Текст книги "JaaDoo"

Эти сомнения стали как навязчивый психоз. То мне казалось, что Ирина безвозвратно погибла, то что стояла ночью под балконом. Я превращался в форменного истерика. Самолёт исчез, и все пассажиры вместе с ним. Значит, Ирина не могла выжить. И тут же я предлагал себе другую, более, как мне казалось (или я убеждал себя), реалистичную версию, что Ирина каким-то образом стала заложницей секты.

Промучившись двое суток без сна и без еды, я отправился к ближайшей станции метро и купил там (без паспорта, конечно же) новую сим-карту. Затем зашёл в салон связи и приобрёл трубку. Всё подключив, набрал номер Дэна. Я хотел, чтобы он перезвонил мне с другого номера, мне нужно было задать ему три вопроса, на которые я хотел немедленно услышать ответы. Хотя и понимал, что его уже тоже, скорее всего, слушают и ждут.

«1. Что всё это значит?

2. Что им надо? Квартиру? Деньги? Что?!

3. Самый главный вопрос: где моя жена?»

Ведь Родман обещал мне встречу с ней. «Но не в этом мире», – сказал он. Что это значит? Видимо, это был вопрос номер 4.

«Ира жива!» – это стало моей молитвой. Моим убеждением. Моей верой. И, может, когда-нибудь я вымолю её у неба.

Телефон Родмана был отключён. Вернее, как и в прошлый раз, вызов был сброшен. Но я пробовал снова и снова. И так изо дня в день, из ночи в ночь.

Я наговорил когда-то Ирине непростительных вещей, но сейчас был готов умереть вместо неё. Пусть Родман заберёт мою жизнь. Я бы с удовольствием её отдал, если Ирина оживёт. Надо же нести ответственность за свои ошибки в жизни, в конце концов. Я умолял, пусть Родман возьмёт трубку, пусть Ирина вернется. Пусть случится волшебство. Ведь сказали же опера, что это волшебство. Именно оно так нужно сейчас – чтобы добрый волшебник сотворил чудо и вернул мне мою женщину. Ему это раз плюнуть. Может, он не добрый, этот волшебник, ну и пусть! Лишь бы сотворил воскрешение. Разве я так много прошу? Да я душу готов отдать за это. Пусть только ответит телефон.

Никто не познал тайну смерти. Никто, кроме меня. Я видел пустоту. Я уже видел волшебство. Увижу его ещё раз. Обязательно. Волшебник избрал меня. И если Родман – дьявол, я договорюсь и с дьяволом. Отдам ему душу ради жены. Нет ничего страшного в этом. Это договор, и он касается жизни любимого человека. Я вообще всегда считал, что нет ничего страшного в том, чтобы идти где-то в каких-то ситуациях на компромисс. Главное, не идти на компромисс со своей совестью – вот что я понял! А я и не шёл, я как раз хотел вернуть свою совесть! Больше я не животное, живущее инстинктами.

«Ты уверен, что прав? Ведь дьявол обманщик, а не добрый волшебник?» – спросила совесть.

«Заткнись!» – ответил ей внутренний голос.

Москва неслась, спешила, стояла в пробках. Потоки машин, толпы людей. Время бежало вместе с этим потоком, а я лишь маленькая песчинка со своими проблемами, со своей бедой, страданиями и со своей молитвой. Никому до меня никакого дела. Никто не звонил и не писал СМС. Приходил разный спам, сообщения о курсе доллара и евро, погода, скидки (до 50 % даже бывали), но никто не спрашивал: как твои дела, дружище? Как ты, Макс? Никто не слышал. Поток вымирающих динозавров.

Я узнал, что такое жизнь, судьба, любовь, предательство, смерть, страдание. Сам, на себе всё испытал, не книжно, не умозрительно, а в действительности. В той реальности, в которой живу теперь. Но я верил.

Позвонил Звягинцев и попросил приехать в управление, чтобы составить фоторобот Родмана. Они никого не нашли и уже не сомневались, что блондин и Родман – одно лицо (одно лицо! Каменное).

Описание дал им не очень похожее. Нельзя же сдавать того, с кем ты хочешь договориться. Пока делали портрет, Звягинцев нагонял на меня страху и запугивал историей, как один немец вместе с супругой поехал по совету этого блондина в Индию в надежде, что жена забеременеет. Обоим за сорок, а детей не было. Но блондин-Родман им пообещал. Там они, якобы, нашли эту секту, совершили обряд, и жена вправду забеременела. Радости немца не было предела. Первое УЗИ показало, что у них двойня. Второе – что с детьми есть какая-то проблема, но долго не могли понять, в чём. В итоге пришлось делать кесарево сечение, что-то пошло не так, и жена умерла при родах, не смогла родить. Сиамских близнецов. На одном теле было две головы. Когда немец узнал, он сошёл с ума и застрелился. Вот такой ужас рассказал мне Звягинцев. И ещё раз попросил быть предельно осторожным. Но я считаю, что если не сумели забеременеть в течение долгих лет интенсивной половой жизни, то на пятом десятке чего уже догонять вчерашний день.

А я догонял. И верил. Я болел. И в этой моей болезни поражало именно то, что тело оставалось здоровым и сильным. Отказывался функционировать мозг. Я становился психопатом. Наверное! Сам-то я считал, что здоров. Не замечал, что схожу с ума в ожидании волшебника. И он, конечно же, позвонил.

– Здравствуй, Дэн!

– Что так официально? – усмехнулся Родман в своей привычной манере.

– Я знал, что ты позвонишь.

– Только не надо думать, что я позвонил, чтобы покаяться, – засмеялся он.

– Тебя разыскивает милиция.

– Давай не будем о пустяках. Ведь ты искал меня не для того, чтобы сообщить о розыске.

– Объясни же мне, наконец, зачем тебе всё это?

– Что всё?

– Зачем ты издеваешься надо мной?

– Издеваюсь?! Напомнить тебе ещё раз, как всё началось? Ты пришёл в мой дом, принёс с собой огромный шкаф со скелетами, открыл его – и вот вам! А я издеваюсь?

– Какие скелеты?

– Жену не хочу, хочу Элизабет, потом Элизабет не хочу, хочу жену. У тебя проблемы с женщинами, проблемы с алкоголем, ты пробовал наркоту, а я пытался лишь помочь тебе. Но ты знаешь, стоит тебе пожелать, одно твоё слово, и я всё остановлю. Но только учти – ты болен! А у меня есть сильнодействующее лекарство, и ты решишь сам, прибегнем мы к нему или нет. Оно имеет побочные эффекты. Так что, мне всё остановить или мы продолжим лечение? Выбор за тобой. – Опять он говорил загадками. – Ещё раз повторяю – одно твоё слово, и я всё остановлю.

– Нет. Просто я хочу знать, зачем тебе всё это?

– Ладно, признаюсь, иначе ведь ты не отстанешь. Вечно тебе всё надо усложнять и искать потом ответы, – противный, мерзкий, гадливый смешок, и Родман продолжил, – знаешь, в глубине души, часто даже тайком от самих себя, мы ведь испытываем наслаждение от падения другого. И чем выше место, с которого тот другой, наглый и самоуверенный, падает, тем приятнее. И эта ущербность наша оттого, что догадываемся: сами-то мы тоже не очень, хотя нет сил признаться вслух, – толкает нас к повышенному интересу к чужим изъянам. Ты был слишком заносчив, успешен, горд, чувствовал себя неуязвимым. Ну, посмотри теперь на себя. Куда всё делось? Мне было приятно наблюдать за твоим падением, я просто развлекался и получал удовольствие, потому что я и сам не очень, – и Родман залился смехом.

– Хорошо. Что дальше?

– Дальше? Ничего. Я позвонил попрощаться, Макс.

– Нет, ты не можешь так поступить со мной.

– Как, Макс?

– Верни мне её.

– Кого?

– Не притворяйся, что не понимаешь, о ком я говорю. Ведь ты обещал, что я встречусь с ней.

– Ты и встретился. Начни, Макс, новую жизнь. Живи, радуйся.

– Нет. Я знаю, Дэн, что это снова твоя игра. Прошу, остановись, скажи, чего ты хочешь – я всё сделаю.

– Ты о чём, Макс?

– Я видел её. Она жива.

Дэн засмеялся.

– Ты знаешь, среди людей есть масса тех, кто испытывает галлюцинации. Они живо реагируют на события, которых не происходило вовсе. Катализатором может послужить всё, что угодно – стресс, алкоголь, наркотики.

– Перестань, Дэн. Я видел её, и это была не галлюцинация.

Родман смеялся уже взахлёб.

– Ладно, расслабься. Это действительно была не галлюцинация.

– Где она?

– Ты что, издеваешься? Стоило мне отправить актрису в гриме, и ты поверил?

– Ты врёшь! Врёшь, ублюдок! Играешься, да? Аромат духов – откуда ты мог это знать? Голос! Что за актриса так подделала голос?

– Всё это твой мозг дорисовал уже сам. Я же тебе говорю – это стресс.

– Врёшь! Не может этого быть!

Родман помолчал, затем произнёс ледяным тоном:

– А знаешь, я всё-таки сыграю с тобой, если ты так желаешь этого. Но помни, Макс, тут ведь так тонко всё. Помни, что в этой игре каждый твой поступок, каждое движение и даже слово что-то значит. А самое главное – помни, что ты сам выбрал игру, а не жизнь! Я дам тебе лекарство.

– Я согласен. Что я должен делать?

– Не знаю, Макс.

– То есть как не знаешь? Но-но… но я…

– Если ты считаешь, что это игра, то вернись туда, откуда начал, и постарайся поступить так, как велит тебе твоя совесть или твой внутренний голос – выбор за тобой, – перебил Родман.

– Что это значит?

– Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на тех, рядом с кем ты всё равно одинок, но ещё сложнее найти того единственного человека, рядом с которым ты захочешь пройти этот путь. Человек – существо свободное. Но свобода так же прекрасна, как и страшна. Ты, Макс, свободен в своём выборе.

– Я хочу пройти этот путь со своей женой – вот моё условие!

– Я не принимаю условий, Макс.

– Прости, это просьба.

– Тогда иди к ней.

– Куда? Я встречусь с ней? Где, когда?

– Только не тут.

– А где, Родман? Где?

– Будь счастлив, Макс, и помни, я лишь предлагаю. Выбор только за тобой. Удачи!

– Стой! Стой! Подожди…

Но телефон отключился. Я даже не мог покачать головой и только крепко зажмурился, понимая, что он никогда больше не позвонит.

* * *

Вода в ванне совсем остыла. Постараюсь быть краток.

Решение было спонтанным. Это, конечно, полный сюрр.

Чего я искал? Не знаю. Просто верил, но моя вера в то, что Ира жива, слабела с каждым прожитым днём. Наверное, я обманулся в своих ожиданиях, и Родман просто сыграл в спектакль, где я был единственным зрителем. Зачем? Я тогда ещё не догадывался. Хотя следовало бы начать. Начать понимать.

Я решил лететь в Таиланд. Страшный дом, где я впервые встретил Родмана, возможно, станет ключом к разгадке. Просто ничего другого я придумать не мог, но мысли об Ирине не оставляли меня ни на минуту.

Сидел в своём кабинете, подписывал, не читая и не вникая, договоры на поставку чего-то там. Я был ко всему равнодушен. Равнодушно перебирал документы. Многое теперь делал равнодушно. А решение о Таиланде наполнило меня энергией жизни. Хоть какая-то цель.

Вызвал в офис такси, и, как был в белой рубашке и строгих брюках, сорвался с места и рванул в аэропорт, ничего не сказав офисному планктону. И только по дороге вспомнил, что загранпаспорт дома. Попросил таксиста вернуться в Москву. Тот удивлённо посмотрел и сказал, что сейчас в центре (ну, почти в центре) серьёзные пробки, и мы можем несколько часов пробиваться туда-обратно, проще на метро. Но у меня не было никакого желания спускаться в подземку, смотреть на людей, вдыхать их потный запах, толкаться, чтобы перейти на другую ветку. Я сторонился людей, они убивали мою веру и мешали молиться.

Я твердил: «Родман, я сделаю всё, только дай мне встретиться с женой. Я хочу попросить прощения у неё». Это была такая молитва. Кому?

Таксист, услыхав сумму, обещанную за поездку, сразу согласился и по дороге поглядывал в зеркало, наблюдая, как я беззвучно шевелил губами.

– Может быть, радио погромче сделать? – спросил водитель, оторвав меня от такого важного занятия, как молитва.

Я поднял голову и посмотрел на него, не понимая, чего ему надо.

– Что?

– Я спрашиваю, может, радио погромче сделать? А то Вы сами с собой разговариваете. У Вас всё в порядке?

– Как хотите, можете прибавить, – и я погрузился обратно в свой ритуал.

Таксист, пожав плечами, прибавил громкость. Звучала дурацкая песня про рюмку водки.

– Классно делает, а?! – кивнул он, полуобернувшись в мою сторону. И, ограничившись этим замечанием, замолчал, встретив мой взгляд.

Надо было собрать в сумку сменное бельё, взять одежду какую-то, туалетные принадлежности, наконец, но я ничего не взял. Схватил загранпаспорт, хлопнул себя по карманам, проверяя, на месте ли портмоне с банковскими картами и наличкой. В карман рубашки положил телефон.

До аэропорта ехали молча, вступать в беседу водитель больше не пытался.

Забежав в огромное здание терминала, я первым делом рванул к кассам. Ближайший рейс в Бангкок через восемь часов. Подал карту с документами и купил бизнес-класс. Затем заглянул в обменник и поменял рубли на доллары. Всё делал механически, бегая по зданию аэропорта и разговаривая сам с собой. Видимо, этим и привлёк к себе внимание милиции. Со стороны я походил на форменного истерика.

Милиционеры долго изучали мой паспорт, затем разглядывали билет, а после белобрысый сержант спросил:

– С Вами всё в порядке? Вам не нужна помощь?

Они что, все сговорились сегодня? Сначала таксист, теперь эти. Я отрицательно покачал головой в знак того, что со мной всё нормально.

– Вы уверены? – не отставал сержант.

– А что со мной не так?

Сержант молчал и в упор смотрел на меня. Из-за него я мог не встретиться с Ириной. Поэтому я улыбнулся и произнёс как можно вежливее:

– Со мной всё в порядке, просто я опаздываю.

Сержант хмыкнул:

– Опаздываете? Куда? До вашего рейса ещё семь с половиной часов, а Вы опаздываете?

– Ну, не опаздываю. Вернее, опаздывал, теперь не опаздываю.

Сержант снова хмыкнул, а второй мент смотрел безо всякого выражения, выпятив вперёд тяжёлую челюсть.

– А может, ты наркоман? – начал неприкрыто хамить белобрысый.

Наверное, правильнее было бы ответить ему хамством на хамство и возмутиться, почему он мне «тыкал», но ещё в детстве моя добрая мама научила меня никогда не ссориться с недалёкими людьми, обладающими властью. Пусть даже и маленькой. Сержант мог стать непреодолимым препятствием и сорвать мои планы, а потому я достал четыреста долларов (наверное, хватило бы и двухсот) и вложил ему в руку, сказав улыбаясь:

– Я не употребляю наркотики. Просто было много дел, не успевал ничего до отлёта. Забегался.

Обнажив зубы в самой широкой улыбке, я смотрел на ментов.

– Ну-ну, – ответил сержант, уложил доллары и билет в паспорт и вернул всё мне. – Уберите!

Менты развернулись и не спешно пошли вдоль регистрации. А я, чтобы больше не мозолить глаза, повернул в другую сторону. Через несколько метров попалось кафе под названием «Полёт». Там я и устроился за одним из столиков. Выпил кофе, съел бутерброд.

– Вы позволите? – прозвучал тихий приветливый голос.

Молодой человек в тёмных очках шмыгнул носом и вытянул голову в направлении стула напротив.

– Пожалуйста, – безразлично ответил я.

– Благодарю.

Юноша в футболке и рваных джинсах легко прыгнул за стол.

– Прошу прощения за очки, просто они помогают укрыться от назойливых глаз. Не люблю, когда на меня смотрят. А Вы?

Я раздражённо передёрнул плечами и отвернулся.

– Извините, если я Вас отвлекаю, – и юноша принялся читать меню.

Подошла девушка в тёмно-синем фартуке с изображением пропеллера и надписью «Полёт» и поинтересовалась у молодого человека, готов ли тот сделать заказ? Когда она отошла, сосед по столику опять пристал ко мне со своими дурацкими вопросами:

– Далеко летите? Или встречаете кого-нибудь?

– Лечу, – буркнул я.

– А я предков провожал домой в Казань. Учусь в Москве, а они, видите ли, с проверкой нагрянули. Неделю гостили – достали со своими нотациями. Пришлось изображать примерного сына, хотя чего сейчас проверять-то, у всех каникулы. А тут ни сходить никуда, ни тусануться, ни тёлочку привести домой. Всю жизнь они между собой ругались, и вечно я был во всём виноват, а как уехал – запереживали. Вообще, хорошие родители – это счастье, плохие – крест, но это твой крест, и ты обязан его нести. Они у меня вот здесь стоят, – и он постучал себя ребром ладони по кадыку.

Я молча смотрел исподлобья на словоохотливого паренька и хотел только одного – чтобы он оставил меня в покое. Но молодой человек, поёрзав на стуле и оглянувшись по сторонам, неожиданно спросил:

– Кокса хотите? – и юноша многозначительно потёр нос кончиком пальца.

Кокс.

Я изменился. Я не животное и не наркоман уж тем более…

– Хочу.

Просто я устал. Надо расслабиться. Отвлечься немного, иначе можно на самом деле сойти с ума.

Мы прошли в туалет, я достал из портмоне сто долларовую купюру и скрутил её. Молодой человек вытащил из носка маленькую капсулу, раскрыл её и насыпал на тыльную сторону ладони себе и мне. Я вдохнул в одну ноздрю и дал трубочку парню. Тот сделал то же самое и насыпал ещё. В носу всё онемело. Краски расцвели. Парень перестал быть занудой и оказался приятным собеседником. Говорил и говорил.

Вышли покурить на улицу, а он всё говорил, не умолкая. Информация, которую он вываливал из себя, казалась мне такой охренительно важной. Потом мы прошли ещё раз в туалет, и он снова насыпал себе и мне. Тут понесло уже меня – спросил (его, кстати, звали Арсений):

– Арсений, не кажется ли тебе, что всё в этой жизни бессмыслица?

Приятный Арсений, сняв очки и улыбаясь одними глазами, ответил:

– Ощущение, что жизнь есть бессмысленный кошмар, мне хорошо знакомо.

Мои глаза заблестели: ах! Как мы понимали друг друга.

– Значит, ты наверняка задавался вопросом: что толку в деньгах, когда впереди одиночество? Допустим, у тебя миллион долларов…

– Откуда? – воскликнул Арсений.

– А толку от него, как от кучи мусора. Правильно? Могут они, эти деньги, купить тебе счастье?

Я хотел отблагодарить Арсения за кокс, но от предложения хлопнуть по пятьдесят вискаря он отказался, сославшись на то, что спешит в город на свидание. Прощаясь с ним как с лучшим другом, я обнял его и пожелал удачи на любовном фронте. Только на регистрации обнаружил, что моего портмоне больше нет со мной. Наверное, Арсению дали наводку менты, либо он слишком буквально понял мой посыл, что не в деньгах счастье.

В Таиланд я полетел с телефоном, паспортом, четырьмястами долларами в паспорте, которые я хотел отдать в виде взятки ментам, и скрученной стодолларовой купюрой, измазанной остатками порошка. Всё это не портило мне настроения, и, глядя в иллюминатор, я улыбался. Словно летел не искать жену, а на свидание с женой. Хотя должен был признать очевидное – я купил билет в один конец. Но кокс не давал трезво смотреть на вещи, да и, не будь его, вряд ли бы что-то поменялось. Разве что не улыбался бы, глядя в иллюминатор.

Транзит. Тайский суп. Бутылочка пива «Тайгер». В аэропорту Бангкока поменял доллары на местные баты и купил билет на маленький яркий самолётик (на таком же разбилась Ирина). Хотя, что я несу, она жива. Жива!

Дом Родмана находился на острове, с которым не было авиасообщения. Туда можно добраться только морским путём на спидботе с соседнего острова либо на пароме.

Приземлившись в аэропорту с крышей из пальмовых ветвей, придававших терминалу местный колорит, я договорился с таксистом, чтобы он довёз меня до причала. Тот сначала удивлённо спросил, где мой багаж, а потом уточнял, действительно ли мне надо на причал, а не в отель. Когда убедился, что надо точно на причал, а багажа у меня нет, стал смеяться и показывать на мою белую (почти) уже далеко не свежую рубашку, брюки и туфли.

Подсчитав свои сбережения, я решил, что могу себе позволить купить на местном рынке дешёвые шорты, футболку и резиновые шлёпанцы. Прямо за прилавком переоделся и сложил свою одежду в большой пакет, любезно подаренный мне продавцом в соломенной панаме.

Мне казалось, я готов к встрече, и я не замечал, что стал похож на паяца, пытавшегося изображать туриста в жарких странах. Из-за воротника футболки торчал ярлык на пластиковом шнурке, шорты были на пару размеров больше, чем следовало бы.

Выйдя под палящие лучи, я понял, что найти спидбот оказалось не так просто, и стоило это мне немало.

Кожа на лице и руках обгорела, но покупку защитного крема я уже не мог себе позволить. Пять часов я провёл под палящим солнцем, пока не нашёл тайца с большим шрамом на подбородке и ровным чёрным загаром, как у пирата, согласившегося взять меня попутчиком. Расплатившись с капитаном, мы уселись на корме, и спидбот, отчалив от причала, стал набирать скорость, вспенивая за собой воду. Берег постепенно отдалялся, и судно пошло среди катающего волны бескрайнего океана – последнего препятствия перед встречей с Ириной.

Далёкий остров, в тропических кущах которого стоял дом Родмана, жил своей жизнью. Огни так же мерцали, и только стрелки лазеров не стреляли в небо. Для грандиозных тусовок был не сезон. Во время перехода мы попали под сильный тропический ливень, поднялась большая волна. Спидбот кидало, он бился днищем о гребни волн, но упорно продолжал свой путь. Ливень был сильным, но скоротечным, и когда мы причаливали, уже закончился. Словно неожиданно выдохся.

Огни судов, стоящих вдоль береговой линии, дрожали на воде. Высадившись на берег, я сразу же побежал искать в темноте знакомую тропинку. Пробежал вдоль баров, редкие из которых работали, но большинство было закрыто. Влажная духота после ливня облепила тело, дышать стало тяжело. Нужную дорожку я нашёл почти сразу и, невзирая на то, что в темноте рисковал оступиться и сломать ногу, побежал по ней. Шлёпанцы слетали с ног, несколько раз я больно ударился о камни и корни деревьев, но упрямо продолжал бег.

Невероятная тишина. Даже лёгкое дуновение ветра не шевелило листву, все ночные твари, казалось, затаились в своих укромных норах. Где – то вверху захлопала крыльями летучая мышь. Я бежал, с трудом различая тропинку, смотрел себе под ноги и не замечал ничего вокруг.

Какой-то шум стал доноситься до моего слуха. Приблизившись, я догадался, что это вода. Она падала с большой высоты.

«Водопад?!»

Кто-то же говорил мне, что в этих местах есть водопад и озеро. И действительно, спустившись вниз, как раз туда, где должен был стоять дом Родмана, в свете луны я увидел две высокие скалы, между которыми бурным потоком неслась вода, падая в маленькое озеро, окружённое валунами.

«Что за…»

Простояв так довольно продолжительное время и слегка отдышавшись, я решил, что ошибся тропинкой. Надо было вернуться назад и пройти к дому по асфальтированной дороге, той самой, по которой мы с Элизабет ехали на «Феррари». Эта дорога точно должна привести прямо к воротам дома.

Я весь взмок, тело было грязным, подгоревшие на солнце его части местами жгло, а местами они начали болеть и чесаться. Из подмышек воняло потом, но я, не обращая на это никакого внимания, поспешил обратно в густые заросли. Футболка и шорты прилипли к телу, казалось, что пакет с вещами и обувью стал весить как мешок цемента, и я швырнул его в темноту леса.

Выбежав обратно на пляж, я сразу ринулся к дороге. Не помню, сколько я бежал по ней, но довольно долго. Ноги кровоточили в нескольких местах. Я скинул шлёпанцы и, взяв их в руки, упорно двигался дальше босиком.

Силы оставляли меня. Я упал. Встал, снова побежал. Меня кидало из стороны в сторону, но я не сдавался. Кое-как добрался до конца дороги, и она привела меня к… озеру с водопадом. Я не мог в это поверить и, усевшись на землю без сил, смотрел на водопад и слушал бесконечный шум воды в темноте ночи.

Грязный, вспотевший, с ссадинами, с осунувшимся лицом и небритый, я медленно побрёл обратно. Глаза безумно горели, я бессмысленно смотрел перед собой, не мигая. Таким меня увидели редкие встретившиеся мне люди из числа туристов и местных жителей, когда я вышел обратно к огням пляжных кафешек и баров. Люди оборачивались, показывали на меня пальцами, качали головой и прикрывали рот ладошкой от удивления.

Совсем недавно я проезжал тут на «Феррари», и они вот так же оборачивались, но только смотрели с нескрываемой завистью и с восхищением разглядывали Элизабет. Впрочем, не надо о ней даже вспоминать.

«Ира, если ты меня слышишь, знай – я даже не вспоминаю эту…»

От отчаяния мне захотелось закричать: «Ну что, Родман! Смотри, радуйся тому, как низко я пал, в кого я превратился. Наслаждайся. Только отдай мою жену!»

Я добрёл до работающего бара, вытащил из кармана шорт всю оставшуюся наличность и пересчитал. Хватало только на бутылку текилы. Кстати! Вы знаете, как правильно пить текилу? Не надо всех этих… А, я уже вам рассказывал.

Открыл бутылку, сделал большой глоток и заткнул горлышко пробкой. Тут же всё выблевал в кусты, меня буквально вывернуло. Я забрызгал себе ноги и шорты.

Последние силы оставили меня, и я заснул на земле, обняв бутылку. Когда разлепил глаза, с востока дул лёгкий бриз, песок на пляже казался белым как мука. Несмотря на ветерок, солнце жарило нестерпимо. Время было ближе к полудню, но здесь не было полуденной жары, здесь всегда жара.

Вспомнил всё, что произошло ночью: как я бегал, как начали подкашиваться ноги, и темнело в глазах, как за этим последовали слабость, судороги, спазмы и кончилось всё отвратительной сценой в кустах, ночёвкой на земле и неприятным пробуждением с раскалывающейся головой.

Безжалостно жаркий и душный день достиг своего пика. Я посмотрел на бутылку, открыл её и отпил немного в попытке снять головную боль.

Мои ноги были грязными, с кровавыми ссадинами на ступнях и коленях. Когда в голове немного прояснилось, решил, что я всё же ошибся ночью тропинкой. Где-то я сворачивал не туда, путая направление от усталости. Иначе как всё объяснить?

Я резко встал, голова закружилась, и перед глазами побежали тёмные круги. Мои губы растрескались, кожа болела и чесалась, но я пошёл…

Белый квадрат туалета, тропа, горный кряж. Я боялся вновь увидеть каскад водопада.

Спуск… опустившись на колени, я заплакал, прижимая к груди бутылку, – внизу перед собой я увидел дом. Пустой, заброшенный, но это был он! Этот дом словно врос в остров, став его частью.

Внутри всё заросло: ни лужайки, ни цветов на ней. Теннисный корт без сетки, весь покрытый мелкими камешками и пожухлыми пальмовыми листьями.

Спустившись, я надавил калитку, и она поддалась. Входная дверь нараспашку. Ни звука, ни движения. Противный холодок сковал тело. Сделав ещё глоток для смелости, я шагнул внутрь.

Окна. Они располагались так, что комнаты продувало, чтобы в самые жаркие ночи становилось чуточку прохладней и можно было не пользоваться кондиционером. Видимо, с электричеством всё-таки здесь были проблемы, и генератор не справлялся с нагрузкой. А может, волшебнику вообще кондиционер не нужен?

Дом был абсолютно пуст. Ни мебели, ни вещей, ничего. Никакого намёка на чьё-либо присутствие. В самом конце дверь в ванную комнату слегка приоткрыта, за ней мерцал свет. Я медленно открыл и заглянул внутрь. Никого. Посредине большая ванна, наполненная горячей водой, от которой шёл пар. Вокруг горели свечи. На стенах и потолке – блики света.

Я положил телефон на бортик ванны, туда же поставил текилу и, не снимая одежды, залез в воду. Тело благодарно расслабилось, хотя обгоревшую кожу сначала жгло от горячей воды. Но я перетерпел и погрузился с головой, а когда вынырнул, ещё не открыв глаза, почувствовал чьё-то присутствие.

Протерев рукой капли воды, увидел, что передо мной стояла та самая тайка-служанка, в той же блузке и юбке. Сложив руки у груди, она наклонила голову в знак приветствия. Я молчал, не в силах вымолвить ни слова. Волшебство начиналось!

Тайка тем временем достала из-за пояса блестящий предмет. Я сначала не разглядел, что это было. Но служанка протянула его мне, и я увидел опасную бритву.

«Ну конечно! Какой же я болван! Надо побриться. Я оброс как дикобраз. Нельзя же предстать перед женой в таком виде. Мы столько не виделись, а я как бомж. Они и ванну предусмотрительно приготовили. Гостеприимные хозяева.

Это, видимо, такой бонус от Родмана при сделке с моей душой», – рассмеялся я про себя.

Ещё глоток из бутылки. И ещё… ещё. Тайка между тем поклонилась и вышла, оставив меня наедине с бритвой.

Я долго сидел, сделал ещё глоток текилы, ещё один и прикрыл веки. Не хотелось даже шевелиться, и я никак не мог заставить себя начать бриться.

Движение в воздухе, и голая Ирина вошла и села на краю ванны. Я улыбнулся. Она провела рукой мне по груди и, опустив ладонь в воду, стала развязывать шорты, а второй рукой взяла мою руку, в которой была зажата бритва. Я испытывал неземное блаженство от движения её рук и не хотел, чтобы это заканчивалось.

– Я сейчас, Ирина… сейчас побреюсь.

И вдруг я отчётливо понял, что должен сделать. Я догадался, что имел в виду Родман, когда говорил о встрече с Ириной, но не в этом мире, осознал, к чему он вёл. Его слова – я всё понял… и сделал первый надрез…

Ирина погладила рану, посмотрела на меня и, улыбнувшись, прошептала:

– Бедненький мой.

– Ирочка, ты пришла. Я знал, я верил. Ты знаешь, моя родная, я всё понял. Я был не прав. Был эгоистом, не замечал, что ты делала всё, чтобы я добился успеха. А успех и деньги вскружили мне голову, и я перестал замечать твой повседневный труд. Ты отдала всю себя нам, а я тупой эгоист. Прости! – как последнее слово перед приговором.

– Я ждала тебя всё это время. Верила, что придёшь. Мне никто не нужен, кроме тебя…

Так близки к полной откровенности друг с другом мы не были уже очень давно. Я попытался дотянуться до её лица, хотел погладить по щеке, но резко отпрянул, одёрнув руку. Её глаза! Они смотрели, не мигая. Они были разного цвета.

Ирина встала и отошла на середину, повернувшись спиной. Красивый изгиб. В мерцающем свете я увидел татуировку. Маленькое тату в виде значка  allege надписью. Неприятное ощущение déjà vu накрыло меня. Кажется, всё это уже было со мной.

«Я уже это видел! Но где? Когда?»

Ирина стояла, не двигаясь, поражая моё сознание красотой форм. Мне, наконец, удалось прочитать надпись. Совсем маленькими буквами всего оно слово .

Я сделал ещё надрез.

Вошёл Родман, одетый в судейскую мантию и парик. Взял Ирину за талию (укол ревности), и она повернулась ко мне. Они стояли и смотрели. Я понял. Это был суд. Судили меня.

Я засмеялся. Я подсудимый, Родман – судья, а Ирина – присяжный, но только этому суду присяжных присущ живописный вид танцпола. Родман смотрел с усмешкой, явно забавляясь, изощрялся, словно дьявол в своём зле.

Враз подняв руки, они взяли себя за затылки, одновременно сделав движение головой вниз. А когда вновь подняли лица, на меня смотрела Элизабет, рядом стоял блондин с фотографии. Уголки его губ были приподняты, и казалось, что он вот-вот улыбнётся. На шее висела золотая цепь с кулоном. Взявшись за руки, они с Элизабет поклонились. Спектакль окончен. Маски сброшены, хотя под ними, наверняка, есть ещё много личин и образов.

Аплодисменты. Занавес.

Они исчезли.

Глоток текилы. Вот и всё, что я хотел рассказать вам. Вода совсем остыла и стала красного цвета. Я сейчас сделаю ещё один, последний, глоток. У меня, конечно, есть маленькая надежда, что эта игра закончится. Войдёт Ирина, настоящая, за ней санитары. Они наложат жгут и повезут меня в больницу. Ира будет сидеть рядом в машине скорой помощи и держать меня за руку. И мы больше никогда не разомкнём наших рук. Никогда!