Текст книги "Сольная партия"

14

Незадолго до шести вечера в дверь квартиры на Кавендиш-сквер позвонили. Ким пошел открывать. На пороге стояли Бейкер и Морган.

Фергюсон в столовой, заткнув салфетку за ворот, в одиночестве вкушал обед за элегантным столом в стиле эпохи Регентства.

– Как хорошо пахнет, – заметил Морган. – Что вы едите?

– Говядину а-ля Веллингтон. Для непальца Ким прекрасно готовит блюда английской кухни. Мой дорогой друг, вы выглядите кошмарно.

– Годы уже не те, вот и все, – буркнул Морган и подошел к буфету налить себе коньяку.

– Проблем не возникло, суперинтендант? – обратился Фергюсон к Бейкеру.

– Он едва успел, сэр. Пока я ждал, туман сгущался прямо на глазах. Думаю, через пару часов „Хитроу" вообще закроют.

Фергюсон отпил кларета из бокала и наклонился вперед:

– Итак, Аза?

– Что – итак?

– Не притворяйся. Совершенно очевидно, что в Грецию ты отправился на поиски Критянского любовника. Ты нарочно скрылся от нашего человека, а через четыре дня объявился с парой огнестрельных ран, порванным паспортом и неуемным желанием поскорее вернуться в Англию.

– Там столько туристов, – поморщился Морган. – Они мне безумно надоели. – Он осушил свой бокал. – Вы не против, если я теперь пойду? Хотелось бы получше выспаться.

Фергюсон кивнул Бейкеру. Тот распахнул дверь в гостиную, и в комнату вошла Кэтрин Рили.

– Господи, – вырвалось у Моргана. Глаза его наполнились горечью.

– Не глупи, Аза. Доктор Рили действовала исключительно в твоих интересах, причем в очень сложной ситуации. Она рассказала мне все.

Кэтрин Рили застыла в ожидании, белая как смерть. Морган подчеркнуто не обращал на нее внимания.

– Где он?

– Микали? Вовсю репетирует в Алберт-Холл с Андре Преви, а зная требовательность последнего, вполне можно предположить, что репетиция продлится до самого концерта.

– Как неудобно для вас!

– Почему? – Фергюсон налил себе еще кларета. – Мы могли бы арестовать его прямо на сцене, но зачем? Спросите-ка суперинтенданта.

Морган повернулся к Бейкеру. Тот кивнул.

– Все в порядке, Аза. Каждая дверь тщательно охраняется. У меня там на данный момент более пятидесяти человек – помимо полицейских, которые всегда присутствуют при больших скоплениях народа. Почти все из них в гражданской одежде и все вооружены. Я привлек даже волосатиков из „Команды призраков". Они стояли за билетами в общей очереди.

В холле зазвонил телефон. Бейкер вышел.

– Итак, как видишь, он никуда не денется, – сказал Фергюсон. – Пусть даст свой концерт. Как говорится, шоу не должно останавливаться. В любом случае, дорогой мой Аза, Четвертый концерт Рахманинова исполняется так редко. А то, что его играет Джон Микали в последний вечер „Променада", в музыкальном мире – событие первой величины. Я ни за что не хотел бы пропустить его.

Кэтрин Рили вышла из комнаты, резко захлопнув за собой дверь. Фергюсон вздохнул.

– Женщины и в самом деле престранные создания, не так ли? Интересно, чем такие, как Микали, привлекают их?

Бейкер вернулся с запиской.

– Судя по всему, тот француз, Девиль, который навещал Микали на Гидре, сейчас у него в квартире. Когда я запросил о нем французскую контрразведку, они решили, что я сошел с ума. Это один из наиболее известных адвокатов по уголовному праву в Париже. Однако они все же проверили его по компьютеру.

– Ну и? – поинтересовался Фергюсон.

– Есть один интересный факт, сэр. Во время войны он попал в плен к нацистам. Работал в лагере в Восточной Европе – на шахте. Выживших русские вернули в сорок седьмом году.

Фергюсон мягко улыбнулся и повернулся к Моргану.

– Что думаешь, Аза?

– КГБ?

– Возможно. Но их главной задачей в послевоенные годы было просочиться непосредственно в систему французской контрразведки. На мой взгляд, наиболее вероятный ответ – ГРУ. Судя по рассказам, у Девиля есть стиль, чего всегда очень не хватало людям из КГБ.

– Даже выходцам из Итона?

– Метко подмечено. – Фергюсон промакнул салфеткой подбородок. – Но такой человек, как Микали… Просто поразительно. Почему, Аза? Каковы его мотивы?

– Понятия не имею. Где он набрался опыта, сказать могу, но не больше. Он поступил в Легион в восемнадцатилетнем возрасте. Отслужил два года в Алжире, в десанте.

– Как романтично!

– Простите, сэр, – вмешался Бейкер. – Могу ли я поинтересоваться насчет Девиля? Вы хотите брать его сейчас?

– Минутку, суперинтендант. – Фергюсон повернулся к Моргану. – Думаю, Аза, сейчас тебе разумнее всего перейти в соседнюю комнату и помириться с доктором Рили.

– Иными словами, вы не хотите обсуждать свои планы в моем присутствии?

– Абсолютно верно.

Бейкер распахнул дверь в гостиную. После небольшого колебания Морган подчинился, и суперинтендант закрыл за ним дверь.

Кэтрин Рили стояла у камина, облокотившись о полку и глядя в огонь. Она подняла голову и поглядела на отражение полковника в зеркале с позолоченной рамой.

– Вы блуждали по аду без карты, Аза. Я не могла оставить вас там.

– Вам не откажешь в умении красиво выражаться, – ответил Морган. – Вот они, плоды дорогостоящего образования.

– Аза – пожалуйста! – Теперь в ее голосе звучала неприкрытая боль.

– Знаю, – хрипло бросил он. – Бешеная страсть охватила вас. Только к кому – к нему или ко мне?

Кэтрин не отрываясь смотрела на него. Ее лицо стало еще бледнее, и, когда она заговорила, голос ее дрожал:

– Как-то раз мы мыли вас, Аза. Мария и я. Сколько ран на теле? Пять? Шесть? И это только то, что бросается в глаза. Мне жаль вас.

Кэтрин отвернулась и прошла в соседнюю комнату. Фергюсон поднял голову. Бейкер резко повернулся ей навстречу.

– Могу я теперь уйти? – спросила она.

Фергюсон перевел взгляд на стоявшего в дверном проеме Моргана. Девушка шагнула вперед и встала перед ним, оперевшись руками о стол.

– Хватит! – твердо сказала она. – Я больше не могу этого терпеть.

– И куда вы отсюда направитесь, доктор Рили? – поинтересовался Фергюсон.

– В квартиру подруги в Доуро-Плейс. Там моя машина. А вообще я хочу только одного – как можно скорее вернуться в Кембридж.

Лицо бригадира оставалось спокойным, а голос звучал на удивление мягко.

– Таково ваше истинное желание? Вы абсолютно уверены?

– Абсолютно, – бесстрастно повторила Кэтрин.

– Очень хорошо. – Фергюсон кивнул Бейкеру. – Проводите доктора до машины, суперинтендант. Пусть ее отвезут по указанному адресу. В случае необходимости мы всегда сможем связаться с ней в Кембридже.

Кэтрин направилась к дверям, сопровождаемая Бейкером. Когда она взялась за ручку, Фергюсон произнес:

– Минуточку, доктор. Пожалуйста, не пытайтесь покинуть страну без нашего разрешения. Было бы очень неприятно, если бы нам пришлось помешать вам.

Ким внес накрытое блюдо.

– А вот и пудинг! – воскликнул Фергюсон. – Признаться, я начал опасаться, что кашевар о нем забыл. – Он сел и снова заткнул салфетку за воротник. – Весьма оригинальное блюдо. Пропитано коньяком. Попробуй, Аза.

– Нет, спасибо, – отозвался Морган. – Лучше я, если вы не возражаете, еще выпью.

– Пожалуйста. Рука сильно болит?

– Ужасно. – Морган не соврал и все же нарочно состроил гримасу боли, наливая себе щедрую порцию „Курвуазье".

Не успел он проглотить коньяк, как вернулся Бейкер.

– Без проблем? – спросил Фергюсон.

– Абсолютно, сэр.

– Хорошо. Микали не пытался скрыться?

– Нет, сэр. Я только что связался с нашим передвижным командным пунктом на прилегающей к залу автостоянке. По самым последним сведениям, они только что закончили репетировать.

Фергюсон бросил взгляд на часы.

– Шесть пятнадцать. Дайте подумать. Концерт начинается с „Послеполуденного отдыха фавна" Дебюсси, затем – симфония „Часы" Гайдна. Значит, очередь Микали наступит около восьми сорока пяти, с антрактом в полдесятого.

– Тогда мы его и возьмем, сэр?

– Думаю, лучше после приема. Не забывайте, он все-таки почетный гость фестиваля. Его отсутствие на торжестве покажется странным. Пусть все идет как следует и сколь необходимо долго.

– Возьмите меня с собой, – подал голос Морган.

– Извини, Аза. Я понимаю твои чувства, но свое дело ты сделал. Дальше события станут разворачиваться без тебя. Теперь это дело полиции.

– Ну что ж. – Морган примиряющим жестом поднял руку. – Я умею проигрывать. Пожалуй, теперь мне пора.

Он повернулся к двери.

– Подожди меня, Аза, я подброшу тебя до дома, – бросил ему вслед Бейкер.

– Умеет проигрывать. Как бы не так, – проронил Фергюсон, едва Морган вышел. – Когда он делает подобные заявления, я действительно начинаю беспокоиться. Отвезите его домой и установите круглосуточное наблюдение за его квартирой до конца операции.

– Вряд ли стоит так волноваться, сэр. Посмотрите, в каком он состоянии. Удивительно, как он до двери-то сам дошел.

– Если вы способны поверить Азе Моргану, суперинтендант, значит, вас кто угодно может обвести вокруг пальца, – улыбнулся Фергюсон.

В потемневшей от пота рубашке, весь дрожа от возбуждения, Микали вошел в „Зеленую комнату" за кулисами Алберт-Холл. Он знал, что находится в прекрасной форме. Позади два дня едва ли не самых напряженных в его жизни репетиций, а впереди – концерт, мысль о котором приводила его в неописуемое волнение.

В дверь проскользнул администратор с чайником, чашками, молоком и сахаром на подносе.

– Вы звонили в „Хитроу"? – спросил Микали, вытирая пот полотенцем.

– Да, сэр. Оба дневных рейса из Афин благополучно прибыли. Второй сел буквально за несколько минут до того, как сгустился туман.

– Чудесно. Не забудьте проследить, чтобы в кассе отложили билеты для доктора Рили и мэтра Девиля.

В дверь постучали. Администратор открыл дверь, и вошел Преви.

– Все в порядке? – поинтересовался дирижер.

– Теперь да, – ответил Микали. – Как я играл?

– Неплохо, – ухмыльнулся Преви. – Местами.

– Местами? – со смехом переспросил пианист. – Маэстро, сегодня вы услышите такое исполнение, о каком мечтали всю жизнь. – Он хлопнул Преви по плечу. – А теперь попробуйте-ка для разнообразия чашечку нормально заваренного чая.

На Грешам-плейс Бейкер велел шоферу подождать и вместе с полковником поднялся на крыльцо.

– Не желаете ли чего-нибудь выпить? – предложил Морган.

– Увы, некогда.

Детектив угостил Моргана сигаретой, закурил сам, и некоторое время мужчины курили, стоя под козырьком и глядя на струи проливного дождя.

– Вы когда-нибудь задумывались, для чего все это, Гарри?

– Слишком поздно заниматься самокопанием, Аза. Вы, например, опоздали на целых двадцать пять лет.

– Так что же мне теперь делать?

– Лечь в постель, пока у вас остались силы добраться до кровати.

На противоположной стороне улицы затормозила полицейская машина, и из нее вылез инспектор Стюарт в сопровождении двух констеблей в форме. У подножья лестницы они остановились.

– Полковник Морган сейчас ляжет отдыхать, – объявил Бейкер. – Если в течение ночи он вдруг передумает и по какой-либо причине попытается покинуть помещение, вам следует немедленно его задержать. Один из вас останется в машине и возьмет под наблюдение парадный вход, другой отвечает за черную лестницу.

– Через четыре часа вас сменят, – добавил Стюарт. Когда полицейские удалились, он повернулся к Бейкеру. – Дальнейшие указания, сэр?

– Садитесь в машину, Джордж, мы сейчас же уезжаем.

– Ваши действия законны, Гарри? – спросил Морган.

– Если бы Фергюсон захотел, он мог бы отправить вас до конца операции в камеру предварительного заключения.

– На каком основании?

– Для начала хватит того, чтобы объявить вас подозрительной личностью. Как вы объясните свои огнестрельные ранения? – Бейкер бросил окурок. – Проявите благоразумие, Аза, вот мой совет. Ложитесь спать.

Он сбежал по ступенькам, сел рядом со Стюартом на заднее сиденье, и автомобиль умчался. Морган поглядел на вторую машину, прижавшуюся к противоположному тротуару, помахал рукой сидевшему за рулем молодому полисмену и вошел в дом.

Джок Келсо смотрел футбол по телевизору, когда зазвонил телефон. Его дочь Эми, симпатичная темноволосая девушка, вышла из кухни, вытирая руки о передник, и сняла трубку.

– Тебя, папа. Полковник Морган. Келсо выключил телевизор и взял трубку.

– Слушаю, полковник.

– Джок, у меня возникла маленькая трудность. Перед моей дверью стоит полицейская машина, а на заднем дворе мокнет второй полицейский. Следят, чтобы я не выходил на улицу. Бригадир Фергюсон пожелал оградить меня от неприятностей. Вот я и подумал, не можешь ли ты что-нибудь придумать в такой ситуации? Келсо расхохотался.

– Полковник, не иначе как возвращаются старые добрые времена…

Морган положил трубку, выдвинул ящик стола, достал „вальтер", тщательно проверил патроны в обойме и навинтил глушитель.

Усталость начала овладевать им. Нет, так не пойдет. Он направился в ванную и в шкафчике над унитазом нашел маленький флакон с ярко-красными капсулами. В армии их называли „белфастские пули" и принимали в сложной обстановке, когда отдохнуть не представлялось возможным. Если глотать по две пилюли каждые четыре часа, можно не спать целые сутки. Плохо только, что потом целую неделю чувствуешь себя ходячим мертвецом.

Он запил первую пару стаканом воды, вернулся в гостиную, сел у окна и принялся ждать.

В четверть восьмого Девиль варил кофе в квартире на Аппер Гросвенор-стрит. Вдруг в дверь позвонили. Он замер, весь напрягшись, подошел к порогу кухни, по-прежнему держа в одной руке кофейник, а в другой ложку.

Звонок повторился. Это не Микали. У него свой ключ, если только он его не забыл. Маловероятно, однако, чтобы он объявился здесь сейчас, когда до начала концерта осталось так мало времени. Конечно, может приехать Кэтрин Рили, но у нее скорее всего тоже собственный ключ.

Девиль решил не открывать, и в тот же миг в замке заскрежетало, дверь распахнулась, и Фергюсон ступил через порог. За его спиной стоял Бейкер с отмычкой в руке.

– Спасибо, суперинтендант, – сказал Фергюсон. – Можете подождать меня внизу. Мы долго не задержимся.

Бригадир был в плаще, какой обычно носят люди из службы безопасности, и с мокрым зонтом, который он тут же прислонил к стулу.

– В такое время года – и дождь, – пожаловался незваный гость со слабой улыбкой. – Полагаю, мне не обязательно представляться.

Девиль, отлично знавший в лицо всех руководителей контрразведок западных стран, мрачно кивнул. „Вот оно, – пронеслось у него в голове. – После двадцати пяти лет. То, что могло случиться в любой момент.

Они приходят, когда их меньше всего ждешь".

Из одного кармана жилетки Девиля в другой тянулась цепочка от часов, на которой болтался золотой брелок – фигурка льва. Он незаметно дотронулся до него, нащупал замок…

– Так вот где вы храните ампулу с цианистым калием? – спросил Фергюсон. – Как старомодно. Нам их раздавали во время войны. И я сразу же выкидывал свою. Считается, что он действует быстро, но как-то раз при мне его принял один генерал СС, а потом кричал, не переставая, целых двадцать минут. Кошмарная смерть.

Фергюсон подошел к буфету, вынул пробку из графина с виски, понюхал, довольно кивнул и налил себе рюмку.

– Что же вы предлагаете? – спросил Девиль.

Фергюсон перешел к окну и выглянул на залитую дождем улицу.

– Ну, вы можете выкинуть что-нибудь исключительно героическое, например, попытаться убежать. Однако, допустим, вам удастся добраться до советского посольства, и они переправят вас домой. Не думаю, что вас встретят с распростертыми объятиями. Как ни крути, вы провалились, а там не слишком жалуют проигравших. Конечно, теперь нравы смягчились. Повешенье больше не в ходу. За провинности всего-навсего посылают в ГУЛАГ, где, если верить Солженицыну, не слишком сладко. Впрочем, Москва всегда утверждала, что он поет с чужого голоса.

– А какова альтернатива? – поинтересовался Девиль.

– Французы – ведь вы французский гражданин, не правда ли, мэтр Девиль? – имеют право потребовать вашей выдачи. А после скандала шестьдесят восьмого года и утверждений, что их контрразведка наводнена агентами КГБ, они весьма пристрастны к русским шпионам. Без всякого сомнения, вас передадут Пятой службе, а когда дело доходит до выбивания информации, они пользуются допотопными методами. Представьте себе – они до сих пор верят во всемогущество электричества, особенно если его подключить к тем или иным органам несчастной жертвы.

– А вы? – перебил Девиль. – Что предлагаете вы?

– Смерть, конечно, – жизнерадостно ответил Фергюсон. – Что-нибудь придумаем. Всегда хороши автомобильные аварии, особенно когда они сопровождаются пожаром.

После этого опознание трупа возможно только по уцелевшим предметам личного пользования.

– А потом?

– Мирная, спокойная жизнь в безвестности. Пластическая хирургия сейчас творит чудеса.

– А в обмен – определенная информация?

Фергюсон налил себе еще виски и присел на край стола.

– В сорок третьем году я сотрудничал с французским Сопротивлением. Меня выдали, и я оказался в лапах парижского гестапо, в их штаб-квартире на Рю де Соссе, на задворках Министерства внутренних дел. Тогда они пользовались обрезками резиновых шлангов. Чрезвычайно неприятно.

– Вы бежали?

– Из поезда на пути в концлагерь. Впрочем, это давняя история. – Бригадир снова выглянул в окно. – Тогда все казалось гораздо проще. Мы знали, кто друг, а кто враг, знали, за что боремся. Теперь же… – После долгого молчания он бросил, не оборачиваясь: – Конечно, всегда остается ампула с цианистым калием.

– Значит, вы даете мне право выбора?

– Честная игра в крови у англичан.

Фергюсон обернулся и увидел, что Девиль держит на протянутой ладони маленькую черную ампулу.

– Пожалуй, я ей не воспользуюсь.

– Замечательно. – Фергюсон с опаской взял ее. – Противная штука. – Он бросил ампулу на паркет и раздавил ногой.

– А что теперь? – спросил Девиль.

– Полагаю, немного хорошей музыки нам не повредит. Вы наверняка останетесь довольны. Я слышал, что сегодня в Алберт-Холл Джон Микали исполняет Рахманинова. Нельзя упускать такой случай.

– Без сомнения. – Девиль натянул темный плащ, снял с вешалки у дверей черную шляпу и взял трость с серебряным набалдашником.

– Еще одно, – остановил его Фергюсон. – Удовлетворите мое любопытство. КГБ или ГРУ?

– ГРУ, – ответил Девиль. – Полковник Николай Ашимов.

В его устах собственное имя прозвучало непривычно, как чужое. Фергюсон улыбнулся.

– Так я и думал. Я говорил Моргану, что для агента КГБ вы слишком изящно работали. Ну что ж, пошли?

* * *

Именно в этот момент Кэтрин Рили, медленно двигавшаяся по запруженному машинами и залитому дождем шоссе, вдруг резко свернула в боковую улочку и остановилась.

Она выключила мотор и некоторое время сидела неподвижно, слушая, как гулко бьется сердце, и крепко сжимая руль. Наконец из ее груди вырвался глубокий вздох. Во всем мире теперь осталось только одно место, где ей хотелось сейчас находиться, и называлось оно отнюдь не Кембридж.

Кэт завела двигатель, доехала до конца улицы и повернула к центру Лондона.

15

За кулисами Алберт-Холл, в „Зеленой комнате", Микали поправил перед зеркалом черный галстук-бабочку, открыл несессер, достал из-под двойного дна кобуру с „ческой", которую укрепил у пояса на спине, и только после этого облачился в элегантный черный фрак с белой гвоздикой в петлице.

На сцене оркестр исполнял заключительные аккорды гайдновской симфонии ре мажор, известной любителям музыки всего мира под названием „Часы".

Распахнув дверь, он вышел в коридор. Администратор стоял в конце наклонного прохода, ведущего к сцене. Микали сделал несколько шагов вперед, и его взору открылся Преви за дирижерским пультом, а за ним, слева от сцены, ложа, которую он оставил для Кэтрин Рили. Ни ее, ни Девиля там не было.

С чувством глубокого разочарования он вернулся в „Зеленую комнату", нашел монету и из автомата на стене позвонил в свою квартиру. Целую минуту он слушал гудки, затем повесил трубку и набрал номер еще раз, также безуспешно.

– Ну, давай же, Кэтрин, – тихо пробормотал он. – Куда ты подевалась?

Дверь открылась, в комнату заглянул администратор.

– Осталось десять минут, мистер Микали. Ну и народу сегодня, доложу я вам.

Микали широко улыбнулся.

– Я сгораю от нетерпения.

– Чашечку чая, сэр?

– Вы же знаете, Брайт, чай – моя единственная слабость.

Администратор вышел. Микали закурил и принялся расхаживать взад и вперед по комнате, яростно затягиваясь сигаретой. Затем он резко остановился, загасил сигарету, сел за старое пианино, размял пальцы и принялся разыгрывать гаммы.

Единственное, что привлекало внимание водителя полицейской машины, припаркованой напротив квартиры Моргана, к подъехавшему небольшому фургончику, так это цвет. Ярко-желтый. „Фирма „Цветочная корзина". Составление букетов. Круглосуточная доставка".

Шофер в матерчатой кепке и толстом непромокаемом плаще того же цвета, что и фургон, поднял воротник, достал из машины большой букет в подарочной упаковке, взбежал по ступеням и исчез в подъезде.

Открыв дверь, Морган увидел пышный букет, а затем человека в желтом плаще, который в мгновение ока проскользнул мимо него в квартиру. Когда он запер дверь и обернулся, то обнаружил, что незнакомец уже снял кепку, оказавшись очень привлекательной молодой девушкой.

– И кто же вы такая? – поинтересовался он, глядя, как девушка расстегивает пуговицы плаща.

– Эми Келсо, полковник. Со времени нашей последней встречи я немного подросла, но сейчас у нас нет времени на разговоры. Пожалуйста, надевайте плащ и кепку. У входа стоит желтый фургончик. Садитесь в него и езжайте на Парк-стрит. Там вас ждет отец в белом „форде-кортина".

– А как же ты? – спросил Морган, натягивая плащ.

– Оставьте фургон на Парк-стрит. Через пять минут я его заберу. Ну, скорее же, полковник!

После небольшого колебания Морган надел кепку, взял сумку и шагнул к двери.

– Поднимите воротник.

Дверь за ним захлопнулась. Под толстым плащом на девушке был легкий нарядный плащик. Распустив заколотые на голове волосы, она расчесала густые рассыпавшиеся по плечам пряди.

Через пару минут после того, как фургончик уехал, из подъезда вышла Эми Келсо. Несколько секунд она в задумчивости смотрела на дождь, затем спустилась по ступенькам и, быстрым шагом завернув за угол, скрылась из виду.

Водитель полицейской машины с нескрываемым восхищением проводил ее глазами. Его восхищение было бы гораздо меньшим, если бы он мог видеть, как на Парк-стрит она села за руль желтого фургончика и включила мотор.

Когда запыхавшаяся Кэтрин Рили вбежала в фойе Алберт-Холл, первым ей бросился в глаза Гарри Бейкер. Он тоже увидел девушку, прервал разговор с двумя полицейскими и в несколько шагов догнал ее перед окошками кассы.

– Что случилось, доктор?

– Для меня отложен билет.

Детектив покачал головой, подхватил Кэтрин под локоть и решительно вывел на улицу. На небольшой стоянке для служебных машин притулился неприметный фургон, в котором расположился штаб операции. Рядом припарковалась машина Фергюсона. На заднем ее сиденье сидел сам бригадир в обществе Девиля.

Увидев Бейкера и Кэтрин Рили, Фергюсон вышел наружу.

– Вы же хотели ехать в Кембридж.

– Передумала, – ответила девушка. – Мне захотелось еще раз послушать игру.

– И только? Никаких дурацких намерений?..

– Каких намерений, бригадир? Предупредить его? И куда он, интересно, денется?

– Тоже верно, – кивнул тот.

Кэтрин глянула поверх его плеча на француза.

– И вы тоже, мсье Девиль?

– Похоже, что так, мадемуазель. Кэтрин снова обернулась к Фергюсону:

– Могу я теперь идти?

– Да, конечно. Уж кто-кто, а вы точно заслужили право присутствовать на последнем акте пьесы. – Когда доктор Рили скрылась за дверьми концертного зала, Фергюсон склонился над окошком машины. – Он вот-вот начнется. Хотите пойти послушать, мэтр?

– Не особенно, бригадир, – покачал головой Девиль. – Видите ли, как ни странно это может показаться в сложившихся обстоятельствах, но фортепиано никогда не относилось к числу моих любимых инструментов.

В „Зеленой комнате" Микали поправлял галстук перед зеркалом. Преви дожидался его у двери. В комнату вновь заглянул администратор.

– Пора, джентльмены.

Преви улыбнулся и протянул Микали руку.

– Удачи, Джон.

Тот широко развел руки в стороны.

– Удача – пустое слово. Для великого Микали нет ничего невозможного.

Алберт-Холл ломился от публики. Помимо лож и балконов, около полутора тысяч зрителей толпились на галерке и на пространстве перед сценой. Большинство из них составляла молодежь, одетая, по старой традиции заключительного дня фестиваля, в самое лучшее.

Когда Преви, а за ним Микали вышли на сцену, их встретил рев такой оглушительной силы, какого Микали еще никогда в жизни не слышал. Кровь быстрее побежала у него по жилам. Возбуждение стало нестерпимым.

Он беспрестанно раскланивался. Преви смеялся и тоже аплодировал. Микали перевел взгляд на ложу рядом со сценой и увидел Кэтрин Рили. Он проложил себе путь через оркестр, вынул из петлицы гвоздику и бросил ей.

Кэт поймала цветок на лету и, не выпуская его из рук, ответила музыканту долгим задумчивым взглядом. Потом поцеловала гвоздику и кинула ее назад. Микали снова укрепил цветок в петлице и послал девушке воздушный поцелуй. Публика взревела от восторга, когда он вернулся к роялю и положил руки на клавиши.

В зале воцарилась мертвая тишина. Преви, верный своей привычке, встал совсем близко от рояля. Он полуобернулся к Микали, став вдруг очень серьезным. Повинуясь взмаху палочки, оркестр взял первые ноты. Из-под пальцев Микали полилась божественная музыка.

Келсо свернул на Принс-Консорт-роуд и притормозил у бордюра. Не выключая двигателя, он повернулся к Моргану.

– Что еще я могу для вас сделать, полковник?

– Лучшее для тебя – забыть, что ты вообще меня когда-нибудь видел.

– Договорились.

Морган, одетый в привезенные старшим сержантом старую шинель и твидовую кепку, вышел из машины и склонился над окном.

– Спасибо, Джок. А теперь убирайся, и подальше.

„Кортина" уехала. Морган поднял воротник шинели и направился к служебному входу. У статуи принца-консорта он остановился и огляделся вокруг. У крыльца стояли три полицейских в форме. У остальных дверей также расположилось по меньшей мере по одному полисмену. Всюду, куда ни падал его взгляд, он видел блестевшие под дождем форменные шлемы.

Вдруг из-за угла появился грузовик и затормозил у служебного входа. На его борту красовалась фамилия одного из лучших в Лондоне пивоваров. Три или четыре грузчика в плащах и капюшонах начали доставать из машины ящики с пивом под бдительным оком полицейских.

Морган метнулся через дорогу и замер в тени, отбрасываемой грузовиком, дожидаясь подходящего момента. Два молодых полисмена со смехом повернулись друг к другу. Грузчик с ящиком скрылся за поворотом. Не колеблясь ни секунды, Морган обогнул грузовик, подхватил следующий ящик и, водрузив его на плечо, устремился к двери.

Полицейские громко рассмеялись чему-то, но они уже остались позади. Оставив слева будочку вахтера, Морган свернул в коридор, следуя за впереди идущим грузчиком, который явно направлялся в один из баров концертного зала.

Приоткрытая дверь справа выходила на лестницу. Морган скользнул в нее, поставил ящик в темном уголке и оказался в одном из характерных для Алберт-Холл длинных извилистых коридоров. На противоположной двери виднелась табличка с надписью „Выход". Он открыл ее, переступил порог и оказался в начале прохода, упиравшегося в сцену. И его глазам наконец предстал Джон Микали.

Близился финал. Микали разминал пальцы в ожидании, пока оркестр исполнял главную тему. Он всей грудью втягивал воздух, готовясь к тому огромному физическому напряжению, которого требует от музыканта заключительная часть концерта.

Он, не отрываясь, смотрел на дирижера, дожидаясь сигнала, и вдруг за плечом Преви увидел, как в дальнем конце зала приоткрылась дверь и в проеме возникла фигура Моргана.

Потрясение было настолько велико, что на миг он замер, словно обратись в камень. Кэтрин Рили, не сводившая с него внимательных глаз, проследила направление его взгляда, но к тому моменту Морган уже шагнул назад и прикрыл за собой дверь.

„Боже, – подумал Микали. – Он жив. Ухитрился выжить, скотина, и вот теперь пришел за мной". В голове его промелькнула строчка из японского стихотворения: „Никто так не одинок, как самурай. Возможно, только тигр в гуще джунглей".

Он не испугался, напротив – преисполнился злобной радости и какого-то странного восторга. Преви резко кивнул, и Микали, как солдат в атаку, бросился в финал концерта, который, при всем богатстве своего репертуара, любил больше всего. Никогда в жизни он не играл так великолепно.

Когда отзвучали последние аккорды, зал сотрясся от аплодисментов такой силы, каких ему ни разу еще не доводилось слышать за всю карьеру музыканта. Рукоплескали все. Оркестр, Преви, публика. Зрители с протянутыми руками устремились к сцене.

Он глянул в ложу. Кэтрин Рили стояла, вцепившись в перила и не отводя от него потрясенного взгляда. И тут Преви подхватил Джона под локоть и увлек за кулисы.

У порога „Зеленой комнаты" стоял администратор с двумя бокалами шампанского в руках.

– В жизни не слышал ничего подобного, – объявил он, в то время как зрители принялись скандировать имя пианиста.

Микали отпил шампанского и с легкой усмешкой спросил:

– Я хорошо играл, маэстро, или только местами?

Преви, сам немало взволнованный, поднял бокал.

– Друг мой, в жизни время от времени случаются великие мгновения. Сегодня, бесспорно, был один из них. Примите мою глубочайшую признательность.

Микали улыбнулся, отпил шампанского и бросил взгляд через плечо туда, где смыкались два коридора. Где-то там в лабиринте огромного здания, скрывался Морган. Возможно даже, он притаился вон в том темном углу.

Тогда, на вилле, он сказал, что хочет рассчитаться с Микали лично. Не было оснований полагать, что он изменил свое намерение. В конце концов с тех пор ничего не изменилось.

Зал шумел все требовательнее.

– Пошли, Джон, – сказал Преви. – Если мы не вернемся, они полезут на сцену.

Когда они снова возникли в свете юпитеров, зрители принялись выкрикивать имя пианиста и на сцену обрушился поток цветов, студенческих шарфов и шляп. Зал аплодировал стоя, преисполненный благодарности за соучастие в великом событии.

Джон с улыбкой раскланялся, помахал публике, послал Кэтрин Рили воздушный поцелуй. Но его ни на миг не покидала одна-единственная мысль: уйти со сцены можно только через коридор, в конце которого ждет Морган – наверняка ждет.

И вдруг его осенило. Он повернулся, пожал руку первой скрипке и, сделав несколько шагов, оказался на краю сцены. Под ним, на глубине четырех метров, шел проход между креслами, ведущий в главное фойе.

Микали наклонился вперед и, обращаясь к ближайшим к нему зрителям, воскликнул: – Вы прекрасны! Никакие слова не в силах описать моих чувств. Я больше не в силах справляться с волнением.