Текст книги "Чучело акулы за $12 миллионов. Продано! Вся правда о рынке современного искусства"

Самая захватывающая история, связанная с «Хёрст-брендингом», произошла с репортером газеты Sunday Times Э. Джиллом. У Джилла была старая картина, изображавшая Иосифа Сталина, неизвестно кем написанная; по словам владельца, картина висела над его столом и «мотивировала лучше работать». В свое время за портрет было заплачено 200 фунтов. В феврале 2007 года Джилл пожелал выставить его на торги «Кристи». Аукционный дом отказал владельцу, пояснив, что не работает с изображениями Гитлера, Сталина и других диктаторов.

«А если бы автором портрета был Хёрст или Уорхол?» – задал вопрос владелец.

«Что ж, тогда мы бы с радостью взяли его», – последовал ответ.

Джилл позвонил Хёрсту и попросил пририсовать Сталину красный нос. Хёрст так и сделал, добавив под носом свою подпись. Подпись сработала: в «Кристи» приняли портрет, определив эстимейт в 8–12 тысяч фунтов. Семнадцать ставок спустя удар молотка зафиксировал цену в 140 тысяч фунтов. В конце концов, это ведь был портрет с подписью Хёрста.

Самый свежий и чрезвычайно резонансный проект Хёрста представляет собой слепок человеческого черепа в натуральную величину, из платины, с натуральными зубами. Оригинал принадлежал человеку около 35 лет, умершему между 1720 и 1810 годом и был куплен Хёрстом в таксидермической лавке в Ислингтоне. Череп инкрустирован 8601 промышленным бриллиантом общим весом 1100 карат и называется «За любовь Господа» (см. фото) или, по другой версии, «Ради бога»[11]11
  Название «For the Love of God» можно перевести и так и так.


[Закрыть] – согласно автору именно эти слова произнесла его мать, услышав, над чем он собирается работать. Хёрст считает свое произведение продолжением традиции memento mori – изображения черепов на старинных полотнах, которые должны были напоминать о смерти и о бренности всего сущего. Также он преподносится как дань уважения ацтекским культурным традициям – треть года автор проводит в своем втором доме в Мексике. Хёрст подчеркивает, что покупатель приобретает именно контекст, повод для размышлений о жизни и смерти. Но думаю, что не ошибусь, предположив, что вместе с ними он приобретает изрядную головную боль и тревогу по поводу того, как обеспечить безопасность своей покупке: одни только бриллианты здесь обошлись в сумму около 3 миллионов фунтов.

Центр лба черепа украшает большой бледно-розовый бриллиант весом 52,4 карата, стандартной огранки; говорят, один он обошелся Хёрсту в 4 миллиона фунтов – хотя версии разнятся. Однажды Хёрст обронил, что изготовление черепа стоило ему 12 миллионов фунтов; Фрэнк Данфи, бизнес-менеджер Хёрста, называл сумму 15 миллионов. Работа была создана мастерами ювелирной фирмы Bentley & Skinner под неусыпным контролем самого маэстро. Говорят, это был самый крупный заказ, полученный английскими ювелирами со времен изготовления драгоценностей для британской короны, – впрочем, в черепе бриллиантов раза в три больше, чем в короне Британской империи. Готовое произведение в июне 2007 года было представлено публике в лондонской галерее White Cube в Мейфэре на выставке, названной «За пределами веры». Усыпанный драгоценностями человеческий череп был установлен в затемненной комнате, где единственным освещением служили точечно направленные на него лучи прожекторов. Посетителей впускали по времени, группами по десять человек, каждой из которых было позволено находиться в помещении не более пяти минут.

Работа была выставлена на продажу за 50 миллионов фунтов, по определению Фрэнка Данфи – «за гроши». За гроши или нет, но цена облетела все заголовки. White Cube предлагал также небольшой тираж шелкографий с изображением черепа по цене от 900 до 10 тысяч фунтов; самые дорогие из них сверкали настоящей алмазной крошкой. Три месяца спустя Хёрст снова запустил «младшую линию»: коллекцию одежды для специализированных магазинов лейбла Warhol Factory X. Некоторые предметы гардероба были украшены миниатюрами черепа на фоне черной ткани деним в качестве холста. Теперь Хёрст стал брендом и ярлыком не только в искусстве, а его линия одежды была трактована как некое подобие литографских копий с оригинала.

В сентябре 2007 года, всего через пару недель, после того как череп был явлен миру, его приобрела группа инвесторов, по утверждениям самого Фрэнка Данфи, «по полной цене и к тому же наличными». Хёрст сохранил за собой долю в 24 %, так что инвесторам нужно было в содружестве оплатить 38 миллионов фунтов. Полная стоимость в 50 миллионов фунтов сделала череп самым дорогим произведением кого-либо из ныне живущих авторов. Также в качестве одного из условий сделки инвесторы приняли обязательство в течение двух лет выставлять череп в музеях. Покупатели, по мнению Данфи, приобрели работу с намерением позже ее перепродать.

В начале 2008 года Хёрст открыл собственный розничный магазин на Мэрилбоун-Хай-стрит в центре Лондона. Здесь можно приобрести всевозможные футболки и постеры, а также «Happy Head»[12]12
  «Счастливая голова» (англ.).


[Закрыть] – раскрашенную пластиковую копию платинового черепа за 50 тысяч долларов. Также в ассортименте браслеты из восемнадцатикаратного золота стоимостью 500 тысяч долларов, с шармами в виде таблеток, и фирменные обои Хёрста с узором из таблеток по 2 тысячи за рулон.

White Cube считает Хёрста самым одаренным мастером саморекламы в мире. «За любовь Господа» – единственное произведение в истории, о котором сотни изданий написали еще за год до его создания. Художник Динос Чепмен назвал череп творением гения – гения маркетинга.

О чем нам говорит все это? Во-первых, что в наше время стало не важно, касалась ли рука мастера созданного им произведения, до тех пор, пока брендовый художник концептуально продуктивен и умеет сделать так, что работа ассоциируется именно с его именем. Фундамент успеха Дэмиена Хёрста – мощный стабильный бренд и налаженное производство с серьезным контролем качества. Точечная картина, подписанная самим Хёрстом, стоит огромных денег, но не труд его ассистентки Рейчел. А еще уникальность произведения искусства, кажется, теперь гораздо менее важна: «младшая сестра» акулы также была продана за очень хорошие деньги.

В свои сорок два Дэмиен Хёрст превосходит любого из ныне живущих художников богатством, известностью и, возможно, влиятельностью. Он живет в сельском поместье Тоддингтон-Мэнор в Глостершире со своей супругой Майей Норман и тремя детьми. Энди Уорхол и Сальвадор Дали утратили некоторую часть своего творческого блеска, когда роль денег в их жизни стала более значительной. Случится ли это с Хёрстом? Он говорит, что планирует остановить производство картин вращения, точечных картин и картин с бабочками, поскольку они, хоть и приносят немалый доход, больше не способствуют его творческому росту. В его планах новые фотореалистичные картины и по крайней мере еще одна акула.

Так чему же обязан Хёрст своим положением и фантастической дороговизной работ: таланту или бренду? Что сделало его знаменитым? То ли, что его работы шокируют и привлекают внимание публики? Или же то, что Чарльз Саатчи когда-то заплатил за «Физическую невозможность…» такую огромную цену и тем самым вознес Хёрста на пьедестал? Или, быть может, он знаменит просто потому, что знаменит? В самом ли деле он философ, предлагающий публике поразмыслить о смерти и разложении? Едва ли найдутся два критика, кто ответит на эти вопросы одинаково. Но совершенно очевидно, что игнорировать работу Хёрста и его талант в маркетинге и брендинге невозможно. Его бренд востребован публикой, а его работы привлекают людей, которые в иных обстоятельствах, возможно, никогда не познакомились бы с современным искусством. А еще Хёрсту посвящены бесчисленные ядовитые каламбуры в заголовках, вроде «Расчлененная корова – это полное быкорвазие».

Джерри Зальц говорит: «Мы глумимся над Хёрстом, над его коллекционерами и дилерами за их плохой вкус и неправильные ценности. Они в свою очередь насмехаются над нами за нашу косную старомодность и нищенское брюзжание. Все это старо и скучно. Единственное, что вызывает интерес, – это подлинное мастерство игры». В ответ на мой вопрос один из аукционеров «Кристи» пожал плечами: «Купил бы я Хёрста? Нет. Но мы и не мерило вкуса. Вкусы создает рынок, а мы всего лишь продаем искусство с молотка».

Уорхол, Кунс и Эмин

Грандиозный парадокс наших дней: визуальная культура исчезает, даже несмотря на огромный спрос на рынке искусства. Абстрактные концепции становятся важнее видимого глазом. Имена художников значат все больше, само искусство – все меньше.

Сурен Меликян, арт-журналист

Джеффу Кунсу банальность приносит не меньше, чем иным – пакет акций топовой компании, порнография в его руках стала авангардом, а дешевые побрякушки – желанным трофеем для знатоков. И все это при поддержке лишь небольшого круга дилеров и коллекционеров.

Келли Девин Томас, арт-журналист

Острота концепций работ Дэмиена Хёрста вместе с умением мастерски сочинять для них названия привлекли к нему интерес широкой публики. Другие художники добиваются высоких цен при помощи новаторского подхода, великолепно разработанных концепций, благодаря своей причастности к миру селебритиз, своему бунтарству, своей сексуальности – что угодно из перечисленного может оказаться отличным фундаментом для строительства успешного бренда. Пример художника-звезды – Энди Уорхол. Бунтаря – Джефф Кунс. Трейси Эмин – весьма сексуальна и тоже бунтарка. Становясь брендом, каждый художник принимает на себя определенную роль в популярной культуре, которая затем вносит свой вклад в высокие цены на его работы в галереях и на аукционах.

Возможность существования художника-звезды кажется довольно неожиданной, но гораздо менее неожиданной, если задуматься, что это просто аналог в своей области суперзвезд музыки, кино и спорта. Понятно, что в любой сфере культурной деятельности есть место суперзвездам. Причем этот статус в равной степени может быть завоеван как при помощи умелого маркетинга, так и профессионализма: вспомним Пэрис Хилтон или Анну Курникову.

Начало феномену художника-звезды было положено в Нью-Йорке на заре 1960-х годов, когда за популяризацию искусства таких художников, как Джаспер Джонс, Джеймс Розенквист и Рой Лихтенштейн, взялись Лео Кастелли, Бетти Парсонс и Чарльз Иган. Энди Уорхол присоединился к этому ряду позже, но при этом именно его пример самый успешный. Спустя двадцать лет после смерти Энди Уорхол – второй вслед за Пикассо по объему продаж. В 2006 году на аукционах было продано 1010 работ Уорхола общей стоимостью 199 миллионов долларов – если поделить, получится по пять штук на каждый рабочий день года. 43 из них ушли более чем за миллион долларов каждая – произведений Пикассо за аналогичную цену было продано на четыре меньше. Как и в случае Хёрста, работы Уорхола по большей части произведены ассистентами.

Принято называть творчество Уорхола «зеркалом, отразившим культуру Америки конца XX века», но его главное произведение – это сам «Энди». Ему удалось создать настолько стабильный бренд, что и спустя годы после смерти художника имя Уорхола не сходит со страниц прессы, а для молодых коллег по цеху он и вовсе икона.

Анджей (Эндрю) Вархола родился в 1928 году в Питсбурге, штат Пенсильвания, и был младшим из трех сыновей в семье чешских рабочих-иммигрантов. Завершив обучение в Технологическом институте Карнеги, в 1949 году он переезжает в Нью-Йорк, где рассчитывает сделать карьеру в качестве иллюстратора и графического дизайнера; в этот момент из фамилии исчезает последняя буква. К началу 1960-х годов относятся первые работы в стиле, получившем впоследствии название «поп-арт», которые, однако, сперва никто не воспринял всерьез. В качестве первой попытки заявить о себе Уорхол показал работы дилеру Лео Кастелли, но тому они показались неоригинальными. Следом художник пожелал подарить один из рисунков с изображением туфли MoMA, но музей вернул работу назад.

В 1962 году Уорхол написал тридцать две картины с банками супа Campbell’s, выставленные на продажу Ирвингом Блумом, легендарным директором галереи Ferus в Лос-Анджелесе, по 100 долларов каждая. Художественный показ «Банки супа Campbell’s» принес Уорхолу первую известность – главным образом, конечно, благодаря влиянию Блума. Картины были выставлены на белых полках, протянувшихся по всему периметру галереи, изображая товары в магазине. Конкурирующая галерея на той же улице невольно оказала поддержку шоу Уорхола, выставив в своей витрине пирамиду настоящих банок под слоганом: «У нас есть настоящие, и всего по 29 центов».

О том, что случилось дальше, ходит несколько версий. Согласно первой, Блум продал по 100 долларов всего шесть картин, причем одну из них – актеру Дэннису Хопперу, но потом его внезапно осенило, что серия должна остаться неразделенной и распродавать ее по частям нельзя. Блум обзвонил каждого клиента и выкупил все картины обратно. Он предложил Уорхолу заплатить ему тысячу долларов за все тридцать две картины – выплатами по 100 долларов в месяц в течение десяти месяцев. Согласно другой версии, Блуму вовсе не удалось продать ни одной, но, поскольку он обещал Уорхолу продать серию, он сторговался с ним на тысячу долларов.

В 1985 году японский агент предложил за полный комплект из тридцати двух «банок» 16 миллионов долларов. Блум выдвинул ответное предложение – 18 миллионов; сделка не состоялась. В 1995 году комплект достался MoMA за 14,5 миллиона.

Существует несколько теорий, почему Уорхола вообще могли заинтересовать банки супа в качестве темы для творчества. Сам Уорхол говорил, что для поколения, зацикленного на бизнесе, консервированная еда вполне уместный сюжет. Главное – выяснить, что больше востребовано покупателями: томатный суп или куриная лапша, – с тем и шелкографии будут продаваться лучше.

Критики Уорхола часто говорят, что «банки» и есть главное, что он сделал в современном искусстве: стоило банке раз переместиться с полки магазина на стену галереи – и «вы уже никогда не сможете воспринимать рекламные картинки, как раньше». «Банки» Уорхола проложили тропинку тенденции превращения искусства в товар.

Уорхол и позже создавал отдельные работы подобной тематики, например «Банка супа Campbell’s (перечного) с порванной этикеткой» (см. фото), переводя изображение прямо с фотографии, а затем оставлял поверх карандашные штрихи. На «перечном супе» до сих пор заметен такой след; считается, что так и было задумано. Серия с суповыми банками помогла Уорхолу выявить, что вызывает больше интереса СМИ. В мае 2006 года на аукционе «Кристи» в Нью-Йорке за 11,8 миллиона долларов «перечный суп» приобрел Эли Броуд – промышленник и филантроп, сорок второй человек в рейтинге богатейших людей Америки по версии журнала Forbes. Ходит анекдот, что его жена Эдит, сидевшая рядом с ним во время торгов, но не знавшая, что муж принимает в них участие, ворчала: «Что за безмозглый идиот купил это?» – к вящему веселью сидящих в пределах слышимости.

В 1962 году Уорхол приступил к производству серии портретов знаменитостей в технике шелкографии: Мэрилин Монро, Элизабет Тейлор, Элвиса Пресли и Джеки Кеннеди. Источником изображения художнику служили официальные фотографии. В процессе изготовления шелкографий увеличенные и размноженные снимки переносились на холст в различных цветовых комбинациях. Каждый отпечаток модифицировался при помощи пары мазков кисти или добавлением эффекта размытия, дабы получить последовательность чуть различающихся изображений. Многие из этих портретов несут трагическую ноту: Монро к моменту их создания умерла, Лиз Тейлор сражалась с зависимостью от наркотиков и алкоголя, фотографии Джеки Кеннеди были сделаны до и после убийства ее мужа-президента.

По мере роста популярности Уорхол обращается к более сложным темам и начинает изображать настоящие катастрофы. «Пять смертей» (1963) – «репортаж» с места автокатастрофы с телами подростков в вечерних нарядах. «Катастрофа с тунцом» – портреты американских домохозяек, отравившихся просроченными консервами. Самая знаменитая шелкография из серии «Катастрофы» называется «Белое» (1947) – газетная фотография, запечатлевшая тело девушки на крыше дипломатического лимузина, куда она упала, бросившись со смотровой площадки Эмпайр-стейт-билдинг. К концу 1960-х годов темы произведений Уорхола и его персона были для прессы куда более лакомым материалом, нежели его искусство.

Добившись известности, Уорхол вновь вернулся к шелкографиям с изображением товаров массового потребления: кока-колы, губок для мытья посуды Brillo, снова банок с супом Campbell’s. В 1963 году он перевез свою студию в более просторное помещение, которое назвал «Фабрикой», подразумевая тем самым, что искусство, как и любой иной коммерческий продукт, можно производить конвейерным способом. Пол Моррисси, кинорежиссер с «Фабрики», называл ее «промышленным комплексом Энди Уорхола».

В 1970-х годах работы Уорхола на какое-то время вышли из моды. Две выставки подряд – «Знак доллара» и «Серп и молот» – были не очень хорошо приняты публикой и не продались. Чтоб как-то поддерживать существование «Фабрики», Уорхол занялся производством заказных портретов. За 25 тысяч долларов он готов был написать портрет, приложив все усилия, чтобы заказчик выглядел на нем максимально гламурным. Как отмечает приятель Уорхола Крис Макос, во имя этой цели художник не пренебрегал «улучшением носов и лифтингом»: «Не знаю, рассчитывала ли миссис Дюссельдорф увидеть на своем лице губы Лайзы Миннелли, но они ей определенно идут». Другие художники высмеивали коммерческие портреты Уорхола, зато клиенты были вполне довольны своими идеализированными изображениями.

Передавая заказчику работу в своей студии, в окружении портретов звезд, вроде Мика Джаггера, Лайзы Миннелли и Рудольфа Нуреева, Уорхол торжественно ставил свою подпись, и впечатленные и восхищенные клиенты приводили к художнику новых заказчиков. За свою карьеру Уорхол произвел около тысячи портретов – больше, чем иные художники картин за всю свою жизнь. На создание каждого уходил примерно день. В 1980-е гонорар за один такой портрет вырос до 40 тысяч долларов.

Сперва Уорхол нанимал помощников, задачей которых было делать множественные отпечатки, но позже это было доверено местным типографиям. Он объяснял это так: «Картины – это слишком сложно; вещи, которые я хочу показать, механистичны». Уорхол вполне отдавал себе отчет в том, что исполнение работы на стороне порождает вопрос, кого же считать ее автором: «Мне кажется, было бы здорово, если бы шелкографией занимались больше людей и никто бы попросту не знал, моя это картина или чья-то еще».

Собственно, в первом десятилетии XXI века, спустя много лет после смерти Уорхола, потребовалась целая комиссия (AWAB)[13]13
  Andy Warhol Authentication Board (англ.) – Комиссия для выяснения подлинности работ Энди Уорхола.


[Закрыть], чтобы решить именно эту проблему – какие работы можно считать подлинными произведениями художника. Цель исследования не выявить подделки или выяснить, касалась ли той или иной работы рука мастера. Речь о «присутствии художника» – видел ли вообще Уорхол картину перед тем, как она отправилась к дилеру, и одобрил ли ее лично. Однако значимость даже этого критерия подвергается некоторыми исследователями сомнению, ведь, по их мнению, именно практика размытия понятия авторства и привлечение массового производства и есть наиболее яркие свершения Уорхола, обеспечившие ему место в истории искусства. Нетрудно догадаться, что подобные рассуждения породили настоящий хаос в головах коллекционеров и арт-экспертов – тех, для кого чрезвычайно важно понимать, что же все-таки можно считать подлинником Уорхола. Но как с этим быть в ситуации, когда комиссия забраковала даже некоторые работы, полученные непосредственно от самого художника, и еще несколько работ, которые до того были признаны подлинными, и не кем иным, как представителями той самой комиссии, – а теперь вот ее мнение изменилось.

Комиссия не дает официальных разъяснений, почему то или иное произведение было признано сомнительным, чтобы не провоцировать сложных ситуаций с заказчиком. Работу совета оплачивает Фонд Энди Уорхола, фонду же комиссия предоставляет отчет. После смерти художника фонд принял в распоряжение 4100 его картин и скульптур; ежегодные продажи творческого наследия художника при посредничестве аукционных домов и избранных дилеров, к которым относится Гагосян, приносят от 15 до 20 миллионов долларов. Лучшие произведения Уорхола и ранние его работы, такие как серия «Катастрофы», на рынке всегда в дефиците и востребованы. Работ меньшей значимости всегда довольно много. На то, чтобы пропустить через рынок все находящееся в распоряжении фонда, потребуется лет тридцать. Например, существует по меньшей мере пятьдесят картин и шелкографий серии «Маленький электрический стул» и в придачу более сотни других работ на тему электрического стула.

В июле 2007 года Джо Саймон-Уилан, владелец автопортрета Уорхола (1964), подал в федеральный окружной суд Нью-Йорка коллективный иск против наследственного фонда Уорхола, Фонда визуальных искусств Энди Уорхола и пресловутой комиссии по аутентификации. Комиссия дважды отклонила принадлежащий ему портрет, хотя ранее, по утверждению истца, бизнес-менеджер Уорхола Фредерик Хьюз подтвердил его подлинность. В иске утверждается, что ответчики монополизируют рынок работ Уорхола; форма поданного иска предусматривает возможность присоединиться к нему и другим владельцам произведений художника. В случае если фонд и комиссия по аутентификации проиграют процесс, ущерб для них составит сотни миллионов долларов; кроме того, рынок наводнят сотни и тысячи «новых» работ Уорхола, которые нужно будет проверить на подлинность.

Количество работ Уорхола не снижает его роли на рынке современного искусства и не влияет на уровень цен на его произведения. При этом работы, созданные в период с 1962 по 1967 год (банки супа, портреты знаменитостей, катастрофы и автопортреты), ценятся особенно, как оказавшие наибольшее влияние на мир современного искусства, – и именно они стоят дороже всех.

В течение почти десяти лет аукционный рекорд Уорхола принадлежал шелкографии 1964 года «Оранжевая Мэрилин», проданной «Сотби» в 1998 году за 17,3 миллиона долларов. Три другие работы были проданы частным образом по ценам от 25 до 28 миллионов долларов: при посредничестве Ларри Гагосяна работу «Дик Трейси и Сэм Кетчум» (1961) у Дэвида Геффена приобрел нью-йоркский финансист Генри Крэвис, Стив Коэн купил «Супермена» (1960), а через нью-йоркскую галерею Acquavella были проданы четыре шелкографии из серии «Расовые беспорядки» (1964).

Затем в мае 2007 года аукционная цена совершила резкий скачок. Как мы уже рассказывали, «Горящая машина I», или «Зеленая автокатастрофа», была выставлена на торги аукциона «Кристи» в Нью-Йорке с предварительной оценкой в 25–30 миллионов долларов и была куплена за 71,7 миллиона, таким образом в четыре раза превысив предыдущий рекорд Уорхола. «Зеленая автокатастрофа» – это серия репродукций фотографии горящей машины, напечатанных в зеленоватых тонах. Отчасти высокую стоимость спровоцировало пресловутое ощущение «последнего шанса». Всего в период между 1962 и 1964 годом Уорхол создал пять шелкографий с автокатастрофами, три из которых уже заняли место в постоянных экспозициях музеев, а четвертая размером меньше остальных, поэтому не так привлекательна для коллекционеров.

Цикл Мэрилин 1964 года включает в себя шелкографии из так называемой серии «Выстрел», которые представляют эталонный пример блистательного уорхоловского маркетинга. Вскоре после того, как художник закончил работу над своими «Мэрилин», в студию зашла его подруга Дороти Подбер и спросила, может ли она «щелкнуть» одну из них. Энди согласился и был ошеломлен, когда вместо фотоаппарата она вдруг вытащила пистолет и выстрелила прямо в лоб первой «Мэрилин» в стопке, – две следующие тоже получили дыру во лбу. Уорхол и не подумал выбросить три испорченные картины. Вместо этого Уорхол распространил подробности истории в прессе, отреставрировал пострадавших, переименовав серию в «Простреленную красную Мэрилин»… и поднял цены. Позже на аукционах «Простреленные красные» продавались вдвое дороже остальных шелкографий с Мэрилин.

Уорхол неизменно отрицал социальный подтекст своих работ и свою роль как «социального комментатора». Как правило, подозревали его главным образом по поводу работ серии «Электрический стул». Несмотря на то что сами шелкографии не имеют на это никаких указаний, но собственно стул на них тот самый, при помощи которого в 1953 году были казнены за выдачу СССР ядерных секретов Джулиус и Этель Розенберг. Появлялись и различные трактовки мотива трех дверей и его символического значения: то ли это три метода уголовного правосудия – возмездие, тюремное заключение и предупреждение путем устрашения, то ли аллегория порталов в рай, чистилище и ад. Но сам Уорхол неизменно настаивал: «Нет здесь никакого смысла, вообще никакого смысла», – даже отсутствие смысла должно быть настолько радикальным, чтобы работать на маркетинг.

Всю жизнь Уорхол тщательно совершенствовал свой андрогинный образ. В 1981 году в возрасте пятидесяти трех лет он начал заниматься моделированием одежды, сначала для агентства Zoli Agency, затем для Ford Modeling Agency. В 1986 году он снялся в рекламе компании, оказывающей финансовые услуги: на фото Уорхол сидел перед собственным «Автопортретом в испуганном парике» (1986), а подпись внизу гласила: «Я и не думал, что я достаточно крупный клиент для Drexel Burnham» (см. фото). По словам Дрекселя, решение пригласить Уорхола было принято не с целью привлечь новых клиентов, но из желания изменить имидж компании, добавить ему «крутизны», ну и заодно повысить уважение коллектива к месту, где они работают. Уорхол безуспешно пытался уговорить Дрекселя заодно взять в качестве логотипа знак доллара с его шелкографии.

Незадолго перед выходом рекламы Drexel Burnham некий брендовый коллекционер вспомнил об Уорхоле и начал потихоньку скупать его работы, а затем уже публично приобрел на «Сотби» «Тройного Элвиса» за 125 тысяч долларов. Покупка привлекла внимание публики, и, когда Ларри Гагосян выставил на продажу «Картины окисления» (созданные методом нанесения урины на холст, пропитанный закисью железа), они быстро нашли покупателей в лице брендовых коллекционеров Томаса Аммана и Эшера Эдельмана, а следом и других. Кто же был первым покупателем? Чарльз Саатчи.

Энди Уорхол умер 22 февраля 1987 года в результате осложнений после плановой операции на желчном пузыре. Одним из его последних публичных заявлений было: «Смерть – это куча денег; смерть делает тебя звездой». С Энди так и произошло. При жизни он ни разу не получил ни за одну из своих картин более 50 тысяч долларов (хотя несколько его ранних работ владельцы уже продавали на аукционах и дороже). И это в то время, когда Рой Лихтенштейн и Роберт Раушенберг получали в пять раз больше. Но после кончины художника и во многом именно в связи с ней слава Уорхола выросла стремительно, а вместе с ней и цены на его искусство.

Сияние бренда Уорхола озаряло все в пределах досягаемости: через три года после смерти художника его брат Пол Вархола организовал выставку плакатов с изображением банок вегетарианских бобов Heinz, подписанных просто: «Пол, брат Энди Уорхола»; плакаты можно было купить по 550 долларов за штуку. Вархола всю свою жизнь занимался торговлей металлоломом, разводил на ферме цыплят и до этой истории никогда не был замечен в склонности к творчеству. «Банки с бобами», которые брат Энди изготовил по той же технологии, что прославила самого Энди, – шелкография с фото, были раскуплены подчистую. Но Пол на этом не остановился и изобрел собственную технику: он окунал куриные ножки в акриловые краски и «прогуливался» ими по холсту. Эта серия продавалась уже по 5,5 тысячи долларов за штуку. Далее последовала линия футболок «от Вархолы».

Авторитет Уорхола продолжал расти параллельно аукционным ценам. Большая выставка работ Уорхола в середине 2006 года состоялась в Москве, одновременно с ней аналогичное шоу открылось в Торонто, в арт-галерее «Онтарио», куратором ее был кинорежиссер Дэвид Кроненберг. Не забыла Уорхола и киноиндустрия, представившая сразу два посвящения художнику: широко разрекламированный художественный фильм «Девушка с Фабрики» про музу Уорхола Эди Седжвик, роль которой исполнила Сиена Миллер, и четырехчасовой документальный – о его искусстве, снятый Риком Бёрнсом. Кроме того, увидели свет две книги, одна из которых, под названием «Энди Уорхол: гигантский размер», включает две тысячи иллюстраций и весит шесть килограммов. Пожалуй, ни один художник поколения Уорхола не сравнится с ним в звездности.

Фонд Энди Уорхола зарабатывает, выдавая лицензии на использование его работ практически в любых целях. Производитель сноубордов Burton, например, выпустил лимитированную коллекцию снаряжения – доски, ботинки и крепления – с изображением уорхоловского знака доллара, его автопортретов, цветочных картин и портретов Эди Седжвик. В декабре 2006 года универмаг Barney’s в Нью-Йорке предложил покупателям лимитированную партию консервированного томатного супа Campbell’s с этикетками в виде репродукций картин Уорхола. За комплект их четырех банок с разными этикетками покупателю пришлось бы заплатить 48 долларов, 12 из которых причитались фонду.

Если Уорхол – «новый Пикассо» (более странного сравнения не придумаешь, но оно в ходу у аукционных домов), то Джеффа Кунса можно считать «новым Уорхолом». Кунс устремился по стопам Уорхола и поднял искусство саморекламы на небывалый для художника уровень. Джеффу Кунсу пятьдесят два, он родом из Йорка, штат Пенсильвания. В возрасте двадцати лет он приехал в Нью-Йорк никому не известным художником, в 1985 году он провел поистине революционную выставку в Ист-Виллидже и сегодня живет в тринадцатикомнатном таунхаусе в Верхнем Ист-Сайде. Вероятнее всего, вы слышали хотя бы об одной из его работ, а может, даже видели своими глазами щенка терьера весом 44 тонны и «ростом» 13 метров, обосновавшегося на Манхэттене.

Кунс одновременно и бренд, и легенда арт-мира. Его называли Рональдом Рейганом от скульптуры, скользким, как тефлоновое покрытие, и вкрадчивым, как хитрый лис. Как и Уорхол, и Хёрст – Кунс «создает» свои работы руками ассистентов, которые трудятся под надзором мастера. Его карьера началась с продаж почетного членства в совете МоМА («Я был самым успешным их агентом, приносил три миллиона долларов в год») и продолжилась где-то в дебрях Уолл-стрит, где он подвизался брокером, чтобы раздобыть средства на финансирование своей художественной карьеры. Именно здесь Кунс развил и довел до уровня мастерства навык самопрезентации, а заодно обрел убеждение, что искусство есть товар, который необходимо продвигать. К великому ужасу арт-сообщества, Кунс и теперь вовсю использует брокерский жаргон. На вопрос, почему он размещает свои работы в таком множестве галерей, художник отвечает: «Это увеличивает широту охвата рынка». А еще: «В будущем великим художником станет великий торговец».