Текст книги "Убийца с реки Дженеси. История маньяка Артура Шоукросса"

Заключенный рассказал немного больше, отвечая на вопросы членов комиссии по условно-досрочному освобождению. Он сказал, что «пошел в туалет» под мостом, когда «появилась эта девочка, и я испугался из-за УДО. После этого все пошло наперекосяк… Я испугался, схватил ее и уже не понимал, что делаю».

Ему велели в деталях описать, как он убил ребенка. Шоукросс утверждал, что ничего не помнит. Он ни словом не обмолвился о кролике, которого несла Карен Хилл, не сообщил никаких подробностей того, как заманил ее к себе, и настаивал на том, что понятия не имеет, как она подверглась изнасилованию и содомии.

Его рассказы об убийстве Блейка были более последовательными, но столь же краткими в подробностях. Он постоянно повторял урезанную версию, которая, как хорошо знали детектив Чарльз Кубински и другие представители правоохранительных органов Уотертауна, была ложной: «Этот парень продолжал следить за мной. Я ударил его. Он врезался в дерево и упал. Я пошел дальше». Поскольку дело не рассматривалось в суде и никто не давал показаний об этом ужасающем преступлении, тюремные чиновники не знали о его прежнем влечении к Джеку Блейку и попытках выманить ребенка из дома. Они также не знали, что перед убийством с мальчика была снята одежда. В результате никаких неловких вопросов об этом задано не было.

На допросах Шоукросс рассказал, что занимался оральным сексом со своей сестрой Джин. Иногда он называл эти случаи реальными, а иногда – фантазиями. Временные рамки варьировались от собеседования к собеседованию. Психотерапевтам эта история представлялась импровизацией. Один из них отметил: «Остается неясным, имела ли место сексуальная близость на самом деле».

На слушаниях комиссии по условно-досрочному освобождению в 1979 году он хитро отвел от себя любое возможное обвинение, заявив, что «да, к этому шло, но я сказал ей „нет“». Казалось, его совершенно не заботит репутация сестры, которую, по его утверждению, он любил больше, чем любого другого родственника.

Комиссия по условно-досрочному освобождению в очередной раз дала отрицательную рекомендацию. Шоукросс быстро улучшил свой имидж, обратившись за психиатрической помощью и присоединившись к терапевтической группе, но на сеансах упорно молчал. Как обычно, вину за фактическое неучастие во взаимодействии он возложил на других.

9. Артур Шоукросс (интервью с психиатром)

Вопрос: Вы проходили в «Грин-Хейвене» курс терапии психического расстройства?

Ответ: Нет, не проходил.

Вопрос: Но вы обращались к психиатрам и психотерапевтам…

Ответ: Я пришел к психиатру, и он заснул прямо при мне.

Вопрос: Правда?

Ответ: Да. Потом его уволили, а меня отправили на групповую терапию. Пришлось порезать заключенного в блоке, во дворе, лезвием бритвы, потому что он вышел во двор и рассказал людям, что я сделал.

Вопрос: Зачем вам нужно было его резать?

Ответ: Там в кругу было тридцать парней… это групповая терапия. Когда я туда пришел, они сказали мне, что у всех них такой же случай, как у меня. На самом деле такого случая не было ни у кого, кроме меня. Когда начались обсуждения, психолог рассказал всем в группе, в чем мое преступление. И тому парню не терпелось выйти во двор и всем рассказать. Ну, вы знаете. Я зашел в блок, а там как раз офицер только что раздал всем по паре новых бритвенных лезвий. Я поднимался, чтобы побриться, а он как раз спускался по лестнице. Я увидел его и спросил: «Зачем ты ходишь и всем рассказываешь?» Он ответил: «Да, рассказываю и расскажу всем». Вот тогда я его и порезал. Прямо через бумагу… прямо по руке.

10.

Неудивительно, что тюремные психиатрические записи Шоукросса представляли собой мешанину интерпретаций и более или менее обоснованных догадок, объединенных страхом и уверенностью в том, что он снова бы начал убивать. Как иронично заметил один из первых экспертов по этому процессу, «в личном деле заключенного имеется несколько неинформативных психиатрических экспертиз». Другие просто разводили руками. Эти специалисты были обучены диагностировать социопатов, шизофреников, маниакально-депрессивных психопатов и другие специфические типы, однако они, казалось, не могли разобраться в хаотичных психических процессах детоубийцы или классифицировать его поведение. Один эксперт предположил, что причина спутанности сознания и порывов ярости заключается в задержке детского развития в сочетании с аддиктивными аномальными сексуальными влечениями; другой указывал на его «педофилические фетиши» и умственную отсталость.

Одна пара экспертов дала более амбициозное объяснение:

Заключенный вырос в семейной ситуации, где принятие мужской идентичности было бы крайне опасным в результате крайне жестокого контроля его матери над отцом.

Заключенный, по-видимому, относится к тому типу людей, которые легко скатываются по нисходящей спирали низкой самооценки и слабой структуры личности, что усугубляет сексуальную гиперстимуляцию.

Вследствие этого заключенный постепенно становится склонным к тому, чтобы выплескивать свои эмоции все более примитивными способами, такими как поджог, инцест, сексуальное насилие или секс с детьми.

Из-за ранней сексуальной стимуляции заключенного и его слабой структуры личности он, по сути, не в состоянии сдерживать свои внутренние побуждения. Для этого заключенного сексуальная стимуляция столь же неконтролируема, как героиновая зависимость для других, но поскольку заключенный воспитывался, по сути, самостоятельно, то его стимуляции, скорее всего, принимают формы примитивного удовлетворения и проявляются, вероятно, таким образом, который будет признан социально неприемлемым.

…Авторы не считают, что заключенный в спокойном состоянии сознательно желал… быть плохим человеком или причинять боль другим. [Однако] заключенный проявил себя как человек крайне необычный, чьи реальные внутренние механизмы, вероятно, полностью находятся за пределами понимания любого из нас…

В 1981 году, на девятом году пребывания в «Грин-Хейвене», Шоукросс улучшил свои ничтожные шансы на условно-досрочное освобождение, согласившись на еженедельные сеансы терапии с психотерапевтом. Он также стал дружелюбнее с охранниками и другими заключенными. Некоторые из них немало удивились, обнаружив, что угрюмый убийца двух детей может смеяться, улыбаться и время от времени обмениваться шутками – даже на свой счет.

Психиатры тоже отметили улучшение. В отчете доктора Исмаила Озьямана о нем говорится так: «Опрятный, чистоплотный, тихий, готовый к сотрудничеству, внимательный, приятный. Никаких вывертов в поведении не обнаружено. Нормальный внешний вид лица и осанка. Самооценка/представление о себе хорошее. Устойчивость к фрустрации в пределах нормы. Абстрактное мышление не пострадало. Никаких галлюцинаций/бреда. Мыслительные процессы логичны, рациональны… Психотические/невротические симптомы не выявлены».

Однако два года спустя его темная сторона вновь проявилась во время очередного заседания комиссии по условно-досрочному освобождению. Психолог Рита Флинн записала: «Артур Шоукросс изначально подошел к этому интервью с враждебным настроем и в состоянии сильного эмоционального возбуждения. Заключенный неоднократно заявлял, что не может участвовать в этой встрече, поскольку собеседование проводилось женщиной… В ходе интервью Шоукросс постепенно успокоился и открыто беседовал на все предложенные темы».

В своей рекомендации отказать заключенному в условно-досрочном освобождении Флинн и ее коллега Шелдон Сабински отметили, что Шоукросс «проявил заинтересованность в преуменьшении и минимизации своей криминальной вовлеченности. Он сосредоточен на том, что, по его мнению, является „несправедливой практикой системы уголовного правосудия“… Считает, что система преследует его, поскольку он находится в заключении в течение длительного периода времени и „заплатил“ за свои действия…»

Психологи выяснили, что детоубийца «с готовностью говорит о некоторых важных эпизодах в ходе обсуждения фактов своего анормального сексуального влечения к младшей сестре Джинни. На момент той беседы Шоукросс отрицал какие-либо сексуальные контакты со своей младшей сестрой и относил их исключительно к области фантазий».

Там же впервые заключенный рассказал о связи между его военным опытом и совершенными преступлениями. Сабински и Флинн сообщили, что он, «по-видимому, с трудом различает свои поступки во время боевых действий во Вьетнаме и то, что является приемлемым в свободном, мирном, не милитаризованном обществе… Заключенный склонен сравнивать свои действия на войне с двумя убийствами детей, пытаясь минимизировать свою вину и указывая на то, что за время пребывания во Вьетнаме он совершил гораздо более тяжкие преступления».

11. Артур Шоукросс (интервью с психиатром)

Вьетнам превратил меня, деревенского парня, в психа… Я пытал людей, отрубил две головы, отрезал много ушей. Мы всегда отрезали левое ухо. Нанизывали их на нитки и сушили, стригли волосы в виде ирокеза… делали амулеты, нанизывая на них кости, зубы или ухо…

Так делали многие ребята. Наступали на лицо мертвецу, открывали ему рот и вырывали все зубы целиком. Можно было вырубить или заколоть кого-то штыком…

Одна женщина прятала винтовку за деревом, и я застрелил ее. Она умерла не сразу, и я оттащил ее к стоянке, заткнул ей рот кляпом, привязал к дереву и изнасиловал. У меня было мачете. Я вынул его и стал точить, поглядывая на женщину. А потом подошел и перерезал ей горло.

12.

Убийцу направили в отделение посттравматического стресса, чтобы «помочь понять мотивацию своего преступления и эффективно справиться с гневом», как отмечалось в досье. Когда настала его очередь поделиться опытом с другими ветеранами Вьетнама, он сделал туманные заявления об эпизодах «инцеста» со своей сестрой и тетей «Тиной». Однако большую часть времени он спокойно слушал остальных. Через некоторое время он собрал достаточно разрозненной информации, чтобы подать запоздалый иск о причинении вреда здоровью оранжевым реагентом, применявшимся во Вьетнаме. Хотя он не явился на двадцать один из семидесяти одного сеанса в отделении по борьбе со стрессом, в личном деле отмечено, что он «служил пациентам примером для подражания» и был «ценным активом» отделения.

Немного улучшив свою репутацию и послужной список, он снова предстал перед комиссией по условно-досрочному освобождению, чтобы воззвать к состраданию: «Я не могу оспаривать свое прошлое. Теперь я понимаю, что [убийства] стали следствием моего прошлого, моих детских лет и того, что я делал на войне».

В отчете комиссии, отклонившей последнее ходатайство, отмечалось, что «заключенный никогда не конкретизировал причины как странных актов поджога и кражи со взломом, так и жестокости и насилия, приведших к гибели двух невинных детей… Основываясь на поведении заключенного, его можно классифицировать как психосексуального маньяка… Поэтому никакие тюремные стены не способны изменить его… Его агрессивная, воинственная реакция представляет собой зловещий потенциал для возможного повторения уже приведшего к трагедиям поведения».

После подведения итогов многолетних неудачных попыток постичь душу непостижимого убийцы авторы документа предупреждают: «Хотя психиатры и психотерапевты, по-видимому, еще не поставили диагноз аберрантному поведению данного заключенного или, что еще важнее, не подобрали лечение, общество в целом заслуживает защиты от этого человека до тех пор, пока искомое лечение не будет найдено, а это, вероятно, случится не раньше, чем истечет назначенный тюремный срок».

Это было еще одно предположение, по крайней мере десятое, о том, что убийца слишком опасен, чтобы его можно было выпустить на свободу.

Ричи, старший сын Мэри Блейк, был приговорен к тюремному заключению в «Грин-Хейвене» за кражу со взломом, и ему назначили того же психотерапевта, что и Шоукроссу.

«Мозгоправы тратят уйму времени, пытаясь разобраться в поведении Арта, – признался Ричи своей матери во время одного из разговоров с ней по телефону. – Мой психотерапевт говорит, что все просто: этот парень сраный псих».

13. Мэри Блейк

Псих он был или нет, но Арт Шоукросс не убивал моего сына, и я это знала. Я все еще задавалась вопросом, когда Джек вернется домой. Мне приснилось, что он стоит у воды с каким-то стариком и старушкой, а потом они все навещают меня. Не знаю почему, но я почувствовала себя лучше и наконец-то немного ощутила покой.

А вот мой муж после исчезновения Джека так и не нашел покоя. Никогда не видела, чтобы человек катился под откос так, как это случилось с Большим Питом, а ведь он даже не был настоящим отцом мальчика. Он был алкоголиком, да еще и обозлился на весь мир. Он не мог позаботиться ни о своей семье, ни о себе самом. Когда у него заболел желудок, он отказался обращаться к врачу. Он ударил меня один только раз, но то и дело оскорблял меня, называл уродливой, глупой, дурой. Его любимым словечком было «толстуха». Когда я начала думать, как бы убить его, то поняла, что пришло время уходить отсюда.

Я сказала ему, что мы с детьми уезжаем, а он просто рассмеялся и сказал:

– Ты поешь одну и ту же песню годами.

Когда я указала свое имя по другому адресу, он понял, что я настроена серьезно, и позволил врачам удалить ему желчный пузырь. Это спасло ему жизнь, но не наш брак. Мы с детьми съехали. Мне очень не хотелось покидать Уотер-стрит. Я прожила в этом доме с перерывами без малого тридцать пять лет. Это был мой дом, дом моей мамы, дом всех остальных Лоутонов.

Через какое-то время мне пришлось отправить Пита в психиатрическую больницу из-за алкоголизма. Он с остальными своими дружками пристрастился к наркоте и довел себя до того, что у него случился разрыв печени, все вокруг заляпал кровью.

Я навестила его в больнице сестер милосердия. Он был в коме, так это называется? Я дотронулась до его руки и спросила:

– Пит, ты меня узнаешь?

Он открыл глаза и попытался сесть. Потом застонал и упал на подушку. Я благословила его, сказала, что люблю, и пусть Господь упокоит его душу.

Пит так и не пришел в себя. Мне всегда было интересно, каким бы он был с двумя здоровыми руками.

14.

Избавившись от Артура Шоукросса – теперь их разделяли триста двадцать километров холмистой местности, – жители Уотертауна пытались забыть педофила и его преступления. Родители наконец перестали крепко держать своих чад за руку. Бассейн и игровая площадка за «Кловердейл апартментс» заполнились детьми, в том числе детьми Мэри Блейк. Подростки снова гуляли вечерами без присмотра. Поскольку убийца оказался за решеткой, гражданам больше нечего было бояться Артура Шоукросса. По крайней мере, они так думали.

Старый город продолжал жить своей непростой жизнью. Горожане стояли вдоль городской площади и протирали глаза, глядя, как бульдозеры сравнивают с землей отель «Вудрафф», где останавливались президенты и где в течение пятидесяти лет проводили выпускные вечера выпускники средней школы. Лагерь Кэмп-Драм расширился и стал называться Форт-Драм, а приток новых солдат обеспечил торговцев дополнительной прибылью, но ее было недостаточно, чтобы вывести город из ставшего привычным экономического застоя. Выпускники старших классов возвращали взятые напрокат шапочки и мантии и уезжали учиться в колледжи или устраиваться на работу – следуя по накатанному миграционному пути. Возвращались из них немногие, разве что в гости.

Оставшиеся, как правило, обсуждали избитые, удобные темы: республиканскую политику, воспитание детей, охоту, рыбалку, законы об азартных играх, футбольную команду «Нью-Йорк Джайентс»[12]12
  Этот футбольный клуб был прославлен в известной книге «Записки фаната», которую написал уроженец севера штата Нью-Йорк Фредерик Эксли. Его почти каждый вечер можно было встретить в баре кафе «Нью Пэррот» на холме по Вашингтон-стрит. (Прим. авт.)


[Закрыть]. Радиотрансляции бейсбольных матчей «Янки» слушали по старому радиоприемнику в баре ресторана «Кристалл» на центральной площади. Разговоры оживали, когда речь заходила о новейших снегоочистителях, зимних шинах и других средствах борьбы с метелями, ледяным дождем и вызванных «снежным эффектом озера» ветром, дувшим со стороны озера Онтарио с такой силой, что валились деревья, а с магазинов срывало вывески.

Где бы ни собирались люди – будь то за выпивкой по пятьдесят центов в «Нью Пэррот» или за трехдолларовым ужином в «Энрико» и «Кристалле», на прогулке по городской площади или во время покупки футболок в новом торговом центре «Сэлмон Ран», часто поднималась и еще одна тема.

Что превратило Артура Джона Шоукросса из невинного маленького мальчика в монстра? «Для тех из нас, кто вырос вместе с ним, – заметила его наблюдательная кузина Нэнси Макбрайд Бейкер, – вопрос никогда не заключался в том, убьет ли он снова, а только в том, когда это случится».

Он оставался самой большой загадкой на севере штата Нью-Йорк.

Часть шестая
Ребенок-убийца

Каждое убийство будет раскрыто, но убийство само по себе никогда не будет разгадано. Вы не сможете раскрыть убийство, не разобравшись в человеческом сердце или истории, которая сделала это сердце таким темным и опустошенным.

Микал Гилмор [брат Гэри], Гранта

1.

Историки, изучавшие генеалогическое древо Шоукроссов, обнаружили несколько запутанных ответвлений, но не нашли ничего, что указывало бы на длительные врожденные дефекты или появление в итоге серийного убийцы на свет.

Сама эта фамилия считается древней и почетной. По словам дяди, заказавшего фамильный герб, «Шоукросс» (Shawcross) происходит от древнеанглийского crede cruci, что в вольном переводе означает «вера в крест». В Соединенных Штатах насчитывалось около пяти тысяч Шоукроссов, а в Англии – еще больше. Сэр Хартли Шоукросс, бывший генеральный прокурор Великобритании и главный британский обвинитель на Нюрнбергском процессе, приходился ему дальним родственником.

Самым ранним известным предком детоубийцы был Дэвид Шоукросс, бродячий проповедник, который эмигрировал из Англии в Канаду, оттуда перебрался в Чикаго и наконец поселился недалеко от Уотертауна, женился на местной женщине немецкого происхождения Нетти Буш и стал отцом четверых детей, включая сына Фреда Дж. Шоукросса, родившегося в 1897 году. Юный Фред бросил школу в шестом классе и пошел работать на бумажную фабрику у реки Блэк – это был типичный карьерный шаг в эпоху, когда состояния строились на фундаменте из детского труда. На рубеже веков женщины считались придатками своих мужчин (тем более на суровом севере штата Нью-Йорк), так что о Нетти и ее собственном генеалогическом древе никакой информации не сохранилось.

В двадцать один год Фред Шоукросс привнес в семейную историю первое дыхание скандала, совершив опрометчивый поступок, эхо которого будет отзываться в жизни трех поколений мужчин, носящих фамилию Шоукросс. Работая кондуктором в компании «Блэк ривер трэкшн компани» в Уотертауне, он влюбился в Мюриэл Блейк, симпатичную пятнадцатилетнюю девушку, работавшую в «Нью-Йорк эйрбрейк». Когда ее родители воспротивились этим отношениям, Фред тайно перевез девушку в Осуиго, нашел работу на фабрике по производству теневых тканей и снял квартиру, записавшись как «Фред Шоукросс и его супруга». Родители девушки обвинили его в похищении. Фред объяснял, что это не похищение, а любовь. Полиция, однако, отправила его в тюрьму округа Джефферсон.

Для тесного общества Уотертауна это дело стало довольно громким. Большая заметка на первой странице «Дейли таймс» от 21 декабря 1918 года получила такой заголовок: «ПОЛИЦИЯ СРЫВАЕТ СВАДЬБУ: Фред Шоукросс арестован в трамвае».

Два дня спустя, 23 декабря 1918 года, молодые влюбленные поженились, и обвинения были сняты. Пара обосновалась в Глен-Парке, чуть ниже по реке от Уотертауна. Фред устроился в дорожный департамент округа Джефферсон, где выполнял самые разные работы – от уборки снега до озеленения – и дослужился до желанной должности оператора тяжелой техники, после чего вышел на пенсию в середине 60-х годов. Супруги и их четверо детей были людьми законопослушными и, как правило, держались особняком, возможно, из-за давнего скандала, бросившего тень на их репутацию. Всю оставшуюся жизнь Фред, казалось, был озабочен атрибутами респектабельности и редко появлялся на публике без галстука и пиджака. Когда он умер в возрасте семидесяти трех лет в 1971 году, через три года после смерти жены, когда-то несовершеннолетней невесты, его больше всего вспоминали как усердного работника.

Младший сын Фреда и Мюриэл, Артур Рой Шоукросс, позже ставший отцом убийцы Артура Джона Шоукросса, тоже был обречен испытать трудности перед женитьбой. Бросив школу в восьмом классе, он последовал совету отца и подал заявление на работу в дорожное управление округа Джефферсон, где стал самым молодым сотрудником. Когда японцы разбомбили Перл-Харбор, он завербовался в корпус морской пехоты, был отправлен в южную часть Тихого океана и высадился на Гуадалканале с артиллерийским полком 1-й дивизии морской пехоты, заработав четыре боевые звезды. Вражеский снаряд засыпал его тоннами кораллового песка и убил товарища; Шоукросс задохнулся бы, если бы приятель не запомнил его местонахождение. Позже его группа оказалась отрезанной, и ему пришлось несколько месяцев питаться оставшимися после японцев продуктами. Он так рассказывал об этом в семейном кругу: «В рисе было полно личинок, и если бы мы их все вынули, то риса бы не осталось». С тех пор он никогда не ел рис. Хотя ему довелось участвовать в боях на передовой, большую часть военной карьеры он провел, работая на гусеничном тракторе, водить который научился в Уотертауне.

Артур Рой Шоукросс получил отпуск в июле 1944 года и сразу же стал героем заметки в «Уотертаун дейли таймс», которая в то время осталась незамеченной.

Заголовок гласил: «ВЕТЕРАН МОРСКОЙ ПЕХОТЫ ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ ЖЕНАТЫМ». В заметке, размещенной на видном месте, вниманию читателей предлагалась и крупица личной информации:

В феврале 1943 года, после зачистки Гуадалканала, [Шоукросс] и его приятели были отправлены на отдых в Австралию.

Находясь в Австралии, рядовой Шоукросс побывал на танцах в расположении морской пехоты и там познакомился с мисс Тельмой Джун из города Йеа.

14 июня 1943 года пара поженилась в Австралии. У них есть один ребенок, которому сейчас три месяца и которого зовут Харли[13]13
  Скорее всего, правильно «Хартли», в честь сэра Хартли Шоукросса. (Прим. авт.)


[Закрыть] Рой Шоукросс. Госпожа Шоукросс находится в Австралии и проживает со своими родителями. Она останется в Австралии до тех пор, пока не закончится война.

В последнем абзаце отмечалось, что молодой муж явится на дежурство в военно-морской госпиталь в Портсмуте, штат Нью-Гэмпшир, по завершении тридцатидневного отпуска.

Этот возраст, двадцать один год, стал переломным моментом в личной жизни старого Фреда Шоукросса, и вот теперь история повторилась для его сына, морского пехотинца. В синей форме с медалями за меткую стрельбу, нашивками и боевыми звездами, отмеченный президентской благодарностью, молодой Артур Рой выглядел весьма впечатляюще: вкрадчивый, невысокий, но хорошо сложенный, жилистый, со светло-каштановыми волосами и волевым профилем. Едва успев заступить на свою первую вахту на военно-морской базе, он сразу же привлек внимание женщины, с которой ему предстояло провести остаток своей жизни.

Восемнадцатилетняя Бесси Йеракс, известная как «Бетти», родилась в семье фабричных рабочих в городе Сомерсворт, штат Нью-Гэмпшир, расположенном в двадцати километрах к северу от Портсмута, на границе со штатом Мэн. Она была худощавая, чуть выше полутора метров ростом, с блестящими темно-каштановыми волосами и слегка выступающими зубами, придававшими ей озорной вид. Ее отец, Джеймс Йеракс, родился в Греции, а мать, Вайолет Либби, имела происхождение то ли греческое, то ли итальянское, то ли английское, то ли французское. Каким бы ни был этнический состав семьи, дети там воспитывались в строгих средиземноморских традициях.

Бетти бросила школу в десятом классе и пошла работать на обувной фабрике, а затем устроилась помощницей водопроводчика на военно-морскую верфь в Портсмуте. Там она познакомилась с Артуром Роем Шоукроссом и вышла за него замуж 23 ноября 1944 года. «Уотертаун дейли таймс» об этом событии не сообщила, никаких ссылок на более раннюю статью об австралийской жене и сыне морского пехотинца нигде не появилось.

2.

Годы спустя убийца Артур Джон Шоукросс признался тюремщику, что родители баловали его в детстве. Он также утверждал, что у него не было никаких проблем, психологических или каких-либо других, до рождения двух сестер и брата. Однако этот заключенный в тюрьму человек создал такую автобиографическую мифологию, что только самые предубежденные его защитники верили каждому его слову. Родители также не лезли из кожи вон, чтобы внести ясность в этот вопрос. Как только внимание юристов, криминологов, социологов и журналистов сосредоточилось на погруженной во мрак семье, отец перестал отвечать на телефонные звонки, только выглядывал из-за задернутых штор и отказывался открывать дверь кому-либо, кроме своих ближайших друзей и родственников.

– Он расстроен, ему стыдно, – объяснила Бетти Шоукросс, которая также отказалась подробно говорить о своей семье. – Неужели они не могут это понять?

Что касается проступков ее сына и каких-либо происшествий с ним в детстве, которые могли бы предопределить его будущее, то она ничего не желала признавать. Ее сентиментальные воспоминания наводили на мысль, что маленький Артур жил в некоей версии телесериала «Уолтоны» для севера штата Нью-Йорк.

Те, кто оспаривал ее материнские воспоминания, относились к этой позиции с пониманием. Одна ее родственница сказала так:

– Бетти помнит события такими, какими видит в своем воображении. Она искренне верит в то, что говорит. Правда же в том, что Арти был странным маленьким ублюдком с тех пор, как научился ходить.

3.

Ребенок родился утром, в 4:14, 6 июня 1945 года, через пять часов после того, как его мать доставили в Военно-морской госпиталь США в городе Киттери, штат Мэн, прямо через реку от Портсмута. Родителями были указаны домохозяйка Бесси Йеракс Шоукросс, 18 лет, и капрал Артур Рой Шоукросс, 21 год; оба проживали в Портсмуте на Чэпел-стрит, дом 38, квартира 5. В записи указан срок беременности – «8 мес.». Информация о росте и весе младенца отсутствует, но позднее Бетти Шоукросс утверждала, что Артур Джон родился на два месяца раньше срока и весил два килограмма двести граммов, а также что она оставалась с ним в больнице двадцать дней. В графе «Дети, рожденные от этой матери», в свидетельстве о рождении записано с ее слов «1». От отца такой информации не требовалось, и маленький «Харли Рой Шоукросс», предположительно находившийся на втором году жизни в «Мелби, Австралия», упомянут не был.

Через неделю или две после того, как Бетти и новорожденный были выписаны из военно-морского госпиталя, капрал Шоукросс отправил их в Уотертаун – пожить со своей сестрой до окончания его срока службы. Нет никаких сведений, обсуждался или вообще упоминался между родителями австралийский брак отца. Годы спустя некоторые друзья и родственники семьи все еще оставались при мнении, что бывший морской пехотинец был женат дважды. Разве о первом браке не сообщалось в «Дейли таймс»? Эта правда, как и многие другие сведения про семью Шоукроссов, всплывала медленно.

– Младенец Арти был кукольным, – вспоминал один из двоюродных братьев. – У него были каштановые волосы и большие, красивые темные глаза. На детских фотографиях он выглядел не вполне нормально. Большинство младенцев улыбаются или плачут в присутствии фотографа, но у Арти взгляд был пустой – он смотрел прямо перед собой, без всякого выражения. Была в нем и еще одна странность: он почти никогда не плакал, но когда плакал, один глаз оставался сухим.

Годы спустя психологи обратили внимание на то, что выражение лица взрослого Артура Шоукросса свидетельствует об «уплощенном аффекте», или «неадекватном аффекте». Именно этот безэмоциональный, пустой взгляд встревожил и насторожил детектива Чарли Кубински.

Самые ранние годы жизни мальчика, казалось, подтверждали более позднее утверждение Бетти о том, что ее сын был любимым и счастливым ребенком. Малыш Арти находился на грудном вскармливании около двух месяцев, свое первое слово произнес в девять месяцев, полгода спустя начал ходить, а в полтора года его отняли от бутылочки. На раннем школьном собеседовании его мать сообщила, что в детстве он «не доставлял проблем». Она заметила, что большую часть времени ребенок проводил в детской кроватке. Семья жила в стесненных условиях, и отец, вернувшись на свою довоенную работу в дорожном управлении, начал строить небольшой деревянный каркасный дом на акре земли, которая была отцовским подарком. Когда дом был достроен, детей втиснули в маленькую спальню: Арти и его младший брат Джимми делили верхнюю койку кровати, а две их сестры – нижнюю. Примерно в 1958 году появилась пристройка с еще одной спальней, и детей разделили – девочки в одной комнате, мальчики в другой.

На бывшем пастбищном участке, расположенном в десяти километрах к северо-западу от Уотертауна, на окраине Браунвилла, получившем название «Шоукросс-Корнерс», обосновались четыре семьи, связанные родственными узами. Одно время тринадцать внуков Фреда и Мюриэл Шоукросс то и дело перемещались из дома в дом. Каждый день они начинали с десятикилометровой поездки на школьном автобусе, летом играли в полях, среди маргариток, лютиков, чертополоха, золотарника и черноглазых сусан, зимой катались на коньках в местном карьере, ходили в методистскую церковь, а на каникулах посещали архипелаг Тысяча островов на реке Святого Лаврентия.

Родители обменивались пирогами, инструментами и рецептами, спорили из-за границ собственности, пробирались через сугробы, чтобы поделиться дровами, ставили надворные постройки, устраивали игры и спортивные состязания для своих детей, брали воду из семейного колодца в подвале дедушки и ездили в Уотертаун, где закупали оптом продукты. Эта общинная система, казалось, работала. Став взрослыми, члены семейного клана с теплотой вспоминали детство, толпу бесшабашных, счастливых, послушных детей, за которыми наблюдали и которых любили ответственные, довольные родители.

Сам Браунвилл, казалось, сошел с обложки журнала. Он был основан перед войной 1812 года и стал домом для тысячи двухсот граждан нижнего среднего класса, большинство из которых проживало в пределах досягаемости от бурной реки Блэк. В эпоху, когда бумажные фабрики вокруг закрывались одна за другой, две его крупные фабрики по-прежнему работали круглосуточно, и горожане наслаждались скромным уровнем благосостояния, которого не могло добиться большинство других жителей района.

Несмотря на пронизывающе холодные зимы, палящее лето и перепады температур в 50 градусов, дети не сидели на месте.

– Мой сын никогда не оставался в стороне, – вспоминала Бетти Шоукросс много лет спустя. – Гонки на серийных машинах, состязания на лодках, кино, сбор яблок, семейные пикники. Что бы мы ни делали, мы делали это всей семьей или с кем-то еще, он всегда был тут как тут.