Текст книги "Последнее место, которое создал Бог"

Глава 6
Алый цветок

В последующие дни с верховьев реки приходили плохие вести. Убили нескольких сборщиков каучука, а партия искателей алмазов в пять человек погибла целиком, попав в засаду не далее чем в десяти милях от миссии.

Альберто и его люди, которые действовали за Санта-Еленой, не имели особого успеха, что, впрочем, никого не удивляло. Если они шли по тропам, то рисковали нарваться на засаду индейцев хуна, а прорубаться сквозь джунгли означало проходить не более мили в день.

За неделю полковник потерял семь человек. Двое убитых, трое раненых и еще двое получили повреждения, из них один нанес себе удар по ноге мачете, может быть, и не совсем случайно. Я видел этого человека, когда Хэннах, везший его в Манаус, сделал посадку в Ландро для дозаправки. Смею заверить, что, несмотря на несомненно мучившую его боль, он казался очень довольным.

Потом Хэннаху пришлось на целый день улететь в Санту-Елену, а я на "Бристоле" отвез почту из Ландро в Манаус, где побывал с интересом. События в верховьях реки происходили будто на другой планете, и даже в Ландро мало кого беспокоили.

Потом случилось то, что все изменило. Однажды вечером перед наступлением темноты в город явилась банда Авилы, или то, что от нее осталось. Старатели попали в засаду на одном из притоков Мортес на той стороне реки, где хуна никто не ожидал. Они потеряли двух человек, остальные получили серьезные ранения.

Но даже такая прямая угроза не встревожила людей. В конце концов, индейцы убивали этих странных белых в верховьях реки уже много лет. И только когда оттуда по реке приплыла лодка с двумя убитыми на борту, они почувствовали, что к ним врывается грубая реальность.

Это было мерзкое дело. Менни обнаружил их ранним воскресным утром, когда прогуливался перед завтраком, и тут же послал одного из рабочих за мной. Пока я шел туда, видел, как люди уже спешили к причалу группками по двое или по трое.

Каноэ прибило течением к песчаному берегу чуть выше причала. Как выяснилось потом по документам, в нем лежали тела собирателей каучука. Трудно поверить, какое количество стрел поразило бедняг.

Их расстреляли из луков по крайней мере три дня назад. Можно себе представить, в каком состоянии находились трупы, принимая во внимание здешний климат. Вокруг них жужжали тучи мух и распространялось страшное зловоние. Но наличествовала и еще одна отвратительная деталь. Мужчина на корме упал на спину, и одна рука его опустилась в воду, а пираньи обожрали все мясо до самого локтя.

Кругом царило полное уныние, люди толпились на берегу и тихо разговаривали, пока не появился Фигуередо и не взял все в свои руки. Он стоял, опираясь на палку, с хмурым лицом, обливаясь потом, который пятнами проступал на его рубашке и льняном пиджаке, и наблюдал, как шестеро рабочих, с лицами, обвязанными платками, вытаскивали трупы на берег.

Хуна делали огромные луки, длиной выше людей, которые ими пользовались, и такие сильные, что часто стрела, пущенная в грудь, пронзала человека насквозь и выходила со спины. Наконечником служил зуб пираньи или заостренный, как бритва, бамбук.

Рабочий вытащил одну стрелу из тела и передал Фигуередо. Он осмотрел ее, а потом сломал пополам и сердито отбросил обломки в сторону.

– Звери! – сказал он. – А вдруг они придут сюда из джунглей?

Его слова сразу же распалили толпу. Все жаждали крови. Хуна вели себя как твари, и с ними следовало обращаться как с тварями. То есть истребить. Голоса бушевали вокруг меня. Я послушал немного, но потом у меня подвело живот, я повернулся и ушел.

* * *

Я как раз наливал себе солидную порцию виски из личных запасов Хэннаха, когда вошел Менни.

– Какой ужас, – вздохнул он.

– Куда ни пойдешь, всюду одна и та же история, – ответил я. – Индейцы всегда виноваты, белые же – никогда.

Он закурил вонючую бразильскую сигару, которые так любил, и присел на перила веранды.

– Вы слишком категорично судите обо всем. Посмотрите на вещи глазами тех, кто побывал в Форте-Томас. Тех, кто сам едва не угодил под нож индейца.

– Если вы сводите людей до символа, то тогда убийство становится совсем легким, – ответил я. – Просто абстракция. Убейте хуна, и вы уничтожаете не личность, а всего-навсего индейца. Это производит на вас какое-то впечатление?

Похоже, он мысленным взором вернулся в далекие годы, вспоминая, что произошло с его народом. Мне показалось, что я и вправду затронул его больную струну.

– Какое важное открытие, и сделано оно в молодые годы! Могу я спросить, каким образом вы пришли к нему? – Менни серьезно смотрел на меня.

Причин что-то умалчивать я не имел, хотя, когда начал говорить, у меня от волнения перехватило дыхание. Возникло невыразимо тяжкое чувство невозвратной потери.

– Все очень просто. В первый месяц моего пребывания на реке Шингу я встретил самого лучшего человека, которого больше не встречу, доживи я хоть до ста лет. Если бы он был католиком, то пришлось бы кидать монету, чтобы определить, сжечь его или возвести в ранг святых.

– Кто же он?

– Венец по имени Карл Будер. Он приехал сюда молодым лютеранским пастором, чтобы работать в миссии на Шингу. Но с отвращением бросил это дело, когда узнал о неприятных фактах, что индейцы страдают от рук миссионеров точно так же, как и от рук других белых.

– Ну и что же он сделал?

– Основал свое поселение вверх по реке от Форте-Томас. Посвятил жизнь работе среди индейцев кива, а уж они смогли бы научить хуна кое-чему, поверьте мне. Он даже женился на индианке. Я возил ему кое-что из Белема тайком от компании. Он стал лучшим другом, какого только можно представить, для индейцев кива.

– И они убили его?

Я кивнул:

– Его жена сказала ему, что ее отец тяжело ранен в атаке на Форте-Томас и ему нужна неотложная медицинская помощь. Он явился к ним, а они забили его дубинками до смерти.

Менни слегка нахмурился, словно не понимая.

– Вы хотите сказать, что его собственная жена предала его?

– Она сделала это для своего племени. Они восхищались смелостью и знаниями Будера. И убили его с той же целью, с какой хуна отправили на тот свет отца Контэ в Санта-Елене, то есть чтобы вождь племени обрел его мозги и сердце.

На его лице отразился неподдельный ужас.

– И вы еще можете добром отзываться об этих чудовищах?

– А вот Карл Будер, будь он с нами, сказал бы, что индейцы – такой же продукт окружающей среды, как, например, ягуар. Что они выживают в этом зеленом аду, там, за рекой, только убивая инстинктивно, без момента раздумий, и несколько раз в день. Убийство – часть их естества.

– Которое включает и убийство друзей?

– А у них нет таковых. Есть только связи, семейные и племенные. Любой другой – чужак. Рано или поздно его надо уничтожить, так понимал их Будер.

Я налил себе еще виски. Менни спросил:

– И как же вы лично для себя решаете эту проблему?

– Никакой проблемы нет, – ответил я. – Здесь слишком много богатств. Алмазы в реках, любой вид минералов, о которых мы слышали, наверное, есть и совсем неизвестные. Что же должен сделать человек, если между ним и таким аппетитным куском пирога стоят дикари каменного века?

Он печально улыбнулся и положил руку мне на плечо:

– Мир такой грязный, друг мой!

– А я уже слишком много выпил для такого времени дня.

– Совершенно верно. Иди прими душ, а я приготовлю кофе.

Я сделал, как он посоветовал, и стоял под тепловатой водой минут десять. Я уже одевался, когда раздался стук в дверь и Фигуередо просунул голову в комнату.

– Дрянное дело, – начал он, опускаясь на стул и вытирая лицо носовым платком. – Я сейчас был на радиостанции, чтобы сообщить Альберто, что у нас в ангаре военные установили новую мощную передающую и приемную аппаратуру и оставили молодого капрала обслуживать ее.

– Хэннах находился там всю ночь, – сказал я, натягивая летную куртку. – Что-нибудь от него?

Фигуередо кивнул:

– Он хочет, чтобы вы прибыли к нему, и как можно скорее.

– В миссию Санта-Елена? – Я покачал головой. – Вы, наверно, его не поняли. Мне надо везти почту в Манаус.

– Отменяется. Вы должны быть там по военным вопросам, а им здесь отдается предпочтение.

– Вы меня заинтриговали. А есть хоть какая-то идея? Что там случилось?

Он покачал головой:

– Не мое дело знать. Я не вмешиваюсь в военные вопросы, моя юрисдикция здесь кончается, и мне это даже нравится.

Менни толчком ноги распахнул дверь и принес кофе в двух оловянных кружках.

– Вы слышали? – спросил я.

Он кивнул:

– Лучше всего идите прямо в ангар и готовьте "Бристоль" к вылету.

Я стоял у окна рядом с Фигуередо и потягивал кофе, глядя в сторону причала. По направлению к нам тащилась повозка, запряженная двумя быками, похожими скорее на мешки с костями. Кучер заставлял их двигаться, тыча с равными короткими интервалами им под хвост палкой с шестидюймовым гвоздем на конце.

Когда повозка проехала мимо, запах подсказал, что находилось в ней. Фигуередо отвернулся с выражением крайнего отвращения. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут на землю обрушился ливень, струи воды с шумом бились о крышу из гофрированного железа.

Мы стояли и смотрели, как повозка скрылась во мгле.

* * *

Я поднялся в воздух, а дождь все еще шел. Мне вовсе не хотелось откладывать из-за него свой вылет. Кошмар, который произошел в Санта-Елене, потрясал, но эти двое несчастных в каноэ принесли с собой призрак развервстой могилы, тревогу и такое чувство, будто что-то страшное таится там, в лесу за рекой.

Я все время летел над рекой и не видел особенной причины спешить. Выйдя из зоны дождя, я располагал целым часом для того, чтобы насладиться полетом.

Над миссией Санта-Елена прошел на бреющем полете главным образом для того, чтобы посмотреть, что там делается. Катер миссии в этот момент отходил от пристани и отправлялся вниз по реке, а старый сорокафутовый военный катер все еще стоял там. Двое солдат вышли из госпиталя и помахали мне руками, а Хэннах показался из дома священника. Я сделал еще круг, а потом приземлился на полосу.

Здесь меня встретила постоянная охрана из десяти солдат с пулеметом. Командир охраны, сержант, приказал одному из солдат доставить меня в миссию Санта-Елена на шлюпке с подвесным мотором.

Хэннах ожидал на причале, куря сигарету.

– А ты не очень-то спешил сюда, – заметил он ворчливо.

– Но мне никто не сказал, что нужно спешить, – ответил я, карабкаясь на пристань. – Что все-таки происходит?

– Мы собираемся подкинуть парочку рождественских подарков твоим друзьям хуна, – ответил он.

У него с собой было два больших мешка, которые он передал солдату в шлюпке, а потом спустился по лесенке и отчалил.

– Я пришлю его снова за тобой. Хочу кое-что сделать. Найдешь Альберто в доме священника. Он тебе все расскажет.

Сэм уселся на корме, закурил еще одну из своих нескончаемых сигарет и засунул руки в карманы кожаного пальто. Он выглядел страшно измотанным.

Я был совершенно сбит с толку и хотел как можно скорее получить объяснения, поэтому повернулся и поспешил с пристани, на которой дежурил часовой, выглядевший усталым и несчастным. Он обливался потом, который проступил пятнами сквозь его полевой мундир. На крыльце церкви стояли еще два солдата с пулеметом.

В доме священника Альберто лежал на узкой кровати со снятыми бриджами. Его правая нога покоилась на подушке, и капрал-медик промывал тампоном с иодином две язвы. Альберто выглядел вовсе не счастливым и скрашивал свои страдания, держа в левой руке стакан, а в правой – бутылку бренди.

– А, сеньор Мэллори! – воскликнул он. – Я бы не пожелал таких мук даже заклятому врагу. Эти язвы, как кислота, разъедают плоть прямо до кости.

– А что бы вы делали, если бы такое случилось с вашими солдатами?

Он грустно улыбнулся:

– Трезвая мысль. Капитан Хэннах не объяснил вам, что здесь происходит?

– Он бросил что-то непонятное насчет рождественских подарков для хуна, а потом отправился на тот берег. Ну так и что?

– Все довольно просто. Я ухитрился захватить полукровку, который живет с ними. Он показал на карте расположение деревни. Примерно в сорока милях отсюда в лесу.

– И вы хотите напасть на них?

Полковник застонал, беспокойно задвигался под руками капрала, и пот выступил у него на лбу.

– Такой вариант отпадает. Три недели нужно только для того, чтобы пробиться туда, и то только если пленник согласится быть проводником, а он наверняка откажется при таких обстоятельствах. Так что такой поход – просто самоубийство. Они возьмут нас одного за другим.

– А что насчет подкреплений?

– Никаких подкреплений. У них снова возникли проблемы с племенем кива вдоль реки Шингу, и хикарос сильно осложнили положение вдоль Негро. Я хочу предпринять некоторые действия с племенем хуна, а затем покинуть Санта-Елену. Я только что послал катер миссии в Ландро со всем, что можно спасти.

– А зачем я здесь понадобился?

– Я хочу, чтобы вы полетели с Хэннахом в ту деревню. Сбросить пару мешков всяких подарков, как жест доброй воли. А потом я пошлю того человека, который с ними жил, чтобы он устроил мне встречу с ними.

Когда капрал начал бинтовать его ногу, он потянулся за чистым стаканом, наполнил его наполовину бренди и передал мне. Пусть мне не хотелось пить, но я взял его просто из вежливости.

– Я наводил справки о вас, Мэллори. В бытность на Шингу вы дружили с этим сумасшедшим Будбером. Может быть, знаете об индейцах больше меня. Какие шансы за то, что мой план сработает?

– Никаких, – отрезал я. – Вы хотели знать правду, так вот она.

– В общем, я согласен. – Он приветственно поднял свой стакан и опорожнил его. – Но в конце концов, я должен сделать некоторый позитивный шаг и предпринять что-то такое, против чего даже главный штаб не смог бы возразить.

Я попробовал бренди – вино имело такой вкус, будто его делали в ванной, – и осторожно поставил стакан.

– Мне надо идти. Наверное, Хэннах сейчас рвет и мечет.

– Он не очень доволен моим поручением, смею вас заверить. – Альберто протянул руку и взял мой стакан. – Безопасного вам полета.

Я оставил его и снова вышел на яркий солнечный свет. Жара стояла ужасная. При каждом шаге от сухой земли поднималась пыль. Джунгли уже начали потихоньку подкрадываться к госпиталю, лианы свисали с деревьев прямо над крышей. Это долго продолжаться не может. Люди приходят и уходят, а лес стойко держится, затягивая все шрамы, которые они ему наносят, так, будто их и вовсе не было.

Шлюпка уже ожидала меня и доставила через реку на взлетную полосу за четверть часа. Я застал Хэннаха лежащим под левым крылом и изучающим карту. Он был в плохом настроении и более угрюм, чем обычно.

– Ну и что ты думаешь? – нетерпеливо спросил он.

– Пустая потеря времени.

– Я говорил ему то же самое, но он уперся. – Сэм встал. – Взгляни, я проложил курс, хотя, когда мы прилетим туда, может оказаться, что этого проклятого места вообще не существует.

– Вы хотите, чтобы я пилотировал?

– А за что же я плачу тебе деньги?

Он повернулся и забрался в кабину. Странно, но, вспоминая все происшедшее много лет спустя, я подумал, что именно с этого момента он начал терять в моих глазах ореол героя.

* * *

Я летел на высоте в тысячу футов, условия полета оставляли желать лучшего. Солнце светило так ярко, что мне пришлось надеть темные очки. Хэннах сидел прямо за мной на переднем пассажирском сиденье у задней двери. Он не произносил ни слова и внимательно рассматривал в бинокль джунгли внизу.

Я не видел большой необходимости в этом занятии. Не более чем через пятнадцать минут после вылета нам встретилась большая поляна, я спустился до ста футов и дважды облетел ее.

– Плантация диких бананов, – объявил Хэннах. – Мы точно на курсе. Все правильно.

Многие лесные индейцы занималась примитивными формами земледелия, если поляны вроде той, что проплыла под нами, позволяли это делать. Наша поляна служила верным признаком того, что мы находимся вблизи большой деревни.

Я полетел дальше на высоте пятисот футов и почти немедленно почувствовал руку на плече.

– Мы на месте.

И вот под левым крылом я увидел в джунглях площадку, диаметром по крайней мере ярдов пятьдесят, на которой расположилась деревня. Она оказалась больше, чем я ожидал. Крытые тростником длинные хижины образовывали плотное кольцо вокруг центральной площади с неким подобием племенного тотема в середине.

Внизу метались сотни две, а может, и все три индейцев. Они выбегали из хижин, словно коричневые муравьи. Их задранные вверх лица смотрели на нас, когда я пролетал на высоте трехсот футов. Никто не бежал в лес, они, видимо, понимали, что мы не можем здесь приземлиться. Многие из них выпускали в нас стрелы.

– Глупые выродки. Посмотри-ка на них, – грубо рассмеялся Хэннах. – А ну-ка, парень, спустись до сотни футов и лети помедленней.

Я заложил вираж вправо, сбросил газ и спустился почти до верхушек деревьев. Хэннах открыл дверь, внутрь ворвался ветер.

Мы летели прямо над деревней и видели поднятые лица и тучи стрел, которые не могли причинить нам вреда.

Взяв ручку на себя, чтобы набрать высоту, я глянул назад через плечо и тут увидел огненный шар взрыва в самом центре толпы, за ним грянул второй.

Во время войны, которая была потом, я сталкивался с вещами и похуже, но то видение преследует меня до сих пор.

Я должен бы знать или по крайней мере предвидеть, что легко быть умным после того, как событие уже произошло. А он хохотал, как сумасшедший, когда я развернул "Хейли" и летел сквозь дым.

Повсюду валялись трупы, дюжины трупов, в центре деревни зияла громадная воронка, а тростниковые крыши некоторых домов уже пылали.

Я взглянул назад через плечо. Хэннах, наклонившись к двери, дико хохотал.

– Ну, как вам это нравится, подонки? – орал он.

Я сильно ударил его. Самолет резко качнулся на один борт, словно споткнувшись, и потом пошел вниз носом. Мы вместе схватились за ручку управления, и только совместными усилиями нам удалось выйти из пике в трехстах футах от земли.

Я выровнял самолет и начал подъем. Он убрал свои руки и снова опустился в кресло. Никто из нас не сказал ни слова. Когда я обернулся назад, то увидел пламя, которое расцвело в ясном небе, словно алый цветок.

* * *

От всего увиденного я словно оцепенел. Помню только, как приземлился на аэродроме в Санта-Елене. Я видел свой «Бристоль» на южном конце посадочной полосы. И рассчитал приземление так, что остановился в сорока футах от стены деревьев.

Выключив двигатель, я сидел, крепко стиснув зубы, во внезапно наступившей тишине. Руки дрожали, во рту пересохло. Хэннах открыл дверь и вышел из машины. Когда я открыл свою дверь, он стоял внизу, закуривая сигарету; посмотрев вверх, ухмыльнулся:

– В первый раз всегда трудно, парень.

Вот эта усмешка и переполнила чашу. Я спрыгнул прямо на него, одновременно ударив его кулаком. Мы покатились по земле. Схватив его за горло, я, несмотря на необыкновенную силу противника, брал верх, преимущества давала внезапность.

Потом я услышал крики. К нам бежали люди. Несколько рук растащили нас.

Меня прижали к боку "Хейли", и я почувствовал под подбородком ствол револьвера сержанта. Тут появился полковник Альберто.

Он сделал знак сержанту опустить оружие и посмотрел мне прямо в глаза:

– Я был бы очень огорчен, если бы мне пришлось арестовать вас, сеньор Мэллори, но я все же сделаю это, если будет необходимо. Пожалуйста, помните, что на данной территории действует военное положение. И я здесь командую.

– Черт бы вас побрал! – закричал я. – Вы не знаете, что сделала эта свинья? Он убил по меньшей мере пятьдесят человек, и я помогал ему в этом.

Альберто повернулся к Хэннаху, достал портсигар из кармана мундира и предложил закурить.

– Ну, как сработало?

– Отлично, – ответил Хэннах и взял сигарету.

Альберто предложил закурить и мне. И я механически взял сигарету.

– Так вы все знали?

– Я оказался в трудной ситуации, сеньор Мэллори. Выполнить задание вы могли только вдвоем, но из-за ваших сантиментов, высказанных при нашей последней встрече, я испытывал затруднение и не надеялся, что вы с готовностью согласитесь на осуществление мер возмездия.

– Вы сделали меня пособником убийцы.

Он покачал головой и твердо заявил:

– Осуществлялась военная операция, с начала и до конца по моему указанию.

– Вы солгали мне, – возмущался я. – Насчет того, что хотели говорить с хуна.

– Вовсе нет. Но только теперь, когда мы показали им, что в наших силах жестоко наказать их, когда захотим, я буду говорить с ними совсем с иных позиций. Вы и капитан Хэннах сделали большое дело, которое поможет мне положить конец этой вакханалии.

– Путем варварского уничтожения несчастных дикарей, сбрасывая на них взрывчатку с воздуха?

Солдаты стояли передо мной полукругом, мало что понимая, потому что мы объяснялись по-английски.

Хэннах немного поутих, но его напряженное лицо стало еще бледней.

– Ради Бога, Мэллори! Можно ли простить гибель монахинь? Посмотри, что они сделали с отцом Контэ. Вырезали сердце и сожрали его.

Мне показалось, что вместо меня говорит кто-то другой, а я со стороны слушал его. Терпеливо, искренне стараясь, чтобы он меня понял, я произнес:

– И что же хорошего в том, что в ответ мы действовали столь же варварским способом?

Мне ответил Альберто:

– У вас странная мораль, сеньор Мэллори. Насиловать и убивать монахинь, поджаривать людей над огнем – для хуна допустимо, а за моими людьми, по вашему человеколюбию, остается только право погибать в лесных засадах. Такую роль вы им отводите?

– Но вы неискренни. Можно же поступать как-то по-другому.

– Не думаю. Вы же сами считаете возможным стрелять в них во время схваток в джунглях, а вот когда мы убиваем их при помощи динамита, сброшенного с самолета, это, по-вашему, что-то другое...

Мне нечего было возразить, и я смутился.

– Пуля в живот, стрела в спину, динамитная шашка с воздуха. – Он покачал головой. – Здесь нет никаких правил, сеньор Мэллори. Война – грязное дело. Она всегда такова, а это и есть война, уж поверьте мне...

Я повернулся и направился к "Бристолю". Постояв возле него, опершись на левое крыло, я немного погодя достал летные очки и шлем из кармана кожанки и надел их.

Обернувшись, увидел Хэннаха, наблюдавшего за мной.

– Я улетаю отсюда немедленно. Вы найдете себе кого-нибудь другого.

Не повышая голоса, он напомнил:

– У нас контракт, парень. И там стоит твоя подпись, над моей, и контракт официально зарегистрирован.

Ничего ему не ответив, я залез в кабину, проделал все пятнадцать обычных проверок и запустил стартовое магнето. Хэннах провернул пропеллер, мотор завелся, и я сорвался с места так быстро, что ему пришлось поднырнуть под левое нижнее крыло.

Я только запомнил, что он был очень бледен, его рот открывался в крике, но слова тонули в реве мотора "фалькон". Я не стал задерживаться, чтобы услышать их, и вообще надеялся, что больше никогда не увижу его.

Мне казалось, что я еще не успел заснуть, когда меня кто-то грубо встряхнул. Я лежал, глядя сквозь противомоскитную сетку на висящую на крюке лампу, вокруг которой вились мошки. Меня снова тряхнули за плечо, я повернулся и увидел Менни.

– Который час? – спросил я его.

– Начало первого.

На нем были желтый плащ и зюйдвестка, с которых стекала вода.

– Вы должны помочь мне с Сэмом, Нейл.

Мне потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, в чем дело.

– Вы, наверное, шутите? – усмехнулся я и повернулся на бок.

Он схватил меня за грудки с силой, которой я от него не ожидал.

– Когда я ушел оттуда, он прикончил вторую бутылку бренди и заказал третью. Он просто убьет себя, если мы не поможем ему.

– И вы на самом деле думаете, что я помогу ему после того, что он сделал со мной сегодня?

– Вот это интересно! Вы страдаете от того, что он сделал с вами, а не с теми несчастными дикарями там, в джунглях. Что же важнее?

У меня от ужаса чуть не встали дыбом волосы, когда я вспомнил ту страшную картину. И я взмолился:

– Бога ради, Менни!

– Ну что, вы хотите, чтобы он умер?

Я вскочил с кровати, начал одеваться и сразу вспомнил печальную историю самого Менни. Но стараясь не принимать ее близко к сердцу, просто ради того, чтобы не сойти с ума. Что мне было надо, так это обрести уверенность. Общение с человеком, столь же встревоженным, как и я сам, могло меня спасти.

Отношение Менни к происходившему меня не совсем устраивало. Он скорее склонялся к аргументам полковника Альберто, чем к моим. Было странно, что он так беспокоится о Хэннахе, который полностью избегал меня с момента прилета.

Я хотел бы порвать с ними обоими, а сейчас, чтобы как-то успокоиться, налил себе виски из запасов Хэннаха. И напрасно – пока я шел по главной улице под дождем рядом с Менни, моя голова начала раскалываться на части.

Еще на подходах к отелю я услышал музыку. Сквозь щели в жалюзи пробивались золотые полоски света. Вдруг раздался звон разбиваемого стекла и чей-то крик.

Мы задержались на веранде, и я предупредил:

– Если он войдет в раж, то переломает нас обоих голыми руками. Поймите вы это!

– Вы сам дьявол, который видит только черную сторону вещей. – Он улыбнулся и на мгновение положил свою руку на мою. – А теперь давайте попытаемся вызволить его отсюда, пока есть еще хоть какая-то надежда.

В салоне сидели два или три посетителя, Фигуередо возился за стойкой, а Хэннах привалился к бару перед ним. Старый патефон играл грустный вальс, и жена Фигуередо стояла рядом.

– Еще, еще! – кричал Хэннах, стуча ладонью по стойке бара, когда музыка стала стихать. Она быстро закрутила ручку патефона, а Хэннах взял полупустую бутылку бренди и попытался налить себе стакан, одновременно неловко смахнув пару грязных стаканов со стойки, которые упали и разбились.

Он так и не заметил нашего появления, пока Менни не подошел и решительно не отобрал у него бутылку.

– Довольно, Сэм. Мне кажется, пора идти домой.

– О, старый добрый Менни! – Хэннах потрепал его по щеке, а потом повернулся, чтобы выпить свой стакан, и заметил меня.

Боже, как же он нализался! Лицо опухло, руки дрожали, а взгляд осоловелых глаз...

Он схватил меня за ворот куртки и в ярости заорал:

– Ты думаешь, я очень хотел сделать это? Ты думаешь, что это так легко?

Он был явно вне себя. Настолько, что мне стало жаль его. Я освободился от его рук и спокойно сказал:

– Мы уложим вас в кровать, Сэм.

И тут позади меня распахнулась дверь, раздался взрыв необузданного смеха, и вдруг наступила тишина. Глаза Хэннаха расширились, и в них вспыхнула злоба. Он оттолкнул меня в сторону и рванулся вперед. Я вовремя повернулся, чтобы увидеть, как он изо всей силы ударил Авилу кулаком в зубы.

– Я выучу тебя, подонок! – кричал он, повалив Авилу на стол одной рукой и продолжая бить его другой.

Дружки Авилы сразу куда-то исчезли в темноте, что развязало нам руки. Боже, я боялся, что Хэннах со своей невероятной силой забьет обидчика до смерти.

Когда мы потащили его к двери, он повернулся ко мне и снова схватил за куртку.

– Ты не бросишь меня, парень, правда? У тебя ведь контракт! Ты же дал мне слово. Это для меня так много значит, я больше ничего не имею во всем свете.

Я не взглянул на Менни, и так все понял.

– Ну как я могу уйти, Сэм? Мне же надо везти почту в Манаус в девять утра.

Этого оказалось для него вполне достаточно, рыдания начали сотрясать его тело, когда мы вели его, поддерживая с двух сторон, вниз по ступеням, а потом под дождем домой.