Текст книги "Великие маги хедж-фондов. Трейдеры, которые не проигрывают"

Глава 4. Скотт Рэмси

Фьючерсный трейдер с низким уровнем риска

Не думаю, что прежде бывал в настолько необычной для офиса хедж-фонда обстановке. (Второе место по праву занимает трейдер, которого я посещал несколько лет назад: он расположился в Бруклине над кабинетом уролога.) Начнем с того, что Рэмси управляет фондом, находясь на острове Санта-Крус: территория славится концентрацией хедж-фондов на единицу площади[19]19
  Автор иронизирует, так как, в отличие от расположенных неподалеку Британских Виргинских островов, американские не имеют развитого финансового сектора экономики. – Прим. пер.


[Закрыть]. Если бы я приехал в офис Рэмси на такси, то мог бы поклясться, что водитель ошибся или же я неправильно указал адрес. Но поскольку меня от отеля сопровождал один из сотрудников Рэмси, я, скорее всего, оказался там, где нужно. Я вышел из машины и окинул взглядом небольшой торговый центр: ни малейшего намека на наличие офисных помещений. Ассистент Рэмси провел меня через магазин Gallows Bay Hardware к лестнице, и мы поднялись в торговую фирму Рэмси под названием Denali Asset Management; надо заметить, название не совсем уместно для компании на острове Карибского архипелага[20]20
  Денали – национальный парк и гора на юге центральной части Аляски. – Прим. ред.


[Закрыть].

Необычным выбором места для офиса оригинальность Скотта Рэмси не ограничивается. Он бросил колледж с почти идеальным средним баллом, а до получения степени, необходимой для карьеры в торговле фьючерсами, ему не хватило всего девяти кредитов[21]21
  Согласно американской системе подсчета времени обучения, зачетная единица, или кредитный час (credit hour), – это условная единица, обозначающая еженедельную академическую нагрузку студента. Для допуска к экзамену надо набрать определенное количество кредитов. – Прим. пер.


[Закрыть]. Это решение кажется мне нелогичным, но надо отдать Рэмси должное: он точно знал, чем хочет заниматься, и считает, что все получилось.

Рэмси торгует на высоколиквидных рынках фьючерсов и иностранной валюты (FX). Хотя большинство СТА используют систематический подход, Рэмси – строго дискреционный трейдер. От большинства СТА его также отличает внимание к фундаментальным показателям в процессе принятия решений. Начинает Рэмси с создания фундаментального макрообзора, который определяет направленность действий на каждом рынке. Далее при условии что рынок медвежий, Рэмси начинает стремиться к короткой позиции на самом слабом рынке в секторе, а в обратной ситуации – к длинной позиции на самом сильном рынке; для определения времени входа в сделку и корректировки позиции он использует технический анализ. Когда Рэмси правильно оценивает фундаментальные показатели, он получает максимальную прибыль, но даже если он ошибается, то строгий контроль над рисками позволяет снизить потери до относительно низкого уровня.

Одиннадцатилетний послужной список Рэмси лучше, чем у большинства крупнейших и известнейших управляющих фьючерсами. У него не было ни одного провального года; солидную среднегодовую чистую доходность в 17,2 % (25,7 % брутто) ему удалось совместить с относительно низкой волатильностью и умеренной просадкой. Сама по себе доходность – крайне неадекватная метрика для фьючерсного менеджера: она сильно зависит от выбранного трейдером уровня экспозиции. Для удовлетворения маржинальных требований фьючерсные менеджеры используют лишь часть активов под их управлением. Поэтому любому из них по силам удвоить доходность без привлечения заемных средств – нужно просто удвоить экспозицию. Высокая доходность – скорее следствие чрезмерного риска, чем мастерства управляющего. Следовательно, при оценке фьючерсных менеджеров единственно значимый показатель – соотношение доходность/риск[22]22
  По моему убеждению, доходность/риск – более значимая метрика, чем доходность, и для других стратегий, но для торговли фьючерсами это скорее констатация факта, чем частное мнение.


[Закрыть]. Рэмси достиг своей доходности при статистическом показателе риска намного ниже среднего. Годовое стандартное отклонение составило 11,7 %, менее 2/3 от уровня чистой доходности, максимальная просадка – менее 11 %, соотношение прибыли и потерь очень высокое – 2,2. (Подробное объяснение соотношения прибыли и потерь см. в приложении А.)

Рэмси 53 года, но выглядит он лет на десять моложе. Если торговля и вызывает у него стресс, то на его внешности это никак не сказывается. Во время интервью Рэмси держался непринужденно, что, пожалуй, уместно для трейдера с острова Санта-Крус. После интервью Рэмси пригласил меня с женой, Джо Энн, на ужин в потрясающий местный ресторан Bacchus (будете в Кристианстеде – непременно загляните). Там нам подали лучшее сашими, которое мне вообще доводилось пробовать, и необыкновенную коллекцию бельгийского пива.

* * *

– Когда вы узнали о трейдинге?

– Когда был студентом механического факультета Университета Миссури. Отец настаивал на занятиях по бизнесу, поэтому на первом курсе я в качестве факультатива выбрал курс экономики. Это изменило мою жизнь. Если в инженерном деле всегда есть правильный ответ, то тут я столкнулся с экономикой со всеми ее полутонами. Меня это очаровало. По совету профессора экономики я подписался на The Wall Street Journal и ежедневно видел рекламу драгоценных металлов и энергоносителей. Тогда, в конце 1970-х гг., инфляция была двузначной, а мои деньги лежали на сберегательном счете с минимальной – намного ниже уровня инфляции – процентной ставкой. Мне подумалось: отчего бы не заняться покупкой металлов? Поэтому я откликнулся на одно из объявлений в The Wall Street Journal и приобрел золото, серебро и медь.

– Приобрели фьючерсы?

– Нет, внебиржевые металлы. Я открыл счет в First Commodity Corp of Boston (FCCB), взимавшей непомерно высокую комиссию. Не горжусь своим решением, но, думаю, оно свидетельствует о том, что я купился на рекламу. Полагаю, что CFTC закрыла FCCB за ненадлежащее раскрытие информации.

– Почему не купили фьючерсы?

– Был новичком и не знал о фьючерсах. Это было самое начало моей торговли металлами.

– Как вы узнавали о ценах, ведь через организованный рынок вы не ходили?

– Цены были привязаны к фьючерсному рынку.

– Другими словами, вы купили и продали по цене, привязанной к фьючерсу, но заплатили непомерную комиссию. Не понимаю.

– FCCB взимала фиксированную плату в размере $1200 за рынок, после чего на этом рынке можно было покупать и продавать сколько хочется в течение полугода. В то же время FCCB пыталась убедить торговать и на другом рынке, чтобы взять еще $1200. Если бы вы торговали серебром, она попытались бы уговорить вас на торговлю медью.

– Поскольку цены были привязаны к фьючерсам, не думали ли вы перейти непосредственно к фьючерсам?

– В итоге я так и поступил. К старшим курсам в моей квартире появился экран котировок, хотя я уже внес фиксированную плату за трейдинг в течение полугода. Я был очень активным торговцем и однажды заработал более $10 000 – невероятную для себя сумму. В то время на эти деньги можно было купить две машины. Мне не верилось, насколько легко делались деньги. Покупаешь что-то – и оно дорожает. Это было в 1979 г., когда сырьевые товары стремительно росли в цене.

– Из чего вы исходили, принимая торговые решения?

– Я не имел ни малейшего представления о том, что делаю. Покупал что-то, а когда цена вырастала – продавал. Я зарабатывал, потому что покупал на растущем рынке. Так, например, я купил серебро по цене $50, то есть около исторического максимума. Затем в целях борьбы с инфляцией Волкер резко поднял процентные ставки, а биржа повысила маржу на серебро. Вскоре цены на серебро рухнули, на рынке началась череда дней падения[23]23
  На товарных фьючерсных рынках существует определенная максимальная сумма, на которую может изменяться цена в определенный день, – дневной лимит. На рынках, где клиринговая, или наличная, цена ниже дневного лимита, рынок открывается вниз и не торгуется. Хотя есть много желающих продать, никто не хочет покупать по цене, превышающей цену наличного рынка. Рынок остается закрытым лимитом вниз, пока фьючерсная цена не достигнет цены наличного рынка. Случай, о котором рассказывает Рэмси, – самая длинная череда последовательных дней лимитного снижения за всю историю фьючерсных рынков.


[Закрыть]. Ничего предпринять я не мог и чувствовал себя беспомощным, глупым и бессильным. Прежде чем начались торги, серебро упало до $26. Изматывающий опыт.

– Вы вышли с началом торгов?

– В первый же день. Я потерял все, что заработал, плюс часть стартового капитала.

– Вы прекратили торговлю после больших потерь по серебру?

– Потребовалось некоторое время, чтобы заново оценить ситуацию. Я прочитал много книг по трейдингу. У меня оставались средства для торговли фьючерсами. Я поладил с одним брокером и открыл у него счет. К моему удивлению, меня тут же направили к другому брокеру, который действительно торговал этим счетом: понравившийся мне брокер оказался маркетологом. И от брокера я узнал, что уже торгую сахаром, кукурузными спредами и другими акциями. Он был брокером, который «выбрасывал и сжигал». Счет существовал недолго.

Затем я открыл счет в местном товарном отделении Heinhold в Колумбии, штат Миссури. У меня оставалось не более пары-тройки тысяч долларов. Но торговать я стал сам. Друзья дали мне в долг, и я арендовал котировочный терминал. День за днем я наблюдал за каждым тиком на определенных рынках и, вместо того чтобы посещать занятия, в дополнение к своим ежедневным графикам составлял графики точек и фигур. Результат был не очень хорошим. Я совершил все ошибки новичка, о которых рассказывается в книгах. Вместо того чтобы выбрать легкий путь и торговать по тренду, я пытался выбрать вершины и низы, сидел с проигравшими и брал небольшие прибыли.

Потеря денег – вот что меня зацепило. Я слышал, что на фьючерсных рынках теряют деньги 90 % трейдеров, поэтому твердо решил войти в оставшиеся 10 %. Я был отличником и часто задавал тон экзаменам. Сдавая тесты, я каждый раз считал, что если кто-то и должен получить высший балл, то это я. Так и было. Поэтому оставаться среди 90 % аутсайдеров для меня было неприемлемым. Я настолько увлекся торговлей фьючерсами, что потерял интерес к инженерному делу и бросил колледж.

– Когда это произошло?

– На выпускном курсе. Мне оставалось всего девять кредитов.

– Трудно в это поверить. Кажется, что окончание колледжа стало бы для вас пустяковым делом.

– Не говорю, что поступил правильно, но ведь все получилось.

– Вы когда-нибудь жалели, что бросили колледж?

– Стараюсь не оглядываться назад. Но иногда испытываю неловкость, когда потенциальные инвесторы проводят проверку и интересуются, что я окончил. Приходится объяснять, что я четыре года учился в колледже с высоким средним баллом 3,9, но так и не доучился.

– Каков был план действий?

– Я собирался поехать в Чикаго и начать с самого низа – с ямы. Сначала я устроился на Чикагскую товарную биржу телефонным клерком, спустя несколько месяцев стало очевидным, что если я не работаю в яме, то у меня не будет будущего на бирже. Поэтому я устроился товарным брокером.

– Продажи – то, чем вы хотели заниматься?

– Нет, я ненавидел холодные звонки – я хотел заниматься торговлей. Работа брокером стала средством для достижения цели. Благодаря ей я участвовал в работе рынка. Помню свой чек за первый месяц на $43. До сих пор жалею, что обналичил его и не сохранил, но тогда мне были очень нужны эти $43.

– Давали ли вы рекомендации клиентам?

– Да, они основывались на технических показателях. О фундаментальных показателях я в то время ничего не знал.

– Какой вид технического анализа вы применяли?

– Базовые вещи: графические модели и скользящие средние. Первой книгой по торговле фьючерсами, которую я прочел, стала работа Джона Мерфи по техническому анализу[24]24
  Мэрфи Дж. Технический анализ фьючерсных рынков. – М.: Альпина Паблишер, 2022.


[Закрыть].

– Как шли дела у клиентов?

– Много не заработали, но и не потеряли. Выжили.

– На самом деле лучше, чем у большинства брокеров, особенно с учетом тогдашних высоких комиссионных. Как вы выходили из сделок, если ошибались?

– Использовал стопы.

– Только стопы?

– Только их.

– Как вы научились использовать стопы?

– В одной из первых прочитанных мною книг подчеркивалась важность сокращения убытков и увеличения прибыли.

– Подкрепили ли более ранние события эту базовую концепцию?

– На выпускном курсе, когда я торговал фьючерсами из дома, я поставил длинные T-векселя. Волкер повышал процентные ставки, и рынок постоянно находился под давлением. Стопы я тогда не использовал. Ежедневно позиция шла против меня, но всего на три тика. Я считал, это не страшно: три тика – всего-то $75 за контракт. На следующий день рынок падал еще на два-три тика. Незначительная потеря. Не настолько большая, чтобы вывести меня из игры. Спустя несколько недель то, что должно быть потерей 10 тиков, превратилось в потерю 50 тиков и внезапно стало вполне реальными деньгами. И я понял, что нет причин позволять небольшой потере становиться значительной.

Я научился торговать сначала собственным капиталом (вышло не слишком хорошо), а затем в качестве товарного брокера консультировал клиентов (вышло хорошо). В 1982 г. я арендовал место на IMM и стал торговать из ямы.

– Отказались от продаж?

– Нет. Я объединился с брокером в офисе, который помог мне получить работу брокера в фирме. Мы объединили клиентов. Я хотел торговать из ямы, а он – оставаться в офисе.

– Какую пользу принесло ваше присутствие в яме?

– Я подумал, что информация, кто и чем занимается, будет очень полезна.

– Но в офисе были экраны, а в яме – нет. Разве отказ от экранов не стал минусом?

– Хороший вопрос. Выяснилось, что так оно и есть. Было похоже на повязку на глазах. Я учился торговать на Quotron, где видел, как меняются цены на всех рынках. В яме я наблюдал только за происходящим на одном рынке и не чувствовал, какое влияние оказывают на него внешние факторы. Я привык видеть, как торгуют все рынки, и наблюдать взаимосвязь между движением цен. На самом деле эта взаимосвязь – основная составляющая моей текущей торговой стратегии. Также я очень быстро понял, что стоять и кричать целый день – совсем не тот способ, которым я хотел бы зарабатывать на жизнь.

– Давало ли наличие информации о том, кто и что делает, какие-то преимущества?

– Приходит человек и продает 100 лотов, и вы не понимаете, что это значит.

– Но прежде чем спуститься в яму, сочли, что это может быть полезно?

– Я считал, что информация, полученная в яме, будет сродни святому Граалю. Но до конца не продумал. В реальности вы почти не получаете полезной информации.

– Так что пребывание в яме оказалось скорее минусом, чем плюсом.

– Большим минусом.

– Как скоро вы поняли, что совершили ошибку?

– Я застрял в яме на полгода. Хотел испытать на себе старую школу.

– В офисе вам было комфортнее?

– Мне было комфортнее, если была возможность наблюдать за бóльшим количеством рынков.

– Под бóльшим количеством рынков вы имеете в виду графики или только котировки?

– В то время на экранах были только котировки. Еженедельно я получал распечатки графиков и ежедневно их обновлял. По моему мнению, это было отлично. Процесс вынуждал меня ежедневно обращать внимание на каждый рынок. Я занимался этим более десяти лет. Даже когда у нас появились экраны CQG с графиками, я все равно довольно долго обновлял распечатки вручную. Своеобразный распорядок – смотреть на каждый график и размышлять над тем, что говорят паттерны. Я даже переворачивал графики вверх ногами, чтобы посмотреть, не будет ли паттерн выглядеть по-другому. Со временем я развил в себе способность распознавать паттерны.

– Будучи брокером, торговали ли вы на собственном счете?

– Постоянно.

– Как получалось?

– Все шло хорошо. Я зарабатывал, но не очень много, практически каждый год. Одной ошибкой стало то, что важными я считал исключительно технические факторы, а фундаментальные не учитывал, другой – то, что, зарабатывая, я каждый раз выводил капитал. Поэтому вместо того чтобы со временем увеличивать размер счета, я оставался трейдером с лотом-двумя. Не пытался развиваться. Эволюция трейдера – это когда вы начинаете позволять деньгам работать на вас и увеличивать размер счета.

– Какие приобретенные навыки позволили вам перейти от череды потерь к почти ежегодной прибыли?

– Из позиции брокера открывался отличный обзор. Наблюдая за розничными клиентами, я многое узнал о том, чего не следует делать, например довольствоваться небольшими прибылями и допускать убытки, – урок, полученный мною еще в то время, когда я торговал в колледже. Еще я узнал о психологии рынков и о том, что некоторые трейдеры удивительно точно определяют вершины и дно, при этом используют совершенно неверный подход, основанный на эмоциональных решениях и рыночной активности, а не на техническом или фундаментальном анализе. Я понял ценность классической торговли по принципу «покупай на слухах, продавай на фактах», поскольку она позиционирует вас по другую сторону от розничных покупателей. Также я заметил, что самые очевидные технические модели часто не срабатывают. Я и сегодня ищу похожие сделки. Чем они очевиднее с точки зрения графика и чем лучше противоположная позиция с фундаментальной точки зрения, тем интенсивнее мой интерес при условии, что паттерн не сработает. Хотя я стараюсь избегать эмоций (нелегкая для меня задача), тем не менее пытаюсь представить, что чувствует трейдер, совершивший сделку по учебнику и потерявший деньги. Когда он в конце концов капитулирует? Станет ли это началом большого движения в противоположную сторону?

– Когда вы перешли от прямой торговли к управлению?

– Первый шаг был сделан в 1993 г., когда один из клиентов, профессиональный трейдер, попросил меня управлять для него $100 000. Я знал, что такое торговля на собственный капитал, но не знал, каково это – иметь доверенность на чужой. Я сказал: «Мы друзья, и если я потеряю твои деньги, то не хочу, чтобы это повлияло на наши отношения». Он ответил: «Скотт, я даю деньги в управление другим, это то, чем я занимаюсь. Думаю, что у тебя есть хорошие идеи, и хочу, чтобы ты торговал этим счетом». Я решил, что буду управлять его и своими средствами в течение года, а потом, если все получится, зарегистрируюсь как CTA и попытаюсь получить другие счета.

– Что в итоге?

– Год спустя я стал работать как CTA.

– И как получалось?

– Не очень. Меня сводило с ума, что размер комиссионных устанавливали брокерские фирмы, направившие бизнес на CTA. На собственном счете я торговал с комиссией в $12, что безумно дорого по сегодняшним меркам, но тогда это было хорошей ставкой. Мои клиенты торговали с комиссией в $50 и даже выше. На счетах СТА мне следовало торговать иначе, чем на своем счете: если бы я торговал на том же уровне, то торговал бы себе в убыток. На собственном счете я был в плюсе, а там – в минусе. Такое несоответствие меня сильно раздражало, и я решил, что должен управлять деньгами в фонде.

– До открытия фонда ваши результаты как CTA были ниже из-за высоких комиссионных. Если бы последние были ниже, как в фонде, который вы открыли, то ваши показатели как СТА соответствовали бы уровню показателей фонда?

– Нет, потому что разница в результатах обусловлена не только разными комиссиями. На клиентских счетах я старался избегать чрезмерного комиссионного бремени, поэтому совершал примерно четверть от тех сделок, что были связаны с моим капиталом. К структуре фонда я в итоге перешел не только для того, чтобы контролировать расходы. Мне надо было убедиться, что счета инвесторов торгуются точно так же, как и мой собственный счет. Фонд я основал в 2000 г.

– Развивалась ли ваша методология?

– Конечно. В первые годы работы в этом бизнесе я мог торговать на рынках технически и зарабатывать деньги, сохраняя при этом очень приемлемые просадки. Но больших денег не делал. Я задумался, что же меня сдерживает, и понял, что необходимо учитывать и фундаментальные показатели. Во мне опять проснулся интерес к экономике.

– Когда это случилось?

– В 1990-х гг., после того как я стал CTA. Помню одну из крупнейших сделок. В то время бытовало мнение, что государственные заимствования будут вытеснять частные, что, по ожиданиям, привело бы к медвежьему рынку облигаций. Я читал статьи, но, глядя на рынок, понимал, что он не падает. Я подумал: «Погодите-ка. Все согласны с этим прогнозом, но, если рынок развернется, он не сработает, и им придется закрывать шорты. Чем не сделка?» С того времени я стал не только смотреть на цены на графике, но и думать, почему они находятся там, где находятся, как себя позиционируют люди, какова психология рынка. Вы должны попытаться понять ход мыслей окружающих вас людей. Я начал смотреть на рынок глазами других трейдеров. Что бы я почувствовал, если бы находился в короткой позиции по облигациям, считал, что сделка просто отличная, а рынок пошел против меня? Такой подход заставил меня занять противоположную – короткую – позицию по облигациям, и я сорвал куш.

– Как ни странно, вы использовали фундаментальные показатели не так, как принято. Вы не применили их для прогнозирования направления движения рынка. Вместо этого вы наблюдали за тем, как воспринимали фундаментальные показатели остальные трейдеры, и ждали, когда рынок развернется. Это обычный для вас способ использования фундаментальных показателей?

– На деле мне платят не за правоту, а за то, что я зарабатываю деньги. Необходима определенная гибкость. Всякий раз в разговоре с инвестором я ясно даю понять, что все, что я говорю о рынках сегодня, может отражать, а может и не отражать мои завтрашние или послезавтрашние позиции. Недавно я пересмотрел презентацию, сделанную около полугода назад, и понял, что все мои предсказания были ложными. Тем не менее все это время я зарабатывал почти каждый месяц.

– Можете ли вы привести конкретный пример, каким образом учет фундаментальных показателей помог вам улучшить свои результаты?

– С началом работы фонда в 2000 г. совпала моя основная сделка – длинные облигации. Тогда наблюдался длительный период спекуляций акциями. Мне думалось, что лучше экономических условий просто быть не может[25]25
  Сильная экономика – медвежий фактор для облигаций, поскольку те ведут к повышению процентных ставок.


[Закрыть]. Любой более-менее жизнеспособный взрослый был при работе, рынки акций достигли максимума, однако инфляцию мы не генерировали. Если этого не происходило в таких условиях, то что бы случилось, если бы мы замедлились на маржинальности? Я настолько сосредоточился на длинных сделках с фиксированным доходом, что первые три-четыре года, вероятно, две трети сделок были связаны с фиксированным доходом.

– Что заставило вас вложиться в акции с фиксированным доходом? Топпинг рынка акций в начале 2000 г.?

– Он определенно послужил катализатором для сделки с фиксированным доходом, но она все равно должна была состояться. Я использую фундаментальные показатели, чтобы определить, куда двинутся рынки, а технические – чтобы подтвердить это направление. Когда выявилась причина, я предсказал, что доходность едва ли когда-нибудь вновь достигнет предыдущего максимума. Решил, чем готов рискнуть, и позволил рынку работать. Длинные позиции я удерживал много лет, но при этом торговал в обход позиции. Ничто не движется по прямой. Укрепил там, где тонко, ослабил там, где слишком устойчиво.

– Приведите свежий пример того, как фундаментальные факторы влияют на сделку.

– Вот на прошлой неделе Европейский центральный банк помог Ирландии, и – бабах! – на следующий же день DAX (немецкий фондовый индекс), TSE (канадский фондовый индекс), S&P и Nasdaq достигли нового максимума.

– И о чем это говорит?

– О том, что риск еще сохраняется. В противном случае все эти рынки не достигли бы нового максимума спустя день после кризиса. Они могут восстановиться, но не достичь нового максимума. Представьте себе, что берете волейбольный мяч и толкаете его под воду – это кризис, затем отпускаете – событие завершено, мяч выныривает из-под воды. Именно это мы только что пережили на рынках. Сегодня был получен чудовищный отчет по безработице, но рынки акций тем не менее закрылись еще выше. Постоянная устойчивость фондового рынка перед лицом негативных новостей говорит, что он хочет еще выше. Хаос создает возможности. В кризисные времена мы узнаем о рынках много нового.

– Мы учимся на их реакции?

– Верно. Есть простые вещи, которые вы можете сделать, например рассчитать в процентах, насколько сильно каждый рынок реагирует на кризис, а затем ранжировать рынки – от самого сильного до самого слабого.

– Вы именно этим занимаетесь?

– Конечно. Обычное измерение того, какие рынки оказались самыми сильными во время кризиса, подскажет, какие, скорее всего, станут лидерами, когда схлынет волна, то есть будут мячом, выскочившим из-под воды. Например, в начале месяца нефть достигла минимума, а во время кризиса в Ирландии даже не приблизилась к нему. Затем, как только давление спало, она подорожала на $5. И наоборот, самые слабые рынки должны быть рынками, которые меньше всех подвержены ралли и первыми откатываются на фоне продолжающегося общего падения.

– Так вот как вы выбираете лонги и шорты!

– Мне всегда хочется покупать самое сильное и продавать самое слабое. Всегда.

– Предположим, вы считаете, что все рынки в секторе будут расти. Станете ли вы придерживаться длинной позиции только на том рынке, который, согласно вашим ожиданиям, будет самым сильным в этом секторе?

– Да, я хочу держать длинные позиции только на том рынке, который ведет себя лучше всего. Рынок, который тащит смежный с ним вверх, может оказаться даже хорошей короткой позицией. Иногда я ставлю стоп на продажу на ведомом рынке, чтобы, если он развернется и начнет падать, открыть короткую позицию. Часто этот рынок продолжает падать и возвращается туда, где должен находиться, в то время как ведущий почти не корректируется.

– Как долго рынки находятся в таком высококоррелированном состоянии?

– С момента финансового кризиса 2008 г. мы находимся в состоянии экстремальной корреляции. Я считаю, что собака – это акции, а хвост – все остальное.

– Вообще или только в последнее время?

– Акции лидируют, особенно в последние несколько лет. Лучше знать, в каком направлении движутся акции, и следить за тем, как это влияет на другие рынки. Допустим, в течение недели акции растут – товары растут. Логично и ожидаемо. Но предположим, что на следующей неделе акции продолжат расти, а сырьевые товары остановятся. Тогда при прочих равных условиях вам лучше пересмотреть свои длинные товарные позиции.

– Как для студента инженерного факультета для вас, казалось бы, более подходит системный подход. Но вы стали строго дискреционным трейдером. Почему, как думаете?

– Это соответствует моему характеру. Мне нравилось наблюдать за событиями. Я тот, кто каждый торговый день сидит перед экраном и наблюдает за изменениями на рынках. Мне такое подходит. Видите что-то – начинаете размышлять. Независимо от того, осознаете вы это сразу или нет, разум разрабатывает разные модели. Торговля настолько укореняется у вас в подсознании, что, словно вождение автомобиля, становится второй натурой. Иногда вы смотрите на график и, не задумываясь, понимаете, что надо делать.

– Чем вы ограничиваете риски на одной сделке?

– Обычно это около десятка базисных пунктов от активов под управлением, но могу выйти и быстрее. Кто-то, заключая сделку, рискует, проявляя готовность к определенному проценту потерь, и дает ей поработать несколько месяцев. Я так не могу. Если я заключаю сделку сегодня, а к концу дня ничего не выходит, я выхожу из игры. Больше рисковать я не хочу. Возможно, завтра я вернусь в сделку по худшей цене, но это та цена, которую я готов заплатить, чтобы увидеть, что рынок ведет себя так, как мне нужно.

– Вы хотите сказать, что если в первый день не видите результата по сделке, то выходите из игры?

– Да, в 90 % случаев. Такой уж я трус, когда дело доходит до риска.

– Если вы выходите из сделки, когда отстаете в первый же день, наверное, вы выйдете из сделки, если отстанете в любой последующий день. При таком жестком условии выхода, похоже, вы будете выходить из большого процента сделок.

– Я могу проиграть десять раз на одной идее, пока на 11-й она не сработает. Если я получу тот ход, на который рассчитывал, то это с лихвой компенсирует все мелкие потери. Для меня самое важное – контролировать обратную сторону. Строгий контроль над рисками важен не только потому, что нужно следить за размером потерь, но и для того, чтобы влиять на прибыли. Следует занять такое положение, чтобы пользоваться возможностями. Единственный способ сделать это – иметь ясный ум. Если у вас есть сделки, которые не работают, и вся мысленная энергия направлена на устранение последствий, вы не увидите все возможности рынка.

– Назовите свой худший месяц.

– В октябре 2003 г. я потерял 10 %.

– Как это возможно, учитывая, что вы рискуете только десятью базисными пунктами в сделке?

– Падение на 10 % с самого начала сделки стало бы для меня «смертью от тысячи порезов». Но если есть большая открытая прибыль, то просадка по сделке может быть намного больше первоначального риска. Месяц 10 %-х потерь последовал за месяцем 10 %-го роста. У меня был большой фиксированный доход по длинным позициям, и отчет по безработице казался более чем позитивным. Но случился гигантский разворот. В то же время за несколько лет торговли по такой схеме я заработал 200 %. И тот разворот положил ей конец. Если оглянуться назад, то хотел бы я повторить то же самое? Конечно. Я был бы счастлив сорвать куш и вернуть потерянные 10 %. Я сильно рисковал, потому что мне за это платили. Я могу потерять, когда мне за это платят, но мне трудно потерять с самого начала. Вот вам и ответ.

– Если у вас нет позиций с большой открытой прибылью, какой месяц станет для вас действительно неудачным?

– Когда я потеряю 2–3 %.

– Помимо графиков и графических моделей, используете ли вы технические индикаторы?

– Индекс относительной силы (RSI), но не как индикатор перекупленности и перепроданности, вместо этого я ищу расхождения между RSI и ценой. Смотрю на 200-дневную скользящую среднюю и коррекции Фибоначчи. Если рынок распродается до 200-дневной скользящей средней, а у меня короткая позиция, то я склоняюсь к тому, чтобы снять деньги со стола и посмотреть, как отреагирует рынок. Мне особенно нравится получать комбинированные сигналы, такие как приближение цены к 200-дневной скользящей средней и 50 %-у откату. Такой комбинации индикаторов я уделю много внимания.

– Какие личные качества способствовали вашему успеху в качестве трейдера?

– Дисциплина.

– Случались ли у вас осечки?

– На ранних этапах. Но я уже очень долго сильно не ошибался. К своим стопам я отношусь очень дисциплинированно. Если и есть правило, которое нельзя нарушать, так это – «помни о потерях».

– Помогли ли какие-то совершенные ошибки избежать аналогичных ситуаций в будущем?

– Я увлекся внебиржевой торговлей с фиксированным доходом. Считайте, что меня занесло. Когда наступил 2008 г., дилеры остановили эту торговлю. Если бы не она, за год я получил бы не 19 %, а 26 %. Больше не стану торговать на рынке, где ликвидность зависит от прихоти дилера.

– Почему при таком количестве рынков фьючерсов на процентные ставки вам понадобилось выйти на внебиржевой рынок?

– Хороший вопрос, спасибо. Счел, что торговля на внебиржевом рынке имеет смысл.

– Что мешало повторить ту же сделку во фьючерсах?

– Повторить конвергентную сделку с муниципальными облигациями на фьючерсах было невозможно. Я обнаружил, что у торговли на биржевых рынках или на межбанковском рынке есть такие значительные преимущества, что пренебрегать ими не стоит. Низкая ликвидность не соответствует моему стилю. При желании я должен остановить себя на десяти базисных пунктах.

– Бывало ли, что вы понимали, что ошиблись со сделкой, но все равно не хотели ее ликвидировать?

– У меня есть безотказное средство – стопы. Впрочем, иногда интуиция подсказывает мне, что выходить надо немедленно, но я ничего не делаю в надежде, что стоп устоит. Тогда, конечно, меня останавливают. Необоснованная надежда, желание доказать свою правоту временами приводят к тому, что потери оказываются больше, чем нужно. Самое худшее для трейдера слово из семи букв – надежда.