Текст книги "Одиннадцатая заповедь"

– Еще бы не с интересом, – сказал Лоренс. – Я меньше всего на свете хочу, чтобы Зеримский стал президентом. На следующий же день мы снова окажемся на грани войны.

– Именно поэтому Сенат тянет с законопроектом о разоружении. Окончательного решения не будет до тех пор, пока не станут известны результаты выборов.

– Если у них в тюрьме наш человек, нам следует что-то предпринять, и поскорее. Если Зеримский все-таки станет президентом, пленнику останется уповать только на Господа Бога. Уж я-то тогда ничем не смогу ему помочь.

Коннор лежал на койке и изучал свою камеру. Она была даже немного просторнее купе, в котором он приехал из Москвы. Во Вьетнаме он полтора года провел в более скромном помещении. Тогда у него был четкий приказ: на допросах сообщать вражеским офицерам только свое имя, звание и личный номер.

Коннор понимал, что о помощи можно забыть. Теперь все у него в голове встало на свои места.

От него не потребовали расписаться за деньги. Теперь он вспомнил и фразу, которую никак не мог извлечь из глубин памяти: «Если вы беспокоитесь по поводу своей новой работы, я с удовольствием переговорю с президентом компании, в которую вы переходите, и объясню ему, что это всего лишь краткосрочная командировка».

Откуда было Гутенбергу знать, что он прошел собеседование и общался напрямую с президентом компании? Замдиректора знал об этом, потому что поговорил с Беном Томпсоном. Поэтому-то «Вашингтон провидент» и отказалась от своего предложения.

Что касается Эшли Митчелла, Коннор обязан был разглядеть, что скрывается за его показной неопытностью. Но телефонный звонок президента до сих пор вызывал недоумение. Почему Лоренс ни разу не обратился к нему по имени? Да и говорил он как-то бессвязно.

Коннор уставился в потолок. Если звонка президента не было, ему из «Крестов» не выбраться никогда. Хелен Декстер, таким образом, благополучно избавилась от человека, который мог бы ее разоблачить.

Тут дверь камеры распахнулась, и в нее вошел человек в синем мундире с золотыми галунами.

Когда милицейский автомобиль скрылся из виду, Джексон зашагал прочь с площади, оставив позади аплодировавшую толпу. Шел он так быстро, что Сергею пришлось вприпрыжку бежать за ним. Мальчик обрадовался, когда Джексон остановился и поймал такси.

Джексон мог только восхищаться Митчеллом, который под руководством Декстер и Гутенберга блестяще провел операцию. Это была классическая цэрэушная подстава, но немного усовершенствованная: на сей раз в иностранную тюрьму был безжалостно сдан один из своих.

Он старался не думать, через что придется пройти Коннору. Вместо этого он сосредоточился на предстоявшем докладе Энди Ллойду. Если бы он дозвонился до него вчера вечером, он мог бы получить добро на вывод Коннора из игры. Его сотовый телефон до сих пор не работал, поэтому он собирался рискнуть и воспользоваться гостиничным. По прошествии двадцати девяти лет представилась возможность отдать долг, а он оказался не на высоте.

Такси остановилось у отеля. Он расплатился с шофером, вбежал в вестибюль и понесся вверх по лестнице. Сергей догнал его лишь у двери номера.

Русский мальчик сидел на полу и слушал, как Джексон разговаривает по телефону с кем-то по имени Ллойд. Когда Джексон повесил трубку, его трясло от злости.

Сергей открыл рот в первый раз с тех пор, как они покинули площадь:

– Тебе надо встретиться с Николаем Романовым. Это еще один из клиентов моей матери.

Сергей набрал номер своей матери и, когда на другом конце провода ответили, повел себя так, как раньше при Джексоне никогда себя не вел. Он говорил уважительным тоном, внимательно слушал и ни разу мать не перебил. Через двадцать минут Сергей положил трубку.

– Она позвонит кому надо, – сказал он.

Потом Сергей объяснил, что он попросил, чтобы Джексону устроили встречу с Царем, могущественным боссом всей русской мафии.

– Моя мать – одна из немногих женщин, с которыми Царь согласится говорить. Она попросит его принять тебя в своей резиденции.

Телефон зазвонил, и Сергей моментально снял трубку. Он слушал, и его лицо становилось все более бледным. Немного поколебавшись, он все же согласился с тем, что говорила ему мать, и повесил трубку.

– Царь согласился меня принять? – с нетерпением спросил Джексон.

– Да, – тихо произнес Сергей. – Завтра утром за тобой приедут двое: Алексей Романов, единственный сын Царя, и Степан Иваницкий, двоюродный брат Алексея, третий в бандитской иерархии.

– Так в чем же тогда проблема?

– Они тебя не знают, поэтому выдвинули условие. Если Царь решит, что ты понапрасну тратишь его время, эти двое вернутся и сломают мне ногу, чтоб неповадно было беспокоить их в следующий раз по пустякам.

Джексон подумал, не отменить ли встречу. Он не хотел, чтобы из-за него мальчик становился калекой. Но тот сказал, что уже слишком поздно – он принял их условия.

– Поздравляю, – сказала Декстер, не успел Гутенберг переступить порог ее кабинета. – Я только что посмотрела новости Эй-би-си и Си-би-эс. И те и другие изложили Саймондсову версию событий. Как вы думаете, завтра пресса будет раскручивать эту историю?

– На Западе к ней уже теряют интерес. К завтрашнему дню она останется на первых страницах только в русских газетах. И если Зеримский победит, Фицджеральд уже никогда не выйдет из «Крестов».

– Вы подготовили доклад для президента?

Гутенберг сел и положил на стол Хелен Декстер папку. Дочитав доклад до конца, она позволила себе нечто вроде довольной улыбки.

– Подпишите доклад и немедленно отправляйте его в Белый дом. Конечно, жаль, что пришлось пожертвовать Фицджеральдом. Но если это поможет Зеримскому стать президентом, мы убьем сразу двух зайцев: законопроект Лоренса будет отклонен Конгрессом, а Белый дом станет гораздо реже совать нос в дела ЦРУ.

Гутенберг кивнул в знак согласия.

Коннор вскочил и посмотрел на своего визитера. Начальник милиции жадно затянулся сигаретой.

– Поганая привычка, – заметил он на превосходном английском.

Коннор молчал.

– Меня зовут Владимир Болченков. Я – начальник милиции этого города. Я подумал, что, прежде чем заносить что-нибудь в протокол, нам стоит немного поболтать. Итак, кто вы такой на самом деле?

– Меня зовут Пит де Вилльерс. Я – южноафриканец. Я работаю в йоханнесбургской газете «Меркюри». Я хочу встретиться со своим послом.

– Понимаете ли, я знаю наверняка, что ваше имя не Пит де Вилльерс, – сказал Болченков. – Я так же абсолютно уверен в том, что вы не южноафриканец и что газеты «Меркюри» в Йоханнесбурге не существует. И еще, чтобы нам не отнимать друг у друга слишком много времени: из надежнейшего источника я получил заверения, что мафия вас не нанимала. Должен признать, пока я не знаю, кто вы и даже из какой вы страны. Но кто бы ни был ваш работодатель, у него возникли серьезные проблемы.

Коннор и глазом не моргнул.

– Если вы не считаете возможным поговорить со мной, что ж, оставайтесь гнить здесь. Я же тем временем буду купаться в лучах славы, которая обрушилась на меня, так сказать, не вполне заслуженно.

Коннор продолжал молчать.

– Я вижу, мои слова до вас не доходят, – сказал Болченков, направляясь к двери. – Даю вам время подумать. Но на вашем месте я не думал бы слишком долго.

Он постучал в дверь.

– Уверяю вас, – добавил Болченков, пока ему открывали, – что, пока я возглавляю петербургскую милицию, здесь не будет никаких пыток. Я не верю в пытки, это не мой стиль. Но я не могу обещать вам такого же бережного отношения, если следующим президентом станет Зеримский. – Болченков захлопнул дверь камеры.

Рядом с гостиницей остановились три белых БМВ. Ожидавший их в вестибюле Джексон вышел на улицу. Его проводили к задней дверце второй машины. Он сел на заднее сиденье между высоким худым мужчиной, представившимся Алексеем Романовым, и более плотно сбитым субъектом, очевидно племянником Царя, Степаном Иваницким.

Маленький кортеж вылетел из города и понесся по узким извилистым дорогам, почти не встречая на своем пути других автомобилей.

Внезапно, не сбавляя скорости, головной автомобиль повернул налево и остановился перед коваными железными воротами, которые венчали распростертые орлиные крылья. Из укрытия вышли два человека с «Калашниковыми», и водитель первого автомобиля опустил тонированное стекло, чтобы они могли заглянуть внутрь. Когда все три автомобиля были осмотрены, один из охранников кивнул, и орлиные крылья разошлись в стороны. Кортеж проследовал дальше по петлявшей в густом лесу дороге.

Минут через пять Джексон наконец увидел строение, которое язык никак не поворачивался назвать домом. Сто лет назад это был дворец наследника российского престола. Сейчас его занимал дальний родственник императора, который и считал себя законным наследником императорской власти.

Машины резко затормозили у парадного крыльца. На верхней ступени гостей поджидал дворецкий в длинном черном фраке. Он поклонился Джексону:

– Добро пожаловать в Зимний дворец, мистер Джексон. Господин Романов ожидает вас в Синей галерее.

Алексей Романов и Степан Иваницкий проводили Джексона по длинному коридору. У высоких белых дверей дворецкий остановился. Он постучался и открыл одну створку.

– Мистер Джексон, – объявил он и, церемонно отступив в сторону, пропустил Джексона в просторную, роскошно обставленную залу.

Из обитого красным бархатом кресла в стиле Людовика XIV поднялся пожилой человек в синем костюме в тонкую полоску. Он был сед, а бледность его лица говорила о том, что он уже давно и серьезно болен. Когда он сделал шаг вперед, чтобы пожать руку гостю, стало заметно, что он слегка сутулится.

– Очень любезно с вашей стороны, мистер Джексон, что вы проделали весь этот неблизкий путь, чтобы увидеться со мной. Вы должны извинить меня за мой английский, я его слегка подзабыл. Мне пришлось покинуть Оксфорд в тридцать девятом, вскоре после начала войны. – Он ласково улыбнулся.

Джексон в замешательстве молчал.

– Мистер Джексон, сделайте одолжение, присядьте, – сказал старик, жестом указывая на второе кресло.

– Благодарю, – сказал Джексон.

– А теперь, мистер Джексон, – сказал Романов, медленно опускаясь в кресло, – я буду задавать вам вопросы, а вы постарайтесь отвечать на них честно. Поскольку, если вы мне солжете, как бы выразиться помягче, конец придет не только нашей встрече.

Джексон знал, что старик – единственный человек на свете, способный вытащить Фицджеральда из «Крестов». Он сдержанно кивнул, давая понять, что ему все ясно.

– Хорошо, – сказал Романов. – Мистер Джексон, я сразу понял, что вы работаете на одно из правоохранительных ведомств. А коль скоро вы действуете на территории нашей страны, я полагаю, что это ЦРУ. Я прав?

– Я проработал в ЦРУ двадцать восемь лет, а недавно меня… заменили. – Джексон тщательно подбирал слова.

– Иметь начальником женщину – противоестественно, – заметил Романов без тени улыбки. – В нашей организации подобная глупость невозможна.

Романов взял со столика маленькую рюмку с бесцветной жидкостью. Прежде чем задать следующий вопрос, он сделал маленький глоток и поставил рюмку на место.

– Зачем вы хотели видеть меня, мистер Джексон?

– Я пришел просить за моего друга, который по моей глупости оказался в «Крестах».

– Ваш друг работает на ЦРУ? – спросил старик. Джексон не ответил.

– А-а, понятно. Я так и думал. Да, полагаю, при этих обстоятельствах Хелен Декстер не будет торопиться к нему на выручку.

Джексон продолжал хранить молчание.

– Хорошо, – сказал старик. – Теперь я знаю, чего вы от меня хотите. – Он помолчал. – Но что вы можете предложить взамен?

– Я не представляю себе нынешних расценок. Старик засмеялся:

– Вы ведь не думаете, что я притащил вас сюда говорить о деньгах? Только за прошлый год оборот нашей организации составил сто восемьдесят семь миллиардов долларов. У нас филиалы в ста сорока двух странах. Нет, мистер Джексон, мне осталось не так уж много, и я не стал бы тратить драгоценное время на разговоры о деньгах с человеком, у которого за душой ни гроша.

– Тогда зачем вы согласились со мной встретиться?

Старик еще раз глотнул бесцветной жидкости, а затем подробно объяснил, на каких условиях он готов помочь Коннору Фицджеральду бежать из «Крестов».

– Возможно, вам нужно время, чтобы обдумать мое предложение, – продолжал Романов. – Если ваш друг согласится с моими условиями, а затем не выполнит свою часть сделки, последствия будут очень печальными для него. Я уже распорядился, чтобы мой сын Алексей сопровождал вас обоих в Соединенные Штаты. Я возложил на Алексея персональную ответственность за то, чтобы наш контракт был выполнен полностью. Он не вернется домой, пока не будут исполнены все обязательства. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, мистер Джексон.

Офис Зеримского являл собой полную противоположность загородному дворцу Царя. Лидер коммунистов занимал третий этаж обшарпанного здания на северной окраине Москвы. Только те, кому случалось побывать на его волжской даче, знали, что Зеримский вовсе не чурается роскоши.

Последний избирательный участок закрылся в десять вечера. Теперь Зеримскому оставалось лишь сидеть и ждать, пока подсчитают бюллетени. Поскольку генерал Бородин снял свою кандидатуру, у него появился реальный шанс на победу. Но мафия поддерживала премьера Чернопова, и поэтому для победы Зеримскому надо было собрать намного больше половины голосов. Чтобы подстраховаться, он решил найти союзника в стане Царя.

– Это хорошая новость, Степан, – сказал он в трубку. – Но вам самим придется разбираться с вашим кузеном.

Тут раздался стук в дверь, и он сразу же положил трубку – Зеримский не хотел, чтобы руководитель его предвыборного штаба знал, с кем он разговаривает.

– Журналисты спрашивают, выйдете ли вы к ним, – сказал Титов.

Зеримский неохотно кивнул и вслед за Титовым спустился на улицу. Он отдал распоряжение своим сотрудникам ни в коем случае не пропускать журналистов в здание – они не должны были видеть, как беден его офис. Это и многое другое изменится, когда государственные финансы окажутся у него в руках. Даже начальнику своего штаба Зеримский не говорил, что в случае его победы это будут последние выборы в истории России.

Дверь распахнулась, и в камеру вошел Болченков. У него в руках были большая дорожная сумка и потертый кожаный кейс.

– Как видите, я вернулся, – сказал он, усевшись напротив Коннора и закурив. – Со времени нашей последней встречи в вашем деле открылись новые интересные обстоятельства, о которых, как мне кажется, интересно будет узнать и вам.

Болченков поставил сумку и кейс на пол.

– Администратор отеля «Националь» сообщил, что эти две вещи остались невостребованными.

Коннор приподнял бровь.

– Как я и предполагал, – сказал начальник милиции, – когда мы показали портье вашу фотографию, он подтвердил, что помнит, как похожий на вас мужчина оставил сумку. Про кейс он ничего не знает.

Болченков открыл кейс – в нем лежала винтовка «Реминг-тон-700». Коннор смотрел прямо перед собой, разыгрывая полнейшее равнодушие.

– Я ни на секунду не сомневаюсь в том, что вам по роду вашей деятельности и раньше приходилось иметь дело с этой маркой оружия. В то же самое время я полностью уверен: вы никогда не видели вот этой конкретной винтовки. Даже новичку ясно, что вас подставили.

Болченков глубоко затянулся.

– В ЦРУ, очевидно, считают нас конченными тупицами. Неужели они хоть на минуту представили, что нам не известно, кто такой Митчелл на самом деле? Тоже мне атташе по культуре! – фыркнул он. – И еще: Виктор Зеримский победил на выборах.

Коннор вымученно улыбнулся.

– Я с трудом представляю, чтобы на своей инаугурации он предложил вам кресло в первом ряду, – продолжал милиционер. – Может быть, мистер Фицджеральд, пришло время рассказать нам свою часть истории.

6

Президент Зеримский с важным видом вошел в зал. Его коллеги повскакивали со своих кресел, стоявших вокруг длинного дубового стола. Они аплодировали до тех пор, пока он не уселся под извлеченным из запасников Пушкинского музея портретом Сталина.

– Официально я вступаю в должность лишь в следующий понедельник, – начал Зеримский, – но есть несколько вопросов, которые я намерен решить незамедлительно.

Он повернулся к коренастому человеку, который тупо смотрел прямо перед собой. Когда-то Иосиф Плесков был телохранителем Зеримского, но, застрелив троих покушавшихся на жизнь его босса в Одессе, он на следующее утро проснулся членом политбюро.

– Иосиф, мой старый друг, – сказал Зеримский, – ты будешь министром внутренних дел.

Плесков лучезарно улыбнулся. Так улыбаются дети, получившие в подарок новую игрушку.

– Иосиф, твоей главной заботой будет борьба с организованной преступностью. Для начала хорошо бы арестовать Николая Романова по кличке Царь.

Плесков задумался – проще было бы Царя убить.

Зеримский обвел взглядом сидящих за столом людей.

– Лев, ты будешь новым министром юстиции.

Лев Шулов нервно улыбнулся. В этот момент в зал вошел Дмитрий Титов и что-то прошептал Зеримскому на ухо. Зеримский рассмеялся:

– Звонит президент Соединенных Штатов. Хочет меня поздравить.

Зеримский снял трубку стоявшего рядом с ним телефона.

– Господин президент.

– Это вы, Виктор?

– Это президент Зеримский. С кем имею честь?

– Это Том Лоренс, – произнес президент США, состроив недоуменную гримасу госсекретарю и руководителю аппарата, которые внимательно слушали разговор по параллельным трубкам.

– Доброе утро. Чем могу быть вам полезен?

– Хочу присоединиться к поздравлениям, которые вы, должно быть, во множестве получаете после столь убедительной победы. Я очень хотел бы, Виктор, поближе познакомиться с вами.

– Тогда вам следует иметь в виду, что по имени ко мне обращается только родная мать.

– Извините, – сказал Лоренс. – Как бы вы хотели, чтоб я к вам обращался?

– Так же, как, по вашему мнению, должен обращаться к вам любой незнакомый человек.

– Попробуйте сменить тон, господин президент, – посоветовал госсекретарь, прикрыв трубку рукой.

– Я надеюсь, в скором времени мы найдем возможность встретиться.

– Я обдумаю ваше предложение, – сказал Зеримский. – Передайте руководителю своего аппарата, чтобы он связался с товарищем Титовым, который отвечает за организацию моих встреч с лидерами иностранных государств.

– Да, конечно, я передам, – сказал Лоренс.

– До свидания, господин президент, – сказал Зеримский.

– До свидания… господин президент, – ответил Лоренс.

Положив трубку, Зеримский обратился к руководителю своей администрации:

– Позвонит Энди Ллойд и пригласит меня в Вашингтон. Примите приглашение.

Титов кивнул.

– Я хочу, – сказал Зеримский, – чтобы Лоренс как можно скорее понял, с кем имеет дело. А начну я с того, что провалю в Сенате его законопроект о разоружении.

Он позволил своим подчиненным немного поаплодировать, а затем жестом прервал овацию:

– Пора обратиться к внутренним проблемам – они для нас гораздо важнее. Я считаю, что наши граждане тоже должны получше узнать своего нового правителя.

Он повернулся к вновь назначенному министру юстиции:

– Где этот киллер, который пытался меня убить?

– В «Крестах», – ответил Шулов.

– Он будет первым, кого мы покараем публично, – сказал Зеримский.

– Но у милиции пока нет доказательств, что он…

– Доказательства должны появиться.

– Понял, господин президент, – сказал новый министр юстиции и нерешительно добавил: – А какой нужен приговор?

– Смертная казнь, конечно, – сказал Зеримский. – По вынесении приговора сообщите прессе, что я лично буду присутствовать на казни.

– А когда казнь? – спросил министр юстиции. Зеримский полистал органайзер.

– В пятницу в восемь утра.

Через несколько секунд после ухода Болченкова в камеру Коннора вломились три здоровых мужика. Двое из них стащили Коннора с койки и швырнули на стул, на котором недавно восседал Болченков. Они заломили ему руки за спину и надели наручники.

Коннор впервые в жизни увидел опасную бритву. Двое громил пригнули ему голову, а третий ржавым лезвием наголо выбрил его. Еще долго после их ухода по лицу Коннора струилась кровь.

В конце концов Коннор уснул. Он не мог сказать, сколько времени проспал. Следующее воспоминание – его подняли с пола и снова швырнули на стул. Все тот же головорез длинной толстой иглой наколол Коннору на левом запястье номер 12995. При этом он обращался с Коннором так же нежно, как и во время бритья.

Вернувшись в третий раз, тюремщики вытолкали его из камеры в длинный темный коридор. Коннор пытался не думать о том, каковы их дальнейшие планы. В представлении на награждение лейтенанта Фицджеральда Почетной медалью Конгресса говорилось, как бесстрашно лейтенант вел в атаку своих солдат, как спас жизнь другому американскому офицеру и совершил потрясший всех побег из вьетнамского лагеря для военнопленных. Но Коннор-то знал, что бесстрашных людей не бывает. В лагере он продержался год пять месяцев и два дня – но тогда ему было двадцать два, а в двадцать два года кажется, что ты бессмертен.

Когда его вытолкали на улицу, первое, что увидел Коннор в лучах утреннего солнца, была виселица, над возведением которой трудилась команда заключенных. В тюремный двор въехала милицейская машина, и один из громил впихнул его на заднее сиденье. К удивлению Коннора, в автомобиле сидел начальник милиции.

Болченков подался вперед и сказал шоферу:

– Во Дворец правосудия.

Появившись в понедельник в Лэнгли, Джоан Беннетт прямиком направилась в библиотеку. В течение следующих девяти часов ей предстояло изучать пришедшие по электронной почте выжимки из свежих ближневосточных газет. Она выискивала все упоминания о Соединенных Штатах и, если материал казался ей важным, отсылала его начальству на третий этаж. Это была утомительная, отупляющая работа, но Джоан не хотела радовать Гутенберга своей отставкой.

Незадолго до полуночи, когда у Джоан начинался обеденный перерыв, она изучала стамбульскую «Ньюс», единственную в Турции англоязычную газету. Внезапно ей в глаза бросился заголовок: «Киллер идет под суд». В статье говорилось о южноафриканском террористе, представшем перед судом по обвинению в покушении на нового президента России. Эта история не вызвала бы у нее интереса, если бы не карандашный портрет обвиняемого, помещенный в газете в качестве иллюстрации.

Джоан набрала ключевую фразу: «Покушение на Зеримского» и включила режим поиска. Все найденные компьютером статьи сходились в следующем: человек, арестованный на площади Свободы, – нанятый русской мафией южноафриканский киллер по имени Пит де Вилльерс; найденная среди его вещей винтовка идентична винтовке, из которой двумя месяцами ранее был застрелен кандидат в президенты Колумбии Рикардо Гусман.

Джоан точно знала, кого собираются судить в Санкт-Петербурге. Она сняла трубку телефона и набрала номер, который знала наизусть. Прошло некоторое время, прежде чем заспанный голос на другом конце провода спросил: «Кто это?»

Джоан была краткой:

– Мне срочно нужно с тобой повидаться. Это важно. Я буду у тебя через час с небольшим.

Она положила трубку. Несколько секунд спустя еще один человек был разбужен телефонным звонком. Он внимательно выслушал сообщение и сказал:

– Придется сделать это на несколько дней раньше.

Коннор стоял у скамьи подсудимых и разглядывал зал судебных заседаний. Сперва его взгляд остановился на присяжных. Двенадцать честных и добропорядочных граждан? Вряд ли. Никто из них даже не взглянул в его сторону.

Все встали, когда из боковой двери появился человек в длинной черной мантии. Он уселся в большое кресло под портретом изображенного во весь рост президента Зеримского. Со своего места поднялся секретарь суда и по-русски зачитал обвинительное заключение. Коннор едва успевал следить за тем, что происходит. Секретарь сел на свое место, а из-за стола, стоявшего прямо под судейской кафедрой, поднялся мрачный человек и обратился с речью к присяжным.

Держась за лацканы пиджака, прокурор долго описывал события, которые привели к аресту подсудимого. Он рассказал присяжным, как в гостиничном вестибюле среди личных вещей де Вилльерса была обнаружена винтовка, из которой злодей собирался убить их обожаемого президента.

– Тщеславие оказало подсудимому плохую услугу, – заявил прокурор. – На кейсе с оружием были четко обозначены его инициалы.

Свой монолог он закончил так:

– С моей точки зрения, присяжные могут вынести только один вердикт, а суд – только один приговор. – Он кисло улыбнулся судье и сел на место.

Коннор обвел взглядом зал заседаний в поисках того, кого назначили его защитником. Судья кивнул молодому человеку, по внешности – вчерашнему студенту. Тот поднялся и произнес всего одну короткую фразу:

– Мой клиент отказывается от защиты. Судья обратился к старшине присяжных:

– Господин старшина, каков ваш вердикт?

– Виновен, – ответил старшина и передал судье текст вердикта. При этом он не счел нужным посоветоваться с остальными присяжными.

Судья в первый раз обратил внимание на подсудимого.

– За ваше преступление закон предусматривает лишь один вид наказания. – Он помолчал, бесстрастно глядя на Коннора, и сказал: – Итак, я приговариваю вас к смертной казни через повешение. Приговор будет приведен в исполнение в пятницу в восемь часов утра.

Коннора удивило лишь то, что они будут ждать до пятницы.

Было три часа ночи. Джоан выехала на новеньком «фольксвагене-пассате» с парковки в Лэнгли. Она чувствовала себя ужасно. Ей очень не хотелось сообщать Мэгги о результатах своего расследования. Если в Санкт-Петербурге действительно судят Коннора, нельзя было терять ни минуты.

Она повернула на восток и поехала по аллее Джорджа Вашингтона. Дорога кое-где обледенела, и дорожные службы вовсю трудились, чтобы очистить ее к утреннему часу пик.

Джоан попыталась привести хоть в какой-то порядок свои мысли, но тут ее подрезал большой зеленый грузовик, посыпавший дорогу песком, и поехал перед нею. Она посмотрела в зеркало заднего вида и перестроилась в средний ряд. Грузовик перестроился вслед за ней, заставив ее уйти в крайний левый.

Джоан еще раз посмотрела в зеркало и увидела, что ее быстро нагоняет огромный черный «мерседес». Она прибавила газа, но грузовик тоже поехал быстрее. Ее маленький «пассат» никак не мог набрать достаточной скорости, чтобы его обогнать.

У Джоан не было другого выхода, кроме как продолжать дрейф влево. Она ехала уже почти по разделительной полосе. Она чувствовала, как бешено колотится ее сердце. Неужели грузовик и «мерседес» – заодно? Она попыталась замедлить ход, но сзади наседал «мерседес». Джоан снова нажала педаль газа, но, даже утопив ее в пол, не смогла обогнать грузовик. Она посмотрела в зеркало заднего вида: «мерседес» был совсем близко.

Вдруг кузов грузовика начал подниматься, и из него на дорогу посыпался песок. Инстинктивно Джоан ударила по тормозам. «Пассат» потерял управление, его занесло и выбросило на встречную полосу. Не задержавшись на ней, «пассат» полетел к реке. Ударившись о воду, он несколько секунд оставался на плаву, а потом пошел ко дну. Грузовик вернулся в средний ряд и продолжил движение в сторону Вашингтона. Секундой позже «мерседес» мигнул фарами, обогнал грузовик и умчался прочь.

Когда Коннора запихнули на заднее сиденье, он снова обнаружил там начальника петербургской милиции. Машина тронулась в обратный путь в «Кресты». Коннор не удержался и задал Болченкову вопрос:

– Почему казнь отложили до пятницы?

– Наш любимый президент очень хочет посмотреть, как приговор приведут в исполнение, а до утра пятницы у него просто не нашлось свободных пятнадцати минут.

Коннор криво усмехнулся.

– Рад, что вы наконец заговорили, – сказал Болченков, – поскольку пора объяснить вам, что из сложившейся ситуации есть выход.

После четырех Мэгги смотрела на часы каждые несколько минут. К половине пятого она начала сомневаться, уж не перепутала ли она чего со сна. Джоан никогда не опаздывала. В пять Мэгги позвонила ей домой. Там никто не ответил.

Мэгги нервно расхаживала по кухне. Она была уверена, что Джоан хотела сообщить что-то о Конноре. Очевидно, новость была важной, иначе зачем она стала бы будить ее среди ночи? Может, он с ней связался? Узнала ли она, где он находится? К шести Мэгги поняла: случилось что-то нехорошее. Она включила телевизор, чтобы узнать точное время.

Мэгги уже подумывала, не нарушить ли запрет и не позвонить ли Джоан в Лэнгли, когда на экране появилась бегущая строка: «Авария на аллее Джорджа Вашингтона. Грузовик и «фольксваген». Подробности в «Новостях» в 6.30».

Джоан только что купила новый «фольксваген».

– О Господи! Нет! – произнесла Мэгги вслух.

Она переключилась на пятый канал, где другая телеведущая говорила: «А теперь у нас есть возможность более подробно рассказать об аварии на аллее Джорджа Вашингтона. С места события передает наш специальный корреспондент Лиз Фуллертон».

«Спасибо, Джули. Я стою на разделительной полосе возле того места, где примерно в три пятнадцать утра произошел этот трагический инцидент. За моей спиной вы можете видеть, как работают полицейские водолазы. Они уже установили местонахождение затонувшего «фольксвагена». Личность водителя пока не установлена».

– Нет, нет, нет! Господи, прошу тебя, только не Джоан!

Мэгги схватила пальто и выбежала на улицу. Она осторожно вывела свою старую «тойоту» на Эйвон-плейс, откуда, прибавив скорость, направилась в сторону аллеи Джорджа Вашингтона.

Если бы Мэгги посмотрела в зеркало заднего вида, она бы увидела, как за ней последовал маленький синий «форд».

– Мистер Джексон, очень любезно с вашей стороны, что вы согласились встретиться со мной еще раз.

Джексона забавляла изысканная вежливость Николая Романова, тем более что она как бы предполагала наличие у него какого-то выбора.

– Рад сообщить вам, что, за исключением одной проблемы, которую еще предстоит решить, все готово для успешного побега вашего коллеги. Осталось только получить согласие господина Фицджеральда. В случае, если он сочтет наши условия неприемлемыми, я ничего не смогу поделать и завтра в восемь утра он будет болтаться в петле. – Романов говорил без эмоций. – Позвольте мне ознакомить вас с нашим планом.

Старик нажал кнопку в подлокотнике кресла, и в комнату вошел Алексей Романов.

– Полагаю, вы знакомы с моим сыном? – спросил Царь. Джексон кивнул, а молодой человек тем временем откинул в сторону гобелен, за которым, как оказалось, стоял большой монитор. На его экране появилось изображение «Крестов». Алексей Романов показал на вход:

– Зеримский прибывает в тюрьму в семь пятьдесят. Кортеж будет состоять из семи автомобилей.

Молодой Романов по минутам изложил план побега. Джексон обратил внимание на то, что его, похоже, не волнует последняя оставшаяся проблема. Закончив, Алексей выключил телевизор, повесил на место гобелен, слегка поклонился отцу и, ни слова не говоря, вышел.