Текст книги "Черная Мария"

15. Песнь

– Дикари!!!

– Не надо, Мадам!

Она протянула в сторону свой захват и свалила на пол еще одну склянку. Стекло со звоном разбилось, и на ковер брызнула бычья кровь, смешанная с соком одуванчика.

– Мадам, пощадите ваше горло!

– ДПДДДД-ИККККК – ДИКАРИ!!!

– Прошу вас, успокойтесь!

Шофер попытался выхватить из ее единственной здоровой руки стальное приспособление, не выпуская при этом руль.

– Мадам, прошу вас!..

– Мерзкие... грязные...

– ...прошу вас, иначе вы...

Еще одна аптекарская склянка со внутренностями какого-то животного стала жертвой ее руки, вооруженной стальным захватом. На потолок и боковое стекло брызнула кровь.

– Они... погубили...

От дикой ярости она даже не могла как следует выговаривать слова. Несколько минут назад она своими собственными глазами видела, как этот проклятый негр вышвырнул драгоценный талисман из окна своего грузовика прямо на дорогу! Ударившись о покрытие, талисман тут же вспыхнул ярким пламенем. Ее священный талисман был уничтожен! Этого Ванесса не могла перенести. У нее было ощущение, словно кто-то воткнул в ее искалеченный позвоночник оголенный провод, и теперь она сама была наэлектризована до предела!

– Талисман?.. – подсказал Эрик и тихо добавил: – Да, я все видел... я тоже все видел...

– Эрик... эти... варвары... уничтожили... мой... талисман.

У Ванессы сдавило горло так, что она едва могла говорить.

– Мадам, вам совершенно необходимо успокоиться!

– ОНИ... ПОПЛАТЯТСЯ... ПОПЛАТЯТСЯ ЗА ЭТО!!!

– Мадам, прошу вас...

Ванесса внезапно замолчала. Крепко сжав челюсти, она стала приводить в норму дыхание и... думать... думать...

Спустя минуту-другую Ванесса подвинула к себе клавиатуру портативного компьютера, и ее трясущиеся пальцы лихорадочно заплясали по клавишам:

ЭРИК – БУДЬТЕ – ВНИМАТЕЛЬНЫ – НЕ – УПУСКАЙТЕ – ИХ – ИЗ – ВИДУ – ПОВТОРЯЮ – НЕ – УПУСКАЙТЕ – ИХ – ИЗ – ВИДУ – ЧТО – БЫ – НИ – СЛУЧИЛОСЬ!!!

Эрик молча кивнул.

Ванесса глубоко задумалась. Ледяное пламя болью пронзало здоровое запястье и неповрежденную сторону лица, а давно парализованное тело оставалось недвижным и бесчувственным, как свинец. Жидкая седая прядь свесилась ей на лицо, но она даже не почувствовала этого. Шофер что-то сказал, но она не слышала его. Тайна ее магии была, как всегда, проста: боль превращается в ненависть, ненависть – в гнев, а гнев – в месть!

– Мадам?..

Ванесса не отвечала. Здоровым глазом она внимательно осматривала свое имущество на заднем сиденье, оценивая нанесенный ею же самой ущерб. В приступе палящей ярости она уничтожила большую часть магических субстанций и инструментов. Впрочем, того, что осталось, должно хватить для осуществления задуманного. Внизу, у ног, стояла большая чаша с залитыми эфиром пальцами всех форм и размеров. Рядом, в коробке из-под обуви, лежало оскверненное распятие. Глаза распятого Христа были тщательно выколоты и закрашены чернилами.

– Мадам, так что мы...

Голос Эрика доносился словно издалека. Ум Ванессы пылал ненавистью. С помощью специального приспособления она подтянула свое парализованное тело к маленькому боковому окошку и выглянула на дорогу. Большой черный грузовик шел в полумиле впереди. За грузовиком по пятам следовал старенький школьный автобус. Вот они, противные, мерзкие твари!

За рулем грузовика сидел чернокожий гигант с грубыми чертами лица...

«...аромат бугенвилий... прохладная роса на босых ногах... сердце колотится... колотится в такт колоколам на звоннице собора... в полночь... полночь... полночь...»

Ванесса едва дышала. Память возвращала ее в то далекое время... Она вновь была там... Видения... запахи... звуки... звон колоколов на звоннице собора... ужасная песнь...

Она бежит...

Она вновь может бежать...

* * *

Бегом через городскую площадь!.. босиком!.. рука об рука с Томасом!.. На звоннице звонили колокола – полночь...

Томас подвел ее к опустевшей танцевальной площадке:

– А теперь – тише.

Она радостно рассмеялась и послушно последовала за ним на деревянный помост. Томас обнял ее, и они стали танцевать под воображаемую музыку маленького городского оркестра – скрипка, труба и тарелки играли на три четверти старомодный вальс.

Ее босые ноги ощущали под собой прохладу деревянного помоста. Ей было тринадцать, и она до сих пор еще ни разу не разговаривала с чернокожим мальчиком, не говоря уже о том, чтобы танцевать с ним! Томас был не такой, как все. Добрый, умный, веселый. Он однажды помог Ванессе починить ее неожиданно сломавшийся в пути велосипед.

– Тише!.. – Томас коснулся пальцами ее губ, обнял ее еще крепче, всем телом прижимая ее к себе.

От аромата ночных цветов и тепла его рук ее охватила дрожь. У Томаса были длинные ресницы и гладкая кожа чудесного шоколадного оттенка.

Она поцеловала его в губы.

– Я люблю тебя, Томас Нильсон!

Потом она рассмеялась и побежала.

Он бросился за ней. Они бежали по темным улочкам, смеясь от охвативших их незнакомых доселе чувств. Вот они миновали мельницу, поле сои и побежали по улице, где жила Ванесса.

Вот они достигли фермы Дега и забежали в стоявший на заднем дворе сарай. Внутри было темно. Темно, пусто и тихо.

Они нашли удобное местечко. Тишина.

Что-то случилось!

Внезапно ее охватил ужас. Она хотела что-то сказать – и не могла.

* * *

– Мадам!..

Настойчивый голос шофера вернул ее к реальности.

– Мадам, что мы теперь будем делать?!

Ванесса глубоко вздохнула. Все это время она с такой силой сжимала металлический захват, что из-под ногтей проступила кровь. Все ее существо переполняла страшная черная ненависть!

– Мадам, ответьте, прошу вас! – взмолился шофер. – Что мы сейчас станем делать?!

Ванесса протянула здоровую руку к клавиатуре и стала набирать ответ:

МЫ ЗАСТАВИМ ИХ ПОПЛАТИТЬСЯ

16. Безнадежный случай

– Отсутствует почти вся правая половина мозжечка.

– Похоже, Кеннеди.

– Бобби или Джон?

– Джон.

– Верно.

– Легкий вопрос. Спроси что-нибудь по-настоящему трудное!

Помощник патологоанатома, молодой мужчина с короткими светлыми волосами, начинал терять терпение. Он сидел за маленьким столом в коридоре рядом с моргом округа Пеннингтон. Его собеседник, мужчина с тощей бороденкой и жидкими волосиками на голове, сидел напротив него, рассеянно поигрывая резиновой перчаткой и экзаменуя помощника патологоанатома на знание результатов вскрытия жертв самых нашумевших преступлений.

– Ну ладно. Вот тебе еще один вопросик, – сказал Тощая Борода, надувая резиновую перчатку, словно воздушный шарик. – Шестисантиметровый синяк на левой голени, поверхностные повреждения задней стороны обоих бедер.

Короткая Стрижка нахмурился.

– Добавь еще что-нибудь из диагностики, токсикологии или какой-нибудь другой области.

– Ладно. Содержание алкоголя в крови составило восемнадцать единиц. Все.

Короткая Стрижка задувался на несколько секунд, потом щелкнул пальцами и сказал:

– Элвис!

– А вот и нет! – обрадовался Тощая Борода. – Харлан Стигал!

– Что еще за Харлан Стигал?

– Городской пьяница. Утонул прошлой весной.

– Да пошел ты! – возмутился Короткая Стрижка.

Вот уже больше десяти минут он сидел здесь, в этом коридоре, раскладывая пасьянс и болтая со своим коллегой. Доктор Гиббоне заперся в центральном анатомическом театре, выставив помощника за железную дверь. Короткая Стрижка уже успел как следует познакомиться со странностями своего босса. Угрюмый и крайне требовательный, Гиббоне, как правило, работал в одиночку. И лишь когда ему требовалась помощь, чтобы перевернуть труп или отодвинуть к холодильному шкафу стальные баки с человеческими внутренностями, он соглашался на временное присутствие своего помощника.

Тощая Борода поскреб подбородок и кивнул в сторону железной двери анатомического театра:

– Что у нас за клиент сегодня?

– Обгоревший труп. Мужчина лет тридцати. Несчастный случай, сегодня утром на скоростном шоссе.

– Ничего интересного.

Короткая Стрижка кивнул:

– Да, но старик почему-то с ним очень долго возится.

Тощая Борода пожал плечами:

– Ну и что, что долго. Зато нас с тобой не дергает за яйца!

– Ну ладно. Задай еще один вопрос!

– Идет! Подслизистое кровотечение, выраженная гиперемия верхнего отдела толстого кишечника.

– Объем желудка?

– Пятнадцать – двадцать кубических сантиметров, почти пустой.

– Пищевод?

– Сильно поврежден.

В этот момент раздался резкий щелчок отпираемой задвижки. Оба полицейских обернулись на звук и сквозь стеклянную дверь в дальнем конце коридора увидели направлявшегося к ним грузного мужчину, тоже в полицейской форме. У него было бронзовое от загара лицо. Короткая Стрижка сразу же узнал гостя:

– Вы только посмотрите, кто к нам пришел.

– Не иначе как Старина Железные Яйца! – тоже шепотом отозвался Тощая Борода.

Тощая Борода приветливо помахал приближавшемуся мужчине в полицейской форме:

– Шериф Баум! Как дела?

– Привет, ребята, – отозвался шериф, засовывая за щеку приличный кусок жевательного табака.

Короткая Стрижка отодвинул в сторону карты и широко улыбнулся:

– Что привело вас в нашу лабораторию?

– Да пока не знаю, – пожал плечами шериф. – Пару минут назад позвонил доктор Гиббоне. Сказал, что мне стоит лично взглянуть на труп Мелвила Бенуа.

Короткая Стрижка и Тощая Борода переглянулись.

– Это тот, который сгорел сегодня на шоссе?

– Он самый.

– Ну да?

– Да, да! – проворчал Баум, направляясь к железной двери.

Взявшись за ручку, Баум обернулся к полицейским:

– Извините меня, ребята, я пошел к доктору Гиббонсу.

Шериф закрыл за собой дверь, а Короткая Стрижка и Тощая Борода так и остались стоять вытянув руки по швам, недоумевая, зачем шерифу понадобилось глядеть на какой-то зажарившийся труп.

* * *

Лукас перевел рычаг переключения передач и сильнее нажал на педаль газа. «Черная Мария» с ревом пересекла центральную линию, переместившись на скоростную полосу. По правой стороне медленно двигался дом на колесах, и Лукас никак не мог объехать его. Сидя рядом с ним, Софи смотрела на служебную рацию, словно хотела услышать вселенские тайны.

Выхватив микрофон из ее рук, Лукас рявкнул:

– Бог ты мой! Вы что, хотите сказать, что мы подхватили чертово проклятие, словно какую-то заразную болезнь, потому что прикоснулись к мертвой руке... а теперь не только обречены на вечное движение, но еще и должны выслушивать байки про то, что вас всю сознательную жизнь посещали какие-то там видения, и именно на этот счет?!

После долгой паузы, заполненной шумами и потрескиванием, старик невозмутимо сказал:

– Более или менее, но дело обстоит именно так...

Лукас хлопнул ладонью по приборной панели и резким тоном произнес:

– Послушайте! Я занимаюсь дальними грузовыми перевозками вот уже почти двадцать лет! И за это время чего я только не наслышался..." но такого!!!

Софи что-то тихо пробормотала себе под нос. Так тихо, что поначалу Лукас даже не расслышал ее.

– Что ты сказала? – метнул он на нее яростный взгляд.

– Останови грузовик на обочине.

– Что?!

– Останови грузовик на обочине! – Она взглянула на Лукаса – в ее глазах светился неподдельный страх. И от этого Лукасу снова стало не по себе.

– Что значит «останови грузовик»? Что ты хочешь этим сказать?

– Просто останови, и все.

– Нет!

– Почему?

– Не вижу в этом никакой необходимости!

– Значит, ты так же напуган, как и я.

– Да иди ты...

– Останови грузовик, Лукас.

И вдруг до Лукаса дошло, что имела в виду Софи!

– Ну хорошо... Неплохая идея... мы остановимся на пару секунд. – И поднеся микрофон ко рту, сказал: – Эй, ребята, мы сейчас сделаем маленькую остановку.

Из приемника донеслось:

– Мистер Хайд, что вы собираетесь делать?

Лукас нажал на тормоза и дернул рычаг переключения скоростей. Жалобно застонал двигатель, и грузовик замедлил ход.

– Мистер Хайд? – вновь донеслось по рации.

Лукас следил за стрелкой спидометра.

– Как мне самому это в голову не пришло?.. – пробормотал он, глядя, как стрелка опускается все ниже и ниже. Внезапно ему показалось, что у него вновь заурчал желудок, словно он съел что-то недоброкачественное. Спидометр показывал сорок миль в час.

– Давно надо было это сделать...

Тридцать миль в час. Боль и жжение в желудке нарастали, постепенно поднимаясь к горлу, легким, лицу. На лбу и шее выступил пот. Закружилась голова, руки и ноги стали покалывать иголочки, словно он переусердствовал с загаром и получил солнечный удар.

– Чертова сила воображения...

Двадцать миль в час. Во рту стало сухо и очень горько. Болезненные спазмы охватили желудок, в любую минуту готовый вывернуться наизнанку. Кончики пальцев онемели, в ушах зазвенело...

– Нет! Не может быть! – Он ударил кулаком по приборной панели. – К черту! Так не бывает!!!

Он продолжал бы снижать скорость, если бы не взглянул на Софи. Согнувшись пополам, она пыталась что-то сказать. Из широко распахнутого рта капала слюна, лицо стало бордово-красным, глаза плотно зажмурены, все тело содрогалось в конвульсиях...

– Провались все к черту! – завопил Лукас и вдавил в пол педаль газа. Двигатель взревел, и грузовик стал вновь набирать скорость.

Вот оно, исцеление!

По мере того как грузовик набирал скорость, Лукасу становилось заметно легче. Руки и ноги перестали неметь и дрожать, желудок успокоился, пот на шее и на лбу постепенно высох, сознание прояснилось, вернулась острота зрения.

По рации снова донеслось:

– Мистер Хайд, вы слышите меня?

Лукас взглянул на Софи. Все с таким же багровым лицом, покрасневшими глазами, полными слез, она полулежала, откинувшись на спинку сиденья, и глубоко дышала, пытаясь прийти в себя.

Лукас прибавил "скорость до шестидесяти пяти миль в час. Взглянув в боковое зеркало, он увидел, что старенький школьный автобус упрямо держится за ними, изо всех сил стараясь не отставать. Лукас вновь вернулся к управлению. Ровное гудение мощного двигателя действовало на него словно транквилизатор, вселяя в душу облегчение и покой.

– Боже всемогущий... – пробормотал Лукас, качая головой.

По рации снова донеслось:

– Мистер Хайд? У вас там все в порядке?

– Да... просто... небольшой эксперимент...

– Что там у вас случилось?

Прежде чем ответить, Лукас повернулся к Софи. Закусив губу, она глядела на него в ожидании окончательного решения. Лукас почувствовал, как внутри него поднимается волна ледяного ужаса. Всю жизнь он руководствовался законом джунглей, пробиваясь силой разума и воли к самостоятельности, независимости. Именно благодаря быстроте реакции и умению безошибочно предвидеть возможные последствия того или иного шага он сумел завести свое собственное дело и вполне сносно зарабатывать на жизнь. Даже сталкиваясь с бесчисленными проявлениями расизма, он научился быть выше этого, понимая, что основа расизма – невежество.

Прагматическая жилка помогала ему выжить в этом жестоком мире.

Но теперь, в момент обжигающей боли и глубокого смятения, в мир снова вернулась мистика, и Лукас оказался совершенно беспомощным. Его сердце до сих пор отчаянно колотилось, в ушах по-прежнему звенело.

Взяв в руки микрофон, он едва слышно произнес:

– Флако, вы слышите меня? Мистер Фигероа?

– Я слышу вас, мистер Хайд, – ответил старик.

– Не хочу сказать, что полностью верю во всю эту чепуху насчет проклятий и прочего вуду...

– Да?

– То есть я не могу сказать, что купился на это...

Лукас замолчал, вспомнив о недавнем приступе страшной боли, когда он попытался остановиться. Потом на память ему пришли вычитанные из популярных журналов теории относительно происхождения СПИДа. Одна из них утверждала, что эту страшную эпидемию наслал на гомосексуалистов сам Господь Бог, в другой доказывалось, что этот страшный космический вирус принесли на Землю космонавты. Все эти теории казались Лукасу смехотворными. Потом он вспомнил, как в первый раз увидел маленькую черную руку на грязном полу машины Мелвила. Тогда, коснувшись этой вещицы, он почувствовал слабый разряд электрического тока, и в кончиках пальцев закололо...

Лукас вновь взглянул на Софи и сказал в микрофон:

– Кажется, мы попали в беду.

По рации сквозь шум помех донесся голос старого Флако:

– Мы с племянником готовы сделать все, что в наших силах, чтобы помочь вам...

– Вы рассказывали о своих видениях, о том, какое отношение они имеют к нам и к происходящему сейчас...

Снова взрыв помех, потрескивание и попискивание, потом – невнятные слова:

– фффффф... ссссссс... имеет отношение к... ффффффф... шшшшшшшш... верь...

– Флако, мы плохо слышим вас, повторите! – попросил Лукас.

Снова шумы и потрескивание, прерываемое отголосками разговоров на других каналах. Наконец раздался голос старика:

– Я сказал, что мои видения связаны со Зверем.

– Со Зверем?

– Да, со Зверем... В Библии сказано, что Зверь творит великие знамения... огонь низводит с неба... ффф... шшш... обольщает живущих на земле.

Лукас бросил взгляд на Софи. Она пристально смотрела на приемник. Борясь с неясным страхом, Лукас попытался уточнить:

– Вы говорите о Дьяволе? О Сатане?

– Зверь – многолик... Лукас, я не знаю, как еще вам объяснить...

– И что же вы предлагаете нам делать?

Ответ последовал незамедлительно:

– Сразиться со зверем можно лишь сердцем. Вашим сердцем, мистер Хайд.

Несколько секунд Лукас недоуменно молчал. Он чувствовал панический ужас Софи. Ему даже казалось, что он ощущает исходящий от нее запах страха. Наконец он спросил:

– Что значит «моим сердцем»?

– Сначала я бы хотел задать вам обоим один вопрос, – отозвался старик.

– Спрашивайте, – коротко бросил Лукас.

– Способны ли вы принять безо всяких сомнений то, что я вам сейчас скажу?

Лукас посмотрел на Софи: она кивнула. Он вспомнил, как от его рвоты там, на автостоянке супермаркета Стаки, шел горячий пар, словно кто-то плюнул на раскаленный гриль. Его сердце охватил ледяной ужас. Он едва смог выдавить:

– Какая разница, поверю я вам или нет?

– Огромная разница! – донеслось в ответ.

– Почему?

– Потому что все это только начало. Дальше будет гораздо хуже. Можете не сомневаться.

– Хуже? Да куда уж хуже? – фыркнул Лукас.

– Вы должны обещать, что поверите тому, что я сейчас скажу.

На какую-то долю секунды Лукасу вдруг показалось, что он сам сходит с ума. Помолчав, он проговорил в микрофон:

– Я верю тебе, старик.

– Рад слышать это, Лукас! – донеслось в ответ.

– А теперь скажите, каким образом все может стать гораздо хуже.

Но прежде чем старик успел ответить на этот вопрос, Лукас взглянул на приборную панель и сам все понял.

Стрелка уровня топлива приближалась к нулевой отметке.

* * *

– Буду честным, – сказал Баум, показывая рукой на обгоревший труп. – Мне тут ничего не кажется странным или необычным. Обыкновенная жертва огня и ничего больше.

Тело молодого негра обгорело до неузнаваемости.

Почерневшая одежда прилипла к коже, пальцы на руках и ногах сгорели начисто. Лицевые кости черепа были полностью обнажены. Баум невольно заметил золотую коронку на одном из резцов.

– Ты вглядись повнимательнее, Дик.

– Да гляжу, гляжу... А что я, собственно, должен увидеть?

– Аномальные явления... – С этими словами доктор Честер Гиббонс с помощью длинных деревянных пинцетов снял слой сгоревшей одежды.

Патологоанатом был весьма дороден, обладал двойным подбородком и тяжелыми квадратными челюстями. Сейчас на нем был огромный фартук и прочные резиновые перчатки. Он склонился над хрупкими останками погибшего Мелвила, словно шеф-повар над нежным суфле.

– Теперь ты понимаешь, что я имею в виду? – спросил он.

Дик Баум внимательно пригляделся к трупу. Под слоем сгоревшей рубашки на животе обнажилась капсула с полурастопившимся жиром, похожим на желе из бульона, только розоватого цвета.

– Нет, все равно никак не могу взять в толк, что я тут должен увидеть аномального, – пробормотал шериф.

– Да вот же! – воскликнул Гиббоне и ткнул живот трупа резиновым наконечником деревянного пинцета.

Дряблые ткани тут же раздвинулись, открывая взору темно-красные внутренние органы, покрытые синей сеткой кровеносных сосудов.

– Смотри! Внешний эпидермис хотя и сильно обожжен, но все же не обуглился!

– Ну и что?

С помощью хирургического зажима Гиббоне раздвинул в стороны стенки брюшины и сказал:

– Ткани, лежащие глубже, поражены огнем гораздо сильнее. Подкожные вены выгорели напрочь, эпителий почти уничтожен.

Внезапно Баум почувствовал, как к горлу подкатила тошнота.

– Эпителий? – рассеянно переспросил он.

– Ну да, ткань, покрывающая внутренние органы тела.

– Значит...

– Не странно ли, что этот парень сгорел именно так?

– Что ты хочешь сказать? – Баум недоуменно взглянул на Гиббонса. Патологоанатом был так возбужден, словно только что поймал десятифунтовую зубатку.

В помещении стояла абсолютная тишина, только монотонно гудели вентиляторы и жужжали люминесцентные лампы. На площади в сотню квадратных футов стоял один-единственный стол из нержавеющей стали для проведения вскрытия. На полицейском жаргоне это помещение называлось «люкс для новобрачных». Здесь никогда не смолкал гул системы воздушного кондиционирования, без устали вытягивавшей вредные испарения.

Сейчас Бауму вдруг почудилось, что стены комнаты надвигаются на него.

– Док, почему бы тебе сразу не сказать, в чем тут дело, а? – попросил Баум. – Хотелось бы вернуться домой хотя бы к полуночи.

Гиббоне снова ткнул пинцетом в раскрытую брюшную полость трупа.

– Да ты сам подумай, Дик! Неужели ты не понимаешь?

– Черт побери, Честер! К чему ты клонишь?

– Этот парень горел изнутри, а не снаружи, как это обычно бывает!!!

Повисла напряженная тишина. Баум задумался. Где-то на другом конце коридора зазвонил телефон. Вытерев рот тыльной стороной ладони, Баум переспросил:

– Горел изнутри?

– Да! Он горел против всяких правил! – облизнул пересохшие губы патологоанатом.

– Разрази меня гром, если я понимаю, как это могло произойти, – пробормотал Баум.

Гиббонс убрал пинцет в стальную канистру, прикрепленную к краю стола для вскрытий, и устало произнес:

– Но это еще не самое странное...

– Ты что, шутишь? – Внутри у Баума словно что-то перевернулось.

– Смотри сюда, приятель...

Патологоанатом подвел шерифа к чашечным весам, на которых лежал небольшой предмет, завернутый в тряпку. Развернув ее, Гиббоне сказал:

– Смотри, это его сердце. Пару минут назад я вскрыл его.

Баум взглянул на круглую, величиной с кулак лиловую мышцу, лежавшую на чаше весов. Она, похоже, почти не пострадала от огня. Гиббонс вынул из кармана тонкий металлический зонд и раскрыл желудочки.

На миокарде был четко виден выжженный рисунок.

– Что еще за чертовщина такая? – в ужасе воскликнул шериф и, наклонившись ближе, стал рассматривать очертания ожога. Сомнений не было. На нежных тканях сердечной мышцы был выжжен отпечаток руки.

В дальнем конце коридора продолжал звонить телефон.

* * *

– Думай, думай, думай...

Лукас крепко стиснул руль грузовика, шедшего на холостом ходу под уклон. Он специально заглушил двигатель, пытаясь сэкономить хоть немного топлива, но все было бесполезно – они и без того шли на соплях. Очень скоро мотор заглохнет, и грузовик остановится, если им не удастся каким-то чудом добыть еще хоть каплю горючего.

Лоб Софи покрылся крупными каплями пота. Взяв в руки микрофон, она сказала:

– Флако, вы слышите меня?

– Слышу вас хорошо. Прием! – раздался в ответ голос старика.

– Вы с Анхелом спасли нам жизнь... Поверьте, мы очень благодарны вам...

– У нас общая беда, – прервал ее Флако.

– Я знаю, это чистое безумие, – продолжала Софи, – но теперь мы нуждаемся в срочной дозаправке на ходу!

После нескольких секунд, заполненных потрескиванием статического электричества, по рации донеслось:

– То есть как сегодня утром? Дозаправка на ходу? Прием!

– Да, именно это я и имею в виду!

И тут Лукас выхватил у нее из рук микрофон:

– Погодите секундочку! Всего секунду!

Отключив звук, он повернулся к Софи:

– Софи, послушай, нам придется сделать еще одну остановку!

– Но это невозможно! – Глаза ее вмиг расширились от ужаса, бескровные бледные губы сжались в ниточку. – Мы же не можем остановиться!

– Но нам придется это сделать, чтобы заправить грузовик. И ты это сама прекрасно понимаешь.

– Анхел и его дядя помогут нам дозаправиться на ходу!

– Не выйдет.

– Лукас, но мы действительно не можем остановиться! Мы прокляты! Когда ты наконец это поймешь?

Глубоко вздохнув, Лукас вытер ладонью губы и, стараясь сохранять спокойствие, проговорил:

– Мы должны поступить так, чтобы избежать полной остановки. Нам необходимо взять хотя бы немного топлива, чтобы продержаться какое-то время.

Софи мрачно усмехнулась:

– Время для чего?

– Не знаю... чтобы что-то придумать.

– Думай не думай, но мы обречены! И ты это понимаешь не хуже меня!

С трудом подавив желание закричать от отчаяния, Лукас перевел взгляд на дорогу. Они приближались к небольшому поселению под названием Стувиль. Один из миллиона рабочих городков в западной части штата, Стувиль вырос во время послевоенного строительного бума. Теперь, после десятилетий безработицы и депрессии, город глядел на мир выбитыми окнами торговых рядов, заржавевшими фонтанами и разваленными фабриками.

Глядя невидящими глазами на местные пейзажи, Лукас бормотал себе под нос:

– Какой-нибудь трюк, который даст нам время подумать...

Софи запустила руку в карман в поисках сигарет. Утром она купила пачку в супермаркете Стаки и уже успела выкурить почти половину. Закурив еще одну, она сделала затяжку и сказала:

– И как же ты собираешься заправить грузовик, не делая остановки?

Повернувшись к ней, Лукас торопливо выложил свой план:

– Я выпрыгну из кабины на ходу, а ты будешь медленно кружить вокруг заправочной станции, пока я не наберу полную канистру топлива.

– А потом что?

– Я догоню грузовик и залью горючее в бак прямо на ходу, а ты тем временем вырулишь на шоссе.

Почти задыхаясь от слишком глубокой затяжки, Софи мрачно засмеялась:

– Отличная идея!

Лукас ударил кулаком по приборной панели:

– Как бы то ни было, но я не собираюсь просто так сдаваться!

– А что ты можешь сделать, Лукас?

Схватив микрофон, Лукас прокричал:

– Вызываю Флако и Анхела! Прием!

– Мы слысым тебя, Лукас, – прошепелявил в ответ Анхел.

Сделав еще одну глубокую затяжку, Софи тихо сказала:

– Оставь эту затею, Лукас.

– Впереди скоро будет автозаправочная станция, мы хотим там дозаправиться, – не обращая внимания на Софи, продолжал Лукас.

– Вы уверены, цто это стоит делать?

– Абсолютно! – не колеблясь, ответил Лукас.

Софи закусила губу:

– Это же самоубийство, Лукас...

– Если вы готовы следовать за нами, – сказал Лукас, – старайтесь держаться на приличном расстоянии... ну, на всякий случай... вы меня понимаете?

– Договорились! – донеслось по рации.

Софи нервно дымила сигаретой.

– Лукас, не надо, – взмолилась она.

– Конец связи! – рявкнул Лукас в микрофон и, вешая на место рацию, повернулся к Софи: – Мы должны хотя бы попытаться.

Потом он взглянул в зеркало заднего вида, чтобы убедиться в отсутствии других автомобилей, которые могли бы помешать выполнению задуманного.

– Мы должны попробовать...

Он включил сигнальные огни и приготовился к повороту.