Текст книги "Холодная гавань"

Глава 15

Она спускалась по главной лестнице вниз, опираясь на руку Прима, будто во сне. Он весело кивнул офицеру, пропустившему их. Женевьева вдруг громко рассмеялась, и он удивленно обернулся, крепче сжав ее руку.

– С вами все в порядке?

– Лучше и быть не может.

– Прекрасно. – Они пересекли прихожую и остановились у двери. – Теперь приготовьтесь войти в зал и улыбайтесь, все время улыбайтесь. Люди ждут от вас этого.

Дежурный открыл перед ними дверь, и они вошли в зал. В этот момент оркестр замолчал; вокруг раздавались смех и громкие голоса, царила атмосфера благополучия, красивые женщины и мужчины в мундирах отражались в громадных зеркалах.

Гортензия сидела на одном из золотых кресел в противоположном конце зала, над ней почтительно склонился полковник артиллерии. Она, видимо, смеялась над тем, что он только что рассказал ей, и в этот момент встретилась глазами с Женевьевой. Возникла пауза – лишь на мгновение, потом она улыбнулась и перевела взгляд на своего полковника.

– Можно я поговорю с тетей? – спросила Женевьева.

– Конечно. В конце концов, будет лучше, если она узнает о раскладе в игре. Уверен, вы не станете отрицать, что она знает разницу между Анн-Мари и Женевьевой.

Женевьева, не торопясь, прошла по залу сквозь толпу. Когда она подошла, Гортензия улыбнулась и подставила ей щеку для поцелуя:

– Наслаждаешься, cherie?

– Еще как. – Женевьева присела на подлокотник ее кресла.

Гортензия протянула пустой бокал полковнику:

– Еще один мартини, пожалуйста, и пусть они сделают его чуть посуше. – Полковник послушно щелкнул каблуками и удалился. Гортензия взяла сигарету из портсигара племянницы и, когда та поднесла ей зажигалку, как бы невзначай бросила: – Что-то сорвалось. Я вижу это по твоим глазам. Что случилось?

– Прим появился не вовремя. Он все знает. Гортензия весело улыбнулась, помахав рукой кому-то на другой стороне зала.

– Что ты не Анн-Мари?

Женевьева увидела полковника, возвращающегося назад с бокалом в каждой руке. Она тихо ответила с улыбкой на лице:

– Я была направлена сюда Мунро, чтобы меня предали. Это цель спектакля. Я только что узнала об этом от Прима. Грязное дело с самого начала. Между прочим, Рене мертв.

Это известие мгновенно стерло улыбку с лица Гортензии. Женевьева взяла ее за руку:

– Держись, любовь моя, держись стойко. Эта ночь будет очень, очень длинной.

Полковник уже стоял рядом с ними, галантно протягивая Гортензии ее бокал. Женевьева погладила тетушку по щеке.

– Теперь возьми себя в руки, – сказала она ей, смеясь, и отвернулась.

Женевьева автоматически взяла бокал шампанского с подноса, который нес проходивший мимо официант, но его мгновенно выхватили у нее из рук.

– Нет, нет, Женевьева, – сказал Прим. – Ясная голова – вот что вам нужно сегодня вечером.

Она даже не обернулась, просто взглянула на него в зеркало. Он выглядел очень спокойным, как всегда, безупречно ухоженный, ордена сверкают, на шее Рыцарский крест. Он ждал ответа со спокойной, даже печальной улыбкой. Между ними снова возникла интимность, и это было совершенно ясно написано на лице.

– Стало быть, никаких послаблений? – спросила она.

Оркестр заиграл вальс, он наклонил голову, слегка поклонившись:

– Может быть, еще один тур?

– Почему бы и нет?

Они кружились в танце, он легко обнимал ее. Она не забыла улыбнуться генералу, проносясь мимо него, заметила фельдмаршала Роммеля, вежливо разговаривавшего с тетушкой. Сверху из тени на них мрачно взирали портреты предков.

– Штраус, – сказала она. – Далекий крик Эла Боули. Вы играли со мной, предупреждали или вам просто нравится мелодия?

– Мы подошли к опасной черте, – мрачно заметил он. – Для нас обоих, я думаю.

– Ну, раз вы так считаете.

– Да, именно так, поэтому давайте обговорим детали. В конце вечера, когда фельдмаршал уедет, вас проводят в ваши комнаты, вас и вашу тетушку, как обычно. Разница будет состоять в том, что я поставлю часовых у ваших дверей.

– Естественно.

Ей вдруг показалось, что боковым зрением она увидела в тени нелепую фигуру человека, показавшуюся ей знакомой: что-то в наклоне головы, в том, как он закурил сигарету ужасно знакомым жестом. Но это было невозможно, совершенно невозможно. Теперь она видела его ясно: он стоял спиной к стене с сигаретой в руке. Он радостно улыбнулся, будто только что увидел ее, и направился к ним через зал. Крэйг Осборн в прекрасно сидевшем на нем черном мундире подполковника Французской бригады Шарлеманя войск СС.

Все это было лишено здравого смысла, ведь Макс Прим сказал ей правду, и у Крэйга Осборна вот так появляться здесь не было никаких причин. Когда Крэйг подошел, они остановились. Прим нахмурился.

– Анн-Мари, какая радость. Я надеялся, что вы здесь. – Его французский был идеален. – Извините, если я помешал вашему разговору. Мадемуазель Треванс и я – старые друзья. – Он взял ее руку и почтительно поцеловал. – Июль тридцать девятого. Долгое жаркое лето, тысячу лет назад…

На лице Прима появилась сардоническая улыбка, и она подумала: полковник считает, что она попала в настоящую ловушку, теперь ей придется играть роль Анн-Мари перед человеком, даже имени которого она, скорее всего, не знает.

– Анри Легран, – сказал Крэйг спокойно. – Полковник?..

Прим щелкнул каблуками.

– Прим. К вашим услугам, штандартенфюрер. – Он поклонился и отошел.

Крэйг крепко обнял ее, и они закружились в танце.

– Вы часто бываете здесь? – спросил он. Несмотря на то, что она узнала от Прима, она в первую очередь беспокоилась о нем.

– Вы сошли с ума!

– Я знаю. Моя мама всегда говорила мне это. Не показывайте своего волнения, сохраняйте на лице вашу ослепительную улыбку. – Он прижал ее к себе. – Даниил в логове льва. С Божьей помощью я благополучно выйду отсюда, и вы со мной. За этим я и пришел. Все было подстроено, ангел мой. Мунро отдал вас на заклание, словно жертвенную козу. Как только вы попытаетесь что-нибудь сделать, вас сразу схватят.

– Это старые новости, – сказала она. – Я уже попыталась этим вечером и была поймана. Прим все знает, Крэйг. Он все мне рассказал. Баум, Анн-Мари… всю эту грязную затею. Я сейчас гуляю на привязи, неужели вы не поняли? Он знает, что я сделаю все, что он прикажет, из-за Гортензии, и следит за каждым моим шагом.

Крэйг остановился и взял ее под руку:

– Тогда давайте заставим его призадуматься. – И он повел ее сквозь толпу к сводчатым дверям.

В воздухе чувствовалась легкая прохлада, и они остановились под колоннадой, глядя на дождь.

– Ведите себя непринужденно, как обычно, смейтесь иногда, это неплохо, – сказал он. – Сигарета тоже вам не помешает.

Она взглянула на него, когда спичка осветила сильное лицо Крэйга.

– Почему, Крэйг? Почему?

– Что Прим рассказал вам? – спросил он.

– Что Анн-Мари работала на него. Крэйг тихонько присвистнул:

– Это потрясет Мунро. Ведь это значит, что у вас не было никакого шанса с самого начала, даже если бы Баум не засветил вас.

– Вы хотите сказать, что ничего не знали? Не могу поверить. Вы использовали меня, Крэйг, так же, как Анн-Мари. Я теперь знаю всю правду. Знаю, что вы с ней сделали.

– Ясно. А Рене?

– Он мертв. Застрелился, чтобы спасти меня, когда они пытались взять его.

Наступила тишина. Капли дождя тонкой пылью сеялись над их головами. Крэйг продолжил:

– Так, верите вы мне или нет, но все произошло следующим образом. Вся эта история с наркотиком и вашей сестрой – чистая случайность. Они собирались пробовать новый способ на каждом разведчике, возвращающемся с задания, но на этот раз что-то не сработало. Я узнал обо всем только вчера вечером от Баума. Рассказ о зверстве патруля СС придумал Мунро. Годится для великой цели и все такое, чтобы дать вам стимул для выполнения вашей части задания. Мне рассказали то же самое.

– А Баум?

– Я ничего не знал ни о нем, ни о его связях с германской разведкой до прошлого вечера. Мне сказали, что вас послали сюда с одной целью: занять место вашей сестры и завладеть любой информацией, которую удастся добыть, о совещании Роммеля по Атлантическому валу.

– Если это правда, то почему Мунро разрешил вам отправиться сюда?

– Он и не разрешал. Я нахожусь здесь по собственной инициативе. В данный момент Мунро, должно быть, сходит с ума. – Внезапно, с невероятным чувством облегчения, она поверила ему. Поверила до конца. – Этот бедолага Баум выпустил джинна из бутылки: он запил, поверив, что его дочь умерла всего шесть месяцев назад.

– Я знаю, – сказала Женевьева. – Прим сказал мне.

– Мунро все подтвердил. Сказал мне, что я должен повзрослеть. Что война – это ад и все такое. Потом он запер меня в камере на ночь, чтобы решить, что делать. Мне удалось вырваться и добраться до Холодной гавани.

Мартин Хейр и его ребята перебросили меня на И-боте. Джулия передала по радио Большому Пьеру, чтобы он встретил нас. Катер ждет нас у Гросне. Попасть сюда в таком мундире, как у меня, было несложно. У меня неприятное впечатление, что этот мундир мне идет.

– Вы просто сумасшедший! – сказала Женевьева.

– Я говорил вам, что я йелльский парень, ведь так? Теперь расскажите мне, что происходит здесь.

Она быстро и точно посвятила его в ситуацию. Когда она закончила, на террасе послышались шаги, и молодой лейтенант как бы случайно задержался у балюстрады, глядя на дождь. Женевьева весело рассмеялась, взяв сигарету, предложенную Крэйгом, и нагнулась к нему.

– Они теперь следят за мной каждую секунду. Уходите, Крэйг, пока это еще возможно.

– Нет, только не ценой вашей жизни. Думаете, я смог бы оставить вас на растерзание? Чтобы вы попали в камеру в главном здании гестапо на Рю де Сюссе? Я там побывал, и то, что они делают с людьми вроде нас, неприятно. Мы уйдем отсюда вместе или не уйдем совсем.

– Невозможно. Я никогда не оставлю Гортензию. А у вас пока еще есть шанс. Воспользуйтесь им.

– Какого черта я здесь делаю, как вы думаете? – прошипел он скороговоркой. – Вы действительно были настолько слепы там, в Холодной гавани? И думаете, что я каждый раз видел ее, когда смотрел на вас?

Его признание оставило Женевьеве только один выход, теперь уже ради спасения его жизни, а не своей собственной. И она повернулась и вошла в двери, прежде чем Крэйг успел ее остановить.

Прим стоял у камина и курил сигару. Он швырнул ее в огонь и пошел навстречу Женевьеве.

– Бедный полковник, от него уже избавились? – Потом его глаза слегка сощурились: – Что-то не так?

– Можно сказать, да. Старый любовник моей сестры, у которого до сих пор не угасла страсть. Память обо мне, можете себе представить, помогла ему выжить в России.

– Эти французы, – хмыкнул Прим. – Они так романтичны. Фельдмаршал скоро уезжает, между прочим. Он спрашивал о вас. С вами все в порядке?

– Конечно.

Он быстро улыбнулся:

– Вы необыкновенная женщина, Женевьева.

– Я знаю, и в других обстоятельствах…

– О, это уже похоже на плохую мелодраму.

– Жизнь очень часто и есть плохая пьеса. А теперь я заслужила бокал шампанского, как вы думаете?

Итак, фельдмаршал Эрвин Роммель покидал замок Вуанкур, и Женевьева стояла рядом с Гортензией, улыбалась и желала ему всего хорошего, как приказал ей Прим. Крэйга Осборна нигде не было видно, и это беспокоило ее. Женевьева почувствовала, что холод охватывает все ее существо. Ей совсем не хотелось возвращаться в комнату сестры.

Толпа начала расходиться, и Прим повернулся к ним:

– Пришло время отдыхать, мадам. Доброй ночи.

– Что-то он больно задумчивый, ты не находишь? – обронила Гортензия.

Женевьева подала ей руку, и они начали подниматься по лестнице, сопровождаемые Примом и лейтенантом, державшим в руке шмайсер.

– При первой же необходимости ты отсюда исчезнешь, слышишь меня? – буркнула Гортензия.

– И оставлю тебя одну? – спросила Женевьева. – Ты хоть на мгновение могла подумать, что я способна на такое?

Они уже были в верхней галерее. Прим кивнул, и молодой лейтенант принес стул, поставив его так, чтобы видеть двери обеих спален. Теперь он выглядел очень решительным, был бледен и сосредоточен.

– Вы действительно беспокоитесь о нашем благополучии этой ночью, – заметила Гортензия.

– Лейтенант Фогель на дежурстве, графиня, еще одного Райсшлингер поставил под ваш балкон. Желаю вам спокойной ночи.

Гортензия постояла в нерешительности, взглянула на племянницу и вошла в свою спальню. Прим повернулся к Женевьеве.

– Мне кажется, все прошло хорошо, – сказал он. – Фельдмаршал был доволен. Конечно, если бы он знал, что некая папка исчезла из его сейфа, пусть и на время, то не был бы так благодушен. Но, я думаю, мы сохраним это в тайне.

– Естественно. Для вас это тоже не очень-то хорошо, не так ли? Могу я уйти в свою комнату?

Он открыл ей дверь и равнодушно произнес:

– Доброй ночи, мисс Треванс.

Женевьева могла бы послать его к черту, но в этом не было никакого смысла. Поэтому она просто вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней. Она слышала бормотание, звуки удаляющихся шагов. Ключа в двери не было, а более внимательный осмотр показал, что задвижку тоже сняли. И пистолет, с которым она так старательно упражнялась, конечно, тоже исчез.

Она сняла платье, надела брюки и свитер и вышла на балкон. Дождь продолжался, было совсем темно. Она прислушалась и через несколько минут услышала легкий кашель часового. Все ясно: парапет, отделявший ее балкон от балкона Гортензии, был таким узким, что попытаться преодолеть его мог лишь опытный скалолаз.

Она вернулась в спальню, достала серебряный портсигар и открыла его. В нем не осталось ни одной сигареты, только катушка с фотопленкой в секретном отделении, теперь совершенно бесполезная. Она чувствовала себя уставшей и замерзшей и надела охотничий пиджак Анн-Мари, сунув портсигар в карман. Потом сняла с кровати пикейное покрывало, закуталась в него и устроилась на стуле у окна, оставив включенным свет. Как маленькая девочка, которая боится темноты.

Женевьева все-таки задремала на какое-то время, чувствуя себя ожесточенной и униженной, и вдруг почувствовала, как занавески слегка зашевелились. Потом они раздвинулись и в комнате возник Крэйг Осборн, держа в правой руке вальтер. Он все еще был в форме офицера СС. Крэйг поднял руку, предупреждая ее реакцию:

– Мы возьмем с собой и вашу тетушку. Удовлетворены?

Женевьеву внезапно охватило чувство невольного восхищения.

– Как вы сюда попали?

– Залез на балкон.

– Но внизу, кажется, часовой.

– Уже нет. – Он бесшумно подошел к двери и прислушался. – Что у них там снаружи?

– Молодой лейтенант с автоматом.

– Позовите его сюда. Скажите, что слышали на балконе что-то подозрительное, что-нибудь в этом роде. – Он вложил вальтер в кобуру и достал что-то из кармана. Раздался резкий щелчок, и в электрическом свете тускло сверкнуло лезвие. Оцепенев, она смотрела на Крэйга, и он слегка подтолкнул ее к двери. Женевьева пошла к двери, тихо постучала, потом открыла ее. Фогель мгновенно оказался на другой стороне коридора, держа автомат на изготовку.

– В чем дело? – резко гаркнул он на плохом французском. – Что вы хотите?

У Женевьевы так пересохло в горле, что она едва могла говорить. Повернувшись, она показала рукой на занавески, которые слегка колыхались на легком сквозняке.

– Мне кажется, я что-то слышала там, на балконе. Фогель постоял в нерешительности, потом шагнул вперед. Крэйг схватил его рукой за горло, уперся коленями в спину и выгнул назад, как лук. Женевьева даже не увидела, как скользнул нож, быстро отвернулась и услышала только слабый хрип. Почему-то вспомнила, как хорошо танцевал этот мальчик, и к горлу подкатил тяжелый комок. Послышалось шуршание – это Крэйг потащил тело в ванную. Потом вернулся в комнату, держа в руках шмайсер.

– Все в порядке?

– Да. – Она глубоко вздохнула. – Да, конечно, со мной все в порядке.

– Тогда пошли.

Гортензия сидела в постели и читала книгу, набросив на плечи шаль. Она совершенно не удивилась, как всегда, полностью владея собой.

– Я вижу, Женевьева, ты успела обзавестись другом?

– Не обращай внимания на его мундир, тетя.

– Майор Осборн, мадам.

– Полагаю, вы пришли за моей племянницей?

– И за вами. Она не может жить без вас. Гортензия достала сигарету из ящика секретера и прикурила от серебряной зажигалки. Женевьева быстро вытащила свой пустой портсигар и наполнила его.

– Вы знакомы с творчеством английского романиста Чарльза Диккенса, майор Осборн? – спросила Гортензия. – Вы читали «Сказку о двух городах», в которой некто мистер Сидней Картон в славном акте самопожертвования идет на гильотину вместо другого человека? Мы всегда были привержены подобным жестам в нашей семье. – Она выпустила дым длинной струйкой. – Де Вуанкуры всегда слишком высоко ценили благородные жесты. – Она повернулась к Женевьеве: – Как бы ни были они неуместны.

– У нас очень мало времени, мадам, – терпеливо произнес Крэйг.

– Тогда, майор, побыстрее уходите, пока это еще возможно. Уходите оба. – Женевьеву вдруг охватила такая паника, что она потянулась к тетке, чтобы стащить с нее пижаму. Но Гортензия с удивительной силой схватила ее за запястье. – Слушай меня! – В ее голосе слышались железные нотки. – Однажды ты сказала мне, будто знаешь, что у меня больное сердце?

– Но это неправда! Еще одна ложь, которую вбили мне в голову, чтобы заставить отправиться сюда.

– Анн-Мари знала и верила. Это я сама придумала, чтобы как-то объяснять окружающим тот озноб, который в последнее время донимает меня все чаще. Я никому об этом не говорила. У каждого своя гордость.

В комнате воцарилась такая тишина, что было слышно, как тикают часы.

– А на самом деле? – прошептала Женевьева.

– Пройдет месяц, может быть, два, и начнутся боли. Я уже сейчас чувствую их. Доктор Марэ не пытался меня успокаивать. Он слишком старый друг для этого.

– Это неправда, – рассердилась Женевьева. – В этом нет ни слова правды!

– Ты когда-нибудь внимательно смотрела на меня, cherie? – Гортензия взяла ее за обе руки. – Посмотри получше. – Прозрачная, с зеленоватым оттенком кожа. Гортензия говорила правду, Женевьева знала это. Почудилось вдруг, что детство безвозвратно ушло. Ее охватило чувство абсолютной опустошенности, которое было почти невыносимым. – Ради меня, девочка, – Гортензия поцеловала ее в обе щеки. – Сделай это для меня. Ты всегда отдавала мне свою любовь, щедрую, неэгоистичную. Это было самым ценным в моей жизни, теперь я могу признаться тебе в этом. Неужели ты откажешь мне в праве вернуть тебе долг? – Женевьева с дрожью отшатнулась, не в силах ответить. Гортензия продолжила: – Оставьте мне один из ваших пистолетов, майор.

Это прозвучало как команда. Крэйг достал свой вальтер и положил его на кровать рядом с ней.

– Гортензия… – Женевьева потянулась к тетке, но Крэйг перехватил ее.

– Теперь уходите, – сказала графиня. – Пожалуйста, поторопитесь.

Крэйг открыл дверь и начал выталкивать Женевьеву из комнаты. Ее глаза заволокло горячей пеленой. Слез не было. Она видела свою тетку последний раз: та сидела на кровати, положив одну руку на вальтер, с улыбкой на губах.

В тишине они спустились по главной лестнице. Внизу было тихо и пусто.

– Где Прим? – шепотом спросил Крэйг.

– В кабинете, в библиотеке. Он и спит там. Из-под двери библиотеки пробивался свет. Крэйг остановился, держа на изготовку шмайсер, осторожно повернул ручку двери, и они вошли внутрь.

Прим сидел у камина и работал с какими-то бумагами, совершенно поглощенный своим занятием. Он посмотрел на них, не выразив никакого удивления, как всегда, полностью владея собой.

– А, любовник… Не совсем тот, за кого себя выдавал?

– Возьмите его пистолет, – сказал Крэйг Женевьеве по-английски.

– Американец… – Прим кивнул. – Конечно, стрельба из этого шмайсера поднимет на ноги все имение.

– Но вы-то уже будете мертвы.

– Да, мне эта мысль тоже пришла в голову.

Прим встал, держа руки на столе. Женевьева обошла его и вытащила вальтер из кобуры.

– А теперь, – сказал Крэйг, – бумаги. Материалы совещания по Атлантическому валу. Может быть, они в этом сейфе у вас за спиной?

– Вы напрасно теряете время, – улыбнулся Прим. – Когда я видел их в последний раз, они были в дипломате фельдмаршала Роммеля. Теперь он уже на полпути в Париж, насколько я понимаю. Но вы можете проверить.

– Нет необходимости, Крэйг. – Женевьева достала из кармана портсигар и показала ему. – Эти документы были у меня в комнате в течение пяти минут сегодня вечером, и полковник это знает. Я постаралась сделать все так, как вы меня учили. Все двадцать снимков.

– Вот это действительно красиво, – сказал Крэйг. – Согласны, полковник?

– Я же говорил, что вы замечательная женщина, Женевьева, – вздохнул Прим, – не так ли? Итак… – Он обошел вокруг стола. – Что дальше?

– Мы выйдем через боковую дверь, – сказал Крэйг, – через выход в гардероб. Потом пройдем на задний двор. Я видел там «мерседес» генерала. Он нас вполне устроит.

Прим ответил, обращаясь к Женевьеве:

– Вам не удастся выбраться на нем отсюда. Сегодня ночью у ворот дежурит сам Райсшлингер.

– Скажете ему, что фельдмаршал забыл важные бумаги, – сказал Крэйг. – Если что-то пойдет не так, я убью вас, а если я не убью, то это сделает Женевьева. Она будет у вас за спиной.

Прим удивился:

– Думаете, вы сможете выстрелить, Женевьева? Я сомневаюсь в этом.

Он был прав, и Женевьева знала это. Она вся покрылась мурашками, руки дрожали, она мертвой хваткой вцепилась в рукоятку вальтера.

– Хватит болтать, – сказал Крэйг. – Теперь наденьте фуражку и спокойно идите на улицу.

Они выбрались из дома и пошли по булыжникам заднего двора. Было удивительно тихо, замок утопал в темноте и покое. Женевьева крепче сжала вальтер в правом кармане своего охотничьего жакета. Они добрались до «мерседеса». Женевьева открыла заднюю дверцу и спряталась между сиденьями, держа вальтер на изготовку. Прим сел за руль, Крэйг рядом с ним. Никто не произнес ни слова. Мотор ожил, и они двинулись к воротам. Спустя несколько минут машина замедлила ход и остановилась. Женевьева услышала вопрос часового, потом он щелкнул каблуками и вытянулся:

– Прошу прощения, штурмбаннфюрер.

Приму не требовалось ничего говорить. Послышался слабый скрип, шлагбаум поднялся, и вдруг совершенно неожиданно другой голос резко прокричал что-то из сторожевой будки. Райсшлингер.

У Женевьевы перехватило дыхание, когда она услышала скрип шагов по гравию. Возможно, он сразу не узнал Прима в рассеянном свете фонаря у сторожевой будки. Он наклонился, что-то говоря по-немецки, она не поняла его слов. Прим отвечал ему. Единственное, что она смогла разобрать, было слово «Роммель», так что Прим, судя по всему, играл в игру Крэйга. Райсшлингер ответил. Короткая пауза, его сапоги снова заскрипели по гравию, и, решив, что он уходит, Женевьева осторожно взглянула вверх. К своему ужасу, она увидела над собой его лицо: он смотрел на нее через боковое стекло.

Он резко отпрыгнул назад, хватаясь за пистолет, Крэйг поднял шмайсер и дал по нему очередь прямо через стекло. На них посыпались осколки, а Райсшлингер, как в каком-то странном танце, откинулся назад. Крэйг ткнул автоматом в шею Прима.

Они рванулись вперед, в ночь. Прим резко швырял машину из стороны в сторону, потому что патруль открыл им вслед огонь. Наконец они скрылись в темноте, поглотившей их.

– У вас там все в порядке? – спросил Крэйг.

На правой щеке Женевьевы, порезанной осколком стекла, была кровь. Она машинально вытерла ее тыльной стороной ладони. Ей не было больно, воздух холодил лицо, и дождь врывался через разбитое окно.

– Да, у меня все в порядке.

– Молодец, девочка.

Они миновали Довиньи, тихий, словно могила, и свернули на горную дорогу.

– Все это напрасно, – сказал Прим. – Каждый пост на многие мили вокруг поднят по радио по тревоге. Через час все дороги будут блокированы.

– Нам хватит и этого времени, – ответил ему Крэйг. – Ведите машину и делайте все, что вам говорят.

Гортензия де Вуанкур лежала в постели, подложив под спину подушки и прислушиваясь к кромешному аду, который поднялся во дворе после стрельбы у главных ворот. В прихожей раздавались крики, минутой позже послышался грохот шагов по коридору, потом громкий стук в дверь. Она взяла сигарету из серебряного портсигара и закурила. Дверь распахнулась, и появился Земке с пистолетом в руке, за ним стоял капрал СС, держа шмайсер.

– Что такое, Карл? – сказала Гортензия. – Вы так возбуждены…

– Что происходит?! – выкрикнул он. – Мне доложили, что Анн-Мари, Прим и французский штандартенфюрер только что выехали через главные ворота. Райсшлингер мертв. Этот проклятый француз застрелил его. Часовой видел все из будки.

– Это самые хорошие новости за последнее время, – усмехнулась Гортензия. – Мне никогда не нравился Райсшлингер.

Земке словно окаменел, на его лице отразилось недоумение:

– Гортензия… Что вы говорите?

– Игра окончена, Карл. Пришло время вести себя так, как подобает де Вуанкурам, и вспомнить, что вы оккупировали мою страну.

– Гортензия… – Земке выглядел совершенно ошеломленным.

– Вы приятный мужчина, Карл, но этого недостаточно. Видите ли, вы еще и враг. Прощайте, мой дорогой. – Она выстрелила дважды, послав пули прямо ему в сердце, так, что его отбросило в коридор. Капрал нырнул в сторону, сунул дуло шмайсера в дверь и послал в комнату длинную автоматную очередь, опустошив весь магазин. И для Гортензии де Вуанкур наступила тьма, мгновенная и милосердная.

Беглецы миновали Сен-Морис. В городе было тихо, как на кладбище. Через двадцать минут они добрались до дороги на Лион. Луна вышла из-за тучи в тот момент, когда они оказались возле леса на скалах над Гросне. Крэйг положил руку на плечо Прима:

– Остановитесь здесь.

Немец остановил машину и выключил мотор.

– Что теперь? Пуля в голову?

– Ну нет, все не так просто, – улыбнулся Крэйг. – Вы поедете с нами в Англию. Там есть человек, который очень хотел встретиться с вами. Уверен, он найдет в вас целый кладезь информации. – Он вышел из машины. – Большой Пьер! – позвал он.

Сверху, из леса, спускались люди в беретах и куртках из овчины. Некоторые из них были с автоматами, другие с ружьями. Они остановились, глядя вниз, и Большой Пьер выступил вперед:

– Эй вы, там, привет!

На лице Прима, смотревшего в этот момент на Женевьеву в зеркальце, застыла легкая улыбка:

– У вас на щеке кровь.

– Это ерунда. Просто порез.

– Рад за вас. – Крэйг открыл дверцу, а Прим стал шарить рукой под панелью управления. Неожиданно Женевьева заметила у него люгер и отреагировала инстинктивно, в слепой панике приставив вальтер к его позвоночнику и дважды нажав на спусковой крючок. Его тело вздрогнуло, в ноздри ударил запах паленой плоти и пороховой гари. Прим очень медленно приподнялся и застыл в полуобороте, в его глазах она прочла искреннее удивление. Потом из уголка его рта вытекла струйка крови, и он рухнул на руль.

Женевьева почти выпала из машины, Крэйг бросился к ней, но она оттолкнула его:

– Оставьте меня!

Он стоял с потемневшим лицом, глядя на нее, потом расстегнул черный плащ СС и швырнул его в «мерседес». Большой Пьер кинул ему куртку из овечьей кожи, повернулся и сделал знак одному из своих людей. Тот склонился над телом Прима и отпустил ручной тормоз. Столкнуть «мерседес» со скалы было минутным делом, и машина, качнувшись, рухнула в море.

Женевьева вдруг поняла, что все еще сжимает в руке вальтер, содрогнулась и положила его в карман.

– Он не допускал мысли, что я способна это сделать, – прошептала она. – Да и я, честно говоря, тоже.

– Ну что же, теперь вы знаете, что при этом чувствуешь, – сказал Крэйг. – Добро пожаловать в клуб.

Его люди оставались на верхнем причале, пока Большой Пьер провожал Крэйга и Женевьеву туда, где их ждала «Лили Марлен».

Послышался голос Шмидта:

– Черт возьми, он это сделал! Он вытащил ее оттуда! Экипаж издал гул восхищения, и Хейр крикнул с мостика:

– Поздравляю! Теперь вперед!

Двигатели ожили. Крэйг перелез через леер, повернулся и подал руку Женевьеве. Она обратилась к Большому Пьеру:

– Спасибо вам за все.

– Смятые лепестки роз, мисс Треванс. Я предупреждал вас.

– Смогу ли я когда-нибудь пережить то, что только что сделала?

– Все проходит. Теперь отчаливайте. Женевьева потянулась к руке Крэйга. Как только она вступила на палубу, швартовы отдали и «Лили Марлен» скользнула во тьму моря.