Текст книги "Город под куполом"

Пространство «зайчика» заполнилось приятным гулом и светом. Это был свет жизни и бесконечного тепла. Такое тепло нельзя было сравнить даже с ярким костром и уж тем более с баками бройлерных. Это тепло будто ласкало тебя изнутри, питало и наполняло самой жизнью. Всего несколько секунд – и Романова застыла, содрогаясь от сладких спазмов. Не удивительно, что многие богачи устанавливают у себя дома заправочные «зайчики» в целях дополнительных эростимуляций.

Только искупавшись в солнечном свете, Романова поняла, насколько болит всё тело. Рука, с которой вырвали, чуть ли не с мясом, интерлинк, ныла и временами подёргивалась. Глаз, в который попала кровь фанатика, начинал опухать – видимо, какая-то зараза всё-таки пробралась – следовало немедля провести обеззараживание. Болело солнечное сплетение, тошнило, а внутренности будто сплелись в большой клубок шипящих и плюющих ядом змей.

Романова покинула приветливый «солнечный зайчик» и без десяти три ночи добралась до своего жилого квартала: бессмысленное нагромождение однотипных домов, соседствующих с гаражными массивами, железнодорожной колеёй и водонапорными башнями. Стоимость квартиры в этих домах варьировалась от полумиллиона поинтов, если с рекомендацией, и пяти миллионов, если без оной; съём жилья выходил много дешевле – около сорока тысяч поинтов в год. Юдоль для деятелей искусства, продажных агентов, работников масс-медиа и дешёвых официанток-универсалок.

Железные створки ворот, скрежеща, пропустили Романову во двор, освещаемый зеленоватым плесневелым светом узких каплевидных фонарей. Струи дождя, попадавшие в свет фонарей, превращались во флуоресцентные щупальца диковинных кальмаров, извивающихся в поисках зазевавшейся жертвы.

Заглушив мотор и заблокировав двери, Романова зашла в скорбный десятиэтажный дом. Скорбный – потому что он словно нависал над каждым, кто осмелится подойти к нему поближе и задавался вопросом, кто ты такой и зачем продолжаешь жить. Цокольный этаж был изрыт крысиными ходами, а из каменной кладки местами торчали пучки обжёванного оптоволокна.

Половина окон на нижних этажах были выбиты и заменены полупрозрачной пластиковой плёнкой, предназначенной для упаковки тел перед отправкой на лунное кладбище. Сейчас, несмотря на поздний час, в окнах некоторых квартир горел свет. Это нормально. Многие проводят время в виртуальной реальности. Там можно заработать довольно много поинтов, не то, что на журналистике и новостях. Но это либо проституция, либо смертельные Многопользовательские Онлайн Боевые Арены. Тавтология «МОБА-арены» прижилась в народе, так что иначе их и не называют. Элита тратит там поинты, делая ставки на победу, а желающие лёгких денег ставят на кон свою жизнь. Проиграл – и твои мозги вскипают, заполняя черепную коробку беловатой жижей. Обязательные для таких игр шлемы за бесценок продаются на чёрном рынке – играй, не хочу.

Романова вызвала лифт, и пока он ехал с верхнего этажа, накарябала на извести длинное вычурное ругательство, отводя душу; пополнив тем самым целую стену плача, состоящую из подростковых терзаний, интимных предложений и кратких экскурсов в музыкальные вкусы жителей дома.

В лифте пахло мелом. Романова встала, утопив руки в карманах, и сумрачно взглянула на задвигающиеся створки. Датчик веса барахлил: согласно его показаниям, вес тщедушной девушки составлял триста сорок килограмм. К счастью барахлила также и система аварийного блокиратора, поэтому лифт благодушно возил даже явные перегрузы.

Проезжая мимо шестого этажа, Романова услышала характерные поскрёбывания в коридоре. Значит, госпожа Куприянова снова выпустила на ночь свою комнатную собачку по кличке Пинг бродить по этажам. На самом деле это не была собака, просто прирученная крыса-переросток. Однако госпожа Куприянова обожала своего Пингушку и души в нём не чаяла. Желания других жильцов сводились к двум вариантам исхода событий: отвесить пинка, пингануть, наглую, мешающей спать тварь или же дождаться, когда хозяйка зазевается, и потушить жирную крысу с имитаторами злаков и специями.

– Тц-тц-тц, – тихо позвала Романова.

Пинг в ответ тонко с присвистом захрипел, то ли угрожая, то ли приветствуя.

На седьмом этаже Романова вышла и направилась к своей квартире в конце коридора.

– Донна, девочка моя! – раздался голос позади неё.

Романова нацепила на лицо вымученную улыбку и обернулась. Старик Хайнц ещё не спал. Это был её сосед – долгожитель сорока трёх лет. Не имея собственных детей, он относился к Романовой по-родственному: во время командировок журналистки убирался в её квартире, справлялся о самочувствии и угощал конфетами. Романова тоже по-своему любила старика: благодаря Донне господин Хайнц всегда был в курсе самых свежих актуальных новостей, а самое главное – знал где, когда и на чём можно сэкономить. По большей части старики были предоставлены сами себе, и единственное, на какую помощь от государства могли рассчитывать – это социальный пакет для лунного захоронения. Автомобиль Хайнца – рыжий потёртый «Хорёк» пылился в гараже, позабыв уже, когда он последний раз прикасался колёсами к шершавому асфальту.

– Донна, ты без интерлинка? – обеспокоенно спросил сосед, делая пару шагов к Романовой и слегка приподымая руку.

– Доброй ночи, Хайнц, – полушёпотом приветствовала Романова. – Да, меня пытались задержать полицейские. Вот, – она немного закатала рукав, – видите.

Господин Хайнц провёл пальцами по свежим ранкам на руке Романовой, сочувственно покачивая головой.

– Вот шкуры! – ругнулся он. – Нелюди.

Романова развела руками. В её расследованиях физические повреждения уже не были чем-то из ряда вон выходящим. Поэтому полочка над кроватью ломилась от всяческих бальзамов, пластырей и «змеиных шкур». Хорошо хоть до сексуального насилия дел не доходило – хотя, если не кривить душой, это было и ударом по женскому самолюбию журналистки. Даже, несмотря на то, что в мужчинах, после короткого и болезненного брака, она разочаровалась.

– Как ваше здоровье? – всё ещё не повышая голос, спросила она у Хайнца.

– О, не беспокойся, милая, – улыбнулся старик. – Я у тебя немного солевого раствора взял для линз, если ты не против. А ещё тебе приходили сообщения на интерком. Я прослушал: два от Лоры, и одно от какого-то вежливого господина, который не посчитал должным представиться. И мне, скажу тебе честно, этот господин не понравился. Что-то он темнит. Будь осторожна, я тебя прошу.

– Спасибо, Хайнц. Ты же знаешь, что не буду, – усмехнулась Романова.

Она распрощалась с соседом, пожелав ему спокойной ночи и порекомендовав следить за новостями ближайшее время.

Неслышно затворив дверь, она размотала изрядно промокший шарф и бросила его в корзину для грязного белья. Туда же отправилась синтетическая оранжевая кофта и измятая курточка.

Оставшись только в рабочих штанах с множеством карманов и облегающей майке, Романова побрела в ванную, где с трудом оттёрла лицо, смыла неброский макияж и закапала в глаз противовирусные капли. После чего насухо вытерлась и поставила кофе.

С улицы донеслись вопли и череда выстрелов. Романова вздрогнула, но лишь учитывая всё, что с ней сегодня произошло. На самом деле, выстрелы в этом районе были не редкостью, а тем более в ночи. Уличные банды проводят своё время в постоянных сражениях и определении границ своих территорий. За жизнь участников и прохожих можно было не волноваться – боевые патроны стоили дороже, чем благоустроенная квартира. Поэтому перестрелки по большей части были лишь игрой. Война в реальности была безопасней, чем игра в виртуальности. Добро пожаловать в новую эпоху, как говорится!

Романова подошла к окну и отвела рукой одну штору в сторону. Над городом стоял мокрый туман со смогом, приправленный сверху набухшими сизыми тучами. На крышах низких строений через дорогу мелькали вспышки выстрелов. Какие именно банды столкнулись друг с другом сегодня, Романовой было наплевать. Этими игрушечными разборками должны заниматься диванные блогеры, а не серьёзные журналисты.

Интерком негромко пикнул, когда Романова прикоснулась к сенсорной панели. Сообщения было уже четыре.

«Донна, привет. Это Лора. У меня сегодня эфир – надеюсь, ты будешь смотреть. А то для кого я работаю? Там будет министр Волуш и… – послышался кокетливый смешок Лоры, – кое-кто ещё! Мне ставку подняли, сегодня я работаю час за полсотни поинтов. А с отпуском у меня всё плохо – похоже, что никуда я не лечу. Ладно. Чмавкаю тебя в ушко! не пропадай!»

Высветился контакт Лоры. Романова смахнула его с панели и включила следующую запись:

«Романова, что случилось? Не могу до тебя дозвониться. Ты, надеюсь, не в аварию попала? Тебя спрашивал какой-то человек, и я его не знаю. Признавайся, куда ты на самом деле ездила…»

Следующая запись:

«Добрый вечер, госпожа Романова. Наше уважение к вам и вашему труду не имеет границ. Смею признаться, что у вас есть ярчайшие поклонники, которые не преминут назвать себя вашими друзьями. Тем не менее, позвольте дать дружеский совет: не стоит вмешиваться в дела мёртвых, пока вы сами живы. Поверьте, мёртвые этого не любят. Более того, им это не нужно. Всё, что ни делается, к лучшему. Выражаем надежду, что вы окажетесь благоразумным человеком и ваше следующее путешествие – а мы весьма рассчитываем, что оно ещё произойдёт – в Солнечный ограничится Солнечным. Поверьте, не мы одни заинтересованы в вашей дальнейшей судьбе. И если наши намерения не выходят за сферу ваших интересов, то есть люди… организации, чьи намерения не будут столь благочестивы. Прощайте… надеюсь».

Голос был незнаком. Вполне вероятно, что он ещё и был искажён программно. Во всяком случае, Романовой бы не хотелось, чтобы звонок от этого неизвестного повторился. Угрозами её не запугать, но…

В проёме двери спальни, слева от Романовой возникла маленькая детская фигурка, держащая за ногу потрёпанного плюшевого мишку.

– Мама, я есть хочу, – тихо произнесла она.

Романова вздохнула. О том, что дома нет еды, она позабыла. В кармане нашёлся мятый протеиновый батончик с заменителем молока и орехов.

– Пока что только так, милая, – ласково сказала она, протянув батончик дочери.

Девочка осторожно взяла батончик и замерла, сжав его в маленькой ручке.

– А ты? – спросила она.

– А я не хочу, – соврала Романова, присев возле дочери и поглаживая её по жёстким кудряшкам. – Ничего. Скоро всё изменится. Мама достала очень важную информацию, за которую маме очень много заплатят. И тогда мы сможем поесть мяса и даже настоящих трав. Осталось немного потерпеть. Плохие люди украли у мамы эту информацию, но это не страшно.

Упомянув про травы, Романова с надеждой посмотрела на стеллаж, заставленный горшочками с землёй. Сухие безжизненные стволы торчали из нескольких горшков, остальные были пусты. Редис, лук, герань, руккола, салат, маис – и прочие неведомые Романовой, в чей рацион не входила живая и натуральная пища, названия. Производитель обещал, что газового освещения достаточно для выращивания зелени в домашних условиях. И несколько побегов действительно выросло. Но лишь для того, чтобы потом засохнуть на глазах у Романовой и её дочки. Единственное, что произрастало в их доме – это влажный ядовитый мох и несъедобный плющ, пригодные разве что для изготовления отравы или удавки на шею.

– Мама, тебе сделать кофе? – спросила девочка, обхватив голову Романовой руками и прикоснувшись губами ко лбу.

– Нет, солнышко, не надо. Я уже сделала.

– А можно мне тоже немножко?

– Только совсем чуть-чуть. Тебе нельзя много кофеина, а то животик будет колоть. Ладно, хорошая моя?

Девочка доверительно прислонила медведя к ноге матери и пошла к кофемашине.

Романова убавила громкость на интеркоме и прослушала последнее сообщение:

«…быть может, ты предпочитаешь сгнить заживо? Или чтобы тебе отрубили конечности – например ноги? Или почувствовать холодные бесчувственные руки на своей шее? Хрр…»

– Мамочка, всё хорошо? – испуганно окликнула Романову дочка.

Тут же кружка с кофе в руках у девочки разлетелась на осколки.

Девочка взвизгнула и отпрыгнула в сторону. На тёмном ковре расплывалось ещё более тёмное пятно. Романова подбежала к дочери и обняла её.

– Ты не поранилась? – быстро спросила она. – Не бойся. Видимо, кружка была слишком холодная, а кофе горячий. Такое случается.

В дверь внезапно позвонили и Романова вздрогнула.

– Это наш сосед пришёл. Пойду его успокою, – мягко сказала девушка, прижимаясь на мгновение щекой к щеке дочери; та с неохотой расцепила руки.

Романова подошла к двери и сняла блокировку с верхнего замка. Уже берясь за ручку, она услышала голос дочери:

– Мамочка, а у нас в окне дырочка появилась…

Глава 3

О том, как умирают люди, и почему бывает так сложно сделать правильный выбор

Первый выстрел не поразил цель. Снайпер ещё раз сделал поправку на ветер и приготовился ко второму. Всего две попытки. После второй время кончится, и ход перейдёт к противнику, а значит надо сосредоточиться. Во всяком случае, зрители должны воспринимать ситуацию именно так.

Между тем король, нервно поправляющий схематически нарисованную корону, заподозрил неладное: тем более что стоявшая неподалёку мышь вдруг запищала и свернулась клубочком, делая вид, что она тут не причём, и всё происходящее её никоим образом не касается.

Снайпер подавил желание прикрыть один глаз и плавно нажал на курок. Но в этот момент гора, за которой прятался убийца, зашевелилась и привстала. Пуля вошла ей в затылок, отчего несуразная мшистая фигура громко вздохнула, обратив внимание всех фигур правой стороны поля на себя, и смачно плюхнулась обратно на пол.

Где-то вдалеке возмущённо загалдели и заспорили многочисленные зрители, обсуждая правомерность поступка горы. Ещё бы, ведь за каждый ход были уплачены немалые поинты; потеря контроля над ситуацией означала проигрышную стратегию, и рейтинг игрока если и не повлияет на ход текущей схватки, то, несомненно, плачевно скажется на его доходности в будущем.

На левой половине поля то ли всхлипнул, то ли всхрюкнул глуповатый Топсик – фигура крайне бессмысленная и дешёвая, но в умелых руках способная перевернуть ход всего матча. К нему тут же подбежала кухарка и принялась хлестать по ушам.

Флюоресцирующие лампы, беспорядочно рассыпанные по всему полю, сменили синий свет на белый – начинался ход следующего игрока.

У команды белых ситуация на поле предвещала скорый выигрыш – почти все фигуры были в строю, король лениво почёсывался и зевал, строя глазки молодой одноногой королеве, две черепахи, уже перебравшиеся на сторону противника, несли на спинах маньяков с циркулярными пилами, а притаившийся за спиной чёрного короля морской ёж подготавливал фатальный для двух одичавших охранников удар.

Где-то в далёкой реальности звенели, удваивались и утраивались ставки, профессиональные комментаторы искрили замечаниями и шутками, конечно же, в первую очередь, соревнуясь в остроумии относительно ситуации с горой и снайпером. Тем печальнее, что эти две фигуры были под управлением известного и популярного игрока, не раз бравшего золотые призы за первые места в виртуальных соревнованиях.

Данко вздохнул. Команда противника слишком отвлеклась на победное маневрирование, оставив на защиту своего короля только мышь и Топсика, если не учитывать бесполезной королевы, отчаянно строящей глазки своему супругу. Ошибка заключалась в том, что Топсик и мышь находились под управлением довольно молодого игрока. Данко заблаговременно, ещё перед тем, как поставить свою подпись на договоре, разыскал и взломал досье всех участников. Многие могут ошибочно полагать, что прогнозирование победы напрямую зависит от грамотно подобранных фигур для матча. Это не так. Даже самые крупные фигуры ничто в ненадёжных руках. А если на неумелого игрока ещё и скинуть самые слабые фигуры – это будет крах всей кампании.

Чёрный король изумлённо вскрикнул. Оба его охранника, вереща, рухнули под тяжестью тысячи игл, проткнувших их со спины. Морской ёж заверещал ещё громче них, скаля зубы и буравя короля взглядом, в котором мелькало сожаление, что он не может убить его на этот же ход. Данко знал, что в этот момент где-то далеко, крича от боли, захлёбывается кровью Танечка Любимова, потерявшая все свои фигуры разом.

Обе черепахи, несущие свой смертоносный груз, остановились прямо перед снайпером, миновав издыхающую гору. Маньяки на их спинах ухмылялись: следующий ход, вне зависимости от действий снайпера, окажется для него летальным. Винтовка не работала на ближних дистанциях в отличие от циркулярных пил, жужжащих и брызжущих искрами в руках жирных чучел.

На виртуальном терминале Данко стали всплывать сообщения с угрозами и провокационными оскорблениями. Игроки, контролирующие черепах с маньяками, алкали крови и почёта за убийство самого сильного игрока две тысячи триста восемнадцатого года.

«Жалкие и обречённые», – мысленно вздохнул Данко, не читая сообщения.

Поле осветилось синим. Чёрный король, теряя остатки самообладания, принялся безнадёжно пятиться от морского ежа, кусая губы.

Снайпер меланхолично перезарядил винтовку, потратив тем самым половину хода – маньяки торжествующе взвыли – белый король находился далеко за их спинами в полной безопасности, а значит, партия уже выиграна. Если бы снайпер кинулся спасать своего короля – а по негодующим и печальным взглядам, которые бросали на него оставшиеся фигуры, было ясно, что именно этого от него и ждали – это был бы логичный и отсрочивающий неизбежное ход. Но снайпер остался на месте; ещё и потратил полхода на бессмысленную перезарядку. Белая королева захихикала, потирая ручки и покачиваясь на своей ноге-тростиночке. Белый король хмыкнул и подмигнул снайперу.

И тут черепахи с маньяками взмыли в воздух. Одна из циркулярных пил грохнулась о холодный мрамор пола и затихла, впившись зубцами в неподатливый камень. Не только у зрителей, но даже у некоторых, в испуге зажмурившихся, фигур заложило уши от раздавшегося грохота. Маньяки размахивали руками, силясь понять, что же произошло.

Это ликвидировалась гора. Умирая, фигура уровня горы взрывается, не нанося урон близстоящим фигурам, но подбрасывая в воздух всех стоящих на расстоянии до двух клеток до неё. Из-за того, что гора погибла не в ход белых, она не взорвалась сразу. Якобы «случайное» попадание снайпера не убило её, а перевело в режим отложенной гибели. Тем самым гора из фигуры превратилась в ловушку.

Тяжёлые фигуры черепах и маньяков, увешанные бронёй и защитой, взлетели невысоко – лишь на два метра от поля. Лёгкая же фигура снайпера воспарила над полем, подобно ангелу смерти над толпой сумнящихся агнцов – если кто из зрителей читал древние религиозные фолианты, то именно такая аналогия и пришла в их голову.

И тут перепуганная мышь, неотрывно следившая за ходом сражения и перманентно сворачивающаяся в клубочек, подпрыгнула вверх: немного – всего на полметра – но достаточно, чтобы закрыть грудь короля от смертельного попадания.

Время будто замерло.

«Ты без брони», – мрачно шепнул Данко.

Тут же на терминале высветилось в спешке написанное сообщение. Доли секунды хватило Данко, чтобы прочитать его:

«Нет! Меня подбросили! Пощади!»

Один выстрел пробил бы голову мыши и попал прямо в грудь короля, закончив матч.

Кто же подкинул несчастную мышь, решив так глупо и необдуманно принести в жертву молодого игрока? Одноногая королева презрительно взглянула в глаза снайперу. Использовать телекинез не в свой ход, взломать игру – достойная партия для Данко.

Снайпер быстрым движением сместил винтовку левее, и пуля вошла прямо в глаз королеве, за те же доли секунды успевший сменить презрительное выражение на крайне недоумевающее, а когда наступило осознание произошедшего, на выражение ужаса. Струя чёрной крови выплеснулась на белоснежное одеяние фигуры. Королева с мольбой обернулась к королю – Данко успел тонко просчитать, что именно так она и поступит.

«Обратный ход», – шепнул он.

Пуля вылетела из глазницы королевы, повторяя траекторию прибытия, но из-за поворота головы не вернулась в винтовку.

Король ахнул и, схватившись за грудь, рухнул на колени. Между пальцами у него нарисованными цветами взорвалась плоть, и воздух вокруг окутала кровавая дымка.

Комментаторы взорвались криками и ликованием. Если бы зрители находились в том же зале, где проходил бой, игроки бы оглохли от их торжествующих или негодующих воплей. Снайпер ловко приземлился на обе ноги и замер, превращаясь в обычную фигуру-пустышку, состоящую из цифрового кода и набора графических текстур.

За созерцанием мучительных посмертных судорог короля с королевой никто не заметил, как мышь упала и сломала себе хвост.

***

Руки охранника стянули с головы Данко смертоносный шлем виртуальной реальности, и тот снова очутился в пустынной холодной комнате. Помимо скучного охранника за перегородкой, восседающего на стуле Данко, и уставившегося на него объектива камеры больше тут ничего не было. Голые бетонные стены, наспех покрытые сырой штукатуркой, пластикатовый ковёр, в который с лёгкостью можно завернуть тело – вот и вся трагическая обстановка.

Данко кивнул в камеру и помахал рукой, отлично понимая, что миллионы зрителей по ту сторону объектива с большим наслаждением любовались бы, как он корчится в агонии, выплёвывая на пластикатовый пол собственные внутренности.

Охранник, всё так же молча, выдал Данко личный интерлинк, который был у него изъят перед матчем. Данко нетерпеливо нацепил инструмент на руку и, не поблагодарив охранника, который давно уже привык к подобному обращению, вышел в коридор.

На интерлинк тут же пришёл вызов от сопартейника и старого знакомого Данко Каира Зимовского.

– Вы молодцы, – спокойно сказал Данко, шагая по коридору к лестнице.

– Почему ты не обговорил с нами свою тактику? – с ходу налетел на него Каир, заикаясь от волнения. – Мы же могли выиграть ещё в самом начале, без… вот этого всего. Взрывы! Прыжки! Чёртова гора!

– Нет, не могли, – сухо отрезал Данко.

– Танечку Любимову жалко, – вздохнул Каир.

– Я сразу был против того, чтобы её ставили в арьергард. Мне лишние жертвы не нужны.

– Вот именно, друг. Тебе – не нужны! Мы все понимаем, что за нами никакой заслуги нет. Это была твоя игра – мог бы выиграть её и в одиночку.

– Мог бы, – констатировал Данко. – Но правила этой арены подразумевают командную игру.

– Ах, ну прости, что пришлось терпеть лишний груз в нашем лице! Данко, есть команда, а команда – это множество людей, а не один всемогущий герой.

– Я не всемогущ, – просто ответил Данко, выруливая на винтовую лестницу, ведущую из подвала в другой коридор, ещё более длинный, чем первый. – Вы сами меня позвали. Я не верю в командную стратегию. Слишком много условностей и зависимостей.

– Ну, так учись играть в команде! – вспыхнул Каир. – Однажды ты проиграешь из-за своей самоуверенности. Ты можешь долго пытаться плевать в общество, но если общество плюнет в тебя…

– О, не переживай. Я отлично плаваю, а слюны у меня достаточно.

Вздохнув, Каир решил сменить тему:

– Данко, надо будет проводить Танечку, Сашку и Рулевого. Может быть, скинуться по поинтам, родственникам перевести… Понятно, что компания им выплатит страховку, ну, и накопления самих игроков… но дань уважения…

– Понимаю, Каир. Я переведу.

Данко сконцентрировался на ровном звуке своих шагов.

– А вообще, знаешь, не надо, – вдруг передумал Каир. – Не надо. От тебя – не надо. Извини, что заговорил об этом. Сейчас и так многие будут винить твоё имя, а этот перевод станет только лишним напоминанием. Я думаю, какое-то время мы тебя не будем приглашать в команду. Пока не забудется. Извини.

Данко скинул вызов. Каир сам не знает, чего хочет. Он хотел победить – и позвал лучшего игрока во всей Тверди. Теперь он страдает от неизбежных потерь – и отказывает знаться со старым товарищем. Не будь в команде Данко, трупов было бы больше. А может быть, Каир подсознательно пытается скинуть груз ответственности на непричастного Данко, ведь он понимает, что самолично засунул Танечку в арьергард. Данко был против – а он засунул.

От мыслей Данко отвлёк новый вызов. Вместе с ним пришло извещение о переводе средств – в полтора раза меньше оговоренной суммы. Всего лишь миллион семьсот тысяч поинтов.

«Господин Даниил, – произнёс сухощавый голос автоинформатора, – позвольте поздравить вас с победой. К сожалению, вы были понижены в рейтинге игроков за неуместное снисхождение к противнику. На поражение господина Мики были сделаны крупные ставки, и компания понесла убытки. Аналитики матча вывели, что прямое попадание в короля было возможно с девяноста восемью процентами успешности через тело фигуры под управлением господина Мики. Однако вы произвели выстрел по сложному алгоритму через фигуру госпожи Анфисы, снизив тем самым шанс на успех до четырнадцати процентов. Если бы фигура королевы не посмотрела на фигуру короля, матч был бы практически проигран, ввиду критической обстановки на поле. Понижение вашего рейтинга сказалось на сумме выплат. Спасибо за понимание».

Данко толкнул от себя ветхую покосившуюся дверь и вышел в вестибюль здания.

Тут на диванчиках перед большим экраном общественного интеркома сидели старики и старухи. Они смотрели результаты только что прошедшей игры, даже не подозревая, что один из игроков всё это время находился в этом же доме призрения всего лишь несколькими этажами ниже.

На экране как раз показывали Анфису Кварц, молоденькую девочку с лёгкой степенью анорексии. Фамилию её Данко узнал из досье; обычно фамилии игроков не разглашались – всё-таки смертельные игры были разрешены лишь условно: по закону получали статус non grata и осуждались обществом, при этом нелепо же к этим играм тянущимся. Отряды полиции часто врывались на заброшенные склады или целые участки, производили захват игроков и организаторов, которых потом показательно клеймили и переводили в шахтёры низшего звена. В шахтах люди, не приспособленные с детства к тяжёлому труду, гибли. Это, конечно же, что показывали и о чём говорили по информационным каналам общего пользования. В реальности же полиция попросту взимала штраф в собственный карман и отпускала. У многих организаторов даже были индивидуальные отряды силовиков для защиты игровых площадок.

Конвульсии Анфисы должны были уже прекратиться, но на экране она продолжала дёргаться, выплёскивая ртом потоки крови и раздирая ногтями грудь. По возбуждённому сопению престарелых – тридцати-тридцати пяти лет – зрителей было понятно, что они просто крутят повтор, с одобрением наблюдая за чужими страданиями. Сублимация собственных страхов и лишений. Иллюзия счастливчиков, у которых в жизни всё хорошо и стабильно.

– Срамота! – с удовольствием кашлянул лысеющий старичок с выщипанными бровями, наблюдая, как Анфиса на экране, расцарапывая себе грудь, обнажила торчащий розовый сосок.

Данко быстро пробежал пальцами по интерлинку, и изображение на экране сменилось на демонстрацию художественной гимнастики. Старики взвыли от негодования и все как один направили на экран интерлинки, пытаясь вернуть приятные сердцу сцены насилия. Но, увы, не им соревноваться с Данко в отношении цифровых махинаций. Устаревшие интерлинки лишь недоумённо попискивали, нащупывая точки входа общественного канала.

Миловидная старушка с огромными даже по меркам Тверди глазами заметила Данко и, приняв молодого человека за соцработника, попросила вызвать мастера.

– Вита, ты зачем унижаешься? – напустилась на неё соседка с полубезумным взглядом. – Такие как он потом и говорят, что мы тут у них в ногах ползаем. Пусть ремонтирует интерком, а не то выпишем ему выговор на форуме.

Данко, не обращая внимания на старческую блажь за спиной, подошёл к запотевшей стеклянной двери во внутренний холл, из которого большая винтовая лестница вела на парковку.

– Да, позовите мастера и принесите нам винного напитка с клюквенной эмульсией. Живее, молодой человек. Ножками работаем-работаем!

Стеклянная дверь плавно закрылась за спиной Данко, и он перестал слышать назойливых старух.

В холле усиленно гудели нагреватели воздуха, вступая в непомерную борьбу с холодным воздухом, вырывающимся из небрежно запаянных щелей в стенах. От этого становилось то дьявольски холодно, то вдруг обжигало, словно раскалённой струёй.

С обеих сторон высились винтажные колонны, скрывая за собой стойки регистрации посетителей и интеркомы с каталогами. На каждой стойке лежала фигурка горностая, сканируя пространство яркими рубиновыми глазами. Фигурки явно были выполнены разными мастерами, слабо представляющими себе, как должно выглядеть это мифическое существо. Где-то горностай был похож на жирную крысу с шевелящимися зубами и змеями вдоль хребта, где-то – на кукольную детскую игрушку с широкими глазами и носом-кнопкой. Один вообще представлял собой фигуру крохотной девочки с золотыми волосами, держащей в ладонях светящийся шар, должно быть, символизирующий солнце.

Насчёт горностаев Данко не беспокоился: их он просканировал ещё при первом визите, убедившись, что это не более чем датчики скорой помощи, ориентированные на то, чтобы своевременно засечь изменение состава среды в помещении и вызвать бригаду санитаров. Камеры слежения, которые он никак не мог обнаружить, его волновали куда больше.

Он поднялся по винтовой лестнице, столкнувшись по пути с двумя грузчиками, нёсшими ящики с агитационными таблетками. Грузчики в довесок были обременены функцией распространителей, а потому попытались тут же вручить Данко несколько упаковок, сопровождая это искусственными улыбками.

– На улице минус пятнадцать, – дружелюбно сообщил один из грузчиков. – Накинь шарфик, что ли, какой-нибудь.

Данко любезно склонил голову, но от таблеток отказался. Поверхность каждой была инкрустирована изображением лица какого-то примелькавшегося деятеля из Комитета, чтобы старики накануне предстоящих выборов загодя понимали, кому они обязаны бесплатными лекарствами. От чего были предназначены эти таблетки, было непонятно. Никакой инструкции не предполагалось, лишь сбоку на коробочке были аккуратно проставлены серия, номер свидетельства и дата выпуска. Фармацевтический завод корпорации «Тайян» располагался неподалёку в городе Твердь. Поэтому Данко не особо интересовала структура этой медицинской оферты. Будь бы это таблетки от какой-то неожиданно объявившейся компании из Воркуты или Рлунг По, он бы отнёсся к происходящему с более должным вниманием.

Парковка встретила его изморозью, покрывшей хрустящей коркой дорожки, таблички с интерфейсами доступа и даже окна некоторых автомашин, хозяева которых, как видно, экономили на внутреннем обогреве во время простоя, пусть обогрев и потреблял абсолютно незначительную часть энергии.