Текст книги "Город под куполом"

ГОРОД ПОД КУПОЛОМ

Фантастический роман-антиутопия из цикла «Авель»

авторы: Алекс Трей и Дзайрс Анабис

2020 г

Глава 1

Пробудившийся

Стоящий за синеватой витриной магазина старичок улыбнулся. Он, нестареющий Джинджо, был внутри, а снаружи разноцветной вереницей скользили потоки машин, гуляли улыбающиеся люди, небесная равнина украшалась точками выпущенных детскими пальчиками воздушных шаров.

Джинджо любил наблюдать за жизнью большого города. Даже предметы в его владениях были всегда расставлены в необычном, даже, казалось бы, хаотическом порядке. Но здесь не было месту хаосу. Металлические змейки шлангов соседствовали с надувными пингвинами, далее следовали маленькие мешочки со специями, а под ними громоздился ворох старинных пожелтевших журналов. В угловых холодильниках томились сладкие напитки, овощи и брикеты мороженой рыбы. Всё повторяло жизнь там – за стеклом. Где бесконечные потоки машин двигались в шестнадцати разных направлениях, не мешая пешеходам, а людям не приходилось, подобно их предкам, вдыхать ароматы выхлопных газов. Автомобили – для всех и каждого – работали на электричестве и воде. А трассы, лишь местами вежливо соприкасаясь друг с другом, давно утонули под землёй или вознеслись в прозрачные надземные тоннели.

Будущее наступило. Джинджо пригладил ладонью воротник рубашки. Всё, как в той древней книжке, которую он запоем перечитывал в детстве, юношестве и отрочестве. Настоящая свобода и безграничные возможности. В мире вокруг исчезло насилие. Нет, оно не пропало в одночасье, никак нет, оно будто растворилось в океане познания. С тех самых пор, как пропали институты фанатизма, правительственные учреждения рассыпались как карточные домики, а корпорации были покинуты своими основателями – вслед за ними двинулось и всё, то негативное, что многие века властвовало над человеческим существом.

Человек будущего, в котором находился сейчас Джинджо, этот безликий маленький старик, мог получить всё, чего только пожелает. Общество оценивается по его отбросам. В этом обществе отбросов не было. Каждый обзавёлся своим личным пространством и чувствовал рамки, где оно могло нарушить целостность пространства другого человека.

Возможно, кто-то помог им в этом. Возможно, это был сам Джинджо. А может, человечество наконец-таки достигло того пика существования, где все основы были стёрты, и следующий шаг мог быть лишь ввысь – в космические глубины, в которых можно было бы протянуть открытые ладони к щупам, перьям и клешням существам иного плана.

Дверь открылась и закрылась, задев чешуйки песни ветра, которая чувственно зазвенела всеми своими трубочками, отвлёкши Джинджо от созерцания своего любимого городского вида.

– Здравствуйте, дядя Женя, – пропела маленькая девочка с огромными глазами цвета медовой патоки. – Хороший день.

В её возрасте сложно было выговорить настоящее имя старичка, напоминающее об его итальянских корнях. Поэтому она называла его Женей, на что он нисколько не обижался.

– Хороший, Света, – вежливо согласился он.

Девочка процокала каблучками по мраморному полу к полке с яркими книжками и принялась водить ноготком по обложкам. Она может взять сколько угодно, даже все – Джинджо не скажет ни слова. Когда-то миром правили деньги, сейчас же их нет. Все товары в его, да и других магазинах, не продаются – слово «продажа» уже стало относиться к мёртвым словам, а товары отдаются людям просто так. Всё равно никто не возьмёт больше, чем ему требуется. Конечно, подобное вошло в привычку не сразу. Старое поколение, познавшее в своё время нужду и давление социума, забивало кладовки и балконы мылом, крупами, одеждой в полной уверенности, что однажды свобода закончится, а они снова будут вынуждены гнуть спины на должностях по десять часов в день. Но свобода не могла закончиться там, где всё производство давно перешло к роботизированным системам. А новое поколение уже понимало, что просто лежать на спине – невообразимо скучное занятие, а потому творило, ухаживало за стариками, занималось наукой и развивало своё сознание, стараясь улучшить всё, что могло быть улучшено.

Джинджо снова посмотрел на улицу. Через дорогу на крыльцо своего цветочного магазинчика вышла Марта, добрая женщина с неизменно озорным блеском в глазах. Шалунья любила мужчин и частенько выглядывала на улицу, чтобы не упустить возможность завести новое знакомство. Так и теперь. Какой-то молодой человек в длиннополой шляпе остановился рядом с ней, и Джинджо увидел, как Марта смеётся чему-то сказанному, обнажая красивые ровные зубки. Общество, в котором не существовало боле института брака, стало дружелюбно и открыто для подобных межполовых связей.

Джинджо помнил, как рыдал парень с огненным ирокезом, прижимая к груди транспарант «Долой разврат и содомию!», сидя у стены, обклеенной старыми фотографиями свадебных кортежей и церемоний. На них женщины с ухмылками хищниц позволяли своим кавалерам в траурных костюмах нацеплять им на палец кольцо из драгоценного когда-то металла. На парня смотрели с жалостью. А он рыдал под дождём, сминая транспарант своим телом и выкрикивая перед собой пустые угрозы. А потом пустота превратилась в Джинджо, и он увёл парня в место, где каждый мог найти покой.

– Хочу чего-то, – задумчиво сказала девочка, подойдя к хозяину магазина поближе.

Джинджо улыбнулся краешками рта. Образ парня, возникший у него в голове, набросил некоторую пелену на его созерцательное настроение.

– Смотри, – прошептал он, присев перед девочкой. – Смотри.

В его руках заблестели три шарика в несколько сантиметров диаметром. Один был из серебра, второй из малахита, а третий из пропитанного утяжелителем кедрового дерева.

Девочка осторожно взяла шарики и затаила дыхание, всматриваясь в их поверхности.

– Они волшебные? – тихо спросила она, явно ожидая услышать положительный ответ.

– Конечно волшебные, – Джинджо сделал вид, будто вопрос его несколько оскорбил. – Ты же сама чувствуешь.

– Чувствую. – Девочка прижала шарики к груди. – Я их подарю, ладно? Потом выберу, кому какой. Я подарю маме, Димке и девушке со второго этажа. Им же понравится?

– Конечно, понравится! – Джинджо легко прикоснулся к её волосам и тут же убрал руку.

Пока Света рассовывала шарики по карманам, в магазин зашёл новый посетитель. Тоже знакомый – Джинджо запоминал и знакомился с каждым, кто посещал его лавку.

– Привет, Джинджо, – устало кивнул вошедший мужчина.

Строитель. Хоть производство и роботизировано, находятся личности, желающие проводить время за тяжёлым трудом. Этот был из подобных. Пять дней в неделю он проводил на строительных площадках, смазывая механизмы и укрепляя стены раствором. А на два дня уезжал за город, где заботился о садике из черёмуховых деревьев и красных от ягод клубничных клумб.

– Я пить возьму, – известил мужчина и побрёл к холодильнику с напитками.

Джинджо поклонился, высказывая своё согласие.

Этот мужчина ему нравился, как и все прочие сильные личности. Джинджо был рад, что в обществе вокруг него каждый нашёл себе место. Он потрепал по голове Светлану и снова поглядел на улицу. Начинался дождь, и старик не хотел пропустить это приятное глазам зрелище. Скоро ему надо будет обходить витрины, проверять, какие вещи стоит дозаказать у поставщиков. А пока что – дождь. На самом деле, на улице была зима, и в прошлом веке это бы означало наступление холода и снега. Но сейчас тротуары подогревались изнутри, а снежинки, не долетая до города, гасились о невидимое метеополе и конденсировались в мелкие прозрачные капельки воды. Прошлым вечером общим голосованием был выбран дождь, поэтому улицы быстро заполнялись людьми, выбегающими на прогулку под приятными свежими струями небесной влаги.

Но Джинджо вдруг почувствовал, что что-то не так.

Он взглянул через дорогу от магазинчика – там Марта, уже подхватив под локоток парня, показывала на небо и хохотала, ловя ртом тугие капельки. Люди шли по тротуарам, собираясь в многоликую веселящуюся толпу.

Толпа двигалась всё быстрее и хаотичнее. Лица застывали в улыбках, будто приклеенных к коже грубыми мазками тяжёлой смолы. Дождь исчез, уступив место сухому дрожащему воздуху.

И тут Джинджо понял: он вовсе не Джинджо. Нет. Он кто-то другой, захвативший на время память и сознание этого маленького старика, и взирающий с нетерпеливым любопытством на действительность вокруг.

А люди вокруг вдруг преобразились. Они двигались уже без весёлых улыбок, сплоченными рядами, спеша и спотыкаясь. Дома вокруг них потеряли стеклянность и обтекаемость хайтека, в котором жил старик. Они стали серыми, угрюмыми монолитами, буравящими пепельное небо остриями куполов.

Людские лица исказились. Слева налетела стена пламени, тёмного и дымного. Стала заглатывать людские фигурки ряд за рядом, глоток за глотком. Уши человека заполонил вой и страдальческие выкрики.

– Ты нам нужен! – кричали они. – Спеши! Не забудь, почему ты!

Человек протянул руку и не обнаружил витрины перед собой. Пальцы нащупали жар и ветер. Из людских волн, накатывающих друг на друга со всех сторон, вперёд вышла женщина в светлом пальто, грустная и опустошённая. Она подошла ближе и притянула его руку к своей груди. В тот же момент он почувствовал некое подобие близости, будто это его мать стояла сейчас перед ним.

– Привези нам жизнь, – попросила женщина, с любовью и надеждой глядя ему прямо в глаза.

Он проснулся.

***

И тут же оглох и ослеп.

Только что ушные раковины заполонял вой и крики погибающих в огне людей. И вдруг осталась только всхлипывающая и болезненная тишина. Рот наполнился кровью от прокушенного языка, а из носа хлынула студенистая влага.

Собственно, вокруг него и была вода. Или какая-то другая жидкость. Может он тонет? Человек попытался взмахнуть рукой, но не почувствовал никакой руки, только кусок плоти, взлетевший куда-то вверх и тут же упавший на гладкий край твёрдой поверхности.

Жидкость перестала стекать из носа. Он вдохнул с хрипотцой, и лёгкие обожгло так, что все остальные желания пропали – куда угодно, бежать, спастись, лишь бы избавиться от этой боли. Он выдохнул без крика, сплюнул кровь и попытался открыть глаза. И тут же обнаружил, что веки слиплись. Быть может, их и не было. Он слепой? Нет, память подсказывала, что глаза у него были, только вот когда…

В ушах что-то щёлкнуло, и человек услышал голос. Не живой – это он определил сразу – механическая запись, обладающая успокаивающим женским тембром. Голос отсчитывал время задом наперед: «Тридцать шесть, тридцать пять, тридцать четыре…»

– Кто я? – попытался выдавить он, но ничего не получилось. Горло позволило лишь выдать жалкий скрежещущий писк. Лёгкие снова обожгло.

Зато внезапно открылся глаз. Один. Правый.

Словно лезвием битвы некто провёл по его коже в том месте, где надлежало быть этому глазу. Всхлипнули и расползлись веки, обнажая липкую набухшую поверхность глазного яблока. Писк в ушах вперемежку с бормочущим голосом перестал болезненно сводить зубы, и человек понял, что боль в голове от звуков ничто по сравнению с болью во всём теле и особенно в голове.

По жидкости, которая наполовину скрывала его тело, пробежал электрический разряд. Его подбросило, ударило о бортик резервуара и снова погрузило в жидкость.

Человек произнёс ругательство, и оно внезапно прозвучало отчётливо и громко, будто со стороны. Тут же начали разъезжаться веки на левом глазу, но разъехались не до конца, словно у новорожденного котёнка.

Голос досчитал до нуля и произнёс: «С пробуждением. Подойдите к стене с мигающим индикатором и задействуйте устройство ввода для получения дальнейших инструкций».

Он попробовал пошевелить пальцами на руке. Пальцы будто склеились, а на попытки хоть как-то ими манипулировать откликнулись болезненными покалываниями.

Между тем зрение немного сфокусировалось, и появилась возможность увидеть, что сверху находится полукруглая сфера мясистого цвета, по которой плавно двигаются мелкие неразборчивые фигурки. А он сам лежит в заполненной склизкой жидкостью капсуле, верхняя часть которой отъехала в сторону, ожидая, когда её обитатель выберется наружу.

Поднапрягшись, он выкинул обе свои руки – иссушенные, с выступающими белесыми венами – за пределы капсулы и, превозмогая щекочущие покалывания в мышцах, сел. На спине тут же лопнул и расползся массивный пролежень, холодный и неприятный. От возникшей боли левый глаз открылся до конца.

Беспрестанно сплёвывая, он выполз из капсулы на шероховатый пол и пополз, время от времени останавливаясь на передышку, к мигающему большому индикатору на стене полусферы. Как он не поломал кости на руках и ногах, выбираясь из капсулы, непонятно. Оставалось только надеяться, что всё это помещение и оборудование предусматривали возможность прийти в себя без критических для организма травм.

Внешнее обследование тела выявило, что мышцы местами частично атрофированы, а поверхность кожи – без единого волосика – покрыта мокрыми пролежнями и микрогематомами. В уголках глаз и рта налипли крупные комки гноя. Живот ввалился и практически прилип к позвоночнику. Ноги были похожи на две изломанные палки, а между ними притаился грустный комочек слипшейся кожицы, весьма отдалённо показывающий принадлежность к мужскому полу.

Мигающий на стене индикатор продолжал напоминать о себе. Желание разобраться в происходящем придало сил, и он снова пополз, ощущая, как лопаются и обнажаются местами сочащие сукровицей пролежни. Под индикатором обнаружился слепок человеческого лица с выдвинутой кишкой в области рта. Как раз на уровне человека, стоящего на четвереньках. Это порадовало. Он с размаху рухнул лицом в этот слепок, обхватив губами кишку, и тут же захлебнулся густой вкусной кашицей, поползшей в его пищевод. Вкус был, но какой-то непонятный. На удивление, отторжение желудком каша не вызывала.

Боль снизилась до монотонного гудения по всему телу, а внутренности наполнились теплом, хотя всё, что ниже желудка, по ощущениям напоминало туго свёрнутые жгуты. Перед глазами пробежали круги – это включились и заработали маленькие мониторчики напротив глаз. Странно же он, наверное, сейчас выглядел: стоящий на четвереньках, упёршись лбом в стену, и посасывающий кашку из трубочки. Даже смешно, если отстраниться и посмотреть как бы со стороны. Тем временем, тот же голос, что он уже слышал при пробуждении, зазвучал у самых его ушей, опустившись чуть ли не до волнующего интимного мурлыкания.

– Вы слышите информационное напоминание, предназначенное для восполнения стёртых участков памяти. Вы долгое время, а именно сто двенадцать лет, три месяца, двадцать часов, четырнадцать минут и сорок семь секунд пробыли в состоянии анабиоза. Вследствие чего обширная часть ваших воспоминаний могла быть утеряна. Задача настоящей программы восстановить идентификационные данные и данные по общему назначению.

В памяти снова всплыли вспыхивающие на головах людей волосы, трескающаяся кожа и полные боли крики. Общее назначение? Привези нам жизнь?

– Ваше имя, записанное при рождении, Авель, что означает должность второго уровня: агент межпланетной связи. Вы в составе команды из сорока семи человек должны были достигнуть солярной системы в галактике Млечный Путь и высадиться на планете Земля, колыбели человечества. Провести стандартное исследование, согласно протоколам безопасности, и восстановить связь между вашим миром и миром предков.

Перед глазами Авеля мониторы показали светлое созвездие, закрученное по часовой стрелке в форме спирали с двумя рукавами. Светящиеся точки умиротворённо подмигивали и вызывали удивительное ощущение спокойствия. Потом перед его взглядом предстала планета, поверхность которой была раскрашена синими и белыми узорами. Авель сглотнул новую порцию кашицы и поперхнулся. Из глаз побежали слёзы – видимо, организм приступил к проверке желез, осознав, что жизнь продолжается, и с этим придётся как-то мириться.

– Краткий отчёт по пути следования. Система жизнеобеспечения в порядке и полностью функционирует. Щиты функционируют на семьдесят четыре процента. Транспортное судно под названием «Серафим» находится в солярной системе, на орбите… данные стёрты… Внимание, возможна порча данных – обратитесь к аварийным архивам. Сигналы с кораблей «Арелим», «Малахим» и «Офаним» потеряны через четыреста тридцать два дня с момента отправления. Дальнейшая их судьба неизвестна. В пути «Серафим» совершил три остановки. Одну для дозаправки и регенерации обшивки, о двух других информация стёрта… Внимание, возможно порча данных – обратитесь к аварийным архивам.

Перед взором Авеля возникло поочерёдно четыре корабля – огромные свёрнутые кольцами змееподобные твари, увешанные бронёй и шевелящимися щупами. Память смогла идентифицировать, на каком из них он находится сейчас. Вот этот – с бордовыми прожилками по всему туловищу и с тысячей флюоресцирующих детекторов-глаз в области головы. Конечно, это не была голова. В отличие от древних моделей межгалактических транспортников, в передней части корабля – вообще, в данной модели сложно выделить какую-либо часть как переднюю – не располагались кают-компания и капитанский мостик. Здесь в голове находился двигатель. В течение полёта радиоактивное излучение, пыль, космический мусор и метеориты скапливались и переносились по внешним щитам корабля в область хвоста. Механизм в форме пасти в лицевой части поглощал всё это и преобразовывал в топливо. А каюты и служебные отсеки находились в постоянном перемещении по телу змея, чтобы в любой момент можно было провести аварийную очистку, диагностику или запуск посадочных капсюлей-челноков под определённым углом в нужном направлении. Авель воспрял духом, осознав, что память его способна на восстановление без внешнего воздействия.

– Если до настоящего момента вас до сих пор не навестил штатный хирург для осмотра, вам необходимо пройти до ближайшей пассажирской каюты и поспать. Принимать душ до этого момента не рекомендуется. Не пытайтесь приступить к исполнению служебных обязанностей до полного выздоровления. Это для вашей же безопасности. Старшая сестра прощается с вами, Авель. Связаться со мной вы можете с любого терминала не территории корабля. Я рада, что вы снова с нами.

Голос пропал. Судя по его тону, Старшая сестра была рада пробуждению Авелю, ровно как удав был бы рад своей сброшенной коже. Авель не стал печалиться по этому поводу, а благодарно присосался к новой порции каши. Перед ним встало сразу несколько вопросов, и он не мог просто так пойти и лечь спать, не приступая к обязанностям, пока не забрезжит хотя бы намёк на ответы. Что за вынужденные остановки? Какие обстоятельства благоприятствовали порче информационных данных? Почему он до сих пор один после выхода из анабиоза? Надо было незамедлительно обследовать весь корабль. Но сначала найти туалет – мочевой пузырь ныл, а по свёрнутым пружинам кишок в сторону ягодиц уже пробежало несколько мелких щекочущих пузырьков.

Авель отлепился от лицевидного монитора, безучастно наблюдая, как подающая трубка пульсирует в надежде накормить кашей ещё кого-нибудь. Ноги дрожали – боль и атрофия сковывали мышцы, не позволяя пока что работать ими в полной мере.

Сделав пару шагов в сторону двери или шлюза – бугристой перегородки в углу помещения – Авель упал, стукнувшись подбородком о пол. После чего пролежал пару минут, скукожившись и прислушиваясь к тикающей боли в висках. До слуха донёсся звук задвигающейся крышки саркофага, в котором он проспал, если верить полученной от Старшей информации, сто двенадцать лет. Милая постель, возвращаться в которую не захочется ни при каких условиях.

Включились скрытые механизмы, и кожа покрылась пупырышками от тёплого ветерка, возникшего в помещении. Авель выплюнул клок волос, залезших в рот, и снова встал на четвереньки. Подниматься в полный рост, видимо, было опасно – мало ли, насколько сильно он может удариться об пол в следующий раз.

Мозг, тем временем, активно реабилитировал блоки памяти, которые ещё не стёрлись за время продолжительного сна. Для Авеля это означало головокружение с тошнотой и давящую головную боль. Но обилие кислорода в помещении с лихвой восполняло это неудобство. Перед глазами возникали то возбуждающие фигурки обнажённых женщин, то резвящиеся детёныши животных, пушистых и разлапистых. Боковым зрением можно было засечь летающих насекомых или быстро растущие посевы злаков. Тело хоть и прижимало к полу активированной гравитацией, но при этом возникало ощущение, будто можно замахать крыльями и взлететь. Проблема заключалась в том, что крыльев у Авеля не было.

Авель добрался до двери в отсек и упёрся в неё лбом. Мозг услужливо припомнил и нарисовал образ дверной ручки, но тут же устыдился и стёр его, заменив сенсорной панелью для ладони. Ни ручки, ни панели у двери видно не было.

– Старшая, – позвал Авеля вполголоса.

Ничего не произошло. Компьютер не среагировал.

– Старшая сестра, – повторил он.

Откуда-то со спины донёсся звуковой сигнал, состоящий из трёх плавных негромких звуков, и голос Сестры участливо поинтересовался: «Старшая сестра на связи. Чем могу помочь агенту Авелю?»

– Кто ещё находится на корабле? – спросил он вдруг, хотя и позвал Старшую только затем, чтобы узнать, как открыть дверь из отсека.

– Я вам уже говорила: не рекомендуется приступать к исполнению служебных обязанностей до того, как ваш организм полностью реабилитируется после анабиоза. Не предпринимайте самостоятельного перемещения по кораблю. Все двери в больничном отсеке находятся в режиме голосового управления. Если штатный хирург до сих пор не связался с вами, своими силами доберитесь до каюты отдыха и приступайте к сознательному сну. Каюта для водных процедур и оправления естественных потребностей располагается напротив той, в которой вы сейчас. Ближайшая к вам каюта отдыха – следующая по коридору.

– Открыть дверь, – буркнул Авель, не обращая более внимание на голос Старшей.

Дверь уехала вбок, и Авель увидел широкий округлый коридор, похожий на внутреннюю полость рыбы. В лицо ему ударил затхлый запах.

Всё так же, на четвереньках, Авель выполз в коридор. Тут можно было встать в полный рост – гравитация была заметно снижена относительно камеры с криогенными саркофагами.

– Всегда пожалуйста, агент, – голос Старшей мог показаться слегка обиженным. Авель ощутил укол совести – он пока ещё не вспомнил особенности взаимодействия с искусственным интеллектом.

Старшая сказала, что принять душ и позаботиться о себе он сможет в помещении напротив. Верно – чуть повыше относительно помещения с криогеникой была видна полукруглая дверь с небольшим монитором, демонстрирующим лазоревый кружок – видимо «свободно». Сам коридор с одной стороны загибался и уходил вверх, с другой заканчивался мерцающим полотном сканирующего поля.

Авель, пошатываясь, воспарил, запнулся одной ногой о другую и оказался у двери.

– Открыть дверь, – дверь послушно отъехала влево.

Увы, хоть мочевой пузырь и, казалось, будто сейчас взорвётся, выдавить из себя хоть капельку Авель не смог. Две с лишним минуты он простоял, упёршись для равновесия лбом в стенку и пытаясь пальцами расправить комочек кожи, чтобы обнаружить искомый предмет. Но Старшая оказалась права – сейчас стоило поспать, а не пытаться привести организм в нормальное состояние. Мозг подсказывал о разных средствах и боевых стимуляторах, но подло умалчивал о том, где такие вещи могли находиться на корабле. В аптечной капсуле над гальюном обнаружились салфетки, ароматический ингалятор, мягкие тампоны, несколько тюбиков с подозрительными гелями и какое-то засохшее насекомое.

Справа от него вся стена оказалась обклеена странными фотокарточками с изображением пейзажей родины. Отчаявшись справиться со своей проблемой, Авель присел и стал их рассматривать. Запечатленные места ничего ему не напомнили, хотя некоторые и казались смутно знакомыми. Пологие холмы, серые облака, водопады и плоские двумерные домики из серебристого металла. В одном из таких, наверное, раньше жил и Авель.

Несколько фотоснимков изображали странный фрукт, размером с человека. Мучнистой текстуры, жёлтый – узнавания он не вызывал. Иногда рядом с ним были люди. Они глядели исподлобья, как будто смущаясь или извиняясь за что-то.

Тут Авель чуть не завопил от боли. Желчь добралась до сфинктера и вытекла наружу. Живот заурчал, и его содержимое стало потихоньку расправляться – тугие жгуты потихоньку увеличивались в объёме, а печень покалывала.

Одновременно с этим Авель услышал, что в коридоре появился кто-то другой. Мужской голос что-то негромко спросил, и женский – похоже, Старшей сестры – ему ответил. Учитывая обстоятельства и полученную информацию, выйти, обнаружив себя, не казалось правильным решением. Однако кто бы это ни был, Старшая уже наверняка объявила, что на корабле стало одним бодрствующим пассажиром больше. А мониторчик на двери усердно демонстрирует красный квадрат или какой-то другой символ, предупреждающий, что внутри кто-то заседает.

Авель запахнулся снятым со стены полотенцем и решительно подошёл к двери. В гальюне, оглушительно взревев, сработал всасывающий механизм.

– Открыть дверь, – приказал Авель.

Он шагнул в открывшийся проём навстречу человеку, ожидавшему его в коридоре, но в голове снова зашумело, и вместо уверенного шага он нелепо согнулся, припадая на одно колено. Волосы выбились из-за ушей и сползли на глаза, немного мешая просмотру.

Человек перед ним не шевельнулся. Он стоял и смотрел, молча и даже как-то безучастно. Худой, со впалыми глазами и опущенными книзу уголками плотных тонких губ. Такие же выжженные, как и у Авеля, тонкие редкие волосы были схвачены пряжками возле висков. На человеке был серый комбинезон с бронепластинами – Авель учёл этот факт на всякий случай – заканчивающийся плотными ботинками, оснащёнными механизмом, похожим на гидроусилители. В руках человек держал трубку, направленную прямо на выпавшего из процедурной каюты Авеля.

Трубка хлопнула, и Авель закрыл глаза.

– С пробуждением, – грустно сказал человек.

Авель узнал этот голос. Отряхиваясь от мусорного разноцветного конфетти, он поднялся на обе ноги и вздохнул с облегчением.

– Рад тебя видеть, Каин.

Они обнялись, стоя посреди коридора и похлопывая друг друга по спине.

***

– Спешу уведомить, что Старшая сестра закончила уборку коридора от мусора, – ядом, содержащимся в голосе искусственного интеллекта, можно было удобрить и без того острую подливу, которую Авель старательно выдавливал на брикетик горячего мяса перед собой.

Они с Каином сидели в обеденном зале, находящимся в капсуле общего пользования. Авель старательно поглощал пищу, состоящую в основном из химконцентратов и пастообразных смесей, предназначенных больше для приведения в порядок внутренностей, нежели для питания. Каин же не спешил с разговорами. Он подозрительно много вздыхал, рассматривал носки ботинок и поджимал губы, покачивая головой.

До этого он помог Авелю принять душ, как следует пропарив кожу и промассировав мышцы. Обильно смазал регенерирующим кремом – мерзким, пахнущим тухлятиной, как и коридоры в служебных капсулах. Видимо, инженеры-проектировщики, сконструировавшие корабль, не учли каких-то деталей. Однако, судя по затхлости, сквозящей почти из всех коридоров, корабль гниёт изнутри.

Каин, по-видимому, не так давно был бородат. Сейчас его щёки и подбородок пылали синевой, как бывает у людей, не привыкших бриться. Во время совместных операций Каин зачастую позволял себе отрастить густую пышную бороду, придающую ему грозный вид разбойника. Это позволяло напарникам без помех внедряться в сомнительные синдикаты, ставящие под угрозу княжество или жизнь граждан на родной планете Авеля. После успешного завершения задачи, он всегда брился. И всегда щеголял подобными синеватыми брылами.

Память Авеля возвращалась к нему, но весьма избирательно. Каина он вспомнил, но не мог вспомнить ни его родителей, ни имена князей, руководящих на их родной планете. Даже название планеты никак не всплывало в мозгу. Вот образ Земли другое дело. Великолепная, огромная, с белесыми прожилками облаков и темнеющей окалиной океанов. На ретроспективах были изображены города – совсем другие, не такие, как те, к которым привык с детства Авель.

Каин сидел, сложив руки перед собой на стол, и отстранённо наблюдал за жующим товарищем. Изредка кончик его подбородка касался острого кадыка и тогда уголки губ опускались ещё ниже. Его явно одолевали не самые радужные мысли.

– Давно ты проснулся? – непринуждённо спросил Авель, выдавливая на тарелочку перед собой консервированную птичью кровь.

– Да-а… – протянул Каин и неожиданно отобрал у Авеля тарелочку с кровью. – Это тебе пока вредно, прости. Я здесь уже восемь лет. Даже больше. Разбудил бы тебя раньше, но уровень моего допуска не позволял деактивировать саркофаги.

– А остальные? – Авель ни единой мышцей не выдал своей озабоченности.

Каин пожевал губами и упёрся взглядом в глянцевую поверхность стола.

– Тут только я. Один. Когда я проснулся, никого не было. Компьютер сказал, что в пути были аварийные остановки, но детали я восстановить не смог.

– Видеозаписи с бортового компьютера?

– Нет доступа… Слушай, по поводу нашей миссии…

Авель внутренне сконцентрировался. Тон Каина еле уловимо изменился. Сейчас стоит быть настороже – близкий товарищ, что бы они не пережили вместе ранее, сейчас мог представлять опасность. Пережил ли его профессионализм испытание временем. Восемь лет – это срок, и срок несладкий.

– Я очень тебя ждал! – голос Каина дрогнул. – Когда проснулся, а вокруг никого, я думал, с ума сойду. Схватил в оружейной пенетратор с импульсными зарядами, обнюхал каждый уголок на корабле, каждый отсек, каждую капсулу. Обнаружил отсутствующие челноки и всё понял. Это всё Йозеф. У него был доступ и к аварийным шлюзам, и к саркофагам. Он поднял остальных: Мену, Илая, Гопалу – всех. Докторов, геологов, пилотов. Оставил только нас с тобой. Вроде как, зачем им те, кто может пойти против, тем более профессиональные боевые единицы. Возможно, я не скрою, это только мои предположения, но я думаю, что Йозеф подговорил остальных вернуться. Они рассчитали траекторию, договорились с «Малахимом», захватили челноки и отправились на «Малахиме» домой. А нас оставили блуждать в открытом космосе в поисках этой самой Земли.

– А что случилось дома? – Авель решил придерживаться прямых и чётких вопросов.

– Не помнишь? – печальный Каин не удивился. – Мы с великой планеты, созданной по образу и подобию райской проспекции Земли древними поселенцами. Планеты, социальная структура, уровень жизни и гегемония которой были безупречны. Наши предки потеряли связь с Землёй спустя двенадцать лет после вылета. С тех пор судьба старого дома была неизвестна. Вы с Йозефом уговорили верховного князя – на тот момент царствовал Иероним Шестой – выделить четыре корабля-транспортника ультимативной планировки для полёта в галактику Млечного Пути. Своего рода блажь… ты уж прости, но ты моё мнение знаешь. Вы так мечтали увидеть Землю, на которой никогда не бывали.