Текст книги "Завидный жених"

Глава 14

Борясь с паникой, Мередит вскочила на ноги. Отказавшись от мысли привести прическу в порядок, она торопливо оглядывала комнату в поисках своего ридикюля, охваченная единственным желанием – поскорее скрыться.

Филипп тоже поднялся и взял ее за плечи:

– Мередит, я...

Она заставила его замолчать, прижав пальцы к его губам.

– Не говорите ничего больше, – сказала она, стараясь казаться спокойной.

Непонимание и обида промелькнули в глазах Филиппа.

– Почему?

«Потому что я знаю, что вы не удовлетворитесь простым «нет». Вы потребуете объяснений, а в таком состоянии я не могу их придумать. И не могу сказать вам правду. И еще потому, что я уже знаю, чем кончаются разговоры с вами, и боюсь этого».

– Потому... Потому что я сейчас не готова ничего слушать. Мне надо подумать, а в вашем присутствии это невозможно. Вы... вы меня отвлекаете.

Его лицо немного смягчилось.

? Вы меня тоже. Поэтому я и хочу...

– Нет! – Мередит уже почти кричала, но не хотела ни оскорбить, ни обидеть его. – Пожалуйста, Филипп! Пожалуйста, не говорите ничего больше. Не сейчас.

Она с трудом выдерживала его пристальный, недоумевающий взгляд.

– Вы знаете, о чем я хочу просить вас, Мередит.

Она не решилась притвориться, что не понимает, из опасения, что он произнесет это вслух:

– Да. Но не здесь. Не сейчас. Я... Мне надо подумать. Он молча и испытующе смотрел на нее еще несколько секунд.

– Хорошо. Но мы еще вернемся к этому, Мередит.

– Только не сейчас, – кивнула она. «Только после того, как я соберусь с мыслями и приготовлюсь к защите».

– Я скажу, чтобы подавали экипаж, и вернусь за вами. Он вышел из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.

Оставшись одна, Мередит зарылась лицом в ладони. Господи, ну что же она наделала?

Альберт отодвинул тяжелую занавеску из голубого бархата и выглянул в окно гостиной. Ночь была безлунной и совершенно черной, и он увидел в стекле лишь отражение своего невеселого лица. Часы на камине пробили полночь. Скоро мисс Мэри должна вернуться со своего шикарного обеда. Интересно, выберет ли лорд Грейборн невесту среди этих приглашенных светских девиц? Или станет действовать так, как подсказывает ему сердце?

Вспомнив про сердце, Альберт тут же подумал про Шарлотту. Он закрыл глаза и прижался лбом к холодному стеклу. Она уже давно поднялась наверх, чтобы уложить Хоуп, и больше не спускалась. Наверное, тоже легла спать.

Непокорное воображение тут же нарисовало ему Шарлотту, лежащую в постели: светлые волосы разметались по подушке, огонь камина отбрасывает золотистый отблеск на кожу... Скрипнув зубами, он попытался прогнать соблазнительный образ, но безуспешно. Протягивая к нему руки, она шептала: «Альберт...». Он застонал от несбыточности своего желания и от собственного бессилия.

– Альберт... что с тобой?

Молодой человек вздрогнул и открыл глаза. В окне он увидел отражение Шарлотты, появившейся в дверном проеме.

Кровь бросилась ему в лицо. Сдерживая проклятия, он попытался усилием воли справиться с возбуждением, которое нельзя было скрыть, но это ему не удалось. Как назло, дльберт оставил свой сюртук и жилет в спальне, и ему нечем было даже прикрыться.

– Все в порядке, – сказал он напряженным, охрипшим голосом.

Он наблюдал за ее отражением в стекле, видел, что она замерла в нерешительности, и всей душой надеялся, что она повернется и уйдет. Вместо этого Шарлотта нахмурилась и медленно приблизилась к нему.

– Не похоже, что все в порядке. Я слышала, как ты застонал. У тебя что-то болит?

– Нет, – почти выкрикнул он. Сердце билось все сильнее с каждым ее шагом. Шарлотта остановилась совсем близко от него. Он почувствовал тонкий цветочный аромат и стиснул зубы. Хотя Шарлотта и ушла к себе несколько часов назад, на ней все еще было то же серое платье, в котором она ходила днем. Слава Богу! Если бы она вышла в ночной рубашке...

Проклятие! Нельзя думать об этом! Альберт поспешно отвернулся, чтобы не смотреть на отражение ее лица в окне, но это не помогло. Даже не глядя на Шарлотту, он видел ее прелестный профиль, полные губы и мягкие волосы, ее женственное тело. Он надеялся, что, если не станет обращать на нее внимания, она уйдет. Уйдет, не успев заметить, как действует на него ее присутствие.

– Я спустилась, чтобы выпить чашку чая. Ты будешь?

– Нет! – Ответ прозвучал резче, чем Альберт хотел, и он заметил тень растерянности и обиды налице Шарлотты. Черт возьми, что он делает? Надо уходить от нее. Как можно быстрее. Он резко повернулся и, как это нередко с ним случалось, споткнулся о собственную проклятую ногу. Если бы Шарлотта его не поддержала, он упал бы лицом на пол.

Выпрямившись, Альберт обнаружил, что стоит совсем близко к ней и что она крепко держит его за плечи. Досада на свою неловкость испарилась, когда он заглянул в серые глаза Шарлотты, находившиеся всего в нескольких дюймах от его лица.

Шарлотта смотрела на него с выражением, которого он не мог понять. Ее ладони жгли ему плечи через тонкую ткань рубашки. Она была так близко. От нее так хорошо пахло. Он так сильно любил ее. И – Господи помилуй! – так невыносимо хотел...

Альберт хотел отступить. Он действительно собирался это сделать, но жажда, сжигавшая его, оказалась сильнее. Дрожащей рукой он прикоснулся к бледной щеке Шарлотты, другой обхватил ее за талию и притянул к себе. С остановившимся сердцем он наклонился и прикоснулся к ее губам, вложив в поцелуй всю свою тайную нежность и любовь. Блаженство продолжалось несколько секунд. До тех пор пока Альберт не осознал, что девушка не отвечает ему. Он выпрямился и испуганно взглянул на нее.

Шарлотта, казалось, окаменела. В ее лице не осталось ни кровинки, а в глазах плескался испуг. Ничего кроме испуга. Ни тепла, ни желания, ни нежности. Альберт отнял от нее руки. Теперь она смотрела на него с новым выражением.

Жалость!

Господи! Что угодно, только не жалость! Гнев. Ненависть. Отвращение. Только не жалость к калеке-девственнику, который повел себя как последний дурак. И одним неосторожным поступком испортил все, что связывало их все эти годы. Как мог он совершить такую невероятную глупость?

– Я... я... Прости меня, Шарлотта.

Она стояла, стиснув руки, и продолжала молча смотреть на него глазами, полными изумления и жалости. Альберту казалось, что этот взгляд как нож вонзается в его сердце. Он повернулся и выбежал из комнаты так быстро, как позволяла искалеченная нога, заскочил в свою комнату, сел на кровать и обхватил голову руками.

Господи, еще никогда в жизни ему не было так больно, было хуже, чем побои Таггерта. Хуже, чем боль от сломанной ноги. Он тогда подумал, что, наверное, нельзя чувствовать себя более униженным и несчастным, но оказалось, это еще не предел. Горячие слезы обожгли его щеки, и все тело содрогнулось от рыданий. Какой стыд! Он не позволял себе подобной слабости с тех пор, как ему исполнилось пять лет! Но на этот раз Альберт плакал не от боли. Он оплакивал свою потерю.

Шепотом он осыпал себя проклятиями за то, что разрушил все своими руками. Этот поцелуй, оставшийся без ответа, отвергнутая любовь и его унижение всегда теперь будут стоять между ними. Разве сможет он теперь взглянуть Шарлотте в глаза? Он же предал ее доверие. Теперь она считает его одним из тех похотливых мерзавцев, которые так дурно поступали с ней в юности.

Альберт поднял голову и с силой провел рукой по лицу. У него есть выбор. Он может совершить невозможное: может найти слова, которые все объяснят, и убедить Шарлотту жить дальше так, будто этим вечером ничего не случилось. Или он может уйти из дома мисс Мэри. Навсегда.

С остановившимся сердцем Альберт подумал, что на самом деле выбора у него нет.

Шарлотта стояла, не двигаясь, и смотрела на дверь, в которую только что выскочил Альберт. Оцепенение, охватившее ее в тот момент, когда он споткнулся, а она схватила его за плечи, медленно рассеивалось. Она приложила дрожащие пальцы к губам, которых несколько секунд назад касались его губы.

Шарлотта закрыла глаза и еще раз попыталась пережить эти короткие, удивительные мгновения. Никогда еще ни один мужчина не целовал ее с такой тихой, всепоглощающей нежностью. При всем своем опыте Шарлотта даже представить себе не могла, что поцелуй может быть таким... красивым. Что еще долго после него она будет не в силах ни шевельнуться, ни вздохнуть, ни поверить, что все это произошло с ней на самом деле.

Хотя она должна была бы знать, что Альберт и не мог поцеловать ее иначе. Он сам был таким – добрым, любящим и нежным. Один Бог знает, как нужна ей эта доброта и нежность. Как нужен ей сам Альберт. И теперь, после того как он прижимал ее к себе и смотрел на нее с таким неприкрытым желанием, Шарлотта знала, что и она необходима ему.

Она понимала, что это неправильно. Что такой прекрасный юноша, как Альберт, не должен желать такую женщину, как она. И самый мучительный вопрос: почему? Почему он хочет именно ее? Может, он был пьян? Но нет, от него не пахло вином. Может, ему нужна совсем не она? Возможно, Шарлотта просто застала его в момент, когда думал о ком-то другом? Или просто мечтал о женщине? Она знала, что у мужчин часто такое бывает, и тогда их может удовлетворить любая случайно оказавшаяся рядом.

Ее сердце отказывалось этому верить. Нет, Альберт не такой. Он порядочный. И целовал он ее потому, что ему нужна именно она.

Но все-таки почему? Зачем нужна этому славному юноше бывшая шлюха? «Потому что парню надо иногда развлечься, дуреха. А ты пять лет никого не хотела, а теперь и тебе приспичило. Вот и дай ему то, что он хочет. Оба получите удовольствие».

Нет! Шарлотта зажала уши ладонями, чтобы не слышать грязных отзвуков собственного прошлого. Прошлого, которое она с помощью Мередит старалась навечно похоронить. Она уже не та женщина. Она стала порядочной и ради себя, и ради Хоуп. И Альберт совсем не тот парень, которому надо просто развлечься. Нет, если он поцеловал ее, значит...

Она небезразлична ему. А он небезразличен ей.

Шарлотта замерла, прижав ладони к груди. Господи, неужели это возможно? Она не позволяла себе даже мечтать о таким чуде. Зажмурившись, она вдруг вспомнила, как стояла в его объятиях словно деревянная и как исказилось его лицо, тогда он это заметил. Ведь он, бедняжка, наверное, подумал, что внушает ей отвращение.

Нет, больше нельзя выносить этой неизвестности. Она должна узнать, как он к ней относится. Сейчас же. Если она не нужна ему – что ж, она примет этот удар, как принимала многие другие. А если... Шарлотта все сильнее прижимала руку к тому месту груди, где неистово билось ее сердце. Так или иначе, но жизнь ее уже не будет прежней.

Шарлотта глубоко вздохнула и быстро поднялась по лестнице. Перед дверью его спальни она мгновение помедлила, прислушиваясь к характерным, шаркающим шагам за ней. Потом, собрав все свое мужество, постучала.

Прошла почти минута, прежде чем Альберт отворил дверь. Их глаза встретились, и Шарлотту поразило безнадежное спокойствие его лица.

– Альберт, я... – сказала она, переступая через порог.

Она замолчала, заметив старый кожаный саквояж, стоящий на аккуратно застеленной кровати. Шарлотта быстро оглядела небольшую комнатку, и ее сердце упало. Даже при тусклом свете единственной свечи она заметила, что в спальне не осталось ни одной его личной вещи. Исчезли расческа и бритва. На стенах уже не висели рисунки Хоуп, которые Альберт сам вставил в рамки и которыми гордился так, словно они принадлежали кисти Гейнсборо. В раскрытом гардеробе не было одежды.

Несколько минут в комнате стояло молчание, которое наконец прервала Шарлотта.

– Что ты делаешь? – с трудом проговорила она, облизнув пересохшие губы.

– Я ухожу, Шарлотта, – ответил Альберт, и его подбородок дрогнул.

Всего три слова. Разве могут три коротких слова причинить такую боль?

– Почему?

Его лицо на мгновение исказилось, потом опять стало бесстрастным. Глядя на открытый саквояж, он тихо сказал:

– Просто мне надо уйти.

В сердце Шарлотты вспыхнула искорка надежды. Он не казался бы таким несчастным, если бы она была ему безразлична. Сейчас или никогда.

– Ты уходишь из-за меня, Альберт? – спросила она, собрав все свое мужество.

Он вздрогнул и ничего не ответил, глядя на нее потемневшими от боли глазами.

– Ты уходишь из-за того, что сейчас произошло между нами? – повторила Шарлотта настойчивее.

Бледные щеки Альберта вспыхнули.

– Прости меня, Шарлотта. Я...

– Я пришла сюда не за извинениями, Альберт. Я хочу понять, почему ты поцеловал меня.

– Я просто потерял голову. Не знаю, о чем я думал.

– Ты думал обо мне или о ком-то другом?

– О ком-то другом? Что это значит? Шарлотта взволнованно прижала руки к груди:

– Это меня ты целовал, или на моем месте могла быть любая другая женщина?

Тысяча эмоций отразилась на лице Альберта: непонимание, удивление, недоверие и, наконец, гнев.

– Я никогда не смог бы использовать тебя так, Шарлотта.

Ее колени чуть было не подкосились от облегчения и вспыхнувшей надежды.

– Значит, этот поцелуй...

– Был ужасной ошибкой.

– Почему ты так говоришь?

Альберт смотрел на нее так, словно решил, что она свихнулась. Потом коротко и горько усмехнулся:

– Ты так перепугалась, что ошибиться было невозможно. Я не виню тебя, конечно. Я не должен был прикасаться к тебе.

У Шарлотты сжалось сердце.

– Я не испугалась, Альберт. Я удивилась. Я не могла понять, почему ты целуешь меня. Так целуешь.

– Как так? Как глупый неопытный юнец, ты хочешь сказать? – Он почти выкрикнул эти слова.

– Нет, так, как мужчина целует женщину, которая ему небезразлична. Которую он... любит.

Альберт мечтал провалиться сквозь пол. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким униженным. Как мог он так выдать себя одним несчастным, неуклюжим поцелуем?

– Ты так целовал меня?

Все силы оставили Альберта, когда он услышал этот тихий вопрос. Наверное, надо было все отрицать, чтобы избавить себя от жалости и стыда. Но какой смысл? Конечно же, она уже все поняла и не поверит ему. К тому же терпеть ее жалость ему остается совсем недолго. Сейчас он уйдет из этого дома навсегда.

– Да, Шарлотта.

– Потому что ты меня любишь? – чуть слышно прошептала она.

Он кивнул:

– Да. Сегодня я не смог сдержать своего чувства. И не могу поклясться, что этого не повторится. Поэтому мне надо уйти. Так будет лучше для нас обоих.

– Господи, Альберт, этот поцелуй был самым прекрасным в моей жизни. До этого вечера я даже не знала, что поцелуй может быть таким прекрасным.

– Прекрасным? Ты хочешь сказать, что тебе понравилось? – спросил он в смятении.

– Да, Альберт. Я это и говорю. Просто я была тогда так Удивлена, что не смогла ответить тебе так, как хотела. Все будет по-другому, если ты попробуешь поцеловать меня еще раз... сейчас.

Он смотрел на нее, не веря своим ушам:

– Ты правда хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

– Очень хочу.

Альберт удивился бы меньше, если бы она ударила его кирпичом по голове. Одна половина его мозга требовала немедленно схватить Шарлотту в объятия и воспользоваться ее временным помешательством, другая советовала быть осторожным. Сначала надо убедиться, что он все правильно понял.

– А почему ты этого хочешь? – спросил он с недоверием и надеждой, которую старался заглушить.

Шарлотта смотрела с такой нежностью, что у него перехватило дыхание:

– Я хочу этого, потому что я тебя люблю.

Господи, он, кажется, сошел с ума. Рехнулся, и теперь ему мерещатся всякие чудеса. Сумасшедший дом с нетерпением ждет его. Наверное, сомнения отразились на его лице, потому что Шарлотта встревоженно спросила:

– Ты слышишь меня, Альберт?

– Не знаю. Думается, ты не могла сказать то, что я услышал. А ты... не могла бы повторить?

Лицо Шарлотты осветилось улыбкой. Она откашлялась и медленно, отчетливо и громко произнесла:

– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня потому, что я тебя люблю.

Боже милостивый, он не сошел с ума! Альберт взял ее лицо в свои дрожащие ладони, а Шарлотта прижалась к нему и обхватила руками за талию.

– Шарлотта... – Он совсем легко прикоснулся к ее губам, боясь, что разбудит ее, она проснется и все окажется сном или игрой его воображения. Но губы Шарлотты, открывшиеся ему навстречу, были реальными, и такими же реальными были ее руки, все крепче сжимавшие его.

Альберт прервал поцелуй, испугавшись, что через мгновение уже не сможет остановиться. Открыв глаза, он посмотрел на Шарлотту и решил, что никогда не видел ничего прекраснее. Она доверчиво прижималась к нему, ее губы были розовыми и влажными от его поцелуя, ее кожа светилась, а глаза смотрели на него с любовью и нежностью.

Альберт зажмурился и опять открыл глаза, проверяя, не исчезнет ли видение, но Шарлотта по-прежнему оставалась в его объятиях. Как ни страшно ему было разрушать очарование этого момента, он должен был спросить:

– Ты уверена, Шарлотта? Уверена, что тебе нужен такой, как я? – Он перевел взгляд на свою ногу, потом опять посмотрел на нее: – Я ведь подпорченный товар.

– Я тоже. Ты ведь знаешь о моем прошлом, Альберт. Я не могу его изменить.

– Так же как я не могу изменить моего. – Он прикоснулся к ее мягкой щеке, ликуя в душе, что может теперь это сделать. – Меня интересует только настоящее и будущее.

– Я на пять лет старше тебя.

– Ну и что? – Он взял ее руку и по очереди поцеловал костяшки всех пальцев. – Я все равно еще не могу поверить своему счастью, но, клянусь Богом, я не дам ему ускользнуть. Ты согласна стать моей женой, Шарлотта?

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Потом, к ужасу Альберта, по ее щеке покатилась слеза.

– Господи! Я не хочу, чтобы ты плакала! – Он осторожно вытер слезу кончиком пальца, но за ней появилась вторая, потом третья.

– Я не плачу, – прошептала Шарлотта.

– Ну, значит, у тебя в голове идет дождь, потому что из глаз льется вода.

Она засмеялась, потом опять заплакала и, обхватив руками шею Альберта, зарылась лицом в его рубашку. Чувствуя себя совершенно беспомощным, он погладил ее по спине, поправил волосы, легко поцеловал в висок:

– Шарлотта, пожалуйста, я не могу видеть, как ты плачешь. Почему ты так расстроилась?

Она подняла голову.

– Я не расстроилась. Я просто не могу поверить. Я растерялась. Я не думала, что ты захочешь жениться на мне.

– А что же ты думала? – Взглянув в ее глаза, Альберт прочитал в них ответ. – Неужели, я смог бы обидеть тебя?

– Я не из тех женщин, на которых женятся.

– Черта с два! Я хочу, чтобы ты была моей женой, а Хоуп – моей дочерью. Вопрос только в том, захочешь ли ты, чтобы я стал твоим мужем и отцом для Хоуп?

– Если мы нужны тебе...

– Да, именно вы мне и нужны. Шарлотта глубоко вздохнула:

– Тогда – да. Да, я стану твоей женой.

Альберту показалось, что солнце выглянуло из-за туч, за которыми пряталось долгие месяцы. Он прижал Шарлотту к себе и целовал ее долго и страстно до тех пор, пока не почувствовал, что теряет рассудок. Он прижался лбом к ее лбу и стоял так несколько мгновений, пытаясь вернуться к действительности.

– Я должен тебе кое-что сказать. Я... У меня никогда еще не было женщины.

– Я была бы счастлива сказать тебе, что у меня никогда не было мужчины. Но я могу сказать другое – я никогда не любила ни одного мужчину до тебя.

Альберт поднял голову и улыбнулся:

– Неужели это правда? Ты действительно станешь моей женой?

– Да, – улыбнулась ему в ответ Шарлотта. – А ты правда станешь моим мужем?

– Да. И чем скорее – тем лучше. Я надеюсь, что помолвка не окажется слишком долгой.

– Альберт, нам ведь не обязательно ждать до свадьбы... Он поцеловал ее, заставив замолчать:

– Нет, обязательно. Ты заслуживаешь такого же обращения, как любая настоящая леди, и я не оскорблю твоей чести, взяв тебя до свадьбы. Я ведь раньше даже надеяться не мог, что ты когда-нибудь будешь моей. Теперь можно и подождать.

Шарлотта смотрела на него с такой любовью и благодарностью, что ему хотелось встать перед ней на колени.

– Мне хочется поскорее рассказать обо всем Хоуп и Мередит, – сказала она. – Представляешь, как она удивится, когда узнает, что, пока искала пару для лорда Грейборна, мы сами нашли себе пару?

– Да, вечер, на мой взгляд, вышел очень удачным, – улыбнулся Альберт. – Надеюсь, что у мисс Мэри все сложилось не хуже.

Глава 15

На следующее утро Филипп вышел из спальни и торопливо спустился по лестнице, собираясь быстро позавтракать и отправиться на склад. Он надеялся перед уходом увидеться с Эндрю и узнать какие-нибудь новости о ходе расследования. Бакари встретил его внизу, и, взглянув на его лицо, Филипп решил, что тот провел бессонную ночь.

– Не спалось? – спросил он.

– Сон ловить трудно, – сказал он, и Филипп, как всегда, не сумел разгадать выражение, промелькнувшее в его черных глазах.

– Да, я тебя понимаю, – пробормотал Филипп. Он тоже всю ночь безуспешно ловил сон. – Я еще не успел поблагодарить тебя за вчерашний обед.

Он по-дружески положил руку на плечо Бакари, но тот вздрогнул и сморщился, будто от боли. Филипп тотчас же убрал руку:

– Извини. В чем дело?

– Болит от вешать много материя в кабинете.

– Ну конечно! Это и неудивительно. И за это тоже я должен поблагодарить тебя. Я собирался сделать это вчера вечером, после того как проводил мисс Чилтон-Гриздейл, но тебя не было в прихожей, когда я вернулся. – Филипп улыбнулся. – Я удивился, но потом подумал, что ты, наверное, зверски устал и пошел спать.

Опять какое-то непонятное выражение промелькнуло в глазах Бакари, но он только кивнул в ответ:

– Да, уставать от много работы. Ей понравилось?

– Да, вечер получился очень приятным. – Если не считать того, что он позволил себе увлечься и напугал Мередит, как кобра пугает загнанную в угол мышь. Если не считать того напряженного и неловкого молчания, которое установилось в экипаже, когда он провожал ее домой.

– Вы жениться на ней? – Бакари смотрел на него испытующе.

– Надеюсь.

– Что она говорить, когда вы спросил?

– Я еще не просил ее, но собираюсь. В следующий раз, когда ее увижу.

– Следующий раз может быть поздно.

Филипп не стал просить Бакари объяснить это загадочное заявление. Он хорошо знал, что ничего от него не добьется. К тому же Бакари в своей лаконичной манере лишь высказал сомнение, которое терзало и самого Филиппа. Вчера он не смог отказать Мередит, просившей отложить официальное предложение, но теперь боялся, что она употребит выигранное таким образом время на то, чтобы придумать причины, по которым не может выйти за него замуж.

Филипп догадывался об обстоятельствах, побуждавших ее избегать этого разговора. Скорее всего дело в ее прошлом, на информацию о котором он натолкнулся случайно, расспрашивая в пабе о Таггерте. Возможно, стоило признаться, что ему уже все известно. Но Филиппу хотелось дать ей шанс рассказать обо всем самой. Хотелось убедиться, что она доверяет ему. Вчера он пытался навести разговор на ее прошлое, но Мередит уклонилась от этой темы. Может, теперь, когда он поведал ей о своем непростом детстве, она станет откровеннее.

– Только что пришло, – сказал Бакари, протягивая ему конверт.

Филипп сломал восковую печать и быстро пробежал глазами короткую записку:

««Морской ворон» подходит к порту и станет к причалу сегодня вечером. С завтрашнего дня, сразу после выгрузки, можно начать поиск пропавшей части Камня слез».

Он сложил бумагу и засунул ее в карман жилета.

– А где Эндрю?

– В столовой.

Кивнув Бакари, Филипп направился в столовую. Войдя туда, он чуть не споткнулся от удивления, увидев распухшую челюсть и разбитые губы своего друга.

– Это все болит также ужасно, как выглядит? – спросил он.

Эндрю поморщился:

– Жевать довольно неприятно, но это ерунда по сравнению с тем, как ломит ребра.

– Это итог расследования?

– Не уверен. Я все расскажу, но сначала сядь за стол. Разговаривать через комнату мне слишком неудобно.

Нахмурившись, Филипп подошел к буфету, задумчиво положил себе на тарелку яичницу с беконом и уселся напротив Эндрю:

– Слушаю тебя.

– Сначала ты расскажи мне, как прошел обед с мисс Чилтон-Гриздейл. – Эндрю сделал вид, что внимательно изучает лицо Филиппа. – Похоже, ты обошелся без синяков.

– Да, дело обошлось без травм.

– Уже хорошо. Еще чем-нибудь порадуешь?

– Боюсь, что нечем. Сначала она немного возмущалась, а потом все было хорошо – до тех пор, пока она не сообразила, что я собираюсь сделать ей предложение. Тут она вдруг запаниковала, попросила ни о чем ее пока не спрашивать и дать время подумать.

– Странная реакция, – поднял брови Эндрю. – Тебе так не кажется?

Не желая углубляться в эту тему, Филипп коротко пожал плечами:

– Ничего странного. С этим чертовым проклятием, которое висит над моей головой, и с предполагаемой импотенцией, о которой даже упоминалось в «Тайме», меня вряд ли можно назвать завидным женихом. Не то что тебя.

Налицо Эндрю набежала тень, и Филипп огорчился, поняв, что его легкомысленное замечание расстроило друга.

– Я с удовольствием отказался бы от звания завидного жениха, если бы мог жениться на женщине, которую люблю, – печально сказал Эндрю.

Люблю? Это слово было одним из тех, которые не давали Филиппу спать сегодня ночью. И Эндрю, наверное, может ему помочь.

– Ты говоришь, что любишь эту женщину, – сказал он. – А откуда ты знаешь, что это любовь?

– Откуда? – Эндрю серьезно смотрел на него. – Знаю, потому что сердце начинает колотиться, когда я вижу ее или слышу ее голос. Потому что мысли путаются, когда она стоит рядом. Потому что, даже когда она далеко, мне все время кажется, что она со мной. Знаю, потому что готов сделать все ради того, чтобы получить ее. А когда думаю, что это невозможно, жизнь кажется пустой и бессмысленной.

Филипп откинулся на спинку стула, с изумлением размышляя над словами своего друга. Видит Бог, что все это и гораздо большее происходит сейчас с ним самим. Его чувство к Мередит нельзя описать словами «она ему нравится», или «они подходят друг другу», или «ему с ней хорошо». Нет, это...

– Черт возьми, значит, я люблю ее? Эндрю рассмеялся:

– Конечно, любишь. А ты сам это только что понял?

– А ты знал? – недоверчиво посмотрел на него Филипп. – Раньше меня?

– Ну разумеется. Это же совершенно очевидно. Я догадался в первый же раз, когда увидел вас вместе. А ты ничего не понимал просто потому, что у тебя перед глазами порхали пухлые купидоны с крылышками и стрелами.

Черт! Неужели и правда все было так очевидно? И с чего это Эндрю стал таким проницательным?

– А Мередит? Вокруг нее тоже порхают купидоны? Эндрю задумчиво потрогал подбородок и тут же сморщился от боли:

– Мисс Чилтон-Гриздейл не так-то просто понять. Ты ей явно нравишься и – я почти уверен – не просто нравишься. А вот станет ли она слушаться своего сердца – это еще вопрос. Как бы там ни было, ее, как и большинство людей, несомненно, можно уговорить, если правильно взяться за дело. – Лицо Эндрю дрогнуло. – Я завидую тебе, Филипп. Ты можешь добиваться женщины, которую любишь.

– Да, я могу ее добиваться, но что из этого? Если я не избавлюсь от проклятия, я не смогу жениться на ней, – сказал Филипп мрачно. Если он не найдет потерянного куска камня, Мередит будет навсегда потеряна для него. Мало того, что ему придется нарушить слово, данное отцу, это будет стоить ему только чести. Если он потеряет Мередит – будет разбито и его сердце.

– Кстати, о проклятии: у меня есть хорошие новости о «Морском вороне», – сказал Филипп, протягивая Эндрю полученное письмо. – Я думаю, вечером надо будет пойти в порт и присмотреть за выгрузкой ящиков. С утра можно начать поиски.

Эндрю кивнул и вернул ему письмо, которое быстро пробежал глазами.

– Ну а теперь рассказывай, что с тобой приключилось, – потребовал Филипп.

– Вчера я провел весь день и часть вечера в порту, задавая вопросы экипажу «Мечтателя». К сожалению, мне не удалось обнаружить ничего интересного. По дороге домой я заглянул в империю бокса, надеясь на ком-нибудь выместить свое разочарование.

– Уж мне-то хорошо известны твои боксерские таланты. Не могу поверить, что кому-то удалось так разукрасить твою физиономию.

– Правильно, что не веришь. На самом деле это я разукрасил пару физиономий, а сам при этом не получил ни царапины. Эти украшения достались мне уже после того, как я вышел из империи бокса.

– После? – Филипп вопросительно взглянул на него.

– Да. Кто-то напал на меня, как только я оказался на улице. Мерзавец ударил меня сзади. – Эндрю потрогал свой затылок и поморщился. – Сознания я не потерял, но на землю все-таки свалился. Он лупил меня сапогом по ребрам, когда из клуба вышли еще несколько джентльменов. Они его спугнули, и, к счастью, он не успел нанести мне более серьезных увечий.

– Ты сумел разглядеть его? – спросил Филипп, чувствуя, как неприятно холодеет спина.

– Нет. Мои спасители отвели меня обратно в клуб, и там мне обработали раны. Потом я нанял экипаж и вернулся домой.

– Почему же, черт возьми, ты не рассказал мне обо всем вчера?

– Бакари не было в прихожей, и я решил, что он уже спит. Я подумал, что ты, возможно, еще не один, и не решился беспокоить тебя. Ты все равно ничего не мог бы сделать.

– Мне не нравится это, Эндрю. Сначала напали на Эдварда, теперь – на тебя сразу после того, как ты задавал вопросы экипажу. – «Страдания начинаются», – вспомнилось вдруг Филиппу. – Это не простое совпадение. Это...

Он замолчал при виде вошедшего Бакари.

– Мистер Бинсмор, – объявил тот. В комнату вошел Эдвард.

– Филипп, Эндрю, доброе утро, – сказал он, присаживаясь за стол.

Филипп сразу же заметил его неуверенную походку:

– Что-то случилось, Эдвард?

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

– Ты хромаешь.

– Ах это? Еще не зажило с того вечера, когда на меня напали на складе.

– Ну слава Богу! То есть, конечно, мне жаль, что ты еще хромаешь, но я рад, что не случилось ничего нового.

– Ничего нового? О чем ты?

– Вчера вечером кто-то напал на Эндрю.

Эдвард повернулся к Эндрю и только сейчас заметил его синяки:

– Ну и вид! И как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Немного саднит, и все.

– Тебя ограбили?

– Возможно, он и пытался это сделать, – покачал головой Эндрю, – но не успел.

Кулаки Филиппа невольно сжались от гнева:

– Бакари должен сейчас же осмотреть вас обоих.

– Мои синяки он уже осматривал сегодня утром, – сказал Эндрю. – Перещупал у меня все ребра, словно у гуся, которого собирается зажарить.

– А со мной все в порядке, – быстро прибавил Эдвард. – Единственное, что еще беспокоит меня немного, – это рука. – Он поднял забинтованную кисть. – Вчера я развязал ее и обнаружил еще несколько кусочков стекла. Я их вынул, сменил повязку, и теперь все в порядке.

– Хорошо, – кивнул Филипп. – Скажи мне, Эндрю, твой грабитель не оставил тебе какой-нибудь записки, как Эдварду?

? Нет.

– Ты думаешь, что это один и тот же человек? – удивленно поднял брови Эдвард.