Текст книги "Черная Мария"

Механический голос окатил Эрла волной, а старуха приближалась. Как марионетка, и голос – точная копия голоса насильника. Эрл сел на землю и зарыдал. Это был плач горя и стыда, плач маленького мальчика. Тонкие ниточки, удерживавшие психику Эрла, оборвались.

Он рухнул наземь и зарылся носом в битое стекло.

* * *

О, как сладостно... сверкающие осколки... капли крови, отливающие в свете натриевых ламп... жалкая масса у ее ног...

Ванесса постояла еще немного, глядя на дрожавшего фельдшера. Шивший внутри нее дух теперь расцвел, будто черная бабочка сбросила кокон, взмахнула крыльями и наполнила пустую оболочку Ванессы энергией и новым чудесным даром... даром вбирать боль... превращать страхи в видения...

Она повернулась и широким шагом пошла назад, к лимузину.

Ощущение было такое, будто она повелевает кораблем-призраком. Проснувшаяся сила дергала за ниточки ее разрушенные ноги, руки, пальцы. Она стала невесомой. Мощной, как молния. Куда более смертоносной.

И это было восхитительно.

Она подошла к лимузину Водительская дверца была заклинена остывающим трупом шофера. Ванесса обхватила его голову руками и стала крутить и дергать, пытаясь вытащить светловолосого гиганта, но широкие плечи намертво застряли в хаосе скрученного металла. Она потянула сильнее, и вдруг голова Эрика оторвалась от шеи, словно спелая тыква от стебля. Из разорванных артерий и яремной вены лениво запенилась кровь. Но кровь оказалась отличной смазкой для застрявшего тела, и Ванесса смогла, вытолкнув останки наружу, сесть за руль.

Она приготовилась ехать. В своей смертной жизни Ванессе никогда не приходилось управлять автомобилем, но теперь в ней был дар, и теперь она прекрасно умела водить машину.

Она завела побитый лимузин и отправилась завершать начатое.

Часть третья
Мальстрем

И будут выходить, и увидят трупы

людей, отступивших от Меня; ибо червь

их не умрет, и огонь их не угаснет; и

будут они мерзостью для всякой плоти.

Исаия, 66:24

22. В полицейском джипе

– Поищи...

– Лукас, нужно...

– ...аптечку!

– Где?

– Поищи...

– Черт побери...

– Под сиденьями!

Слова с шипением выходили из обожженного горла Лукаса. Голова шла кругом от обезболивающих таблеток и животного страха. Все тело гудело. Хотя они мчались на большой скорости по левой полосе и это помогло, глубокие повреждения тканей не проходили.

Оглядывая салон джипа, Лукас мысленно составлял представление о своем новом железном коне. Это был серийный «форд таурус» с форсированным двигателем, поисковыми фарами и отличным комплектом радиооборудования. Хотя корпус сильно пострадал, салон и усиленные шасси практически остались неповрежденными. Лукас приписал это знаменитому американскому качеству вкупе со слепым везением. На скобах приборной панели было закреплено помповое ружье двенадцатого калибра. В кромешной тьме огоньки на приборной панели придавали машине какой-то праздничный вид. В салоне до сих пор стоял запах шерифа – стылого кофе и помады для волос.

Что хуже всего, Лукас потерял свою любимую «Черную Марию». Все его детские мечты, вся грязная и тяжелая работа, обучение на права класса "А", часы за рулем чужих грузовиков, работа по выходным, экономия на покупку нового двигательного узла, все годы труда владельца-водителя, почти пять миллионов миль на черной красавице – все коту под хвост! Как из колодца накатывали ошеломление, горе, слезы, но времени плакать не было.

В данный момент были более срочные дела.

Найдя нужный тумблер, Лукас выключил мигалку на крыше. Внезапно все его тело снова пронзила острая боль.

– Посмотри, не откидываются ли задние сиденья? – прохрипел Лукас назад, в темноту. – Может, найдешь что-нибудь в багажнике.

– Лукас, нам надо к врачу! – всхлипнула позади него Софи, пытаясь поднять сиденье. Анхел, свернувшись у окна в позе эмбриона, тихо стонал и часто дышал. На его лице застыла гримаса боли и горя из-за гибели дяди.

Софи наконец нашла опускающееся сиденье и открыла за ним ящик. Там обнаружилась пластиковая коробка. Порывшись в аптечке, Софи достала пару тюбиков мази, один из них бросила Анхелу и полезла на переднее сиденье помочь Лукасу.

– Сначала себя! – прошипел Лукас, мотнув головой в ее сторону. – Смажь себе руки!

Софи принялась за работу. Выдавив на ладонь пригоршню мази, она наложила ее толстым слоем на обожженную кожу рук, лица и шеи. Потом бережно покрыла мазью волдыри на щеках Лукаса, его шею, подбородок, губы. Из ноздрей Лукаса расходилась полоска сажи, Софи ее стерла.

Лукас хрипел, подавляя стон. Сначала мазь жалила, как миллион термитов, потом уколы сменились медленным жжением. Порывшись в кармане, он достал оттуда пару таблеток демерола и бензедрина, сунул их в рот и скривился. Вкус, как у гуталина.

Лукас глубоко вздохнул и стиснул руки на руле.

Самое главное теперь – не заснуть.

Если они собираются выжить, спать нельзя. Но за последние часы Лукас потерял счет принятым таблеткам. Четыре таблетки болеутоляющего и две бензедрина? Или шесть демерола и четыре бензедрина? А что может натворить такой коктейль? Может, не стоило принимать болеутоляющих, сама боль помешала бы заснуть.

– О Господи, Лукас! – задыхаясь, прошептала Софи. Сдавленный, хрипящий, перепуганный голос, как будто за милю отсюда.

– Ну-ну, детка, успокойся, – пробормотал Лукас, стараясь не отвлекаться от вождения. Странно было сидеть в четырехколесной машине. Годы прошли с тех пор, как он последний раз сидел в легковушке.

– Лукас, те копы... они...

– Успокойся, Софи.

– Боже, в каком же дерьме мы оказались!

Оглянувшись через плечо, Софи увидела скорчившегося на заднем сиденье Анхела. Вроде бы он в порядке. Физически по крайней мере.

Еще несколько минут прошло в молчании. Потом Софи повернулась к Лукасу:

– Дай мне отчет о повреждениях.

– Машина в полном порядке.

– Я имею в виду тебя.

– Никогда еще не чувствовал себя лучше, – соврал Лукас.

– Ври больше!

– Все в норме.

Софи смахнула с глаз слезы.

– Сколько у нас бензина?

Лукас взглянул на приборную панель. Спасибо тебе, шериф Баум, где бы ты ни был!

– Полный бак.

– Ведешь нормально?

– Да.

– Как ты думаешь, не стоит ли свернуть с шоссе?

Лукас задумался. В этом был смысл. Вертолет может снова прочесать местность. На сельских дорогах у них было гораздо больше шансов укрыться от властей.

– Пожалуй, ты права. Посмотри, нет ли у шерифа в бардачке местных дорожных карт.

Софи порылась в отделении для перчаток и нашла несколько полупустых коробок с сигарами, старую замасленную инструкцию к джипу, пару жестянок жевательного табака, пачку бланков штрафных квитанций и карманный фонарик.

– Карт нет, – сокрушенно произнесла она.

– Мать его!

– Подожди. – Софи показала пальцем в окно. – Там какой-то указатель.

Повернувшись, Лукас увидел в свете фар зеленоватый дорожный указатель: «ШОССЕ 15 – 2,5 МИЛИ».

Пятнадцатое шоссе... Снова повезло!

Несколько лет назад Лукас и Софи по заказу «Метрик инкорпорейтед» шли рейсом от побережья до побережья, везя полтонны печатных плат. Пунктом назначения был город Трентон в штате Нью-Джерси. На середине пути Лукас решил срезать путь вокруг Канзас-Сити. Софи сомневалась, но Лукас уверил ее, что это сэкономит им целый час времени. А иначе по расписанию они проедут Канзас-Сити как раз в час пик. К сожалению, самые лучшие планы Лукаса Хайда часто выходили боком. На объездном пути им пришлось семьдесят пять миль трястись по пустынному проселку, бесконечно петлявшему среди полей. Конечно, там не было ни заправочных станций, ни закусочных, ни объездов, ни освещения... Даже отражающего слоя по краям дороги не было. И была эта дорога такой узкой и извилистой, что десяток раз их чуть не сложило пополам.

Но сейчас это было именно то, что нужно.

Лукас даже прищелкнул пальцами.

– На пятнадцатом шоссе мы на время укроемся, – сказал он.

Софи наморщила лоб.

– О Боже! Мы уже в Канзасе!

– Нет, Тотошка, вряд ли мы в Канзасе, – ответил Лукас фразой из «Волшебника страны Оз».

Софи слишком страдала от боли, чтобы улыбнуться его шутке.

Через минуту они свернули на пустынную дорогу с гудронным покрытием, а еще через пять минут пересекли границу штата Канзас. Ландшафт изменился сразу. Зеленые пятна холмов утонули в море желто-коричневых полей. Кукуруза, озимая пшеница, сорго, ячмень. Через зазубренные дыры стекол доносился густой аромат влажной земли и навоза.

– Лукас, что же нам теперь делать? – нарушила молчание Софи.

Лукас поежился. Он не знал, что ответить. Тошнота сменилась глубоким урчанием где-то в кишках, но оно ощущалось четко. Проклятие затаилось в нем, как вялотекущая инфекция. Взглянув в зеркало заднего вида, Лукас увидел за собой пустынное шоссе. Полиции нет. Вообще нет машин. Даже местные не возвращаются с ночной смены. Он почти ждал, что с небес в любую минуту вынырнет вертолет, который способен прикончить их в одну секунду. Всего одна очередь из крупнокалиберного скорострельного пулемета – и бах! Игра окончена.

– Хотел бы сказать, что у меня есть план, – выдавил наконец Лукас. – На самом деле я ни хрена не знаю, что нам делать.

В салоне джипа воцарилось угрюмое молчание.

Каждый думал...

* * *

Полицейские вертолеты всегда напоминали Лукасу восточный Лос-Анджелес. В негритянских районах это был ежедневный символ угнетающей полувоенной силы. Дальнобойщики называли их «глаза с небес». Местная шпана – «пугалами». Народ в Инглвуде и Торрансе – просто «садистами говенными» или еще покрепче. Летом девяносто первого, после бунтов в Лос-Анджелесе, они вошли для Лукаса в кошмары.

Когда это случилось, он был у себя дома, в Санта-Монике, возился со своим мотоциклом. Из переносного телевизора в треске помех послышалось сообщение. Печально знаменитое дело о четырех полицейских, забивших насмерть черного водителя и заснятых при этом случайным любителем на видеокамеру, кончилось оправдательным вердиктом! Оправдали, мать их так!

Лукас помнил, как запустил в окно гаечным ключом.

Час спустя он отправился в Сими-Вэлли, где состоялся судебный процесс. Добравшись до здания суда, Лукас увидел огромную многонациональную толпу протестующих. Они размахивали самодельными плакатами и выкрикивали гневные слова против абсурдного вердикта. Лукас смешался с толпой и кричал вместе с другими, пока не охрип. Странное дело, но ему стало как-то спокойнее на душе – по крайней мере хоть кто-то протестовал.

В тот вечер по дороге домой Лукас, проезжая по фривею Сан-Диего, увидел крохотные оранжевые точки, расходившиеся вдоль горизонта. Так начались апокалиптические бунты, охватившие южный и центральный Лос-Анджелес, весь Торранс, Комптон и Инглвуд. И чувства, которые при этом охватили Лукаса, были странными, радостными и какими-то противоречивыми. Будто его собственный гнев на слегка завуалированный, но глубоко укоренившийся расизм этой страны взорвался неисчислимыми оранжевыми огоньками там, в Лос-Анджелесе, городе его детства. Злость нашла выражение. Гнев обрел твердость. Его детство пожирало само себя.

А потом он увидел вертолеты. Десятки их летели с востока, как наводящие ужас валькирии, снижаясь над южной и центральной частями города в смертельной пляске собственных прожекторов. И в этот страшный миг познания истины Лукас понял, что настоящая убийственная сила всегда будет с Белым Хозяином. Его братья могут вспыхнуть огнем в минуту гнева, но контроль над истинной огневой мощью всегда будет у сучьего Белого Хозяина и его верной армии штурмовиков. И Лукас по пути домой на подержанном «харлее», подставив лицо ветру, не мог удержаться от слез. Он плакал всю дорогу, и слезы высыхали на его щеках под ветром нескончаемого движения.

Как-то странно вышло так, что с тех пор Лукас непрестанно находился в движении, в дороге.

– Это Эмпория, штат Канзас?

Голос Софи прервал молчание. Мимо джипа мелькнул еще один дорожный указатель. Убрав дрожащей рукой прядь волос, упавшую ей на лицо, Софи сказала:

– Был у меня дядя, который жил в Эмпории.

– Может, он знает что-нибудь о колдовских проклятиях? – спросил Лукас, не отрываясь от дороги.

– Он умер, когда мне было двенадцать лет.

– Мои соболезнования.

Софи молча кивнула. У нее кружилась голова от принятых таблеток и нескончаемого ужаса. Она сунула руку в карман в поисках сигарет, и тут позвоночник пронзила острая боль, словно ей прижгли копчик раскаленной кочергой. У нее перехватило дыхание, и она подалась назад, тяжело дыша и пытаясь понять, что случилось. Должно быть, повредила себе позвоночник в катастрофе.

– Софи? – Лукас заметил, как она дернулась от боли.

– Ничего страшного, все в порядке. – Софи откинулась на спинку сиденья и ждала, пока боль отпустит.

Задумчиво посмотрев на нее еще раз, Лукас достал из кармана несколько таблеток и протянул их Софи:

– Вот, прими дарвон и полтаблетки бензедрина.

Софи посмотрела на таблетки. Она больше не хотела глушить боль наркотиками. Это – как сидеть на спасательном плоту, а под ним плавает акула. Софи знала, что раны никуда не денутся. Как бы ни удалось замутить и успокоить разум, все равно рано или поздно боль вернется. Отрицательно покачав головой, она засунула таблетки в карман джинсов и сказала, обращаясь к Анхелу:

– А как ты? Живой, парнишка?

Анхел оперся локтями о спинку переднего сиденья и молча кивнул. Слезы на его глазах уже высыхали. Хотя он не так страдал, как Лукас и Софи – слава Богу, его болезнь находилась еще в ранней стадии, – он был ошеломлен горем и потрясением.

Достав из кармана пачку «Мальборо», Софи принялась искать сигарету. Почти все они были смяты и сломаны во время катастрофы, но ей все же удалось найти одну уцелевшую и закурить. Руки ее сильно дрожали.

– Полицейский джип – машина заметная, – пробормотала она.

– Сам знаю, – проворчал в ответ Лукас.

– Нам нужна помощь, Лукас. Нужно избавиться от этой чертовой машины, пока нас не нашли.

Лукас горько рассмеялся:

– А кто нам, на хрен, поможет? Ты сама подумай, детка, кто?!

– Надо что-то придумать.

– Да нам никто ни на мизинец не поверит!

– Ты кого-нибудь знаешь в Канзас-Сити?

Лукас отрицательно покачал головой.

– А в Лоренсе? Может, в университете найдется кто-нибудь достаточно сумасшедший?

– Что ты имеешь в виду?

Софи сделала глубокую затяжку и сказала:

– Ну, какой-нибудь психованный преподаватель фольклора или студент, изучающий оккультизм, религию, философию или что-то там еще, – в общем, кто не станет смеяться над этим невероятным кошмаром, в который мы влипли...

– И чем он сможет нам помочь?

Софи сделала еще одну глубокую затяжку.

– Ну, не знаю... Может, найдут какое-нибудь там контрзаклинание.

– Ой, вот только этого не надо! – раздраженно простонал Лукас.

– Надо же что-то делать! – заорала Софи, почти срываясь на визг. – Эта чертова болезнь крепнет!

– Мы движемся, и в данный момент этого для меня достаточно!

– Класс!!! Просто класс!!! – Софи орала не сдерживаясь. – А что будет, когда у нас кончится бензин?! Что тогда, Лукас?!

– Загорать будем, мать твою так и этак!!!

– ХВАТИТ! – донеслось с заднего сиденья.

Голос Анхела подействовал на Софи и Лукаса словно ушат холодной воды.

– Мы долзны дерзаться вместе... ссора ницем не помозет!

Наступила напряженная тишина. Софи и Лукас обменялись взглядами. Потом Софи обернулась к пареньку и убрала прядь волос с его глаз.

– Вот тут ты прав... В чем прав – в том прав.

Анхел со вздохом откинулся на спинку сиденья и едва слышно проговорил:

– Дядя Флако говорил, цто мы долзны иметь веру... быть стойкими в своей вере.

Софи на несколько секунд задумалась. И даже не заметила, что тихо-тихо повторяет:

– ...стойкими в своей вере.

Она оглядела приборную панель, служебную рацию, помповое ружье, отделение для перчаток... и заметила телефон. Маленький сотовый телефон, задвинутый в гнездо под рацией.

На его базе мигал зеленый светодиод.

– ...в вере...

Она сняла трубку и набрала номер.

– Что ты делаешь? – покосился на нее Лукас.

– Звоню одному другу.

После серии щелчков и гудков в трубке раздался голос:

– Справочное бюро – какой вам город?

– Пожалуйста, Беркли, телефон Мило Клейна.

Это было так очевидно, что Софи не могла понять, как она раньше не сообразила. Единственный человек на свете, который поверит в ту смертельную петлю, что стянулась вокруг нее и ее друзей.

Мило родился в Праге, учился в Израиле и в Нью-Йорке и был фонтаном эзотерических познаний. Именно он впервые познакомил Софи с иудейским мистицизмом и загадочными преданиями Каббалы. Древние спиритические системы иудаизма. Незримые силы космоса. Никогда прежде это не было для Софи так значимо.

Телефонистка попросила Софи назвать нужное имя по буквам. Софи назвала. Телефонистка сообщила номер. Софи выслушала и набрала его.

Телефон ответил после пяти гудков. Хриплый, сонный и несколько недоумевающий голос произнес:

– Алло?

– Мило? Это Софи, Софи Коэн!

После нескольких секунд недоуменного молчания голос произнес:

– Только не говори, что попала в беду.

– Ты угадал, Мило, я в таком дерьме... А как ты догадался?

– Люди не звонят в такой час и таким голосом, чтобы узнать рецепт вегетарианских блинчиков.

– Точно в цель.

После долгой неловкой паузы Мило спросил:

– Что-то сверхъестественное?

– Что ты имеешь в виду?

– Я же ясно спрашиваю – тут замешано что-то сверхъестественное?

– Определи понятие «сверхъестественное».

– Ну хорошо, что-то странное, необычное, необъяснимое...

Софи не могла удержаться от кривой улыбки:

– Да, Мило. Можно сказать, именно так.

Долгая минута мертвого шипения спутниковой связи. Потом после тяжелого вздоха вернулся голос раввина:

– Я знал, что это случится.

– Что значит знал? – задержала дыхание Софи.

Ответ последовал незамедлительно:

– У тебя всегда был вид как у девицы, которая наверняка вляпается во что-то сверхъестественное.

Некоторое время Софи молча глядела на дорогу невидящим взглядом, потом улыбнулась и покачала головой:

– Все тот же Мило...

– И ты все та же Софи Коэн.

И Софи стала излагать рабби события последних суток.

23. Отмычки

Дон Бишофф сидел в своем «шевроле» с распахнутыми настежь дверьми в ожидании хоть какой-нибудь случайно оказавшейся на пятнадцатом шоссе машины. Полчаса назад он проколол правую заднюю шину, и пока что доброго самаритянина видно не было. Даже промчавшийся мимо джип шерифа не остановился.

Он в десятый раз взглянул на часы, и его сердце тоскливо сжалось. Синди уже должны были уложить спать, а значит, Дон уже второй год подряд не попадал на ее день рождения.

– И зачем я только отдал свою единственную запаску Бертону? – задавал он сам себе риторический вопрос. – Ну зачем?

На прошлой неделе Дон одолжил своему шурину запасное колесо и теперь ел себя за это поедом.

Он порылся в кармане в поисках еще одной сигаретки. Крупный молодой мужчина, широкоплечий, с открытым лицом, Дон вовсе не был похож на банкира. В своей клетчатой фланелевой рубашке, потертых джинсах и тяжелых рабочих башмаках он больше всего напоминал фермерского сына. Но такая теперь была мода. Из-за нескончаемого спада и бесчисленного разорения ферм в этих краях популярность банковского дела тоже упала на несколько, делений по шкале.

Поднявшийся ветерок донес с полей запах удобрений. Несмотря на довольно теплую ночь, Дон поежился. Наверное, он еще не совсем оправился от недавней простуды. И тут он услышал отдаленный шум двигателя – с запада приближался автомобиль.

– Даст Бог, это она и есть – последняя добрая душа во всем округе, – пробормотал Дон себе под нос.

Закурив еще одну сигарету, он подумал о своей маленькой Синди. Этот день рождения был для нее так важен! Она вступала в возраст пятого класса, возраст косметики, мальчиков, подработок нянькой по вечерам. Дон так хотел оказаться с ней в этот день! Синди была его единственной дочерью, его принцессой. И огорчать ее Дону было хуже всего на свете.

Ребенок стал дорог ему вдвойне после того, как два года назад Синди чуть не утонула. Она купалась в пруду Бемини, и нога ее застряла под корягой. Слава Богу, Дон оказался рядом и успел ее вытащить. Она только глотнула пару галлонов стоячей воды, а так ничего у нее не пострадало, кроме самолюбия. И все равно Дон никак не мог избавиться от кошмара. Даже теперь он не реже раза в месяц просыпался в холодном поту, с воплем вырываясь с заросшего дна пруда.

Фары приближались. Дон потушил окурок и, подойдя к самому краю обочины, приготовился голосовать.

Приближавшиеся фары почему-то показались Дону несколько странными. Ярко-желтые, близко поставленные, они были уже почти в миле от него. С их приближением все труднее было для Дона определить, с какой скоростью двигался автомобиль. Поначалу ему показалось, что машина мчалась невероятно быстро. Может быть, глаза его подвели, но когда фары виднелись уже в полумиле, ему показалось, что автомобиль едва ползет.

Дону стало как-то не по себе. Отчего-то он начинал нервничать. Волосы на затылке зашевелились. Желудок подскочил к горлу, изнутри накатил безотчетный страх.

Фары приближались.

– Эй, пого...

И тут Дон услышал какой-то звук, примешивавшийся к шуму автомобиля. К рокоту цилиндров и вою шин. Тоненький, булькающий, смутно знакомый звук. Автомобиль подъехал ближе, и Дон учуял болотную вонь, ощутил скользкую текстуру воздуха, холод и сумрак глубины, услышал захлебывающийся крик дочери...

– Синди?!

Старый лимузин проплыл мимо него медленно, как проявляется отпечаток на фотокарточке. Дон зашатался, голова у него пошла кругом. Внезапная слабость потянула вниз, на гравий обочины, но он еще не успел упасть, когда взгляд его остановился на окне водителя обугленного лимузина. Там сидела его дочь, окруженная зеленым ореолом болотной воды.

На него смотрел распухший трупик.

– Нет! Господи, нет!

Дон сорвал с себя шапку и вцепился руками в волосы. Он стоял лицом к лицу со своим кошмаром.

Когда лимузин проехал, призрак Синди неожиданно показал Дону багровый распухший язык.

Крик Дона утонул в реве мотора «роллса», устремлявшегося за более крупной дичью.

* * *

– Значит, вы считаете, что случайно во все это вляпались?

– В общем, можно сказать именно так.

– И вы не можете остановиться, словно кто-то наложил на вас такое проклятие?

– Я знаю, что это звучит нелепо...

– Разве я так сказал?

– Нет, но...

– Разве я хоть раз произнес слово «нелепо»?

– Нет, но...

– Разве я сказал, что ваше положение хоть в малейшей степени можно назвать нелепым?

Софи не удержалась от улыбки. Она переключила разговор на динамик, чтобы и Лукас, и Анхел могли слышать энергичную скороговорку раввина. Звук его голоса вернул ее к беззаботным дням студенческих кофеен на Бейкер-стрит. Но тепло воспоминаний не могло пробиться сквозь ужас и боль, не отпускавшие ее в настоящем. Софи загасила окурок и перестала улыбаться.

– Ну, для меня это звучит нелепо, хотя это именно у меня брюхо поджарено.

Голос Мило вернулся:

– Без разницы, как это звучит. Вы видели ужасы, и погибали люди. Вот из чего и будем исходить.

– И какой ты делаешь вывод, Мило? – затаив дыхание, спросила Софи.

– Вполне возможно, что это самый настоящий дьяволизм.

– Дьяволизм?

– Простонародное название черной магии. Честно говоря, в наше время никто не знает, как ее теперь называть. Очень многие религии включают в себя элементы черной магии – сантерия, ифа, вуду, викканизм. Как правило, это вполне порядочные люди пытаются друг другу помочь. Но дьяволисты – это совсем другое. Просто чан ядовитых отбросов.

Софи жадно затянулась. Сидевший рядом Лукас внимательно слушал, не выпуская руль из забинтованных рук. Ночь была безлунной, только зеленоватое мерцание приборной доски да светившиеся кнопки сотового телефона слабо освещали их бледные лица.

– Допустим, ты прав, – сказала Софи, – и это дьяволизм или как там его ни назови. Что нам тогда с ним делать?

После короткой паузы раввин задумчиво произнес:

– Интересный вопрос.

Софи закусила губу.

– Спасибо за комплимент, я сама его придумала.

– Самой большой проблемой для вас является сама борьба, – медленно проговорил голос. – Она теперь в ваших головах. Семя посеяно.

– Что вы хотите этим сказать? – вмешался в разговор Лукас. – Нам вся эта чертовщина только мерещится, что ли?

– Можно сказать и так. Дьяволисты без участия разума жертвы не могут и комара прихлопнуть. Может быть, вы в самом начале случайно влезли куда не надо, сунули ножку в бяку, но сейчас против вас работают ваши мозги.

Ошарашенный Лукас потряс головой.

– Слушай, мужик, ты чего? Ты мне хочешь сказать, что все эти волдыри существуют только у меня в воображении?

– Нет, Лукас, слушайте внимательнее! Я не говорю, что это психосоматические явления. Я говорю, что ваши мозги служат сейчас кабелем для заклинаний, черной магии и прочей мерзости.

– Что значит «кабелем»? – спросила Софи.

– Мозг – проводник. Медиум. Каким-то образом вся отрицательная магия, особенно вот такие противочеловеческие заклинания, как это, – все вынашиваются в мозгу. Они там растут.

– Так каков же ответ, Мило?

– Вы должны биться на единственно важном поле боя. Это – мозг. Растите там то, что не даст вырасти злу!

Задумавшись на несколько секунд, Лукас сказал:

– Извините, рабби, я никого не хочу обидеть... но ведь это все как-то не бар-мицва[10]10
  Еврейский обряд совершеннолетия.


[Закрыть], если вы понимаете, что я имею в виду... то есть откуда вы все это знаете?

– Я же раввин, а не неуч.

– А раввинов этому учат?

Ответ прозвучал так, будто говоривший тщательно взвешивает слова:

– Лукас, очень многие люди не понимают, что в иудаизме масса мистических уровней. Еврейский фольклор полон привидений и демонов. Это есть в Каббале, в древних книгах. В раввинистической литературе упоминания о чернокнижии есть на каждом шагу...

– Я вовсе не хотел... – попытался перебить его Лукас.

– Известно ли вам, что в колдовстве часто используется так называемая Соломонова Печать?

– Соломонова Печать?

– Ну да, Звезда Давида. В колдовстве она используется, чтобы прогнать злых духов и отвратить несчастье.

Лукас мотнул головой:

– Эх, мне бы сейчас одну такую!

– Посмотрите, что происходило в Европе в четырнадцатом веке, – продолжал голос, явно оседлав любимого конька. – Во времена черной смерти евреев обвиняли в том, что они разносят эту смертельную заразу для истребления христиан. Сотни тысяч евреев были перебиты. За то, что они поддерживали в гетто такую чистоту, их обвиняли в колдовстве и сжигали у столбов. Да, мистер Хайд, много было неожиданных точек пересечения иудаизма и колдовства...

Голос заговорил дальше:

– Что следует помнить – это то, что разум и Космос взаимосвязаны. Так говорит Каббала, так говорят древние книги, а сегодня то же говорит квантовая физика: душа и физические миры – одно.

Софи глядела на мигающий огонек телефона. Потом спросила:

– Ты говоришь, мы должны бороться с этой штукой внутри своего разума...

– Именно.

– Как, молитвами?

В ответ донеслось:

– Царь Давид говорил: «Откройте мне глаза, дабы я мог созерцать чудеса моей Торы».

Выбросив в окно окурок, Софи сказала:

– Мило, должна признаться тебе: много лет прошло, как я последний раз читала Тору. К тому же все мы тут принадлежим к разным культурам, ты меня понимаешь? Ноев ковчег или варьете Гейнца на Пятьдесят седьмой улице.

– Не важно, – ответил голос. – В том мире, который сильно отличается от нашего, все религии едины. Каббала говорит, что наш долг – развенчивать иллюзии тьмы. Вот так просто. И ты в правильной команде, Софи. Вы и есть в этой игре хорошие парни.

– Со всем уважением, рабби, – не унимался Лукас, – должно же быть что-то еще, что мы можем сделать. Что-то осязаемое. Плюнуть на восток, или бросить соль через левое плечо, или еще что-нибудь...

После короткой шипящей паузы голос в телефоне произнес:

– Заклинаний, заговоров, контрзаговоров, проклятий на свете столько, что голова может пойти кругом.

– Приведите пример.

– Ну... не знаю... например, лестница ведьмы. Чтобы кого-то проклясть, делается веревка с узлами и куда-нибудь прячется. Если несчастный шмендрик не сможет ее найти и развязать, он будет умирать медленной смертью.

Лукас тяжело сглотнул.

– Очаровательно. А что насчет этой черной руки? Как вы ее назвали? Рука Славы?

– Считается, что Рука Славы делается из правой кисти убийцы, отрезанной во время лунного затмения и засушенной. Ее используют во многих заговорах... так считается... но я вообще-то не думаю, что...

– А какие есть контрзаклинания? – прервал его Лукас. – Каковы общие принципы борьбы с проклятиями и порчей? Как вообще люди поступают с этой чертовщиной?

Повисла напряженная пауза.

– Я вообще-то не...

– Давайте, рабби Клейн, говорите. Как обычно люди борются с такими штуками?

Снова пауза. Потом зазвучал голос, и в нем ощущалась какая-то неловкость:

– В конце концов я всего лишь раввин, а не какой-нибудь сумасшедший чернокнижник. Но могу сказать вот что – обычно требуется какая-то жертва.

Лукас взглянул на Софи и переспросил:

– Жертва?

– Именно так. Жертвоприношение того или иного рода.

Вновь воцарилась напряженная тишина.

Софи медленно провела рукой по волосам и посмотрела на стрелку, указывавшую уровень бензина. Оставалась половина бака.

– Извини, Мило, – проговорила она, – у нас девственницы для жертвоприношения только что кончились.

– Полагайтесь на себя, на силу своего духа, – говорил голос. – Это единственный путь борьбы с такими вещами.

Софи глядела на мигающий огонек телефона.

– Значит, полагаться на силу своего духа?

– Да.

– А твой дух что тебе говорит?

Никакого ответа. Только шипение мертвого эфира.

– Мило? Ты слышишь меня?

После долгой паузы голос спросил:

– Где вы сейчас находитесь?

– Подъезжаем к Вичите, штат Канзас, – ответил Лукас.

– Я могу приехать туда экспрессом к шести утра.

Софи покачала головой:

– Брось, Мило. Тебе нас не найти.

– Софи Коэн, ты всегда была дикаркой, – вдруг сказал голос.

Софи печально улыбнулась:

– Ты меня научил всему, что я знаю.

– Софи, чем я могу помочь?

Софи смотрела на телефон.

– Я тебе позже перезвоню, Мило.

– Послушай, экспресс в Канзас отходит меньше чем через пять часов.

– Нам надо будет обсудить твое предложение.

– Я буду в Канзасе уже ранним утром.

– Нет, мы должны справиться сами.

– Софи, не вешай трубку, я хочу помочь тебе...

– Ты уже помог, Мило.

– Перезвони мне, когда вы что-нибудь решите.

Софи обещала, что перезвонит. Они попрощались, и разговор кончился.

Софи положила трубку, протерла глаза и едва слышно прошептала:

– Чистое безумие.

Лукас снова смотрел в лежащую впереди темноту и думал.

– А в одном он был прав, Софи.

– Да? В чем? – спросила Софи, рассеянно глядя через лобовое стекло на бегущую белую разметку.

– Нам следует полагаться в этом деле на себя.

Софи повернулась к Лукасу. Он определенно что-то задумал.

– Что у тебя на уме, Лукас?

Облизывая обожженные губы, он тихо сказал: