Текст книги "Загадка Белой Леди"

– Убийство! – застыла в ужасе дежурная.

– Да, да, милейшая Ангелика! Самое настоящее убийство!

– Но…

– Я только что лично осмотрел труп, не может быть никаких сомнений. Классический способ, убийца накрыл голову подушкой и удерживал до тех пор, пока она не задохнулась.

– Кто? – в ужасе выдохнула сестра.

– Я и сам бы очень хотел знать это, дражайшая сестра Ангелика, – устало проговорил Робертс и тяжело опустился в кресло для пациентов.

– Но кто… она? – чувствуя спазмы удушья в горле и цепляясь за край стола, чтобы не пошатнуться, еле выдавила дежурная.

– Ах да… – немного опомнился Робертс, и на лице его появилось страдательное выражение. – Это бедняжка Волендор.

– Мисс Волендор! – У дежурной сестры взлетели брови от удивления. – Но кому могла помешать эта беспомощная несчастная малышка?

– Вот это-то и странно, милейшая моя Ангелика. Кстати, насколько вам известно, она уже не была беспомощной – на днях я собирался выписать ее и уже сообщил об этом родителям, – задумчиво ответил Робертс, снимая очки и принимаясь протирать замшей дымчатые стекла. – Убита после полного выздоровления… За этим может скрываться какая-то внешняя интрига. И нам непременно нужно докопаться до ее причины, иначе подобное может повториться.

– Вы думаете?

– Боюсь, что почти уверен в этом.

– Доктор Робертс, – немного пришла в себя дежурная, всегда строго помнившая свои обязанности, – к сожалению, вынуждена напомнить вам, что мы обязаны поставить в известность полицию.

– Ах, да, да, да, – недовольно сморщился Робертс, надевая очки и возвращая себе замкнутый облик недоступного смертным божества. – Ничего не поделаешь, черт побери! Придется терпеть здесь этих гнусных типов, да еще и отвечать на все их глупые в своем хитроумии вопросы.

– Так я звоню, доктор Робертс?

– Да. Сделайте одолжение, сестра, – с тяжелым вздохом ответил он и медленно поднялся с кресла. – Ангелика уже взяла телефон. – Подождите, – остановил он ее, и дежурная на мгновение застыла с аппаратом перед глазами и вспорхнувшей над панелью рукой. – Сейчас я отправляюсь к себе в лабораторию, и прошу вас проследить, чтобы мне никто не мешал. Мне нужно исследовать очередной экземпляр моей коллекции. А вы позвоните в полицию и, кроме того, распорядитесь, чтобы коттедж миссис Хайден опечатали, никого туда не пускали, а ее переведите в другой.

– Хорошо, доктор Робертс, ни о чем не беспокойтесь, я все сделаю как надо. Надеюсь, вас устроит, если мы переведем ее в «Кюминон»? – спокойно, словно уговаривая ребенка не плакать, ответила Ангелика и сразу же вышла, взяв телефон. Она знала, что ее патрон всегда закрывается у себя в лаборатории, едва только в клинике происходит что-нибудь неординарное. Сегодняшнее же событие было вообще беспрецедентным, и доктору необходимо было уединение.

Доктор Робертс и в самом деле был просто вне себя. Десятки лет он поддерживал в своем пансионе атмосферу добродушно-приятельских отношений и, казалось, уже настолько пропитал ею здесь все и вся, что более приятного места для жизни на земле вряд ли удалось бы отыскать. И вдруг – подобный инцидент! Не ссора, недоразумение или даже скандал, а самое настоящее убийство.

Разумеется, Робертс был далек от мысли, что это сделала сама миссис Хайден, хотя все внешние факты говорили именно за это. И интрига, которую по его просьбе затеял Виктор, и ревность, которую малышка неизбежно вызвала у этой красивой и многим в последнее время обделенной женщины, – все это работало против нее. И оцарапанные в кровь руки. А главное – девушка задушена в ее постели! Каким образом могла она там оказаться? И где был в это время Виктор? Да и сама миссис Хайден? Черт знает что!

Робертс, с трудом сдерживая рвущиеся наружу досаду и беспокойство, расставлял на столе необходимые ему для проведения исследования параферналии[18]18
  Набор предметов, необходимых для определенного рода деятельности.


[Закрыть]. Опыты, как он уяснил еще со студенческих лет, – лучшее средство от волнения. Наконец, все было готово, и он склонился над электронным микроскопом.

Доктор Робертс сидел в своей лаборатории и сосредоточенно рассматривал сквозь цейссовскую линзу срез листа олеандра. Еще в глубоком детстве заразился он этой странной идеей – составить подробное описание внутреннего строения различных растений, дабы их можно было отличать даже на микроскопическом уровне.

Поначалу, когда на десять лет родители подарили ему микроскоп, его занятия не представляли собой ничего из ряда вон выходящего. Мальчик, как это бывает со всеми прочими мальчиками в таких случаях, начал рассматривать на «магическом столике» все, что попадалось под руку. Начав с материнского волоска и капли воды из кухонного крана, он в конце концов дошел и до препарирования растений.

И вот тут-то он загорелся фантастической на первый взгляд идеей – составить энциклопедию видов растений под микроскопом.

С возрастом эта идея превратилась в Робертсе, привыкшем к методичности с детства, в планомерно и регулярно выполняемую программу деятельности, которой он занимался везде, куда бы ни бросала его судьба. За многие годы им был собран уже весьма внушительный по объему материал уникальных зарисовок, позволявших делать некоторые далеко идущие и в каком-то смысле даже сенсационные выводы. В глубине души он надеялся однажды совсем по новому принципу построить всю систематизацию растений. Ах, как мечталось ему стать новым Ламарком!

Впрочем, еще и ныне некоторые из друзей подсмеивались над этой его страстью, утверждая, что все его открытия однажды приведут лишь к единственно возможному в таких случаях результату – к подтверждению нынешнего status quo науки. Они не знали, что это свое излюбленное занятие, давно уже ставшее для него привычным, словно дыхание, делом, доктор Робертс практиковал теперь совсем с другой целью. Оно великолепно помогало ученому сосредоточиваться, думать и решать самые сложные головоломки повседневности. Вот и теперь, препарируя и разглядывая очередной экземпляр для своей коллекции, доктор Робертс размышлял совсем о другом.

«Итак, то, что этот Виктор только прикидывается простым путешественником, теперь ясно уже окончательно. Конечно, когда он мимоходом в разговоре со мной упомянул о том, что его беспокоит не столько телесное, сколько духовное здоровье пациентов, я сразу же заподозрил в нем церковника, возможно, агента Ватикана, а всего более вероятно – госпитальера. Ибо именно они всегда утверждали, что физическое здоровье находится в руках одного только Господа. Идиоты. Вообще, все эти верующие люди, все эти слепые фанатики подобны малым детям. Они все еще верят в какого-то всесильного Бога-отца, господина, который спасет их для жизни вечной. Вместо того, чтобы побольше посвящать времени изучению природы и тем самым облегчению человеческих страданий, а не этим их бестолковым молитвам».

Здесь Робертс немного отвлекся от привычно желчного словесного потока в адрес верующих, для того чтобы отметить наиболее характерные особенности клеточного строения изучаемого растения. «Ого! – восхитился доктор. – Да тут настоящий подарок! Эти слегка изогнутые края клеточной мембраны каким-то неуловимым образом создают объем уже в пределах плоскости! Надо будет потом заняться этим отдельно».

Но вот принцип определен, и опытная рука под руководством опытного глаза произведет фиксацию изображения уже без участия сознания, которое можно вновь употребить на разгадку последнего происшествия.

«Итак, хотя поначалу мне и показалось, что этот Вилльерс – тайный иоаннит, теперь я, пожалуй, окончательно расстанусь с этим подозрением. И то, что в первый момент вызвало у меня даже некоторую симпатию, поскольку истинные иоанниты только декларируют невмешательство в физическое здоровье своих пациентов, а на самом деле делают все возможное и очень добросовестно, теперь кажется отталкивающим. Ведь за их стремлением якобы врачевать душу, а не тело, может скрываться даже не ханжество, а самый обыкновенный цинизм. В результате самого Виктора, как и тех, на кого он работает, интересует только одно: опасен или не опасен для них человек, а сама же жизнь человеческая для них ничего не стоит».

Здесь Робертс снова на мгновение прервал размышления, для того чтобы подколоть сделанный рисунок в нужное место своего скоросшивателя, и слегка перенастроил микроскоп, чтобы сделать еще одну копию с другого ракурса. Только после этого он позволил себе продолжить внутренний монолог:

«Итак, пусть этот Виктор не рассчитывает на то, что я попадусь на обычную удочку всех детективов-дилетантов. Я не обладаю первобытным мышлением и не стану связывать два почти одновременно произошедших события в одно целое. Как там у Леви-Брюля? Если в деревню приехал новый человек, и в этот день у кого-нибудь в деревне заболела корова, первобытное сознание поселенца непременно свяжет между собой эти два события и объявит вновь прибывшего колдуном. И тогда берегитесь, дорогой гость. Лучше вам поскорее убраться из этой деревни восвояси… Но я не склонен мыслить столь примитивно. Убийца не миссис Хайден и не новый, поступивший вчера пациент. Тем более что этот последний большую часть суток, как мне докладывали дежурные сестры, проспал. Он был чем-то изрядно утомлен. И уж вовсе нелепо подозревать мадам Фоконье, пациентку, доставленную ночью. По дороге сюда бедняжка так переволновалась, что слопала целый пузырек валиума и отключилась, так что пришлось делать промывание желудка, и теперь женщина лежит под двумя капельницами. Нет, здесь разгадку надо искать в Викторе. Кстати говоря, милейший господин Вилльерс даже и не подозревает, что вчера мне удалось наконец проткнуть и его второе дно. Еще вчера утром я думал, что он скрывающийся под личиной путешественника мальтий-ский рыцарь. Вчера же, после того как он столь рьяно вступился за Достоевского, этого явно психически ненормального писателя, я уже не сомневаюсь в том, что он русский. Только русский человек старше тридцати лет может не замечать явной патологии у этого странного писателя. К тому же, после его разговора с нашей Белой Леди о русской поэзии, и в особенности о знаменитой поэме русского Пушкина, и вовсе глупо сомневаться в том, что он отнюдь не госпитальер, а самый настоящий русский шпион. Теперь мне осталось лишь установить, на кого именно он работает, на ФСБ, на мафию или же – на внешнюю разведку».

Тут Робертс оторвался от окуляра микроскопа, протер очки, вздохнул и какое-то мгновение просто бесстрастно смотрел в окно. Потом подколол следом за первым второй рисунок и в третий раз перенастроил микроскоп, решив сделать копию этого чрезвычайно интересного среза еще с одного ракурса. Ведь он пока так и не нашел ответа на вопрос, что теперь делать.

«Ясно, что малышка Волендор попалась под руку всего лишь случайно, – наконец продолжил он свою главную работу. – Никаким русским службам она не нужна и даром. А вот Белая Леди очень даже может оказаться опасной для них. Хотя им-то, собственно, что за дело до этой женщины? Барин предупреждал меня лишь относительно иллюминатов. Настоящая угроза может исходить только с их стороны. Тут есть и желание спрятать все концы, и подстраховаться на будущее, да и просто чувство обиды и жажда мести».

Вдруг Робертс резко оторвался от своего методичного зарисовывания среза и, достав из кармана салфетку, вытер ею со лба выступивший пот.

«А что если Виктор – не русский шпион, а самый настоящий иллюминат?!»

Робертс встал, бросил салфетку в мусорную корзину, заложил руки за спину и задумчиво подошел к окну.

«Нет! Нет, нет и нет! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Я не мог так ошибиться! Во-первых, он совершенно точно русский. А все русские, состоящие в Ордене иллюминатов, наперечет. Во-вторых, экс-королева непременно знала бы его в лицо, ибо человек такого уровня культуры и способностей никак не мог быть в этом обществе даже на вторых ролях, не то что последним клерком. Я прекрасно знаю все эти тайные общества. Все они строятся по одному и тому же образцу, который почему-то засел в сознании всех людей такого уровня. На публичных, ключевых должностях всегда используются одурманенные идеей мирового господства дураки, которыми легко манипулировать. По этому принципу очень легко вычисляются те структуры, в которые подобные организации уже успели проникнуть. Если президент явный дурак – значит, он наверняка член тайной организации, каких-нибудь очередных масонов, тамплиеров, рыцарей трех роз, трех львов и тому подобной бесчисленной дребедени. Умные же люди всегда остаются в тени и, формально находясь в подчинении, фактически играют в свою игру. Нынешние иллюминаты – одна из наиболее дутых организаций, созданная для перекачивания капиталов, и в ней умных и тонких людей практически давно уже не осталось. Виктор же – человек чрезвычайно тонкий. И если бы он был среди иллюминатов, то входил бы в самый интимный круг, извне управляющий Орденом. И был бы с экс-королевой в самых близких отношениях. А потому его ни за что не послали бы сюда. Да и я бы сразу заметил это по ее поведению. Ведь не иллюзия же и мои профессиональные способности!»

Это размышление несколько успокоило Робертса. Он отошел от окна и решил продолжить зарисовку третьего ракурса, дабы дать возможность мысли и дальше течь как можно непринужденней.

«Итак, Виктор явно не имеет к иллюминатам никакого отношения. Но тогда в чем именно заключается его интерес к Татьяне? Все эти его экзерсисы с русской поэзией явно свидетельствуют о таком интересе. И, соответственно, вопрос теперь сводится к тому, в чем именно заключается интерес России к моей пациентке? И почему она может оказаться опасной для каких-то структур в этой стране? И для каких именно структур? Ибо факт, что хотели убрать именно ее, а не малышку Волендор, у меня не вызывает никаких сомнений».

Наконец завершив третий рисунок среза и присоединив его в скоросшивателе к двум предыдущим, доктор Робертс удовлетворенно потер руки. Теперь он знал, что делать дальше. Во-первых, посадить под домашний арест Виктора, установив за ним тайное наблюдение. Правда, для этого, во избежание лишних недоразумений, придется запретить свободное передвижение и всем остальным пациентам. Но это и не страшно, и не трудно. К тому же, всегда можно сослаться на требование полицейского инспектора, поскольку это и в самом деле может быть необходимым до конца расследования.

А во-вторых, срочно сообщить Барину о возможной русской угрозе: он в этом должен разбираться лучше, чем я.

– Ах, господа, мы с вами еще увидим, who is who, – промурлыкал он, имея в виду неизвестно что – то ли энциклопедию растений, то ли свои последние размышления, – и вышел из лаборатории, предварительно тщательно заперев сейф.

Последнее, о чем он подумал, выходя, была необходимость все же лично осмотреть вновь поступившего вчера больного. Ему показалось, что сейчас это будет и прекрасным тайм-аутом, необходимым для наблюдений и размышлений о сложившейся ситуации. Да и профессиональный долг вполне недвусмысленно призывал его к этому.

Войдя в палату нового пациента в клиническом корпусе, Робертс сразу же обратил внимание на его весьма оживленный вид. Он лежал, глядя в потолок и явно томясь каким-то ожиданием. Одеяло было откинуто до пояса, открывая довольно хорошее телосложение не очень накачанного, но вполне мускулистого мужчины. В следующий момент пациент повернул голову, и его небольшие серые глаза остановились на вошедшем. Доктор немедленно отметил про себя, что лицо новенького не представляет собой ничего особенного в отношении психиатрической физио-гномики: расплюснутый нос, какие бывают обычно у боксеров, глубокие залысины на лбу, чувственный, с полными губами, рот и двухдневная щетина. «Похож на лондонского клерка», – подумал доктор Робертс, автоматически отметил, что надо дать нагоняй сестре за невыбритые щеки, и, приветливо улыбнувшись, обратился к новичку по-английски:

– Доброе утро. Как вы себя чувствуете, уважаемый?..

– Меня зовут Фредди. Фредди Смит, доктор. Доброе утро. Я ждал вас, – радостно затараторил пациент.

– Ждали? Это очень хорошо, – продолжил в обычной своей манере вежливо отстраненного интеллигента доктор Робертс. – Вот я и пришел к вам. Как вы себя чувствуете?

– Ничего. Сейчас уже ничего. А вот вчера было плохо.

– А что с вами было вчера? – мягко и заботливо поинтересовался доктор Робертс, присаживаясь на стул рядом с кроватью.

– Вчера меня чуть не убили какие-то придурки. Я еле успел унести ноги.

– Вы, наверное, хотели сказать – позавчера?

– Ах да, доктор, верно…

– За что же вас едва не убили? – уже впав в свою обычную манеру профессионала-психиатра, успокаивающим, почти вводящим в дремоту тоном спросил его Робертс.

– Никто мне не верит, доктор. Никто не хочет понять самой простой, самой очевидной истины, – уставшим грустным голосом пожаловался Смит.

– Самые очевидные истины иногда понять очень непросто, – привычно продолжал поддерживать беседу Робертс. – Такова участь всех первопроходцев науки. Поначалу люди считают их сумасшедшими, пока истина не станет явной для всех. И тогда все они начинают кричать: «Надо же, ведь это так просто! И как только мы не додумались до этого сами?!»

– Да, да, верно, доктор, верно, – в глазах Смита появилось заметное оживление. – Я вижу, вы человек умный и все понимаете. Хотите, я расскажу вам о своем открытии, из-за которого надо мной не только все смеются, но и хотят убить? – В глазах пациента доктор Робертс увидел детскую надежду.

– Конечно, хочу. Я человек очень любопытный. Более того, вы просто обязаны рассказать мне о вашем открытии, чтобы мы вместе с вами могли затем убедить в его справедливости и всех остальных. Всех тех невежд, которые привычно сомневаются во всех, даже самых очевидных, истинах.

– Спасибо, доктор, – окончательно оживился Смит и даже сел в кровати. – Только, доктор, следите внимательно. И если где-то в моих рассуждениях заметите ошибку, сразу же укажите мне на нее. Но ошибки нет, это я знаю точно!

– Хорошо, хорошо. Договорились, мистер Фредди, рассказывайте.

– Итак, следите внимательно. Сначала я прикинул, что поверхность, занимаемую человеческим туловищем средних размеров, можно вычислить, взяв за основу прямоугольник длиной 50 сантиметров и шириной 30 сантиметров.

– Вы имеете в виду горизонтальное сечение? – сделав заинтересованный вид, уточнил доктор Робертс.

– Да, доктор, если смотреть сверху, то это будет проекция на плоскость. Так вот, 50 на 30 это будет полторы тысячи квадратных сантиметров, так?

– Да. Верно.

– Отлично! А поверхность, занимаемая двумя составленными вместе ступнями ног можно представить в виде прямоугольника 30 на 25 сантиметров, то есть – 750 квадратных сантиметров. Верно?

– Да, и это верно.

– А это будет ровно в два раза меньше. Я правильно считаю, доктор?

– Да, пока все правильно.

– Прекрасно. Итак, следите далее. Вы ездили когда-нибудь в час пик в метро?

– Да, приходилось.

– Чувствовали, как вас сжимают со всех сторон, сдавливают порой так, что не вздохнуть?

– Случалось.

– Тогда вы не могли не заметить одну деталь. В таких случаях обычно наступает момент, когда просто некуда поставить ногу. Стоит вам, например, попытаться переступить с ноги на ногу, как вы вдруг ощущаете, что приподнятую ногу уже некуда больше поставить. Освобожденное вашей ногой пространство мгновенно занимают.

– Да, такое и в самом деле бывает…

– Не то слово, доктор! Это закон! Так бывает всегда! А почему, как вы думаете?

– Ну, я, право, никогда не искал ответа на этот вопрос…

– Никогда не искали! А напрасно, доктор! Напрасно. Я вот задумался и нашел ответ!

– Нашли? И в чем же он заключается, по-вашему?

– А вот послушайте. Вспомните наше предварительное рассуждение. Вы ведь сами согласились, что поверхность, перекрываемая туловищем, в два раза больше поверхности, покрываемой ступнями ног?

– Да, у нас получилось так.

– Так вот. Для всякого здравомыслящего, для всякого логически и последовательно мыслящего человека здесь существует только один вывод – в эти моменты в метро появляются ЛИШНИЕ НОГИ! – Фредди Смит уже не опирался больше на спинку кровати; подавшись всем телом вперед, он во все глаза смотрел на Робертса. – Вот-вот, доктор, – в следующее же мгновение он как-то обмяк всем телом и опустил глаза. – И так всегда. Как только я дойду до этого места в своих рассуждениях, так все начинают улыбаться, как вы. Более того, гнусно хихикать. А тут не смеяться надо, доктор, а прийти в ужас.

– Вы полагаете? – справился с собой Робертс.

– Да, доктор. Посмеяться над этим – самая трусливая позиция. Это попытка спрятать голову в песок при виде опасности, улизнуть от тревожных метафизических столкновений. Впрочем, ничего, доктор. Я уже привык.

– Дорогой мистер Фредди, всякая истина требует тщательного расследования, – приступил уже все понявший доктор Робертс к своим непосредственным профессиональным обязанностям. – А вы пробовали как-нибудь проверить эти ваши рассуждения на практике?

– Конечно, доктор! – вновь оживился пациент. – Я ведь не идиот, в самом деле! Я прекрасно знаю, как развивается наука. Сначала выдвигается гипотеза. Затем ставится эксперимент, который либо подтверждает, либо опровергает эту гипотезу. Так и рождается истинное знание.

– Отлично, мистер Фредди. Итак…

– Итак, единственный способ, который позволяет вычислить лишние ноги, – это наступать на них. Порой я, тыкая каблуком, попадал на ноги соседей. И тогда они обзывали меня разными словами. И это означало, что эти ноги – не лишние. Но часто, – доктор, заметьте! – часто я попадал в такие ноги, за которые никто меня не ругал. Я топал по ним, бил с остервенением, а человек смотрел мне в глаза и улыбался. И никто вокруг не выражал никаких эмоций! Значит, доктор?!..

– Значит?..

– В вагонах появляются ноги без хозяев!

– Отлично, Фредди. Ваша логика безупречна, – подытожил доктор Робертс, вставая. – Обещаю вам на досуге как следует обдумать ваше открытие и поискать собственное решение. Возможно, оно окажется таким же. Однако если я приду к другому выводу, то вы должны тоже внимательно выслушать и попытаться понять меня.

– Конечно, доктор, конечно. Я буду просто счастлив наконец-то вести разговор по существу вопроса, – облегченно вздохнул Смит.

– А вы пока отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь, до свидания. – Однако прежде чем выйти окончательно, Робертс остановился на пороге и, с таинственным видом обернувшись к пациенту, попросил. – Только вы пока никому здесь об этом не рассказывайте, ладно?

– Заметано, – и Фредди с победным видом упал обратно на подушки.

Робертс вышел из палаты, окончательно убежденный в том, что новичок не имеет к убийству никакого отношения. Теперь нужно выяснить, действительно ли миссис Хайден провела всю ночь в разговорах с Жаком, как она утверждает, и побеседовать обо всем произошедшем с Виктором. Кстати, Жака давно следовало бы выгнать отсюда, и Робертс не делал этого до сих пор лишь потому, что Жак вносил в больничную жизнь нотку непосредственности и оживлял пансион, подобно собаке или другому ручному животному. Однако теперь, когда он начал проводить с отдельными пациентами неподобающе много времени, об этом стоит подумать всерьез.

И все-таки первым делом Робертс решил еще раз немного побеседовать с самой миссис Хайден. Пусть этот разговор будет совсем ни о чем, например о последнем блюде на ужине или о собаке Морена. Убийство малышки Волендор могло оказаться губительным для ее сознания, но могло неожиданным образом и резко подстегнуть его к полному восстановлению. Как бы там ни было на самом деле, не следовало упускать из поля зрения ни первой, ни второй возможности.

Если он обнаружит первый вариант, необходимо будет как можно скорее провести релаксационную терапию, снимающую шок, параллельно с чем Робертс намеревался дать миссис Хайден недвусмысленно, хотя и очень деликатно, понять, что она находится вне всяких подозрений. Он и думать не хотел о ее причастности к ужасному убийству.

Во втором же случае нужно будет как можно раньше зафиксировать и направить в верное русло процесс восстановления сознания.

Робертсу повезло: миссис Хайден как раз собиралась перебираться на свое новое место жительства, и он сказал укладывавшей вещи сестре Марте, что сам проводит пациентку к коттеджу «Кюминон». Удача позволила Робертсу приступить к непринужденному, как будто действительно случайно завязавшемуся разговору.

– Как вы себя чувствуете, миссис Хайден? – начал он с дежурной фразы, дабы продемонстрировать пациентке, что не имеет никакого специального намерения говорить с ней.

– Доктор, я чувствую себя хорошо, – серьезным, глубоко взволнованным голосом ответила миссис Хайден и продолжила: – Но почему вдруг умерла эта прелестная малышка? Да еще в моей постели? Я никак не могу понять этого.

– Видите ли, дорогая миссис Хайден, – осторожно начал Робертс, прекрасно понимавший, что этого разговора избегнуть все равно не удастся, и внутренне к нему вполне готовый. Главное – не дать ей догадаться, что хотели убить именно ее, а вовсе не крошку Волендор. – Я боюсь, что в этой истории злую шутку с нами сыграла моя поспешность…

– Ваша поспешность, доктор?! – искренне удивилась миссис Хайден.

– Да, не удивляйтесь, я прекрасно понимаю, что говорю. Видите ли, в этом мире все подвержено единым законам природы, которые нам надо хорошо знать и постоянно учитывать, особенно когда имеешь дело с такими легко ранимыми людьми, какой была, вне всякого сомнения, мисс Волендор. В данном случае я имею в виду закон маятника. В последние дни малышка сделала очень большой прогресс в своем выздоровлении и буквально вчера выглядела едва ли не абсолютно здоровым человеком. И я должен был предусмотреть, что в какой-то момент может произойти резкий качок маятника в обратную сторону.

– Так значит, нельзя быстро выздоравливать?.. – растерянно спросила миссис Хайден.

– Нет, почему же, можно. Но все-таки процессы, протекающие с естественной скоростью, всегда предпочтительнее.

– Но какой же силы должен быть этот обратный, как вы говорите, качок маятника, чтобы человек умер?

– В сильном приступе отчаяния человек может что-нибудь сделать с собой…

– Так вы считаете, доктор, что малышка Виола что-то сделала с собой, сама? Но ведь всем сегодня объявили в столовой, что у нее просто был сердечный приступ, и она умерла, умерла… как там читала дежурная сестра?..

– От сердечной недостаточности. Да, сейчас я пока ничего не могу утверждать окончательно, миссис Хайден. Сердце девушки остановилось, и вполне возможно, что оно просто не выдержало всей бездны отчаяния, что открылась ей…

– Но почему именно у меня в «Биргу»? – Золотые глаза миссис Хайден снова потускнели.

– Я и сам еще до сих пор не знаю ответа на этот вопрос, занимающий меня, поверьте, не менее, чем вас, а потому хочу поговорить об этом с мистером Вилльерсом.

– Да, последние дни они почти не разлучались друг с другом.

– Может быть, он поможет мне увидеть во всей этой истории что-то более определенное.

– Да, доктор, конечно. Я даже не сомневаюсь. Виктор очень умный и очень… тонкий человек, – вдруг воодушевилась миссис Хайден.

Это неожиданное воодушевление только что по-настоящему печальной и встревоженной женщины заставило Робертса остановиться и пристально посмотреть в глаза своей высокопоставленной пациентки. Миссис Хайден тоже остановилась, какое-то время немного смущенно и даже отчасти растерянно глядя на доктора, а потом вдруг отвела глаза куда-то в сторону и прошептала:

– О, доктор, смотрите, балобан!

– Где? – Робертс невольно обернулся по направлению ее взгляда и, увидев птицу, невольно рассмеялся. – Что вы, миссис Хайден, это совсем не балобан. Это самый обыкновенный черный ворон.

– Да? – снова смутилась и несколько даже растерялась миссис Хайден. – А какой же тогда балобан?

– Балобан намного крупнее, пестрой окраски, – осторожно начал пояснять доктор Робертс, испытующе разглядывая вновь двинувшуюся далее со спрятанными внутрь глазами свою спутницу. И вдруг напрямую спросил у нее: – А кто вам сказал, что это балобан?

– Мсье Виктор… – вырвалось у миссис Хайден, но, видимо, в следующее же мгновение ей показалось, что она напрасно назвала это имя, и она стала как-то неловко закидывать доктора вопросами: – А что, разве он меня обманул? Или, может быть, он тоже не знает, какие бывают балобаны на самом деле?

– Не думаю, – серьезно ответил доктор Робертс.

– Что не думаете? – не отставала миссис Хайден. – Не думаете, что обманул, или не думаете, что не знает?

– Вряд ли он стал бы вас обманывать, миссис Хайден, – серьезно сказал Робертс.

– Да, вы так правда думаете? – с искренним беспокойством посмотрела на него женщина.

– Да, миссис Хайден, уверен в этом.

– Спасибо…

Тут доктору показалось, что в глазах у миссис Хайден блеснули слезы. Впрочем, она отвернулась так быстро, что поручиться за это он не мог, однако на всякий случай решил продолжать двигаться в том же направлении.

– Скорее всего, он назвал балобаном какую-нибудь высоко и практически неподвижно парящую в небе птицу, – начал он размышлять вслух и сам поразился произведенному эффекту.

– Да, да! Это именно так и было! – с энтузиазмом подтвердила миссис Хайден.

Однако, когда ободренный успехом доктор закончил свою мысль, сказав, что, скорее всего, из-за слепящих лучей солнца птица просто показалась ей черной, воодушевление пациентки вновь угасло.

– Возможно, возможно, вы правы, доктор, – грустно сказала она и поспешно добавила: – Ну вот мы и пришли. Спасибо, что проводили меня. Теперь мне надо немного побыть одной, чтобы освоиться на новом месте и переодеться. Сестра сказала мне, что все мои вещи уже здесь.

Доктор почтительно поклонился, изобразив движение губ к ее руке, а на самом деле скрыв застывший в глазах вопрос. История с балобаном требовала разъяснения. Он чувствовал, что миссис Хайден осталась не до конца убежденной его доводами, и в сердце этой мнительной и лишенной многолетнего опыта сознания женщины может закрасться тревога, с которой ей нелегко будет справиться. В глубине души надеясь, что это лишь плод его изощренного воображения, Робертс даже не подозревал, насколько на самом деле близок к истине.

Действительно, этот разговор посеял в душе миссис Хайден серьезные сомнения в честности Виктора. Более того, ей стало страшно, поскольку эта загадка неразрывно переплелась в ее сознании со смертью малышки Волендор, и теперь миссис Хайден хотелось только одного: спрятаться куда-нибудь поскорее, забившись в самый дальний угол, чтобы никто больше не мог ее ни увидеть, ни услышать.

Однако и Робертс, несмотря на все свои тайные надежды, был тоже не на шутку обеспокоен. Он немедленно распорядился взять новый коттедж миссис Хайден под неусыпное наблюдение, а к ней приставить вызвавшую наибольшие симпатии пациентки сестру Марту.