Текст книги "Одиннадцатая заповедь"

4

– Американец?

– Да, – ответил Джексон, не потрудившись взглянуть на обладателя писклявого голоса.

– Тебе что-нибудь надо?

– Нет, спасибо, – сказал он, не отрывая взгляда от гостиничного подъезда.

– Американцам всегда что-нибудь надо. Икру? Меховую шапку? Женщину?

Крис Джексон впервые взглянул на мальчишку. Тот был в не по росту большой дубленке. Мальчик улыбнулся, продемонстрировав дырку от двух недостающих зубов.

– Сколько ты хочешь за свои услуги?

– Какие услуги? – спросил мальчишка недоверчиво.

– Посыльного. Помощника.

– То есть партнера, как в американских фильмах.

– Ладно, умник. Сколько ты хочешь в час?

– Десять долларов.

– Это вымогательство. Предлагаю два.

– Шесть.

– Четыре.

– Пять.

– Договорились, – сказал Джексон. Сделка была заключена.

– Как тебя зовут? – спросил Джексон.

– Сергей, – ответил мальчик. – А тебя?

– Джексон. Сколько тебе лет?

– Четырнадцать.

– Перестань. Тебе никак не больше девяти.

– Одиннадцать.

– О'кей, – сказал Джексон. – Пусть будет одиннадцать.

– А тебе сколько лет? – спросил мальчишка.

– Пятьдесят четыре.

– Пусть будет пятьдесят четыре, – согласился Сергей. Джексон рассмеялся – впервые за много дней.

– Откуда ты так хорошо знаешь английский?

– Моя мать долго жила с американцем. Он в прошлом году уехал в Штаты, а нас с собой не взял.

На этот раз Джексон не усомнился в правдивости его слов.

– Так что за работа, партнер? – спросил Сергей.

– Следить за человеком, остановившимся в этом отеле.

– Друг или враг?

– Друг, – сказал Джексон, и в этот момент в дверях возник Коннор. – Не двигайся.

– Это он? – спросил Сергей.

– Да, он.

– У него доброе лицо. Может, лучше поработаю на него?

В рамках избирательной кампании Виктор Зеримский посетил музей имени Пушкина. По залам его водил сам директор музея. Народу было как на стадионе во время финального матча, но перед Зеримским толпа расступалась, как Красное море перед Моисеем. Коннору нельзя было отвлекаться на музейные шедевры – он во все глаза наблюдал за лидером коммунистов.

Когда Коннор впервые приехал в Россию в далекие 80-е, пожилые лидеры страны встречались с народом только на демонстрациях – люди шли по Красной площади, а они наблюдали за ними с трибуны мавзолея. Теперь же тем, кто хотел занять выборную должность, приходилось более тесно общаться с избирателями и даже выслушивать их мнения.

Осмотрев несколько залов, Зеримский решил переключить внимание на следовавших за ним по пятам журналистов. Остановившись на широкой мраморной лестнице, он устроил импровизированную пресс-конференцию.

– Можете задавать мне любые вопросы, – сказал он, хмуро глядя на них.

– Господин Зеримский, что вы скажете о результатах последних опросов общественного мнения? – спросил московский корреспондент «Таймс».

– Общественное мнение меняется в нужную сторону.

– Вы вышли на второе место и, следовательно, являетесь теперь единственным реальным соперником господина Чернопова? – выкрикнул другой журналист.

– Скоро он будет моим единственным соперником, – ответил Зеримский.

Его свита почтительно засмеялась.

– Господин Зеримский, вы полагаете, что Россия снова должна стать коммунистической страной? – раздался неизбежный вопрос.

Искушенный политик был начеку и не попался на удочку.

– Если называть коммунистической страну, в которой нет безработицы, низкая инфляция и высокий уровень жизни, ответ будет «да». Российский народ проголосует за возвращение того времени, когда мы были самой уважаемой державой в мире.

– Всем внушающей ужас?

– Пусть лучше так, чем нынешнее положение, когда остальной мир ни во что нас не ставит, – уверенно ответил Зеримский.

Теперь журналисты записывали каждое его слово.

– Почему ваш друг интересуется Зеримским? – шепотом спросил Джексона Сергей.

– Ты задаешь слишком много вопросов.

– Зеримский – плохой человек.

– Почему?

– Если его изберут, таких людей, как я, посадят в тюрьму, а он в Кремле будет есть икру и пить водку.

Внезапно Зеримский направился к выходу, свита и директор музея поспешили за ним.

– Твой человек опять куда-то пошел, – сказал Сергей.

Джексон поднял взгляд и увидел, как Коннор выходит через боковую дверь в сопровождении Эшли Митчелла.

Коннор Фицджеральд в одиночестве сидел в греческом ресторане на Пречистенке и размышлял над увиденным сегодня утром. Несмотря на то что Зеримского всегда окружали зыркающие во все стороны телохранители, им было все же далеко до охраны большинства западных лидеров. Возможно, его телохранители были смелыми и находчивыми, но лишь у троих из них имелся хоть какой-то опыт охраны государственных деятелей. И эти трое не могли находиться на работе бессменно.

Коннор припомнил график предвыборных поездок Зеримского. В течение ближайших восьми дней кандидату предстояло по самым разным поводам двадцать семь раз появиться на публике. К тому времени, когда официант поставил перед Коннором кофе, тот уже определил два места, где, если возникнет такая необходимость, можно будет без особого труда ликвидировать Зеримского.

На следующее утро кандидат в президенты поездом ехал в Ярославль открывать новый завод. Потом он возвращался в Москву и присутствовал на балете в Большом театре. После спектакля он ночным поездом выезжал в Санкт-Петербург. Коннор решил последовать за Зеримским в Ярославль. Он уже заказал билеты и на балет, и на петербургский поезд.

Ник Гутенберг уверил его, что «Ремингтон-700» диппочтой прибыл в американское посольство задолго до появления в Москве самого Коннора. Если Лоренс отдаст приказ ликвидировать Зеримского, Коннор сам должен будет выбрать время и место проведения акции.

Потягивая кофе, Коннор чуть не рассмеялся, когда вспомнил об Эшли Митчелле: в Пушкинском музее каждый раз, когда Коннор бросал взгляд в его сторону, он прятался за колонну. Он решил, что позволит Митчеллу следить за собой днем – в какой-то момент тот мог и пригодиться, – но ни в коем случае не даст ему выяснить, где он ночует. Коннор выглянул в окно: атташе по культуре сидел на скамейке и читал «Правду». Фицджеральд улыбнулся. Хороший профессионал следит за своей жертвой так, чтобы самому оставаться незамеченным.

Мэгги выехала со стоянки Джорджтаунского университета в самом начале второго. На обед ей отводился только час. Если не удастся припарковаться рядом с рестораном, время встречи с Джоан сократится. А сегодня была важна каждая минута.

Ей повезло – буквально в нескольких метрах от ресторана как раз освободилось место. Войдя, Мэгги сообщила метрдотелю свое имя.

– Да, вас ждут, миссис Фицджеральд, – сказал он и повел ее к столику, за которым сидела Джоан Беннетт. Мэгги поцеловала ее в щеку и села напротив.

– Как дела у Тары? – спросила секретарша Коннора.

– Болтается без дела, если использовать ее собственное выражение. Очень надеюсь, что она все же допишет диссертацию. Коннор расстроится, если она ее не защитит, – ответила Мэгги.

– Он хорошо отзывается о Стюарте.

В этот момент возле нее возник официант.

– Да, – в голосе Мэгги послышались грустные нотки. – Похоже, придется свыкнуться с мыслью, что мой единственный ребенок будет жить на другом конце света. – Она посмотрела на застывшего в ожидании официанта. – Мне, пожалуйста, каннеллони и салат.

– А мне, будьте добры, спагетти «волосы ангела», – сказала Джоан.

– Да, Коннор и Стюарт хорошо ладят, – сказала Мэгги, когда официант отошел от их столика. – Стюарт приедет к нам на Рождество, так что у тебя будет возможность с ним познакомиться.

– С нетерпением буду ждать этой встречи.

– Я несколько дней пыталась до тебя дозвониться. Думала, как-нибудь пригласить тебя на ужин. Но тебя все время не было дома.

– Теперь, когда Коннор ушел из компании, они закрыли офис на Эм-стрит и перевели меня обратно в штаб-квартиру в Лэнгли.

– Он ведь рассчитывает взять тебя с собой в «Вашингтон провидент», – сказала Мэгги.

– Я бы с удовольствием. Но, пока мы не поймем, что происходит, нет смысла суетиться.

– В каком смысле «что происходит»? – удивленно спросила Мэгги. – Коннор заступает на новую должность в начале января.

Последовала долгая пауза.

– Так он не получил работу в «Вашингтон провидент»? – наконец тихо спросила Мэгги.

Официант принес их заказ.

– Вот почему в четверг Бен Томпсон был так холоден со мной. Он даже не счел нужным предложить мне чего-нибудь выпить.

– Извини. Я думала, ты уже знаешь.

– Ничего страшного. Коннор сообщил бы мне об этом, благополучно пройдя другое собеседование. Он сказал бы, что новое предложение гораздо заманчивее, чем работа в «Вашингтон провидент».

– Как же хорошо ты его изучила.

– Иногда мне кажется, что я его совсем не знаю. В настоящий момент я не имею ни малейшего понятия, где он и чем занимается.

– Я знаю не намного больше твоего, – сказала Джоан. – В первый раз за девятнадцать лет он, уезжая, не оставил мне инструкций.

– Ведь в этот раз все не так, как всегда, правда, Джоан?

– Почему ты так думаешь?

– Он сказал, что едет за границу, но не взял паспорт. Полагаю, что он все еще в Штатах. Но почему…

– То, что он не взял паспорт, еще не означает, что он не за границей.

– Да, но он впервые спрятал его так, чтобы я не нашла, – настаивала на своем Мэгги.

Через несколько минут снова появился официант и убрал грязные тарелки.

– Не желаете ли десерт? – спросил он.

– Я – нет, – ответила Джоан. – Только кофе.

– Мне тоже, – добавила Мэгги. – Черный. – Она посмотрела на часы. У нее оставалось всего шестнадцать минут. Она закусила губу. – Джоан, я никогда раньше не просила тебя нарушать инструкции, но сейчас мне очень нужно кое-что узнать.

Джоан бросила взгляд на симпатичного молодого человека, на протяжении последних сорока минут подпиравшего стену на противоположной стороне улицы. Ей показалось, что она его уже где-то видела.

Когда без семи минут два Мэгги вышла из ресторана, она не обратила внимания на то, что молодой человек достал из кармана мобильный телефон.

– Да, – ответил ему Ник Гутенберг.

– Миссис Фицджеральд только что вышла из ресторана, где она обедала с Джоан Беннетт. Они пробыли вместе сорок семь минут. Я записал весь их разговор.

– Хорошо. Немедленно привезите мне пленку.

Когда Мэгги бежала по ступенькам здания приемной комиссии, часы на стене университета показывали 1.59.

В Москве же было без одной минуты десять. Наслаждаясь финалом «Жизели», Коннор время от времени переводил театральный бинокль с танцевавшей на сцене балерины направо, чтобы убедиться, что Зеримский все еще в своей ложе.

Для Зеримского это был еще один тяжелый день изнурительной избирательной кампании, и Коннора не удивляло, что он то и дело пытается подавить зевоту. Кандидат выехал в Ярославль ранним утром, а вернулся в Москву лишь незадолго до спектакля.

После представления Зеримский сразу же покинул театр. На улице его и свиту ожидала целая вереница автомобилей. Коннор отметил, что мотоциклистов эскорта уже не двое, а четверо. То есть кое-кто начал склоняться к мысли, что Зеримский станет следующим президентом России.

Коннор прибыл на вокзал через несколько минут после Зеримского. В купе он запер дверь, зажег свет и принялся изучать программу пребывания Зеримского в Санкт-Петербурге. В другом вагоне кандидат в президенты вместе с руководителем своего предвыборного штаба тоже изучал график визита.

– Опять: утром пойди туда, вечером сделай то, – ворчал он. А тут еще Титов добавил посещение Эрмитажа. – Зачем мне Эрмитаж?

– Ведь вы же были в Пушкинском музее. Если вы не посетите знаменитейший российский музей, вы нанесете оскорбление жителям Санкт-Петербурга.

Зеримский ехал в северную столицу в первую очередь для того, чтобы встретиться с генералом Бородиным и высшим военным командованием. Если удастся убедить генерала снять свою кандидатуру и поддержать его, тогда военные – а это почти два с половиной миллиона человек – пойдут за ним и ему достанется главный приз. Чтобы все прошло гладко, Зеримский собирался сделать Бородину предложение, от которого тот не сможет отказаться.

Коннор понимал, что завтрашняя встреча с генералом может стать решающей для Зеримского. В начале третьего ночи он погасил свет и сразу же заснул.

Эшли Митчелл выключил у себя свет сразу же, как только поезд отошел от платформы. Но он не спал.

Сергей не скрывал восторга от того, что поедет на петербургском экспрессе. Он шел за Джексоном, как жизнерадостный щенок. Когда Джексон открыл дверь купе, Сергей заявил: «Оно больше моей квартиры», запрыгнул на полку, скинул ботинки и натянул на себя одеяло, даже не сняв одежды.

Джексон начал готовиться ко сну, а Сергей протер локтем запотевшее стекло и принялся наблюдать за происходящим на улице. До отхода поезда он не произнес ни слова.

– А сколько нам ехать до Санкт-Петербурга? – спросил Сергей Джексона, когда поезд наконец тронулся.

– Восемь с половиной часов. У нас впереди трудный день, поэтому постарайся уснуть.

Сергей погасил у себя свет, Джексон не спал. Теперь он понимал, зачем его друга отправили в Россию: Хелен Декстер решила убрать Коннора.

Днем он безуспешно пытался дозвониться до Энди Ллойда по мобильному. Не рискнув звонить главе аппарата Белого дома из гостиницы, он решил еще раз попытать счастья после завтрашнего выступления Зеримского на площади Свободы. Джексон был уверен, что Ллойд предоставит ему полномочия прекратить операцию, пока не стало слишком поздно. Он закрыл глаза.

– Джексон, ты женат? – спросил Сергей.

– Нет. Разведен.

– А дети? У тебя есть дети?

– Нет, – ответил Джексон.

– Может, усыновишь меня? Я поеду с тобой в Америку.

– Спи.

– Джексон, а почему этот человек для тебя так важен?

Джексон помолчал, прежде чем ответить.

– Двадцать девять лет назад во Вьетнаме он спас мне жизнь. Поэтому я его должник. Понятно?

Сергей не ответил – он уже крепко спал.

5

Начальник милиции Санкт-Петербурга Владимир Болченков создал специальный отдел по предотвращению террористических актов в ходе избирательной кампании. Если кого-нибудь из кандидатов захотят убить, пусть это произойдет не на его территории.

Только за последнюю неделю отдел получил двадцать семь сообщений о готовящихся покушениях на жизнь Зеримского. Болченков не придал им значения. Но сегодня утром к нему в кабинет влетел молодой лейтенант. Он был бледен и говорил скороговоркой.

Лейтенант включил магнитофон и прокрутил Болченкову запись телефонного звонка, поступившего в милицию всего несколько минут назад.

«Сегодня на Зеримского будет совершено покушение, – произнес мужской голос. Мужчина говорил с акцентом, но Болченков не мог определить с каким. – Во время выступления на площади Свободы в Зеримского будут стрелять. Я перезвоню через несколько минут и сообщу подробности. На этот раз я буду говорить только с Болченковым».

Телефон зазвонил через одиннадцать минут. Болченков погасил сигарету и снял трубку.

«Интересующий вас человек будет выдавать себя за корреспондента несуществующей южноафриканской газеты. Он прибыл в Санкт-Петербург скорым поездом из Москвы сегодня утром. Его рост сто восемьдесят пять сантиметров, у него голубые глаза и густые рыжие волосы. Однако он может изменить внешность». В трубке раздались короткие гудки.

В течение следующего получаса сотрудники отдела снова и снова прослушивали записи звонков. Внезапно Болченков сказал:

– Проиграйте еще раз вторую пленку.

Молодой лейтенант нажал на кнопку, не понимая, что могло так заинтересовать его начальника. Все приготовились внимательно слушать.

– Стоп, – сказал начальник. – Я так и думал. Давайте сначала и считайте.

Считать что? – хотел спросить лейтенант, нажимая на кнопку «Воспроизведение». На этот раз он услышал слабый, приглушенный бой часов.

Он еще раз отмотал пленку.

– Два удара, – сказал лейтенант. – Если это два часа дня, наш информатор звонил с Дальнего Востока.

Его шеф улыбнулся:

– Не думаю. Скорее всего, звонили с Восточного побережья США в два часа ночи.

Мэгги набрала номер Тары.

– Это мама, – произнесла она, услышав, что дочь взяла трубку. – Я очень волнуюсь, потому что не имею ни малейшего представления о том, где находится твой отец.

– Мам, но это ж обычное дело.

– Да, знаю. Но у меня нехорошее предчувствие, – сказала Мэгги. – В шкафу я нашла адресованный мне конверт. На нем написано: «Не вскрывать до 17 декабря».

– Когда ты его нашла?

– Сегодня утром.

– Я бы вскрыла письмо прямо сейчас, – сказала Тара.

– В этом я не сомневаюсь, – ответила Мэгги. – Но, по-моему, стоит подождать еще несколько дней.

– Мам, а почему бы тебе не позвонить Джоан и не спросить совета у нее?

– Я уже позвонила.

– И что она сказала?

– Вскрыть конверт.

– Сколько народу будет на площади? – поинтересовался Болченков.

– Точную цифру назвать трудно, – ответил старший из присутствовавших в комнате офицеров. – Может прийти до ста тысяч человек.

– Сколько сотрудников вы можете выделить?

– Весь наличный состав. Я уже всем сообщил приметы этого человека. Есть надежда взять его еще на подступах к площади Свободы. Но немногие из моих людей когда-либо работали на столь грандиозных мероприятиях.

– Если и вправду соберется сто тысяч человек, – заметил Болченков, – это будет первым таким опытом и для меня. Удалось получить дополнительную информацию?

– Да. Предвыборную кампанию освещают три журналиста из Южной Африки. Исходя из полученных от информатора примет, я сделал вывод, что это тот из них, который называет себя Питом де Вилльерсом.

– На него есть что-нибудь?

– Нет. Но полицейские Йоханнесбурга упомянули о колумбийском следе.

– Что за колумбийский след? – оживился Болченков.

– Несколько недель назад ЦРУ выпустило секретный меморандум, в котором излагаются обстоятельства убийства кандидата в президенты Колумбии. Они проследили убийцу до Южной Африки, а там его след потерялся. Потом видели, как он садился в самолет на Женеву.

– Это все, что мне надо, – сказал начальник. – Есть еще какие-нибудь вопросы?

Никто не шелохнулся.

– Если у кого-нибудь появится новая информация, докладывать немедленно.

Диктор Си-эн-эн Хиллари Баукер рассказывала о новостях американской политики. Президентский законопроект о разоружении с огромным трудом прошел палату представителей. Опытные люди предрекали, что в Сенате его ждет еще более трудная судьба.

Коннор перестал бриться и уставился на экран.

А теперь наш корреспондент в Санкт-Петербурге Клиффорд Саймондс расскажет о приближающихся выборах президента России.

Опросы общественного мнения говорят о том, что два основных кандидата – премьер-министр Григорий Чернопов и лидер коммунистов Виктор Зеримский – имеют приблизительно равные шансы. Кандидат коммунистов выступит сегодня на площади Свободы, где, по прогнозам милиции, соберется до ста тысяч его сторонников. Перед этим Зеримский проведет встречу с генералом Бородиным, который, как ожидается, вскоре объявит о снятии своей кандидатуры. Пока неизвестно, кого из двух фаворитов предвыборной гонки он поддержит. От решения генерала Бородина, скорее всего, и будет зависеть исход выборов.

Коннор выключил телевизор. Он решил не ходить в Эрмитаж, а сосредоточиться на главном – на публичном выступлении Зеримского. Он уже присмотрел подходящий ресторан с окнами, выходившими на площадь Свободы. Вход в здание был с боковой улицы, поэтому ему не придется появляться на площади раньше времени.

Выйдя из гостиницы, он позвонил из автомата в ресторан и заказал на двенадцать часов столик у окна в зале на втором этаже. Затем Коннор проследовал к ближайшей гостинице, сунул дежурному портье двадцатидолларовую бумажку и объяснил, что ему на час нужен номер, где он мог бы принять душ и переодеться.

Когда он около двенадцати спустился на первый этаж, портье не узнал его. Коннор оставил у него сумку и сказал, что заберет ее около четырех. Укладывая сумку под стойку, портье впервые обратил внимание на кейс. Поскольку на обеих вещах висела бирка с одним и тем же именем, он положил их вместе.

Коннор, не торопясь, прошелся по улице, прилегающей к площади Свободы. Он миновал двоих милиционеров, которые задавали вопросы какому-то высокому, рыжеволосому иностранцу. Милиционеры не смотрели в его сторону, когда он проскользнул в ресторан. Он назвал метрдотелю свое имя и был препровожден к столику, от которого открывался прекрасный вид на площадь.

Коннор размышлял о Томе Лоренсе и о том, сколько времени понадобится президенту, чтобы решиться на политическое убийство. В этот момент к нему подошел официант и протянул меню.

– Могу ли я принять у вас заказ, сэр? По распоряжению милиции к двум часам ресторан должен быть закрыт.

– Тогда я, пожалуй, закажу стейк «минутка», – сказал Коннор.

– Как ты думаешь, где он сейчас? – спросил Сергей.

– Должен быть где-то здесь. Но в такой толчее его будет трудно найти, – ответил Джексон. – Получишь десять долларов, если сумеешь его высмотреть. Скорее всего, он хорошо загримирован.

Сергей с гораздо большим интересом стал рассматривать заполнившую площадь толпу.

– Видишь человека вон там на лестнице? Он еще беседует с милиционером?

– Вижу, – ответил Джексон.

– Это – Владимир Болченков, начальник городской милиции. Честный человек, хоть и второй по могуществу во всем Санкт-Петербурге.

– А кто же первый?

– Его брат Иосиф Болченков. Он – босс петербургской мафии, – сказал Сергей.

Джексон рассмеялся:

– Откуда ты все это знаешь?

– От матери. Она спала и с тем и с другим.

Коннор заказал чашечку кофе. До прибытия кандидата оставалось еще полчаса, но площадь уже была заполнена народом. Коннор сосредоточил внимание на дальнем от него конце площади: сооруженная там трибуна для прессы оставалась единственным свободным пятачком. Он не понимал, почему вокруг нее крутится столько детективов в штатском? Чтобы оградить журналистов от назойливого интереса зевак, такого множества агентов не требовалось. Что-то здесь было не так.

Он посмотрел на часы. Встреча Зеримского с генералом Бородиным должна была уже закончиться. Коннору было любопытно, сумеет ли он по поведению Зеримского определить, заключена ли сделка.

Он попросил счет и в последний раз окинул взглядом расстилавшийся перед ним пейзаж. Профессионал вряд ли посчитал бы площадь Свободы подходящим местом для проведения операции. Но интуиция подсказывала Коннору, что столь огромное стечение народа позволит ему совсем близко подобраться к Зеримскому. На трибуну для прессы он решил не ходить.

Коннор заплатил по счету, забрал в гардеробе пальто и шляпу и слился с людским потоком.

На площади Свободы яблоку негде было упасть, но Коннор тем не менее попытался протиснуться к возвышению для оратора. Он посмотрел в сторону выгородки для прессы, вокруг которой наблюдалась какая-то суета. Коннор улыбнулся, обнаружив Эшли Митчелла на его обычном месте, метрах в трех от того места, где должен был бы сидеть он сам.

– Где он? – спросил Болченков сержанта с рацией.

– Встреча с генералом Бородиным закончилась восемнадцать минут назад. Здесь он будет минут через семь.

– То есть через семь минут все и начнется. Нутром чую: тот, кого мы ищем, где-то в толпе.

Коннор с трудом прокладывал себе путь. Он оглядел окрестные крыши: более десятка снайперов шарили биноклями по толпе. По периметру площади было выставлено оцепление из двух сотен милиционеров.

Коннор еще раз взглянул на трибуну для прессы. Милиция проверяла документы у всех. В этом не было бы ничего необычного, если бы только некоторых журналистов не просили снимать головные уборы. Краем глаза Коннор заметил в нескольких шагах от себя Митчелла. Он нахмурился. Как молодому агенту удалось его узнать?

Неожиданно над площадью пронесся громкий рев, как будто на сцену вышла рок-звезда. Коннор обернулся и увидел, что на площадь въехал кортеж Зеримского.

Через несколько минут кандидат в президенты взобрался на подиум, и толпа взревела еще сильнее. Коннор не обращал внимания на царившее вокруг сумасшествие – он наблюдал за действиями милиционеров. Они явно что-то или кого-то искали. Внезапно в его голове возникла нехорошая мысль, но он быстро ее отогнал. Нет, это невозможно. Это уже паранойя. Один старый агент как-то сказал ему, что последнее задание – самое трудное.

Но если появились хоть малейшие подозрения, надо выбираться из опасной зоны. Коннор огляделся и решил, что начнет выбираться с площади, когда в очередной раз раздадутся бурные аплодисменты. В этом случае меньше вероятности, что кто-нибудь заметит, как он продирается сквозь толпу.

– Я только что видел того человека, – сказал Сергей.

– Где? – спросил Джексон.

– Вон, стоит лицом к Зеримскому шагах в двадцати от трибуны. У него другой цвет волос, и ходит он как старик. С тебя десять долларов.

– Как ты его заметил с такого расстояния?

– Он единственный, кто пытается уйти с площади. Джексон вручил мальчику десятку в тот самый момент, когда Зеримский подошел к микрофону.

– Товарищи, – голос у лидера партии оказался зычным, – мне выпала большая честь выступить перед вами в качестве вашего кандидата. С каждым днем я все более убеждаюсь…

Коннор вновь увидел в толпе Митчелла. Он был к нему на несколько метров ближе, чем в прошлый раз.

– Подавляющее большинство наших сограждан хочет более справедливого распределения достояния, созданного их талантом и тяжелым трудом.

Как только митингующие принялись аплодировать, Коннор быстро переместился вправо. Когда аплодисменты утихли, он замер как вкопанный.

– Почему этот человек следует за твоим другом? – спросил Сергей.

– Потому что он – дилетант, непрофессионал, – ответил Джексон.

– Товарищи, – продолжал Зеримский, – посмотрите вокруг. По улицам Санкт-Петербурга разъезжают «мерседесы», БМВ и «ягуары». Но кому они принадлежат? Горстке представителей привилегированного класса.

Когда публика снова зааплодировала, Коннор еще на несколько шагов продвинулся к краю площади.

– Кажется, я его засек, – сказал милиционер в штатском.

– Где, где? – взволнованно спросил Болченков.

– Северная оконечность площади, около пятидесяти метров вглубь, замер на месте. Он не похож на человека с фотографии, но, как только раздаются аплодисменты, он передвигается слишком быстро для своего возраста.

– Вижу, – сказал Болченков. Спустя несколько секунд добавил: – Да, возможно, это он. Пора его брать. И как можно быстрее.

Эшли Митчелл стоял теперь всего в каком-то шаге от Коннора, который старательно делал вид, что не замечает его. Через несколько секунд начнется продолжительная овация, когда Зеримский расскажет о том, как он конфискует нечестно нажитые капиталы – это обещание всегда вызывало наибольшее воодушевление толпы. Коннор спокойно улизнет, а потом добьется того, чтобы Митчелла перевели на бумажную работу в какое-нибудь кишащее москитами болото.

– Не забывайте, – продолжал Зеримский, – что Россия снова может стать величайшей мировой державой.

Митингующие разразились аплодисментами. Коннор резко двинулся вправо и сделал уже три шага, когда милиционер схватил его за левую руку. Секундой позже другой подлетел к нему справа.

Коннор позволил повалить себя на землю. Правило первое: если при тебе нет ничего компрометирующего, не сопротивляйся при аресте. Толпа расступилась вокруг трех лежавших на земле мужчин. Митчелл насторожился в ожидании неизбежного вопроса: «Кто этот человек?»

– Киллер, нанятый мафией, – шепнул он соседям. Продвигаясь в сторону трибуны для прессы, он время от времени бормотал: – Киллер, нанятый мафией.

– Избрав меня своим президентом, вы сможете быть твердо уверенными в одном.

– Вы арестованы, – сказал человек, которого Коннор не мог видеть, лежа носом в асфальт.

– Уберите его отсюда, – произнес все тот же начальственный голос, и Коннора потащили с площади.

Джексон не отрываясь смотрел на Коннора, пока милиция прокладывала дорогу в толпе.

Зеримский заметил какое-то движение в толпе, но и глазом не моргнул.

– Вы сделали это не ради меня, – решительно продолжил он. – И даже не ради Коммунистической партии. Вы сделали это ради будущих поколений россиян.

Милицейский автомобиль в сопровождении четырех мотоциклистов покинул площадь. Джексон бросил взгляд в сторону трибуны для прессы. Журналистов отъезжающий милицейский автомобиль теперь интересовал гораздо больше, чем речь Зеримского.

– Нанятый мафией киллер, – доверительно сообщил турецкий журналист своему коллеге. Эту информацию он почерпнул в толпе.

Когда милицейский автомобиль скрылся из виду, Митчелл взглядом выхватил из толпы человека, с которым ему необходимо было переговорить. Он терпеливо ждал, когда Клиффорд Саймондс из Си-эн-эн посмотрит в его сторону, и, когда тот наконец посмотрел, Митчелл замахал руками, давая понять, что есть срочный разговор. Корреспондент живо пробрался через толпу и подошел к американскому атташе по культуре.

Саймондс внимательно выслушал все, что хотел рассказать ему Митчелл. Он выходил в эфир через двенадцать минут. Когда он подходил к трибуне прессы, улыбка на его лице была значительно шире, чем до разговора с атташе.

До того как Зеримский покинет трибуну, Митчеллу необходимо было «влить» информацию о киллере в чуткие уши еще одного человека.

От восторженных поклонников кандидата в президенты защищала цепь телохранителей. Митчелл подошел к одному из них и на прекрасном русском объяснил, с кем он хочет переговорить. Охранник крикнул что-то пресс-секретарю, который тут же подал знак пропустить американца за заграждение. Митчелл быстро изложил пресс-секретарю свою версию событий, добавив, что де Вилльерс был загримирован под старика, и назвав отель, из которого тот вышел, прежде чем объявиться в ресторане.

Президент и глава его администрации сидели в Овальном кабинете и смотрели утренние новости. Во время репортажа Клиффорда Саймондса никто из них не проронил ни слова.

Сегодня во время выступления лидера коммунистов Виктора Зеримского на площади Свободы был арестован международный террорист. Сейчас он находится в печально известной петербургской тюрьме «Кресты». Милиция не исключает, что этот человек причастен к недавнему убийству Рикардо Гусмана, кандидата в президенты Колумбии. Предположительно, русская мафия заплатила ему миллион долларов за то, чтобы он убрал Зеримского из президентской гонки.

Том Лоренс нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и экран погас.

– И вы говорите, что арестованный – агент ЦРУ и не имеет отношения к русской мафии?

– Да, – ответил Энди Ллойд. – Я жду, когда позвонит Джексон и подтвердит, что тот же агент убил Гусмана.

– Что мне отвечать прессе?

– Вам придется блефовать. Не в наших интересах оповещать мир о том, что задержанный – наш человек.

– Но ведь тогда с Хелен Декстер будет покончено раз и навсегда.

– Если вы заявите, что были не в курсе, половина населения откажет вам в доверии как простофиле, которого водит за нос ЦРУ. Но если вы признаетесь, что знали об операции, другая половина потребует вашего импичмента. Поэтому пока я бы посоветовал вам ограничиться заявлением, что вы с интересом ожидаете исхода выборов в России.