Текст книги "Обыкновенные монстры"

– Вы понятия не имеете, что это такое, не так ли?

– Ни малейшего.

– Это оружие, мистер Коултон. Очень мощное оружие. Завладей им Джейкоб, последствия могут стать катастрофическими. Правда, ему это не удастся. Особенно если его верный лич будет заперт в Карндейле… Кроме того, – добавила Маргарет, – я полагаю, что доктор Бергаст захочет осмотреть Уолтера лично.

Коултон помассировал руку и сжал пальцы в кулак.

– Так точно, – неохотно произнес он. – И чем вы его накачали? Не опиум ли это? Где вы вообще его достали?

– У меня свои источники, мистер Коултон. Точно так же, как и у вас.

– Лучше всего было бы просто прибить этого ублюдка прямо сейчас.

Коултон склонился над неподвижной фигурой, которая некогда была Уолтером Ластером.

– Если мы вообще сможем это сделать. Тут стоит покопаться. Вырезать ему сердце, например. Разве это не так делается?

– Вам лучше знать. Вы ведь уже сталкивались с одним из личей, не так ли?

Коултон состроил гримасу:

– Что было, то было. Много лет назад, в Японии.

– И как вы с ним расправились?

– Я с ним не расправлялся. За меня это сделала его создательница.

– Хм-м. Следовало расспросить ее.

Коултон вздохнул. На мгновение в переменчивом свете свечей на его лице отразилось сострадание, которое он старательно скрывал под маской грубости.

– То, что там произошло, было просто ужасно, Маргарет, – сказал он. – Я бы ни за что не стал просить бедняжку ни о чем подобном. Я не мог допустить, чтобы она прошла через это снова.

Подойдя к окну, он приподнял тюлевую занавеску и всмотрелся в сгущающуюся тьму.

– Ладно, будь по-вашему, – сказал он наконец, повернувшись. – А не подсказал ли наш друг, где сейчас можно найти этого чертового Джейкоба Марбера? Если его не было в Натчезе и если он не встретился мне на обратном пути, то зачем интересовался моим местонахождением? Куда он отправился, Маргарет?

Миссис Харрогейт не сводила с детектива напряженного взгляда.

– А вы сами не догадываетесь?

На лице Коултона отразилось понимание.

– Тот парнишка из цирка, – пробормотал он. – Марлоу.

Маргарет разгладила свои черные юбки и, сцепив пальцы, выставила руки перед собой.

– Он искал вовсе не Чарли, – продолжил Коултон. – Он выслеживал Марлоу.

– И если он его еще не нашел, то вскоре найдет, – тихо закончила Маргарет.

Когда пришло время, Маргарет повела Коултона и Чарли в подвал. Они прошли через толстую дверь без всяких знаков, сырой и темный проход и, миновав еще одну запертую дверь, оказались в очень старой комнате. Одна из ее стен была каменной; она покосилась и выглядела ужасно древней, как если бы ее возвели еще во времена Римской империи. Подвал был глубоким и не имел окон. Уже на протяжении многих лет Маргарет осматривала здесь прибывших детей. Коултон придерживался мнения, что с Чарли делать это вовсе не обязательно.

– Этот парень – хаэлан, Маргарет, – сказал он ей еще до того, как они спустились. – Исследовать тут больше нечего. Я видел все своими глазами. Он вынул нож прямо из своей руки и перерезал им человеку горло.

Но Маргарет знала, что хаэланы крайне редки и владеют своими способностями в разной степени, потому пожелала убедиться в этом сама. Отперев дверь, она высоко подняла фонарь, осветив звуконепроницаемую комнату для осмотров, в которой потолок, стены и даже фарфоровая плитка под ногами были выкрашены в белый цвет; посередине, как на скотобойне, проходил сток. Она уже несколько дней готовилась к возвращению Коултона и поставила возле двери накрытый белым полотенцем столик с различными острыми инструментами, а в дальнем углу – маленький красный ящик с наброшенной поверх простыней. В центре комнаты прямо над стоком стояло зловещего вида кресло с железными кандалами, ввинченными в его ножки и подлокотники. Оно было нужно не для того, чтобы причинять боль, а для того, чтобы внушать страх. Страх мог стать для скрытых и не спешащих проявляться талантов своеобразным спусковым крючком.

– Мистер Коултон? – заметно напуганным голосом спросил остановившийся в дверях Чарльз.

– Ступай дальше, парень, – сказал Коултон. – Тебе тут ничего не грозит. Клянусь.

Маргарет, приосанившись, предложила им пройти внутрь, а потом поежилась от сырости и потерла руки. Сырость – единственная вещь во всем доме, совладать с которой она была не в силах. Мерцающая в углу комнаты маленькая печка едва ли могла с ней справиться. Это был не единственный вариант ее использования: она могла пригодиться, чтобы что-нибудь сжечь.

– Итак, Чарльз, – строго начала Маргарет. – Что сообщил тебе мистер Коултон? Он рассказал тебе о Карндейле, о его цели?

Мальчик ничего не ответил, а только нервно посмотрел на детектива, и женщина недовольно нахмурилась. Ведь это его работа – вводить детей в курс дела, не так ли?

– Институт Карндейл – это безопасное убежище для таких людей, как ты, место, где ты научишься правильно использовать свой талант. Им руководит доктор Бергаст. Если наш тест пройдет так, как я ожидаю, то скоро ты встретишься с ним лично. Но сначала я должна убедиться в том, что ты действительно способен на то, что о тебе говорят. Это ясно?

Чарльз медленно моргнул. В мальчике чувствовался пытливый ум; он действительно хорошо держался.

– Я не дам себя заковать, – сказал он.

– Дашь, – ответила Маргарет. – Эти ограничения, Чарльз, необходимы для нашей безопасности – не для того, чтобы причинить тебе боль. Зачем нам вообще было доставлять тебя сюда, если бы мы собирались лишь заставить тебя страдать? Ты и сам понимаешь, что в этом нет никакого смысла.

Мальчик с сомнением посмотрел на кресло, потом на миссис Харрогейт, помялся. Затем сел. Коултон опустился рядом с ним на корточки и маленьким ключиком застегнул кандалы, дважды повернув его в каждом замке. Он оставил его прямо в замочной скважине, кивнул мальчику и бесшумно отошел.

– Мистер Коултон сказал мне, что ты хаэлан. Так называются люди с подобными способностями. Это редкий талант, но ты такой не один. Есть и другие. Сколько тебе было лет, когда ты впервые понял, что умеешь делать?

Чарли провел языком по губам:

– Мама говорила, что я всегда это умел. Она считала, что не нужно никому показывать мои способности. Что нужно хранить их в тайне.

– Твоя мать была мудрой женщиной. А сколько человек были свидетелями твоих способностей?

– Не знаю, миссис Харрогейт.

– Но их было не так уж мало, верно?

Мальчик кивнул.

– Я бы сказал, что в одном Натчезе человек тринадцать, – вмешался Коултон. – Все, кто присутствовал на казни.

– Ага. Но они не поверили в увиденное, – пробормотала Маргарет. – Постарались выдумать какое-то объяснение. Так обычно и бывает, так что это не помеха. А теперь скажи, Чарльз, сколько человек ты убил?

Мальчик резко поднял голову.

– Миссис?

– Убил, Чарльз. Сколько?

– Двоих, миссис Харрогейт, мэм, – тихо пролепетал Чарли.

Она пощелкала языком. Он явно лгал ей – это было видно по его лицу. Порошок, который она дала ему, еще не подействовал. Но не важно, она была довольна этой ложью и была рада увидеть, что он стыдится ее. Уж слишком много в этом кресле перебывало детей, покалеченных миром до такой степени, что боль и обида переставали казаться им постыдными. Они-то и беспокоили ее больше всего.

Шелестя по выбеленному полу черными юбками, Маргарет пересекла комнату и взяла со столика возле двери длинный хирургический нож.

– Это больно, Чарльз? Когда ты исцеляешь себя?

– Да. – Помолчав, мальчик добавил: – Как будто изнутри у меня все горит.

– Понимаешь, я должна увидеть это собственными глазами, – сказала Маргарет. – Мне придется тебя поранить. Но я хотела бы получить твое согласие.

– Да, мэм. – Он посмотрел на нее ясными глазами. – Я согласен.

Она пересекла комнату и провела по руке мальчика ножом. Ярко-красная кровь медленно потекла по запястью, по костяшкам пальцев, закапала на белый кафель. Чарли, задержав дыхание, заскрипел зубами от боли и уставился на рану. Порез затягивался прямо на глазах.

Маргарет Харрогейт посмотрела на Коултона. Тот равнодушно пожал плечами. Она повернулась обратно к мальчику.

– Всего существует пять видов талантов, Чарльз. Ты принадлежишь ко второму. Ты – хаэлан, или, как выражается доктор Бергаст, «регенератор». Когда твои клетки умирают, точнее, умирает любая часть тебя, твой организм оживляет ее. Это необычайно редкий талант. Ты будешь стареть не так, как все остальные. Не так, как все, воспринимать риск, опасность, любовь. А теперь подумай как следует, Чарльз. Что еще ты умеешь делать?

– Что еще?..

– Необычное. Особое. Можешь ли ты… управлять своей плотью? Или передвигать предметы, не касаясь их? Удавалось ли тебе когда-нибудь проскальзывать в место, настолько узкое и тесное, что при обычных обстоятельствах ты никогда бы туда не пролез?

– Думаю, что нет, миссис Харрогейт. Нет.

– Видишь ящик в углу? Попробуй сдвинуть его. Сосредоточься.

Овид закрыл глаза. Потом снова открыл.

– Не понимаю, – сказал он.

– Закрой глаза. Представь себе чистое белое небо. А теперь представь в этом небе темное облако в форме двери. Оно приближается. Посмотри на него. В нем есть замочная скважина, а у тебя в руках ключ. Что произойдет, если ты вставишь его внутрь и повернешь?

Мальчик выглядел смущенным, недовольным.

Маргарет провела по зубам языком, раздумывая. Возможно, у него нет дара «морталинга», а возможно, ему просто нужно научиться контролировать себя. Но это неважно.

– Расскажи о своей матери, – она сменила тему. – Какое твое самое радостное воспоминание о ней?

– О маме? – Чарли подозрительно посмотрел на миссис Харрогейт через полуприкрытые веки.

Она ждала.

– О маме… – повторил он мягче.

Порошок явно начинал действовать.

– Мама для меня – это единственное радостное воспоминание, – начал он. – Но сейчас я даже не помню ее голоса. Она пела в церкви, пела так, что можно было почувствовать, как солнечный свет озаряет ангелов. Как по языку разливается мед. Так это ощущалось. Однажды она вернулась домой, и от нее пахло мукой и сахаром, потому что тогда она работала на старой кухне и на той неделе там пекли пироги. Она закатала рукава, и все руки, локти, предплечья у нее были в сахаре, и мы вместе слизывали его.

Маргарет улыбнулась:

– А у нее… были какие-нибудь способности? Как у тебя.

– Нет.

– А у отца? Очевидно, он был белым…

– Папу я не помню, – резко ответил Чарльз, опуская глаза и разглядывая пятнышки крови на белой плитке.

Было заметно, что ему не хочется затрагивать эту тему, и Маргарет ощутила укол вины, но расспросы были необходимы; требовалось установить некоторые факты.

– Папа умер, когда вез нас в Калифорнию, – наконец произнес Чарли. – Мне всегда хотелось найти место, где он похоронен, и рассказать ему, что я вырос и стараюсь быть таким же хорошим человеком, каким, по словам мамы, был он сам. «Он был хорошим человеком, он любил нас, он верил в лучший мир» – так она всегда говорила. Но в то же время он боялся – боялся за меня. Может, он догадывался, на что я способен, я не знаю. Я тогда был совсем маленьким.

Чарльз поднял голову. Глаза его казались стеклянными.

– Может, он просто знал, что на этой земле нет места для таких, как я. Для меня нигде нет места.

– Ох.

– Он был отсюда. Я знаю.

– Из Лондона?

– Нет, мэм. Отсюда.

Маргарет нахмурилась, неуверенная, что правильно поняла слова мальчика, и посмотрела на Коултона, который все внимательно слушал. Ей хотелось задать еще несколько вопросов, но ее что-то остановило, какой-то инстинкт, которому она научилась доверять, поэтому, разгладив юбки, она отвернулась.

– Хорошо, Чарльз. Спасибо. А теперь постарайся сосредоточиться. Я понимаю, ты устал, но я задам тебе последний вопрос: что ты хочешь, Чарльз?

Голова мальчика упала было на грудь, но тут же вздернулась.

– Я хочу, чтобы меня никогда больше не били и не делали мне больно, – произнес он глухо.

– Сколько порошка вы ему дали? – спросил Коултон. – Похоже, он уже едва держится. Выяснили все, что нужно?

Маргарет кивнула.

– Я хочу знать, как он выглядел… как выглядел мой отец… – бормотал Чарли. – Я хочу снова услышать мамин голос, я не могу вспомнить ее голос…

Она расстегнула наручники и помогла Коултону поднять мальчика. Тот, спотыкаясь, на согнутых ногах побрел вперед. Несмотря на свою худобу, он оказался довольно грузным.

– Бедняга, – прошептала она, отходя в сторону. – Все они заслуживают лучшего обращения.

Чарли Овид проснулся на бархатном диване в гостиной, сложив руки за головой. За каминной решеткой горел огонь. У мальчишки болела голова. Он лежал неподвижно, пытаясь вспомнить осмотр и все то, что там произошло.

В дымоходе у камина выл ветер – звук напоминал низкое гудение. На улице где-то далеко негромко пел пьяница. По булыжникам мостовой стучали подковы лошадей. Мелкий дождь медленно барабанил в окно, то и дело стихая и снова усиливаясь.

Чарли неловко пошевелился, затем сел и во мраке провел рукой по лицу. Похоже, в Блэкфрайерсе жизнь бьет ключом даже по ночам. Через приоткрытое окно в комнату проникал влажный воздух, оставлявший во рту привкус мела. Ноздри заложило черной коркой. Чарли не знал ничего подобного этому месту – Лондону, этому огромному городу, построенному человеческими руками; ничего такого старого – да что там, даже древнего, – словно находившегося здесь всегда и расползавшегося на многие мили вокруг, как величественная бурая Миссисипи, которую он любил. Повсюду были грязь, глубокие, исчезающие во мраке переулки и кривые тупики, темные лестницы, ведущие в подвалы, где маячили похожие на привидения фигуры, – и все это он видел лишь мельком, на большой скорости несясь от вокзала Сент-Панкрас в экипаже сквозь мутный дождь по переполненным улицам…

Да что с ним такое? Он потер запястья. Похоже, тогда, в той жуткой комнате в подвале, миссис Харрогейт осталась довольна. Он, конечно же, не доверял ей, ее манере бесшумно скользить по полу в черном платье, ее темному, немигающему взгляду и раздражающему багровому пятну на обветренном лице. «Нет, – подумал он, – это нечестно с моей стороны, ведь она тоже отличается от других и знает, каково это – ловить беспокойные взгляды». Но все же не смог избавиться от ощущения, что она смотрит на него, как на тюк с товаром, оценивая его вес и предположительную ценность. Правда, мистеру Коултону он доверял еще меньше – что есть, то есть. Но, по крайней мере, он внимательно наблюдал за этим мужчиной и пришел к убеждению, что тот был хорошим человеком, что бы это ни значило. «Человек, влекомый состраданием» – так бы выразился молодой пастор в его церкви. Наверное, сейчас они оба удалились в свои спальни наверху, где спало и это существо – лич, связанный и одурманенный, с серо-синей кожей и окровавленными губами, словно вынырнувший из кошмара. Чарли лег обратно в постель, размышляя обо всем, что с ним случилось в последнее время, об институте, о том, чем все это обернется. Его переполняла тревога.

А затем он кое-что услышал.

Едва заметный скрип двери этажом выше. Очень медленный. За которым не последовали шаги или скрип половиц. Он ждал. Никто не шел.

Потом до его слуха донесся тихий шум, похожий на скрежет маленьких коготков по дереву. Чарли приподнялся на кровати и уставился на лестницу.

Ничего. Старинные костяные часы едва слышно отсчитывали секунды. Кроме их тиканья и стука дождя о стекло – никаких других звуков. Чарли встал, подошел к основанию лестницы, положил руку на перила и прислушался.

– Мистер Коултон, сэр? – позвал он. – Миссис Харрогейт?

Ответа не было.

В тишине он стал подниматься по лестнице. Площадка второго этажа была погружена в полумрак. Как и площадка третьего. Но на четвертом этаже он увидел, что дверь в комнату лича открыта. За ней царила полнейшая тьма.

Чарли замер, сердце у него бешено колотилось.

– Мистер? – промолвил он. – Вы не спите?

В верхней части дверного проема дальней комнаты, как будто поджидая его, расплываясь в темноте, зашевелилось нечто бледное и неясное. Потом оно скользнуло вниз и зависло там вверх ногами, поглядывая на него огромными черными глазами. Чарли испуганно шагнул назад. Тварь медленно, очень медленно обнажила свои длинные зубы. У Чарли внутри что-то щелкнуло, он открыл рот, чтобы позвать мистера Коултона или миссис Харрогейт, кого угодно, но никакого звука не последовало. Он попятился назад. Лич со скрежетом упал на пол, выпрямился; на запястьях и лодыжках у него болтались обрывки веревок.

А затем он прыгнул.

Чарли бросился вниз по лестнице, перескакивая по четыре ступеньки за раз. Он едва не упал у подножия, но устоял и, пошатываясь, вбежал в гостиную, захлопнув за собой дверь. До него не доносилось ни звука. Где же мистер Коултон и миссис Харрогейт? С ними все в порядке? Он осторожно зашагал спиной вперед, споткнулся о диван и ухватился за него, чтобы не потерять равновесие. На протяжении довольно долгого времени ничего не происходило; Чарли повторял себе, что ему все привиделось, что это лишь обман его собственного воображения.

Затем раздался стук в дверь. Один, два. Во внезапно наступившей тишине ручка медленно повернулась вниз, скрипнули петли, и в комнату проскользнуло нечто, похожее на серого человекоподобного паука. Оно поползло по стене к потолку и оттуда уставилось на Чарли, склонив голову набок и щелкая зубами.

Прежде чем он успел позвать на помощь или найти какое-нибудь оружие, тварь молниеносно бросилась на него – и они столкнулись под грохот горшков с папоротниками и ломающейся мебели. Мелькнули обрывки веревок. Лич вцепился в горло Чарли когтями, прижался к нему лицом и щелкнул челюстями. Мальчик отбивался молча, не издавая ни звука. Он выставил вперед колено и изо всех сил пнул на удивление легкую тварь, отшвырнув ее к дальней стене. Краем глаза он заметил на полке банку со странным зародышем, который, казалось, с любопытством взирал на происходящее, прижав к стеклу свои деформированные ручки. Когда лич снова бросился на Чарли, мальчик схватил банку, поднял ее над головой и изо всех сил обрушил монстру на голову.

Последовала зловещая тишина. Оглушенный лич лежал в зловонной луже, вращая головой и сжимая в когтях липкий комок. Чарли не стал дожидаться, пока тварь придет в себя; распахнув дверь, он пересек прихожую и выбежал на улицу; споткнулся, но удержался и побежал дальше, к железным воротам; распахнул их и, выбежав наружу, с лязгом захлопнул. Затем развернулся и уставился в темноту, стоя на темной, мокрой от дождя мостовой.

Из-за дождя рубаха уже прилипла к телу. Чарли точно не знал, сможет ли тварь преодолеть ворота, но надеялся, что ей это не удастся.

Послышался звон разбитого стекла. Это было большое эркерное окно гостиной. Сквозь черный дождь мальчик увидел очертания бледной фигуры, жавшейся к стене дома.

Чарли бросился бежать. Он, уворачиваясь, понесся между столбиков и свернул в темный переулок, споткнувшись о груду разбитых ящиков. В дверных проемах мелькали какие-то силуэты; они оборачивались, поднимали лица, но он не останавливался. Миновав небольшой дворик, он снова свернул в переулок, пробежал мимо маленького парка со скамейками и статуей, маячившей в свете газовых фонарей, а потом остановился на полпути вниз по кривой лестнице. Тварь каким-то образом опередила его. Лич, сгорбившись и подняв голову, стоял на самой нижней ступени и издавал зубами жуткий щелкающий звук.

Несмотря на холодный дождь, предплечья и грудь Чарли горели в тех местах, где лич поцарапал их, пытаясь добраться до его горла. Мальчик задыхался. Боль была странной, не такой, как обычно. Он стоял на мокрой земле, опустив плечи и чувствуя, как уходят силы, как нарастает ужас.

Внезапно тварь, виляя из стороны в сторону, бросилась вперед по лестнице на четвереньках. Обрывки веревок на запястьях и лодыжках лича трепетали на ветру. Чарли повернулся и побежал. У верхней ступени стояла железная урна с крышкой. Он схватил ее, развернулся и со всей силы метнул в лича, угодив тому в челюсть. Тварь завизжала и отпрянула в сторону, в тень. Чарли снова бросился бежать и оказался на улице, освещенной слабым светом газовых фонарей.

Перед ним расстилалась река, расплавленная тьма оранжевых огней и каких-то странных очертаний, возможно лодок и яликов. Слева от себя Чарли различил мост и побежал к нему. Вокруг не было ни души. Его шаги гулко отдавались в темноте. Добравшись почти до середины моста, Чарли остановился и оглянулся. Лича позади не было. Мальчик, тяжело дыша, вытер губы, подошел к каменным перилам и увидел его.

Лич быстро бежал вниз головой по нижней стороне моста, расплываясь во мраке серым пятном.

Чарли снова побежал, но не успел он преодолеть и десяти футов, как тварь переползла через перила и присела перед ним в облачке туманного газового света, задрав голову и изучая его.

– Что тебе нужно? – закричал Чарли; капли дождя били его по лицу. – Что тебе нужно от меня?

Лич пополз вперед, открыв рот.

– Убирайся! Пошел прочь! – крикнул Чарли.

Монстр остановился. Какое-то время, показавшееся мальчику очень долгим, ничего не происходило. А потом лич прыгнул на него, выпустив когти и щелкнув зубами. Ожидая этого, Чарли упал набок, так что существо лишь слегка задело его, и изо всех сил ударил тварь кулаками, а затем схватил и швырнул прямо на каменные перила. Чудовище закачалось в поисках опоры, но не нашло ее. Чарли, задыхаясь и всхлипывая, держался за бок. Пошатнувшись в последний раз, лич рухнул прямо в воду и погрузился в темноту Темзы.

Мальчик прижался спиной к ледяному камню, а потом сполз вниз и уселся в слабом ореоле света газового фонаря. Его трясло и трясло без остановки. Глаза заполнила влага: он не мог понять, был это дождь или слезы.