Текст книги "Тьма"

– Ты уверен, что здесь открыто, Джордж? – раздраженно спросила женщина, сидевшая рядом с водителем.

– У въезда было написано «Открыто», – ответил ее муж. – И на двери кассира, посмотри. Там тоже табличка «Открыто».

– Я бы на вашем месте посигналил, Джордж, – подал голос с заднего сиденья тесть водителя.

– Подожду еще минуту. Возможно, он где-то за будкой. – Джордж был начисто лишен напористости.

Олуэн, его жена, собрала на коленях ворох своих пышных юбок с многочисленными оборками, чтобы шифон и кружева не соприкоснулись с какой-нибудь грязью в кабине. На ее сиденье был расстелен большой полиэтиленовый пакет для защиты ее роскошного бального платья и меховой накидки от незаметной пыли. Задевая потолок кабины высокой прической, она смотрела невидящими глазами в лобовое стекло и плотно сжимала губы.

– Мы должны были победить, – решительно объявила она.

– Олуэн, прошу тебя, – терпеливо отозвался муж. – Найджел и Барбара были очень хороши.

– Правильно, защищай их. И то, что они дважды толкнули нас на площадке, ровно ничего не значит. Даже не извинились потом. Можно подумать, что кроме них в зале никого не было, – так они скакали. Нам следовало заявить протест. Эти проклятые судьи никогда ничего не замечают.

– Но, дорогая, мы все-таки заняли второе место.

– Второе место! Это символ всей твоей жизни, не так ли, Джордж? Это все, на что ты способен.

– По-моему, ни к чему затевать подобные разговоры, – заметил отец Олуэн.

– Замолчи, Хью, – сказала мать Олуэн, сидевшая на заднем сиденье рядом со своим мужем. – Олуэн совершенно права. Она уже давно могла стать чемпионкой в бальных танцах, наша девочка. – Она не прибавила «с другим партнером». В этом не было необходимости.

– Не обращайте внимания, Джордж, – сказал Хью. – "Они никогда ничем не бывают довольны.

– Довольны? Чем же это я должна быть довольна? Что ты мне дал?

– Я дам тебе затрещину, если не замолчишь.

– Папа, не смей так разговаривать с мамой.

– Я буду разговаривать так, как я...

– Нет, не будешь. Олуэн, ты видишь? Ты видишь, кого мне приходилось терпеть все эти годы?

– Терпеть? Да ты только и делала, что пилила меня!

– Пилила?

– Мама никогда зря не придирается.

– Пилит постоянно. Точно так же, как ты пилишь бедного Джорджа.

– Я – Джорджа? Никогда! Джордж, разве я тебя когда-нибудь пилю?

– Что-то оператор задерживается, – сказал Джордж.

– Так позови его. – Доведенная до белого каления, Олуэн дотянулась до руля и резко посигналила. – Наверняка этот бездельник дрыхнет под прилавком.

Джордж расправил свои тонкие, словно нарисованные, усики, пригладил напомаженные бриллиантином волосы и почему-то подумал о том, что будет, если он щелкнет Олуэн по носу. Она ответит тем же, вот что будет. Только она щелкнет сильнее.

– А вот и он, – сказал Джордж, показывая на вынырнувшего из тьмы человека.

– Давно пора, черт бы его побрал, – сказала Олуэн.

– Не ругайся, дорогая, это не очень красиво.

– Я буду ругаться сколько захочу.

– Джордж прав, Олуэн, – сказал ее отец. – Леди это не к лицу.

– Оставь ее в покое, Хью, – сказала мать. – Сегодня она пережила такой стресс. Когда она шлепнулась на задницу, от Джорджа было мало пользы.

– Самый яркий эпизод за весь вечер, – заметил отец, улыбаясь при этом воспоминании.

– Папа!

– Не обращай внимания, Олуэн. Это так на него похоже – радоваться, когда дочь ставит себя в идиотское положение.

– Мама!

– О, я не хотела...

– Пять галлонов трехзвездного, пожалуйста. – Обращаясь к приближающемуся человеку, Джордж опустил боковое стекло.

Тот остановился, улыбнулся пассажирам автомобиля, затем перевел взгляд на бензонасосы и медленно побрел к ним.

– Он не очень-то торопится, – заметила мать Олуэн. – И к чему эта дурацкая усмешка, спрашивается?

– Посмотрите, на кого он похож, – сказала Олуэн. – Можно подумать, вылез из рудника. Интересно, знает ли хозяин, что его подчиненные расхаживают в таком виде?

– Возможно, это и есть хозяин, – со смешком отозвался отец, не подозревая, что хозяин после многочисленных ударов кирпичом по голове валяется мертвый на полу туалета с треснувшим, как яйцо, черепом.

Они молча наблюдали, как этот тип медленно снял пистолет шланга с рычага колонки и подошел к машине, держа его на уровне головы, как дуэлянт. Он еще не приспособился к яркому свету, больно резавшему глаза после тьмы, из которой он вышел, поэтому сильно щурился. И ухмылялся людям, наблюдавшим за ним из машины.

– Тупая скотина, – изрекла Олуэн. Джордж высунул голову из окна:

– Э нет, старина. Я же сказал: трехзвездного. А вы подключили четырехзвездный. – Увидев перед собой черную дыру пистолета, он отпрянул.

На заднем сиденье «эскорта» отец Олуэн недоуменно хмурился. Он заметил какое-то движение в темноте, окружающей заправочную станцию. Показались неясные очертания человеческих фигур. Они вступили в освещенную зону и остановились. И ждали. Смотрели. За ними в темноте стояли другие. Что, черт возьми, происходит? Почему они таращатся на их машину? Он отвернулся от окна, собираясь что-то сказать, но осекся, увидев направленный в кабину пистолет шланга и потрясенного Джорджа, отклоняющегося от него. Онемевшему от изумления отцу Олуэн осталось только смотреть, как указательный палец руки, державшей пистолет, начал нажимать на спусковой крючок.

Бензин хлынул на голову и плечи Джорджа. Олуэн закричала. Ее отец пытался пролезть вперед и схватить пистолет, но струя направилась в его сторону, и старик упал, захлебываясь бензином, попавшим в его разинутый рот. Закричала и мать Олуэн, понимая, что на заднем сиденье автомобиля с двумя дверцами они с мужем были в западне.

Когда вонючая жидкость плеснула на платье Олуэн, она завопила еще громче и попыталась открыть дверь, но ее рука соскользнула с мокрой металлической ручки.

Ее отец, отплевываясь от горючего, которое он проглотил, в ужасе наблюдал, как наконечник шланга мотается во все стороны, наполняя кабину машины ядовитыми парами и смертельной жидкостью. Джордж отбивался вслепую – нестерпимое жжение лишило его зрения. Олуэн пронзительно визжала, закрыв лицо руками и изо всех сил барабаня ногами по полу кабины. Ее мать пыталась спрятаться в щели между сиденьями. Внезапно поток бензина прекратился, и шланг исчез.

Через окно отец Олуэн видел только живот и руки того, кто держал шланг, но этого было достаточно, чтобы заметить, как он бросил шланг на землю и полез за чем-то в карман. Хью взвыл – показался коробок спичек, одна из них ярко вспыхнула и, описав дугу, полетела в машину.

Поджигатель стоял всего в нескольких шагах от «эскорта», кабина которого превратилась в жерло вулкана, и его лизнули языки пламени, мгновенно опалив лицо. Но он, казалось, не почувствовал боли и, нагнувшись к шлангу, подтянул к себе пистолет. Схватив его, он нажал на спусковой крючок.

Он обошел территорию станции, насколько позволяла длина шланга, обливая бензином все подряд и нисколько не беспокоясь, что промок насквозь. Затем вернулся к охваченному пламенем маленькому желтому автомобилю, из которого уже не доносились крики пассажиров, и направил туда струю горючего. Пламя перекинулось на него и быстро превратило кричащего человека в черный обуглившийся комок. Его собратья испугались жара и света и нырнули во тьму, которой тоже пришлось отступить, когда заправочная станция, осветив ночное небо гигантским огненным шаром, взлетела на воздух.

Тьма надвигалась. То была лишенная субстанции зловещая чернота, пронизанная незримой энергией; расползающаяся тень, существующая только за счет других теней; бесплотный паразит, присасывающийся к человеческому сознанию в поисках подавленных влечений родственной ему природы. Темные плотные существа внутри нее были оболочками тех мужчин и женщин, которыми она не просто овладела, но через которых проявлялась материально; тех мужчин и женщин, которые физически воплощали зло, которым она была; его земную мощь. Она обладала запахом, и пространство, которое она заполняла, пропитывалось какой-то неуловимой едкостью, похожей на тот горьковатый аромат, который человек сразу чувствует при ударе молнии. Даже на фоне ночи она темнела черным пятном.

Зарево пожара, завывание сирен и отдаленные крики остались позади, и Тьма наслаждалась чернотой, в которую она вползла, зондируя своими щупальцами расстилавшиеся перед ней тени и чувствуя, что где-то поблизости скрываются свежие силы, какой-то мощный источник энергии, до сих пор не использованный ей; какое-то сдерживаемое скопление порочных человеческих душ, являвшихся именно тем материалом, в котором она нуждалась.

Она скользнула через газон на мостовую, сторонясь оранжевого света уличных фонарей, огибая их, как поток, на пути которого выросли скалы. Призрачные человеческие оболочки двигались вместе с ней; некоторые падали – подобно механизму, лишенному смазки и топлива, ибо организм отказывался служить без пищи и воды. Одни умирали – им на смену приходили другие; смерть высвобождала темное начало, заложенное в каждом из них, и оно вливалось в общую массу, пополняя Тьму.

На пути выросла высокая длинная стена, и Тьма переплыла ее, оставив внизу беспомощных, внезапно оробевших мужчин и женщин, сопровождавших ее. Она устремилась на спящих обитателей Уондзуортской тюрьмы, просачиваясь во все щели и набрасываясь на восприимчивые, нетерпеливые души, расслабленные дремой. Некоторые пытались сопротивляться. Но это продолжалось недолго.

Глава 22

Телефонный звонок пробудил Бишопа от глубокого сна. Как ни странно, но после смерти Линн две недели назад его навязчивый кошмар прекратился. Возможно, он был вытеснен пережитым наяву кошмаром в сумасшедшем доме, чуть не закончившимся для него трагически. Он сбросил одеяло и включил ночник. Будильник показывал начало третьего. Встревожившись, он вскочил с кровати и бегом спустился в прихожую.

– Бишоп? Это инспектор Пек.

– Что-нибудь случилось? – Сонливость окончательно слетела с Бишопа.

Голос Пека звучал настойчиво:

– У меня мало времени, поэтому просто выслушайте, что я скажу.

У Бишопа заныло под ложечкой.

– Немедленно заприте все двери, – продолжал Пек. – Проверьте окна – все ли закрыты.

– Что происходит, Пек?

– У вас есть комната, где можно запереться?

– Да, но...

– Вот и запритесь. И забаррикадируйте дверь.

– Черт возьми, что вы несете?

– Знаете, мне некогда объяснять. Могу только сказать, что в той части Лондона, где вы живете, творится что-то непонятное. Диспетчерская завалена срочными вызовами. Самая большая проблема – бунт в Уондзуортской тюрьме.

– Боже! Неужели они вырвутся на свободу?

– Похоже, уже вырвались. – На другом конце провода возникла небольшая пауза. – Кажется, в этом замешана часть охранников. В довершение ко всему, взлетел на воздух гараж...

– Пек, это имеет какое-нибудь отношение к делу Прижляка?

– Одному Богу известно. Если так, то некоторые из этих маньяков могут заявиться к вам. Поэтому я требую, чтобы вы как следует заперлись. Боюсь, что у меня маловато людей и я не смогу прислать вам охрану. Но, возможно, я ошибаюсь.

– Спасибо, что предупредили. Кьюлеку и Джессике вы сообщили?

– Их дом охраняет мой человек. Я передал по радио, чтобы он рассказал обо всем Кьюлеку. Я решил оставить его там, хотя на самом деле сейчас каждый человек на счету. Полицейского, который был приставлен к вам, к сожалению, пришлось отозвать – поэтому я вам и звоню. Если вы сделаете, как я сказал, все будет в порядке.

– Хорошо. Только скажите мне одну вещь. Вы поверили в теорию Кьюлека?

– А вы?

– Начинаю верить все больше и больше.

– Что ж, я, кажется, тоже. Но не понимаю ее. Однако никакого другого объяснения случившемуся у нас пока нет. Самое трудное – убедить в этом мое начальство. Ну, мне пора. Смотрите же, держитесь!

Трубку положили раньше, чем Бишоп успел ответить. Он быстро проверил, что входная дверь заперта на замок и на щеколду, и направился к черному ходу. Дверь кухни, выходившая в крошечный садик на заднем дворе, тоже была заперта. «Так, – подумал он, – теперь проверю окна». Но вместо этого решил сначала позвонить Джессике; даже под защитой полиции она, наверное, была страшно напугана. После смерти Линн он виделся с Джессикой всего два раза: она заходила к нему домой после трагедии в сумасшедшем доме, а затем через пару дней они встретились на совещании, которое собрали Пек и его начальство, включая комиссара. После этого Джессика его не беспокоила, и Бишоп был благодарен ей за понимание того, что ему необходимо время, чтобы справиться с потрясением, вызванным утратой Линн – на этот раз окончательной. Смерть жены вызывала у него не столько чувство вины, сколько гнев. Она, как казалось Бишопу, начала умирать много лет назад, и он почему-то знал, что от этой затянувшейся душевной болезни Линн никогда не избавится; но то, как свершилась ее смерть, будило в нем безотчетную ярость. Наряду со многими другими ею воспользовалась и начала управлять какая-то неведомая сила. Линн погибла страшной смертью, хотя и милосердно мгновенной, и Бишоп жаждал за нес отомстить. Если Прижляк каким-то непостижимым образом имеет к этому отношение, то он, Бишоп, найдет возможность нанести ответный удар. Он верил – непременно должна существовать какая-нибудь возможность.

Бишоп набрал номер Джессики, надеясь, что после сообщения полицейского она еще не спит. Но прежде чем подняли трубку и раздался голос Джессики, прошло несколько долгих минут.

– Джессика, это я, Крис.

От волнения у нее сразу изменился голос – точно как у него, когда позвонил Пек.

– Крис, что это значит? С вами все в порядке?

– Разве вы не получили сообщение Пека?

– Нет, какое сообщение? Сейчас ночь, Крис.

– Но у вас возле дома дежурит полицейский. Разве он ничего не передал?

– Никто ничего нам не передавал. Да скажите же, наконец, в чем дело!

Бишоп был озадачен.

– Несколько минут назад мне позвонил Пек. Он сказал, что передал вам по радио сообщение. Джессика, поступают сведения о новых происшествиях. И все они, похоже, происходят на этом берегу реки.

– Какие происшествия? – Голос у нее был спокойный, но чувствовалось, что она еле сдерживается.

– Бунт в Уондзуорте. И кое-что еще – например взрыв гаража неподалеку. – Об остальных у него не было времени рассказывать.

– И он думает, что это связано...

– С Прижляком и его сектой? Он не уверен, но все же счел необходимым нас предупредить. Джессика, он сказал, что они могут снова нагрянуть к нам, если связь действительно существует.

– О, Крис!

– Не волнуйтесь, с вами все будет в порядке. Пока вся чертовщина происходит только в этой части города. А у вас там дежурит человек Пека, который свяжется с полицией, если что-нибудь начнется.

– Но что будет с вами?

– Я забаррикадируюсь, не беспокойтесь. Позже, когда выяснится, что это были совершенно не связанные между собой события, не имеющие к нам никакого отношения, мы, наверное, почувствуем себя довольно глупо.

– Надеюсь... – Голос Джессики внезапно оборвался. – В дверь позвонили. Без сомнения, наш полицейский. Лучше бы я впустила его раньше, чтобы он не разбудил отца, если, конечно, он еще спит.

– Простите, Джессика. Я только хотел убедиться...

– Перестаньте, Крис. Я рада, что вы позвонили. Подождите минутку, я открою дверь.

Бишоп услышал, как трубка слегка стукнулась о поверхность маленького столика в длинном коридоре, на котором, как он помнил, стоял телефон. Несколько мгновений не было слышно ничего, кроме странного гудения, вызванного атмосферными помехами, затем раздался отдаленный скрежет открывающейся двери. Бишоп почувствовал какое-то беспокойство. Почему сыщик задержался с доставкой сообщения? Возможно, он принял информацию к сведению, но решил не беспокоить спящих хозяев – то, о чем они не знали, не могло им повредить. В конце концов, возле их дома дежурит полицейский. Когда Джессика зажгла свет в прихожей, он передумал и решил сразу обо всем доложить. Однако Бишоп не мог представить, чтобы кто-нибудь из людей Пека не выполнил приказа в точности. Пек сказал, что он приказал полицейскому немедленно сообщить обо всем Кьюлеку. Бишоп так сдавил трубку, что побелели костяшки пальцев.

– Джессика, вы меня слышите?

Он прислушался и вроде бы услышал приближающиеся шаги.

– Джессика?

Раздался щелчок – на другом конце трубку положили на рычаг.

Свернув с главной улицы Хейгейта, Бишоп снизил скорость. Он довольно быстро проехал через весь Лондон, поскольку транспорта на улицах было немного, хотя в районе Вестминстера кипела бурная деятельность: полицейские машины и микроавтобусы «пикси» разворачивались широким фронтом для подавления беспорядков на другом берегу реки. Бишоп пытался перезвонить Джессике, но услышал сигнал «занято». Попробовал связаться с Пеком, но оказалось, что детектив уже уехал. Не вполне уверенный, что он не преувеличивает опасность, Бишоп попросил передать сообщение Пеку и решил немедленно ехать к Джейкобу Кьюлеку. Выйдя из дому, он настороженно осмотрелся, в любой миг ожидая нападения. Но улица была совершенно пуста. Добравшись без происшествий, Бишоп отыскал узкий переулок, ведущий к дому Кьюлека, и поехал по нему, разрезая тьму длинными лучами фар. Мимо проносились небольшие элегантные особняки, а из-за того, что переулок шел под гору, Бишоп видел в отдалении яркое сияние городских огней. Он мягко нажал на тормоза и перешел на самую низкую скорость, зная, что дом Кьюлека стоит сразу за поворотом направо. Заметив, что напротив входа стоит автомобиль, он резко притормозил. Машина была припаркована впритык к кирпичной стене. Бишоп пристроился сзади и увидел, что она пуста; он подумал, что полицейский, возможно, развалился на переднем сиденье, – уснул или, чего доброго, убит. Он выключил двигатель, но оставил фары зажженными. Снимая на ходу очки, вылез из машины.

Ночь была холодной, но ему показалось, что озноб, внезапно охвативший его, вызван не только этим. Он осторожно приблизился к машине и заглянул в окно. Никого.

Бишоп попробовал ручку и, обнаружив, что дверь не заперта, приоткрыл ее. Радиооборудование в кабине свидетельствовало о том, что он не ошибся, – это действительно была полицейская машина. Где же, однако, сам полицейский? Должно быть, вошел в дом. Оттого, что он так легко поддавался Панике, Бишоп чувствовал себя довольно глупо. Впрочем, после недавних событий у него были основания поддаваться панике. Возможно, Пек приказал своему человеку оставаться в доме Кьюлека; в этом был смысл, если учесть, что беспокойство Пека о безопасности Джессики и ее отца после сегодняшних ночных событий возросло. Но почему она повесила трубку? Тут Бишоп выругался, почувствовав себя полным идиотом. Когда он вторично пытался дозвониться Джессике, линия была занята – значит, Джессика поняла, что он отсоединился, и сразу начала набирать его номер! Он ведет себя как перепуганная старуха.

Бишоп вернулся к своей машине, выключил фары и, перейдя через дорогу, вышел на аллею, ведущую в дому. Уже в воротах он увидел впереди полоску света – должно быть, это стеклянная панель входной двери. В конце концов, если Джессика и ее отец спят, то полицейский наверняка бодрствует и сможет его впустить. Но вопреки всем этим логическим построениям его беспокойство не утихало. Внутренний голос подсказывал, что все обстоит совсем не так. И если бы он вдруг увидел труп полицейского с перерезанным от уха до уха горлом, валявшийся в темноте всего в двух футах от него, Бишоп, возможно, поскорее унес бы отсюда ноги.

Он приближался к стеклянному дому, гладкая поверхность которого сливалась с ночной тьмой, и гравий скрипел у него под ногами. Вертикальная светящаяся панель указывала путь. Поднявшись на широкое крыльцо, он помедлил. Он боялся звонить.

Ждать пришлось недолго – дверь уже открывалась. Освещенная сзади фигура вырисовывалась в проеме темным силуэтом, но голос показался Бишопу странно знакомым.

– Еще раз добро пожаловать, мистер Бишоп. Мы вас ждали, – сказала высокая женщина.

Джейкоб Кьюлек и Джессика сидели в гостиной, оба в ночных пижамах. Низкорослая держала нож у горла слепца – длинный нож мясника, на лезвии которого темнели рыжеватые пятна. Она улыбнулась Бишопу.

– С вами все в порядке, Джессика? Джейкоб? – спросил Бишоп, остановившись в дверях.

– В настоящий момент, Крис, с нами все в порядке, – ответил Кьюлек. – К несчастью, наш охранник, как нам сказали, убит.

Легкий толчок в спину дулом «беретты», которую держала высокая, заставил Бишопа безропотно пройти в комнату.

– Да, мистер Бишоп, – сказала она. – По пути сюда вы прошли мимо бедного полисмена. Должна сказать, что убить его было очень легко. Неужели вы думаете, что мисс Тернер не перережет вам горло, если вы болван?

Низкорослая расплылась в улыбке:

– Этот простачок думал, что я – беспомощная старая баба, которая слишком много выпила.

– Как видите, мы знали, что здесь дежурит полицейский. Мы тоже всю неделю вели наблюдение за этим домом. Прошу садиться, мистер Бишоп. Именно сейчас мы не намерены никого убивать, не правда ли? Чуть позже – непременно, но только не сейчас. – И высокая указала на канапе, где рядом с Джессикой было свободное место.

Бишоп сел и заметил ужас в глазах Джессики. Он взял девушку за руку.

– О, как трогательно, Кристофер! Вы позволите называть вас Кристофером? – Трудно было поверить, что высокая была зловещей убийцей, а не какой-нибудь активисткой «Женской гильдии», вроде тех, что продают бумажные цветы в День маков. Но маленький пистолет в ее руках и следующие произнесенные ею слова напомнили Бишопу, насколько она в действительности была опасна.

– Вы уже забыли свою жену, Кристофер? Неужели она так мало для вас значила?

Он вскочил, позабыв от ярости всякий страх, но Джессика схватила его за руку:

– Нет, Крис!

Высокая мгновенно перестала изображать любезность.

– Прислушайтесь к ее словам, Кристофер. Она-то знает, что, если вы будете трепыхаться, ее отец немедленно умрет.

Он опустился на канапе, дрожа от злости.

– Вот так-то, – примирительно сказала высокая, снова надевая маску любезности. Не сводя с Бишопа пистолет, она села на стул с прямой спинкой, стоявший у стены. – Интересный вы человек, Бишоп. За последние недели мы немало о вас узнали. Я даже прочитала одну из ваших книжек. Как ни странно, ваши теории не так уж отличаются от теорий Бориса Прижляка. Равно как и от воззрений Джейкоба Кьюлека, хотя у меня сложилось впечатление, что объяснимые феномены интересуют вас больше, чем необъяснимые.

– Могу я спросить, кем был для вас Прижляк? – спросил Кьюлек. – И нельзя ли убрать нож? Это несколько нервирует. Полагаю, что вашего пистолета будет вполне достаточно.

– Ладно, Джудит, пожалуй, можешь немного расслабиться. Почему бы тебе не присесть на ручку кресла и не держать нож у его сердца?

– Я не доверяю старику, – ответила низкорослая. – Я никому из них не доверяю.

– Я тоже, дорогая. Но не думаю, что они успеют что-нибудь сделать за то короткое время, что у них осталось. Мой пистолет будет нацелен прямо в голову мистера Бишопа.

Низкорослая неохотно сменила позу, и Кьюлек ощутил, как кончик ножа уперся ему в грудь – несколько сильнее, чем было необходимо, чтобы старик удостоверился в его присутствии.

– Теперь вы расскажете о своих отношениях с Прижляком? – невозмутимо попросил он.

– Конечно. Нет никаких причин скрывать это от вас. Нас с Джудит – кстати, меня зовут Лиллиан, Лиллиан Хаскрофт, – много лет назад познакомил с Борисом Доминик Киркхоуп. Доминику было известно, какими играми увлекались мы с Джудит, – я бы сказала, что он был прекрасно об этом осведомлен; кроме того, он знал, что мы весьма состоятельны. В то время Борису были необходимы деньги на опыты. И люди – люди родственного ему типа, единомышленники. Если бы потребовалось дать обобщающую характеристику членов группы его избранников, то можно было бы употребить выражение «нравственное уродство». Мы, если хотите, являли собой воплощенный порок. Но расценивали это как достоинство, а не как слабость. Свойство, присущее многим, но вытесненное в подсознание, поскольку так называемое цивилизованное общество навязывает нам извращенные представления обо всем. Благодаря Борису мы обрели свободу. Каждый греховный поступок, совершенный нами, приближал нас к конечной цели. – Она хмыкнула и насмешливо посмотрела на своих пленников. – Если бы мы признались, какую роль играли наши члены в преступлениях, которые до сих пор считаются нераскрытыми, полиция нашей страны была бы просто потрясена. Труднее всего раскрыть те преступления, которые не имеют никаких явных мотивов, но, боюсь, наши уважаемые блюстители закона находят идею «зла ради зла» слишком сложной для понимания.

– Я тоже воспринимаю ее с трудом, – спокойно заметил Кьюлек.

– Именно поэтому Борис, если можно так выразиться, является величайшим новатором, тогда как вы – всего лишь земной теоретик. Жаль, что вы не приняли его предложения – вы могли бы стать не менее великим, чем он.

– Вы сказали «является». Означает ли это, что Прижляк не умер?

– В действительности никто не умирает, Джейкоб.

– Полицейский на улице мертв, – бесстрастно возразил Бишоп. – Моя жена мертва.

– Они сбросили свои телесные оболочки, и только. Я убеждена, что ваша жена до сих пор очень активна. Что касается полицейского, то его дальнейшая судьба будет зависеть только от него самого. Смею вас уверить: тот факт, что он был блюстителем закона, вовсе не означает, что силы добра непременно были в нем преобладающими. Отнюдь.

– О чем вы, черт возьми, говорите?

– Она подразумевает под ними те невидимые силы, которые управляют судьбой человечества, – пояснил Кьюлек. – Будь вы религиозны, вы могли бы назвать их Силами Света и Силами Тьмы. В Библии они упоминаются довольно часто. Но мы никогда не осознавали, или, если хотите, мы забыли на протяжении столетий о том, что это не просто поэтические образы, а фундаментальные научные понятия. Похоже, Прижляк действительно научился использовать эти силы. Он досконально изучил анимизм, и это помогло ему найти разгадку. В прошлом этого добивались и другие, но мы никогда не признавали этого факта. Но они сами, вероятно, до конца этого не сознавали. Вспомните хотя бы тиранов, массовые убийства или злых гениев прошлого. Как мог такой заурядный человек, как Адольф Гитлер, получить такую невероятную власть?

– Превосходно, Джейкоб! – сказала высокая. – Вы действительно могли бы пригодиться Борису.

– Однако в чем же разгадка? – Кьюлек непроизвольно подался вперед, но резкий укол ножа заставил его тотчас же отпрянуть.

– Неужели вы не догадываетесь, Джейкоб? Ах да, конечно, вы же не ученый! Вы почти ничего не знаете о возможностях чистой энергии. Вы представляете, какая огромная энергия заключена в сознании каждого отдельного человека? Вы имеете представление об электрических импульсах, возникающих в результате химических реакций, благодаря которым наш организм функционирует на протяжении жизни? О той энергии, которая не может исчезнуть и раствориться после смерти? Об электрической силе, Джейкоб, которой можно овладеть. Ее потенциал беспределен. Имеете ли вы хотя бы какое-то представление о совокупной силе этой энергии? – Лиллиан засмеялась, наслаждаясь минутой торжества, и ее сообщница тоже едва заметно ухмыльнулась. – Конечно нет! Да и никто из нас! Но скоро мы все узнаем. Скоро!

– Электрическая энергия? – Кьюлек смертельно побледнел. – Это невозможно! Человек – это нечто гораздо большее.

– Человек и есть нечто большее, Джейкоб. Но тогда и сама эта энергия является чем-то большим. Это материальное явление, но мы, как вы знаете, всегда недооценивали материю. Сверхъестественное совершенно естественно. Нам просто необходимо его понять. Я полагаю, это одно из главных ваших убеждений.

– Явления, которые сегодня мы воспринимаем как необычные, в будущем перестанут быть таковыми.

– Да, и об этом позаботится научный прогресс. А темпы познания стремительно растут. Борис намного опередил всех нас, и у него хватило мужества совершить последний шаг, чтобы доказать, подтвердить свое открытие.

– Посредством самоубийства?

– Посредством освобождения.

– Здесь должно быть что-то еще.

– Разумеется, и это «что-то» очень простое. Для такого человека, как Борис, конечно.

– Вы нам не расскажете?

– Думаю, что нет. Довольно скоро вы сами все узнаете.

– Зачем же вы нас здесь держите? – спросил Бишоп. – Чего вы ждете?

– Увидите. Осталось совсем немного.

– Не имеет ли это отношение к сегодняшним событиям на том берегу реки?

– Да, и самое непосредственное.

– Что там происходит, Крис? – спросила Джессика. – По телефону вы сказали, что в тюрьме вспыхнул бунт.

– Единственное, что я знаю наверняка, – это то, что вся полиция поднята на ноги. И не только из-за бунта.

Кьюлек тяжело вздохнул:

– Это Тьма, не так ли? И она делается все более могущественной.

В ответ на это женщины обменялись многозначительными улыбками.

– Больше никаких вопросов, – отрезала высокая.

Бишоп был озадачен. Только что Кьюлек упомянул тьму, как если бы она была какой-то особой сущностью и самостоятельной силой. Перед этим он говорил о Силах Тьмы. Неужели ночь действительно скрывает в себе столь гибельный потенциал? Бишоп испытывал замешательство, но заставил себя отогнать эти мысли и сосредоточиться на более неотложных проблемах. Он оказался совершенно беспомощным. Если он сделает хоть малейшее движение в сторону высокой, Кьюлек сразу получит удар ножом в сердце. Если он попытается напасть на низкорослую, то ему самому тотчас выстрелят в голову. Единственное, на что оставалось надеяться, – это то, что в полиции заметят перебой в связи с сыщиком, дежурившим у дома Кьюлека. Он, надо полагать, должен был регулярно докладывать обстановку? Но в то же время из-за беспорядков в другой части Лондона этот перебой может остаться незамеченным. Он видел: сидевшая рядом Джессика умирала от страха, и протянул к ней руку.

– Стоп! – приказала высокая. – Еще раз шевельнетесь, и я убью вас.

Бишоп уронил руку и попытался ободряюще улыбнуться Джессике:

– По-моему, из-за этого ожидания они нервничают больше, чем мы.

– Закройте рот, – прошипела низкорослая. – Почему мы до сих пор его не убили, Лиллиан? Он нам не нужен.

– Подождем. Но предупреждаю вас, Кристофер, если вы шевельнетесь или заговорите, я пристрелю девушку.

С каждой минутой напряжение в комнате нарастало. Бишоп заметил, что низкорослая то и дело поглядывает на стоявшие на буфете часы под стеклянным колпаком, а затем – с явным беспокойством – на свою сообщницу.

– У нас мало времени, – сказала она наконец.

– Еще совсем немного. Сосредоточься, Джудит, помоги мне призвать ее сюда.