Текст книги "Схватки в тупиках (сборник)"

Одиночество госпожи М

11 мая

Сегодня что-то произошло. Собиралась на работу, натягивала колготки, вдруг жук откуда-то, из окна, наверное – закружился перед лицом.

* * *

…Твое лицо, как гроздь мышей…

* * *

А не видно ничего – ни в воздухе, ни в зеркале. Я жука отгоняла, отгоняла, но он зажужжал совсем близко, а потом залез в ухо и остался в голове… Видела в зеркале свое лицо, и что я вся дрожала. А глаза были, как у мамы, когда в детстве стащишь деньги, а она узнает.

Жук жужжал в голове весь день очень громко, странно, что на работе никто не услышал.

Вечером Юра вернулся. Я обрадовалась. Ведь говорил, что больше не хочет меня видеть, что я его задрала своей ревностью. Я сначала хотела его прогнать, но сразу пожалела и сказала, чтобы оставался.

Как-то странно всё было: я его не видела, только слышала голос. «Дети у нас будут, ты подожди немного, ты же знаешь, у меня бизнес, сейчас нельзя никак. Вот встанем на ноги, тогда… И компьютер купим наконец. А насчёт воспаления в детстве, и что теперь у меня детей не будет, так я тебя обманул». Я сказала «О'кей». Было славно, очень славно.

Юра куда-то пропал, а жук в голове сказал: «Так!» Я испугалась и накрылась одеялом с головой.

30 мая

Сегодня Арлеонов, начальник охраны, привел в офис какого-то перца. Рожа – жесть! Лобик маленький, над ним лысина до макушки, будто выбрили, а по бокам патлы чёрные, грязные, лоснятся. И взгляд… не знаю, какой-то одновременно и тусклый, и пронзительный. Очень злой. Ноги кривые, коротенькие, а туловище длинное. Костюмчик замусоленный, зато все пальцы в золотых перстнях. Засели часа на три в кабинете Арлеонова. За это время типчик два раза проходил в туалет мимо моей секции. На меня не взглянул, но я поняла, что это не просто так – в туалет можно другим путём попасть. Короче, на меня посмотреть ходил. И как поняла я это, будто льдом по голой спине провели, аж застыла. И тут жук в голове как зажужжит! Работать после этого уже не могла, немного поиграла на компе и домой отпросилась.

Весь день дрожала, тошнило даже. А вечером отпустило – опять появился Юра, был очень милым, хорошо провели время: смотрели телевизор, занимались любовью.

1 июня

Жарко очень – лето рано началось. Утром вышла – сразу с ног до головы потом облилась. Весь день мечтала о ванне, а пришла – отключили холодную воду. Так обидно. Взяла ведро, сходила в соседний дом – там всегда есть вода, когда у нас отключают. Дома «приняла тазик». Достала колу из холодильника и вся передернулась, вспомнив лицо того типа на остановке.

Привязался ко мне, когда шла на работу. Типичное быдло – рубашка до пупа расстёгнута, бриджи эти в полосочку – как их только мужики носить могут! – небритый и перегаром разит. Нёс обычную пошлятину, но с какими-то намёками странными, вроде как подмигивал, будто что-то нехорошее обо мне знает, мол, не ломай из себя… Мне вдруг стало страшно. Странно, раньше я таких легко отшивала, а тут слова не смогла сказать, только отвернулась.

Подошла моя маршрутка, я обрадовалась и в неё влетела. Чувствую – кто-то рукой провел… по одному месту. Повернулась, думаю, убью! Но сзади никого не было, только на противоположной стороне улицы тот тип стоит, на меня смотрит и склабится. Меня от ужаса опять затошнило. Что-то не то…

10 июня

Что-то не то. Тревога и днем не проходит, а ночью так просто страшно. Сегодня чуть не закричала, проснувшись. Темень, духота. Решила, что заживо похоронили! Страшно было: вдруг и правда в могиле лежу… Хотела Юру позвать, но почему-то не смогла.

Потом вроде заснула, а вроде и нет – что-то вижу, и знаю, что это во сне.

Много видела, страшного и… интересного, как будто в очень крутую игру играешь, со спецэффектами. Сладкая жуть – как в детстве с ледяной горки летишь. Помню, что несло по длинным улицам, тёмным, и фонари высотой до неба красным светились. А само небо было густое, как каша. Как чёрная манная каша. И жук всё говорил, почему-то, голосом Арлеонова: «Маргарита Михайловна, Маргарита Михайловна, а не сделать ли нам ребёночка?» И так раз пятьдесят.

Потом меня, наверное, вынесло на другой уровень – в огромный тупик, там было очень грязно и много заводских труб, как лес. Все они дымились, а потом вдруг стали наклоняться. Или это меня поднимало над ними, всё выше. А дым превратился в огонь, он выходил из труб и меня обволакивал, но не обжигал. И потом вижу – это не огонь, а огромное пылающее лицо. И языки пламени тянутся ко мне, как огромные руки. Так тоскливо. Потом вообще ничего не стало, только это лицо везде, а я внутри его, как в каком-то красном жарком коконе, и кокон этот живой… Нет, не могу всё это описать, чтобы понятно.

Проснулась совсем разбитая.

15 июня

Всю неделю по ночам та же история. Оказываюсь в живом коконе, и всё – на другой уровень не перехожу. Ничего нет, только голос жука-Арлеонова: «Ребёночка, ребёночка…» Может, правда?.. Он ведь ничего себе мужик, этот Арлеонов. Давно что-то его не вижу. Спросила у охранника, нет, сказал, никуда не уехал, каждое утро инструкции даёт.

…Сегодня жук заверещал, когда я в «Вархаммер» играла. Так неожиданно, что я окаменела вся. Сначала просто громко жужжал, а потом опять заговорил. Только теперь голос был не арлеоновский – какой-то совсем незнакомый. Тихо так и нудно зудел: «Ребёночка делать, ребёночка, ре-бе-тёночка»… Вроде затих, а потом завопил: «Ребё-ё-ёночка!» Я чуть не оглохла. Он сразу заткнулся.

К врачу идти надо.

21 июня

Ходила к врачу. Слушала меня, слушала, что-то в карточке писала. Очки у неё с такими толстыми линзами, что не видно, куда смотрит. Написала мне направление в психдиспансер и ещё рецепт. Взяла эти бумажки и испугалась: букв нет, одни точки, закорючки, кружки. Кресты, как на могилах, только перевёрнутые, и ещё как у фашистов. Говорю ей: «Спасибо, до свидания», и ушла.

Не пойду в диспансер, я не шизофреничка! И ещё значки эти… Зачем я кому-то понадобилась? Офис-менеджер, надо же, президент какой…

Вечером завела с Юрой разговор насчет ребёнка, но он делал вид, что ничего не понимает. В этом он весь – сначала скажет, а после вроде забыл. Рявкнул, как крокодил и на диван завалился, как бегемот. Боров! Нагадит, как обезьяна и в кусты, как кролик. Обиделся на меня, надо же! Надоело всё это.

Перед сном приняла две таблетки из тех, что прописала врач. Уснула почти сразу.

* * *

– Сложный реципиент, может не получиться. Да и возраст уже…

– У нас нет выхода – время подходит.

– Да, мессир торопит… Ну что же, придётся играть с госпожой М.

– Начали!

22 июня

Пишу ночью. Проснулась, думала, Юра пихнул во сне. С ним это бывает, но нет, рядом пусто. Наверное, он в зале, на диване, обиделся, наверное…

Сама не знаю, зачем пишу все это. Как-то успокаивает. Жук опять говорил голосом Арлеонова: «Маргарита Михайловна, вы должны ценить высокую честь, вам оказанную. А декретный оплатим по особой ведомости, не пожалуетесь».

* * *

…Истинно говорю, не будет света и тьмы, помимо имени отца, кой за тобой, как за ледяной стеной…

* * *

Хорошо бы. Только сомнительно. Не похоже что-то на Арлеонова. Тома Мыльнина говорила, когда он был у них завотделом, даже на сломанные карандаши докладную Зильберту, директору института, подавал. Зильберт, правда, никогда не реагировал. Потом институт стал частной конторой, которая непонятно чем занимается, а Арлеонова новые хозяева назначили начальником охраны. Повысили, значит. Вообще-то, говорят, он всегда на безопасность работал, но секретно, и в ФСБ у него чин немалый. Так что, может, и не пожалею. Ребенок ведь, коляска, кроватка, пеленки, не укупишь…

Господи, о чём я думаю!..

Жалко, компа дома нет, засела бы сейчас играть.

Пойду, позову Юру, а то опять страшно.

22 июня

Юры в зале не было, ушёл. Наверное, сильно обиделся. Ну и ладно. Лягу спать. Если смогу…

…Уже утро. Ночью они пришли, когда я начинала засыпать. Я сначала и подумала, что это сон какой-то кошмарный. Были они в чём-то вроде чёрных халатов и в глухих капюшонах. Во рту у меня вдруг появился привкус, как от крови. Я хотела проснуться, но не сумела, и совсем не могла двигаться! Они стояли надо мной молча и смотрели. И пока они стояли, у меня в голове жужжал жук, всё сильнее, пока я не оказалась в огненном коконе. А потом я, наверное, всё-таки перешла на другой уровень – кокон стал растягиваться и превратился в тоннель с пылающими стенами, по которому меня понесло. Боли больше не было, только тошно и страшно. Стены пульсировали и горели, иногда сжимались, и меня сквозь них протискивало, хоть я не хотела. Сильно пахло – как от нагретого солнцем ржавого железа, но мне почему-то всё время казалось, что страшно несёт дерьмом, я даже подумала, что меня тащит через канализацию. Всё это длилось долго, не могу сказать, сколько. Я подумала, что так и состарюсь, и не рожу, и умру в этой вони, и буду лежать на этом уровне вечно… Но тут что-то громко чмокнуло, и меня вынесло на другой, где был свет.

Сперва подумала, просто полянка с несколькими валунами. Такая некрасивая полянка, заросшая полусухим бурьяном. Неприятная очень. Потом смотрю – внизу верхушки сосен, много. Значит, вершина холма в лесу. Луна – такая огромная и красноватая – стояла, можно подумать, над самой вершиной, прямо рукой достать. От света образовался правильный круг, где всё ясно видно, каждую мелочь… Остальное было во мраке.

По краям светлого пятна стояла целая толпа. Кое-кого из них я знала. Арлеонов подлетел откуда-то сверху, чёрным плащом закрывая луну, схватил меня зубами за волосы на макушке, рванул и улетел. Было больно и обидно. Наш директор, Зильберт, что-то говорил той врачихе, у которой я была, а она, без очков, хохотала. И ещё там был… ЮРИЙ. Значит, вот куда он из дома ушёл, подлец…

На меня они, вроде, не обращали внимания, но я слышала всё и понимала, что говорят обо мне. Аж голова разболелась – такую они пургу несли! Зильберт расспрашивал у Юры, какая я в постели, а тот отвечал – вдумчиво так, обстоятельно. Подонок! А Зильберт говорит: «Плохо рассказываешь». А Юра пожал плечами, мол, что хотите, то и делайте. Я хотела бежать, но ноги у меня приросли к земле, и они взяли меня всей кодлой, мужчины и женщины…

Как долго это было, не помню. Я не жила, и время не двигалось. Но все кончилось-таки. Тут кто-то из них и сказал, что «проверяли» меня для Генерала, и что он, мол, останется довольным. Я тогда и не поняла ничего, после дошло. А Генерал тут как тут – тот самый жуткий тип, которого Арлеонов в институт приводил и который там на меня пялился. Они все присмирели, смешки и похабщина стихли. Но Генерал не сказал ничего, посмотрел тускло и улетел. Остальные тоже начали растворяться, страшно так, будто в свете луны потихоньку линяли, не двигаясь. Как кислотой растворяло. И меня тоже из игры выбросило – я как-то оказалась в своей квартире, в зале, на полу.

23 июня

Выставила Юрины вещи за дверь. Вечером – возня у дверей. Через полчаса выглянула, вещей нет. Пусть катится.

На работу сегодня не пошла.

25 июня

Вызвал Зильберт, за прогул распекал. Я стою и молчу. Удивительно, директор лично делает выговор офис-менеджеру… Про то, что на холме было – ни полслова, а меня всё подмывало спросить: «Ну что, старый хрен, понравилось?» Сразу пошла домой, даже не играла.

26 июня

Врачиха молча выписала больничный. Как хорошо отдохнуть!

* * *

– Маргарита, близится час. Прекрасноногая, благословятся в тебе все племена земные и небесные.

– О мессир, вы позвали меня, я пришла, что можно сделать более? Кто в мирах этих, что подо мной, меня счастливее?..

* * *

Декрет мне оплатят в евро. Здорово, наконец-то у меня будет свой комп!

11 августа

Ничего не записывала почти два месяца. Очень плохо было. А теперь я счастлива.

Они говорят со мной каждую ночь, объясняют. Все очень хорошо: я стану матерью будущего президента. Не простого, а великого, может, всемирного. Секретный отдел нашего института – «восьмерка» всё вычислила. Там давно этим занимались. Они заложили в компьютер предсказания всяких древних пророков, и вышел результат, что я должна его родить.

Теперь всё точно. А раньше у них были ошибки, целых тридцать восемь. Но все эти девочки полный цикл не прошли. А я пройду – они в этом уверены. Генерала тоже так вычислили, только с самого начала верно. Он, бедненький, столько времени меня ждал… Не понимаю, почему он мне сразу так не понравился, сейчас пригляделась и поняла, что он совсем даже ничего. И милый такой, приходит ко мне почти каждую ночь, разговариваем, но ничего себе не позволяет, хоть я, в общем-то… Ладно, всё ещё будет.

Жука нет. Они мне объяснили, что это не жук, а секретный аппарат, который они запустили в меня. Это нужно было, потому что я глупая и сопротивлялась. Дура, своему счастью! А что было на холме, так мне померещилось с испуга, зря я на Юру…

Но он на меня не обижается: приходил, разговаривал очень по-доброму. Всё понимает, хороший человек. Даже немного жаль, что ничего у нас не сложилось. Но Генерал гораздо лучше!

Он увезет меня к себе в Москву. У него большая пенсия, да и помогать, конечно, будут. Я должна буду заниматься только сыном. Жалко, имени Генерала до сих пор не знаю. Зато маленького как назвать уже придумала…

* * *

– Мы не можем ошибиться на сей раз.

– Можем. Люфт всё меньше, но пока есть.

– Тридцать девятая…

– Сороковая кандидатура уже подобрана. Работайте с М., пока видите смысл. Если нет… тогда нет.

* * *

Да, и ещё: мне больше не страшно.

16 сентября

Осень в разгаре. Очень люблю, прямо вся оживаю. Даже болячки мучают меньше. Всё кругом жёлтое, глаза успокаивает, и тихо, только шорох листьев в парке. Хожу там отдыхаю долго-долго, мысли хорошие. Днем в парке нет почти никого, и думаешь, что одна на свете и ничего не надо больше, только смотреть в небо, листья падают на пальто и прохладно, но холода не ощущаешь. Будто умерла уже…

Выйдешь в город – всё не то, лица у людей хоть золотятся от солнца, а хмурые. О чем они думают?

Обо мне. Они ведь все всё знают. Что я рожу Императора, как в «Вархаммере». Он будет летать на космических кораблях по Вселенной и побеждать врагов. Вот все и смотрят на меня: смогу ли? Смогу, не сомневайтесь, будет у вас самый любимый, самый красивый, самый умный…

* * *

…самый чугунный, самый огромный, самый укромный…

* * *

Мой сын.

31 октября

На сей раз страшно почти не было, а даже приятно-волнительно, будто я невеста. Как пузырь распирал меня изнутри, рос, вышел наружу, и я на нём полетела, сама, по своей воле, и знала куда. На высший уровень, куда же ещё….

Внизу проносился весь мир. Осень – жёлтое, красное, золотое, чистый холод. Пахло хвоей. Воздух твердый, туда-сюда ходил в моих легких, сладко так.

На вершине холма было совсем светло, пусто, а пение слышалось, печальное, но и радостное, и слова длинные-длинные, непонятные. Мне вдруг почему-то вдруг стало очень страшно и захотелось оттуда убежать. Но только на одну секунду, а потом опять – печально, но радостно.

Пение охватило меня со всех сторон, и внутри тоже расцветало, как оргазм, даже сильнее любого оргазма. Мне сначала стыдно стало, а потом ничего. Очень весело, смех распирал, и я стала им подпевать. Слова из меня выходили тоже странные, я таких сроду не знала. Но и это было весело, я пела и одновременно хихикала, как девчонка. Так увлеклась, что обо всём забыла, как вдруг почувствовала жар на затылке и обернулась. Позади стоял Генерал. Он ждал меня.

* * *

…Твой сын воздвигнет град из пепла, поставит стражей у дверей, возможно, это и нелепо, и не настанет конец света, однако налитое – пей…

* * *

1 ноября

Ночью снова был жук, зудел без слов, громче и громче. Знала, что бесполезно, но уши зажимала. Что-то из меня тащили, очень болью. А потом как зуб прошел – хорошо и не страшно, и я уснула скоро.

* * *

– Скверная реакция.

– А вы что хотели – так интенсивно работать пси-установкой с беременной …

– М. должна выдерживать. Вы ведь понимаете, что у неё будут необычные роды. И необычный младенец.

– Мы не знаем, какой он будет. Может быть, как обычный человек…

– Он не человек, а Зверь, и вы это знаете. Она умрёт в любом случае, но младенец должен жить.

10 ноября

Весь день – кровь. Проснулась и чуть не закричала – простыня, подушка, всё в крови! Присмотрелась – а это просто тени, ничего страшного. Пошла на кухню, сварила кофе, а он солёный, как рассол. Стошнило, еле до унитаза добежала. А потом поняла, что сама соль вместо сахара в турку бухнула.

Вышла, а на улице грузовик забрызгал с ног до головы. Гляжу – кровь с меня льётся… Тут уж не выдержала, прибежала домой, дрожу вся. Сразу приняла две таблетки и уснула.

Проснулась только вечером, жук жужжал, но недолго.

Тревожно мне что-то…

Всё равно рожу, хоть убейте!

* * *

…Хоть мышонка, хоть лягушку. Маргарита, мать, гори ты! Розмари-Марго-Мари, ой, гори, гори, гори! Гори, гори ясно, чтобы не погасло!..

Ноября 13

Утром была врачиха. Мол, проводит профилактический осмотр или что-то в этом роде. О делах наших ни слова не сказала, будто их и нет. Проверила рефлексы, спрашивала что-то, я слушала в пол-уха, отвечала еле-еле. Тоже ни на что не намекала. Ушла она, я вздохнула с облегчением.

8 декабря

Ходила на узи. Мальчик, как и следовало ожидать. Написала сейчас и подумала: «Ну и что?» Такое равнодушие – страшно. Будто выгоревшая изнутри. Во мне он – сын, а мне наплевать. Зачем, почему?.. Дикость какая! Неужели у всех так бывает? Да, но я-то не все, и сын мой – всем сынам сын.

Почему же я его ненавижу?

Ну вот, не побоялась написать. А чего бояться, они и не узнают. Откуда, если они пропали все, как провалились. И Генерал тоже.

Его я ненавижу больше всех. Рука не поднимается написать, что он со мной в ту ночь делал. А главное, всё это было так, будто он обязанность какую-то выполняет, за которую ему деньги платят. Да ведь так оно, наверное, и есть. Заговор какой-то. А я-то, дура…

Нет, винить некого, всё знала заранее, только признаться боялась. Тяжко на сердце. Пустота там, будто вынула, а положить забыли.

* * *

…И нет тебе спасения в нашем донесении…

* * *

Похоже, не хватит меня всю игру пройти.

19 декабря

Утром жар по всему телу. Не так, когда Генерал приходит, гораздо жёстче. Лоб, горло, диафрагма, пах и живот горели. Я со сна перепугалась, что пожар и доска горящая на меня упала. Проснулась – ничего, а боль всё равно страшная. Перепугалась за ребенка. Встать не могла уж не знаю сколько времени. А потом отпустило, будто ничего и не было. Может, у меня патология какая? Надо бы к врачу, да ведь они не пустят. Говорят, сами за мной наблюдают и, мол, в порядке всё, не беспокойся.

* * *

…Имя его в тайнике, имя его в гнойнике, имя его – хруст песчаный, имя его в реке, вечно несущей груз окаянный. Имя его бессмертно, подвиг его неизвестен, красным цветком изувечен. Имя не говорите бешеной Маргарите…

* * *

Ночью, был жук, шумел монотонно, неприятно сперва, а потом успокоительно. Всё хорошо. Спать.

22 декабря

Нарисовался наконец-то Генерал. В телевизоре. Оказывается, в Америке он. Показали негра, которого они там второй раз президентом выбрали, так Генерал мелькнул сперва где-то сбоку. Я сначала и не поняла, что это он, а потом камера вильнула, и вот он, красавец, на весь экран. Я не в обиде, служба у него такая, никогда ему не верила, что в отставке.

Негр-президент поздравил весь мир с тем, что конца света не было. А что, должен был быть?..

Что дальше – думать не хочется. Родить бы скорее. Извелась уж вся. Просила у них хоть ноут, не дали – врачиха сказала, что много играть для ребёнка вредно. Говорит, что это депрессия, у многих беременных бывает. Но чувствую – тревожатся они.

25 декабря

Наконец пришла зима настоящая, а то все слякоть, да слякоть – ни холодов, ни снега. Сегодня снежок выпал. Радость такая, как будто он первый в этом году. Детство вспомнилось, СССР, мама, Новый год. Она каждый раз на Новый год приносила ёлку, где доставала, непонятно – блатов у нас никаких не было. И мандарины, и шоколад… В этом году придется одной сидеть.

Снег всё идёт. Думать ни о чем не хочется. Мертвые на кладбище, наверное, мёрзнут.

26 декабря

Вчера вечером явился Арлеонов и обрадовал: правление фирмы меня поздравляет с наступающим. Смешно: когда я их вижу «в натуре», делают вид, будто знать ничего не знают. Да какое там правление – у Зильберта снега зимой не допросишься. А тут банка крабов, чёрная икра, кусок хамона, ананасы, коробка швейцарского шоколада и шампусик французский, целых две бутылки… Генерал из Америки прислал, точно. Добрый он.

День не помню, да какая разница

Он уже вообще непонятно где. Целый день его по телевизору показывают. То в Думе выступает, то в Сирии в камуфляже и с автоматом… Раз чуть вообще не умерла со страха. Показали террористов, в Африке где-то, они там что-то такое утворили – один ужас. Морды чёрные, страшные. И гляжу, мой среди них, такой же чёрный и с зелёной повязкой. Покрасился, наверное. А может, это он здесь в белого красится?.. Ой, негра рожу!

Тех террористов спецназ всех перебил, думаю – конец Генералу. Но нет, как-то выкрутился. По второй программе его в «Вестях» показали. Звук в телевизоре отключен был, я успела увидеть только, как его двое полицейских из какого-то офиса выводят в наручниках. Включила звук, а там уже другое показывают. Только дату в титрах разглядела – вчерашнюю. А бандитов чёрных тех три дня назад постреляли, точно помню. Значит, жив, только опять натворил что-то. Да выкрутится, конечно, он такой…

* * *

…Верь, имя – Зверь. Хочешь – проверь. Жил не жалей. В жизни твоей – ворох потерь, Зверь-лиходей. Ты не жалей, слезы не лей, Зверя лелей…

* * *

– Нет, рисковать нельзя, придётся утилизировать.

– Жалко, жалко…

– Готовьте сразу сороковую.

31 декабря

Новый год. Ёлку не принесли, а ведь просила. Или не просила?.. Не помню.

Мама умерла в декабре. Мы так ждали праздника… Утром я проснулась поздно, думаю, почему она меня не разбудила, всегда ведь будила. А она на тахте лежала серая и холодная… Я закричала. Потом врач сказала, внезапная остановка…

Хоронили под самый Новый год, я его встречала с бабушкой. Она напилась, конечно, у неё крыша ехала, я заперлась в туалете. Бабушка тоже зимой умерла, но я месяца не помню, потому что она без меня, в психушке…

Наш президент по телевизору поздравил меня: «Маргарита Михайловна, вы должны ценить высокую честь, оказанную вам человечеством. Декретный вам оплатят, не сомневайтесь…»

* * *

– Пси-установку на полную мощность!

* * *

Шампанское открывать пора! Одна я совсем, одна…

«…С Новым годом, с новым…»

Двенадцать. Всё!

* * *

…Тело женщины тридцати четырёх лет в вытянутом положении лежит на кровати, головой к окну. Ожоги в области лба, горла, диафрагмы, живота, лобка и промежности. Других повреждений не обнаружено.