Текст книги "Испытание Эриксоном. Личность мастера и его работа"

Далее Эриксон возвращается к теме поведения с предсказуемым паттерном, обсуждая своего зятя, Дэйва.

Эриксон. Послушайте, вы прочли эту статью? (До этого Эриксон видел, что мне передали копию его статьи под названием «Гипноз в полевом исследовании значения локализации звука в поведении человека», 1973.)

Зейг. Я просмотрел копию и, кроме этого, я читал ее раньше. Она вышла в последнем номере «Американского журнала клинического гипноза».

Эриксон. Мне довелось описать первый случай в 1929 году, второй – в 1940-м, а третий – в 1968-м. Но все это было в черновиках. «Приглаженную» статью я написал лишь в прошлом году.

Зейг. Не могу понять, как вы все-таки пришли к заключению, что нужно использовать идею о локализации звука.

Эриксон. Чистая случайность. Мне нужно было продемонстрировать доктору Хэкетту, что я могу наводить транс способом, который не предполагает упоминания слова «транс» и упоминания вообще чего бы то ни было. А опыт в локализации звука есть у всех.

Когда моя голубоглазая дочь (Бетти Элис Эллиотт) закончила читать отчет, она заявила: «Папочка, все это просто тошнотворно. Когда я вспоминаю о том, чем занималась в школе, мне становится дурно».

Ее муж был подполковником военно-воздушных сил. Реакция на звук – одна из тех вещей, которые следует научиться контролировать, если хочешь стать пилотом реактивного самолета. Это, помимо прочего, сказалось на его манере вождения автомобиля. Моя дочь не придавала этому никакого значения, пока у них не появился первый ребенок. Однажды, когда они с ребенком садились в машину, Бетти сказала: «Дэйв, ты незамедлительно покупаешь вторую машину. И впредь – мы с ребенком едем в одной машине, а ты следуешь за мной». И вот теперь она водит аккуратно, не нарушая правил, а он летит сзади в идеальном боевом порядке. (Смеется.) Они возвращались из Невады – там прямой участок шоссе, – и Бетти сказала: «Удивительно, как ему удается так хорошо сохранять дистанцию. Попетляю-ка я туда-сюда». Он следовал за ней и не заметил, что она петляет намеренно.

Дэйв не мог слышать ее, когда она кричала ему: «Останови машину – время перекусить». Он просто слышал мотор, все его внимание было сконцентрировано на нем. Когда ты летишь на одномоторном реактивном самолете на высоте 60 000 футов, приходится слушать мотор и слышать его. Тебе необходимо знать, летишь ли ты прямо, брюхом вверх или с наклоном. Следует знать точное положение самолета по отношению к самому себе и слышать звук мотора.

Теперь он офицер службы безопасности. Моей дочери казалось забавным вести первую машину и наблюдать в зеркало заднего вида, как муж, согласно боевому порядку, летит вслед за ней. Она пробовала внезапно нажимать на тормоза – он нажимал на них с такой же внезапностью. Он знает, что он в боевом порядке. Что бы ведущая машина ни вытворяла – все в порядке. Он просто видит ее, повторяет ее указания.

Ребенком я интересовался локализацией звуков – вертел головой по сторонам. А Хэкетт считал, что нужно применять стереотипное наведение: «Расслабьтесь. Ваши глаза закрываются. Ваша рука поднимается все выше и выше. Ваши веки все больше и больше тяжелеют». Этот паттерн и подобное многословие не имеют никакого смысла.

Ты создаешь ситуацию, в которой пациент впадает в транс, и ему необязательно знать, что он находится в трансе. Главное, чтобы ты сам знал это. Если пациент начнет утверждать, что в трансе не был, в собственных интересах можно поспорить с ним, но только в собственных.

Мне вспоминается человек, который сказал:"Через две недели мне нужно лететь в Бостон. Когда дело касается самолетов, я деревенею. Я несколько раз пытался сесть на борт коммерческого самолета, однако мои мускулы отказывали, я впадал в паралич – пугался. Я пытался сесть в частный самолет, но не мог. Я провел в воздухе тысячи часов, я знаю, как летать на самолете. Мне следует лететь в Бостон, но вот уже пять лет я не могу сесть на самолет. Мой партнер ездит во все командировки. Теперь – моя очередь. Не введете ли вы меня в транс и не устраните ли мою фобию самолетов? Я ответил: «Пожалуйста».

Я потратил на это чуть больше часа. Он сказал: «Это совершенно неудовлетворительно. Я не впадал в настоящий транс. Я слышал автомобили, птиц, автобус, пикапы, грузовики, спортивные автомобили, форды и шевроле. Я не мог отключиться. Может быть, вы проведете еще один сеанс?» Я возразил: «Вы находились в достаточно глубоком трансе. Не думаю, что мне следует проводить с вами еще сеанс». Он начал спорить: «Я так не думаю. Проведите со мной еще один сеанс». Я согласился:"Хорошо. Но прежде чем вы уйдете отсюда, я хочу получить от вас безусловное обещание, что вы не будете делать ничего, чтобы решить свою проблему так, как вы ее видите. Абсолютно ничего, чтобы решить свою проблему так, как вы ее видите".

Он пришел на второй сеанс – и опять неудача. Я не рассказал ему о машинах с сиренами, которые проехали во время его первого транса. Он отбыл в Бостон.

Другая пациентка однажды сказала мне: «Сегодня понедельник, а в четверг мне надо быть в Далласе, иначе я потеряю свою работу[5]5
  Этот случай изложен более подробно и с другими акцентами в Zeig, 1980a .


[Закрыть]. Я попала в авиакатастрофу в 1962 году– никаких реальных повреждений, никто не пострадал. Я продолжала летать на самолете, но постепенно стала переходить на другие виды транспорта – поезда, автомобили, автобусы. В отпуске это недомогание на время оставило меня. А теперь мой начальник говорит, что мне нужно лететь на самолете. Последний раз я отваживалась на такой поступок год назад».

Пациентка сообщила мне дополнительную информацию: «Пока самолет стоит на земле, со мной все в порядке. Я спокойна, пока он выруливает на взлетную полосу или опускается на нее. Но как только самолет начинает набирать высоту, я начинаю испытывать полный ужас. Трясусь до тех пор, пока не впадаю в состояние физического изнеможения».

Я провел с ней курс терапии. Возвратившись из Далласа, пациентка позвонила мне из аэропорта Феникса и рассказала, что полет прошел просто фантастически. В тот день на вечерние занятия ко мне должны были прийти четыре студента, и мне хотелось показать им эту женщину. Я также попросил прийти предыдущего пациента, того, что боялся летать на самолетах. Она рассказала студентам, как пришла ко мне и что я сделал. Я ввел ее в транс. По окончании терапии я проводил ее на самолет из Феникса. На пути до Эль-Пасо, первая остановка, она постоянно волновалась, не вернется ли ее страх перед полетом. Она рассказывала:"Когда мы прилетели в Эль-Пасо, там была 20-минутная остановка. Я вышла из самолета, нашла в аэропорте уединенное местечко, присела и сказала себе: «Считай до 20 и входи в транс. Сделай именно то, что велел тебе доктор Эриксон, и выходи из транса, когда сосчитаешь от 20 до 1». Она проделала это, и оставшийся отрезок полета прошел весьма приятно.

Я спросил ее: «Вы думаете, что изложили мне свою проблему, не так ли?» Она согласилась: «Да, я полагаю». – «Но вы не рассказали всего о вашей проблеме». Она возразила: «Но это все». Я продолжал упорствовать: «Нет. У вас есть и другие проблемы. Подумайте, возможно, вас одолевают какие-то страхи». «Нет, таковые у меня отсутствуют», – она все отрицала. «Может, мне лучше помочь вам. Как насчет акрофобии?» – задал я вопрос. Она спросила: «Что это такое?» Я объяснил: «Боязнь высоты». Она вспомнила: «Ах, да! Когда я прибыла в Даллас, то пришла в здание с наружным лифтом. Я совершенно спокойно поднималась вверх и спускалась вниз. Я впервые так ездила на лифте».

Я согласился: «Хорошо, это часть вашей проблемы. А в чем состоит другая часть?» Она сказала: «Не знаю. Нет никакой другой части». Я настаивал: «Я знаю, существует и другая часть вашей проблемы. Послушайте, есть ли что-то необычное или своеобразное в том, как вы водите машину?» Пациентка воскликнула: «О да! Как только я въезжаю на мост, то закрываю глаза и съеживаюсь: боюсь ездить по мосту».

Внезапно мой пациент, так боявшийся самолетов, вскочил и выпалил: «Я вот тут думаю кое о чем». Я удивился: «Неужели? Расскажите всем, как вы нарушили данное мне обещание». Он сказал: «Я поехал в центр и поднялся на лифте на верхний этаж. Это не имеет никакого отношения к моей проблеме. Потом пошел в аэропорт и проехал в самолете до конца посадочной полосы, но подняться на самолете в воздух не мог». Я заметил: «Правильно, но ведь часть пути до Бостона и обратно вы провели приятно».

Зейг. Я смущен. Вы велели ему ничего не делать со своей проблемой…

Эриксон (перебивая). …как он ее понимал. Он поехал на лифте впервые в жизни и добрался на самолете до самого конца взлетной полосы.

Вы не слушали, когда я рассказывал о его проблеме. Пациент не мог взойти на борт коммерческого самолета: впадал в паралич. Не мог войти внутрь самолета. Не мог забраться в самолет. Он думал, что это страх полета. Я позволил ему продолжать думать, что это был страх полета. Поэтому он ничего не делал, чтобы исправить что-то. И поэтому он исправил это с помощью гипноза, который посчитал неудовлетворительным. (Смеется.)

Зейг. Он исправил это.

Эриксон. Он не исправлял, это я исправил.

А в чем же состоял страх другой пациентки? Это не относилось к полетам на самолете. Девушка была спокойна, пока самолет выруливал на взлетную полосу и приземлялся. Значит, она не боялась пребывания в самолете. Она просто думала, что это так. Моя терапия заключалась в том, что я ей сказал: «Прежде чем я начну терапию, я должен выяснить, являетесь ли вы хорошим гипнотическим субъектом. Давайте посмотрим, сможете ли вы погрузиться в транс». Она смогла. Я пробудил ее и предложил: «А теперь, слушайте. Вы хотите получить терапию. Я могу дать ее вам. На самом деле, вы не понимаете свою проблему, иначе бы у вас ее не было. Я знаю верный способ, как ее урегулировать. Я хочу, чтобы вы, не задавая вопросов, не ставя условий, безусловно пообещали мне, что сделаете все, что я говорю, хорошо это или плохо. Вы привлекательная девушка. Я – мужчина. То, что я прикован к коляске, ровным счетом ничего не значит. Я хочу получить от вас безусловное обещание, что вы сделаете все, что я вам скажу». Некоторое время она колебалась, а потом сказала: «Что бы вы ни попросили меня сделать, это не будет хуже того, что случается со мной в самолете. Я даю вам безусловное обещание».

Однако девушка не знала, что не выносит пребывания в замкнутом пространстве. Этого же не выносил и тот мужчина. Мне было нужно, чтобы пациент преодолел страх перед пребыванием на борту самолета. Что касается девушки, ей требовалось преодолеть страх перед пребыванием в строгом заключении.

Зейг. В строгом заключении?

Эриксон. Ведь ты находишься в заключении, когда самолет поднялся в воздух. Ты ни в чем не участвуешь. Самолетом управляет пилот. Ты ничего не можешь сделать – ни выйти, ни выбрать маршрут – просто пребываешь в заключении.

Зейг. Итак, когда она поверила вам и заключила с вами договор, касающийся ее обязательств…

Эриксон (перебивая). Строгое заключение договора со мной побудило ее к пониманию, что она может пережить любое заключение.

Зейг. Понимаю.

Эриксон. Вот как я узнал о ее фобиях, касающихся лифтов и мостов.

Зейг. И насчет автомобиля, проезжающего по мосту, когда за рулем сидит кто-то еще.

Эриксон. Но большинство людей анализировали бы эти фобии совершенно по-иному.

Зейг. Значит, вы обычно игнорируете жалобы пациента?

Эриксон. Я вслушиваюсь в смысл того, что они описывают. Пациентка сказала, что спокойно переносит выруливание на взлетную полосу и посадку. Но когда самолет в воздухе, ее трясет. А мужчина утверждал, что его парализует и он не может войти в самолет. Боязнь войти в самолет – вот где причина неудобства. Я позволил ему думать, что его страх сохранился, – и потерпел неудачу. А он, конечно же, не понял настоящего значения поездки на лифте.

Зейг. И вот почему вы были уверены, что он это попробует.

Эриксон. Я знал, что он это попробует. Он все еще думает, что его проблема остается при нем. Слишком много людей вслушиваются в проблему, но не слышат то, что пациент не говорит (смеется), хотя им следовало бы это делать. Это действительно очень важно.

(Эриксон звонит в жилую часть дома и просит миссис Эриксон выйти и забрать его.)

Эриксон. Я буду завтра.

Зейг. О'кей.

Эриксон. Вы вольны заниматься чем угодно. У меня завтра прием в одиннадцать и в час. В полдень я, скорее всего, слегка перекушу. В два часа я приму вас. А теперь вам лучше прочитать эту статью Хейли и Уикленда о моей технике и понять, как я структурирую вещи.

Зейг. «Наведение транса с комментарием», так? (Erickson, Haley & Weakland, 1959) Хорошо.

Эриксон. Когда имеешь дело с пациентами, упоминаешь нечто, смысл чего станет явен пациенту, может быть, через полчаса, а может, через неделю.

Зейг. Внедрение.

Эриксон. А что касается меня, то лучший способ выяснить, есть ли у вас братья (не показывая виду), заключается в том, чтобы начать хвастаться своим собственным братом.

Резюме

В тот день Эриксон изложил три случая фобий. Не думаю, что это случайно.

Еще до моего визита Эриксон знал о моем трепете, связанном с предстоящей встречей. Я встретился с двумя его коллегами, Робертом Пирсоном и Кэй Томсон, на конференции, которую посетил как раз перед встречей с Эриксоном. Впоследствии Пирсон позвонил Эриксону и рассказал ему обо мне (Pearson, 1982). Посредством своих историй о фобиях Эриксон выражал эмпатию в отношении моих скрытых страхов. Более того, он подсказывал мне позитивный выход: в каждом случае фобия неожиданно разрешалась. Подобным же образом меня тонко направляли к разрешению моих собственных страхов. Рассказывая о фобиях, Эриксон одновременно работал с моими ассоциациями. Не говорил напрямую, как мне следует думать. Наоборот, он создавал легкое давление, побуждающее меня думать в определенных направлениях. Возьмите тот пример, когда он побуждал человека рассказывать о его брате, рассказывая о своем собственном. Сначала я не понял значения данной техники. Тем не менее, вскоре я понял, что направление ассоциаций служит краеугольным камнем метода Эриксона. Часто психотерапия происходит на уровне предсознательных ассоциаций, на том уровне, где порождаются проблемы. Мышление пациента может быть постепенно изменено посредством направления ассоциаций. Этот метод побуждает пациента проявлять больше инициативы при осуществлении изменения.

Давайте рассмотрим еще несколько тем, возникших в ходе нашей беседы. Эриксон подчеркивал значение подходов здравого смысла, формирующих климат для изменения, основанного на личности пациента. Для того, чтобы усилить эффективность своего метода, он использовал драму. С одной стороны, он мог действовать косвенно (элиминированный шаг). Тем не менее, Эриксон устанавливал пределы, был решительным и требовательным. Наблюдение и утилизация минимальных сигналов имели огромную ценность. Не меньшую ценность представляло понимание пациента в его системе отсчета. Эриксон также делал акцент на позитивное. В контексте реальности он искал ресурсы, которые могут быть определены и развиты. Там, где другие разглагольствовали о значении жизненных сил пациента, Эриксон показывал, как можно реально их использовать.

В последующие два дня Эриксон рассказал истории, касающиеся личных и профессиональных тем, например: «Верь своему бессознательному», «Проявляй игривость и гибкость в терапии и в жизни», «Смотри страхам прямо в лицо». Кроме того, он рассказал семейные истории, направленные на традиционные ценности и собственные силы. Возможно, некоторый аспект его метода был связан с тем, чтобы помочь мне на определенной стадии развития. В те времена я был молодым человеком, подумывающим о создании собственной семьи.

День второй, 4 декабря 1973 г.

(Эриксон явно испытывает боль. Он с трудом пересаживается из коляски в рабочее кресло. Его голос слаб.)

Эриксон. Вчера я забыл рассказать вам одну вещь. Очень важен расчет времени. Когда вы разговариваете с пациентом и хотите, чтобы он признал общий знаменатель, или стремитесь стимулировать воспоминания с его стороны, то пытаетесь так рассчитать по времени произнесение фразы, чтобы сказанное вами поразило его в самый нужный момент.

Знаете, сегодня я буду медлителен. Со вчерашним пациентом мне пришлось очень аккуратно рассчитывать время, а когда рассчитываешь сам, создаешь напряжение. В результате я не мог расслабить мышцы и всю ночь страдал от нескончаемых сокращений мышц и жестокой боли. Видите ли, у меня спинной артрит, радикулит, миозит, тедосиновит и подагра. Мои руки, колени, седалищный нерв, нога, правая стопа, голова… Во всем я ощущал неловкость. У меня одеревенела шея. Поэтому сегодня я буду медлителен.

Теперь, встретившись со мной, вы наконец нашли ответ на тот тревожный вопрос, который задали Пирсону и Томсон.

Зейг. Что за вопрос?

Эриксон. Что мне делать, когда я встречу его?

Зейг (смеясь). Это был очень тревожный вопрос. В тот день, когда я разговаривал с доктором Пирсоном, я был испуган.

Эриксон. Чем? Я сижу в инвалидной коляске и не могу вас преследовать. У меня нет таких мускулов, чтобы бросить вас на пол.

Зейг (растроганно). Доктор Эриксон, вы меня просто невероятно поражаете.

Эриксон. Ну, единственное, что я могу сказать по этому поводу, это то, что мне, наконец, удалось произвести впечатление на своих детей.

Зейг. Простите?

Эриксон. Мне, наконец, удалось произвести впечатление на своих детей. Они всегда считали меня всегда слегка отсталым. Психически отсталым.

Зейг. Вы невероятная личность.

Эриксон. Нет, я забавная личность.

Зейг. Возможность провести эти четыре часа с вами значит для меня так много, что я не нахожу слов, чтобы это описать.

Эриксон. Знаете, я всего лишь очередной тип на дороге жизни.

(Зейг смеется.)

Эриксон. А теперь, что вы сделали с тех пор, как мы расстались с вами вчера? – '

Зейг. Я уделил некоторое время прослушиванию пленки с нашей беседой.

Эриксон. Насколько отчетлива моя речь?

Зейг. Очень отчетлива. По сути дела, я яснее понимаю вас, слушая пленку. Я также посвятил некоторое время чтению «Наведения транса с комментарием», хотя и не дочитал.

У меня есть один вопрос. Когда вы проводили терапию с пациенткой, то сказали: «Я мужчина, я в коляске, а вы женщина».

Почему вы облекли эти идеи в такую форму? Почему подчеркивали, что вы мужчина, а она женщина?

Эриксон. Она привлекательная, замужняя женщина. В этом заключено все – от лучшего до худшего. Наихудшая угроза для привлекательной, молодой, замужней женщины состоит в сексуальных домогательствах.

Зейг. То есть в вашем внушении заключалась некая доля соблазнения.

Эриксон. Не соблазнение, а сексуальная угроза. Весьма отдаленная от самолетов. И хотя я физически прикован к коляске, я все же мог попросить ее раздеться. Я все же мог поиграть ее грудью, попросить поиграть со мной. Я все же мог подавать сексуальные реплики. Я хотел, чтобы она почувствовала себя в безнадежной ловушке – так, как это происходило с ней, когда самолет отрывался от земли.

С пациентами следует обращаться в рамках их собственных затруднений. Моя пациентка не знала, в чем состояло ее затруднение. Я знал: страх полного заключения. И хотя мой предыдущий пациент представлял свою проблему как пребывание на борту самолета, я знал, что дело не в этом.

Еще одно… У всех у нас есть невербальный язык. Когда я пришел на свою первую работу в Вустере, Массачусеттс, клинический директор сказал: «Эриксон, вы прихрамываете. Я тоже. Не знаю, чем вызвана ваша хромота, но свою я заработал на Первой мировой войне. Я перенес 29 операций остеомиелита, и мой опыт научил меня, что физическое затруднение – великое благо в психиатрии. Ты возбуждаешь в женщинах материнский инстинкт, они хотят помочь тебе. Неважно, насколько они психотичны, ты действительно взываешь к их материнским инстинктам, хотя они этого не знают. Что касается мужчин, ты не представляешь для них угрозу: для них ты не соперник, а просто калека. Итак, вам повезло».

Следующий совет, который я собираюсь вам дать: сохраняйте ничего не выражающее лицо. Знаете, сколько молодых людей сегодня интересуются сексом? Здесь множество неразрешенных вопросов. Если вы не боитесь обсуждать секс, если не делаете это в грубой манере, если вы не пытаетесь перевести обсуждение в русло юмора, если относитесь к предмету, как если бы это было кровяное давление или пульс, на вас будут смотреть как на замечательного человека, которому можно доверять.

Вслушивайтесь в каждый пробный вопрос о сексе. Люди начнут рассказывать вам разнообразные вещи. И прибегать к невербальной коммуникации, равно как и к вербальной. Действуя подобным образом, выражайте свою готовность обсуждать любой без исключения вопрос. Набираясь опыта, вы, вероятно, узнаете больше, чем они. Они станут доверять вам, поскольку будут уверены, что вы знаете больше них: «Он уже это знает, так почему бы не поговорить»?

Зейг. Что говорить на общие темы, сохраняя двусмысленность?

Эриксон. Нет, никакой двусмысленности. «Конечно, я знаю, что происходило недавно».

Зейг. Понимаю.

Эриксон. Это укор, подразумевающий, что я на самом деле знаю. Может быть, и не знаю. Но поскольку я действительно это знаю, можете тоже это обсудить.

(Приходит следующая пациентка Эриксона.)

Эриксон (обращаясь к пациентке). Входите.

(После окончания сеанса беседа продолжается.)

Эриксон. Последняя пациентка обратилась ко мне со специфической проблемой. На самом деле, у нее искаженное представление о себе. У нее наблюдался особый ритм губ…

Зейг. Ритм движения губ?

Эриксон. Я обратил внимание на излишний ритм движений губ. И ускорение пульса.

Зейг. В области шеи?

Эриксон. Да. На ней была мини-юбка. Я заметил ритмическое движение мышцы на внутренней стороне бедра. И я сказал ей, что она испытывает некоторые сексуальные конфликты.

Зейг. А как она на это отреагировала?

Эриксон. Сказала, что, безусловно, испытывает, и спросила, как я об этом догадался. Я рассказал ей. Она была рада, что я поднял эту тему, поскольку сама она не собиралась мне о ней рассказывать. Первоначально она не хотела, чтобы я знал об этом. Однако ее бессознательное – хотело. Об этом я ей и сказал. И я не требовал никакой информации.

Она собирается прийти на следующей неделе. Я заметил: «А вы слегка нетерпеливы». Женщина согласилась: «Это моя слабость». (Смеется.) Она знает, что слишком нетерпелива.

Зейг. Вы согласились встретиться с ней на следующей неделе?

Эриксон. Нет. Я назначил встречу через две недели. Я спросил, устраивает ли ее это, и она в ответ решительно кивнула, причем не заметив этого.

Наблюдайте за своими пациентами и подмечайте, что они делают и говорят, вербально и невербально.

Зейг. Иногда вы предпочитаете реагировать на бессознательное движение косвенным образом. В данном случае вы осуществили прямую интерпретацию.

Эриксон. Это зависит от того, общаетесь вы с достаточно открытым человеком или с пугливой личностью. Моя будущая пациентка достаточно открыта и нетерпелива. Первое, что надо в ней исправить, это ее нетерпеливость. Я не назначил ей встречу так скоро, как она того хотела. А уходя, она нежно коснулась моего плеча.

Зейг. Что имея в виду?

Эриксон. «Вы мне нравитесь».

Зейг. Еще один вопрос из той же области. Иногда вы проявляете реакции, которые крутятся где-то за пределами осознания пациента.

Эриксон. Да. Одна молодая женщина сказала мне, что боится летать на самолетах. Я не думал, что это так. Я сказал ей, что у нее нет страха перед самолетами. В прошлом году она вышла замуж за немецкого авиаинженера. Она развила в себе страх перед полетом в Германию. Ей было 32 года, это был ее первый брак. Пациентка была весьма привлекательна и мила. Ее немецкий супруг говорил по-английски с едва заметным акцентом. Он явно был влюблен в нее. Ее мужу пришлось возвращаться в Германию по делам своей работы. Здесь, на авиабазе, он завершил дополнительный курс технической подготовки. Прилетев в Германию и уладив дела со своей работой, он вернулся, чтобы забрать жену с собой.

Я сказал, что готов доказать, что у нее нет страха перед самолетами. Я погрузил пациентку на самолет, отправляющийся в Тук-сон. Она пребывала в ужасе в течение всего полета. Стюардессе пришлось держать ее за руку и успокаивать. Женщина была настолько измучена, что ей пришлось на один день остаться в Туксоне. Весь обратный путь также прошел в истериках.

Пациентка пришла в назначенное время и спросила, куда еще я заставлю ее лететь. Если бы у нее был настоящий страх, она бы не пришла и не стала задавать подобных вопросов. Я сказал ей: «Вас никто не отнимал от груди. Вы боролись за то, чтобы остаться со своими родителями. Фактически вы так и не расстались с ними».

Недавно я получил от нее открытку. Она была написана по-немецки. В ней говорилось: «С поздравлениями от нашего очага вашему дому». (Смеется.) Дом – это не очаг. Для нее это просто дом, строение. Ее родители живут в доме в Аризоне. А очаг теперь – это Германия. Вот такая вещица. «Grasse unseren Heim Ihren Haus». Свести домашний очаг в Фениксе просто к дому и устроить очаг в Германии. Вот такая краткая фраза. Здесь просто достаточно знать разницу между домом и домашним очагом. Она могла бы написать «von Hausen zu Hausen», но предпочла «Heim zu Hausen». От очага дому. Это говорит о многом.

Зейг. Она отнеслась к вам как к родителю?

Эриксон. Да.

Зейг. И вы заметили и использовали ее отношение к вам, поставив перед лицом истины.

Эриксон. Я понял, что ее еще не отняли от груди, хотя ей уже 32 года. А тогда зачем беспокоиться об исследовании ее детства? Прошлого не изменить. Ты можешь просветить их по части прошлого, но в образовании по части прошлого толку мало. Ты живешь сегодня, завтра, на следующей неделе, в следующем месяце. Вот что важно. Я говорю подросткам: «Когда вы хотите быть счастливыми – сейчас, в этот короткий период, когда вам пошел второй десяток, когда вам исполнится чуть за двадцать, или вы предпочитаете испытать счастье в последние 50 лет своей жизни?» (Смеется.)

Зейг. Это их поражает.

Эриксон. Правильно. Подростковый и юношеский возраст – действительно короткий период. Последние 50 лет их жизни – это долгое, долгое время.

Зейг. Если нет возможности, чтобы я присутствовал при вашей встрече со следующим пациентом, можно ли записать сеанс на магнитофон и потом изучить его?

Эриксон. Психиатрические пациенты подумали бы: «Какого черта этот психиатр хочет знать обо мне?» Появление магнитофона может нанести ужасное оскорбление. Когда я вижу нового пациента, то не знаю, что он собой представляет. Я не намерен допускать возможность угрозы. Для вас это потеря, для пациента – благо. Пациент хочет безопасности, и эта комната создает такую атмосферу.

Эриксон объявляет небольшой перерыв и вскоре возвращается. Он начинает с обсуждения случая, когда велел нерешительной пациентке «кататься на коньках или убираться с катка». Она получила еще одно назначение на прием, лишь когда продемонстрировала свою включенность, выполняя работу в течение недели.

Эриксон. Если она проработает всю неделю, то сможет получить назначение еще на один сеанс.

Зейг. Ей предстоит выполнить недельную работу, и это станет катанием на коньках.

Эриксон. Это должна быть целая неделя трудной работы, а не намерение сделать что-то на добровольных началах.

Зейг. В этом-то и проблема – в намерениях: «Я попробую, я попробую», но ничего не происходит.

Эриксон. Она даже еще не подошла к самым попыткам. (Смеется.)

А терапевт, который работал с ней прежде, терпеливо говорил, неделя за неделей: «Вам действительно стоит попробовать». Хорошо, теперь она получила ультиматум. Она заплатила за это наличными. Я не намерен терять время зря.

Зейг. Это был гипнотический сеанс? Вы использовали формальный транс?

Эриксон. Пациенту не следует позволять говорить: «Вы провели со мной гипнотическое внушение, и оно не сработало». (Смеется.) Таким образом, они могут возложить на меня вину. Я делаю внушения, а им самим приходится брать на себя ответственность.

Зейг. Итак, вы представляете идеи и внушения вне пределов их осознания.

Эриксон (как бы обращаясь к пациенту). И вам не нравится проводить время дома, живя на временное пособие в течение последующих лет. Вы продолжаете обещать себе, что подготовитесь к работе. Вы никогда не покидали своего дома, даже чтобы посетить зоопарк, Музей Херда, художественную галерею или Ботанический сад. Вы не сделали ничего, лишь говорили: «Мне действительно стоит попробовать».

Зейг. Представляя все это таким образом, вы не оставляли пациентке возможности отрицать это, и ей приходилось поворачиваться лицом к реальности.

Эриксон. Просто холодная, мягко высказанная оценка голых фактов. Я сказал ей, что нужно либо кататься на коньках, либо убираться с катка. Она сказала: «Мой прежний терапевт говорил мне это по крайней мере 50 раз». Я согласился:"Хорошо, сформулирую это по-другому. Либо какайте, либо слезайте с горшка. Говорю это один раз". (Смеется.)

Зейг. Не так, как в предыдущие 50 раз. Хорошо. У меня вопрос. Вы предпочитаете не принимать людей по жесткому графику, как это делают многие другие терапевты. Люди приходят сюда за 10 минут, за 5 минут, даже за полчаса до назначенного срока, и вы сразу же начинаете работу с ними.

Эриксон. В том случае, если я доступен. Зачем заставлять их ждать?

Зейг. Очень важно не быть угрожающей фигурой.

Эриксон. Они обращаются ко мне за помощью. Если ничто сейчас не требует моего внимания, давайте начнем. Свобода. Слишком много терапевтов расписывают своих пациентов на три месяца вперед. Они проживают 50 минут, а 10 минут отдыхают. Ритуальный, непоколебимый паттерн. Это не есть практикование психотерапии. Психотерапия должна учить людей жить, а не следовать жесткому, требовательному графику.

Мои пациенты понимают меня, когда мне случается отлучаться куда-то в день приема, ведь на этой неделе будет и другой день. Мы не собираемся связывать себя по рукам и ногам. Я намерен быть свободным в своей жизни, такими же надлежит быть и им. Мы должны испытывать разумное уважение друг к другу.

Мне следует быть свободным в выборе решения. А ты должен обладать свободой принимать все, что я желаю тебе дать.

Зейг. Или отвергать.

Эриксон. Ты не получишь больше того, что я желаю тебе дать.

Зейг. Множество возможностей дрейфовать и масса твердости.

Эриксон. Верно. Некая молодая женщина говорит: «Мне очень хочется вас поцеловать». Ты отвечаешь: «Ваше право. Я недостаточно силен, чтобы вам сопротивляться, но мне нет нужды в этом участвовать».

Зейг. Вы попадали в такую ситуацию?

Эриксон. О да!

Зейг. А какова была реакция после того, как вы говорили нечто подобное?