Текст книги "Схватки в тупиках (сборник)"

Кондрат Оглашающий

Места и впрямь были чудесные. Михаил пружинисто шагал по притихшему сентябрьскому лесу, всей грудью вдыхая вкусный сыроватый воздух, взглядом выхватывая среди палой листвы то коричневую шляпку степенного боровика, то многоэтажную конструкцию из опят, то лукавую лисичку.

Он был рад, что прибыл в эти места не по воздуху, а на машине, ощущая сопротивление дороги, радуясь мелькающим пейзажам. И кроме свидания с не уничтоженной ещё дикой природой, ничего он больше от поездки в глубинку не ждал. Дело было абсолютно глухим. Если бы не родня и дружки Муромцева…

Местные предупреждали, что озеро возникнет перед ним неожиданно. Несмотря на это, Михаил чуть не вскрикнул от изумления, когда в глаза его плеснул прозрачный свет, словно драгоценная безделушка космической владычицы упала с небес и тихо лежала среди дебрей. Озеро было, как светлое блюдо среди оцепеневшего тёмного леса. Его зеленоватую амальгаму не искажало ни единой морщинки. Как будто так было всегда: белёсые призраки берёз, хмурые сосны, траурные ели и – вечно спокойная водяная гладь.

Здесь было так тихо… Слишком тихо. Тишина эта спустя какое-то время становилась тревожной. Михаил вспомнил рассказы о туристах, среди ночи срывавшихся тут с лагеря из-за беспричинного ужаса. Он пожал плечами – не раз был в «аномальных» местах и видел ещё не такое. «Разберёмся», – с привычной полицейской уверенностью подумал он.

Михаил специально оставил машину в деревне и пошёл к озеру напрямик, хотя знал, что с юга к нему можно было спуститься по большой прогалине, до которой пять минут езды довольно приличным просёлком. Прогалина вела к единственному небольшому пляжу. Озеро Навье возникло несколько миллионов лет назад от падения метеорита и представляло собой почти идеально круглый и глубокий кратер. Во всех остальных местах рядом с берегом можно было сразу уйти на несколько метров под воду, и лишь здесь причудливая эрозия создала сравнительно пологий спуск в глубину. Эту-то прогалину с пляжем и облюбовали туристы после того, как недавно неподалеку пролег участок Великого автопути от Питера до Владивостока. До сей поры и озеро, и близлежащая деревенька Явленка в туристических маршрутах досужих москвичей не значились – добраться сюда было труднее и дороже, чем до Кордильер. Трасса и вдруг нахлынувшая на обывателей Нерезиновой мода отдыхать на родной природе изменили всё. Уже второй сезон Явленка переживала нашествие дорогих авто, и местные с изумлением слушали доносящиеся из ночного леса пьяные мужские голоса и женский визг. Летними ночами небо над озером отражало пламя костров, на облаках зависали причудливые стереокартины, грохотали фейерверки.

Но прохладный сентябрь и ледяная вода Навья отпускников не слишком соблазняли. Хотя кое-кто был, и совсем недавно: Михаил с болью увидел, что прогалину уродуют кострища, кучи мусора и квадраты жухлой травы там, где были надуты походные коттеджи. В кустах часто попадались отходы жизнедеятельности приматов, а в сером песке пляжа поблёскивали контейнеры из-под продуктов и осколки бутылок.

Вечер наступил враз. Сияние вод словно подёрнулось пеленой, в навалившемся ниоткуда стылом тумане растворился лес. Тише не стало, потому что тишина и так была почти абсолютной, но она как бы сгустилась, подобно незримому облаку окутала окрестности. Михаила вдруг пробрала сильная дрожь. Он повернулся к озеру и застыл на месте. Над тёмной теперь водой стояло мертвенное зеленоватое свечение. Было оно не слишком сильным, мерцающим, как будто на поверхности озера плавала тончайшая плёнка фосфора. Но в глухом вечернем лесу зрелище производило впечатление ужасающее. Михаил мельком подумал, что вот и разрешилась загадка сбегавших отдыхающих: увидев такое с пьяных глаз, запросто можно было впасть в панику.

«Только мёртвых с косами не хватает», – сердито подумал Михаил, вспомнив, что прочитал в материалах дела и о свечении, и о мудрёном объяснении этого явления учёных.

Вдруг тишину нарушил негромкий, но резкий звук, и молодой человек снова непроизвольно вздрогнул. Впрочем, тут же пришёл в себя: новое явление уж точно не имело отношения к мистике, просто у озера был ещё один человек. Михаил услышал шлёпающие шаги и невнятное бормотание. И вот среди смутно проглядывающих из тумана деревьев показалась тёмная фигура.

– Черти, черти, вурдалаки, – разобрал Михаил, когда идущий поравнялся с ним, в густом тумане не заметив неподвижно стоящего инспектора. Тот подумал, что прохожий стар – непрерывное бормотание очень смахивало на стариковскую воркотню.

– Чё они тут ездят, чё гадят? Вот уж Матушка им даст, уж она им покажет! И правильно, и нечего супротив духа переть!

Эти речи сопровождались звяканьем стекла и стуком пустых контейнеров и банок из-под пива. Человек бросал их в огромный мешок на тележке, которую с трудом катил по песку. Михаил было решил, что дед собирает тару для сдачи, но тут же понял, что тот просто прибирается на пляже.

– Мало их тут ещё потонуло! – отчётливо донеслось до Михаила, и тот сразу принял охотничью стойку: именно ради этого дознаватель Императорского Следственного Комитета приехал в эту глушь.

– Гражданин! – громко позвал он, и бормочущий застыл. – Позвольте с вами поговорить.

Это действительно был старик, однако стоял прямо и дыхание его было ровным. Плащ-палатка с накинутым на голову островерхим капюшоном придавала ему облик монаха. Ниже Михаил с удивлением разглядел грязные босые ноги.

Инспектор показал мерцающую подсветкой пластиковую карточку со своим трёхмерным фото и биометрией. Однако большого впечатления это чудо идентификации на аборигена не произвело.

– Я инспектор ИСК Преображенский, – вновь начал Михаил в надежде пробудить эту статую. Но дед махнул рукой, пробормотал что-то не очень приветливое, резко повернулся и проворно скрылся в тумане. До Михаила доносились лишь удаляющиеся шлепки босых ног и поскрипывание тележки.

– Придурок, – пожал плечами Михаил. – Ладно, никуда не денется, в деревне его допрошу.

Инспектор быстро зашагал по прогалине, надеясь, что топографическая интуиция его не подведёт и выведет на просёлок.

* * *

– Миша, ты ведь грибник? – ошарашил его начальник департамента особо важных дел полковник Варенин.

Полковник редко позволял себе с подчинёнными такие вот неофициальные фразы.

– Так точно, – ошарашено ответил инспектор.

– Да брось ты официоз, – махнул рукой полковник и указал на стул. – Садись.

Михаил присел, лихорадочно пытаясь понять, чем шеф его обрадует. Ничего хорошего такое начало не предвещало. Несмотря на свою молодость, инспектор Преображенский вечно получал от своего непосредственного начальника всякие головоломные задачки, и если решал их недостаточно сноровисто, следовали вполне реальные нагоняи.

Предчувствие не подвело.

– Ты слышал об исчезновении депутата Муромцева? – в лоб спросил Варенин и Миша мысленно застонал.

– Да, конечно, – ответил он, гадая, каким образом шеф вляпался в это дерьмо.

Как бы он не слышал, если об этом орали все СМИ. Депутат бесследно исчез, отдыхая на каком-то озере. Свита и охрана сначала не углядели его исчезновения. Скорее всего все очень хорошо приняли на грудь и расслабились на свежем воздухе. А государственный муж полез в невменяемом состоянии купаться и банально утонул.

– Поиски результатов не дали. Нет тела, – Варенин прищёлкнул пальцами. – Ты понимаешь, что это значит?

Миша понимал. Срочные перетасовки в высших политических кругах, где на фигуре Муромцева было завязано очень многое, делёж наследства… Да и не могут у нас такие фигуры просто исчезнуть. Странно, что Служба Безопасности Империи ещё не подключилась: носителя государственных секретов могли похитить враги, он мог инсценировать своё утопление и сбежать сам, да много чего ещё…

– СБИ работает, – заверил Варенин, словно бы прочитавший его мысли. – Но тебя это не касается, ты будешь сам по себе.

– Мы-то тут причём, Николай Петрович? – вырвалось у Михаила. Ему совсем не хотелось соваться в эту банку с пауками.

– При том, – строго обрубил полковник. – Ситуация непростая, сам знаешь.

Варенин взглянул на противоположный конец кабинета, где парил голографический портрет мужчины преклонных годов в короне и горностаевой мантии. Его суровый взор, казалось, пронизывал полицейских насквозь.

– Реформа органов идёт. А у Муромцева связи при дворе, вся семейка – крупные бизнесмены. У меня требуют, понимаешь – тре-бу-ют, чтобы я пустил на это расследование лучшие силы. Вот ты в эту Явленку и поедешь.

– Зачем? Граблями озеро прочёсывать?

– Не получится, – серьёзно покачал головой Варенин, – там семьдесят метров глубина. А на дне – разлом, и никто не знает, куда он ведёт. Может, в самый центр Земли… Люди там пропадали постоянно, только никто этим не заморачивался, пока деревня на отшибе была. Приедет из соседнего села участковый, составит акт и откладывает дело. Лет двадцать назад там экспедиция была, учёные говорят, газы в озере ядовитые, бывают выбросы. Водолазы до дна добраться не могли, плохо им становилось. Но после того, как туристы из Москвы пропадать начали, дело уже особо не замнёшь. Теперь вот ещё этот наш деятель великий… Ты же, Миша, любишь всякую эту хрень – НЛО там, этих, ити их, йети и прочих зомби? Так вперёд, наслаждайся!

– Я, господин полковник, всем этим интересуюсь, пока эти йети не начинают лезть в большую политику, – вполголоса заметил Михаил и тут же получил от шефа по шапке.

– Р-разговорчики, боец! Короче, инспектор Преображенский, твоя задача: всех опросить, записать свидетельства и, если сочтёшь, – эти слова Варенин особо выделил, – что состав преступления отсутствует, подать мне соответствующий рапорт. А я уж тут атаки отбивать буду…

– А если… – заикнулся было Михаил.

– Тогда будешь работать, – шеф мельком глянул на не слишком счастливое лицо подчинённого. – И мы все тут тоже. Так забегаем, будто нам скипидаром задницу смазали. Понял?

– Понял, господин полковник.

– Можешь взять наш самолёт, – расщедрился полковник, – за двадцать минут долетишь.

Михаил упрямо помотал головой.

– На машине поеду.

– Да не дуйся ты, Миша, – господин полковник ненадолго превратился в доброго дядюшку. – Сам он утоп. В случае чего, я всегда на связи. На твои запросы дам распоряжение немедленно отвечать. Действуй! А как дела закончишь, можешь ещё сутки там отдохнуть. Рыбалку не обещаю – в озере этом проклятом не живёт никто, даже водорослей нет. И комаров с мухами в округе тоже. За что ещё его туристы и ценят. Зато грибов, говорят, навалом. На всю зиму напасёшься. И места чудесные.

* * *

В деревню Михаил вышел, когда уже почти совсем стемнело. Длинная вереница старых, рассохшихся от многолетних дождей и морозов, покосившихся и словно бы вросших в землю деревянных домиков за такими же древними и местами почти развалившимися заборами одним своим видом нагоняла тоску. Но инспектор приободрил себя, напомнив, что в этих ветхих домишках люди живут спокойной и размеренной жизнью, едят выращенные на собственных огородах натуральные овощи, пусть мелковатые и гниловатые, но на вкус стократ превосходящие синтетические. В деревне не знают городских проблем вроде пробок на земле и в воздухе, экономии воды, самодурного начальства и растущих налогов. Горожанину можно и позавидовать селянам.

Мужчина, попавшийся ему навстречу, действительно выглядел вполне довольным жизнью, однако когда он подошел поближе, Михаил понял, что перед ним не житель Явленки, а московский земляк – тот был одет в форму МЧС и оглядывался по сторонам, как человек, впервые оказавшийся в этом месте. Сам он тоже пригляделся к одетому в деловой костюм Михаилу и, признав в нем «своего» приветственно замахал рукой:

– Вы тоже из столицы? Сегодня приехали? МВД, надо думать?

– ИСК, – коротко ответил Михаил, внимательно разглядывая представителя дружественного ведомства.

– Из-за депутата? – без труда догадался МЧС-овец.

– Ну да, из-за чего же ещё, – вздохнул Михаил, решив, что с этим крепким мужиком с открытым лицом хитрить не стоит. – А вы – тоже из-за него?

Спасатель хохотнул:

– Не совсем. Его-то вылавливать уже поздно! Теперь надо сделать так, чтобы больше в этой луже никто не тонул, ни депутаты, ни простые смертные!

– То есть, вы здесь будете работать? – удивился Михаил.

– Не я лично, наверное, – пожал плечами МЧС-овец. – Я мониторю возможность организации спасательной станции, а там – посмотрим, кого из наших сюда отправить, – он вдруг спохватился и протянул Михаилу руку. – Максим.

Михаил пожал жесткую и явно очень сильную ладонь, назвал своё имя, и они вместе зашагали мимо полуразвалившегося забора.

– Вы где остановились? Я у бабки Лукиничны из девятого дома, – сказал Максим.

– Тогда мы почти соседи, – усмехнулся Михаил. – Я – у Дмитриевны из одиннадцатого.

– Тут, похоже, только бабки и деды и живут, – вздохнул Максим. – Жуткое место, с тоски можно удавиться!

– Разве? – пожал плечами Михаил. – Деревня как деревня.

– Ага, другие не лучше, – согласно закивал МЧС-овец. – Я бы долго в таком месте жить точно не смог: зимой из дома носа не высунуть, потому что дверь снегом завалена, летом круглыми сутками в огороде копаешься, чтобы зимой было, что есть – бррр!

Михаил промычал что-то неопределенное – спорить с новым знакомым ему не хотелось, но и согласиться с ним он не мог. Ему ветхие жилища явленцев с каждой минутой казались все более привлекательными.

– Мне сюда! – Максим кивнул на калитку с прибитым к ней жестяным кружком, на котором с трудом различалась нарисованная краской и наполовину облупившаяся девятка. Михаил кивнул и, ускорив шаг, двинулся дальше.

Хозяйка, согласившаяся приютить его у себя на время расследования за весьма скромную плату, встретила равнодушным взглядом, указала на тарелку с вареной картошкой на столе и, усевшись в углу, принялась вязать, тихо щелкая длинными спицами. За окнами к тому времени совсем стемнело, и тесную комнату освещали только тусклая керосинка. Михаил поел с аппетитом – в Москве натуральный картофель был ему не по карману, поблагодарил хозяйку за ужин и уже собрался порасспрашивать её о происшествии с депутатом, но она вдруг отложила свое вязание и подошла к стоящему в другом углу огромному сундуку.

– Я вам на полу постелю, а то больше спать негде, – сказала она, доставая из сундука старый, во многих местах зашитый матрас и яркое лоскутное одеяло.

– А вы уже ложитесь? – уточнил Михаил.

– Конечно, а что же, до утра сидеть? Керосин экономить надо! – отозвалась Дмитриевна, разворачивая матрас на полу.

Несколько минут спустя Михаил ворочался на жестком матрасе, с ужасом думая, что со своей привычкой засыпать после часа ночи, долго не сможет угомониться и здесь. Можно было, конечно, достать суперфон, побродить по сети, пообщаться с друзьями, послушать книгу или погрузиться в фильм, но он опасался, что это вызовет недовольство хозяйки. Потому некоторое время он действительно валялся без сна, слушая, как бабка кряхтит на своей кровати за ширмой, но потом, утомленный долгой ездой и чистым воздухом, все-таки отключился от реальности.

Проснулся Михаил тоже рано – хозяйка встала с рассветом и принялась топать и греметь посудой. Некоторое время инспектор пытался дремать, не обращая на шум внимания, но, в конце концов, понял, что уснуть ему больше не удастся, и вылез из-под одеяла.

Первая половина дня прошла в нудных и однообразных опросах свидетелей. Их ответы почти не отличались друг от друга: все жители Явленки ругали «проклятых городских», жаловались, что те своими пикниками и праздниками на озере мешают им спокойно жить, и уверяли, что никого из местных не было на берегу, когда тонул Муромцев. Никого не интересовали оргии незваных гостей, все сидели по домам или работали на огородах, и о несчастном случае узнали, когда всё уже было кончено. Примерно то же самое они рассказывали и о других погибших в озере отдыхающих.

Подходя к очередному, ничем не примечательному дому, Михаил услышал громкие недовольные голоса двух о чем-то споривших людей. Подойдя ближе, он узнал в одном из ругающихся голосов звучный баритон своего вчерашнего знакомого Максима.

– Плевал я на вашего Кондрата, и на все ваши глупости, и на всю вашу красоту!!! – спасатель явно был в ярости, и Преображенский, заинтересовавшись спором, торопливо подошел к калитке. Максим стоял по дворе, перед покосившимся крыльцом и, отчаянно жестикулируя, кричал на замершую на нижней ступеньке хозяйку дома – сгорбленную старуху, напоминавшую Бабу-Ягу. Хотя вид у нее был не злой – на разошедшегося МЧС-овца она смотрела спокойно и как будто бы с сочувствием.

– Не дадим вам устроить у нас такую же свалку, как в других деревнях, до которых вы уже добрались! – ответила она ещё более громким визгливым голосом. – Наше озеро и наш лес вы не загадите.

– Да что же вы совсем меня услышать не хотите?! – снова вспыхнул Максим. – Никто не собирается портить вашу драгоценную природу, никто не будет трогать вашу лужу! Я говорю только о том, чтобы построить на её берегу спасательную станцию, понимаете вы или нет?! Только один маленький домик, и настил над водой, и несколько лодок! Никакой грязи от этого не будет, а будет только польза вам же самим! И тем, кто к вам в гости приезжает – они тонуть перестанут!!!

– Мы к себе в гости никого не звали, – отозвалась старуха. – Не нравится наше озеро – не нужно в нём купаться.

– Но вы же понимаете, что люди всё равно будут сюда ездить и купаться!

– Не захотят тонуть – не будут. А захотят – как мы можем им в этом помешать?

– Помешаем, если на пляже будет спасательная станция!

Старуха посмотрела на Максима, как на полного идиота и горестно вздохнула.

– Кондрат огласит. Не позволит вам озеро поганить, – сказала она неожиданно тихо и, спустившись с крыльца, медленно, сильно прихрамывая, заковыляла к калитке, вопросительно глядя на Михаила.

– Здравствуйте! Я хочу задать вам несколько вопросов… – начал дознаватель извечную первую фразу в разговоре со свидетелями, протягивая через забор удостоверение.

Максим подошел к калитке, кивнул Преображенскому и вышел со двора. Михаил тоже быстро кивнул в ответ и подошел к старой деревенской жительнице. Она смотрела на него недовольно, но тоже без злости – ей, как ему показалось, просто хотелось поскорее отделаться от всех незваных гостей.

Разговор с ней и правда не занял много времени. Ответы были всё те же, что Михаил уже слышал от других местных обитателей. Выключив диктофон и поблагодарив угрюмую старуху, Преображенский снова вышел на главную улицу Явленки, представлявшую собой раздолбанную пыльную дорогу, и снова зычный голос Максима. Теперь он доносился из соседнего двора, где Михаил уже был. Следователь прошел мимо забора, за которым спасатель так же тщетно объяснял пожилой паре необходимость создания лодочной станции, и собрался уже свернуть к другому ряду домов, где жили ещё не опрошенные им явленцы, когда Максим внезапно выскочил со двора, яростно захлопнув за собой калитку. Ветхий забор, построенный не одно десятилетие назад, не выдержал такого жестокого обращения и вместе с калиткой с треском завалился на бок. Хозяева дома испуганно ахнули.

– Чёрт, – буркнул себе под нос спасатель. Вид у него теперь был виноватый, но не особо удивленный, и Михаилу пришло в голову, что тот уже не первый раз случайно что-то ломает, не рассчитав силы.

– Простите, – повернулся Максим к лишившимся забора хозяевам и покаянно прижал руку к груди. – Я вам сейчас же всё исправлю! У меня инструменты в машине есть – сейчас принесу, и всё будет пучком!

Не дожидаясь их ответа, он бросился в конец улицы, где они с Михаилом припарковали автомобили. Преображенскому он снова молча кивнул и все так же виновато развел руками, словно жалуясь на свое невезение.

– Что, многие против спасения на водах? – сочувственно спросил Михаил.

– Не многие – вообще все! – Максим с досадой пнул попавшийся ему на пути камешек, и тот отлетел на несколько метров вперед. – Природу им, видите ли, жалко! – он плюнул на землю, выругался и пнул следующий камень. – Ненормальные какие-то, юродивые, чтоб их! На то, что живые люди умирают, им пофиг, лишь бы лес да озеро… Похоже, всем им Кондрат здорово мозги промыл, только о нём и твердят, – третий камень, описав над дорогой дугу, улетел в канаву.

– Кондрат? – вскинулся Михаил, которому никто из опрошенных о человеке с таким именем не говорил.

– Да какой-то местный псих, старик, который здесь вроде колдуна – все только на него и ссылаются, – объяснил Максим. – Я сам его ещё не видел, он тут всё время или где-то в лесу бродит, или вокруг озера круги нарезает.

– Кажется, я его вчера, когда приехал, видел, – пробормотал Михаил. – А фамилия у этого Кондрата есть?

– Есть, наверное. Только мне её никто не говорил.

– Ну вот что, МЧС, я тебе сейчас помогу забор поправить, а ты помоги мне этого лешего отловить – он может быть ценным свидетелем. Тебе ведь он тоже нужен – про станцию договариваться, раз уж его тут все так слушают.

– Лады, – покладисто ответил МЧС-овец, – Кстати, правильно, давай на «ты».

– Ну что, пошли? – пригласил Михаил.

МЧС-овец кивнул:

– Ага, пойдем по берегу в разные стороны – кто-нибудь на него да наткнется.

* * *

Чаща близ озера вновь охватила Михаила тревожной аурой. Продираясь сквозь кусты, обдающие его холодным душем и облепляющие лицо паутиной, ощущая давящую тишину, он всё увереннее подозревал, что заплутал. Умом понимал, что это невозможно, что он всё время движется по-над берегом. Но спинной мозг не признавал этих жалких отговорок, понуждая сорваться в панику.

– Что за чёрт, – инспектор остановился и попытался волевым усилием подавить нарастающую тревогу. Но тут же насторожился и замер – в нескольких метрах явно что-то двигалось.

– Макс, это ты? – позвал Михаил, с неудовольствием отметив, что голос его чуть дрогнул.

Из чащи донеслось жутковатое бессмысленное бормотание, сплетающееся, тем не менее, в некий дикий ритм:

– Ишун-дурун-дурун-дурун-ишан-мишан-угун…

– Это вы, Кондрат, простите, не знаю отчества? – вопросил Михаил мокрые кусты, подсознательно испытывая страх, что сейчас оттуда вывалится бесформенное чудовище.

Бормотание враз смолкло, шаги остановились.

– Выходите! – окрепшим голосом велел инспектор.

Из кустов появился тот, кого называли Кондратом. Он, действительно, напоминал какое-то легендарное существо. На сей раз капюшон был откинут, и Михаил увидел рассыпавшиеся по плечам пегие длинные патлы и огромную, совсем седую бороду. Глаза глядели из этой поросли внимательно и остро. Они были очень светлые и слегка безумные, как у примеривающегося к прыжку кота.

– Кондрат меня кличут, – глухо проговорил старик. – И всё тут. Зачем мне ещё имя, помимо того, под каким я Матушке известен.

– Я инспектор… – начал Михаил, но Кондрат прервал его.

– Знаю, кто ты. Сам не зол, да злому служишь. Ищешь, ищешь, а чего, не знаешь. Покайся перед Матушкой, пока Кондрат тебя не огласил для лона ея.

От деда исходила какая-то совершенно явственно ощущаемая аура силы и уверенности. Михаил стал сомневаться, что перед ним обычный деревенский дурачок. Между тем Кондрат продолжал говорить, и инспектор с удивлением понял, что не может вставить ни слова. Причудливая речь лилась легко и свободно, а странные словесные конструкции казались ясными и убедительными. Плащ-палатка распахнулась, и Михаил уже без всякого удивления увидел, что под ней старик почти совершенно обнажён – лишь просторные трусы прикрывали чресла. Кожа его была гладкой и блестящей, а тело мускулистым, как у юноши. Он вещал с увлечением, жестикулируя зажатой в руке пустой банкой из-под пива, которую, видимо, забыл положить в мешок.

– Миша, детка, – говорил Кондрат, и столичный инспектор нисколько не возражал против подобной фамильярности, – это глаголет тебе Кондрат Оглашающий. Сердечная просьба к тебе: прими от меня несколько советов. Матушка наша стоит за то, чтобы люди не умирали. Совсем-совсем. Но горе вам будет, людям. Вы всё созданное вами превращаете в шлак, в отбросы, в вонь, и вот за это-то и недолюбливает вас Матушка и наносит вам ущерб. Она ведь терпит это до поры до времени и говорит: «Сегодня ты меня, а завтра я тебя, ты меня огнём, а я тебя водой». И кого огласит Кондрат, того она и…

Михаил с трудом сбросил с себя чары, наложенные этим глухим голосом – последние слова старика пробудили в нём сыщика.

– И кого же она… водой? – тихо спросил он.

Кондрат на миг смолк, а когда вновь заговорил, в голосе его послышался гнев.

– Все лежат в прахе своём и ждут, когда их Огласитель поднимет. Кого ещё возможно спасти, того он словом спасает. А кого уж нельзя, ибо разъело зло до конца, огласит он перед Матушкой, и примет Она того в лоно своё святое. Ибо все тела наши принадлежат Матушке-природе, из неё выходят и в ней же упокаиваются. Ныне же Матушка Кондрата пригласила. Он людей учит, а потом пойдет. По воде пойдёт он, ибо раньше дух носился над водами, а теперь окружил он Кондрата и освятил его.

– Кондрат, значит, по воде, а остальные – в воду?! – раздался рядом громкий яростный голос. Михаил резко обернулся. В двух шагах стоял Максим. Несмотря на свои габариты, он подошёл совершенно бесшумно, и, судя по всему, слушал проповедь лесного деда уже несколько минут.

– Изыди, фарисей и лицемер! – заорал на него Кондрат не менее яростно. – Знаю, знаю, чего тут ищешь! Души невинные загубить, на Матушку покуситься. Вот ужо огласит тебя Кондрат!

Дед со злобой отбросил пустую банку и стоял, сверкая глазами из седых зарослей.

– Как тех, что тут утопли?! – выкрикнул Макс.

– Воды матушкины священные загрязняющие да исчезнут, – спокойно и грозно произнёс Кондрат, повернулся и исчез в кустах. До двух тяжело дышащих, как после долгого бега, мужчин, не донеслось не звука.

– Мишка, он это народ топит, точно тебе говорю! – горячо заговорил Максим.

Но Михаил покачал головой. Он словно отходил от тяжёлого сна.

– Тип, конечно, тот ещё. Но только тонуть тут давно стали. Да и в том, что он говорит, много правды…

– Какой правды?! – вскинулся Макс. – Что каждого, кто в их долбанном озере искупается, порешить надо?!

Вместо ответа Михаил стал что-то искать в кустах. Макс с интересом смотрел, как дознаватель поднял за краешек отброшенную Кондратом банку и бережно положил её в прозрачный пакет.

* * *

Сегодня Михаил не собирался беречь покой своей хозяйки.

– Дмитриевна, – глядя прямо в старушечьи глаза, спросил он, управившись с тарелкой щей из щавеля, – Кондрат – он местный или пришлый?

Попытка старухи сделать вид, что не слышала вопроса, не увенчалась успехом: инспектор начинал злиться на эту круговую поруку.

– Ты уж скажи, – зловеще проговорил он, – иначе, знаешь, ответственность за дачу заведомо ложных показаний никто не отменял. Вы ещё не понимаете, что жизни вашей тихой конец пришёл – большой человек пропал, в покое вас теперь не оставят.

– Батюшка для нас не чужак, – тихо проговорила Дмитриевна.

– И давно он тут появился?

– Да ещё когда я молодкой была…

«Сколько же ему лет?», – всполошёно подумал Михаил.

– А чем живёт? – продолжал он допрашивать.

– Да духом одним! – вдруг яростно выпалила бабка. – Почти и не ест ничего, хоть в любой хате тут его накормят. В лесу живёт, зимой и летом босиком ходит, каждый день ледяной водой обливается. Святой как есть! А главное, батюшка озеро наше бережёт. Оно же живое, Навье наше…

Голос старухи стал вдруг нежным и мечтательным. Но тут же она со злобой выкрикнула:

– И в обиду мы ни батюшку, ни озеро не дадим!

Она отвернулась и начала готовиться ко сну, всем видом показывая, что разговор окончен.

В общем-то, теперь у Михаила не осталось классического вопроса: «Кому выгодно?» Но оставался другой: «Как?» Не обращая внимания на ворчащую за ширмой бабку, он присел к столу, достал суперфон, развернул экран и вошёл в общую базу МВД. Потом достал пакет с выброшенной Кондратом банкой, сканером снял с неё отпечатки пальцев и, вбив допуск, ввёл их в базу. Поиск занял несколько секунд. Просмотрев документ, Преображенский присвистнул. Судя по досье (весьма солидному) старик действительно звался Кондратом, а фамилию имел самую простую. И родился он в год первой русской революции. То есть было ему… сто двадцать лет!

В тридцать пять лет простой шахтёр вдруг начал проповедовать учение о покаянии людей перед природой, которую называл Матушка, о слиянии с ней и естественном образе жизни. Сам придерживался такового: зимой и летом ходил босиком и в одних трусах, обливался ледяной водой на морозе. В СССР, разумеется, неоднократно сидел и лежал в психбольницах. Постепенно собрал вокруг себя группу последователей, а после ухода коммунистов стал главой мощного движения. Но, неожиданно для всех, бесследно исчез в середине лихих девяностых. Надо думать, именно в это время он поселился в Явленке. Удивительно, но за все эти годы его никто не нашёл, хотя он не особенно скрывался. Никто не мог предположить, что исчезнувший знаменитый гуру и полусумасшедший деревенский знахарь – одно лицо. Да и явленцы, надо думать, в рот воды набрали, оберегая своего «батюшку».

Ходили слухи, что исчез Кондрат не просто так: было, вроде бы, уголовное дело по факту исчезновения некоторых адептов его секты, подозревали человеческие жертвоприношения. Но самые тщательные поиски Михаила по базе ничего не дали – никаких упоминаний об этом деле не было. Впрочем, это не говорило ни о чём: среди последователей Кондрата были весьма влиятельные в то смутное время люди, вполне способные изъять это дело из всех архивов. Поклонники же Кондрата уверены, что он взят живым на небо и почитают его, как воплощение Бога.

Михаил прочитал несколько принадлежащих Кондрату вероучительных текстов, хмурясь всё больше. Восприятие его двоилось: с одной стороны он вполне мог разделить идеи жизни в природе. Но с другой его отталкивала холодная жестокость к людям, которые, судя по всему, для Кондрата были ничем по сравнению с мощью и благостью Матушки.

Из-за ширмы давно доносился храп Дмитриевны. Михаил выключил суперфон и лёг на свой матрац, тараща глаза в темноту. Хорошо, пусть Кондрат топит людей в озере. Но, во-первых, каким образом, а во-вторых, почему успешный лидер крупной секты вдруг решил сделаться отшельником? Поговорив с Кондратом, Михаил не сомневался, что тот совершенно искренне рвётся возвращать людей к природе, а в этой маленькой деревне у него не было нужной аудитории для проповедей. Значит, или он действительно боялся уголовного преследования, что маловероятно: этот человек в своё время не испугался Ежова, который лично допрашивал его на Лубянке. Или есть в этих местах нечто, что привлекло его и заставило остаться.