Текст книги "Война Братьев"

– Я писала ему, но он не отвечает, – вздохнула она, отправляя в рот кусочек сыра.

– Я знаю, – тихо сказал Тавнос. – Но он так занят. Патрулями. Реализацией своих проектов.

– Ну разумеется. – Королева воздела руки. – Эти его вечные удивительные проекты. Как я ему завидую! У него всегда есть предлог запереться в своей комнате и ни с кем не разговаривать, и прежде всего со своей женой, – он же всегда трудится над своими гениальными проектами!

Тавнос неожиданно понял, что с самого начала отвечал неправильно. Но откуда ему знать, что она хочет услышать от него, что господин Урза страдает не меньше ее.

Некоторое время королева внимательно разглядывала свой бокал; затем она неожиданно подняла голову:

– Знаешь, я не ожидала многого от замужества. Я надеялась, что у меня будет с кем поговорить. По крайней мере что у меня будет кого послушать. Ну и еще пара наследников, чтобы порадовать папочку. А теперь у меня ни папочки, ни наследников, ни мужа. – Она посмотрела на Тавноса. – А с тобой?

Тавнос моргнул. От аромата духов у него кружилась голова.

– Что со мной?

– С тобой я могу поговорить? – спросила королева. – Потому что людей, которым я могу приказывать, у меня полно. Они даже умеют издавать нужные звуки в ответ, но все равно разговора не происходит. – Она взмахнула обеими руками, старое бренди выплеснулось из бокала. – Для этого у меня есть сенешаль и кормилица, точнее, ее у меня теперь тоже нет. Так что, как видишь, говорить мне не с кем. Я хочу сказать, я думала, что у меня будет возможность говорить с Урзой, – тихо добавила она. – Не часто. Днем-то он всегда работает над своими проектами, над своими чудесными устройствами. Но мне хватало и этого. И мне всегда нравилось его слушать, пусть я и не понимала, о чем он говорит. А теперь… теперь… – Кайла замолчала.

Когда Тавнос был совсем молод, он работал на рыболовном судне у своего дяди. Однажды он о чем-то задумался, и тут лодку накрыло волной. Молодой Тавнос запаниковал, не успел ни за что ухватиться, и его смыло за борт. Он едва не утонул. Дядя спас его, но, втащив обратно в лодку, посоветовал молодому человеку найти себе другое занятие.

Сейчас Тавнос чувствовал себя так же, как тогда на шлюпке, но рядом не было дяди, готового протянуть руку помощи.

– Знаешь, я тебя ревную, уж-ж-ж-ж-жасно ревную, – сказала Кайла. Ее глаза превратились в узкие щелочки – она отыскивала, чего бы еще взять из еды. – Он же все время проводит с тобой. Когда он говорит о подъемной силе, лобовом сопротивлении, обо всех этих блоках и шестеренках, ты действительно понимаешь, что он имеет в виду. Я не такая уж тупая, но я никогда не смогу сказать, какой тип блока нужен тут или там.

– У каждого есть свои сильные и слабы… – начал Тавнос.

– Я не понимаю – я что, уродка? – спросила она, взяв его за руку и наклонившись над столом. – Я что, отвратительная страшная мегера? – Ее мантия распахнулась, сорочка в свете свечей казалась почти прозрачной.

Тавнос крепко зажмурился.

– Нет, – сказал он, – вовсе нет.

– Тогда почему он не приходит ко мне? – спросила королева, откинувшись назад и не выпуская руку Тавноса. Казалось, она вот-вот зарыдает. – Он даже спит на работе. Ты это знаешь. А вот что я хочу знать – почему он не возвращается ко мне?

Тавнос вежливо разжал пальцы королевы и освободил руку. Открыв рот, он понял, что впервые за весь вечер Кайла слышит, что он говорит.

– Я думаю, – тихо сказал подмастерье, – что ему самому очень-очень плохо.

– Ему? – недоуменно спросила Кайла, округлив глаза. – Ему? Этой великой думающей машине? Этому памятнику разуму и логике? Главному механизму Кроога?

– Да, ему самому, – ответил Тавнос. – Вы правы, он и то, и другое, и третье. Но он и четвертое – он тот, на чьих глазах убили вашего отца. Он тот, кто не смог спасти его. Вы говорили с ним о том, что произошло в Корлинде? В смысле, как следует, по-настоящему?

Кайла посмотрела на него и прищурилась.

– Ответ, насколько я понимаю, отрицательный, – сказал Тавнос.

– Но он же не знал, что замышлял папа, – сказала она. – Я и сама этого не понимала.

– Верно, – ответил Тавнос, – но от этого ему не легче. Урза вернулся, и все славили его как героя, поскольку он выжил, а ваш отец – нет. А он понимает, что ему нужно прийти к вам и… – Он сделал жест рукой.

– Так вот почему он не приходит, – тихо закончила Кайла. Казалось, ее затуманенное бренди сознание на миг прояснилось. – Он казнит себя, поскольку думает, что я виню его в смерти отца. Или что я должна винить его, даже если это не так. А это не так.

– Гм-м-м, – пробормотал Тавнос.

– Так что же мне делать? Отправиться к нему в «голубятню» и поговорить обо всем?

Тавнос замахал руками, вспомнив, как отреагировал Урза, когда он сам попытался подойти к нему с вопросами.

– Думаю, лучше начать с чего-то другого. Чего-то, не связанного непосредственно с происшедшими событиями. Я уверен, в вашей жизни были дни, когда вы оба были счастливы.

– Постой-ка, – сказала Кайла, и Тавносу показалось, что королева превратилась в неисправную машину – во все стороны идет пар, колеса крутятся, а тронуться с места она никак не может. – Да. Да, были.

– Вот. Вспомните, что происходило в те дни, и придумайте что-нибудь, – сказал Тавнос.

Королева просияла:

– Да. Вот как. Я уверена, это сработает. – Она прошла к письменному столу, написала короткую записку и протянула ее Тавносу. – Вот. Отдай это Урзе. Скажи, что это срочно.

– Конечно, – произнес Тавнос, вставая из кресла. – Я уверен, он еще не спит.

– И вот еще что, Тавнос, – сказала она. Подмастерье повернулся, и Кайла поцеловала его в щеку. – Спасибо.

Тавнос покраснел. Его смущение было заметно даже в неверном свете свечей.

– Рад стараться. Можно больше не ходить вокруг вас обоих на цыпочках.

– Дело не в этом, – сказала она. – Я благодарна тебе за то, что ты оказался мудрее и смелее меня.

Тавнос заставил Урзу прочесть послание, и пятнадцатью минутами позже Главный изобретатель сунул голову в двери своих собственных покоев.

– Моя королева? Кайла? – спросил он.

Королева Кайла бин-Кроог сидела у стола, заставленного хрусталем и блюдами с мясом и сыром.

– Ах, вот и мой Главный изобретатель. Спасибо, что пришел так скоро.

– Ты сказала, это срочно, – сказал Урза, щуря глаза. – Что-то техническое, насколько я понял?

– Да, – ответила королева. – Знаешь, у меня есть музыкальная шкатулка. Фамильная драгоценность. Боюсь, она сломалась.

Она указала Урзе на кресло по другую сторону стола. Он сел. Перед ним на подносе лежала маленькая серебряная коробочка.

Урза осторожно открыл ее и повертел в руках.

– По-моему, ее просто давно не заводили, – наконец сказал он.

Кайла широко открыла глаза:

– Давно не заводили?

Урза кивнул и прокашлялся:

– Да. Ее надо завести. Но мне понадобится ключ.

– Ключ? Ах да, конечно, – сказала королева и распахнула мантию. Ночная сорочка казалось почти прозрачной. На шее Кайла носила розовую ленту, с нее свисал потертый, ржавый металлический ключ. – Этот подойдет, господин изобретатель?

Урза поглядел на ключ, затем на шкатулку. А потом долго смотрел в глаза королеве.

– Да, – наконец произнес он. – Думаю, подойдет, и еще как.

И Урза улыбнулся, впервые за долгое время.

Главный изобретатель не пришел в «голубятню» ни на следующий день, ни днем позже. На третий день Тавнос обнаружил на рабочем столе длинный пергамент с подробными инструкциями, начиная с вызова на работу учеников и кончая списком усовершенствований в конструкции орнитоптеров и нового механического человека; указаны были и сроки, в которые подмастерье должен воплотить все это в жизнь. Следов пребывания Урзы в «голубятне» не было, а приписка на полях гласила, что учитель появится на месте не раньше трех часов пополудни, если появится вообще.

Тавнос весело усмехнулся и не мешкая приступил к исполнению поручений мастера Урзы.

Глава 12: Фирексия

С юга налетела пыльная буря. Гигантская туча накрыла горизонт от края до края, поднялся жуткий ветер. Казалось, это прародитель всех ураганов, тот самый, который, как любили говорить старики, затмевает своей тенью солнце. Смерч, словно военачальник, выслал вперед дозорных – облака беснующейся пыли, которые готовы были заживо содрать кожу со всякого, кто не успел спрятаться. За ними шествовали маленькие торнадо, то выдвигаясь вперед, то снова скрываясь в неумолимо приближающейся стене черного песка.

Ураган догнал неуклюжего мак фава и поглотил его целиком. Впрочем, механический дракон спокойно продолжал катиться своей дорогой. Ни яростный ветер, ни поднятый в небо песок не мешали ему. Если бы на спине дракона сидели два человека, один с левого, а другой с правого бока, они не разглядели бы друг друга сквозь эту пыльную завесу, но и это не остановило машину – она решительно и уверенно ползла вперед.

Мишра и Ашнод ютились в каморке за хвостовыми пластинами существа. Машина не предназначалась для перевозки пассажиров, но ближе к хвосту, под корпусом зверя, обнаружилось некое пространство, там-то теперь и сидел раки со своим подмастерьем, слушая, как по металлической плоти скрежещет песок.

– Как она видит, куда идет? – спросила Ашнод, стараясь перекричать вой ветра.

– Ей не надо видеть, – ответил Мишра. – Она, как и я, просто знает, в какую сторону двигаться. Она ищет Тайное сердце транов. Я слышу зов Койлоса и понимаю, куда нам следует держать путь. А машина чувствует то, что чувствую я, и поэтому она тоже слышит этот зов, Койлос для нее – как магнит. Или, если хочешь, она сродни хищной птице, которая каждое лето возвращается в одно и то же место строить гнездо.

Ашнод пристально посмотрела на прижавшегося к ней коренастого мужчину. Ей не нравилась склонность Мишры рядить свои мысли в покровы из таинственных намеков и мистических аналогий. Она не могла понять: он действительно верит в зов и притяжение неведомого ей Койлоса или это лишь игра слов, а на самом деле он просто не знает, как машина находит дорогу в пустыне?

Ашнод хотела верить, что первая догадка верна, поскольку иначе оказывалось, что они вслепую бредут сквозь мощный ураган, ведомые лишь неопределенным чувством в сердце Мишры.

Мишра и Ашнод двинулись на поиски Койлоса, Тайного сердца транов, зимой того же года, когда произошла знаменитая резня в Корлинде и вождь Кроога погиб от рук молодого кадира. Мастер и подмастерье никому не сказали о своих планах, ни Хаджару, ни тем более кадиру. Предводитель фалладжи навряд ли обрадовался бы, услышь он, что его раки снова разыскивает тайное сердце транов.

Отступление из Корлинды стало трагедией: из прибывших в Корлис в земли фалладжи вернулся лишь каждый пятый. Уцелевшие передвигались по ночам, скрываясь в горных ущельях и выискивая места, где гигантский мак фава мог остаться незамеченным для преследователей на орнитоптерах. Сначала кадир хотел развернуться и немедленно атаковать противника, но доводы советников и осознание того, что в его распоряжении имеется лишь пятая часть войска, убедили кадира отступить, довольствуясь тем, что, судя по всему, ненавистный вождь Кроога был мертв.

Поразмыслив, кадир решил возложить вину за случившееся на раки. Мишре следовало знать, что среди врагов – его талантливый и коварный брат. Узнав об этом, Мишра должен был тут же рассказать все кадиру. И вообще, во время последовавшей за предательством битвы Мишра должен был сосредоточиться на его, кадира, защите, а не командовать своим механическим драконом.

И конечно, горько усмехнулась про себя Ашнод, Мишра был заодно виноват и в том, что после трагедии его популярность среди фалладжи только возросла. Вожди других племен прежде всего интересовались, все ли в порядке с раки, и лишь во вторую очередь осведомлялись о здоровье кадира. Кадир, конечно, убил проклятого вождя, но они считали, что все, кто сумел вернуться, должны благодарить за свое спасение именно Мишру и его машину. Никто, кроме кадира, не винил Мишру в том, что фалладжи попали в засаду, но вождь внимательно следил за тем, чтобы все знали его мнение, и никто не смел ему перечить.

По возвращении кадир высказал новые претензии. Мишра, оказалось, давно уже должен был найти еще несколько машин вроде его мак фава. Один большой механический дракон был слишком уязвимой целью. Кадир напомнил Мишре и о трудностях, с которыми они столкнулись в Зегоне. Если иотийцы выставили в Корлинде дюжину своих машин, то сувварди должны были сделать то же самое.

Естественно, не уставал повторять кадир, никто не сомневается ни в верности Мишры, ни в его таланте. Однако когда молодой вождь говорил об этом, он всякий раз ухитрялся сказать так, что все понимали: кадир думает как раз наоборот. Прошло много лет с того момента, когда раки подчинил себе первого мак фава, и теперь народу сувварди были нужны новые. Ходили даже слухи, что раки боится летающих машин и мощи своего брата, но кадир уверял Мишру, что важные люди племени в эти слухи не верят.

Ашнод, как и полагалось женщинам фалладжи, наблюдала за происходящим молча. Но после того как кадир отпустил их, она не отказала себе в удовольствии сказать Мишре:

– Кстати, со мной ты последнее время тоже не занимаешься.

Мишра ничего ей не ответил, вернулся в свой шатер и начал отдавать приказания.

Раки объявил, что нужно срочно найти машины Древних, предпочтительно в рабочем состоянии. Во все концы были разосланы разведчики. Через месяц они вернулись, доложив, что обнаружили огромную машину близ берегов реки Мардун. Кадир, снова занятый подчинением племен, разрешил своему раки и его женщине отправиться к месту находки и осмотреть ее.

Находка была более или менее цела. Судя по всему, это было какое-то транспортное средство, но что траны на нем перевозили, оставалось неясным. Выглядела машина как большая повозка. Она лежала на боку, вся покрытая ржавчиной, колеса со спицами были погнуты и разбиты. Силовой блок с проводами и силовым камнем найти не удалось – если он вообще полагался этой машине.

Мишра покачал головой. Чтобы собрать это чудовище, потребуется много времени и усилий, и даже целиком восстановленная машина не произведет и десятой доли того впечатления, что произвел на кадира мак фава. Кадир будет разочарован.

На следующее утро после осмотра находки Мишра назначил Хаджара начальником раскопок и отбыл, взяв с собой и механического дракона, и Ашнод. Они отправились на восток и двигались днем и ночью, так как дракон не ведал усталости. Брюхо металлического существа служило им спальней, а теперь и укрытием – вокруг них гудел налетевший с юга ураган.

Десять дней и ночей они сидели внутри чудовища, словно пленники. У них было достаточно припасов, но ниши едва-едва хватало одному, а двоим там было ужасно тесно. Чтобы убить время, Мишра рассказал Ашнод историю своего первого посещения Койлоса. Он воспользовался вынужденным затворничеством и для того, чтобы объяснить Ашнод, как ей надо себя вести, чтобы завоевать уважение фалладжи. Вскоре Ашнод была готова выскочить наружу навстречу урагану – лишь бы не слушать, как Мишра монотонно перечисляет все ее недостатки.

– Я все сделала как надо, – раздраженно сказала она на десятый день бури, когда Мишра напомнил ей (в пятый раз) о недавнем случае в лагере кадира.

– Воин, на которого ты напала, с тобой не согласится, – ответил Мишра.

– Он сказал, что я думаю как мужчина. – Ашнод была вне себя от возмущения.

– Это старинная поговорка фалладжи, – ответил Мишра. – Это комплимент.

– Поверь мне, – сказала Ашнод, – это не так.

– В любом случае не следовало его калечить, – сурово сказал Мишра.

Ашнод ткнула Мишру пальцем в грудь.

– Ты бы предпочел думать, что я использовала против него свой посох потому, что он оскорбил мои нежные девичьи ушки, похотливо предложив мне кое-чем с ним заняться? – спросила она. – Тогда знай – это тоже правда.

Мишра ответил не сразу. Вместо этого он указал на наружные пластины дракона и сказал:

– Послушай.

– Я ничего не слышу, – ответила Ашнод, помолчав.

– Вот именно, – сказал Мишра. – Я полагаю, ураган наконец-то стих. Выберись-ка наружу и проверь.

Ашнод недоуменно взглянула на учителя.

– А если это лишь временное затишье? И что если все начнется заново, пока я буду снаружи?

Мишра прислонился к металлической стене.

– Ты подмастерье. Это означает, что все неприятное и рискованное – твоя работа.

Ворча, Ашнод переползла к пластинам у входа, аккуратно отогнула их и выглянула наружу. На севере стеной стоял непроницаемый мрак, но небо над головой было ярко-голубым, а песок уже осел. Ураган обогнал их и ушел вперед.

– Все кончено, – сказал Мишра, вслед за Ашнод выбираясь из укрытия. – Какое-то время мы сможем ехать на нашем звере верхом.

– Поехали немедленно, – буркнула она. Ей было наплевать, слышит ее Мишра или нет.

В последние дни путешествия они не встретили ни одного живого существа. Ураган вымел пустыню как метла, одни скалы исчезли под песком, другие, наоборот, обнажились. Наконец, проехав по пескам еще неделю, они достигли ущелья Койлоса.

Ураган обошел каньон стороной, и, по-видимому, Мишра, Урза и Токасия до сих пор могли считать себя последними посетителями транского города. Очищенные от мяса грифами и выбеленные дождями кости птицы рух все еще лежали у входа в пещеру вместе с останками уничтоженных ею су-чи.

Чем ближе путешественники подходили ко входу, тем тише и мрачнее становился Мишра, Ашнод подумала, что в его памяти оживают воспоминания, и решила, что далеко не все из них были приятными.

Несколько дней кряду они изучали разбросанные в развалинах обломки машин и пришли к выводу, что ни одна из находок не может немедленно поступить на службу к кадиру.

– Может, раньше этих металлических пауков и можно было бы использовать, – сказала в тот вечер Ашнод, – но твой брат сослужил им плохую службу, взорвав ту машину. Они и так были не в лучшем состоянии, а теперь и вовсе превратились в мусор.

При упоминании о брате Мишру передернуло. Ашнод давно поняла, что и ей, и всем остальным запрещено обсуждать с младшим братом старшего, но это лишь сильнее разжигало ее любопытство. «В чем же секрет, – недоумевала подмастерье, – как сложились их непростые отношения?» Мишра пропустил слова подмастерья мимо ушей, и Ашнод увидела, что он смотрит на кости птицы рух – они частично закрывали вход в пещеру.

Ашнод догадалась, что если им и суждено что-то найти в Койлосе, то именно там, в пещере.

Во сне Мишра непрестанно ворочался и посреди ночи проснулся с криком. Ашнод успокаивала его, как могла.

– Мне снился ветер, сильный черный ветер, – только и мог вымолвить раки. Он был весь в поту. – Он кружил вокруг меня, он говорил со мной, он хотел открыть мне тайны, ужасные, страшные тайны.

– Все в порядке, – прошептала Ашнод. – Это был просто сон, ничего особенного.

– У меня все сны особенные, – глядя в темноту, сказал Мишра.

Наутро они вошли в пещеру. Мишра говорил, что в тот раз длинный коридор был ярко освещен, но сейчас в нем царила темнота, поэтому путешественники взяли с собой масляную лампу. Ашнод провела рукой по внутренней стене туннеля. Та была сложена из гранитных кирпичей, но стыков не было видно.

Они прошли мимо останков стражей су-чи. Мишра поднял обгоревший узкий череп и разбил его о стену. Тот раскололся как орех, но вместо мозга внутри оказался силовой камень, Глаз Древних. Он был слегка поврежден, но по-прежнему сверкал огнем транской энергии. Мишра довольно заурчал, и они пошли дальше.

Преодолев бесконечную череду ступеней, путешественники в конце концов добрались до порога огромной пещеры, логова транских машин. Она была залита мерцающим светом кристаллических пластин на потолке. В самом центре зала стояла машина, сделанная из непонятных пластин и зеркал, расположенных на одинаковом расстоянии вокруг чего-то вроде чаши. Чаша была пуста.

Мишра поместил туда камень из головы су-чи. Тут же раздалось низкое жужжание, пульсация, которая, казалось, исходила от самих стен. Мерцание прекратилось, и пещера озарилась мягким светом.

– Откуда ты знал, что надо сделать? – спросила Ашнод.

– Просто знал, – ответил Мишра. Его голос звучал так, словно он находился в тысяче миль отсюда. Раки пожал плечами, казалось, он пытается избавиться от каких-то воспоминаний.

Перед машиной стоял пьедестал, похожий на гигантскую открытую книгу. На металлических страницах были нанесены знаки, и Ашнод принялась внимательно осматривать их, постоянно напоминая себе, что нельзя ни к чему прикасаться.

Один из знаков явно был ключом к двери, за которой прятались металлические гуманоиды, останки которых валялись у входа в пещеру. Если открыть эту дверь, решили Ашнод с Мишрой, они смогут доставить новые чудеса в лагерь кадира. Чудеса в рабочем состоянии.

Через некоторое время Мишра спросил:

– Ну что?

Ашнод покачала головой. Знаки в виде разнообразных геометрических фигур могли оказаться или ярлыками, или инструкциями, или предупреждением ни в коем случае ничего не трогать. Как подобрать ключ к разгадке?

Наконец подмастерье решилась и показала на один из значков:

– Вот этот. Может, это и есть символ двери?

Мишра заглянул ей через плечо и кивнул.

– Нажми на него, – сказал он.

– Ты, как всегда, «просто знаешь», что так надо? – спросила Ашнод.

Мишра нахмурился:

– Я, как и ты, гадаю. Но все равно нажми на него. Похоже, это правильное решение.

Ашнод легко коснулась знака своими длинными пальцами, и где-то в глубине горы раздался низкий звон. Казалось, он не слышен, лишь тело чувствовало вибрацию звука. Что-то в стоящей перед ними транской машине щелкнуло, и она включилась.

Ашнод затаила дыхание.

Справа появился свет. Сначала в воздухе повисло маленькое пятнышко, потом оно стало увеличиваться, пока не образовался тонкий, ярко светящийся диск, висящий над землей перпендикулярно полу. Ашнод медленно обошла вокруг него. Диск излучал мягкое, заманчивое сияние. Ашнод показалось, что она видит на поверхности диска паутину тонких линий, отдаленно напоминающих звезду.

Рыжеволосая женщина посмотрела на раки, но тот застыл, словно ждал чего-то. Меж тем диск продолжал расти. Вскоре его диаметр увеличился до размеров человеческого роста.

Тогда Ашнод прикоснулась нижним концом своего посоха к диску. Он не сопротивлялся, но и свет не исчез. Подмастерье надавила на посох, и он легко прошел сквозь диск.

И тут выяснилось, что с другой стороны диска посоха не видно. Ашнод продолжала погружать посох в тонкий сияющий диск, но с обратной стороны так ничего и не появилось.

Ашнод вытащила посох обратно. На первый взгляд конец, побывавший внутри диска, остался в целости и сохранности.

Ашнод снова посмотрела на Мишру.

– Мы нашли дверь, которую искали, – тихо сказал раки.

– Кто пойдет первым? – спросила Ашнод.

Мишра окинул ее невыразительным взглядом. Мгновением позже она кивнула.

– Понимаю, – сказала она. – Я ученик, а значит, все неприятное и рискованное – моя работа.

Ашнод шагнула в сияющий диск. Ей показалось, что свет залил ее изнутри, заполнил все поры ее тела. А потом ей послышался приглушенный вскрик пожилой женщины. Но затем все стихло, и она оказалась а другом мире.

Первое, что она ощутила, – душную жару: не пустынную, сухую и мягкую, а душную и влажную жару, с какой Ашнод не сталкивалась со времен путешествий по болотам Алмааза. Жара окутала ее словно одеялом.

Внезапно она почувствовала запах – резкий запах гниения и разложения. «Нет, – подумала она, – здесь есть что-то еще». Ага, пахнет нефтью и солью, гоблинским порохом, огнем и сталью. Ашнод передернуло – ей померещилось, что она снова в Корлинде и снова бежит, пытаясь увернуться от взрывающихся вокруг нее бомб.

Затем появился цвет. Ее окружали цветущие джунгли: буйство красок, яркие пятна цветов в море темно-зеленых листьев и лиан. Но краски непривычные – слишком грубые, слишком чуждые, слишком холодные; все сверкало и переливалось – листья походили на начищенные до блеска металлические пластины, а лианы напоминали сплетенные рукой человека канаты, но не стебли растений. Она прикоснулась к одному из цветков и быстро отдернула руку. Сок растения оказался едким и обжег ей кожу.

На цветок приземлилась стрекоза, но, внимательно разглядев ее, Ашнод поняла, что это не насекомое, а маленькая машина, изготовленная из серебряной проволоки и золотых чешуек. Она потянулась, чтобы ее схватить, но та моментально исчезла, метнувшись вглубь джунглей.

Она обернулась. Из сияющего диска, словно пловец из моря, выходил Мишра.

– Да, – сказал он, – все именно так, как я помню.

– Ты бывал здесь раньше? – спросила Ашнод.

– Только во сне, – ответил Мишра.

И в самом деле, даже голоса звучали странно, словно им действительно снился сон. Ашнод покрепче сжала в руках посох и посмотрела на небо, покрытое красноватыми тучами. Ей показалось, она смотрит на раскаленные угли, скрытые снежной пеленой.

– Фирексия, – произнес Мишра.

Ашнод взглянула на него и сказала:

– Это ты тоже узнал во сне?

Мишра рассеянно кивнул.

– Слово, принесенное на крыльях черного ветра, – сказал он. – Это место называется Фирексией. – Он огляделся вокруг. – Туда, – поразмыслив, сказал младший брат. – Мне кажется, склон ведет к водоему или к реке.

Внизу они увидели озеро, большое черное зеркало, покрытое пленкой радужных масляных пятен. Несколько машин – мелкие сородичи оставшегося в Койлосе мак фава – медленно бороздили маслянистое пространство, вытаскивая со дна озера какие-то металлические предметы. Ашнод насчитала четыре машины.

– Оставайся здесь, – сказал Мишра. – Держи посох наготове.

– Что ты будешь делать? – спросила Ашнод.

Мишра взглянул на нее.

– Я попробую заставить их повиноваться. Когда-то мне подчинился наш механический дракон, и я думаю повторить этот трюк еще раз. – Он говорил так, словно ответ на вопрос очевиден.

– А если они не захотят повиноваться? – спросила Ашнод.

– Именно для этого тебе и надо держать наготове посох, – ответил Мишра. – Если что – беги.

Ашнод застыла в ожидании, а Мишра двинулся вперед. Самый маленький из механических драконов заметил его и издал низкий блеющий звук. Остальные тут же повернулись к нему.

Затем металлические чудовища поползли навстречу Мишре. Вперед снова вырвался самый маленький, и у Ашнод перехватило дыхание – прямо на ее глазах дракон изогнул шею и стал обнюхивать Мишру, точь-в-точь как собака обнюхивает незнакомца.

Мишра стоял спокойно, словно всю жизнь – каждый день – его обнюхивают гигантские смертоносные механизмы.

Затем дракончик поджал лапы и положил голову на землю, троица последовала его примеру. Ашнод заметила, что они отличаются от знакомого ей мак фава: головы погрубее – по форме напоминают лопаты, да и кожа более тусклая, чем у латунного монстра, погубившего старого кадира.

Мишра поманил Ашнод рукой, и она вышла на берег с посохом наготове. Мишра угрюмо кивнул.

– Дело не в камне, – сказал он. – Я думал, что их контролирует мой камень, но это не так. Их контролирую я, я сам. Мне достаточно только подумать, и они выполняют мой приказ. – Открытие, казалось, скорее озадачило Мишру, нежели обрадовало его.

– Хорошо, – сказала Ашнод, на мгновение задумавшись, так ли все хорошо. – Но, по-моему, они слишком большие, они не пройдут сквозь диск. Может, попробовать подчинить что-нибудь поменьше?

Вдруг вдали раздался низкий звон железного колокола. Механические драконы подняли головы. Колокол зазвонил снова, и чудовища задрожали, не зная, кому повиноваться – Мишре или тому неведомому, что к ним приближалось. Колокол прозвонил в третий раз, и Ашнод услышала странный скрежет, – казалось, кто-то идет по металлическому лесу и с корнем вырывает растения. Три машины в панике бросились в озеро, а маленький дракон остался, но отчаянно завыл.

На берег выполз настоящий гигант, что-то вроде океанского корабля, поставленного на гусеницы для передвижения по суше. Огромная пасть чудовища, полная острых вращающихся металлических зубов, с легкостью крошила стволы деревьев и растений, расчищая путь монстру. Когда его челюсти перекусывали слишком толстое дерево, куски ствола летели во все стороны, ударяясь о корпус колосса, и раздавался звон, принятый Ашнод за звон колокола.

На платформе, закрепленной над пастью, стояла высокая фигура, отдаленно напоминающая человека. Это был демон из ночных кошмаров Мишры, металлический демон с кожистой шкурой, сквозь которую наружу выступали осколки костей. На существе были доспехи, составлявшие часть корпуса чудовища. Бесплотное лицо сияло застывшей металлической улыбкой. На голове колыхался лес червеобразных усиков, этаких вымпелов из человеческой кожи, венчала же череп пара рогов.

– Бежим! – крикнул Мишра, но Ашнод побежала и без приказа. Она последовала за раки вверх по холму, к сияющему диску – единственному их спасению.

Растительность рвала ее одежду, словно пыталась опутать Ашнод и удержать ее в плену, на радость преследователю. Лиана оцарапала левую руку, оставив на ней длинную рану, а цветок какого-то растения едва не ослепил ее кислотой, резко раскрыв лепестки.

Ашнод лишь раз оглянулась назад и увидела, что маленький дракон, стоя прямо на пути чудовища, жалобно блеет. Машина демона на полном ходу протаранила его.

Налетев на малютку, колосс даже не потерял скорость. Механический дракон моментально превратился в облако серебристой пыли и золотых чешуек.

Ашнод повернулась и побежала быстрее. Машина начала преследовать их, карабкаясь вверх по холму.

Мишра ждал Ашнод у диска-двери. Головой вперед она нырнула в светящееся пятно, подумав, что они не удосужились проверить, а ведет ли оно обратно в пещеру. Впрочем, решила Ашнод, где бы они в результате ни оказались, их едва ли ждет что-либо хоть отдаленно напоминающее фирексийского зверя.

Рыжеволосая изобретательница растянулась на каменном полу зала, выронив посох; он пролетел по каменным плитам и ударился о дальнюю стену. Ашнод перевернулась на спину и увидела, как из диска опрометью выскочил Мишра. Он повернулся к книге-пьедесталу, его руки застыли над россыпью знаков. Он нажал на один из них, но ничего не произошло.

Ашнод закричала, и Мишра выхватил силовой камень из чаши. Горячий кристалл обжег ему руку, и он выругался. Видимо, камень, годный для су-чи, не подходит для огромной транской машины, он нагрелся от перегрузки. Мишра бросил дымящийся камень на пол и тот разлетелся на сотни осколков.

Золотой диск растворился в воздухе.

Ашнод прижала руку к груди и почувствовала, как бешено колотится ее сердце. Ей впервые пришло в голову, что у мак фава, возможно, есть и другие хозяева, кроме Мишры, и эти хозяева могут не слишком жаловать непрошеных гостей. Она сказала Мишре:

– Существо на машине. Ты знаешь, что это такое?