Текст книги "Схватки в тупиках (сборник)"

– Едем.

– Куда? – прохрипел тот.

– Отсюда, – ответил я индифферентно.

Мы выехали за город, свернули на глухой просёлок, и я велел ему остановиться.

– Говори.

– Что?

Я сжал нунчаки, морда профессора покраснела, глаза выпучились.

– Ты меня не убьёшь, – без особого убеждения квакнул он, когда я ослабил захват.

– Убью, – ответил я, и это произвело на него впечатление.

Он не был ни боссом, ни даже его помощником – так, шестёрка, вроде Стасика. Профессором тоже, кстати, не был. А помощником босса, которого Профф даже не знал, был Каратист. Он и передавал указания, и из-за этого случилась путаница. Босс пожелал, чтобы посреднические дела вёл «эксперт Черных» – передано это было вот так, бесполо. Профф, мелкая сошка и вообще лох, обо мне, конечно, слышал – они все слышали, те, кто крутится на рынке антика – но как до меня добраться, не знал. Потому передоверил это Стасику, который поручение и исполнил. Когда я отказался работать, Каратист по своей инициативе решил меня вразумить, и лишь после этого доложил боссу, что мужик упёрся. Я живо представил себе зловещее молчание в трубке, а потом полный сдерживаемой ярости голос босса: «Какой мужик?!» Сам виноват – кадры надо подбирать тщательнее. Дурак Профф наступил на те же грабли: нашёл мой (Галин, как он думал) домашний и велел позвонить по нему очередной тупой сявке. Когда до Проффа дошло, что он вновь облажался, морда его мгновенно стала синюшной: представил, что скажет босс.

– А зачем вам моя бывшая? – ненавязчиво спросил я, и Профессор вспомнил, что в данный момент я для него куда страшнее босса.

– Она должна связаться с терпилой, чтобы тот выкупил свою доску.

Ага, обычный вариант: коллекционера потрошат, а потом связываются с ним и предлагают выкупить его же вещи. Как правило, следует согласие, и потому о таких происшествиях мало кто знает. Желательно, чтобы посредником при этом был человек, разбирающийся в искусстве, чтобы хозяин вещей понимал – о них позаботятся и возвратят в целости. Но такой финт обычно проворачивают, когда украдено нечто, что очень трудно продать на сторону. А ведь Галя – спец по иконописи… Жуткая истина забрезжила передо мной.

– Кто терпила? – резко спросил я.

– Хрен знает. Какой-то Дима…

Вот именно!

– А что за вещь?

Мог бы и не спрашивать, кстати.

– Икона. Старинная, жуть! Страшные бабки!

– Вези в город, – велел я севшим голосом.

Галю надо было вытаскивать: Димин Архангел сейчас буквально разил смертью.

Я тормознул Проффа в квартале от метро и вырубил для профилактики, как и прочих. На ходу набрал номер Галиного домашнего. Долгие длинные гудки. Она жила в жуткой дыре, по какому-то недоразумению называемой спальным районом, хотя по ночам её население как раз не спало, а шаталось по улицам и освобождало неосторожных прохожих от кошельков и мобильных телефонов. А вы хотели, чтобы видный искусствовед жил в элитном районе?.. Не дождётесь! Ехал я туда больше часа, и в квартиру Гали позвонил, когда на улице уже начало темнеть. «Хоть бы она была дома! Одна, без матери с бабкой! – успел я подумать прежде, чем за дверью послышались шаги. – Вдруг удастся не только о деле поговорить, вдруг мы ещё сможем?.. Стоп, Гриша, Григорий Александрович, не сходи с ума! Что было, то прошло…»

– Ну и что тебе надо? – спросила Галя усталым голосом, впуская меня в прихожую. Нет, разговор точно будет исключительно деловым… Странно, похоже, она не очень удивилась моему приходу.

– Не бойся, я не мириться, – заверил я её. – Ты одна?

– Да, все на даче, – она нехотя заперла за мной дверь. Отлично, хоть в чём-то мне сегодня повезло!

Она почти не изменилась. По-прежнему даже дома была одета в костюм с довольно короткой юбкой и туфли на каблуке. Не потому, что собиралась куда-то идти, а на случай, если к ней вдруг явится в гости кто-нибудь, перед кем надо хорошо выглядеть. В этот раз, правда, к ней завалился всего лишь я…

– Тебе никто подозрительный вчера или сегодня не звонил? – спросил я. Галя в ответ с вызывающим видом скрестила руки на груди:

– Мне теперь может звонить, кто угодно, тебя это не касается.

А ведь когда-то сама меня ревновала к каждому звонку!..

– Тебе не звонили с какими-нибудь предложениями подработать? – продолжил я спрашивать, игнорируя её шпильки. – Проверить какую-нибудь картину на подлинность, выяснить дату создания, ещё что-нибудь?

Галина равнодушно покачала головой:

– Нет, не звонили. Ты же знаешь, я левые заказы не беру.

Голос её звучал очень убедительно, и любой другой поверил бы, что она говорит правду. Любой другой, но не я. Слишком уж я хорошо знал эту Галину интонацию – вроде и безразличную ко всему, но на самом деле напряжённую. От меня ей это было не скрыть.

– Перестань, тебе звонили по поводу украденной у Лапшина иконы, – сказал я своим профессиональным следовательским тоном. Его моя бывшая жена тоже знала очень хорошо, и мой тон должен был дать ей понять, что скрывать от меня что-либо бесполезно. Полностью сохранить невозмутимость ей не удалось, она вспыхнула и гневно сверкнула глазами – я на мгновение даже залюбовался ею, забыв о грозящей опасности. Красивая она всё-таки, когда злится!

Однако долго восхищаться собой Галя мне не дала:

– Кто мне звонит и по поводу чего – тебя не касается. Уже год как не касается, помнишь?

Ещё бы не помнить! Хотя я-то как раз надеялся… Нет, зря надеялся: Галина решительно взяла меня за локоть и стала разворачивать в сторону двери:

– Иди, иди, напейся, как ты любишь, пофилософствуй, как всё плохо в нашем ужасном мире, и завались спать! А мы, простые смертные, будем своими мелкими делишками заниматься, атрибуции проводить…

Бороться с ней я побоялся – ещё, чего доброго, не рассчитаю силы! Поэтому просто упирался изо всех сил.

– Галя, я сам сейчас уйду, но сначала выслушай! – попытался я уговорить её. – Не соглашайся ни на какую работу, не лезь в эти дела, это слишком опасно! Если тебе деньги нужны – лучше мне скажи, я достану…

– Да ничего мне от тебя не нужно! – бывшая навалилась на меня всей своей тяжестью, и ей удалось дотолкать меня почти до самого выхода. – Я в твои дела никогда не лезла – вот и ты не лезь в мои!

Я хотел было возразить, что в мои дела Галочка очень даже лезла, что ей всегда было очень любопытно, чем я занимаюсь и в чём вообще заключается работа следователя, хотел напомнить ей, что она даже успела кое-чему от меня научиться за то время, что мы жили вместе, но ничего из этого высказать не успел. В дверь вдруг позвонили, и Галя, даже не посмотрев в глазок, протянула руку и открыла замок. Тех, кто после этого ворвался в прихожую, я не рассмотрел – сразу поймал прямой в переносицу. Похоже, кулак был оснащён кастетом – в голове словно бомба взорвалась, кровь сразу же залила лицо. Чисто рефлекторно я сделал выпад ногой и одновременно правой по корпусу. Попал, увернулся от второго удара, встретив его плечом, которое тут же онемело, боднул лбом возникшую передо мной зверскую рожу, но страшный удар по голове сзади погрузил меня во тьму. А ведь позади меня была только Галина…

Как ни странно, это был тот же самый пляж, где я утром оставил загорать Каратиста. Выбрать это место для моего убийства показалось мне жестокой иронией. А в том, что меня хотели именно убить, я нисколько не сомневался. Когда они привезли меня сюда, я, видимо, уже стал приходить в себя. Смутно помню, как колол щёку холодный песок и грубый голос откуда-то сверху: «В бошку ему шмальни, в самую бошку!» Потом – мрак.

Со стоном – болело всё тело – я поднял руку и нащупал на голове справа хорошую ссадину. То есть, «в самую бошку» мазила не попал. Но видок у меня был, видимо, не лучший, и они поверили, что я покойник. Но Галочка-то, Галина… В чём-то понять я её мог – сколько же можно мыкаться на копейки старшего научного в музее? Её интеллект, её внешность были достойны гораздо большего. Но выходит, что ради этого она готова была переступить через что угодно. Например, через такой бесполезный предмет, как я.

Ладно, хватит лирики, надо думать. Я свалился во все эти дела совершенно незапланированно, спутал карты, но сейчас они полагают, что избавились от меня. Пусть полагают. Какое-то время.

Кряхтя, я добрался до воды и кое-как умылся. До дома добраться можно, благо, лопатник они не тронули. Сломанная переносица, ободранная кожа и здоровенный шишкарь на голове, плечо, кажется, вывихнуто… Ерунда.

Дома, опустошив полбутылки, я уселся за телефон. Через час, после консультации со старым другом из своего бывшего отдела, я был осведомлён гораздо солиднее, чем утром. Дело с кражей у Лапшина оказалось совсем не таким простым. Димины дела были плохи: на нём висело уголовное дело о неуплате налогов и рейдерском захвате. Однако власти не прочь были заключить сделку: Дима передаёт им свои активы в стране, а также коллекцию, которая была, пожалуй, поценнее, и может мотать куда угодно. Хоть в Лондон, хоть на остров Пасхи. Естественно, Дима согласился – по делу ему светило лет восемь. То, что хранилось у него в музее, было уже официально передано. И тут случился этот казус с Архангелом. Ирония судьбы, не иначе.

– Наверху в бешенстве, – заверил меня друг, – все уверены, что доска давно за кордоном.

– У Доктора Но что ли? – я упомянул старый прикол артскводов о некоем зловещем миллиардере, собирающем тайную коллекцию похищенных шедевров. Такового, разумеется, не существовало в природе. Но, к моему изумлению, друг серьёзно сказал:

– Может, и у него.

То есть, в органах понятия не имеют, что Архангел ещё в России. История пахла очень плохо, но, во всяком случае, не было сомнения, что будет следующим пунктом в моей программе. Лапшин Дмитрий Вадимович, олигарх Дима.

У него дома я пару раз бывал и раньше, но обстановка его «скромного пентхауса» не переставала меня удивлять. Не роскошью – на это я у многих заказчиков насмотрелся! – а невероятным удобством каждой вещи. На диване в гостиной было по-настоящему приятно сидеть – вообще не хотелось вставать. Даже все мои многочисленные синяки как будто перестали болеть… Столик рядом с диваном был именно такой высоты, чтобы с него удобно было брать рюмки с коньяком, и ни сантиметром выше или ниже. Края рюмки были чуть загнуты внутрь, чтобы запах напитка чувствовался сильнее. Ну а сам коньяк…

– Пей, я ещё налью, – вздохнул хозяин и залпом вылил в себя содержимое своей рюмки. – Весь бар с собой в Лондон не увезешь…

Бар у него тоже был роскошный. Красное дерево, почти невидимое стекло в дверцах, а уж содержимое… Никогда не думал, что мне доведётся попробовать хоть что-нибудь из хранившихся там столетних вин и коньяков! Но иногда и один из самых богатых людей страны может так сильно расстроиться, что предложит выпить первому встречному, даже если этот первый встречный – я.

Коньяк как коньяк. Крепкий, как ему и положено, но ничего особенного в его вкусе не было. Похоже, от того, что я пил обычно, он отличался только ценой. Кажется, Дима понял, что я не способен оценить его напиток по достоинству, потому что подливать мне не стал. Только налил ещё рюмку себе и снова выпил её тоже отнюдь не как знаток – одним глотком.

– Единственная вещь, которую я хотел с собой взять, – повторил он уже, наверное, в десятый раз, глядя на пустой киот в углу, упрятанный в ящик из пуленепробиваемого стекла. Без Рублева внутри он выглядел пусто и сиротливо, а новейшая климатическая установка смотрелась нелепо, как пропеллер без Карлсона. Я пытался представить, каким же образом икону удалось оттуда украсть, но в голову так и не пришло ни одной мало-мальски приемлемой версии. Тогда я снова стал слушать жалобы хозяина дома. Особого сочувствия они у меня не вызывали. Сам был виноват – вообразил, что с его деньгами ему можно всё, что заниматься только бизнесом ему уже не интересно, и полез в политику. А там он был нафиг никому не нужен, и ему решили это популярно объяснить. Впрочем, злорадства по отношению к опальному олигарху я тоже не чувствовал: мне его проблемы были до лампочки.

– …хоть копия осталась, я как чувствовал, что нужно… Одному богомазу заказал – уникальный тип. На подлинной доске пятнадцатого века писал, каждый кракелюр на своём месте, – вздыхал, тем временем, Дмитрий, наливая себе третью рюмку. – Хоть её с собой заберу… Буду смотреть и представлять, что это тот, настоящий…

Копия иконы стояла прямо напротив столика, небрежно прислоненная к стене. Отлично сделанная копия, между прочим. Когда я только вошел в комнату и увидел её – решил, что это оригинал и что никакой кражи вообще не было. Галя бы на пальцах объяснила, из чего следует, что это не подлинник, а я же олух…

Лежащий на столе золотой мобильник заиграл что-то из малоизвестной классики. Дмитрий схватил его, поднес к уху, и следующий миг страдальческое выражение его лица сменилось озабоченным. Пожалуй, даже слегка испуганным, но при этом сосредоточенным, деловым.

– Да, – резко сказал он в трубку. – Да, разумеется. Сейчас буду.

Телефон скрылся в его нагрудном кармане, а сам Дмитрий, отставив рюмку, вскочил с дивана.

– Извини, Гриша, спасибо за сочувствие и информацию, и всё такое, но у меня срочные дела, – протянул он мне руку. – Столько всего надо уладить, пока не уехал…

При этом в глазах у него было всё то же беспокойство, а движения стали какими-то суетливыми. И что за срочные дела могут быть у человека его уровня, пусть даже и попавшего в трудное положение? А ведь он даже не дослушал мою историю. Слишком уж примитивно себя вёл, к чему бы это?..

Я было шагнул к ведущей в прихожую двери, но затем, словно в последний момент сообразив, что хозяина надо пропустить вперёд, отступил – и натолкнулся на Дмитрия. Извинившись, отошёл в сторону. Дело было сделано: из дома опальный олигарх вышел, унося в кармане своего пиджака крошечный микрофон, тоже извлечённый из моего чудесного домашнего сейфика.

Машину мне одолжил тот самый друг из органов – мою они, наверняка, знали. Микрофон в кармане у Димы был одновременно и маячком, так что я ехал за ним, словно по навигатору. Подъехал он к популярному в последнее время среди наших богатеев кабаку, носившему красивое имя «Золотой дождь». То ли они не связывали это название с жаргонным обозначением довольно мерзкого извращения, то ли им это было просто забавно. Их, богатых, не понять. Пройдя мимо согбенных халдеев, Дима исчез внутри. Но мне не надо было идти за ним, достаточно было лишь навострить уши.

– Зачем ты позвала меня, это же опасно! – раздался в наушниках его голос.

– Сейчас всё опасно, дорогой. Но по телефону говорить о деле ещё хуже.

Галя?!. Ни… чего себе! Впрочем, в глубине души я что-то такое и подозревал. Но «дорогой»… Вот же дрянь!

– У меня только что был твой бывший, – нервно бросил Дима.

– Он жив? – в голосе Галины послышалось лёгкое удивление. – Так и знала, что твои олухи опять напортачат.

То, что стреляли в меня люди Димы, было не слишком удивительно. А Галя, значит, работает на него, а не на воров, как я сначала подумал. А может, и на тех, и на других? Впрочем, какая разница…

– Я тебя предупреждала, что он опасен, – продолжала она.

– Сам знаю, что он не идиот, – огрызнулся Дима, – но если будет путаться под ногами, завалю на фиг!

– Лучше используй его, – лениво проговорила моя любовь и, кажется, отхлебнула из бокала.

– Я подумаю, – Дима стал деловит, – расскажи лучше, не поменялись ли у них планы?

– Всё в силе, – сказала Галя, – я подъезжаю завтра и привожу Архангела. За рулём будет Профессор. Я выхожу с доской – она будет в большой сумке – подхожу к твоей машине и сажусь в неё. Тогда Каратист взрывает машину с Профессором. Дальше – твоя игра.

Надо же, как я угадал с погонялами той парочки…

– Твой новый паспорт уже готов, – подхватил Дима, – гримёр подгоняет твое личико под фотку, и через час ты летишь в Лондон. Я, безутешный, за тобой, якобы, с копией. И вот мы с тобой и Архангелом, и моими Мальдивскими счетами на берегах Темзы. А оттуда, как ты знаешь, выдачи нет…

– Не забудь уничтожить настоящую копию. И про Каратиста не забудь.

– Я решу эту проблему, – заверил Дима. – Кстати, а как тебе удалось его уломать?

– А ты как думаешь? – спросила Галя, и я живо представил, как она по-кошачьи зевнула при этом, показав белые зубки.

Она вышла из ресторана первой и сразу направилась к моей машине, будто точно знала, что я там. Надо было быстро отъехать, но я не мог оторвать от неё глаз. Господи, как же она была прекрасна, и как красиво шла! Наверное, так Клеопатра выходила к Цезарю, а Мэри Стюарт – к палачу.

– Мерзавка, – сказал я деревянным голосом, когда она подошла и открыла дверцу.

Вместо ответа она положила на бардачок маленькую вещицу. Микрофон, который я повесил на Диму.

– Поговорим, Гриша, – сказала она, садясь рядом.

– Ты уж прости, старик, что мы с Галькой разыграли перед тобой спектакль, – говорил мне через пару часов Дима, наливая своего буржуйского коньяка. – Это её идея была, а поскольку она тебя хорошо знает, я и согласился.

– Спасибо, я впечатлён, – сдержанно ответил я, отхлёбывая, – что дальше?

– Основное ты слышал, а дальше я тебе предлагаю поехать на передачу со мной.

– И почему ты решил, что я соглашусь помогать вам в этом вонючем гешефте?

– Потому что ты хочешь вернуть Галю, – он рассмеялся мне в лицо, – и вернёшь. Когда я получу свою доску назад.

– Ты же с ней, вроде, в Лондон собирался?

– Она собиралась. А я… Гриша, она, конечно, классная тёлка. Но для меня крутовата. Я, знаешь ли, её побаиваюсь.

– И как всё будет выглядеть?

– Да просто. Она приносит мне Архангела, я выдаю ей новый паспорт и лечу в Лондон с «копией». А Галечка остаётся с тобой.

– А если не захочет?

– А куда денется? Я же её с собой не возьму. А воры землю рыть будут, и если узнают, что она жива, быстро это исправят. Так что хватай её, валите куда-нибудь вглубь Сибири и сидите нам на попе ровно. Тем более, она, кажется, до сих пор к тебе неравнодушна. Это ведь она моих архаровцев уговорила тебя не валить, а только вид сделать.

– Я-то тебе зачем?

– Для пущей убедительности. Эксперт Черных взрывается при попытки передать мне подлинного «Архангела Гавриила» на глазах у бывшего артсквода Черныха. Что ещё может лучше убедить, что шедевр преподобного отца нашего Андрея исчез из природы?..

Машина с Галей и Архангелом подъехала минута в минуту. Блеснув непроницаемыми стёклами, она стала парковаться неподалёку от неприметного фольксвагена, в котором сидели мы с Димой. Опять немилосердно лил дождь, и в его монотонном журчании взрыв прозвучал не очень сильно и даже нестрашно. Но Галину машину словно бы разметало в стороны снопом вдруг вырвавшегося рыжего пламени. Фольксваген пихнуло взрывной волной. Я тупо глядел на обугленную часть запястья, плюхнувшуюся рядом с нашей машиной.

– Гришка, ходу отсюда, ходу! – дико проорал Лапшин, и я на автомате дал газ.

Всю дорогу Дима глухо рыдал. Не по Гале конечно. А я глухо молчал – по ней.

– Старик, прости, я и предположить не мог, – дрожащие руки Димы расплёскивали коньяк.

Ни прислуги, ни телохранов в огромной квартире не было. Как и в прошлый раз. Странно, тогда я этого не отметил. Но сейчас был готов.

Я молчал.

– Да не молчи ты, – голос его был жалобным, – думаешь, мне её не жалко?

Я молчал.

– Ладно, сиди так, хрен с тобой. Только выпей со мной, а то я сейчас тронусь.

Так же молча я поднял свой бокал. Дима глядел на меня жадно, но пить я не торопился. Потеряв терпение, Дима поднял свой и отпил половину. Я последовал его примеру. Лапшин вглядывался в меня с азартным ожиданием, но вдруг побледнел и схватился за горло.

Поставив свой бокал, я рассмеялся в его посиневшее лицо.

– Я поменял бокалы, Дима. Так что цианида хватил ты. Асталависта, Доктор Но хренов!

В его выпученных глазах были ужас и недоверие, но сказать он уже ничего не смог – в конвульсиях упал на персидский ковёр.

Я могу простить многое, но не убийство меня и моих близких. Наверное, он был ещё жив, когда я вытащил у него из кармана пульт, которым он подорвал Галину машину. Потом я помыл и поставил на место свой бокал, везде стёр свои пальцы. Опальный миллиардер, потерявший вдобавок любимую икону, кончает самоубийством. Логично. Как он собирался объяснить наличие у себя моего хладного трупа, меня не интересовало. Долго и тщательно укутывал я в музейную упаковку образ, про который покойный Дмитрий Лапшин сказал, что это копия иконы «Архангел Гавриил» работы Андрея Рублёва.

Словно и правда Архангел спустился в убогую обстановку квартирки бедного искусствоведа, взглядом кротким и всепонимающим печально глядел с вершин своей немыслимой, хрустальной чистоты на земные безобразия. В тихом свете колорита, безупречно точном сочетании розовых, синих, блёкло-фиолетовых и вишневых тонов, он был как живой. Более чем живой. Мы с Галей не могли оторвать от него глаз.

– Ну, я, предположим, невежда, как думал Лапшин, и не отличу копии от подлинника. Хотя я понял, что это настоящий, как только его увидел. Но тебе-то он как хотел это втюхать? – повернулся я к Галине.

Бурные события последнего времени нисколько не отразились на её красоте.

– А он и не пытался, – спокойно ответила она, – сразу рассказал мне, что задумал и предложил участвовать.

– И ты согласилась?

– А что было делать? – она передёрнула плечами. – Он намекнул, что иначе убьёт маму и бабушку. И тебя… Это был страшный человек, я поняла сразу.

– И что тебя в живых не оставит тоже поняла?

– Конечно. Потому и играла по его правилам. До поры до времени.

– А ко мне почему не обратилась?

– Обратилась бы. Но надо было выбрать момент, чтобы Дмитрий не узнал. А пока стала вести свою игру.

Я потёр шишку на голове, и она поняла, что я хочу сказать.

– А что мне было делать? Ты свалился в это дело совершенно неожиданно, из-за дурацкой ошибки Профессора. Мне позвонил Лапшин и рассказал о твоих подвигах. Я поняла, что ты едешь ко мне, но и люди Димы уже ехали. Так что мне только и оставалось дать тебе по голове, а потом сказать Диме, что если тебя убьют, я на него работать не буду.

– А Каратист?.. – в моём голосе, надо думать, промелькнула лютая ревность.

Бесенята заплясали в её глазах.

– Это было легко, – ответила она безмятежно. – Мы решили, что он прикажет Профессору от имени босса ехать одному, Дима его взорвёт, а потом мы с ним должны были шантажировать Диму.

– И он тебе поверил? – я глядел на неё с восхищением и ужасом.

– А ты бы не поверил? – бесенята заскакали ещё резвее. Меня бросило к ней, словно взрывной волной…

– Гриша, а с ним что будем делать? – спросила она по прошествии времени, указывая взглядом на Архангела.

Я тоже взглянул на исполненный неземного величия образ.

– Не знаю, Галечка, – пробормотал я. – Если сдать по закону, откроется твоё участие в этой афёре…

– …и бокалы, которые ты поменял у Лапшина, – упавшим голосом заключила она.

– Может, в Церковь?..

Утро было чудесным – дождь кончился ночью, и небо синело так, как могло лишь весной. Я вышел из Галиного подъезда, полной грудью вдыхая пряный воздух. Уши наполняли птичьи трели. Мне совершенно не хотелось выпить, и я мимолётно удивился, что и накануне не выпил ни капли.

Из-за угла возникла фигура, и весна покинула моё сердце. Каратист приближался неторопливо, но быстро, из каждого его глаза слово глядело по ядовитой змее. Ни подручных, ни оружия. Хочет честно. Почему бы нет… Я встал в стойку, зная, что змеи теперь глядят и из моих глаз. Мы оба понимали, что дело будет серьёзным. Но я был уверен, что сделаю его. Просто потому что сегодня мой день.