Текст книги "Лунный лик. Рассказы южных морей. Приключения рыбачьего патруля (сборник)"

Комментарии

«Лунный лик»

«Лунный лик» (в некоторых русских изданиях – «Луннолицый») – сборник рассказов, выходивших в разных североамериканских изданиях с 1903 по 1906 год. Это своеобразная микроэнциклопедия американской «внутренней» жизни, дающая представление о том, что же происходило с американским гражданином (по преимуществу белым) в те годы и как в соответствии с образом жизни этой страны формировался характер среднего американца. Этот национальный характер, конечно, охватывал как некий стереотип мышления и поведения представителей целого «куста» европейских и азиатских наций, поскольку Соединенные Штаты были страной эмигрантов, если не считать одного миллиона коренных жителей – индейцев, которые из-за приверженности своим традициям вытеснялись все же на обочину общественной жизни, как и насильно завезенные сюда негры (ныне – афроамериканцы).

На переломе ХIХ – ХХ веков Соединенные Штаты еще не являлись супердержавой. Однако это была молодая и перспективная страна – типичный пример «монополистического империализма» (В. Ленин). Соревновательность ее была обусловлена не только борьбой со своим основным соперником и англосаксонским предком ее белого населения – тогда еще мощной Великобританией, но и экспансией на юг своих граждан и капиталов с целью расширения собственных территорий. Вначале отняли Флориду у испанцев, затем – часть Мексики, потом присоединили Гавайские острова (официально этот акт оформился лишь в 1976 году – 50-й штат для круглого счета). Но во время Второй мировой войны здесь были военные базы, как на Гаити и других странах этого региона. Экономической и порой военной экспансии США подвергалась практически вся Латинская Америка и страны Океании – Полинезия в значительной степени. Это не могло не отразиться на формировании национального характера. Недаром основной философией США в те годы считался прагматизм (Ч. Пирс, Дж. Дюи, У. Джеймс), что существенно повлияло и на направленность научных открытий и технических изобретений, и на жизненные ориентации американцев. Нельзя забывать, что в эту пору в Америке был изобретен телефон (А. Беллом), там работали крупнейшие ученые в области электротехники – такие, как Т. Эдисон, которому человечество обязано изобретением электролампочки, фонографа и пр., Н. Тесла – в области ВЧ (серб по происхождению), математики – Н. Виннер, Ч. Пирс, заложившие основы информатики и будущей компьютеризации. Огромную роль в повышении национального престижа США сыграли ученые-переселенцы – от Н. Тесла, Н. Сикорского до Э. Ферми и А. Эйнштейна. Да и ныне этот процесс нельзя считать завершенным.

К концу ХIХ – началу ХХ века Америка была признанным лидером в области самолетостроения и автомобильного производства (в том числе и тракторного). Такие предприниматели, как автомобильный король Г. Форд, всей своей жизнью высветили суть не только технического американизма. Сыграл тут немалую роль и психологический, волевой – так называемый «человеческий фактор».

Литературно-драматургические принципы формировались уже в ту пору на несколько иной разновидности прагматизма – бихевиоризме, где примат действия, поведенческие реакции ставились как бы во главу угла и собственно подрывали принципы строгой и обязательной характерологии, типизации, хорошо известные в литературе и искусстве с древнейших времен и получившие философское подтверждение у И. Канта и Ф. Гегеля в XVIII–XIX веках. Бихевиоризм сложился при жизни Дж. Лондона (Э. Торднайд, Дж. Уотсон). Вместо традиционного сознания психологов теперь заинтересовало поведение человека, что имело немалое значение для социологии, педагогики и искусства.

Джек Лондон творил в эпоху расцвета реалистических по сути талантов М. Твена, Ф. Норриса, Э. Синклера, О. Генри, хотя ему была не чужда и романтическая морская традиция американской приключенческой литературы.

Будучи человеком любознательным и ищущим (он был типичным американцем), писатель, пусть порою даже и в очерковой форме, великолепно отразил суть хлопотного американского характера, пытающегося рискнуть, открыть, пробиться в люди любой ценой, застолбить свое место под солнцем, помечтать даже о покорении какой-нибудь ничейной страны, а то и стать властелином всего мира и подчинить себе человечество. Эти расхожие темы и мифы современной расхожей американской литературы и кинематографии читателю теперь хорошо известны. И специфическая черта «стопроцентных американцев» (великолепная терминология той поры!) – использовать достижения разных наук: физики, математики, биологии (недаром тут вскоре распространится морганизм – учение о генетической наследственности), астрономии, теологии, парапсихологии и пр. в своих прагматических целях. Джек Лондон порой относится к этим потугам с откровенным юмором, однако он видит в них и источники, причины американской трагедии в широком смысле слова. Тут все то и дело что-то замышляют, выдумывают, изобретают, куда-то стремятся, хотя характеры далеко не совпадают с общественным идеалом «стопроцентного американца». Это и есть начало конфликта или даже начало трагедии. Настоящий сборник не отличается тематической строгостью. Наоборот, ему присуща пестрота, многопроблемность, с учетом «местного колорита» – так назван один из рассказов, – что значительно увеличивает масштаб самого цикла.

Американскому индивиду, даже самому посредственному, присуща невероятная наблюдательность и возможность воспользоваться современными техническими открытиями в своих собственных, порою даже весьма неблаговидных целях.

Безымянному рассказчику, вероятно, фермеру из Лунной долины, не понравилась физиономия соседа Джона Клэверхэуза. Она ему напоминала луну в момент полнолуния. К тому же он выглядел вполне счастливым человеком, громко и от души хохотал даже над собственными неприятностями. Словом, раздражающий тип, который, по мысли рассказчика, не имеет права быть счастливым.

Кажется ничего особенного тут нет. Один сосед нам более симпатичен, другой – менее. Но не каждому придет в голову по такой пустяковой причине этого соседа во что бы то ни стало извести. Однако не таков наш рассказчик.

Поначалу он делает соседу вроде бы обычные бытовые пакости – травит его любимую шотландскую собаку, по кличке Марс, куском говядины со стрихнином – обратите внимание на изощренность такого акта и на осведомленность рассказчика, его завидную «научно-практическую подготовку». Затем Джону поджигают амбар и стога сена. Но и после этого тот как ни в чем не бывало отправляется ловить форель, веселый и жизнерадостный. Попав в беду, он сияет как никогда. Приходится напомнить ему и его ростовщику о закладной – после пожара сосед не в состоянии будет выплатить долг.

Но и это не производит впечатления на врожденного оптимиста (кстати, это одна из удивительных черт американского характера человека, спокойно реагирующего на беду и неприятность, как и сопровождающий такую реакцию жест – «мускульная улыбка»).

Рассказчик взбешен поведением соседа. Его надо, разумеется, убить, но не грубым и распространенным вульгарным способом, а как-нибудь потоньше, «поинтеллигентней» – ловко и искусно, чтобы никакого подозрения.

И рассказчику удается осуществить свой дикий план без жестокости! И рассказчик по ночам спит как убитый. Никто его теперь не раздражает ни своим задорным смехом, ни отвратительным лунным ликом.

Такой же примерно фокус проделывает с укротителем львов «королем Уэллосом» шпагоглотатель и жонглер, приревновав укротителя к собственной жене. Уэллос не считал этого артиста достойным человеком и собственным конкурентом. Он его презирал как человека и актера низшего жанра.

При этом все же голову свою он предпочитал закладывать в пасть добродушнейшему и старому льву Августу, который никогда бы на нее не покусился, если бы не иезуитская коварная затея плюгавого де Вилля. В Америке каждый – ученый и исследователь собственной жизни и окружающей среды. На уровне массового сознания и неблаговидных целей полуобразованных граждан этот общий принцип превращается в жестокий парадокс американской реальности.

Такие вот интернациональные страсти кипят в процветающей и изобретательной на всех уровнях молодой и развивающейся державе США. Но все это сущие мелочи в сравнении с попытками общественного самоутверждения. Их воссоздание и составляет основное содержание рассказов этого цикла. Известно, что главный принцип американской жизни: время – это деньги. И во имя денег здесь идут на всё. Иногда это очень милые попытки утвердиться провинциалам в общественной жизни и сорвать свой куш хорошей жизни. Таков рассказ «Любительский вечер», где две провинциалки сестры Виман – Эдна и Летти – пробивают себе дорогу в шоу-бизнес, поскольку земля их отца – честного фермера Джона заложена и перезаложена, дочерям надо самим заботиться о себе. И Эдна решает стать журналисткой. Ей это удается. Но какой ценой?!

Скромная провинциалка удачно использовала для собственного утверждения все пути, за исключением разве что замужества или постели. Навязчивая идея американских предприимчивых невест, добиваясь благополучия и роскошной жизни, выходить замуж за миллионеров охватила претенденток на брак авантюрного склада несколько позже.

Это и есть прагматизм в действии, его чисто рождественский вариант в данном случае.

Трудно предполагать, чтобы в желании скорого и легкого обогащения новым способом не преуспели акулы преступного мира. Следующий рассказ называется «Любимцы Мидаса». Мидас – провинциальный греческий царек Фригии (VIII–VII века до н. э), страшно любивший золото. И боги его наказали за эту страсть: все, к чему бы он ни прикасался, превращалось в благороднейший из металлов. Но это превращение стоило жизни близких царя.

Сюжет рассказа под таким названием прост. Организованная группа преступников, называющих себя «Любимцами Мидаса» (на поучительную мифологию и метафоричность образа, как и на проклятие богов, им глубоко наплевать), положила глаз на капиталы областного магната в сфере городского транспорта Эбена Хэля и потребовала от него выплатить ей 20 миллионов долларов наличными. При этом они, вульгарно истолковывая и социалистические идеи, и американский прагматизм, обещают опираться полностью на силу, ибо каждый человек имеет право на собственность – этот принцип лежит-де в основе общественной системы. Собственность и капитал они приобрести иным способом не в состоянии, даже если бы потратили на это несколько своих жизней. Капиталистов-нахалов не победишь в нормальной конкуренции. Все способы производства и рычаги власти у них в руках. В этом суть Промышленной революции.

С их сумбурной логикой можно было бы и не считаться, если бы не категорические обещания и угрозы бандитов расправиться с ближними мистера Эбена Хэля.

Как истинный американец-предприниматель с твердым характером хозяин решил не поддаваться шантажу, наказав своему помощнику Уэду Этчелеру также не идти на уступки.

Однако кровавый эпизод следует один за другим: то убивают членов благополучных семей – приятелей Эбена, то обычного рабочего на предприятии босса, то полицейского, то молодую девушку-няньку, то дочь судьи – приятеля Хэля. Демонстрируя полный «социальный» абсурд и неразборчивость, шантажисты добиваются громкой известности, создают атмосферу паники и страха. Полиция бессильна. Умирает сам Эбен Хэль, почувствовав свое бессилие перед этой бандой и завещая все свое достояние верному помощнику Уэду Этчелеру. Перед смертью хозяин отрасли получил вновь-таки демагогическое письмо от «Любимцев Мидаса», в котором они излагают свою социальную необходимость, – оно-то и стало последней каплей терпения в его жизни. Уэд Этчелер поставлен перед трудной психологической задачей – либо уступить банде и нарушить слово, данное его уже мертвому покровителю, либо свести счеты с жизнью. Он избирает последнее.

Внутренняя идея банды похожа на идеи Раскольникова или Ставрогина, но она не имеет никакого, даже отдаленного отношения к социальному прогрессу человечества, улучшению состояния самых последних бедняков.

Прагматизм «Любимцев Мидаса» чисто уголовного пошиба, несмотря на высокопарность демагогического слога, но это ведь и ощутимая часть американского образа жизни, представленного в таком документально-эпистолярном и философски-претенциозном сюжете, подтверждающемся серией кровавых злодеяний. Шантажируемые персонажи пытаются проявить твердость характеров, пытаются выстоять, опираясь на закон и идею общественного порядка. Но увы!

Чтобы прекратить все эти бессмысленные убийства, богатый теперь и талантливый юноша – наследник капиталов шефа – У. Этчелер покончил с собой. В каком-то смысле «Любимцы Мидаса» – ключевой рассказ в сборнике, не отягчаемый пока присутствием и проницательностью вездесущих американских Коломбо. Рассказ основан на строгом документализме, пусть даже частично и вымышленном, в письмах уголовников проставлены даже даты (1898–1899). Документализм не раз возрождался и в художественной и очерковой прозе ХХ века, у нас и почти в наше время – это и очеркисты-деревенщики, очеркисты-баталисты – С. Смирнов, и хроникер ГУЛАГа А. Солженицын, и Ю. Семенов, и В. Богомолов.

Тут что называется «обнаженный реализм» – реализм как прием. На шантаже строится немало произведений нынешнего искусства.

В ходе всех этих размышлений и обобщений мы начинаем понимать логику Джека Лондона и генеральное направление его идейно-художественных усилий, так хорошо представленных в этом цикле.

Понятной становится и будто бы произвольная подборка произведений данного сборника. Писатель не может обойтись без Клондайка. Однако здесь представлена лишь «бледная тень Клондайка», и представлена всего лишь одним, но весьма сильным и драматическим рассказом «Золотое ущелье». Не удавшаяся во многом мечта американской жизни не может быть обойдена. Рассказу предшествует великолепное живописное пейзажное начало (действие скорее всего происходит в Скалистых горах возле плато Пидмонт, штат Виргиния).

Конечно, дух мира и тишины, довольства и покоя, не потревоженные отзвуками далеких войн, – лишь контрастная преамбула к этим войнам, к смертельной схватке двух разных по натуре золотоискателей. Один из них некто Билль – человек недалекий, но работящий и честный, распевающий или бормочущий что-то вроде псалма, где речь идет о Божьей красоте и покое благодатных гор, – занят весьма важным делом. Он, наконец, докопался до золотого песка, более того, хватил счастье за глотку – нащупал золотоносную жилу и обрадовался этому своему счастью, как ребенок. Вместо ожидаемых пяти фунтов тут оказалось целых двести – на сорок тысяч долларов.

И это все теперь твое, думает Билль.

Но едва он попытался выкарабкаться из золотоносной ямы, где работал с лотком у заводи ручья, как нарвался на любителя легкой добычи – более изощренного прагматика и сукиного сына, который выстрелил у него над самым ухом. Билль от неожиданности рухнул на дно ямы на свой лоток с золотом, конвульсивно задергав ногами – судорога сковала его тело. Незнакомец с револьвером, положив оружие на колено, перекурил, а затем, определив, что тело старателя неподвижно, начал спускаться в яму спиной вперед с револьвером, зажатым в правой руке. Это сковывало его движения. И тут-то пришедший в себя Билль скрутил нападающего. После короткой схватки скромному трудяге удалось-таки пристрелить своего обидчика – как бы на законных основаниях. Какое-то время понадобилось еще, чтобы отойти от страха и пережитого потрясения…

И опять вернулось хорошее настроение при виде мертвого врага и прекрасной природы. И главное – пуля насквозь прошла – и хоть бы что. «Я ему показал» – это главное.

Едва не стоившие ему жизни четыреста фунтов делали свое дело – золотоискатель, придя в себя, запел свой любимый псалом о красоте Божественного мира, спустив труп врага на дно каньона. Его душевное равновесие восстановлено.

Рассказ, как и начинался, кончается пейзажем. Писатель сам как бы разделяет радость этого довольно примитивного героя-работяги, чудом оставшегося в живых и достигшего пика своего жизненного благополучия. И герой, и одновременно рассказчик – каждый поработал честно, не нарушая Божественных заповедей, хотя и рисковал при этом жизнью, как Джек Лондон на Аляске.

Конечно, трудно себе представить, чтобы мысли писателя полностью совпадали с мыслями и настроением таких его героев. Очевидно, даже тот установочный и почти обязательный прагматизм, который определил характер помыслов и действий многих американских граждан, кое-кто позволил себе и не разделять. Об этом не менее значительный рассказ «Местный колорит». В нем автор обращается к теме своей юности – к бродяжничеству. Дорожных бомжей в Америке называли «хобо». К испанскому языку это слово отношения не имеет.

Герой – бродяга интеллигентного типа (в этом образе немало и чисто автобиографических черт) пытается объяснить происхождение самого наименования бродяг и привычных для них мест пребывания.

В результате двукратного заимствования – сперва англичанами, потом американцами – французское словосочетание – буквально «высокий лес» превратилось сперва в «гобой» – английский вариант, а потом и в «бродягу» – американский сленг. Не исключено, что таким образом сперва стали выражать презрение уличным артистам и музыкантам. Лейс-Кле-Рандольф – философ, лучший представитель бродяжнического мира. Он подкупил семью средних американцев широтой своего мышления, интеллектуальными беседами. Этот благовоспитанный джентльмен и ученый должен быть, по мнению хозяина дома, если не ученым, то хотя бы журналистом. И тут-то появляется подлинная завязка рассказа – Лейс заинтриговал хозяина виллы тем, что получил два месяца тюрьмы за попытку приобщиться к журналистике. Парадокс?! Разгадке собственно такого интригующего парадокса и посвящен рассказ культурного, философствующего бродяги и Джека Лондона одновременно.

Как-то Лейсу захотелось написать на волнующую его тему – Бродяга и Полицейский – о чем мог еще писать человек, пытавшийся примирить Спенсера с Кантом? Поиграв с мальчиком-лифтером, он попал-таки на прием к главному редактору господину Спарго. Великолепно раскрывается напористый прагматизм редактора, его вкусы, характер самой газеты. Начинающему журналисту повезло: «Основное обвинение, которое я выдвигал против существующей системы, заключалось в том, что власти обжуливают и грабят бродяг»… Для остроты материала Лейс не забыл воссоздать и некоего полицейского судью Соль-Гленгарта – самого гнусного на всем материке.

Так уж совпало, что редактор вел кампанию по борьбе с местной полицией и потому увидел в Лейсе нужного ему человека. Но тот, получив свои честно заработанные тридцать долларов, отказался от престижной должности журналиста.

Потому Лейс и пропил гонорар тут же со своими друзьями, тем более, что встретился со старым другом, с которым его когда-то сбросили с парохода в Джэконсвилле. Это автобиографическая деталь из жизни самого писателя. И еще одно.

Лейс в своем рассказе так и сыпал жаргонными словечками, которые гостеприимный хозяин просил переводить.

Нечего и говорить, что после могучей выпивки вся команда была арестована и препровождена теми же опекунами бродяг и блюстителями Закона – полицейскими в тюрьму. Более того, всесильным судьей оказался тот самый Соль-Гленгарт, которому во время судилища услужливо подсунули статью Лейса. Лейсу дали тридцать дней заключения, а поскольку он успел еще и признаться в написании статьи, судья добавил еще тридцать «будто бы за растрату своего состояния» – за пропитый гонорар. Страж Закона узнал себя в «обобщенном» образе судьи. Этот невообразимый произвол судей Америки также связан с личными воспоминаниями самого автора, получившего месяц тюрьмы в Ниагара-Фоллс (1894) за то, что явился поглазеть на прославленные водопады. Но тут тоже существенная зарисовка картинки из американской жизни – ее позор и законодательный нерв, регулирующий беспардонно общественный правопорядок. У судей свой социальный прагматизм и не бескорыстный для страны – бродяги с малыми тюремными сроками трудятся на городских улицах, в портах, даже в каменоломнях. Но важен сам факт: философ по образу мышления и бродяга по натуре Лейс Кле-Рандольф не пожелал разделять общественных настроений, которые показались ему не подходящими, ошибочными в свободной стране, не захотел работать на общественный правопорядок, за что сурово поплатился своей свободой. Альтернативы, сколько-нибудь достойной здравомыслящего человека, герой рассказа в этой стране так и не увидел. Но мыслить он продолжает свободно и жить по-своему, игнорируя стереотипные устремления и взгляды агрессивного и всеподавляющего социального большинства, хотя протест его чисто индивидуален.

Достраивая структурную модель американской жизни с ее многочисленными слоями, писатель не мог не коснуться тонкой духовной сферы. Загадочным явлениям в сфере человеческой психики посвящен большой рассказ или маленькая повесть «Планчет». Здесь идет речь о взаимоотношениях двух любящих людей Криса и Лют, которые должны будто бы вскоре пожениться. Они «встречаются» уже четыре года, но внутренний голос подсказывает Крису Добнеру, что предложения не надо делать, – этот брак ничем хорошим не кончится. Жениху предстоит уйти из жизни. И в этом вся тайна его нерешительности.

Какой-то внутренний голос то и дело подсказывает Крису (а имя это часто альтер эго самого автора), что он не жилец на этом свете.

Живут они на прекрасном ранчо в Калифорнии.

Лют – сирота, воспитанная тетушкой Мильдрэд и дядюшкой Робертом, которые души не чают в девушке (а она теперь носит их фамилию), но с каких-то пор воспитатели и гостеприимные хозяева счастливейшей девушки возненавидели по непонятным причинам Криса, к которому раньше прекрасно относились. Более того, они его обожали. Теперь и он навевает на них непонятный страх и тревогу.

Основной конфликт повести – противоборство между светлыми и темными душевными силами, столкнувшимися одна с другой. Страх и тяжелое предчувствие обоих влюбленных не имеют никаких вроде бы видимых причин. Тем такое состояние и опасно.

Череда непонятных происшествий, а также сопровождающее эти происшествия неприятное ощущение – будто чья-то невидимая рука толкает в пропасть, создает атмосферу мистического ужаса. В судьбу людей явно вмешиваются потусторонние силы. Остается одно – попробовать отыскать причину. Обратиться к спиритизму.

Увлечение общением с покойниками было распространено в Старом Свете. Еще 15 лет назад Л. Толстой опубликовал пьесу о ненужных и глупых «барских забавах», назвав ее иронически «Плоды просвещения». Попрание человеческой духовности, веры, морали, по Толстому, результат скуки и нравственного разложения верхов. Не исключено, что Джек Лондон был знаком с этим произведением, но к спиритизму (а известными практикующими спиритами были его настоящий отец-астролог Чэйни и мать Флора) писатель относился по-иному. Никто не запретит науке вторгаться в ранее не известные ей, никем еще не изученные сферы. В некоторых случаях даже этому явлению Джек Лондон пытался дать материалистическое истолкование. В персонажах повести можно разглядеть черты родственников писателя – людей ближайшего его окружения. Необходимость обращения к «эзотерике» мотивируется ощущением какого-то необъяснимого словами и здравым смыслом заговора против молодых людей. Все окружающие как будто что-то о них знают такое, о чем не принято говорить.

Джек Лондон не увидел в этом мистическом происшествии какой-то немыслимой глупости или барской забавы. Трудно сказать, что он так уж неправ. Внутренний голос человека, который называют голосом интуиции, – также некая «реальность». Даже христианская Церковь, решительно отвергающая всякое колдовство, гадание, спиритизм, попытки простого смертного заглянуть в будущее, признает откровения Ангела Хранителя. Магнетизм (по-нынешнему гипноз) не столь уж лишнее словечко в данном контексте, поскольку парапсихологические связи людей так или иначе осуществляются с помощью электромагнитных колебаний. Иное дело – электромагнитная энергетика, излучаемая человеком, столь ничтожно мала, что приходится опираться на непознанную до сих пор некую психобиологическую энергетическую составляющую. Бессознательное использование человеческим или другим каким-либо живым субъектом магнитного поля Земли также возможно.

Такие гипотезы в какой-то мере уже подтверждаются. Однако сама по себе парапсихология как основа сюжета неоспорима, и писатель это хорошо представил, создав захватывающую атмосферу повествования.

В наше время ею порождено столько произведений искусства, начиная со всяких призраков и приведений в старинных замках и кончая «Гарри Поттером», что такие явления стали частью художественной индустрии, а всякого рода колдовство, гадание, снятие порчи, наговоры, заговоры, сглазы – доходной профессиональной деятельностью многочисленных магов и ворожеек. Не будь в данном случае участия переполненной магнетизмом миссис Грантли, все могло бы выглядеть более прозаично и привычно – как несчастный случай на прогулке.

У Джека Лондона просматриваются лишь абрисы современных фантастических и ужасных сюжетов. Он силен другим – представлением читателю реалистической в первую очередь картины американского мира начала ХХ века, где весь этот бред, помноженный на социальные ориентации, бередит человеческие головы, превращаясь порою в ужасающую и привычную обыденность.

«Рассказы южных морей»

Этот цикл произведений иногда переводился у нас как сказки, что соответствует другому значению слова в английском языке. Думается, что его можно было бы по-русски именовать и сказания, намекая на некоторое своеобразие отразившихся в нем полинезийской и меланезийской культур. Для англоязычного читателя слово Океания значит гораздо больше, чем для жителей Восточной Европы. Океания состоит из одного крупного островного государства – Новой Зеландии с архипелагами бесчисленных островов.

Французская часть Полинезии включает в себя Маркизские острова, Таити и др., не безразличные Джеку Лондону.

Во времена Лондона эти населенные пункты находились в сфере влияния Великобритании, Германии, Франции, Японии, США и некоторых южно-американских государств, например Чили. На основных из них существовало губернаторское или судейское правление иностранцев. Конечно, из богатств этих островных земель завоеватели пытались выжать всё, что могли: жемчуг, кораллы, красивые черепашьи раковины, кокосы, золото, бокситы. Из съедобных продуктов Океания стала вскоре одним из главных поставщиков бананов, кофе и какао в Европу. Эти растения выращивались с помощью белых на плантациях, для чего вербовали многочисленных рабов за мизерную плату и скверное питание.

Но эти края известны не только своими рабовладельческими традициями. Здесь побывали в XVIII веке знаменитые путешественники – Д. Кук, А. Тайсон. Попытку разгадать природу Полинезийских островов и изучение их растительно-животного мира связано с именем Ч. Дарвина. В самом начале ХIХ века эти места посетили русские путешественники И. Крузенштерн и Ю. Лисянский. Потому в далекой Полинезии есть Русские Острова в архипелаге Маршальской группы – Румянцева, Чичагова, Волконского, Милорадовича… Есть тут острова, носящие имена самих путешественников.

В XIX веке заявили о себе писатели – англичане Р. Киплинг, Р. Стивенсон, американец Ч. Стоддард – прямые предшественники Дж. Лондона в литературе по этой теме, кстати, весьма им уважаемые. Основатель французской новой живописи П. Гоген открыл удивленному Западу не только новые художественные формы, но и новые человеческие типы таитян, дополнившие представления о жителях общей земли. Кстати, Р. Стивенсон похоронен на Самоа, П. Гоген же умер на Маркизских островах, а его потомки навсегда остались жить на Таити.

Джека Лондона можно считать писателем всего мира. Его мечта о кругосветном путешествии, помимо дерзости замысла, таила в себе и желание увидеть по возможности всю землю, воссоздать в литературе некий масштабный аналог нашего земного шара – планету в художественном воплощении. И основные параметры этого художественного мира писателя Джека Лондона обозначены весьма четко и крупно. Не будем говорить о его европейских, американских темах или локусах, они – часть его жизни, психологии, – но в географическом смысле Полярный круг, с одной стороны, и Экватор – с другой, весьма значимы для художественно-географических, этнических и нравственно-идеологических представлений нашего автора. Такая полярность очерченных им крайних точек в жизни землян и в художественном творчестве самого Дж. Лондона весьма симптоматична и знакова.

Скажем сразу, писатель, открывший удивленному миру северных индейцев и эскимосов Аляски, в освоении южных морей преуспел меньше. Тут ему приходилось считаться с традициями своих славных предшественников и вносить некоторые, порою существенные коррективы, вызванные изменениями в жизни туземцев, принимая за основу и как данное сделанное его предшественниками. Уже у Ч. Стоддарда есть «Идиллии Южного моря» (1873), «Прокаженные с Молокаи» (1885), «Жизнь на Гавайях» (1894). Обидно вовсе не то, что Джек Лондон следует по проложенным им маршрутам, а то, что многие эти отнюдь не веселые проблемы сохранились и при его жизни пока мало что изменилось в Океании. Мифология полинезийцев – фиджеанцев, таитян не менее интересна, чем у индейцев. Возможно, она не столь уж самобытна, поскольку многие из них переселенцы из соседних материковых государств Азии, Индии, Южной Америки (что вызывает порою некоторые сомнения в их изоляции и полной самобытности). Лишь негроидные уроженцы Полинезии могут считаться коренными жителями этих морских просторов, да и то их этнический статус подвергается сомнению, ибо следы культуры здешних коренных народов связаны всего лишь со вторым тысячелетием новой эры. По преданиям же, история Полинезии начинается едва не с V века до нашей эры. Боги здесь нередко сливаются с героями. Один из них Мауи будто выкинул эти многочисленные острова со дна морского, вопреки Ч. Дарвину, который считал их образование результатом оседания морского дна.

Распространенный кое-где варварский обычай хоронить умерших в водах океана (по сути отдавать их на съедение акулам), а также частые и разрушительные смерчи, ураганы, смывающие в воду жалкие следы примитивной человеческой цивилизации, в том числе земледельческой, скотоводческой и даже погребальной культуры, не оставляли часто места для будущих археологических исследований.