Текст книги "Последнее место, которое создал Бог"

Глава 7
Сестра милосердия

Следующим утром я не видел Хэннаха. Когда вылетел в девять на Манаус, он еще был в полной отключке, а в понедельник всегда столько хлопот, что у меня не нашлось времени даже вспомнить о нем.

Вез я не только почту, но и посылку с алмазами от Фигуередо, зашитую в обычный парусиновый мешок, которую мне следовало передать правительственному агенту в Манаусе. После этого мне предстояло сделать еще два полета по контракту с горными компаниями, доставить вниз по реке почту и другие посылки.

После трудного дня я возвращался в Манаус вечером, с намерением провести ночь в "Паласе", принять горячую ванну, сменить белье, хорошо поесть и, может быть, даже зайти в "Лодочку".

Взлетная полоса оказалась свободна, когда я приземлялся, хотя в другие дни на аэродроме у ангаров стояли два или три самолета, которые прилетали с низовьев реки или с побережья. Два дежурных техника помогли мне закатить "Бристоль" в ангар на ночь, а потом один из них подвез меня в город на своем старом автомобиле.

Войдя в отель и не обнаружив за стойкой никаких признаков присутствия сеньора Хука и вообще никого, я прошел прямо в бар.

Там тоже было пусто, если не считать какого-то романтического типа весьма потрепанного вида, который уставился на меня, глядя в большое зеркало позади бара.

Я давно не брился, мои зашнурованные сапоги до колен и плотные габардиновые бриджи покрывала пыль, а под расстегнутой кожаной летной курткой виднелся автоматический пистоле1 45-го калибра в наплечной кобуре. Его вместо моего "уэбли" дал мне Хэннах, который считал, что не имеет смысла носить оружие, из которого нельзя убить человека или хотя бы на время выключить его.

Я бросил свою парусиновую сумку на пол, зашел за стойку бара и сам достал бутылку холодного пива из ящика со льдом. И как только начал наливать пиво в стакан, услышал легкое вежливое покашливание.

У раскрытой на веранду двери стояла монахиня в белом, низенькая женщина, не более пяти футов ростом, лет пятидесяти, с ясным, спокойным взором. Я обратил внимание на ее удивительно гладкое лицо – ни морщинки, несмотря на возраст.

Она заговорила с легким английским акцентом, характерным для жителей Новой Англии. Как я узнал позже, она родилась и выросла в городке Виньярд-Хейвн, штат Массачусетс, на острове Марта-Виньярд.

– Мистер Мэллори? – спросила она.

– Да, это я.

– Мы вас ждем. Комманданте сказал, что вы прилетите сегодня к вечеру. Я сестра Мария Тереза из ордена сестер милосердия.

Она сказала "мы". Я огляделся, ожидая увидеть вторую монахиню, но вместо нее с веранды легкой походкой вошла молодая женщина, существо совершенно из другого мира, спокойная, элегантная, в белом шифоновом платье, широкополой соломенной шляпе с голубым шелковым шарфом, концы которого чуть развевались от легкого бриза. Она держала на плече открытый зонтик и стояла, слегка расставив ноги и подбоченясь, как бы бросая своим высокомерным видом вызов всему свету.

Меня поразила еще одна деталь ее туалета – серебряный браслет с укрепленными на нем маленькими колокольчиками на лодыжке правой ноги. При ходьбе колокольчики как-то жутковато позвякивали, этот звук потом преследовал меня много лет. Я не мог как следует рассмотреть ее лица, потому что она стояла против яркого солнца.

Сестра Мария Тереза представила ее:

– Мисс Джоанна Мартин. Ее сестра работала в миссии Санта-Елена.

Я начал догадываться, в чем дело, но решил не подавать виду.

– Чем могу быть полезен, леди?

– Мы хотим попасть в верховье реки как можно скорее.

– В Ландро?

– Сначала туда, а потом в миссию Санта-Елена.

Это было сказано с такой простотой и прямотой, что у меня перехватило дыхание.

– Вы, наверное, шутите.

– О нет, уверяю вас, мистер Мэллори. Я уполномочена моим орденом поехать в Санта-Елену, выяснить обстановку и доложить о возможности продолжить там работу.

– Продолжить работу? – глуповато переспросил я.

Но, казалось, она меня не слышала.

– И еще есть одно неприятное дело, тела сестры Анны Жозефы и сестры Бернадетты так и не обнаружены. Я допускаю возможность того, что хуна забрали их с собой и они живы.

– Это зависит от того, какой смысл вы вкладываете в слово "живы", – выговорил я.

– А вы не допускаете такой возможности? – спросила мисс Мартин таким холодным и хорошо поставленным голосом воспитанной девушки, какой и следовало ожидать, судя по ее виду.

– О, такое вполне возможно, – ответил я и подавил порыв рассказать им о том, что ожидает там захваченную женщину, и только добавил: – Индейцы как малые дети, они легко поддаются случайным прихотям. В какой-то миг им может показаться хорошей идеей захватить пару белых женщин, а в другой – забить их насмерть дубинками из железного дерева.

Сестра Мария Тереза в ужасе закрыла глаза, а Джоанна Мартин произнесла все тем же ледяным голосом:

– Но вы не можете быть полностью уверены в том, что их убили?

– Ничуть не больше, чем вы уверены в том, что они живы.

– Анна Жозефа – младшая сестра мисс Мартин, – сообщила Мария Тереза.

Я ожидал такого поворота дела, но от этого мне не стало легче.

– Сожалею, но я знаю об индейцах больше, чем обычные люди. Вы спросили о моем мнении, и я вам ответил.

– Вы возьмете нас в Ландро завтра утром? – спросила сестра Тереза. – Я узнала от комманданте, что отсюда до Санта-Елены менее часа полета.

– Вы хоть понимаете, что там творится? – поинтересовался я. – Это же самое гиблое место на всей земле.

– Все в руках Божьих, – просто ответила она.

– Он, наверное, взял выходной, когда хуна расправлялись с отцом Контэ и остальными там, в миссии Санта-Елена, – жестоко парировал я.

На ее спокойном лице промелькнула тень боли, а потом она с пониманием того, что произошло, приятно улыбнулась:

– Комманданте сказал мне, что вы были одним из тех, кто нашел их. Это, наверное, произвело на вас ужасное впечатление.

Я с расстановкой ответил:

– Но, сестра, вся территория находится на военном положении.

Тут Джоанна Мартин вышла вперед, достала из сумочки сложенный листок бумаги и бросила его на стойку бара.

– Здесь наше разрешение на поездку, подписанное самим президентом.

Такой бумаги было вполне достаточно, чтобы Альберто щелкнул каблуками в знак согласия, да и меня она вполне устраивала.

– Прекрасно, как хотите. Если вам так уж не терпится узнать, что значит лететь две сотни миль над самыми страшными джунглями в Южной Америке, на самом старом самолете, который только есть в здешних местах, будьте на аэродроме в восемь тридцать. Так уж получилось, что задняя кабинка расширена для перевозки грузов, и в ней только одно кресло. Одной из вас придется сидеть на полу.

Я проглотил остатки пива и вышел из-за бара.

– А теперь вы и на самом деле должны извинить меня. Мне много надо успеть сегодня.

Сестра Мария Тереза кивнула:

– Ну конечно.

Джоанна Мартин не сказала ни слова, а просто взяла с пола мою парусиновую сумку и подала мне. Жест выглядел весьма неожиданным, так как совершенно не вязался с ее обликом. Наши пальцы соприкоснулись, и я почувствовал запах ее духов. Бог знает, что это было, но эффект просто наэлектризовал меня. Я еще никогда не испытывал такого прямого и немедленного возбуждения от присутствия женщины, и внутри меня словно что-то оборвалось.

И она знала это, черт возьми, потому что чуть презрительно улыбнулась уголком рта, как бы удивляясь тому действию, которое производит на мужчин. Я повернулся и быстро удалился.

* * *

Сеньор Хук так и не объявился, но когда я поднялся в комнату, которую занимал раньше, то увидел его там застилающим постель.

– Ваша ванна готова, сеньор Мэллори, – сообщил он мне странным меланхолическим тоном, почти шепотом. – Вы будете потом у нас что-нибудь есть?

Я отрицательно покачал головой:

– Думаю, что уйду. Если я кому-нибудь понадоблюсь, то пусть ищет меня в "Лодочке".

– Сеньор видел двух леди, которые ждали его внизу?

– Да. Они тоже остановились здесь?

Он утвердительно кивнул и удалился, а я разделся, набросил старый халат и направился по коридору в ванную. Вода оказалась достаточно горяча, чтобы вызвать испарину на моем лице, и я пролежал в ванне с полчаса, избавляясь от дневной усталости и думая о тех двух дамах, с которыми разговаривал в баре. С сестрой Марией Терезой было все понятно. Она принадлежала к числу тех странных людей, которые живут одной только верой и могут вынести все что угодно, защищенные броней своего целомудрия.

А вот появление Джоанны Мартин объяснить труднее. Бог знает, кто посоветовал ей приехать сюда. Несомненно только то, что женщины имели связи в очень высоких сферах, иначе как бы они достали такую бумагу, да еще с подписью самого президента.

Я вернулся в свою комнату, вытер голову полотенцем и начал быстро одеваться. Я успел натянуть брюки и уже влез в чистую легкую рубашку, когда услышал легкий шум, который заставил меня резко обернуться и протянуть руку к пистолету, который лежал в кобуре на туалетном столике.

Прямо с балкона, складывая зонтик, в комнату вошла Джоанна Мартин.

– Не стреляйте, – спокойно предупредила она. – Это всего-навсего я.

Молча я стоял и смотрел на нее, впервые имея возможность разглядеть как следует ее лицо. Она не блистала особенно яркой красотой, но в ее лице светилось что-то такое, что позволяло выделить ее в любой толпе. Золотисто-каштановые волосы, явно предмет забот высококлассного парикмахера. Прекрасно сложена. Чуть вздернутый носик делал ее моложе, чем она была на самом деле. А в ее широко расставленных карих глазах поблескивали солнечные искорки любопытства.

Я тут же представил себе, как она будет выглядеть после недели пребывания в верховьях реки. И еще я представил себе эти волосы разбросанными по подушке. Видение доставило мне прямо-таки физическую боль.

– Дверь оказалась не заперта, – объяснила она. – И этот пожилой сеньор сказал, что вы в ванне. Я решила подождать.

Заправив рубашку в брюки, я потянулся за наплечной кобурой, судорожно подыскивая слова, чтобы начать разговор. Думаю, что всему виной эти проклятые духи, которые просто физически обозначали ее присутствие.

– А вам и на самом деле нужна эта штуковина? – спросила она.

– С приходом темноты город небезопасен. Чем могу быть вам полезен?

– Для начала скажите мне правду.

Она вышла на балкон. В оранжевом небе, словно огненный шар, висело солнце. Она стояла против света, и ее ноги четко обрисовывались сквозь легкую ткань платья.

– Не понимаю вас.

– О, думаю, прекрасно понимаете. Вы вели себя очень сдержанно в разговоре с сестрой Марией Терезой там, в баре. Я имею в виду судьбу моей сестры и второй девушки. Вы просто пожалели ее.

– В самом деле?

– Бросьте играть со мной, мистер Мэллори. Я не ребенок. И хочу знать всю правду.

– Да за кого вы меня принимаете, черт возьми! – резко ответил я. – За слугу, что ли? – Я даже не понял, почему так рассердился, наверно, оттого, что она говорила со мной таким небрежно-требовательным тоном. Но нет, мое раздражение вызвало нечто совсем иное. Наверно, только какой-то внутренний защитный механизм предостерег меня от попытки схватить ее. – Ну ладно. Меня спросили, может ли быть, что ваша сестра и другая девушка живы, и я ответил, может. Что еще вы хотите знать?

– Почему они захватили ее? Почему не убили сразу? Даже пожилых монахинь изнасиловали перед тем, как убили, разве не так? Я читала отчет.

– Им надо освежить кровь, вот и все.

Я хотел повернуться и уйти, чтобы не видеть ее и не выплеснуть мое раздражение наружу.

Она схватила меня за плечо и повернула к себе.

– Но я желаю знать, черт бы вас побрал! – воскликнула она. – Всю правду!

– Очень хорошо, – ответил я, хватая ее за запястья. – У них есть очень сложный ритуал. Прежде всего, если к ним попали девственницы, то их лишают невинности на особом церемониале при всем народе, используя родовые тотемы. Так хуна поступают со всеми девушками.

В ее глазах появился ужас, и она перестала вырывать руки.

– А потом, в течение последующих семи ночей каждому воину племени разрешается пойти к ним. Это рассматривается как большая честь. Если женщина после этого не забеременеет, то ее до смерти забивают камнями. Забеременевших чужеземных женщин сохраняют до рождения ребенка, а потом сжигают живыми. Подоплека такого поведения довольно сложная, но если у вас найдется время, я буду счастлив все вам объяснить.

Она смотрела на меня, качая головой из стороны в сторону, и я мрачно добавил:

– На вашем месте, мисс Мартин, я молился бы о том, чтобы ей утонуть в реке.

Ярость вскипела в ней, словно горячая лава, она вырвалась и ударила меня левой рукой по лицу, а правая беспомощно повисла. Потом, заломив руки, она поплелась к двери, распахнула ее и вышла в коридор.

* * *

Я пошел в «Лодочку», что заведомо представляло определенную опасность после наступления темноты, особенно на набережной, но меня так переполняла злость, что любому, кто решил бы этой ночью перейти мне дорогу, пришлось бы плохо. Я испытывал насущную необходимость выпить и повторить, как любил говорить Хэннах, да и женщина мне определенно сегодня требовалась, – в таком агрессивном настроении я находился.

Как и следовало ожидать, вечером в понедельник "Лодочка" не ломилась от публики. Оркестр вовсю наяривал румбу, но танцевало не более шести пар. Лола, девушка, с которой развлекался Хэннах в тот раз, тоже сидела здесь, и все в том же красном атласном платье. Мне она нравилась. Откровенная проститутка, она с ума сходила по Хэннаху, и это была ее единственная слабость.

Зная, что Хэннах сегодня не придет, она переключила внимание на меня. Странно, но, как она ни старалась, ничего не получалось. Стоило мне только подумать о Джоанне Мартин, как образ Лолы тут же стушевывался. Немного спустя ей что-то сказали, и она отправилась искать удачи где-то еще.

Это по крайней мере освободило меня, чтобы напиться в стельку, как я и собирался. Выйдя на палубу, туда, где мы обедали с Хэннахом в ту первую ночь, я занял отдельную кабину, заказал еду, бутылку вина для начала и закрыл за собой раздвижную дверь.

Но у меня совсем пропал аппетит. Я немного покопался в тарелке, а потом встал и подошел к поручням с бутылкой в одной руке и стаканом в другой. Я смотрел на реку, где огоньки жилых лодок отражались в воде, словно пламя свеч. Меня охватило беспокойство и какое-то изнеможение, мне чего-то не хватало. Я понял, мне не хватало ее.

За моей спиной раскрылась раздвижная дверь и снова закрылась. Я нетерпеливо обернулся и увидел Джоанну Мартин.

* * *

– Как вы полагаете, мы можем начать все снова? – спросила она.

На столе стоял лишний стакан. Я налил в него вина и подал ей.

– Как вы отыскали меня?

– Сказал старый Хук в отеле. Он очень умен. Дал мне кеб с кучером, сильно смахивающим на Кинг-Конга. Строго-настрого приказал ему доставить меня сюда в целости и сохранности. – Она подошла к поручням и посмотрела за реку. – Как хорошо здесь!

Я не знал, что сказать, но она сама взяла на себя заботу о продолжении разговора.

– Мне кажется, мы с вами оба были не в настроении, мистер Мэллори. Я хотела попытаться еще раз.

– Нейл, – отрекомендовался я.

– Отлично, – улыбнулась она. – Боюсь, что у вас сложилось обо мне неправильное представление. Джоанна Мартин – мое сценическое имя. На самом деле я Джоан Ковальски, из Гренвилла, штат Пенсильвания. – Ее голос совсем изменился, и она заговорила с акцентом, что, наверно, не делала очень много лет. – Мой папа шахтер, а ваш?

Я громко рассмеялся:

– Адвокат в маленьком городке. В Англии их называют солиситорами. Такой маленький старый город Уэлс в Соммерсете, недалеко от Мендип-Хиллз.

– Это, наверно, чудесное место.

– Верно, особенно теперь, осенью. Грачи на верхушках вяза у церкви. А из-за реки доносится влажный запах опавшей листвы.

Я словно на момент побывал там. Она оперлась на поручни.

– Гренвилл совсем не такой. Там было три вещи, которые я никогда больше не хотела бы видеть. Угольные шахты, металлургические заводы и дым. Я даже ни разу не обернулась, когда покидала этот город.

– А ваша сестра?

– Мы осиротели, когда ей исполнилось три, а мне восемь. Меня вырастили монахини. Вот тогда-то я к ним привыкла.

– Ну и что же вы?

– У меня все пошло хорошо. Пела с лучшими оркестрами в стране. Дорсей, Ломбарде, Сэмми Кей. – Когда она рассказывала об этом, ее голос совершенно изменился, будто она выступала перед большой аудиторией. – Я играла вторые роли в двух мюзиклах, которые с успехом шли на Бродвее.

– Отлично, – сказал я, поднимая руки, будто защищаясь. – Я сражен.

– А вы? Как у вас? Почему Бразилия?

И я ей все рассказал, с самого начала до настоящего момента, в том числе упомянув некоторые подробности. Я даже не представлял, что смогу быть столь откровенным, хотя бы с одной живой душой. Такое действие она оказывала на меня.

– Ну хорошо, – промолвила она наконец, когда я закончил свой рассказ. – Теперь мы оба стоим перед неизвестностью. Разве это не заманчиво?

Луна скрылась за облаками, и внезапно обрушившийся дождь застучал по тенту над нашими головами.

– Романтическая картина, верно? – сказал я. – Почти каждый день на этой неделе идет дождь. – А представьте себе, что творится во время сезона дождей! – Я снова налил ей вина. – Бугенвиллеи, акации и Бог знает какое множество ядовитых змей, укус которых может убить вас в считанные секунды. А что касается реки, то это не только аллигаторы и пираньи, но еще и крупные водяные змеи. Они легко переворачивают каноэ, и все его пассажиры оказываются в воде. Почти все, что выглядит прекрасно, как правило, абсолютно смертельно. Вам бы лучше попробовать себя в Голливуде. Это куда безопаснее.

– Это мне предстоит в следующем месяце. У меня назначена кинопроба в компании MGM.

Она улыбнулась, а потом протянула руку и ладонью погладила меня по груди, и ее улыбка угасла.

– Я должна все узнать, Нейл. Любым способом, но узнать! Вы можете это понять?

– Конечно, могу.

Я положил свою руку на ее ладонь, и меня затрясло, как подростка при первом свидании.

– Хотите потанцевать?

Она согласно кивнула и прижалась ко мне, и тут позади нас раскрылась раздвижная дверь.

– Так вот чем ты занимаешься за моей спиной!

Эти слова произнес, входя, Хэннах.

Он ввалился в летной одежде, и ему давно следовало побриться. Но все же он выглядел довольно романтично: в кожаной куртке, бриджах, с белым шарфом, аккуратно обернутым вокруг шеи.

Сэм улыбнулся с обезоруживающим очарованием и с распростертыми объятиями по-мальчишечьи двинулся на нее:

– Да это же мисс Джоанна Мартин, собственной персоной!

Он схватил ее за руки, на что, как мне казалось, не имел никаких оснований. И я спросил:

– Что здесь, черт побери, происходит?

– Ты еще спрашиваешь, парень! – Он закричал, вызывая официанта, и стащил с себя пальто. – Столько всего случилось, когда ты улетел сегодня утром! После обеда Альберто связался со мной по радио. Просил забрать его из Санта-Елены и привезти прямо в Манаус. Мы прилетели полтора часа назад. И в отеле встретили спутницу мисс Мартин. Когда я уходил, они с полковником яростно спорили.

– О чем же они спорили?

– О том самом полукровке у Альберто, который жил с индейцами хуна. Альберто послал его за реку прошлым вечером, и, видит Бог, он вернулся сегодня после обеда.

– Вы хотите сказать, что он установил контакт?

– Наверняка.

В этот момент появился официант с парой бутылок "Поули Фюссе" в ведерке с водой.

– Как он сказал, – продолжал Хэннах, – все племя по реке знает, что произошло в той деревне, куда мы с тобой летали, и они страшно напуганы. Делегация вождей согласилась встретиться с Альберто послезавтра в паре миль вверх по реке от миссии.

– Звучит слишком хорошо, чтобы я мог поверить, – покачал я головой.

Но Джоанна Мартин отнеслась к новости иначе. Она села рядом с ним и оживленно спросила:

– Как вы думаете, они могут что-нибудь сообщить о моей сестре?

– Определенно могут. – И он снова взял ее за руку. – Все будет хорошо. Я вам обещаю.

И после этого сказать, что их отношения развивались так быстро, как пожар охватывает дом, значит ничего не сказать. Я сидел как на иголках и наблюдал за их оживленной болтовней. Они часто смеялись и наконец спустились вниз и присоединились к толпе танцующих на площадке.

Но я не единственный страдал от ревности. В полутьме я заметил ярко-красное платье, это Лола наблюдала за ними, прячась за стойкой. Представляю, как должна чувствовать себя женщина, которой пренебрегли. Она выглядела так, будто готова всадить Хэннаху нож в спину, если ей только представится хотя бы малейшая возможность.

Я не знаю, о чем они говорили там, на площадке для танцев, но когда оркестр умолк, они подошли к пианино, и Хэннах сел за него. Он оказался неплохим пианистом и тут же уверенно начал вступление к "Сан-Луи блюз", а Джоанна Мартин запела.

Она пела хорошо, гораздо лучше, чем я думал. Казалось, она целиком отдавалась песне, и публика чувствовала это. Потом они исполнили "День и ночь" и "В ритме бегин", самый потрясающий хит той осени, который повсюду передавали по радио, даже на Амазонке.

Но с меня было достаточно. Я оставил их, прошел по мосткам на причал и поплелся под дождем в отель.

* * *

Я лежал уже в постели почти час и начал даже засыпать, когда голос Хэннаха вернул меня к действительности. Я встал с кровати, прошлепал к двери, открыл ее и выглянул в коридор. Хэннах, явно очень пьяный, стоял с Джоанной Мартин у двери номера в конце коридора, который, как я догадался, она занимала.

Он неуклюже пытался поцеловать ее, как это обычно делают пьяные мужчины. Судя по всему, она не нуждалась в помощи и весело смеялась над ним.

Закрыв дверь, я подлез под противомоскитную сетку и закурил. Я никак не мог понять, отчего меня всего трясло, от злости, или от неудовлетворенного желания, или от того и другого сразу. Лежа в постели, я жадно курил и проклинал все на свете. Вдруг дверь тихо открылась и снова закрылась. Послышался звук закрываемой задвижки, и снова наступила тишина.

Я почувствовал ее присутствие в темноте даже прежде, чем ощутил запах духов. Она сказала:

– Хватит дуться на меня. Я же знаю, что вы здесь. Вижу вашу сигарету.

– Сука, – бросил я.

Она отвела противомоскитную сетку, послышался шорох сбрасываемой на пол одежды и еще чего-то, и она скользнула в кровать ко мне под бок.

– Вот как славно, – продолжала она тем же самым тоном. – Полковник Альберто хочет вылететь на самой заре. Сестра Мария Тереза и я получили строгое указание от Хэннаха быть на аэродроме не позже семи тридцати. Кажется, он думает, что с ним нам будет более безопасно.

– Решайте сами.

– Вы отличный пилот, Нейл Мэллори. Как утверждает Хэннах, он такого еще не видел. – (Ее губы щекотали мою щеку.) – Но вы совсем не знаете женщин.

Я не стал с ней спорить, у меня внутри все горело, и это не могло долго продолжаться. Прижав ее к себе, я ощутил кожей холодок от напрягшихся сосков ее груди.

Я испытывал необычайное возбуждение. Но было еще что-то другое, большее. Я лежал, обнимая ее, и ждал от нее хоть какого-то знака, который мог быть, а мог и не быть. Мне казалось, что целый мир затаился в ожидании. И в этот нескончаемый момент я вдруг ощутил странное предчувствие, что в течение всей моей последующей жизни никогда не переживу ничего лучше того, что мне предстоит сейчас. Что бы ни случилось потом, это будет означать еще и торжество над Хэннахом.

Она крепко меня поцеловала раскрытыми губами, и ожил весь мир, расцветившись огнями по небу, а потом снова пошел дождь.