Текст книги "Земля мечты. Последний сребреник"

Скизикс ухмыльнулся. Вот, значит, как обстоят дела. Пиблс собирался скормить ей солнцеворотную рыбку, а у нее не хватит мозгов спросить, что же она ест. А может быть, помоги ей господь, она-таки знает и будет есть с умыслом. Дела и вправду шли наперекосяк. Он отдал бы что угодно, чтобы увидеть это, но, судя по виду Пиблса, который возился в кухне, мисс Флис не приступит к трапезе еще три четверти часа. Может быть, они успеют добежать до бухты и вернуться к этому времени. Он кивнул Хелен и показал ей на переднюю у двери. Она кивнула в ответ, и они вдвоем протиснулись мимо мисс Флис и направились к выходу.

– Что это у вас за одежда? – спросила им вслед женщина, в голову которой вдруг закрались подозрения. – Вы не имеете права воровать эту одежду!

– На берегу голый человек, – сказала через плечо Хелен. – Это для него. Он муж миссис Лэнгли, вернулся домой с войны. Оставьте ему что-нибудь поесть.

На этом они исчезли за дверью, успев перед этим услышать шипение мисс Флис, которая понятия не имела, как отреагировать на эти слова. Обделенная чувством юмора, она не чувствовала, когда к юмору прибегали другие. Она все принимала буквально, и теперь услышанное сбило ее с толку. Ну, так оно и лучше, подумала Хелен. В последние два часа она каким-то образом пришла к выводу, согласно которому такие люди заслуживают то, что получают, хотя, когда мисс Флис получила Пиблса, она явно получила больше, чем заслуживала. Пиблса не заслуживал почти никто.

* * *

Приливная волна уже пришла и затопила практически весь берег. На оставшейся полоске песка здесь и там лежали водоросли, морские раковины и всякий океанский мусор. Прошедший дождь довольно тщательно промочил все, что ему попалось, но теперь снова собирался с силами, и на земле, под небом, затянутым тучами, хозяйничали темнота и ветер. Скизикс нес фонарь, который взял в сарае мисс Флис. Они с Хелен стояли под мостком, вглядывались в темноту и размышляли, что именно им сделать с одеждой. Оставить ее здесь просто так казалось глупым – они таким образом словно принесли бы подношение морскому богу, которого, как они оба знали, не существует, а если все же существует, то наверняка не явится, чтобы предъявить свои права на этот дар.

Скизикс поставил фонарь на высокую искусственную каменную полку под мостком и принялся прощупывать скалу под ней. Камней здесь было много и лежали они кое-как, пространство между ними было заполнено мусором, нанесенным погодой и океаном – переломанными двустворчатыми раковинами, палками и клубками высохших водорослей.

– Мы можем спрятать ее здесь, – сказал Скизикс. – Дождь сюда не попадает, так что одежда останется сухой, разве что туман ее достанет. И прилив, если навредит, то это будет слишком уж высокий прилив, но места получше здесь все равно нет, если миссис Лэнгли хочет оставить одежду в бухте.

– Так она сказала. – Хелен растащила камни, позволив им скатиться в песок. Маленькие песочные жучки и большой красный краб поспешили назад в темноту, недовольно поглядывая на них. – А это что? – Хелен засунула руку в камни, не исключая того, что ее могут ущипнуть или укусить. В свете фонаря они увидели лоскут голубой материи, зажатый между двумя круглыми камнями. Они вдвоем принялись вытаскивать материю, приподняли палкой, как рычагом, один большой камень и отпрыгнули, когда он упал на песок.

Хелен ухватила материю, потянула на себя – кусок лоскута оторвался, но остальное осталось на месте. Материя затрепетала в ее руке, это, вероятно, был обрывок рубашки – на нем еще оставалась пуговица.

– Черт побери, – сказала Хелен. – Я вовсе не собиралась ее рвать. Давай-ка достанем ее всю. Меня одолевают странные подозрения.

Они вдвоем перебрали набросанные камни, пока не раскрыли остатки материи целиком. Оказалось, что это рубашка, как и предположила Хелен. Под ней лежали аккуратно сложенные брюки, а сверху стояла пара туфель с засунутыми внутрь носками. Хелен осмотрела воротничок рубашки, увидела нацарапанное на нем чернилами имя: «Дж. Лэнгли».

– Вот те на, – удивленно сказал Скизикс. – Интересно, когда…

– Двенадцать лет назад.

– Но к прошлому солнцевороту она уже была мертва, разве нет?

– Она попросила это сделать кого-то другого, как и меня попросила.

– Кого? Откуда ты знаешь?

Хелен снисходительно посмотрела на него. Она получила шанс разыграть одну из своих козырных карт.

– Ларса Портленда, отца Джека – вот кого она попросила.

– Нет, ты выдумываешь.

– Можешь не верить. Мне все равно. Верь во что хочешь. Наслаждайся своим невежеством, юное дарование.

Скизикс скорчил ей гримасу, какую у него обычно вызывал вид щей, потом засунул руку в камни и вытащил одну из туфель.

– Посмотри сюда, – сказал он, извлекая изнутри носок. В туфлю вместе с носком был засунут и камень, наверное, для утяжеления. Под камнем был аккуратно сложенный листок бумаги. На бумаге трясущейся рукой были чернилами выведены буквы, чернила выцвели и почти исчезли от долгих лет во влажном климате. Скизикс поднес листок к фонарю. На нем было написано всего одно слово: «Три». И больше на бумаге ничего не было.

– Ничего не понимаю. Сдаюсь, – сказал Скизикс, покрутив листок в пальцах.

– А я – нет. – Хелен взяла у него листок. – Эти вещи пролежали здесь дольше, чем я думала, – двадцать четыре года. Готова пари держать. Она сказала, что он не появлялся пять раз, а возвращался дважды. Эти вещи были оставлены на третий солнцеворот, после того как он два раза уже побывал тут. Но он так больше и не появился.

– Загляни внутрь туфель, что ты принесла.

Хелен заглянула и увидела там камни. Миссис Лэнгли проявила предусмотрительность – своего курьера она попросила только оставить вещи в указанном месте. В правой туфле под камнем обнаружилась сложенная бумажка. На ней было написано: «Пять».

Скизикс кивнул, довольный собой.

– Она ведет счет.

– Она дает ему знать, что остается верна ему, что не пропустила ни одного года. Очень романтично, правда?

– Чокнуться можно, – сказал Скизикс. – А где, по-твоему, четыре?

– Кто-то их забрал. Это очевидно. Когда забрал – не могу сказать. Все очень туманно, если это был не Джимми. Но миссис Лэнгли знала бы, если бы Джимми вернулся. Он бы пришел к ней. Они такие были – очень преданные.

Скизикс покачал головой.

– Тронутые они были. Уверен, что номер один и номер два тоже где-то здесь лежат. Не хочешь поискать?

– Их здесь нет. В первый раз он вернулся через сусликову нору. Я ведь тебе уже говорила. Слушай в следующий раз внимательнее, умник. Затем он вернулся по воде, но тут никакой одежды не было. Миссис Лэнгли по случайному совпадению пришла сюда сама. Ей повезло – в тот раз она нашла его.

Скизикс кивнул.

– Верни вещи на место. Если он придет, они должны быть здесь. Если она вела им счет, то нам лучше не вмешиваться. Это трогательно, правда? Как в дешевых романтических журналах. Очень искусно. Сердце замирает, правда?

– Вот ты дурак. Дай-ка я сама положу вещи туда, где они лежали. А то ты все испортишь.

Когда они полностью укрыли камнями всю одежду, порыв ветра принес брызги морской пены. Хелен засунула в пустоты ракушки и прутики, сверху засыпала все сорным песком, после чего они, пятясь, вышли из-под мостков, затирая свои следы пучком водорослей, чтобы у того, кто зайдет сюда, не возникло впечатление о незваных гостях, побывавших тут. Ветер и прилив наверняка сделали бы это за них еще до конца ночи, но почему-то им обоим казалось, что с учетом всего происходящего такая предосторожность не помешает. Тут происходили такие серьезные события, о каких сегодня утром они даже не подозревали. Они повернулись спиной к бухте и пошли на огни городка.

Часть третья. Краб доктора Дженсена

Джек едва двигался, на него вдруг навалилась смертельная усталость, и он почти потерял всякую надежду. Хотя речушка и была совсем маленькой, по мере приближения к гавани она только становилась шире. Деревья нависали над речкой с обеих сторон, но даже когда он подплыл к берегу и остановился там, увидеть его с воздуха не составляло проблем. К тому же существовала опасность, что ему не удастся преодолеть чащобу – он просто запутается в зарослях. Но ничего иного ему не оставалось – только повернуться спиной к реке и идти. Через пять минут он будет в городке, что бы ни случилось. Если уж выбирать, то он бы положился на свое умение избегать встреч в городе с кем бы то ни было. Он знал там все улочки и закоулки. В свое время он играл в прятки и знал городок наизусть – от гавани до дома доктора Дженсена.

Он проплыл мимо ближайшего к берегу реки дома – ветхого особняка старого мистера Дингли с его покосившейся пристанью, и наклонным задним двором. Потом еще два дома – они принадлежали сестрам Уайт и стояли бок о бок. Подчиняясь какому-то неожиданному порыву, он направил лодку к берегу. Течение пронесло его еще мимо пяти-шести домов.

Ворон исчез. По крайней мере, в настоящий момент его не было видно. Ничего хорошего в этом не было. Он определенно никуда не улетел… Нос лодки ударился в берег. Корму стало заносить течением, пока он выпрыгивал на берег и тащил фалинь, вытаскивая нос как можно дальше на засоренный песок. Привязать лодку было не к чему, разве что к перечным деревьям, которые росли ниже по течению, но времени перетаскивать туда лодку у Джека не было. Поэтому он тянул и тянул лодку на берег за нос, а потом перешел к корме и вытащил лодку на берег целиком. Дождь некоторое время назад прекратился, но теперь принялся лить с новой силой, к утру река вполне могла подняться на фут. Негоже было бы, если бы течение унесло лодку Уиллоуби в гавань, а потом с отливом и вообще в море.

Несколько секунд – и он, поднявшись по откосу берега, приближался сзади к мастерской таксидермиста. При необходимости он мог бы спрятаться внутри. Он знал, какие из окон заперты кое-как. Но что если доктор Браун найдет его здесь, среди этих пыльных животных – все они уже начали рассыпаться, а некоторые не имели глаз. Это его категорически не устраивало. Ворон вполне может сидеть сейчас на одном из перечных деревьев и наблюдать за ним.

Эта мысль заставила его замедлить шаг. Он не должен попасть в ловушку. Ему пришло в голову, что он в этот день действовал вслепую. Но не полностью по своей вине. Когда они со Скизиксом отправились на холмы, они понятия не имели, с чем могут столкнуться. Они и представить себе не могли, какие открытия их ожидают.

Джек прислушался к вечерней тишине. В мастерской таксидермиста горел свет. Про плохо запертые окна явно знал кто-то еще, помимо Джека и его друзей. Но кто же проник туда, в мастерскую? Не доктор ли Браун? Вероятно, нет. Доктор не стал бы зажигать свечу, чтобы объявлять о своем присутствии. Джек на корточках подобрался к окну. Конечно, это мог быть и какой-нибудь бродяга, спрятавшийся от дождя. Если бы Ланц был жив… Но он был мертв. Дождевая вода падала с веток перечных деревьев, а из городка, из гостиничек на Главной улице сюда проникали непонятные бесплотные звуки. В мастерской кто-то пел низким, тихим голосом. Джек наклонил голову, прислушался, пение даже немного успокоило его; словно негодяи не умели петь.

Он встал под сенью трех деревьев. Потяжелевшие, плачущие ветки почти касались земли. Он мало что видел. Стекла заросли пылью, к тому же были заклеены газетами. Нет, он должен был подойти поближе. Он чувствовал себя заговорщиком, оглядываясь назад, на реку, чтобы убедиться, что никто не шел за ним следом. Он увидел свою лодку, высокую и на песке. Потом он кинул взгляд в сторону гавани, после чего сделал осторожный шаг к окну.

Чья-то рука ухватила его за локоть. Он вскрикнул и попытался вырваться, но пальцы сомкнулись на его запястье. Другая рука легла ладонью на его рот, от нее пахло заплесневелыми птичьими клетками и сморщившейся от времени кожей. Большой и указательный пальцы надавили ему на глаза. Он попытался укусить руку, но это было все равно что кусать резину. В поясницу ему уперлось колено, рука отпустила его локоть и принялась ощупывать карманы его куртки.

Джек размахнулся освободившейся рукой и всадил локоть во что-то мягкое сзади, попытался повернуть голову, чтобы увидеть, кто напал на него. Рука на его лице потянула его назад, он оступился и упал, успев, однако, обоими кулаками нанести удары по тому, что было сзади. Он вывернул голову из руки, закрывавшей ему рот, и посмотрел вверх на каменное лицо доктора Брауна, который вцепился в его куртку и тащил вверх, в надежде приподнять его над землей. Джек вскрикнул, попытался вывернуться. Он почувствовал сильный удар концом трости в ребра. Он выдохнул и снова закричал, вытащил руку из правого рукава куртки, скользнул в сторону по сырой траве на одном колене и одной стопе.

Доктор Браун поднял трость над его головой, выражение ненависти искривило его лицо, превратило в нечто нечеловеческое. Джек успел приподняться на ноги, и удар тростью пришелся по его плечу, но доктор Браун уже начал заносить трость для нового удара. Он закричал, поднял руку, чтобы защитить лицо, и почти одновременно с донесшимся до него топотом ног почувствовал, как кто-то втискивается между ним и доктором Брауном. Тот охнул и выругался, отступив назад, чтобы нанести удар по человеку в белой одежде, которая была ему категорически мала. Джек откатился в сторону, держась рукой за плечо. Тот, кто пришел ему на помощь, определенно был бродягой и, судя по его виду, пребывал в ярости.

Доктор Браун, прихрамывая, отступал к реке, останавливаясь, чтобы промычать что-то через плечо. Высокий человек осыпал его проклятиями. Он знал доктора – называл его Харбин. Джек отошел к углу дома. Видимо, его спас не случайный человек. Возможно, это был какой-то обманутый заговорщик, какой-то старый враг, случайно столкнувшийся с доктором Брауном. Эти двое скатились в реку, и их понесло течением к гавани и в темноту. Джек развернулся и побежал, свернул на Главную улицу и понесся к дому мисс Флис, чувствуя странный запах смолы и полевых цветов, плывший, казалось, следом за ним. Он пробежал половину квартала, прежде чем понял, откуда взялся этот запах.

* * *

Хелен и Скизикс прижимались к стене дома, надеясь, что одичавший можжевельник и ягодные плети защитят их от посторонних взглядов с улицы. Они погасили фонарь мисс Флис, потом обогнули дом, чтобы заглянуть в окно. Хелен не сказала Скизиксу о другом окне, через которое она смотрела днем. Для этих откровений будет время, когда они встретят Джека.

Мисс Флис сидела в одиночестве в маленькой гостиной, где горела свеча, на читальный столик была наброшена скатерть – она обычно садилась за него, когда давала сеансы. Она изящно зачерпывала ложкой капустный бульон и, приняв содержимое ложки в рот, каждый раз протирала губы помятым лоскутом материи. Скизикс заворожила мысль, что мисс Флис не только ест тот же самый капустный бульон, какой подавала и им, но, кажется, еще и наслаждается вкусом, вылавливая из жидкости редкие кусочки бесформенного бекона, которые положила в бульон для вкуса. Но сегодня вечером бульон был не единственным, а всего лишь первым блюдом.

Через полуоткрытую дверь гостиной была видна соседствующая с ней кухня. Мисс Флис сидела спиной к двери, что ее вполне устраивало. Она не хотела знать, что там делает Пиблс с ее пирогом, в этом Скизикс был практически совершенно уверен. Знал он наверняка и еще кое-что: прежде чем Пиблс, набирая скорость, полетит в ту вонючую яму, которую он сам себе роет, он, Скизикс, щелкнет его по носу. Придушит его – вот что он сделает. Пиблс уже давно заслужил хороший удар кулаком по физиономии. Мало того, что Пиблс жил в созданном им самим убогом и подлом мире, в конце он будет обречен затопить собственный корабль. Скизикс ко всему прочему еще пробьет дыру в днище этого плавательного средства, чтобы ускорить процесс. Пытаться подружиться с ним не имело ни малейшего смысла.

Один бог знал, что за начинка была в пироге, c которым Пиблс возился на кухне. Солнцеворотная рыба наверняка не единственная придуманная им мерзость. Скорее всего, он еще припас травы и мясо, которое ни одно человеческое существо не должно есть, даже мисс Флис, если считать ее за человеческое существо. Но Скизикс был убежден, что мисс Флис прекрасно знает, что она ест. Ее бесплодные попытки приготовить что-то из окровавленной тушки курицы и возня на полу не привели ни к чему, кроме как к потере Пиблсом пальца и пению церковных гимнов мертвой женщиной. Она ничуть не приблизилась к своей цели, как и Макуилт, когда он смотрел в свою подзорную трубу. Скизикс задавался вопросом, отделается ли мисс Флис таким же легким испугом, как Макуилт? Есть ли что-либо похуже, чем ослепнуть и быть брошенным на произвол судьбы на открытом лугу? Ну, она же экспериментировала на себе, искушая свою печальную судьбу, как жокей на скачках.

С улицы донесся шум – какие-то шаги, бег. Скизикс схватил Хелен за руку и потянул за собой вниз, к кустам можжевельника. Раздвинув листву, они посмотрели из своего укрытия и увидели спешащего Джека. Он замедлил бег, приближаясь к сиротскому приюту, и направился в сторону ближайших кустов, чтобы спрятаться там. Он понятия не имел, где они, огляделся, посмотрел в небо, словно предполагая увидеть там что-то. У Скизикса были на сей счет некоторые предположения.

Хелен подняла камушек и завела руку назад, намереваясь кинуть его и без слов сообщить Джеку, что они здесь. Но Скизикс вышел из-за куста, встал на пути летящего камушка и шлепнул Джека по пояснице. Джек охнул, дернулся вперед и упал на куст, обхватив его раскинутыми руками. Он, казалось, задыхается. Хелен бросилась к Скизиксу, ударила его по плечу, потом щелкнула его по мочке уха средним пальцем.

– Ой! – воскликнул Скизикс хриплым шепотом, едва не переходящим в крик. Он закрыл рот рукой и, смеясь, спрятался за куст. Джек пришел в себя, поднялся, уставился на своих друзей, потрясенный и удивленный: сначала на Хелен, потом на Скизикса, который вышел из-за куста, с трудом подавляя смех и сутулясь. – Ничего не мог с собой поделать. Это было так просто. Не могу противиться искушению, когда можно так просто повалять дурака. Ты же это знаешь. Видела меня в пекарне Поттса.

– Видок у тебя – просто сказка. – Хелен скорчила Джеку гримасу. Он разгладил волосы, поправил на себе куртку, поморщился, когда боль прострелила его плечо. Хелен прикоснулась пальцами к его запястью. – Больно?

– Ерунда, – ответил Джек. – Я в порядке. Это всего лишь… ну, скажем, синяк. Ничего серьезного. – Он снова поморщился, словно боль решила вернуться, но морщился он теперь скорее из-за своего неожиданного дурацкого падения на куст на глазах Хелен. Он отомстит за это Скизиксу, угостит его пирожком с начинкой из кусочков фиолетовой резины под видом мяса.

– Шшшш! – прошептал им Скизикс, вернувшись к окну. Он помахал им два раза рукой, и Джек с Хелен тихонько подошли к нему, все трое замерли перед окном и уставились внутрь.

Пиблс уже принес пирог. Мисс Флис вроде бы осталась довольна, однако в то же время она смотрела на это произведение кулинарного искусства скептическим взглядом. Она покосилась на Пиблса, спросила у него что-то, но трое у окна почти ничего не разобрали, кроме произнесенного дважды имени доктора Брауна. Пиблс кивнул ей убедительным театральным кивком, который должен был не оставить мисс Флис ни малейших сомнений. Она немного приподнялась на своем месте и вытащила тоненькую темную книгу, на которой до этого сидела. Махнула Пиблсу рукой, выпроваживая его на кухню, словно опасаясь, что он попытается прочесть название, и принялась читать, чуть ли не прижимая нос к странице и поворачивая голову туда-сюда по строкам.

Она посмотрела в окно – прямо на них. Скизикс, Джек и Хелен бросились в стороны и там присели на корточки в ожидании воплей мисс Флис. Но никаких криков не последовало – вокруг нее горело слишком много свечей, и никого за окном она попросту не увидела, а когда они снова посмотрели внутрь, книга исчезла, а мисс Флис уже нанизала кусочек пирога на вилку и теперь старательно соскребывала с него корочку и дула, чтобы побыстрее остыл.

Пиблс наблюдал за ней из кухонной двери с выражением злорадного любопытства, как будто был уверен, что с мисс Флис должно случиться что-то удивительное, хотя и понятия не имел, что именно. Она прикоснулась языком к пирогу, осторожно пробуя его на вкус. Ее лицо скривилось в невообразимой гримасе, словно ее вот-вот вырвет, однако осела на стуле и задумчиво замерла. Потом она снова подняла вилку и с лицом, с каким она время от времени пыталась осадить Скизикса и Хелен, уставилась на кусок начинки, нанизанный на вилку. Дети увидели, как напряглись мышцы на ее лице. Она зажмурила глаза, защемила пальцами кончик носа, открыла рот и сунула в него вилку с ее содержимым, пожевала явно через силу. Ее глаза широко раскрылись, когда она проглотила пережеванное, резко потянулась к стакану с водой и опрокинула его на скатерть. Она вскочила, держась за стол, и взяв кастрюлю с остатками своего капустного супа, осушила ее в один глоток, потом подалась назад и рухнула на стул.

– Мистер Пиблс, – прохрипела она, повернув голову. Но Пиблс исчез, оставив ее в одиночестве. Она на нетвердых ногах побрела к кухне, выкрикивая его имя; в ее голосе слышался странный, похожий на птичий, свист. – Мистер Пиблс! Эй! – просвистела она, потом ухватилась за распахнутую дверь, чтобы не упасть. Казалось, она немного пришла в себя и теперь распрямилась и покачала головой. Потом она распрямилась еще больше, вытянула шею, став похожей на фонарный столб.

– У нее рыбная косточка застряла в горле, – прошептал Скизикс. Никто из друзей не отреагировал на его слова. Они увидели, как она развернулась и пошла к столу, словно под гипнозом. Рот ее открылся и закрылся, как рот угря, она испустила еще маленькую порцию канареечного щебета, ее губы подрагивали в такт этим звукам. Она поспешила к своему видавшему виды стулу, рухнула на него. Книга выскользнула из-под ее корсажа и упала прямо на рыбный пирог. Она встала, повернулась, потянулась как будто за книгой, но вместо этого ухватила кусок пирога, затолкала себе в рот, проглотила, почти не разжевывая, а потом энергично описала круг по маленькой гостиной, словно в нее вселился черт, она издавала птичьи трели и взвизгивала, производя впечатление совершенно лишившейся ума.

Появился Пиблс – оказывается, он прятался за мягким креслом в общей гостиной. Он смотрел, как крутится мисс Флис, и методически посасывал свой неестественный палец. Когда книга упала на пирог, он было вскочил, словно собирался броситься туда и схватить ее, но тут же снова спрятался за креслом, когда стало ясно, что мисс Флис потеряла к книге всякий интерес. Она явно потеряла интерес вообще ко всему на свете.

Неожиданный удар грома сотряс дом. Дождь пролился с небес сплошной стеной. Свечи в маленькой гостиной потускнели и сразу же вспыхнули снова, как если бы порыв ветра чуть их не загасил, и огромная тень, словно от быстро открывающейся двери, наклонно упала на улицу и луг. Тысячи светлячков поднялись плотным облаком из затененных кустов и понеслись к небу, как метеориты, спутавшие направление.

Джек, Хелен и Скизикс отскочили от окна в задний двор. Что-то холодное в тени оттолкнуло их, словно громадная настоятельная рука, и они сгрудились вместе у крытой дранкой стены каретного сарая, прижались к ней, издалека глядя на полуосвещенное окно. Мисс Флис стояла, как цапля, тощая и неподвижная, она чего-то ждала. Она переливалась, как океанская вода под напором ветра, а потом исчезла вместе с пламенем свечей – все они погасли в одно мгновение. Джеку показалось, что он видит, как схлопнулась угловатая, ровная тень, словно открывшаяся дверь внезапно закрылась. Он весь сжался, стоя у стены каретного сарая под козырьком крыши, с которой прямо ему в ботинки стекали струи воды. Он предполагал, что мисс Флис все еще стоит в темной комнате, что она не исчезла, когда погасли свечи, а только стала невидимой.

Моргнул свет. Кто-то чиркнул спичкой и теперь одну за другой зажигал свечи. Это был Пиблс. Мисс Флис куда-то исчезла. Рука Пиблса тряслась – он едва попадал спичкой в фитиль. Он вытащил одну из свечей из подсвечника и поджег ею остальные, собрал их все в середине стола и поставил рядом с разрушенным пирогом и книгой, как парус торчащей из пирога. Он вытащил книгу и тщательно протер ее уголком скатерти. Потом сунул пальцы в рот, чтобы слизать прилипшие к ним крошки пирога, но тут же передумал и принялся вытирать их тем же уголком скатерти.

Вдруг он резко подошел к окну и выглянул в темноту, постоял так некоторое время, приложив к глазам сложенные кольцами пальцы, потом присел на корточки и посмотрел в небеса. Хелен, Джек и Скизикс стояли неподвижно, надеясь, что темнота и дождь надежно их укрыли. Они видели, как Пиблс сунул книгу себе под мышку и взял пирог. Он прошел на кухню, лениво посасывая палец, и исчез из виду, оставив свечи догорать на столе в гостиной.

* * *

Он выполз из океана на край камня, цепляясь за стебли водорослей, хватая ртом воздух и все еще сжимая в кулаке свою трость. Он держал ее, даже когда отливная волна вынесла его из гавани в открытый океан. Он толком не успел разглядеть лицо того человека, но судя по тому, что он все же разглядел, это был Ларс Портленд. Он вернулся с другой стороны, сомневаться в этом не приходилось. На это указывало слишком многое, а теперь еще и это – некий великан в мастерской таксидермиста, замешивающий эликсир. Никем другим, кроме Портленда, этот человек и быть не мог. Годы, казалось, лишь обострили его ненависть. Будь у него револьвер, он бы дважды убил Портленда под перечными деревьями – один раз за его несчастную жену, а другой раз за его сыночка, который быстро расстался бы со своим драгоценным пузырьком, если бы подмога задержалась хотя бы на минуту.

Они за это заплатят; оба заплатят, прежде чем он закончит свои дела. На сей раз он во что бы то ни стало перейдет на другую сторону, даже если ему придется плыть туда по реке их крови. Он вскарабкался на камень и сел там на корточки, чтобы перевести дыхание. Он устал, очень устал, и не только от погони. Он чувствовал, как его тянет на север вдоль берега, туда, где без него работал луна-парк, его луна-парк. На плато наверняка толчется множество людей, они медлят, вплотную приблизившись к темноте, им любопытна тайная кухня фрик-шоу. Если бы он захотел, то уже через полчаса гулял бы среди них. Но времени у него остается все меньше и меньше. Мимолетные мгновения пожирают затянувшийся солнцеворот. Он чуть ли не чувствовал, как ночь переваривает их, словно вокзал, переполненный отъезжающими и паром готового тронуться паровоза. А ему еще нужно было закончить дела – отомстить за старые оскорбления, встретиться с нужными людьми.

Он пошел по мысу к деревне, хлюпая промокшими туфлями. Он не чувствовал холода, не чувствовал почти ничего, кроме невыносимой усталости, он словно расходовал себя с каждым своим шагом, секунда за секундой, исчезал в ночном воздухе. Ему придется поторопиться.

Он свернул в проулок, который с задней стороны вел во врачебный кабинет доктора Дженсена, прошел мимо бачков для мусора, проржавевших каретных рессор, курятников и пустых площадей, заросших ягодными кустами и дурманом. Он дорогу знает – несколько раз прошел этим путем, когда вел слежку за Дженсеном. И другую дорогу он знает и пойдет ею – доктор ему не помеха, этот лекарь, это свиное рыло, всюду сующее свой пятачок. Он его прикончит и обескровит, прежде чем отправиться на другую сторону, он сделает это просто ради удовольствия, в качестве прощального жеста.

Он увидел дом, врачебный кабинет, освещенный настенными газовыми светильниками. Увидел Дженсена, наклонившегося над секционным столом, над телом парня, которое он, этот идиот, нашел сегодня утром на берегу. Он, вероятно, озадачен, не может понять, какого рода насилие было совершено над ним, какого рода монстр скрывался в ночи, но в то же время доктор прекрасно знает ответ на этот вопрос. Лицемер. Ему, как и всем им, хотелось заполучить Джейн Хендерсон. А когда она вышла за Ларса Портленда, он сделал вид, что принял свое поражение и не лелеет жажды мщения, но Харбин видел его насквозь, он всех их видел насквозь – их лживость, притворную радость, ничтожные, маленькие жизни, разыгрываемые так, будто они не обречены, будто не живут в ожидании неминуемой катастрофы в этом сыром и загнивающем уголке безразличного мира. Харбин сплюнул на землю и прищурился.

Он убрал мокрые волосы со лба и опустил веки, защищаясь от дождя, которого почти не чувствовал. Это было еще одним раздражением в мире, полном раздражений, одним из нескольких, требующих его внимания, молящим о таковом. В кабинете был второй человек, невысокий, в клоунской одежде – в просторных штанах и рубашке, которая мешком висела на нем. Он был отвратителен, таких, как он, нужно было калечить и показывать во фрик-шоу. Эти двое разговаривали, показывали на мертвого парня на столе, покачивая головами. Потом остановились и посмотрели друг на друга. Невысокий протянул что-то Дженсену, два предмета: один из них – бутылочка, кажется, наполненная жидкостью. Они снова заговорили, кивали, отрицательно покачивали головами, серьезно вглядывались друг в друга, словно то, что они делали, имело какой-то смысл.

Харбин ухватился за штакетины идущего вдоль проулка забора высотой до пояса, присел в нетерпении в этом вынужденном ожидании. Он увидел, как Дженсен встал под газовым светильником, надел на палец какое-то кольцо и с близкого расстояния осмотрел его, потом еще раз кивнул, снял кольцо и положил на письменный стол рядом с бутылочкой. Они вышли из кабинета вместе. Харбин поспешил к калитке, опираясь на свою трость и подпрыгивая, почти как ворон, потом остановился и вытянул шею, но этих двоих так и не увидел. Он вошел в калитку, прошагал под дождем до окна. Он услышал хлопок входной двери и понял, что тот, который ниже ростом, ушел. Он мог легко отправиться за ним, пройти следом по вечерним улицам и удушить в свое удовольствие. Но столкновение на улице могло привести к неприятностям, а неприятности могли привести к потере времени, могли без всякой необходимости насторожить Дженсена. Тогда как доктора в конечном счете он хотел убить куда сильнее, чем этого недомерка. Дженсен привнесет некоторую пикантность в эту историю.

Задняя дверь оказалась не заперта. Этот человек был глуп. Неужели он считал себя бессмертным? Сегодня его осенит некоторое знание – в гораздо большем объеме, чем может ему понравиться, – но это принесет ему и немало хорошего. У него будет время предаться философствованию. Они могли бы вызвать его сюда, в луна-парк, на следующий солнцеворот и порасспрашивать о жизни, в которой можно все. Он мог бы назвать состав средства от сыпи, вызываемой сумахом, или порассуждать о загадках периодических таблиц, может быть, почитать им задом наперед. Он мог бы изрядно поразвлечь целую тысячу маленьких грустных человечков.