Текст книги "Гойда"

– Ты устал? – тихим шёпотом спросил Генрих.

Фёдор часто закивал, сдерживая ком в горле.

– Пойдём? – спрашивал Штаден.

* * *

Фёдор остался в своих покоях. Голова гудела от выпитого, но подлые мысли всё бесились, не давали никакого покоя. Басманов встал с кровати, сам поражаясь, как его не берёт сон после такой пирушки. Фёдор сел на каменное окно, поглядывая на здешние красоты. Вдалеке редкими окошками и парой полос дыма виднелся Ален со своими чудаковатыми шпилями. Фёдор цокнул, пройдясь по комнате, провёл рукой по лицу и, взявшись за голову, заорал во всё горло. Он срывался до надрывного хрипа, испытывая себя, сколь долго он может вопить.

Никто не слышал его в этом огромном каменном мешке. Изнемогая в беспомощной тупой боли, Фёдор сполз по стенке и сел на пол, прислонившись спиной к двери.

* * *

Пробуждение было резким. Фёдор сквозь стиснутые зубы простонал, потирая затылок. Лишь опосля Басманов смекнул, что к чему. Он задремал, опёршись прямо на дверь, и был разбужен той самой служанкой. Девушка отворила её и тем самым спровадила Басманова к резкому пробуждению.

Она лепетала свои извинения, но Фёдор отмахнулся – её писклявый голосок бесил ещё больше. Поднявшись на ноги, он ощутил в голове неимоверную тяжесть, а губы горели от сушняка. Служанка что-то бормотала, но Басманов пресёк её жестом.

– Заткнись, – огрызнулся Фёдор и побрёл, шатаясь и ища опору, к купальне.

* * *

Выбрившись, Фёдор хмуро глядел в большое круглое зеркало. Гнусная досада охватывала сердце его, покуда глядел на собственное отражение. С хмурым презрением Басманов видел седину в своих волосах. Левое плечо было опущено, и вся осанка сделалась какой-то гнетущей, тяжёлой. Он насилу расправился, но горькое чувство проняло его – нынче ничего не будет как прежде.

С тяжёлым вздохом Фёдор умылся холодной водой. То придало славной бодрости, и, тряхнув плечами, он направился в залу, где накануне бушевала пьянка. Многие гости дрыхли на полу, и их мерный храп терялся где-то на фоне шума разговоров и ругани баса. То были мужики, собравшиеся за столом и игравшие в кости. Фёдор мельком глянул в ту сторону, кивнул и принялся оглядывать стол. Ни кушаний, ни питья ещё не прибрали.

Басманов едва ли глядя схватил чашу и залпом глотнул содержимое, приняв то за водку. Резкий едкий запах ударил в нос уже после того, как ядрёное пойло жгуче окатило глотку. Фёдор залился сухим кашлем, как вдруг чья-то тяжёлая рука дружественно огрела его по спине. Басманов резко оглянулся, опёршись о стол.

Глаза его невольно распахнулись в неистовом удивлении, ибо прямо пред ним стоял князь Луговский. На Михаиле была накинута рубаха с закатанными рукавами, ворот был расшнурован. Были видны синеватые рисунки – некоторые из них уже обратились неразборчивыми пятнами. Вместе с тем красовались и прочие отметины лихой и вольной жизни морехода – огрубевшие шрамы на груди да пара следов бог весть какого порожденья.

Фёдор всё не мог прикинуть – его ль слабый ум играет дурацкую шутку али Михаил и впрямь стоит во плоти здесь. Будто бы считав те мысли, Михаил усмехнулся, разводя руками.

– А с чего бы и не бывать мне гостем дорогим? – вопрошал Луговский. – Между нами – я так-то Генриху жизнь спас.

Фёдор сглотнул, прочистив горло, да ударил себя в грудь.

– От тут уж услужил, Михал Михалыч, – произнёс Басманов, опускаясь на скамью.

Луговский улыбнулся и, обернувшись к столу с игрою в кости, воротился к прочим. Фёдор сыскал что-то, напоминающее кислый морс, чтобы как-то перебить резкий вкус во рту. Когда он поглядел, как там игра делается, он пересёкся мимолётным взглядом с Михаилом. Князь с короткой ухмылкой будто бы уже заверился в своей победе ещё до того, как его число выпало больше, нежели у всех за столом.

Раздалось громкое негодование, и Михаил ответил на латинском наречии, но, видать, слова его ничуть не помогли унять отчаянного гнева соперника. И всяко проигрыш был выплачен, и игроки оставили Луговского, перекинувшись меж собой парой словечек.

Князь же оглянулся через плечо и хотел было жестом подозвать Фёдора, да тот сам охотно подсел к нему.

– От скажи, голубчик, – произнёс Михаил, бренча костями в деревянном стакане, – от раз уж мы оба тут. Ты попросту со мной не хотел ехать али как?

Фёдор слабо усмехнулся, пожав плечами.

– Дорогу морем я б не перенёс, – просто ответил Фёдор.

Луговский улыбнулся, выкинув кости на стол, и сразу же сгрёб обратно.

– Отрадно мне видеть тебя тут, – молвил князь.

Басманов кивнул, пожав плечами.

– Скучаешь, поди? – вопрошал Михаил, поведя бровью.

Фёдор нахмурился и отмахнулся, а взгляд его невольно метнулся к недопитой чаше. Взяв её, он поглядел на дно.

– Небось и Варька твоя с сынком скучают, – вздохнул Луговский, вновь выкинув кости.

Рука Басманова дрогнула, и он обронил чашу на себя и резко уставился на князя.

– Что? – сломанным в волнении голосом вопрошал Фёдор. – Они же… Они живы?

Луговский медленно приподнял брови, глядя на Басманова.

– А ты не знал? – протянул Михаил.

Взгляд Фёдора забегал, он прикусил губу. Сердце часто забилось. Он сам не заметил, как прикрыл свой рот.

– Живы? – переспросил Басманов, и голос его трепетно дрогнул.

– Всяко мне так сказывали, – пожав плечами, ответил Луговский.

– Клянись, что правда, – хрипло сорвался Фёдор, резко встав со своего места.

Михаил беззаботно пожал плечами.

– Всяко мне так сказывали, – повторил Михаил.

Фёдор цокнул и ударил кулаком о стол под холодным, едва ли не безразличным взором князя. Басманов бесился от резкого оживления, что грянуло в его пылкой голове.

– От же… – тихо пробормотал Басманов, сжимая кулаки.

Михаил побрякивал костями в стакане, не сводя взгляда с Фёдора. Лицо Басманова постепенно открывалось нежным светом, покуда разум покорно подтверждал то, что упрямо и вопреки твердила слепая вера. Басманов резко выдохнул с глухим рыком и, проведя рукой по лицу, убрал длинные пряди с лица.

– Я знал, – тихая радость сорвалась с уст Фёдора, – всегда знал.

Добрая отрада разливалась мягким светом, и он широко улыбнулся, и даже раздался сладкий смешок. Казалось, то было неожиданностью боле всего для самого Фёдора. Эта отрада передалась и Михаилу – князь не мог сдержать мягкой улыбки. Басманов окинул взглядом залу, точно ища чего-то.

– Княже… – протянул Фёдор, обращая взгляд на Луговского.

– От давай, подиви – чего ж спросить хочешь, голубчик мой?

Басманов глубоко вздохнул, переводя сбитое дыхание. Фёдор опустился подле Михаила, и взгляд его забегал. Басманов едва набрал воздуха, чтобы молвить слово, да был опережён.

– Нет, – отрезал Михаил.

– Я не успел ничего просить, – лукаво прищурился Фёдор.

– Нет, – повторил Луговский. – Тем паче что твой покойный батюшка желал бы тебе сторониться этой гадской псарни Ванькиной.

Лицо Фёдора в мгновение переменилось до лютого презрения. Оскалившись ухмылкой, Басманов подался назад да окатил холодным взором князя.

– Тебе-то почём знать, чего отцы желают своим детям? – вопрошал Фёдор.

Михаил усмехнулся.

– С чего ж ты, милок, порешил, что у меня детей нету? – подивился Луговский.

– Михель? – с прищуром вопрошал Басманов.

Князь улыбнулся пуще прежнего и пожал плечами.

– Ты бесёныш, Федь, – вздохнув, протянул Луговский.

Басманов пожал плечами.

– От, Миш, ну, по правде – от был ли у тебя дом? – вопрошал Фёдор, заглядывая в глаза князя.

– Нет, – с простой беззаботностью ответил Михаил.

– Неужто нету места, куда бы сердце хотело воротиться? – не веря, вновь вопрошал Басманов.

– Ни разу, – так же легко ответил Луговский.

Фёдор цокнул да отмахнулся, будто бы и впрямь разочаровавшись.

– И каково ж тебе? – вопрошал Басманов, разведя руками.

– Славно, голубчик, очень славно, – отозвался Михаил. – От, поди, коль память не изменяет, я в двадцать ещё седым не ходил.

Фёдор сглотнул и невольно отпрянул назад. Он прервал свой порыв, ибо уж хотел коснуться своих волос. Князь знатно пристыдил его сим, и покуда Басманов не находил ничего, что молвить в ответ, князь вновь тряхнул да бросил кости.

– Сыграем? – спросил Фёдор, кивнув на кубики.

– Будто у тебя есть что на кон ставить? – пожав плечами, ответил князь.

Фёдор усмехнулся, прищурившись.

– Помнится, ты как-то сказывал, княже, что хотел видать меня на своей службе, – произнёс он.

– Сказывал? – переспросил Михаил. – От что-то не припомню такого.

– Ой, да полно! – негодовал Фёдор.

Луговский улыбнулся, видя, как легко отзывается Басманов.

– Знал бы, что за служба хоть, – протянул Михаил, оглядывая Фёдора. – У меня несладко. Он, поди, у Бори спроси – он, думаешь, чего такой хмурый ходит-бродит? Подумай, Феденька, подумай. Царь-батюшка давал тебе много боле свободы, нежели буду давать я.

– От что-то мне иное помнится, княже, – молвил Фёдор, сведя брови и стуча пальцами по столу. – Помнится, как соблазнительны речи твои были, мол, свобода, да такая, что ни один князь али король не указ?

– Это я обещал видному боярину, – жестокая улыбка занялась на устах князя. – А нынче предо мной беглый нахлебник, прибившийся у сердобольного дружка.

Фёдор снёс слова князя с холодным равнодушием, не выдавая ничего, что поднималось в его сердце.

– Играем али нет? – жёстко поставил вопрос Басманов.

Вздохнув, Михаил ненадолго призадумался, глядя куда-то в высокие своды.

– Выиграешь – так и быть, свезу. От неймётся ж тебе! – разочарованно вздохнул князь.

– Что ж поделать! – просто бросил Басманов, ухмыльнувшись.

– Проиграешь, – улыбнулся Михаил, и край его губ лукаво дрогнул, – присягаешь мне.

Князь протянул стакан с деревянными кубиками Фёдору, и прежде, чем тот принял его, Луговский подал руку к себе, отстранившись от Басманова.

– Присягнёшь, Федь, и сделаешься моим, – предостерёг Михаил.

Басманов поджал губы и выхватил стакан из рук князя. Тряхнувши костьми, Фёдор вкинул свой ход. Холодок пробежал по его спине, а с уст Михаила сорвался снисходительный и даже несколько жалостливый смешок.

– Три? – молвил князь, будто бы Басманов не видел, сколько выпало.

Фёдор глухо прошептал какое-то грубое ругательство себе под нос и провёл рукой по лицу.

– Хоть свет повидаешь, – молвил Михаил, ободряюще хлопнув Басманова по спине.

– Тот али этот? – недобро усмехнулся Фёдор.

Михаила больно позабавила шутка, и он в славном, в очень славном расположении сгрёб кости и тряхнул стакан. Басманов не сводил своего взора с каждого движения князя. Когда князь выкинул свой ход, сердце Фёдора замерло. Повисшая тишина царила али в зале, али в голове его – чёрт его знает.

– Два, – тихо прошептал Фёдор, глядя на выпавшие две точки.

Михаил присвистнул, разводя руками.

– Какой же ты везучий сукин сын, мой голубчик, – вздохнул Луговский, поглаживая бороду.

* * *

Фёдор громыхнул дверью, влетев в комнату, заставленную высокими шкафами. Генрих, будучи при домашних делах без повязки на глазу, поднял взгляд, оторвавшись от письма.

Басманов в мгновение оказался подле Штадена и схватил его за затылок. Генрих бросил письмо на стол, его светлые брови хмуро свелись сами собой. Дрожащее пламя свечи неровно отражалось в застывших зрачках Фёдора. Басманов тяжело дышал, глядя прямо в глаз немца.

– Моя семья жива? – с непоколебимой твёрдостью в голосе требовал Фёдор.

Генрих с рыком отвёл взгляд. Фёдор отпустил руку и в ярости скинул со стола какую-то посудину – та с медным звоном грохнулась на каменный пол.

– Коли то спасло твою жизнь, мне не в чем каяться, – отсёк Штаден. – Я спас жизнь твою. На остальное мне, право, плевать.

Пылкое дыхание Фёдора взводилось каждое мгновение.

– Авось царе не желал зла ни тебе, ни отцу твоему, – Генриху те слова давались и впрямь с трудом. – И право – Бог ему судья, отчего душегубы помилованы и по сей день при дворе. Но нынче что скажешь? Авось даже царь простит, что помог мне тогда бежать с Мишей. Но твоего бегства он не простит.

Фёдор отвёл взгляд, кусая губу до крови. Он закрыл лицо себе руками и сам не заметил, с какой отчаянной лютой силою оттянул себя за волосы. Генрих встал из-за стола, но не успел молвить ни слова. Фёдор чуть не повалил его с ног, заключив в крепкие объятья. Тот жест поверг Штадена в смятение. Немец оцепенел, не ведая, как повести себя.

– Спасибо, – со жгучей радостью на устах молвил Фёдор.

Генрих лишь сейчас набрался духу обнять Басманова в ответ.

– Ты брат мне, право. Отныне и вовек. Но нам надобно проститься, – произнёс Фёдор, и от сих слов Штаден крепче сжал друга в объятьях и лишь опосля вовсе отпустил.

Генрих что-то пробормотал на своём, качая головой.

– Ежели Бог пошлёт – как знать, свидимся ещё, – молвил Фёдор с мягкою улыбкой.

Генрих кивнул, и уста его дрогнули, сдерживая всю гнусную тяжесть на его сердце.

* * *

Грязный серый песок то и дело разбивался приводной порослью и чёрными пиками осоки. Сзади веял тяжёлый болотный дух. На речном берегу сидели подле костра несколько теней. Тут за привалом находился и Борис, озираясь по сторонам. Фёдор был в какой-то мере рад видеть его в добром здравии, чего нельзя было сказать о Борисе. Он отвечал на случайные взгляды Басманова со вполне себе ясным и очевидным презрением.

Фёдору ничего не могло сейчас сбить настроя. Ни холодный сырой воздух, который веял этой осенней ночью, ни тяжёлая дорога, которую он уже преодолел и которую только предстояло пройти водой. В широком устье стояло очертание судна, на коем предстоял немалый путь, ох немалый. Басманов с замираньем сердца, до леденящего холода, прокручивал в голове, как предстанет пред последним царским судом. Весть о здравии Варвары и маленького Пети много воодушевила Фёдора, но холодными бессонными ночами Фёдор задавался жестокими думами.

– Последняя возможность одуматься, Басманов, – голос Михаила, что бесшумно подсел подле Фёдора, выбил его из этих рассуждений.

– Намерения мои никогда доселе не были так ясны, – протянул тот, обхватывая колени, прижимая их к себе. – И воля моя никогда не была так тверда.

Михаил с улыбкой внимал этой клятвенной речи да пожал плечами.

– Пожалеешь ведь, – молвил князь, отводя медовые очи от огня. – Много раньше, нежели тебе думается.

Фёдор с усмешкой пожал плечами.

– Авось ты и прав, княже, – вздохнул Басманов, вновь припав губами к фляге.

* * *

Дорога ли али пойло быстро сморили Фёдора. Он спал крепко, а когда открыл глаза, уже слышал плеск вёсел. Над головой простиралось небо. Сказочная россыпь звёзд завораживала настолько, что он лишь спустя пару мгновений осознал, что натворил. Басманов лежал на спине в лодке и хотел было потянуться, но руки его были связаны за спиной. В следующий миг он ощутил тяжесть на своей ноге – то был громоздкий камень, привязанный несколькими ремнями.

Фёдор сглотнул, продолжая смотреть на звёзды. Невольно его подбородок задрожал, а сердце заколотилось в жуткой лихорадочности. Плеск вёсел стих. Раздался глубокий вздох Михаила. Басманов всё вглядывался в драгоценную россыпь на небе. То было слишком щедро и бесподобно, чтобы быть взаправду, и Басманов отчаянно пытался заверить самого себя, что всё это – лишь сон. Волны тихонько плескались о лодку.

– Я слышал, – произнёс Фёдор, сам ужаснувшись своего голоса, – что мореходы умеют читать на небосводе стороны света.

– Это ж кто тебе поведал? – протянул Михаил, поглаживая бороду. – То правда. Он там, видишь? Самая яркая. Вона там… а хотя, – князь отмахнулся с усмешкой, – к чёрту. Тебе уж это не успеет пригодиться.

Фёдор сорвался в горькой усмешке.

– Миша, прошу, я дам тебе присягу, слову – вера, – пылко и горячо просил Басманов.

Он заметно задыхался.

– Федюш, Федюш, – молвил Михаил и поднял руку, будто бы пытаясь успокоить. – Давай, дыши главное. Всё славно.

Басманов изо всех сил пытался унять своё сбитое дыхание. Насилу смиряя всё внутри, Фёдор призвал всю свою волю, чтобы не поддаваться тому исступлённому жуткому страху.

– А теперь, голубчик мой, скажи-ка мне, – продолжил Михаил, подавшись вперёд. – От тебе два расклада – первый таков: я от доброты душевной да от неча делать, так, между делом забредаю к твоему немцу погостить… Ты вообще слушаешь?

Фёдор часто-часто закивал головой. На лице князя заиграла жестокая улыбка.

– Али оно что, – молвил Луговский, поглаживая бороду, – кто-то, ну, скажем, из давнишних твоих дружков, скажем, заплатил мне, чтобы добить тебя. От какой расклад тебе боле по душе?

Басманов стиснул зубы, мотая головой.

– Миш, прошу, пощади, – бормотал Фёдор сквозь сбитое прерывистое дыхание. – Сам ты видел, что мне честь дороже жизни. Я присягну тебе, княже, и ввек не нарадуешься, коли пощадишь меня.

– Да я рад был бы, право, Федюш! – молвил князь, кладя руку себе на грудь. – Что ты мне по сердцу пришёлся – я понял, как токмо увидал тебя. Да я б и взял тебя на службу, василёк ты мой. Да нету тебе веры никакой, понимаешь?

Фёдор свёл брови и мотнул головой, истинно не улавливая речи князя.

– От давай, удиви меня, – молвил князь, прихватив Фёдора за шиворот и одним рывком сажая на край лодки да всё ж придерживая.

Дыхание Фёдора замерло. Плеск чёрных волн беспощадно шептался там, внизу, тая вечную холодную бездну под собой.

– Ты же нынче любую чушь готов сказать, дабы уцелеть? – с коротким кивком вопрошал Луговский. – От, поди, и клятву дашь. Да токмо, голубчик, не верю я тебе. Улизнёшь же – я и моргнуть не поспею. Так что… один исход нынче. И всё же… Всё же попробуй разуверить меня. Убеди, что ты истинно отрекаешься от старых клятв.

Фёдор зажмурился, слушая, как бешеный стук затмевает всё собой. Сердце отчаянно билось, гоня горячую живую кровь. В этот отчаянный миг пришло прозренье. Фёдор глубоко вздохнул, наконец уняв и дрожь, и смятенье. Князь был весь внимание. Басманов медленно улыбнулся, подняв лицо к звёздам.

Резко опустив взгляд, Фёдор со жгучим презрением харкнул в лицо Михаила и в следующее же мгновение выпал за борт. Холодная вода всецело объяла его. С резким хриплым выдохом Фёдор вынырнул. Едва ли он мог бы плыть со связанными руками али тем паче с каменной ношей на ноге.

То была мель прямо посреди широкой реки. Фёдор стоял на песчаном дне, переводя сумасшедшее дыхание. Вода стекала с него, обдавая целительной благой прохладой.

Его громкий надрывный смех небось был слышен на берегу.

– Есть и третий расклад, – молвил Басманов, обернувшись через плечо на лодку.

Михаил развёл руками, премного прося продолжить.

– Ты вздумал вернуться в царскую милость, – неслабо дивясь собственным словам, молвил Фёдор.

Дно под его ногами будто бы заверяло в правоте его, покуда Михаил с улыбкой внимал смелой догадке Басманова.

– Уж коли мне не вырвут языка, я замолвлю за тебя словечко, – закивал Фёдор, вновь обращая взгляд к звёздам.

– Было бы чудно, голубчик, – добродушно улыбнулся Михаил, воротя Фёдора в лодку да вновь налягнув на вёсла, – будет чудно.

* * *

Фёдор сошёл в порту Москвы-реки тихим утром. Солнца ещё не было на горизонте. Пара рыбаков чернели горбатыми тенями, ожидая свой скромный улов. Басманов явился в иноземном облачении, какое носил в замке Генриха. В ином раскладе привлёк бы ненужное внимание, но не сейчас. Редкие ранние крестьяне едва ль глядели на пришельца. Но всяко много шума поднялось. И той причиной были вовсе не люди. Сердце Фёдора замерло, как он заслышал тот крик.

– Неужто? – Басманов вставил два пальца в рот и громко-громко присвистнул, зазывая ненаглядную любимицу свою.

Данка промчалась по безлюдным улицам к своему хозяину. Фёдор бегло оглядел её схуднувшие бока и растрепанную гриву. Вскинув голову к небу, Басманов и не мог сдержать ни горячих слёз, ни пылкого биения сердца своего.

«Добрая душа твоя, Юрка, добрая…»

– Надобно будет тебя заплести, хорошая моя! – шептал Фёдор, ласково наглаживая свою красавицу.

Лошадь отвечала ржанием, и Басманов согласно кивал её упрёкам.

– Нынче всё образумится, Данка, всё образумится, – шептал Фёдор.

* * *

– Проспись уже, пьянь! – злостно огрызнулся Малюта.

– Да говорю ж! – божился Васька Грязной. – Своими глазами его видел!

– Бредишь, собака! – Скуратов оттолкнул Грязного, да с такою силой, что Васька не устоял на ногах.

Рухнувши на пол, опричник взвыл от боли – башка трещала от выпитого, да с удара всё зазвенело пуще прежнего. Малюта же спешно пошёл прочь, не дожидаясь, как оправится Грязной. Вдруг Скуратова точно ударила молния, и он стал на месте. Миг раздумий, и он круто сменил направление.

* * *

В Московском Кремле всё стихло. Иоанн восседал на троне, а мысли его сковались безмерной скорбью. Холодный царский взор не шевельнулся, когда на порог явились доложить.

– Светлый государь, посол чужеземный принять просит, – лишь слабый отзвук той речи коснулся уставшего рассудка Иоанна.

Царь медленно поднял взгляд, беспросветно тёмный и тяжёлый.

– Раз просит, то жизнь ему, видать, не дорога, – молвил владыка, едва оскалившись. – А пущай, пущай…

Эти слова глухо сошли с уст Иоанна, и когда царе поднял взор, его лицо искривилось в насмешке над своим бессилием. Царь не мог отвести взор от призрака, что явился нынче к нему. Иоанн закатил глаза и с рыком оскалился.

– Как же ты задрал меня, – процедил царь, мотая головой.

Фёдор едва поднял брови, пребывая в смятении. Право, он не знал, что и ответить. Меж тем же владыка продолжил.

– А что на сей раз без отца? – вопрошал Иоанн, сложив руки пред собой. – Поди, старик до сих пор злится на меня?

Фёдор глубоко вздохнул да мотнул головой.

– Нет, – ответил Басманов, – он отпустил тебе всё.

Иоанн засмеялся, едва ли сохраняя хоть тень разума на своём лике.

– Как был брехливой шавкой, так и остался, – со жгучей злостью процедил Иоанн.

Фёдор глубоко вздохнул, переводя дух. Он собрал всю свою волю в кулак, чтобы держаться пред своим владыкой. Сердце Басманова обливалось горячей кровью, покуда он взирал на Иоанна, на его абсолютно бездушный отсутствующий взгляд, в котором не было ничего, кроме жестокой и слепой боли. Эти тёмные глаза полнились жутким мраком. Та беспросветность завораживала и пробирала до дрожи.

– То правда? – шептал государь, сокрушённо упираясь о свои руки.

Фёдор повёл бровью.

– Об чём? – вопрошал Фёдор.

Иоанн усмехнулся, всплеснув руками.

– Об отце Филиппе. Об твоём отце? – вопрошал владыка, бесцельно блуждая взглядом по безлюдной палате. – От гляжу в твои очи дрянные и всё не разумею – правда ль? – горько молвил царь. – Будто бы в этом нынче есть какой толк…

– А ежели толк есть? – вопрошал Басманов.

– Нет, – упрямо отрезал Иоанн, – да оно и к лучшему.

Фёдор глубоко вздохнул, цокнув. Повисло молчание. Наконец Басманов собрался с духом.

– А будь твоя воля, ты бы воротил меня обратно? – тихо вопрошал он, устремив очи на царя.

Иоанн провёл рукой по лицу, и уста его вновь разошлись страшной ухмылкой.

– Ты смеешь спрашивать, пёс? – сорванным голосом вопрошал владыка и, ища опоры, положил руку на подлокотник трона. – Ты же был там…

Фёдор сглотнул, не в силах вынести той рвущей боли, коей полнилось каждое царское слово.

– Ты же был там, – огрызнулся сквозь стиснутые зубы Иоанн, и на руках его выступали жилы. – Ты был там, во мраке. Ты был там каждую ночь, когда я звал тебя.

Фёдор сглотнул, ощущая дрожь в охладевших руках своих.

– Ты смеешь спрашивать это, проклятая ты шавка? – глухо усмехался Иоанн. – Я принял на свою душу все грехи. И я не отрекусь от сих слов вовек.

Иоанн резко встал с трона, в неистовой ярости оглядев призрачное видение.

– На кой чёрт явился, бес? – сорванным хриплым голосом вопрошал владыка.

– Велишь исчезнуть тени? – молвил Фёдор, заглядывая в царские очи.

– Велю, – отрезал Иоанн.

Губы Фёдора чуть дрогнули – отчего едва ли не занялась улыбка. Бездействие проклятого образа взбесило Иоанна, и он в ярости отвесил резкую пощёчину и тотчас же отпрянул назад. Басманов медленно воротил взгляд на владыку.

– Как мог я умереть, – молвил Фёдор, потирая ушибленную щёку, на коей медленно загорался румянец, – коли ты, мой царь, мой светлый владыка, не дал дозволения?

Иоанн пересилил ледяной страх, подступивший к его сердцу, протянув руку к слуге своему, с благоговейным трепетом прикоснулся к белой скуле. Дыхание замерло. Иоанн замер на несколько мгновений. Сердце тихо-тихо, неповоротливо и медленно, но возвращалось к жизни. Иоанн вглядывался, и будто бы прямо на его глазах явившийся призрак обратился его слугой из плоти и крови, его Фёдором.

Басманов поджал губы, силясь держаться пред своим царём, но ком в горле удушливо и гнусно саднил изнутри. Он коротко и часто закивал, заверяя государя, что всё истина, что всё взаправду. Послав к чёрту и Бога, и дьявола, Иоанн прижал Фёдора к наконец-то оживающему сердцу. Казалось, ничто бы не могло нарушить сих объятий, да вдруг заслышались тяжёлые шаги.

Фёдор тотчас же обернулся через плечо, и улыбка совсем иного толка взыграла на устах Басманова. Видя лик пришлого Малюты, Иоанн чуть вскинул брови.

– Ты же тоже его видишь, Малют? – вопрошал царь, указывая на самодовольно ухмыляющегося Басманова.

Скуратов оцепенел.

– И, Гриш, – молвил Фёдор, убирая свою прядь за ухо, – я всё понимаю, да токмо дай мне буквально пару мгновений. Я ещё не закончил свою исповедь.

* * *

Это был славный пир. Самый славный на памяти Иоанна Васильевича, великого князя Московского и всея Руси. Его любимец и кравчий был подле него всё время, до тех самых пор, как не прибежал холоп, доложив об особом госте. Фёдор буквально расталкивал всякого зазевавшегося скомороха на своём пути и, не дав Афанасию Вяземскому переступить порога, заключил в крепкие объятия. Князь охотно обнял Басманова в ответ, похлопав по плечу.

– Припоздал, Афанасий Иваныч, – с отрадною и светлой улыбкой Фёдор пожурил князя.

– Как мог, так и явился, Фёдор Алексеич, – развёл руками Вяземский.

– Нынче новые порядки, княже, – молвил Фёдор, провожая Афанасия ко столу, – ни слова об опричнине. А в остальном всё премного-много славно.

С этими словами Басманов взял кувшин и наполнил чашу Вяземского. Да, видать, кравчий забылся али то было по задумке, но Фёдор перелил через край, замарав и узорную скатерть, и подол кафтана князя. Об истинной брани не могло идти и речи в тот день, и всяко ж Фёдор спешно отбежал прочь. Афанасий и не думал пускаться в погоню.

– Да уж, – вздохнул Вяземский, отжимая рукав от вина, – а ведь славные деньки ж были – носились с шашкой наперевес да орали: Гойда, гойда!