Текст книги "Положите ее среди лилий"

Глава третья

1

Было время, когда я с гордостью полагал, что работаю в отлично обставленном, роскошном, но не лишенном вкуса офисе высшего разряда. Вдвоем с Паулой мы потратили немало с трудом заработанных денег на письменный стол, ковер, занавески и книжные полки. Нам даже попалась пара настоящих акварелей, написанных местным художником, который, судя по его ценам, считал себя одним из старых мастеров; может, так оно и было, только очень строго засекречено. Впрочем, все это было до того, как мне выпал шанс побывать в других офисах Оркид-билдинг. Некоторые из них были лучше моего, некоторые – нет, но все, что я видел, не вызывало во мне желания переделать свой кабинет, пока я не попал к Манфреду Уиллету, президенту юридической фирмы «Глинн энд Коппли». Вот тогда я с первого взгляда понял, что мне еще копить и копить, прежде чем можно будет надеяться хотя бы приблизиться к высшему разряду. По сравнению с его офисом мой смахивал на лачугу Ист-Сайда.

Передо мной была просторная комната с высоким потолком и дубовыми панелями. Письменный стол, достаточно большой, чтобы играть на нем в бильярд, стоял в глубине комнаты, перед тремя невероятных размеров окнами, доходившими до самого потолка.

Четыре или пять кресел вместе с солидным диваном «честерфилд» полукругом располагались у камина, в котором можно было бы спрятать небольшого слона. А большой ковер имел такой ворс, что хоть стриги газонокосилкой.

На каминной полке и на изысканных столиках, расставленных по всей комнате, стояли тщательно подобранные фигурки из резного нефрита. Металлические детали стола были из настоящего серебра, блестевшего от любовной заботы и постоянной полировки. Венецианские маркизы кремового цвета защищали от солнца. Беззвучно работающий кондиционер поддерживал нужную температуру. Двойные оконные рамы, звуконепроницаемые стены и обитая резиной дверь обеспечивали полную тишину. Урчание в животе в таком кабинете прозвучит, как будто по желобу спустили тонну гравия.

Манфред Уиллет сидел за громадным столом в мягком вращающемся кресле и курил толстую овальную сигару, вставленную в золотой мундштук. Хозяин кабинета был высокий, плотный мужчина лет сорока пяти.

Его темные волосы были тронуты сединой, а чисто выбритое, удивительно красивое лицо гармонировало по цвету со столешницей красного дерева. При виде его скроенного в Лондоне костюма любая кинозвезда позеленела бы от зависти, а его рубашка была безукоризненно чиста и бела, словно первый весенний подснежник.

Он позволил мне говорить. Его серо-голубые глаза не отрываясь смотрели на изящный серебряный письменный прибор на столе. Крупное тело застыло без движения. Его лицо цвета красного дерева было бесстрастным и лишенным всякого выражения, словно дыра в стене.

Я начал с того, что показал Уиллету письмо Дженет Кросби, а затем рассказал о своем визите в поместье «Крествейз». Я описал, как выглядит поместье, сообщил, что Морин предположительно больна, а Дженет играла в теннис за два дня до смерти от эндокардита. Я упомянул доктора Бьюли и о том, как Бенни Двон, работавший на доктора Зальцера, следил за мной. Вкратце рассказал о своей встрече с Эвдорой Дрю, которая была вскоре задушена Двоном. Я передал Уиллету беседу с капитаном полиции Брендоном, как он предупреждал меня держаться подальше от Зальцера и Морин Кросби. Я отметил, что Брендон принял их сторону, и объяснил почему. Затем я продолжил, рассказав, как Двон пытался меня застрелить, но сам был убит кем-то, кто приехал на машине с ромбами на протекторе. Еще припомнил, что сержанты Макгроу и Хартселл ездят на машине с таким протектором. В заключение я поведал Уиллету о своем визите к медсестре Герни и исчезновении, а также о толстухе со сливами.

Рассказ получился длинным и занял много времени, однако Уиллет не поторапливал меня, не перебивал и не просил опустить подробности. Он сидел, уставившись на письменный прибор, неподвижный как истукан, и у меня сложилось впечатление, что он не упускает ничего, запоминая даже самые мелкие подробности, и за этим лишенным выражения пустым лицом цвета красного дерева скрывается в высшей степени активный разум.

– Вот такая история, – подытожил я и протянул руку, чтобы стряхнуть пепел с сигареты в пепельницу у него на столе. – Я подумал, что вам, как доверенному лицу, управляющему имуществом, стоит это знать. Брендон велел мне вернуть пятьсот долларов. – Я достал бумажник и выложил деньги на стол, прижал пальцем и, не выказывая сомнений, пододвинул к Уиллету. – Строго говоря, это значит, что я выхожу из игры. Однако вы можете решить, что дело требует расследования, и если вы действительно придете к такому решению, я охотно продолжу работу. Если честно, мистер Уиллет, это дело меня заинтересовало.

Он перевел на меня взгляд и пристально посмотрел. Секунды шли. Мне показалось, что он не видит меня.

Он явно размышлял.

– История просто невероятная, – произнес он внезапно. – Я вряд ли поверил бы, если бы не репутация вашей организации. Вы расследовали несколько запутанных дел для моих клиентов, и все они отзывались о вас в высшей степени похвально. Из всего рассказанного вами я заключил, что у нас имеются основания для начала расследования, и я буду рад, если вы возьметесь за дело. – Он отодвинул кресло и поднялся из-за стола. – Но необходимо понимать, что расследование должно быть секретным и моя фирма никак не должна ассоциироваться с ним. Мы готовы выплатить вам вознаграждение, однако вы не должны нас упоминать. У нас весьма сложное положение. Мы не вправе вмешиваться в дела мисс Кросби, пока не будем уверены, что происходит неладное, а мы в этом не уверены, хотя и похоже на то. Если вам удастся достать весомые доказательства, очевидно связывающие мисс Кросби со всеми этими странными происшествиями, тогда, разумеется, мы сможем заявить о своем участии. Но не раньше.

– В таком случае в неудобное положение попадаю я, – указал я ему. – Я надеялся, что вы сможете оградить меня от посягательств Брендона.

Глаза Уиллета блеснули, и он сказал:

– Уверен, вы в состоянии справиться с Брендоном и без моей помощи. Однако в случае каких-либо затруднений вы всегда сможете назвать меня своим адвокатом. Если против вас выдвинут какое-нибудь обвинение, я с готовностью буду вашим представителем в суде, и совершенно безвозмездно.

– Это круто, – сказал я саркастически. – А меня тем временем прикончат.

Судя по всему, он не считал это поводом для беспокойства.

– Несомненно, вы пересмотрите размеры своего гонорара с учетом персональных рисков, – беспечно заявил он. – В конце концов, насколько я понимаю, ваша профессия сопряжена с риском.

Я пожал плечами. Размер гонорара, сказал я себе, совершенно точно взлетит до небес.

– Ладно, – сказал я вслух. – Значит, я могу действовать?

Он сложил руки за спиной, наклонил голову и принялся расхаживать по комнате, хмуро разглядывая ковер.

– О да. Я хочу, чтобы вы действовали.

– Есть несколько вопросов, которые мне хотелось бы задать, – сказал я, закуривая следующую сигарету. – Когда вы лично в последний раз видели Морин Кросби?

– На похоронах Дженет. С тех пор не видел. Ее дела совершенно прозрачны. Все бумаги, требующие ее подписи, отправляются по почте. У меня не было повода встречаться с ней лично.

– И вы не слышали, что она больна?

Он покачал головой. Нет, он не подозревал, что она болеет.

– И вас не смущает гибель Макдональда Кросби в результате несчастного случая? – выпалил я.

Такого он не ожидал и резко вскинул голову:

– Что вы имеете в виду? Разумеется, это был несчастный случай.

– А не могло это быть самоубийство?

– У Кросби не было ни малейшего повода совершать самоубийство.

– Это вы так считаете.

– Обычно люди не стреляются из дробовика, когда у них имеется револьвер, а у Кросби револьвер был. От дробовика остается много грязи.

– Если бы он совершил самоубийство, это как-то повлияло бы на его финансовые дела?

– Ну конечно. – В глазах его отразилось удивление. – Его жизнь была застрахована на полтора миллиона долларов. Политика страховой компании не подразумевает выплаты в случае самоубийства.

– Кто получил деньги по страховке?

– Я не вполне понимаю, к чему все эти вопросы, – сказал он, возвращаясь к столу и усаживаясь. – Может быть, вы объясните?

– Мне кажется странным, что Зальцер, не являясь дипломированным врачом, подписал свидетельство о смерти. На это должны были согласиться коронер и Брендон. И я пытаюсь убедить себя, что в смерти Кросби нет ничего подозрительного. Но предположим, он совершил самоубийство. По вашим словам, его состояние стало бы меньше на полтора миллиона долларов. Однако, если готовый на все шарлатан, подкупленный коронер и капитан полиции договорятся, все можно обставить как несчастный случай, разве не так?

– Это весьма опасное заявление. Разве у Зальцера нет диплома?

– Нет. Так кто получил страховку?

– Все перешло к Дженет, а после ее смерти – к Морин.

– Значит, сейчас у Морин должно быть полтора миллиона свободных денег, я правильно понимаю?

– Правильно. Я пытался уговорить Дженет вложить их, но она предпочла оставить деньги в банке. Они перешли к Морин.

– И что с ними было потом? Они по-прежнему в банке?

– Насколько мне известно, да. У меня нет доступа к ее счетам.

– А не могли бы вы получить?

Он пристально смотрел на меня пару секунд.

– Мог бы. Только не знаю, нужно ли.

– Было бы нелишним узнать, сколько осталось от суммы. – Я кивнул на письмо Дженет, лежавшее на столе. – Есть ведь еще дело о шантаже. И если Франклину Лессуэйзу, коронеру и Брендону пришлось его улаживать, вполне вероятно, что осталось там не много. Я был бы рад, если бы вы выяснили это.

– Хорошо. Я узнаю, что здесь можно предпринять. – Он задумчиво потер подбородок. – Полагаю, я смог бы выступить против Зальцера, если то, что вы сообщили, правда. Он не имел права подписывать свидетельство о смерти, однако пока что я предпочел бы оставаться в тени. Кажется, нет никаких оснований сомневаться, что выстрел был случайным. Страховая компания не усомнилась.

– У них не имелось оснований, ведь свидетельство было передано Брендоном и коронером. Сдается мне, что Зальцер финансирует Лессуэйза так же, как и Брендона. Что вам известно о Лессуэйзе?

Уиллет поморщился:

– Ну, его можно купить. У него отвратительная репутация.

– А вы хорошо знали Дженет Кросби?

Он покачал головой:

– Я видел ее раза два-три. Не больше.

– Она производила впечатление человека с больным сердцем?

– Нет, однако это ничего не значит. У многих людей имеются проблемы с сердцем. Это не всегда проявляется.

– Только они не играют в теннис за два дня до смерти, как это делала Дженет.

Я видел, что он начинает волноваться.

– На что же вы намекаете?

– Ни на что. Я просто констатирую факты. Я не верю, что она умерла от сердечной недостаточности.

Уиллет смотрел меня, и молчание в комнате становилось настолько тяжелым, что могло бы потопить военный корабль.

– Вы ведь не хотите сказать… – начал он и умолк.

– Пока еще нет, – сказал я. – Однако нам все нужно предусмотреть.

Я видел, что это ему совершенно не понравилось.

– Может быть, в данный момент мы это оставим? – продолжал я. – Давайте сосредоточимся на Морин Кросби. Дом выглядит запущенным, и беседа с медсестрой Герни наводит меня на мысль, что Морин, вполне вероятно, в поместье «Крествейз» не живет. Если там ее нет, тогда где она?

– Да, – согласился он. – Сосредоточимся на этом.

– Уж не в клинике ли Зальцера она находится? Вам не приходит мысль, что ее могут держать там насильно?

От этих слов он резко выпрямился в своем кресле.

– А не слишком ли у вас богатое воображение? Я только на прошлой неделе получил от нее письмо.

– Это мало что значит. Почему она вам написала?

– Я просил ее подписать некоторые бумаги. Она вернула их подписанными, к ним прилагалась записка, в которой она благодарила меня за то, что я их прислал.

– Письмо было из поместья «Крествейз»?

– На почтовой бумаге было написано «Поместье „Крествейз“».

– Но ведь это не доказывает, что ее не удерживают насильно, правда? Я не утверждаю наверняка, но это еще один момент, о котором мы не должны забывать.

– Мы можем выяснить это прямо сейчас, – произнес он с живостью. – Я ей напишу и попрошу зайти ко мне. Найду какой-нибудь предлог для личного разговора.

– Да, это отличная мысль. Вы дадите мне знать, когда это случится? Наверное, было бы неплохо проследить за Морин, когда она выйдет от вас, и узнать, куда она направится.

– Я дам вам знать.

Я поднялся:

– Думаю, пока что все. Вы не забудете проверить состояние ее банковского счета?

– Я выясню, что можно сделать. Только не порите горячку, Маллой. Я не хочу получить ответный удар. Вы меня понимаете?

– Я буду осмотрителен.

– И каков ваш следующий шаг?

– Мне надо как-то выручать медсестру Герни. Эта девушка мне симпатична. Если она жива, я хочу ее найти.

Когда я уходил от него, он больше не напоминал истукана. Он выглядел как очень обеспокоенный, очень взбудораженный адвокат средних лет. По крайней мере, это доказывало, что ничто человеческое ему не чуждо.

2

Дежурный сержант сказал, что Мифлин свободен и я могу подняться. Сержант смотрел на меня глазами, полными надежды, и я понимал, что он ожидает услышать от меня имя победителя завтрашнего забега, но мои мысли были заняты совершенно другим.

Я поднялся по каменным ступеням. На лестничной площадке я столкнулся с рыжим сержантом Макгроу.

– Ну-ну, снова к нам заглянул чудо-мальчик, – с издевкой протянул он. – И какая муха тебя укусила на сей раз?

Я посмотрел в его суровые маленькие глазки, и мне не понравилось то, что я в них увидел. Он был из тех парней, которым нравится причинять боль, один из тех крутых копов, которые добровольно вызываются выбивать сведения из подозреваемых, и это доставляет им удовольствие.

– Никто меня не укусил, – сказал я. – Но если постою рядом с тобой подольше, может, и случится.

– Остришь, да? – Он ухмыльнулся, продемонстрировав мелкие желтые зубы. – Не суй свой нос куда не следует, чудо-мальчик. Мы за тобой следим.

– Хорошо хоть не прострелили пока башку, – бросил я, прошел мимо него и свернул в коридор, ведущий к кабинету Мифлина.

Я помедлил, прежде чем постучать, и обернулся через плечо. Макгроу так и застыл на лестничной площадке, уставившись на меня. На его лице отражалась тревога, вялый рот приоткрылся. Когда наши взгляды встретились, он отвернулся и пошел вниз по лестнице.

Мифлин, увидев меня, нахмурился:

– Снова ты. Ради бога, перестань ко мне шляться. Брендону это не нравится.

Я пододвинул стул с прямой спинкой и сел.

– Напомни мне, я как-нибудь поплачу об этом на досуге. Я по официальному делу. Если Брендону это не нравится, пусть утопится в океане.

– Что за дело? – спросил Мифлин, отодвигаясь вместе со стулом и опираясь своими большими волосатыми руками о стол.

– Одна из медсестер, присматривавших за мисс Кросби, пропала, – сообщил я. – Брендону должно быть интересно, потому что эта медсестра работает у Зальцера.

– Пропала? – повторил Мифлин каким-то надтреснутым голосом. – Что ты имеешь в виду?

Я рассказал ему, как ходил в гости к медсестре Герни, как раздался звонок в дверь, как она пошла открывать и больше не вернулась. Я подробно описал ему толстуху из пустующей квартиры напротив, упомянул сливовую косточку на пожарной лестнице и заключил, что сильный мужчина без труда отнес бы сестру Герни вниз к ожидающей машине.

– Н-да, чертовски странная история, – сказал Мифлин, запустив пальцы в копну черных волос. – Примерно пару лет назад у Зальцера уже исчезала медсестра. Ее так и не нашли.

– А вы вообще искали?

– Слушай, Вик, не надо так, – произнес он сердито. – Разумеется, мы ее искали, только не нашли. По мнению Зальцера, она, скорее всего, сбежала, чтобы выйти замуж. Ее отцу не нравился ее парень, или что-то в таком роде.

– Зальцер еще не заявлял об исчезновении медсестры Герни?

Мифлин покачал головой:

– Но у него ведь пока не было времени, не так ли? Кроме того, вдруг медсестра вспомнила что-то важное и отправилась за ним. Можно найти множество причин, по которым она покинула квартиру.

– Без туфель и чулок, прямо посреди разговора? Не обманывай хоть себя самого. Это похищение, и ты это понимаешь.

– Я съезжу туда и поговорю с консьержем. А ты лучше держись оттуда подальше. Я скажу Брендону, что об исчезновении заявил консьерж.

Я пожал плечами:

– Все равно, лишь бы что-нибудь делалось. Меня заинтересовал и первый случай. Кто была та медсестра?

Мифлин заколебался, затем встал из-за стола и подошел к одному из многочисленных шкафов с папками.

– Ее звали Энона Фридлэндер, – сказал он, перебрав несколько папок и извлекая одну, чтобы положить на стол. – У нас не так много информации. Ее отец Джордж Фридлэндер. Живет в Сан-Франциско, Калифорния-стрит, двести пятьдесят семь. Она пропала пятнадцатого мая прошлого года. Зальцер сообщил об этом Брендону. Фридлэндер приезжал к нам, и это он высказал предположение, что она сбежала с ухажером, парнем по имени Джек Бретт. Тот служил во флоте. Через пару недель после исчезновения Эноны он дезертировал. Брендон сказал, что нет смысла искать слишком старательно, мы и не старались.

– А Бретта вы нашли?

– Нет.

– Интересно, насколько старательно вы будете искать сестру Герни.

– Что ж, нам необходимо убедиться, что это похищение. Брендон не станет действовать на основании твоих слов. Все зависит от Зальцера.

– Такое впечатление, что этим чертовым город заправляет Зальцер!

– Брось, Вик, ты же не всерьез.

Я поднялся со стула.

– Найди ее, Тим, или я учиню что-нибудь. Мне нравится эта девушка.

– Просто не парься. Если она исчезла, мы ее отыщем. Ты уверен, что Дикое Яблоко надежно? Не хочу на скачках потерять пять баксов.

– Да к черту Дикое Яблоко! Сосредоточься на медсестре Герни, – сказал я и, шумно топая, вышел из кабинета.

Я поехал обратно в Оркид-билдинг. Паула ждала меня в нашем офисе.

– Мы продвинулись, – сообщил я, усаживаясь за свой стол. – Я переговорил с Уиллетом, он готов оплачивать расследование, однако нам нельзя афишировать, что за нами стоит его фирма.

– Какая смелость, – съехидничала Паула. – Полагаю, все риски ты берешь на себя?

– Кажется, он готов оплатить и это, – сообщил я, усмехаясь.

Я рассказал Пауле о своем визите в управление полиции.

– Похоже, этот тип Зальцер привык к исчезновению своих медсестер. Ты обратила внимание на дату? Пятнадцатое мая, день смерти Дженет. Никому не удастся меня убедить, что ее исчезновение не имеет к смерти Дженет никакого отношения.

Паула внимательно посмотрела на меня:

– Ты ведь считаешь, что Дженет убили, верно?

Я закурил сигарету и аккуратно положил спичку в пепельницу, прежде чем ответить.

– Думаю, это вполне вероятно. И мотив есть: такая куча денег. Дженет точно не умирала от сердечной недостаточности. Помимо прочих ядов, отравление мышьяком приводит к сердечной недостаточности. А старого козла Бьюли наверняка ничего не стоит обмануть.

– Но ты же не знаешь наверняка! – возмутилась Паула. – Ты ведь не думаешь, что Морин могла убить свою сестру?

– Мотив у нее весьма серьезный. Кроме состояния в два миллиона, существует еще и выплата по страховке. Я не утверждаю, что это сделала именно Морин, однако такие деньжищи – огромное искушение, в особенности если ты угодил в лапы шантажиста. И есть еще один момент. Я не вполне уверен и в том, что старик Кросби не стал жертвой убийства. Если это был несчастный случай, почему бы Зальцеру не вызвать какого-нибудь Бьюли подписать свидетельство о смерти? Зачем выписывать его самому? Ему пришлось умаслить коронера Лессуэйза и, вероятно, Брендона. Это был либо суицид, либо убийство. Я бы с готовностью поставил на то, что это не несчастный случай. И как заметил Уиллет, если у человека имеется револьвер, он вряд ли станет стреляться из дробовика. Значит, остается убийство.

– Ты делаешь слишком поспешные выводы, – резко ответила Паула. – Это твой самый большой недостаток, Вик. И вечно ты строишь самые дикие догадки.

Я подмигнул ей:

– Как же мне еще развлекаться?

3

Чтобы отдохнуть и расслабиться, я собираю пазлы. Паула берет их для меня у одного безногого героя войны, с которым она хорошо ладит и навещает по выходным. Этот парень тратит все свое время на создание пазлов из железнодорожных плакатов, которые ему приносит Паула. Из них получаются потрясающие головоломки, и на каждую у меня уходит целый месяц. После чего я жертвую ее для пациентов больницы и получаю от приятеля Паулы следующую.

Из своего долгого опыта по части собирания пазлов я пришел к выводу, что один маленький и незначительный с виду фрагмент зачастую является ключом к целой картине, поэтому я постоянно высматриваю такой фрагмент. И точно так же во время работы я выискиваю какую-нибудь незначительную деталь, которая как будто и не имеет отношения к делу, а на самом деле – имеет.

Последний час я просидел у себя в офисе, погруженный в невеселые мысли. Было самое начало восьмого. Офис уже закрылся на ночь. Осталась только бутылка виски.

Я набросал кое-какие заметки, которые выглядели впечатляюще, однако не особенно много добавляли к сути.

И, просматривая список возможных зацепок, я остановился на имени Дугласа Шеррила. Почему же, спрашивал я себя, Дженет неожиданно разорвала помолвку за неделю до гибели Макдональда Кросби? Этот факт как будто не имеет никакого отношения к делу, однако мог иметь. Нельзя утверждать наверняка, пока я не выясню, по какой именно причине сорвалась помолвка. Кто может мне рассказать? Очевидно, сам Дуглас Шеррил, только я не могу пойти к нему, не выдав себя, а пока что я был к этому не готов. Тогда кто еще? Я сверился со своими записями. Возможно, Джон Стивенс, дворецкий Кросби. Неплохо было бы выяснить, что за человек этот Стивенс. Если он покажется мне заслуживающим доверия, мне будет на кого положиться. Марта Бендикс сказала, он теперь работает у Грегори Уэйнрайта.

Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, сказал я себе и принялся искать телефон Уэйнрайта в справочнике. Я набрал номер, и после второго или третьего гудка чей-то торжественный голос произнес:

– Резиденция мистера Уэйнрайта.

– Это мистер Джон Стивенс? – спросил я.

Последовала пауза, после чего голос с опаской отозвался:

– Стивенс у телефона. Прошу вас, представьтесь.

– Моя фамилия Маллой. Мистер Стивенс, я хотел бы поговорить с вами об одном важном и деликатном деле. Оно связано с семьей Кросби. Вы не могли бы встретиться со мной сегодня вечером?

Снова последовала пауза.

– Я не понимаю вас. – Голос принадлежал человеку старому, вежливому и, возможно, несколько недалекому. – Боюсь, я вас не знаю.

– Может, вы слышали о фирме «Юниверсал сервисес»?

Да, о «Юниверсал сервисес» он слышал.

– Это моя фирма, – сказал я. – И мне очень важно поговорить с вами о семье Кросби.

– Сомневаюсь, что у меня есть право обсуждать моего бывшего работодателя, – ответил он сухо. – Прошу прощения.

– Но вы ведь можете послушать то, что скажу я. После того как я объясню причины, возможно, вы согласитесь сообщить мне нужные сведения. Если нет, ничего страшного не случится.

На этот раз пауза тянулась дольше.

– Хорошо, я встречусь с вами, однако не могу обещать…

– Прекрасно, мистер Стивенс. На углу улиц Джефферсон и Фелман есть кафе. Можно встретиться там. В котором часу вам удобно?

Он сказал, что придет туда в девять.

– На мне будет шляпа, перед собой я положу газету «Ивнинг геральд», – сказал я.

Он пообещал, что найдет меня, и повесил трубку.

До нашей встречи оставалось еще два часа, и я решил провести это время в баре Финнегана.

У меня ушло несколько минут на то, чтобы запереть контору. Пока я поворачивал ключи в замках, защелкивал сейф и закрывал ставни на окнах, я думал о медсестре Герни. Кто же ее похитил? Зачем ее похитили? Жива ли она еще? От подобных мыслей не было никакого толку, но они растревожили меня. Продолжая размышлять, я вышел в приемную, огляделся и убедился, что все уснуло до завтра, пересек комнату, вышел в коридор и запер за собой дверь.

В конце коридора я заметил невысокого, плотно сбитого мужчину, который топтался рядом с лифтами, читая газету. Он не поднял головы, когда я прошел мимо него и нажал кнопку вызова лифтера. На мужчину я взглянул мимоходом. У него была смуглая кожа, очень грубая, покрытая оспинами. Внешне он смахивал на итальянца, хотя мог оказаться и испанцем. Его темно-синий саржевый костюм лоснился на локтях, а у белой рубашки были грязные манжеты.

Лифтер распахнул дверцы лифта, и мы с макаронником вошли. На третьем этаже лифт остановился, чтобы взять Манфреда Уиллета, который посмотрел сквозь меня пустым взглядом, после чего принялся с интересом изучать заголовки вечерней газеты. Он говорил, что хочет держать наши дела в секрете, но мне показалось, это уже несколько чересчур – не узнавать меня в лифте. Однако он платит, ему и заказывать музыку.

Я купил в киоске номер «Ивнинг геральд», давая Уиллету возможность выйти из здания, не наступая мне на пятки. Я видел, как он отъехал в «олдсмобиле» размером с дредноут. Парень с грязными манжетами плюхнулся в кресло в фойе, читая свою газету. Я прошел по коридору к заднему выходу, пересек переулок и оказался в баре Финнегана.

В баре было шумно, полно табачного дыма и суровых персонажей. Я сделал всего пару шагов в сторону моего любимого столика, когда меня перехватил Олаф Крюгер, владелец «Академии бокса» на Принсес-стрит.

Олаф был ненамного крупнее жокея, с лысой, как яйцо, головой и чертовски умный.

– Привет, Вик, – сказал он, пожимая мне руку. – Пошли выпьем. Несколько недель тебя не видел. Чем занимался?

Я пробил нам дорогу к барной стойке и подмигнул Пэту Финнегану, который в поте лица трудился под двойным рядом неоновых огней, наливая пиво.

– На бои я ходил довольно регулярно, – сказал я, когда Олаф забрался на высокий стул и, угрожающе орудуя локтями, хотя никто не воспринимал его угрозы всерьез, расчистил для себя немного пространства. – Просто почему-то не видел тебя. Этот парнишка, О’Хара, в отличной форме.

Олаф замахал Финнегану крохотными ручками.

– Нам виски, Пэт! – выкрикнул он пронзительно и резко. – О’Хара? Да, форма у него будь здоров, однако он не держит боковой контрудар. Я все время ему талдычу об этом, а он не слушает. Вот однажды он нарвется на какого-нибудь парня, который будет об этом знать, и кранты.

Следующие полчаса мы говорили о боксе. Олаф был не в состоянии обсуждать что-либо еще. За разговором мы съели по клубному сэндвичу и выпили по три двойных виски.

К нам присоединился Хьюсон, спортивный обозреватель «Геральд», и настоял, что за следующую выпивку платит он. Высокий, худощавый, с циничным выражением лица, он уже начал лысеть, мешки под глазами говорили о проблемах с печенью, а лацканы пиджака были в табачном пепле. Он никогда не расставался с сигарой, пахнувшей так, словно он отыскал ее пару лет назад в мусорном бачке. Возможно, так оно и было.

После того как мы выслушали три или четыре его затянутых и не вполне приличных истории, Олаф спросил:

– А что это за слухи ходят о вечеринке, на которой побывал вчера Дикси Кид?[11]11
  Дикси Кид (Аарон Листер Браун; 1883–1934) – американский боксер.


[Закрыть] Знаешь что-нибудь?

Хьюсон скорчил гримасу:

– Не, не знаю. Дикси Кид сам не расскажет. У него фингал под глазом, если это что-нибудь значит. Один из таксистов на пирсе сказал, Дикси Киду пришлось добираться до берега вплавь.

– Если его вышвырнули с борта «Мечты», недурной получился заплыв, – заметил Олаф, усмехаясь. – Вы, парни, пока поболтайте без меня, – добавил он, закуривая сигарету. – На меня не обращайте внимания.

Хьюсон зацепил желтым от никотина пальцем мой нагрудный карман.

– Дикси Кид вчера вечером отправился на «Мечту» и там поцапался с Шеррилом. Поговаривают, четверо вышибал выбросили его за борт, но прежде он якобы как следует вмазал Шеррилу. Ходят слухи, что Шеррил собирается подать заявление о нападении. Если он это сделает, карьере Дикси Кида конец. Он и без того по уши в долгах.

– Сдается мне, Шеррил затеет тяжбу, – вставил Олаф, покачивая лысой головой. – У него на этот счет скверная репутация.

– Не затеет, – возразил Хьюсон. – Он не побоится огласки. Я сказал Дикси Киду, что он может считать себя в безопасности, но он даже тогда не проронил ни словечка.

– Кстати, кто такой этот Шеррил? – спросил я как можно безразличнее и подал знак Финнегану, чтобы он заново наполнил наши стаканы.

– А ты не единственный, кто задается этим вопросом, – ответил мне Хьюсон. – Никто не знает. Он человек-загадка. Приехал в Оркид-Сити пару лет назад. Начал заниматься продажей недвижимости за комиссионные от «Селби энд Лоуэнштейн». Насколько я понимаю, какие-то деньги он заработал, не бог весть что, но хватило на приобретение небольшого дома на Россмор-авеню. А потом какими-то судьбами он оказался помолвлен с Дженет Кросби, миллионершей, однако помолвка была недолгой. Он исчез из виду примерно на полгода, а затем внезапно появился снова, уже как владелец «Мечты», трехсоттонной шхуны, которую он переделал под игорный зал и держит на якоре ровно в трех милях от берега. У него целая флотилия катеров-такси, которые мотаются между причалом и шхуной, а члены его клуба – сплошные сливки общества, таких впору выставлять в Букингемском дворце.

– Кстати, азартные игры – не единственный порок на этом корабле, – подмигнул Олаф. – У него на борту имеется с полдюжины специально отобранных девочек. Непыльное дельце. Сидя в трех милях от города, он запросто может натянуть нос Брендону. Могу поспорить, он заколачивает кучу денег.

– Я вот чего не пойму, – вставил Хьюсон, потянувшись к заказанному мною виски, – как это Шеррилу удалось раздобыть деньги на такую здоровенную посудину, как шхуна «Мечта».

– Поговаривают, он учредил компанию, – сказал Олаф. – Если бы он пришел ко мне и предложил продать кусочек этого корабля, я бы с радостью ухватился за такую возможность. Могу поспорить, каждый, у кого есть там доля, тоже получает недурной куш.

Я слушал, удивляясь такому чуду: встретил в баре двух парней и, даже не спросив, узнаю именно то, что хотел.

– Похоже, на этом корабле весело, – бросил я вскользь. – Я был бы не прочь стать членом клуба.

Хьюсон хмыкнул:

– И ты не один такой. Только даже не надейся. Шанс есть только у тех, кто в особом списке. Каждого участника отбирают индивидуально. Если у тебя нет бабла, ты Шеррилу там не нужен. Вступительный взнос в клуб составляет двести пятьдесят долларов, а ежегодный абонемент доходит до пятисот. Заведение предназначено для больших людей, а не для пролетариев.

– А что за человек этот Шеррил? – спросил я.

– Да один из тех, что всюду без мыла влезет, – сказал Хьюсон. – Смазливый мачо, ловкий и шустрый. На таких женщины западают. Волосы кудрявые, глаза голубые, накачанные мышцы, одевается, как звезда экрана. По-моему, настоящий, первоклассный сукин сын.