кивнул и продолжил:

– Если он позвонит, Вы должны будете договориться о встрече и сразу же сообщить нам.

Я согласно кивнул и не стал им больше ничего говорить, потому что чётко осознал для себя – если Родмана арестуют, я больше никогда не увижу свою жену.

– Может, ещё что-то вспомните о Родмане? – с надеждой спросил лысый Кехлер.

– Он никогда не говорил мне, где живёт или адрес своего офиса. Наше знакомство, скорее, шапочное.

– Уточните, где вы познакомились? – не отставал Кехлер.

– В Таиланде на вечеринке, – соврал я. – Он дал мне свой московский телефон, и мы иногда созванивались. Один раз он был у меня в гостях. Я больше ничего о нём не знаю.

Опера помолчали. Звягинцев собрал фотографии и отдал их лысому. Тот убрал в сумку.

– Что же, и на этом спасибо. Максим Александрович, если вдруг будет что-то новое – сразу звоните, – и Звягинцев написал на листочке, где было загадочное слово JaaDoo, два номера. Будьте осторожны. Это не шутки. Этот человек – маньяк.

Опера поднялись, пожали мне руку и ушли, оставив наедине с мыслями. Я положил листочек с телефонами в карман, точно зная, что никогда им не позвоню. Люди лишены сегодня подобных иллюзий, что милиция может кому-то помочь. Воров-то найти не могут.

Надо было как-то связаться с Родманом, иначе я мог потерять любой, даже малейший, шанс найти свою жену.

Страх за неё сковывал мои мысли. И всё-таки я пытался рассуждать трезво, однако давалось мне это всё труднее и труднее. Я надеялся, что из города мёртвых она вернулась в город живых. Но в свете дня всё это воспринималось ненормальным. Это же действительно ненормально! Как она могла это сделать? Тем не менее, в глубине души я надеялся, что мне не показалось, и это была не галлюцинация, а моя жена.