Текст книги "Темный прилив"

19

Лючия Волнеро сидела в гостиной своей матери и смотрела в зеркало. Из серебристой зеркальной глубины вынырнула какая-то витрина, и Лючия отогнала ее взмахом руки.

– Завтра я отправляюсь в Ондалину, – сказала Порция, убирая в сумку свернутый пергаментный свиток. – Знаки благоприятные, Лючия, боги нам благоволят. Мои шпионы докладывают, что Колфинн и его советники сердиты и встревожены из-за выдвинутого Валерио обвинения – дескать, это Ондалина напала на Миромару. Они боятся, что мы ударим в ответ. Именно эту мысль мы и планировали вложить в их головы.

Лючия слушала вполуха. Международные отношения, шпионаж, военная стратегия – всем этим занимались родители. Она же вела собственную битву – боролась за сердце Махди и чтобы победить, собиралась использовать свою красоту.

Она покачала головой, наблюдая, как струятся по плечам шелковистые волосы. Изгиб ее бровей идеален; мерцающие серые тени, которые она нанесла на веки, чудесно оттеняют синие глаза. Губы поблескивают серебром благодаря напылению из растертого в порошок жемчуга. Платье тоже серебристо-серое и идеально подчеркивает ее стройную фигуру. На голове у нее сияет алмазная корона, в ушах алмазные серьги, на шее алмазное ожерелье.

Лючия знала, что сегодня за ужином все взоры будут устремлены на нее. Так почему же она нервничает, отчего беспокоится? Откуда эти сомнения, эти мучительные подозрения?

– Лючия, ты меня слушаешь? Это важно. Удели мне немного внимания! – сердито окликнула Порция задумавшуюся дочь. – Наше заявление о том, что за нападением на Лазурию стоит Ондалина, разумеется, совершенно беспочвенно, но Колфинн этого не знает. Пусть он готовится к обороне, это сделает его сговорчивее, и он заключит с нами союз. Рилка, его собственная коммодора, позаботится об этом, она на нашей стороне. Ты не передашь мне вот тот браслет? Лючия? Лючия! – нетерпеливо воскликнула Порция. – Ты слышала хоть что-нибудь из того, что я сказала?

Лючия оторвалась от созерцания своего отражения и протянула матери рубиновый браслет, на который та указывала.

Порция нахмурилась и взяла украшение.

– Тебя что-то беспокоит. Перестань тревожиться, а то появятся морщины на лице. Чем ты так озабочена?

– Тем, что я до сих пор не видела мертвое тело Серафины.

– В этом нет необходимости, – заверила ее Порция. – Бедняжка была такой никчемной, что с трудом выживала во дворце. Вряд ли она сумела долго протянуть вне дворцовых стен.

– Однако же она сбежала от Трао, – продолжала Лючия. – И даже добралась до пещер йеле. Он так сказал.

Она содрогнулась при мысли о нем, о терраходе по имени Рейф Бяменесьо. Она встречалась с ним несколько месяцев назад. Человек взял ее за руку и поцеловал, однако губы, коснувшиеся ее кожи, оказались холодны как лед. Озноб охватил все ее тело, распространившись со скоростью морского тумана, пробирая до костей, до самого нутра.

Человек улыбнулся ей и сказал так тихо, что услышала только она одна: «Красота и жестокость в одном лице. Вы далеко пойдете, моя дорогая. Очень далеко».

Бяменесьо откуда-то узнал, куда скрылись Серафина и ее друзья. Вместе с ней сбежала и Нила, вероломная кузина Махди, а также дочь адмирала Колфинна Астрид. Остальные три русалочки были из иностранных королевств, какие-то простолюдинки без роду и племени. Лючия понятия не имела, зачем эта шестерка отправилась в пещеры йеле, но какова бы ни была причина, это явно что-то плохое. Бяменесьо сказал Валерио, где находятся все шестеро, а Валерио отправил за ними Трао. Казалось, еще чуть-чуть, и беглянок изловят.

– Да, Серафина действительно улизнула из пещер йеле, – признала Порция, – но с тех пор о ней ни слуху ни духу. Так что прекрати изводить себя мыслями о ней, Лючия. Она мертва, а вскоре умрут и последние Черные Плавники. Принеси мне, пожалуйста, подходящее к этому браслету ожерелье. Оно в сейфе у меня в спальне.

Лючия поплыла в спальню, надеясь, что мать права. Она ненавидит Серафину, как ненавидела королеву Изабеллу и мать Изабеллы, Артемезию.

Из-за Артемезии Лючия выросла без отца, без настоящей семьи. Из-за нее над ними с матерью насмехались, их презирали.

«У Волнеро в роду были предатели, – заявила Артемезия, когда ее сын Валерио попросил разрешения жениться на Порции. – Их род запятнан».

Королева постановила, что о союзе между членом королевской семьи и русалкой из рода Волнеро не может быть и речи. Валерио не может стать отцом детей Волнеро.

Вот только, издавая тот злосчастный закон, Артемезия не знала, что Валерио скоро станет отцом ребенка Волнеро и этот ребенок – Лючия.

Нарушить указ королевы – значит совершить предательство, караемое смертью, и Валерио с Порцией это знали. Сердце Порции было разбито; в отчаянии она быстро вышла замуж за другого русала, очень похожего на Валерио, чтобы сохранить свою тайну. А когда муж Порции совершил самоубийство, выпив отравленное питье, злые языки шептались, мол, бедняге помогли отправиться на тот свет, однако никто ничего не доказал.

После смерти мужа Порция покинула Лазурию и обосновалась в своем имении, расположенном в двадцати лигах от города. Валерио навещал ее при первой возможности. Поначалу Лючия не знала, кто он такой, думала – это просто мамин друг.

Потом, когда ей исполнилось тринадцать, Изабелла вызвала Лючию ко двору: ей надлежало присоединиться к свите принцессы и изучить придворный этикет, как полагается будущей герцогине. Перед отъездом Валерио сел рядом с Лючией и рассказал, что на самом деле она его дочь, однако подчеркнул, что об этом нельзя рассказывать ни одной живой душе.

– Однажды мы будем плыть все вместе, как настоящая семья, – пообещал он. – Настанет день, и все подводные королевства, и все их жители узнают, что ты моя дочь. А до тех пор храни эту тайну. Никто не должен знать правду, от этого зависят наши жизни.

Лючия прибыла ко двору и стала одной из фрейлин Серафины, как того требовал обычай. Она выказывала должное уважение королеве и держалась от отца на расстоянии, как все остальные придворные. Она делала реверансы, улыбалась, но в душе ее клокотала ненависть.

«Бедная Лючия, – судачил народ. – Такая красивая, бедняжка. Как жаль, что у нее нет отца».

Ей стоило огромных усилий не выкрикнуть в лицо сплетникам: «У меня есть отец! Это Валерио, главнокомандующий, самый могущественный русал в королевстве!»

Вместо этого она до крови прикусывала язык и улыбалась. Улыбалась, глядя, как Серафина катается на гиппокампе со своим отцом, принцем Бастианом. Улыбалась при виде платьев и украшений, которые Бастиан дарил Серафине. Улыбалась, наблюдая, как он кружит принцессу в танце на званых ужинах.

Взрослея, Лючия постоянно слышала за спиной шепотки, которыми обменивались придворные дамы, прикрывая рты расписными веерами и унизанными кольцами руками, попивая саргассовый чай.

«Вон плывет вдовствующая герцогиня. Так и не вышла замуж, вот жалость-то. Первый муж был просто ничтожество. С другой стороны, счастье, что хоть кто-то на ней женился. Грязная кровь, вы же знаете. Лючии тоже придется выйти за кого-то ниже себя по положению. Такое не прощают».

Не прощают. Слова каждый раз были разные, но смысл оставался одним и тем же: кровь ее матери, кровь Волнеро, которая течет и в жилах Лючии, недостаточно хороша для королевской семьи и любого благородного семейства.

А теперь благодаря отцу и его солдатам те, кто насмехался над ней и отвергал ее, мертвы. Теперь ее грязная кровь достаточно хороша, настолько хороша, что она сидит на троне Миромары. Достаточно хороша, чтобы сделать ее императрицей. Однажды у них с Махди появятся дети, и эти дети будут править не только Миромарой и Матали, но всеми водами мира.

Отец уже преподнес ей Миромару и Матали. На очереди Ондалина. Три оставшихся королевства – Антарктика, Цинь и Пресноводье – тоже падут. Валерио их завоюет, его ничто не остановит, а она завоюет Махди… и ее тоже ничто не остановит, ведь Серафина мертва.

Мертва ли?

После ограбления сокровищницы Лючия вновь начала беспокоиться: вдруг Серафина жива? После ограбления завязался бой, и двух Черных Плавников убили, а одну мятежницу-русалку ранили, но ей удалось скрыться.

Преследовавшие ее всадники смерти доложили, что у беглянки короткие черные волосы, и она очень опытный боец. Полная противоположность Серафины.

И все же Лючия волновалась. Ей хотелось увидеть мертвое тело принцессы – ничто другое не обрадовало бы ее больше.

Лючия достала ожерелье из сейфа матери и вернулась в гостиную. Она как раз передавала его Порции, когда за камином раздался стук.

Звук напугал Лючию, но Порция и бровью не повела. Она подплыла к камину – высеченному из огромной глыбы ляпис-лазури, на котором были искусно вырезаны морские нимфы и рыбы, – и нажала на каменного дельфина. В следующий миг покрытая слюдой панель слева от камина бесшумно сдвинулась с места, открывая проход. Лючия и понятия не имела, что в покоях матери имеется потайной ход. Интересно, есть ли во дворце другие тайные ходы?

Спросить об этом мать она не успела: в комнату проскользнул похожий на угря русал в черной куртке из акульей кожи. Пальцы его были унизаны серебряными кольцами, а вокруг плеч обвилась, точно шарф, крупная мурена. Уродливая голова хищницы покоилась на вытянутой руке незнакомца.

– Ваша милость, – произнес русал, кланяясь сначала Лючии, а потом Порции.

– У тебя есть новости? – живо поинтересовалась Порция.

Русал елейно улыбнулся и сказал:

– Воистину так.

– Входи, – нетерпеливо приказала Порция. Потом повернулась к Лючии и официальным тоном произнесла:

– Ваше величество, представляю вам вашего преданного слугу Бако Гогу. Капитан Трао не сумел завербовать никого из членов сопротивления, – пояснила она. – Без шпиона в их рядах нам их не победить. Я наняла Бако в надежде, что ему удастся преуспеть там, где Трао потерпел поражение. – Она улыбнулась шпиону, как барракуда. – Надеюсь, он меня не разочарует.

– Бако Гога никогда не разочаровывает, – ответил русал странным голосом, точно нараспев. – Я завербовал одного Черного Плавника, причем не рядового бойца, а одного из приближенных к их командиру.

– Как тебе это удалось? – спросила Порция.

Бако неопределенно помахал рукой.

– Способ всегда найдется.

– И что рассказал шпион? – спросила Лючия.

– А почему вы думаете, что это он, а не она? – вопросом на вопрос ответил Бако, выгнув бровь.

Лючия почувствовала, что русал ее дразнит, играет с ней, и это ей не понравилось. Да и сам он ей не нравился.

– Хорошо, пусть будет она, – сказала Лючия, желая, чтобы неприятный тип поскорее рассказал все, что знает, и убрался восвояси. И чем быстрее, тем лучше.

Бако рассмеялся.

– Шпион сообщает, что Черные Плавники до недавнего времени скрывались в Азурос.

Порция помрачнела.

– Мне плевать, где они были. Скажи, где они сейчас! За что я тебе плачу?

Длинный спинной плавник мурены встал дыбом – хищнице не понравился резкий тон Порции, и тварь подняла голову.

– Тише, мой Тибериус, – успокоил мурену Бако. – Мы сейчас во дворце, помни о манерах.

Мурена опустила голову, но ее маленькие злобные глазки следили за каждым движением Порции. А Бако не сводил глаз с Лючии.

– Бако счастлив повиноваться, – продолжал он. – Бако всегда счастлив повиноваться прекрасной королеве.

Лючия заставила себя не отводить глаз, выдержать жуткий взгляд шпиона.

– Черные Плавники в Северном море, ваша милость. В Каргйорде.

Порция посуровела.

– Они в водах кобольдов?

Бако кивнул.

– Они заключили союз с Гульдемаром, вождем мейертойфелей. Он дал им войско, оружие и убежище – все это в обмен на сокровища, десять сундуков, и еще двадцать обещано ему в будущем.

От злости у Порции покраснели щеки; она принялась плавать взад-вперед по комнате, сжимая кулаки. Наконец она резко повернулась и мощным ударом хвостовых плавников разбила на куски туалетный столик.

– Сокровища, украденные из королевской сокровищницы! – прошипела она. – Я пошлю войска. Я уничтожу Черных Плавников, а заодно и гоблинов!

– Будьте осторожны, ваша милость, – елейным голосом пропел Бако. – Воды Гульдемара хорошо охраняются, в том числе и Каргйорд, а сражаться вождь мейертойфелей любит больше всего на свете. Подумайте хорошенько, прежде чем посылать туда войска.

Порция прищурилась.

– Я плачу тебе за информацию, а не за указания, – отрезала она. – Пошел вон!

Мурена соскользнула с плеч шпиона и угрожающе зашипела.

– Как пожелаете, ваша милость, – лукаво сказал Бако. – Но не могу же я покинуть вас, не сообщив всю информацию до конца.

– Говори. Сейчас же, – приказала Лючия.

Бако улыбнулся.

– Я установил личность предводителя Черных Плавников, – проговорил он, растягивая слова.

«Да он просто наслаждается, – подумала Лючия. – Почему?»

И вдруг с тошнотворной уверенностью поняла почему. Она знала, что сейчас скажет этот тип.

– Это принце… Ах, простите меня, моя королева. Я хотел сказать, бывшая принцесса Серафина. Полагаю, вы считали ее мертвой? Очень жаль вас разочаровывать, но она жива и здорова.

20

Астрид подняла лицо к небу и улыбнулась, чувствуя, как снег холодит ее щеки.

Русалочка с наслаждением всматривалась в цвета родного пейзажа, любуясь светло-серыми крыльями полярных чаек, ярко-синими, прозрачными льдинами, кристально-белым снегом. Для Астрид эти бледные цвета были самыми прекрасными в мире.

Она только что вынырнула на поверхность: прежде чем спуститься к Цитадели, она страстно желала услышать крик кайры, рев тюленя, увидеть, как бесшумно падают на воду снежинки.

Вдали дрейфовали айсберги, загадочные и безмолвные. Терраходы думают, будто на этих ледяных глыбах никто и ничто не живет – и ондалинцев это полностью устраивает. Однако под поверхностью воды вовсю кипит жизнь, яркая и звучная. Внутри массивных айсбергов весом в миллионы тонн находятся дрейфующие города русалок.

Ондалина – самое северное королевство, и большинство подводных жителей считают его непривлекательным, но Астрид его обожала. От холода ее сердце билось чаще, сознание прояснялось. Среди ледников, льда и снега ей лучше думалось.

А сейчас ей просто необходимо подумать. Они расстались с Беккой неделю назад, достигнув течения, по которому Бекка должна была плыть к мысу Горн.

– Бекка, я не могу… – начала было Астрид. Она хотела сказать: «…как следует тебя отблагодарить за флейту из китовой кости», но рыжеволосая русалочка не так ее поняла.

– Ты не можешь сказать нет, забыла? – сердито воскликнула она, а потом крепко обняла Астрид. – Я буду скучать, – добавила она. – Я все еще надеюсь, что ты к нам присоединишься. Подумай об этом, Астрид, прошу тебя. Ты нам нужна.

«Бекка хочет, чтобы я к ним присоединилась, даже несмотря на то, что я не могу петь», – думала теперь Астрид, все еще не в силах осознать это. Бекка действительно верила, что с ней, Астрид, русалочки станут сильнее. Здесь, в Ондалине, русалке, не умеющей петь, лучше скрывать свой недостаток, который местные расценивают не иначе как слабость.

«Серафина тоже хочет, чтобы я к ним присоединилась, – размышляла Астрид. – Но она не знает правду обо мне. Если она узнает, то может и передумать».

Всю дорогу домой Астрид спрашивала себя: «Чего хочешь ты сама?»

Она по-прежнему не знала ответа на этот вопрос.

Часть ее хотела присоединиться к новым друзьям, ей хотелось помочь им бороться с Аббадоном. Однако другая ее часть боялась. Если она к ним присоединится, придется рассказать правду о себе, а это шло вразрез с ее жизненным опытом.

Открытость в Ондалине не поощрялась. В Арктике жизнь сурова. Русалок постоянно преследует пронизывающий холод, еды не хватает, повсюду хищники. Ондалинцы ценят мужество, доблесть и способность скрывать – себя, свой дом и превыше всего собственные слабости.

Ондалинские маскировочные заклинания во всем подводном мире считаются самыми лучшими. Дети заучивают их с колыбели. Когда рождается малыш, его родителям не говорят «поздравляем!». Традиционное пожелание гласит: «Спрячьте его!»

Бекка попросила Астрид подумать над тем, чтобы присоединиться к остальным, и Астрид думала. Однако время раздумий заканчивается, вскоре придется принимать решение.

Еще Астрид думала об отце. Айвьор, ее мать, всегда учила дочь прислушиваться к своим инстинктам. Сейчас инстинкты подсказывали светловолосой русалочке, что все, что она узнала за время путешествия к пещерам йеле и потом, по пути домой, связано с тем, что случилось с ее отцом. Она только не понимала, какая здесь связь.

Перед тем как Астрид отправилась в реку Олт, кто-то подложил под седло Колфинна колючку морского репейника, так что гиппокамп понес и сбросил седока. Адмирал со всего маху ударился о стену и сломал несколько ребер. Потом кто-то подлил отраву в его еду – яд анемона-медузы; адмирал отравился, но выжил, хотя яд сильно ослабил его организм.

И колючки морского репейника, и анемонов-медуз можно раздобыть только в водах Миромары. В пещерах йеле Серафина решительно отрицала причастность своей матери к этим покушениям на жизнь Колфинна. Тогда Астрид ей не поверила, а сейчас верила. Она уже убедилась, что Серафина кто угодно, только не лгунья. И все же кто-то пытался убить отца Астрид.

«Может, это Валерио?» – гадала она. Если верить Серафине, именно ее дядя организовал убийство Изабеллы и опустошил родной город, чтобы посадить свою дочь на трон Миромары. Если ради власти он способен на убийство собственной сестры, то уж Колфинна, совершенно незнакомого ему русала, мог убить без зазрения совести.

Но если это Валерио организовал покушения на адмирала, остается вопрос: как ему удалось? Отца очень тщательно охраняют, он постоянно окружен телохранителями. Как убийце удалось проскользнуть мимо стражи?

Астрид не удавалось найти ответы на эти вопросы. Лучше всего отправиться прямиком к Колфинну и рассказать ему о том, где она побывала и что узнала. Уж отец-то разберется, что со всем этим делать. Вот только чтобы поговорить с отцом, его нужно сначала найти. Он может быть в зале совета адмиральского дворца или в здании одного из министерств. Зато ее мать Айвьор может быть только в одном месте – во дворцовых конюшнях.

Бывалая всадница и прославленная охотница Айвьор проводила большую часть дня со своими гиппокампами. Астрид решила для начала отправиться туда. Наверняка Айвьор знает, где сейчас Колфинн.

При мысли о том, что отец жив и снова командует, Астрид испытала глубокое облегчение. С каждой минутой в водах становится все опаснее, баланс сил между подводными королевствами нестабилен. Ондалина сейчас как никогда нуждается в твердой руке, сжимающей штурвал.

В последний раз посмотрев на небо и снег, Астрид нырнула и направилась к дому.

«Слава богам, – подумала она, мчась к Цитадели, – что у Ондалины есть Колфинн».

21

Цитадель построили тысячи лет назад по технологии, применяющейся и по сей день.

Мастера-ледорубы выбирали огромный айсберг, высчитывали, где находится центральная точка его подводной части, и высекали в этом месте туннель. Над туннелем в айсберге выдалбливалась «пещера» – огромная площадь, на которой стоял адмиральский дворец; там адмирал обращался к народу и устраивал смотр войск.

Затем мастера высекали в толще льда концентрические круги, расходившиеся от центра айсберга. Круги соединялись проходами, позволявшими обитателям айсберга свободно в нем перемещаться. В оставшемся ледяном массиве устраивались жилища – поместья и дворцы, построенные с таким же тщанием и искусством, что и великие города терраходов, такие как Санкт-Петербург, Прага и Париж.

Хотя большая часть Цитадели располагалась внутри айсберга, фермы, конюшни и разросшиеся рыночные кварталы находились в нижней части айсберга, так что охотники могли свободно плавать туда-сюда со своими гиппокампами, фермеры – пасти животных, а торговцы – подгонять к рынку повозки.

Сейчас Астрид плыла к адмиральским конюшням. Поскольку они находились в нижней части айсберга, их крыши крепились к его дну, а нижние этажи, нависающие над водой, украшала искусная резьба.

Астрид влетела в главное здание, миновала стойла гиппокампов, проплыла мимо помещения для хранения упряжей. Конюшни освещались шарами с лавой, закрепленными под потолком. В айсберг нельзя провести лавопровод, поэтому ондалинцы закупали наполненные лавой шары.

– Астрид Колфинсдоттир? Это вы? Где вы были так долго? – спросил чей-то голос.

Он принадлежал Сэнни, старшей работнице конюшни. Она выплыла из помещения для хранения упряжи, все еще держа в руках серебряный мундштук, который перед этим начищала.

Астрид остановилась и обернулась.

– Привет, Сэнни. Я охотилась, – соврала она. Нужно же как-то объяснить свое отсутствие. – А где Айвьор?

Ондалинские дети зовут своих родителей по именам. Всякий ондалинец, сколько бы лет ему ни было, вздрагивает, услышав слова вроде «мамочка» и «папочка», а тех, кто подобное произносит, считает странными.

– В манеже вместе с принцем Людовико, – ответила Сэнни.

– А Колфинн случайно не с ними? – спросила Астрид.

Сэнни перестала начищать мундштук.

– Колфинн? Астрид, вы… вы не знаете? – спросила она, широко открыв глаза.

– Чего не знаю?

– Адмирала… здесь нет, – проговорила Сэнни, ей явно было не по себе.

– Как думаешь, где он может быть?

Сэнни не ответила и вновь ожесточенно принялась полировать мундштук.

– Сэнни? – с нажимом повторила Астрид, уязвленная молчанием работницы. – Что-то случилось?

– Отправляйтесь к вашей матери, – пробормотала Сэнни, потом отвернулась, но русалочка успела заметить слезы у нее на глазах. Ондалинцы никогда не плачут на людях.

Астрид стало страшно.

– В чем дело? Что стряслось? – спросила она.

Сэнни покачала головой и вернулась в подсобку.

Страх Астрид усилился. Она быстро проплыла мимо стойл и помчалась в закрытый манеж, чтобы поскорее узнать, что случилось с отцом. В центре арены находилась Айвьор: руки уперты в бока, брови нахмурены. Высокая, светловолосая и мускулистая русалка, одетая в длинное пальто из моржовой шкуры; на шее у нее висело ожерелье из клыков полярного медведя, оказавшегося достаточно глупым, чтобы напасть на воительницу. Рядом один из конюхов, держа в поводу гиппокампа, водил его по кругу. Астрид узнала морского коня: Бликст, любимое верховое животное Айвьор.

Айвьор разговаривала с русалом, обладающим довольно примечательной внешностью: синеглазый, а в черных волосах поблескивает белая прядь. Астрид прекрасно его знала: принц Людовико из рода Мерровингов, младший брат Валерио и покойной королевы Изабеллы.

Когда-то Ондалина и Миромара вели войну за подводный хребет Рейкьянес, по завершении которой заключили мирный договор и соглашение об обмене. Согласно этому соглашению королевские семьи обеих держав обменивались детьми после того, как ребенок достигал совершеннолетия. Считалось, что это поможет удержать две державы от нападений друг на друга.

Людовико обменяли на Сигурлин, сестру Колфинна, которая в настоящее время жила в сельском поместье вместе с семьей. Астрид должны были обменять на брата Серафины Дезидерио, но Колфинн отказался послать дочь в Миромару. Адмирал понимал, что в чужой стране быстро вскроется ущербность Астрид, и не хотел этого допустить.

Людовико разводил гиппокампов, а также дрессировал косаток для военных нужд Ондалины. Они с Айвьор были старыми друзьями.

Впрочем, в данный момент они ожесточенно спорили.

– Рилка – заместитель адмирала. Поговори с ней, Людовико, – говорила Айвьор.

Астрид, хотевшая было подплыть ближе, так удивилась, что замерла на месте. Рилка была коммодорой Колфинна, вторым по значимости лицом в Ондалине. Астрид ее терпеть не могла, как и ее сынка Тауно. Мать и сын знали секрет Астрид и вели себя с ней пренебрежительно. Почему вдруг Рилка исполняет обязанности адмирала?

– Я пытался с ней поговорить, – сердито возразил Людовико. – Я не могу к ней попасть, а даже если бы и попал, толку от этого разговора не будет. Это безумие ее рук дело. Почему он в темнице, Айвьор? Почему меня к нему не пускают?

Астрид вспомнила, как Сэнни отказывалась говорить о Колфинне. А теперь Айвьор заявляет, что Рилка стала исполняющей обязанности адмирала… Сложив два и два, Астрид пришла к неутешительному выводу.

– Айвьор, Людовико… Что происходит? Колфинн в тюрьме? – выпалила она. Бликст шарахнулся от звука ее голоса, Айвьор тоже вздрогнула и обернулась.

– Астрид, ты вернулась. Я рада, – сказала она невозмутимо. – Удачно поохотилась?

– Айвьор… Кому какое дело до охоты? – воскликнула Астрид, стараясь не показать, как сильно расстроена. – Почему Рилка стала заместителем адмирала? Почему Колфинн в тюрьме?

– Не болтай ерунды. Колфинн не в тюрьме, – отрезала Айвьор, потирая левый висок. Потом повернулась к конюху и приказала: – Продолжай гонять Бликста по кругу.

Астрид расслабилась, и все же ее не покидало ощущение, что что-то не в порядке. Айвьор выглядит измученной, а у Людовико был такой вид, будто он вот-вот сорвется.

– Ну, кто-то же сидит в темнице, – заметила она. – Надеюсь, вы мне расскажете, кого туда упекли.

– Моего племянника Дезидерио, – сообщил Людовико. – Его бросили в одну из камер в темнице и не разрешают мне с ним увидеться.

– Дезидерио? – переспросила Астрид. – Но я думала…

«…что он мертв. Так считает Серафина, – чуть не ляпнула она. – Миромарская принцесса сказала, что ее брат отправился защищать западные границы их страны и не вернулся».

Однако Астрид вовремя остановилась. Она же сказала Айвьор, что отправилась на охоту. Если Айвьор узнает, где была ее дочь на самом деле, то потребует объяснений, а Астрид совершенно не хотелось рассказывать. Сначала нужно побольше разузнать.

– Я хочу сказать, что же такого натворил Дезидерио?

– Его обвиняют в организации покушений на Колфинна, – ответила Айвьор.

Астрид не поверила своим ушам. Она чуть мозг не сломала, пытаясь понять, кто же пытался убить отца, а теперь Айвьор говорит, что во всем виноват Дезидерио?

– Но он ничего подобного не совершал, – настаивал Людовико. – Я его знаю, и знаю… знал… свою сестру. Ни один из них никогда бы не пошел на такое.

– Тогда почему он в тюрьме? – спросила Астрид.

– Потому что Рилка считает, что это его рук дело, – пояснила Айвьор. – Она со своими солдатами столкнулась с Дезидерио в лиге к югу от Цитадели, он скакал во весь опор во главе отряда из тысячи воинов. Рилка заявляет, что принц разбил в Ондалине секретный лагерь, из которого посылал убийц в Цитадель. И все это по приказу Изабеллы. Подосланные убийцы не смогли прикончить Колфинна, и Дезидерио решил сам довершить начатое.

– А что говорит Дезидерио? – с жаром спросил Людовико. – Ничего! Потому что ему даже не дали высказаться! И никого к нему не пускают!

– Рилка говорит, что это для его же собственной безопасности, Людовико. По ее словам, в его адрес уже поступали угрозы, и единственный способ сохранить ему жизнь – держать под замком, – сказала Айвьор. Астрид видела, что мать прилагает усилия, чтобы не дать волю эмоциям.

– Плевать мне, что говорит Рилка! – закричал Людовико. – Парня ждет казнь. Ему нужен адвокат. У него есть право защищаться!

В этот миг Бликст споткнулся, поднял одну ногу и поджал, молотя змеиным хвостом из стороны в сторону.

Людовико выругался.

– Стой! – заорал он на конюха. Потом быстро подплыл к животному и осмотрел поврежденное копыто. – У него воспаление. Немедленно приложи лед.

– А еще скажи Сэнни, пусть подкинет ему морской соломы, – приказала Айвьор, глядя, как конюх уводит Бликста.

Астрид различила в голосе матери беспокойство, но помимо этого было в нем что-то еще. Что же это? Воспаление копыта – это серьезно, но гиппокампы Айвьор и раньше болели. И уж конечно мать не стала бы расстраиваться из-за охромевшего морского коня или ссоры.

Пока Астрид гадала, из-за чего Айвьор так странно себя ведет, Людовико снова заговорил:

– Парень – мой племянник, Айвьор, моя плоть и кровь.

– Я сделаю, что смогу, – проговорила Айвьор преувеличенно бодро.

– Что можешь? Этого недостаточно! Рилка собирается его казнить без суда, а тебе наплевать!

Айвьор стремительно повернулась к русалу, от ее деланого спокойствия не осталось и следа.

– Мне не наплевать, будь ты проклят! – закричала она. – Но так уж вышло, что сейчас у меня есть и другие заботы! Мой муж умирает, Людовико!

– Что?.. – начала было Астрид, но не смогла продолжить. Сжав кулаки, она повторила. – Айвьор, что ты такое сказала? – прошептала русалка еле слышно.

Людовико переводил взгляд с матери на дочь, на лице его проступало недоумение.

– Ты ей не сказала? Она не знает? – спросил он.

Айвьор уставилась в пол.

– Ондалинцы. Мне вас никогда не понять. – Людовико неплохо изучил обычаи королевства, ставшего для него вторым домом, но сердцем оставался миромарцем и никогда не скрывал своих эмоций. – Я вас оставлю, – сказал он. – Мне жаль, Астрид.

Русалочка его не слышала, она расширившимися от потрясения глазами смотрела на мать.

– Колфинн очень болен, Астрид, – проговорила Айвьор, когда Людовико уплыл.

– Я… я не понимаю, – выдавила Астрид. – Когда я покинула Ондалину, он шел на поправку.

– Он бодрился, чтобы не показывать слабость, – пояснила Айвьор. – Хотел, чтобы все – главным образом враги – думали, будто он выздоравливает. Доктора все держали в тайне, чтобы мы могли выиграть немного времени.

Астрид показалось, что ее разрывают пополам. В душе бушевал целый водоворот эмоций, становясь все больше и больше. На нее нахлынули горе и гнев. Как они могли скрывать от нее такое?

– Сколько ему осталось? – спросила она.

– Яд ослабил его сердце… – Лицо Айвьор исказила горестная гримаса, но русалка справилась с собой. – Осталось недолго.

– Я должна его увидеть, – требовательно сказала Астрид. – Немедленно.

– Это неудачная мысль. Он в больнице. Очень слаб.

– Он мой отец, Айвьор! – закричала Астрид. – Могу я хотя бы поздороваться с ним?

Айвьор горестно покачала головой.

– О, Астрид, – простонала она. – Скорее, ты можешь увидеть его в последний раз.