Текст книги "Обыкновенные монстры"

5. Еще ярче

Незнакомец прошел сквозь повисшее в низине облачко пыли, широким шагом выбрался на дорогу и, не сбавляя скорости, повернул на запад, в город. Казалось, что он не отбрасывает тени. Когда незнакомец проходил мимо старого дома Скиннера с разрушенным сараем, солнце скрылось за тучами, полуденное небо потемнело. Он продолжал идти бодрым шагом. На нем было черное пальто с бледными пятнами дорожной пыли, низко надвинутая на глаза черная шляпа с высокой тульей и скрывающий лицо черный шарф. Похоже, за все время пути он совершенно не устал.

Кузнец наблюдал за приближением незнакомца с каким-то тревожным предчувствием, и, когда тот остановился, он встал и выпрямился. Было жарко, и кузнец закатал рукава, а его рубашка липла к груди. Его охватило глубокое, необъяснимое беспокойство.

Незнакомец остановился у входа, в дверном проеме, который, несмотря на дневной свет, был окутан мраком.

Кузнец привык, что к нему часто приходят попавшие в беду путники, но, когда гость так и не заговорил, он прочистил горло и спросил:

– Неприятности на дороге, мистер? Чем могу помочь?

Странный гость шевельнулся, поднял глаза, но не опустил с лица шарф, поверх которого кузнец разглядел два напоминающих маленькие угольки глаза, в них отражался огонь кузницы.

– Я ищу цирк Бичера и Фокса, – прошептал он.

– А, так ты из циркачей, – сказал кузнец, сглатывая застрявший в горле комок. – То-то я гляжу: на местных не похож. Разминулся со своими, да? Так они сейчас в Ремингтоне. В двух милях отсюда.

– Ремингтон, – прошептал незнакомец.

– Мимо не проедешь, дружище. Ты не пешком?

Незнакомец повернулся и посмотрел на подкованных лошадей кузнеца, переступавших с ноги на ногу в своих стойлах, а затем снова на кузнеца и начал палец за пальцем стягивать с рук черные перчатки.

– Нет, – тихо ответил он и, беззвучно шагнув вперед, закрыл за собой дверь.

В дни после отъезда Марлоу Бринт только спала, ела и работала. В душе ее царила пустота, как будто в жизни ничего больше не осталось. Дважды за вечер она выходила под свет софитов в шатре Фокса, полураздетая, с заплетенными в косу серебристыми волосами, с мерцающими в свете свечей татуировками, а вокруг мелькали уродливые лица. Исполнив свой номер, она затягивала бретельки платья и мощной походкой удалялась со сцены. В ее душе поселилась глубокая печаль, и она не покидала ее.

Однако Сон ушел. Уехал вместе с Марлоу в той старой телеге, которую вела наемная сыщица – та мрачная темноглазая женщина в кожаном плаще, воротник которого она подняла, чтобы защититься от холода. Теперь Бринт по нему уже почти скучала – по этому Сну, не говоря уже о человеке в черном плаще и с длинными бледными пальцами, с погруженным во тьму лицом. Почти скучала, потому что это была одна из тех вещей, которые напоминают человеку о том, что у него было раньше и что он боялся потерять.

Дневной свет уже угасал. Она работала в зверинце, разгребала стойла, таскала серые ведра с водой для мытья. Погонщик мулов, сгорбившись у своей скамьи с молотком и шилом, чинил упряжь – угрюмый, беззубый, потрепанный, как старая обувная кожа. Полжизни он провел в сточных канавах городов Аргентины и Боливии, названия которых Бринт даже не могла выговорить, и в его примитивности была какая-то ясность, делающая его присутствие терпимым. От стойл несло дымом, пропитавшим их предыдущей ночью. Комбинезон на погонщике свободно болтался, пока он раскачивался из стороны в сторону, беспрестанно ругаясь себе под нос, словно напевая какую-то странную мелодию. Он не адресовал свои слова чему-то конкретному, а бранился просто так, как будто это было самостоятельное, самоценное явление вроде молитвы или песни. «Чертова-шлюха-мать-ее-крути-сукин-сын», – бормотал он, а Бринт, усталая и печальная, кивала в такт его проклятиям.

В то последнее утро Марлоу даже ничего ей не сказал. Ни словечка. В предрассветном полумраке, вдыхая запах влажной от росы травы, она, не касаясь мальчика, проводила его до самой телеги. Потом накинула на его плечи шаль и обняла, словно желая защитить. Она надеялась, что он что-нибудь скажет, пусть даже станет капризничать, пусть даже закричит, что он чертовски зол из-за всего этого. Но он просто уставился вниз, на свои ботинки. И выглядел таким маленьким. Для Бринт это было практически самое страшное – то, что он ничего не сказал, даже когда она, опустившись на колени прямо в холодную грязь, обняла его и попрощалась, а сыщица, закинув свой маленький сундучок в заднюю часть телеги, стояла в ожидании, стягивая зубами перчатки и гладя кобылу красными от холода руками. Марлоу забрался в телегу, сыщица щелкнула вожжами, и повозка, поскрипывая, выехала через мокрое поле на старую дорогу, ведущую на восток, к восходящему солнцу.

Она попыталась представить себе Марлоу счастливым в обществе этой женщины. Представить, как он смеется в ответ на какую-нибудь шутку, как сонно кутается в ее плащ у костра в придорожной канаве, но не смогла и только сильнее сжала глаза от отчаяния. Семья мальчика разыскивала его восемь лет. Разве это не проявление любви? Разве это ничего не значит?

«В любом случае, – повторяла она себе, – сейчас он в безопасности».

В безопасности. При этой мысли она почувствовала что-то странное: желудок и ребра окутала паутина боли, так внезапно и резко, что она выпрямилась, прижала к животу руку и, задыхаясь, стала озираться вокруг. Она не знала, что с ней. На мгновение ей показалось, что она не может дышать. А потом все прошло; по крайней мере, самое неприятное чувство улетучилось, оставив на душе оцепеневшей великанши все ту же тяжесть, которую она ощущала с момента отъезда Марлоу или, скорее, его похищения. Тяжесть, состоявшую из трех частей одиночества и одной части гнева, и гнев этот был направлен прямо на нее саму. Она не должна была отпускать мальчика. Он не должен был уезжать один, без нее.

В палатку вошел мистер Бичер, который осторожно, словно не желая пачкать свою прекрасную одежду, приподнял серебряной тростью заслонку шатра, будто бы он не жил с бродячим цирком и не путешествовал с ним по самым дерьмовым городам Среднего Запада.

– Так вот ты где, – раздраженно сказал он. – Ты что, не слышала, что я тебя звал?

Бринт вытерла свои грязные руки – ладони и костяшки пальцев – о рубаху и посмотрела на него. Она должна была ненавидеть этого человека, не выносить его за то удовольствие, которое явно отражалось на его лице, когда он отдавал Марлоу этой сыщице; черт подери, она должна была сорвать с него модный твидовый костюм и окунуть его голую белую задницу в дерьмо мулов. Но она этого не сделала. Почему? Что удержало ее?

– Ладно, ближе к делу, – пренебрежительно продолжил он. – Как известно, мы не благотворительная организация. Эта повозка рассчитана на двоих, а сейчас здесь живешь только ты, да?

Бринт, вздрогнув, кивнула.

– Хорошо тут и просторно, правда?

– Нет, – ответила она.

Он оглядел ее с ног до головы:

– Хм. Тем не менее…

– Ближе к делу, мистер Бичер, – тихо сказала она.

Он покраснел.

– Дело в том, что я распорядился переселить в твой вагончик миссис Чезвик. Она принесет свои вещи утром.

– Миссис Чезвик…

– Какая-то проблема, мисс Бринт?

– Это которая разговаривает с призраками? А что не так с ее нынешним жильем?

– Не думаю, что это должно тебя волновать. Но сейчас она спит в фургоне-столовой со старым мистером Джейксом. Вряд ли это уместно. И кстати, она общается с духами, а не с призраками.

Он уже хотел выйти, но задержался и ущипнул себя за переносицу:

– И еще кое-что. Не надо мне жаловаться на ее запах. Я о нем знаю, но мне все равно.

Бринт протянула вперед большую руку, желая остановить хозяина:

– Мистер Бичер, подождите.

Он раздраженно взглянул на нее:

– Здесь тебе не рынок, женщина.

– Та сыщица, детектив, с которой уехал Марлоу. Она ведь назвала какой-то адрес, куда собиралась направиться? Куда-то в Шотландию, верно?

Мистер Бичер рассеянно подошел к перилам стойла и поскреб по ним подошвой сапога. Стоявшая внутри лошадь беспокойно встрепенулась. Сидевший поодаль погонщик продолжал выплевывать ругательства. «Проклятый-сучий-ублюдок-вертить-колотить». Бринт не обращала на него внимания.

– Сэр? – произнесла она.

– Элис Куик. Так ее звали. Так ты что, тоже собираешься нас покинуть? Хочешь поехать вслед за мальчишкой?

На лице его промелькнула ухмылка, маленькие усики дернулись. Бринт немного помолчала.

– Возможно, – ответила она наконец.

– Если ты не отработаешь время, указанное в твоем контракте, тебе не заплатят, – резко сказал он.

– Я просто хотела бы написать ему письмо, мистер Бичер.

Он фыркнул:

– Ну, в этом я тебе помочь не могу. Возможно, Феликс знает их адрес. Хотя одному богу известно, сколько из того, что она сказала, было правдой. Я чую ложь, как чуют свежее дерьмо, в которое только что наступили, мисс Бринт. В словах этой женщины не было правды ни на полдоллара.

Бринт подняла голову и встретилась с ним взглядом, ощущая, как краснеют ее щеки:

– И вы позволили ему уехать с ней? Не сказав ни слова?

Бичер усмехнулся.

– Ну и видок у тебя! – подмигнул он. – Да шучу я, женщина. Не бери в голову.

После его ухода Бринт долгое время стояла в задумчивости, а затем вышла из палатки, сжимая в руках лопату, – ей нужен был воздух. Ее серебряная коса, длинная и тяжелая, спадала на одно плечо. Она окинула взглядом заплатанные и покосившиеся палатки и возвышавшийся над всеми ними большой шатер, отбрасывающий на фоне вечернего неба тусклую холодную тень. «Марлоу», – подумала она.

И тут заметила нечто. Некую фигуру, снующую между натянутыми веревками и тросами как неуловимая тень.

Бринт охватила дрожь. У великанши закружилась голова, лопата выскользнула из ее рук и с хлюпаньем упала в грязь. Это был он. Тот самый человек из тени. Фигура из ее Сна, с длинными белыми пальцами, замотанным кашне лицом, в черном как смоль плаще и надвинутой на глаза шляпе.

Незнакомец не смотрел в ее сторону. Он перебирался через лужи, проскальзывал между палатками и двигался довольно быстро. В нем было что-то неправильное, неясное – как будто из его одежды на ходу просачивался темный дым. Он был высоким – пожалуй, таким же высоким, как и она, но не казался таким же сильным. К ее горлу подступила тошнота.

Она знала, кого он ищет.

Марлоу.

Она подобрала лопату, которую уронила в грязь, и, отерев ее рукавом, выставила перед собой, как топор. А затем бросилась за ним. Ее переполняла ярость, которой она не знала раньше. Ей казалось, что, кроме них, вокруг нет ни души. В палатках было тихо. Она следовала за темной фигурой, пробираясь по грязи мимо погасших костров.

Незнакомец два раза свернул налево и появился у дальней стороны повозки. Бринт ускорила шаг. Он ни разу не оглянулся. Ей было все равно, она даже хотела этого, хотела, чтобы он увидел ее, – настолько велика была переполнявшая ее ярость. Она знала свою силу: однажды в маленьком жалком городишке в Мексике она одним ударом свалила горного льва. Это было много-много лет назад; теперь она стала намного старше, но в ней все еще оставалось достаточно сил, чтобы справиться с этим человеком. Страх испытывают лишь коротышки и слабаки.

Незнакомец остановился у палатки Феликса Фокса, а потом заскочил внутрь и исчез. Бринт зарычала и, опустив низко, как бык, голову, принялась, не снижая скорости, размахивать лопатой. У палатки она поскользнулась в грязи, но затем встала на ноги, глубоко вздохнула, откинула лопатой занавеску и вошла внутрь.

Внутри было темно. И тихо. Она остановилась, позволяя глазам привыкнуть к полумраку. Стол, шкаф для бумаг. Три пустых стула. Расшатанные доски покрывала корка грязи. Дальняя половина палатки была отделена занавеской, за которой стояли маленькая кровать Феликса, шкаф и ведро с водой; она заглянула внутрь, но незнакомца, как и самого Феликса, там не было. Хозяин палатки в этот час должен был репетировать номера в большом шатре – это понятно, а вот куда делся незнакомец? Из палатки вел только один выход. Она прошла обратно к нему и, склонив плечи, чтобы не касаться головой потолка, замерла, опустив лопату и прислушиваясь. До нее не донеслось ни звука.

– Нет, ты не сошла с ума, – пробормотала она, рассматривая свое грузное отражение в тусклом высоком зеркале.

Поверхность стола была покрыта тонким слоем пыли. Нагнувшись, она опасливо провела по ней двумя пальцами, оставив на дереве бледный след. Пальцы ее почернели.

Когда Феликс Фокс вышел от своего партнера Бичера, оставив его со всеми бухгалтерскими книгами, колонками цифр и железнодорожными расписаниями, и устало двинулся по грязной площадке к большому шатру, уже наступила ночь. Очки он снял и положил в карман брюк. Впереди горели фонари. У загона тихо пофыркивали лошади. Бичер жаловался, что билеты уже не распродаются, значит, скоро им придется двигаться дальше. Но после того шторма, заставшего их у Блумингтона, им нужно было починить колеса повозок, на которых они перевозили снаряжение, а новый кузнец к завтраку был уже пьян в стельку.

«Вот пусть Бичер об этом и беспокоится», – сказал Фокс сам себе. Его партнер занимался бухгалтерией, организацией, расписанием и заказами. Да что там говорить, в сезон гастролей он практически единолично руководил цирком. Но если Бичер был его мозгом, то он, Феликс Фокс, был сердцем. Артистом. Он изучал комедию дель арте в Болонье, кукольное искусство в Праге, работал с акробатами в залитых солнцем деревнях Прованса. Именно он, Феликс, придумывал оформление, темы выступлений, хореографию; именно он каждый день работал на арене, подготавливая артистов к выступлениям; именно он рисовал декорации, собирал инвентарь и перепроверял узлы на страховочных тросах. Без Бичера не было бы цирка как предприятия, но без Феликса не было бы никакого представления.

У шатра он закурил сигару. Изнутри доносился смех. У входа, засунув руки в карманы, стоял Скутч с билетной кассой на шее.

– Ну что, не очень веселая ночка? – спросил Фокс.

– Тухлая, как задница улитки, – пожал плечами Скутч, откидывая шляпу. – Думаю, здесь всё, сушняк, ловить больше нечего, если вы позволите так выразиться, мистер Фокс, сэр.

– Скоро мы двинемся дальше, парень, – подмигнул ему Фокс. – Свежий ветер и все такое.

И он вошел внутрь. Зал был заполнен едва ли на четверть. Юная Астрид в густом гриме и в раздувающихся шароварах вышагивала по рингу, трубя в горн и выдумывая мелодию на ходу. Талантливая девочка. Ей еще не исполнилось и пятнадцати, а она уже жонглирует, скачет на канате и выполняет клоунские номера не хуже других. Правда, недавно она неловко упала, и синяк расплылся на половину лица, но зрители все равно не видят этого под гримом. Феликса не переставало удивлять чудо представления: подумать только, какая-то ветхая, забрызганная грязью палатка при свете факелов превращается в нечто прекрасное; артисты с усталыми глазами и выпирающими от недоедания ребрами – в отборных красавцев и красавиц; заляпанные пятнами краски мулы – в самых грациозных на свете жеребцов. В этом, несомненно, есть своя магия.

Надев очки, он медленно прошелся по кругу вдоль арены, считая зрителей. Над трибунами на гвоздях висели фонари, подсвечники с зеркалами исполняли роль софитов. Воздух был наполнен дымом и тенями. Всего Феликс насчитал двадцать три человека, из них восемь членов труппы, а это означало, что, даже несмотря на снижение цены, продано всего пятнадцать билетов. Провал. Сняв очки, он на мгновение зажмурился. Может, на дополнительном представлении было бы больше народа.

Жалко, что этот Марлоу, «чудесный сияющий мальчик», уехал именно сейчас. Да и Бринт теперь выглядит скучно и безжизненно, а это нисколько не заводит толпу. «Плохи дела», – подумал он. Конечно, артисты приходили и уходили и раньше, хотя контракт прерывали редко и никогда из-за того, что их забирают детективы.

Выйдя из шатра, он в темноте направился к своей палатке. Размышляя на ходу, он рассеянно уронил окурок сигары в грязь, придавил его каблуком и вошел внутрь. Феликс Фокс уже снял шляпу, когда вдруг заметил что-то странное. В темноте палатки ощущался слабый запах копоти.

– Эй, есть тут кто? – произнес он.

– Мистер Фокс, я ждал вас, – ответил незнакомый голос.

– Это мои личные покои, сэр, – резко произнес Феликс, не будучи уверенным, где именно находится говорящий. – Вы из «Ежедневного альманаха», я полагаю?

Феликс сел за рабочий стол и некоторое время возился с фонарем. Он зажег фитиль, затем закрыл маленькую стеклянную дверцу и поднял голову. Рядом с картотечным ящиком в темноте стоял незнакомец с замотанным черным шарфом лицом. Феликс ощутил беспокойство и напряженно сглотнул. Посетитель совсем не походил на журналиста из маленького городка. Это был высокий худой мужчина в длинном черном пальто или плаще и надвинутой на глаза шелковой шляпе.

– Изложите цель вашего визита, сэр, – добавил Феликс, внезапно чувствуя раздражение.

Он устал; час был поздний – в такое время гости уже не приходят без предупреждения.

– Меня ждут цирковые дела, если вы не возражаете. Я должен работать. – Феликс нервно поправил воротник.

– Не беспокойтесь о сегодняшнем представлении, мистер Фокс. О нем уже позаботились.

Голос незнакомца был мягким и очень низким. Говорил он с британским акцентом. Прежде чем Феликс успел спросить о том, какого дьявола он тут распоряжается, гость добавил:

– У вас недавно был посетитель, человек из Англии. Он назвался Коултоном, верно?

Феликс вдруг ощутил странную одышку.

– Кто? – спросил он.

Он поискал стакан воды, но его не было.

– Коултон, – повторил незнакомец. – Детектив.

– Никогда не встречал никого по имени Коултон, – поморщился Феликс, дыша часто и неглубоко. – Не кажется ли вам, сэр, что здесь слишком дымно? Может, выйдем наружу?

– Не лгите мне, мистер Фокс.

Феликс поднялся на ноги. Голова у него кружилась.

– Простите меня, мне нужно немного подышать…

– Сядьте.

Феликс потрясенно сел.

– Вы ответите на мои вопросы, сэр.

Феликса внезапно охватил страх. Он уставился на незнакомца и понял, что лишающее его воздуха удушье – дело рук загадочного посетителя, хоть он и не понимал, как у него это получается.

– Детектив, – терпеливо повторил голос. – Фрэнк Коултон. Расскажите о нем.

– Это была женщина, – просипел Феликс. – Элис Куик. Приезжала за мальчишкой Бринт.

– Мальчишкой Бринт?

– Его зовут Марлоу. Работал. На нас. Дополнительное представление.

Незнакомец в тени кивнул и слегка задвигался.

– И что же именно он делал, этот мальчишка?

Глаза Феликса выпучились, сердце гулко стучало в груди.

– Ничего. То есть светился. Голубым светом. Как фонарь. Прошу вас, я никогда не спрашивал, как он это делает…

– Расскажите мне о женщине, Элис… Куик. Она забрала мальчишку?

– Да. В Англию. Халлидэй. Его фамилия. Настоящая. Халлидэй.

– Когда она уехала?

– На прошлой неделе…

– Боюсь, что вас обманули, мистер Фокс, – спокойно произнес незнакомец, – никакого семейства Халлидэев не существует. Этого ребенка, Марлоу, у вас украли. Его отвезут в одно поместье в Шотландии. Институт Карндейл. Там с ним будут проделывать всякое – ужасные вещи. Я надеялся избавить его от этой участи.

Феликс схватился за галстук, пытаясь ослабить его. Незнакомец сделал шаг вперед, но тьма все равно по-прежнему окружала его, как будто от его одежды, от самой его кожи исходил пепел.

– Что меня действительно интересует, мистер Фокс, так это все, что вы знаете об этом мальчике, – продолжил он. – Его возраст, приметы, родина, родственники. Все. Ничего не упустите. Вы же сделаете это для меня?

В глазах у Феликса заплясали искры.

– Да, – ответил он, задыхаясь.

– Отлично, – сказал незнакомец, подходя ближе, а потом сел в кресло напротив Феликса, закинул одну ногу на другую и разгладил брюки. При каждом движении от него поднимался завиток черной пыли и словно дым рассеивался в темноте.

– Тогда не будем тратить наше время зря, – пробормотал он, а затем снял шляпу, распустил длинный черный шарф, и Феликс увидел его лицо.

Конечно, этот ублюдок Бичер ничего не смог ей рассказать. Разве его вообще интересует что-то, кроме бухгалтерской книги?

Бринт отложила пудреницу и щетку из конского волоса, уставившись в зеркальце, которое Марлоу заставил ее прибить на дверь их вагончика несколько месяцев назад. Марлоу. Зеркало висело на уровне его лица, поэтому ей приходилось пригибаться, чтобы увидеть свое отражение. В мерцающем свете свечи на нее смотрело белое от пудры лицо цирковой артистки с черными и свирепыми глазами. Она была полностью обнажена. Плоть ее покрывали лишь татуировки, каждая из которых служила напоминанием о том, где и с кем она побывала. Дракон, свернувшийся кольцом вокруг полумесяца, – дело рук китайского художника из Сан-Франциско. Она набила его в ту неделю, когда узнала о смерти брата. Сломанное дерево над левым ребром – подарок цыганского художника из Испании. «Рома» – так он называл свой народ. Они были любовниками две недели, а однажды она проснулась в поле и обнаружила, что он исчез под покровом тьмы. Но оставил ей свою золотую цепочку. На ее теле были лисы, фениксы, феи, эльфы. Между тяжелыми грудями красовалось богато украшенное распятие – Иисус, скорбно отвернувший свой лик. На него она потратила свои последние деньги незадолго до смерти его преподобия. Перед тем, как исчезла Элиза Грей, и у нее, Бринт, остался лишь один любимый человек – Марлоу. Над сердцем пустовал последний свободный участок кожи – то место, которое она однажды заполнит силуэтом сияющего мальчика. Ее мальчика. На маленьком столике в тарелке теплился огарок свечи. Она встала, натянула на себя нижнее белье и платье, накинула на плечи самую теплую шаль. И задула свечу.

«Черт с ним, с этим Бичером», – подумала она. Если она хочет найти Марлоу, нужно поговорить с самим Феликсом Фоксом.

У двери она замешкалась и оглянулась. Маленький вагончик был тусклым, узким. В нем не было ничего, что ей бы нравилось. Она не могла даже выпрямиться в полный рост. Однако, куда бы она ни посмотрела, она видела Марлоу и слышала его серьезный голос. Уложив в саквояж одежду и другие вещи, она потянулась под стол и достала книгу с гравюрами, которые любил разглядывать мальчик. Ее она тоже положила в сумку. И снова огляделась. Пусть все остальное достается женщине, которая разговаривает с призраками. Все равно утром ее, Бринт, уже тут не будет.

«Или, возможно, не будет», – поправила она себя, спускаясь по шатким ступенькам и наступая в грязь. Она надеялась, что все же уедет. На улице было темно и холодно, шел самый разгар представления. За рядами вагончиков на большом шатре рядами горели цветные фонари.

Сначала она выслушает, что скажет ей Феликс Фокс, да. Потом подумает. Она немало странствовала по миру и почти не беспокоилась о собственной безопасности, но нужно же с чего-то начинать, чтобы как-то выйти на след Марлоу.

Она не прошла и десяти шагов, как откуда-то сзади раздался звук, словно кто-то резко втянул носом воздух, а затем небо озарилось оранжевым светом. Мимо вагонов и палаток прокатилась волна жара. Великанша повернула голову. Большой шатер был охвачен огнем.

Долгое время Бринт не шевелилась. Просто стояла, освещенная этим жутким светом, и смотрела, пытаясь осмыслить то, что видит. А потом побежала. Кое-кто бежал в ту же сторону, другие – в обратную. Мужчины, женщины. Кто-то кричал про ведра и воду. Шатер превратился в сплошную огненную завесу, голубые и белые языки пламени ползли по брезентам и балкам, точно живые существа. Жар стоял невероятный. До Бринт доносилось ржание запертых лошадей, пронзительные крики; она ходила по периметру, вглядываясь в перепачканные сажей и ужасом лица и крича, чтобы люди принесли воду, выстроились в линию, убрали все с дороги. В мятущемся свете все сверкало, казалось иллюзорным, ненастоящим, тени играли на траве, как своеобразная живая татуировка. Со стороны Ремингтона через поле к ним на помощь бежали мужчины и женщины; некоторые из них были одеты наспех. Бринт увидела мистера Бичера в рубашке с закатанными рукавами: в каждом кулаке он держал ведро воды и жевал незажженную сигару. Увидела, как погонщик выводит из пламени хромую лошадь, услышала его ругань, перекрываемую ревом огня. Увидела высокого клоуна с расплавившимся гримом на лице, который лил в огонь воду, – ведро за ведром, ведро за ведром.

Но нигде не увидела Феликса Фокса.

Она остановилась. Замерла на месте, посмотрела по сторонам. Нет, его нигде не было.

– Внутри кто-то остался? – крикнула она распорядителю представления, работавшего на крутящемся под куполом колесе.

Мужчина был весь черный от дыма.

– Мистер Фокс до сих пор внутри?

Он вздохнул и покачал головой:

– Не знаю. Не видел.

Тогда она бросилась бежать. Она побежала прочь от пламени, чувствуя спиной его ужасный жар, петляя между крутых повозок в поисках палатки Феликса Фокса. Свет в ней не горел. Она ворвалась внутрь, зовя его по имени:

– Мистер Фокс? Мистер Фокс, сэр!

Внутри палатки было тихо и темно. Она пробралась к столу, вспомнив, где он сидел ранее этим же днем, нащупала фонарь со свечой и с удивлением почувствовала, что он еще теплый. Кто-то был здесь совсем недавно. Она отыскала кремень, высекла искру, зажгла свечу, закрыла маленькую стеклянную дверцу. И увидела тело.

– Боже мой, – выдохнула она.

Мистер Фокс сидел в своем кресле за письменным столом, широко раскинув ноги. Один ботинок был скинут. Его лицо было багрово-красным, глаза налились кровью, веки и кожа под ними были покрыты синяками и черными пятнами. Руки с когтистыми пальцами лежали на коленях ладонями вверх, как бы в поисках благословения или в просьбе проявить снисхождение.

Он скончался в муках.

На всей мебели тонким слоем черного снега лежала та самая странная шелковистая черная копоть, которую она уже видела утром.

Спотыкаясь, Бринт вышла из палатки, голова ее кружилась, дыхание сбивалось. На территории цирка продолжал бушевать пожар. Она долго стояла в тишине, разглядывая оранжевое зарево, а потом, не задумываясь, будто во сне, медленно вернулась к своему вагончику, взяла со стола упакованный саквояж с одеждой и книгой с гравюрами, которую так любил Марлоу, и, повернувшись спиной к ужасу, шуму и суматохе, направилась в город.

На самом краю поля, на которое еще падали отблески пожара, она остановилась. Возле ограды возвышалась какая-то фигура со шляпой в руках, совершенно неподвижная, почти неразличимая в темноте. Бринт вдохнула запах пота и сажи, исходящий от ее одежды, и сразу же поняла, кто это, поняла, что он сделал. Она знала, кого он ищет. В ушах у нее шумела кровь. Чудовище стояло неподвижно, опустив руки, и просто наблюдало, как обрушивается под собственным весом и догорает цирковой шатер. Через какое-то время незнакомец надел шляпу, развернулся и беззвучно исчез в ночи.

Бринт последовала за ним.