Текст книги "Тьма"

– Ой! – вскрикнул Алекс, дотронувшись до горячего стекла. Должно быть, лампа перегорела совсем недавно. Он отдернул руку и уронил фонарик. – Черт побери! – Фонарик разбился и потух. Немного света проникало в подвал из открытого люка, но там, где он стоял, было совершенно темно. Алекс полез в карман за носовым платком. Другой карман оттопыривала запасная лампочка. Он начал выкручивать перегоревшую, обернув ее платком, чтобы не обжечься.

Мрак его не беспокоил, поскольку он никогда не боялся темноты, даже в детстве. Но неприятное покалывание в затылке подсказывало ему, что в погребе что-то неладно.

Шейла налегла на стойку и задумчиво уставилась на закрытую дверь. Изо рта у нее торчала очередная сигарета, а полные груди, словно мешки с зерном, уютно устроились на гладкой деревянной поверхности. Она не представляла, сколько еще таких вечеров способна вынести. Наряжаться, глотать стимулирующие пилюли, необходимые для того, чтобы целый вечер кокетничать или выражать сочувствие – в зависимости от настроения каждого клиента, быть со всеми приветливой, но в то же время строгой с теми, кто позволяет себе вольности. В каком-то смысле это похоже на шоу-бизнес, только вот в последнее время нет никакого бизнеса. Скоро от этого газа – или что там скрывается за этой чертовщиной, – конечно, избавятся. Иначе город погибнет. Тем не менее ей следовало быть благодарной за небольшой доход, который она имела от вечерней торговли в задней комнате, при всем ее отвращении к взглядам собиравшихся там людей. Она дала себя уговорить разрешить эти сборища только потому, что они заплатили за месяц вперед. Алекс – такой же, как они, хотя и не желает этого признавать. За эту ночь им, разумеется, придется заплатить отдельно; уйти до утра нет никакой возможности. Если они сунутся ночью на улицу, их сразу арестуют. Где же Алекс? Что-то он задерживается. Кто это на днях выступал по телевизору? Какой-то кардинал или епископ? Сказал, чтобы они молились. Вот потеха! Она представила, как Алекс становится на колени и молится. Под дулом пистолета разве что. И о чем же они должны молиться, интересно? Что толку в молитвах, если это, как утверждает Алекс, – нервный газ? Кому надо молиться, так это ученым. Это они заварили кашу. Пусть теперь и расхлебывают. А молитвы ни к чему.

– Шейла...

Она обернулась. Что это?

– Шейла.

Она вздохнула и поплелась к открытому люку.

– Чего тебе, Алекс? Долго ты еще собираешься возиться, чтобы поднять несчастный ящик пива и «Бейбишама»?

Она прищурилась, всматриваясь в темноту.

– Ты что, до сих пор не вставил лампу? – раздраженно спросила она.

– Шейла, иди сюда.

– Где ты, Алекс? Я тебя не вижу.

– Спускайся.

– Что? Спуститься? Нет уж, Алекс, уволь.

– Прошу тебя, Шейла.

– На что ты намекаешь, Алекс? Я не в настроении.

– Давай-давай, Шейла. Я тебе кое-что покажу.

Жена владельца паба фыркнула:

– Потом покажешь, в постели.

– Нет, Шейла, сейчас. Спускайся.

Голос Алекса звучал на удивление настойчиво.

– Это опасно, Алекс. Я могу упасть.

– Не упадешь. Я тебе помогу. Спускайся.

«О Господи, – подумала Шейла. – И я это делаю безвозмездно».

– Ладно, Алекс, – крикнула она, хихикнув. – Надеюсь, это меня не разочарует.

Крепко ухватившись за края люка, она осторожно поставила ногу на перекладину железной лесенки. Иногда она представляла, как Алекс оступается и проваливается, цепляясь за воздух. Получилось бы очень смешно, в этом ему не откажешь.

– Алекс! Алекс, где ты? – Она спустилась до половины и осмотрелась, стараясь разглядеть что-нибудь во мраке. – Если ты не прекратишь играть в прятки, я сейчас же поднимусь.

– Я здесь, Шейла, жду тебя.

– Ну и чего же ты хочешь? – Шейле эта игра совсем не нравилась. В подвале воняло старым пивом и еще чем-то. Чем? Странный запах. Вдобавок тут было темно и холодно. – Я поднимаюсь, Алекс. Ты ведешь себя как идиот, в полном смысле.

Она ждала ответа, но Алекс молчал.

Шейла спустилась еще на две ступеньки и остановилась.

– Все. Больше не сделаю ни шагу, если ты не покажешься.

Алекс помалкивал. Но Шейла слышала его дыхание. Внезапно ей стало не по себе.

– Пока, Алекс. – Она начала подниматься.

В темноте неясно проступил громадный силуэт Алекса. Он держал что-то над головой. Шейла обернулась в то самое мгновение, когда деревянный молоток, с помощью которого открывают бочонки с пивом, начал падать. Она не успела ни закричать, ни удивиться.

Она упала на пол и лежала неподвижно, но тяжелый молоток снова и снова опускался на ее голову, пока в темный зловонный желоб в центре подвала не потекла ее кровь.

Через несколько минут из люка с удовлетворенной ухмылкой показался Алекс. Он протиснул свое массивное тело в отверстие, так и не выпустив из рук окровавленный молоток. Дотянувшись до стойки, он встал на ноги. Затем подошел к распределительному щиту нижнего этажа и по очереди выключил все лампы, погрузив во тьму оба зала и задние комнаты. Стараясь не упасть в яму, черневшую даже во тьме, вернулся к стойке. Возбужденные голоса, долетавшие из задней комнаты, служили хорошим ориентиром, хотя в этом не было необходимости – он знал паб как свои пять пальцев. Алекс хотел поскорее вернуться на собрание. Они будут рады его увидеть. Им понравится то, что он принесет с собой.

Прежде чем повернуть налево, он несколько долгих секунд смотрел направо, внимательно изучая дорогу. Никого. Ни полиции, ни армейских патрульных машин. Сейчас или никогда. Он побежал, направляясь в сторону большого парка. Туда, где парк был пуст. И темен.

Он бежал тяжело и неуклюже, словно под его короткими ногами расстилалась не твердая и гладкая поверхность дороги, а булыжная мостовая. Когда пару лет назад, в период повального увлечения бегом трусцой, его коллеги по палате общин тоже загорелись этой идеей, он невольно усомнился в их нормальности. Движение со скоростью, превышающей скорость быстрой ходьбы, несомненно вредит здоровью. Неудивительно, что некоторые из них вскоре свалились от инфаркта. Он вспомнил, как однажды все члены, парламента получили брошюры, призывающие посещать гимнастический зал. Там было сказано, что если они будут следить за здоровьем, то приобретут энергию, необходимую для того, чтобы как можно лучше служить своим избирателям. Прекрасно, только его жизненная энергия зависела не от состояния организма, а от сознания. Если уж на то пошло, каждую такую брошюру следовало бы снабдить грифом «Опасно для здоровья». Едва ли можно успешно служить своим избирателям из деревянного ящика, зарытого в землю на глубину шести футов. И если его сердцу суждено отказать, то он бы предпочел, чтобы это произошло от чрезмерных требований какой-нибудь славной шлюхи, чем от беготни по парку в парусиновых туфлях. Перед входом он остановился и отдышался, с шумом заглатывая воздух. За оградой лежала бескрайняя тьма, и он испугался, но все же заставил себя войти. Ночь поглотила его, словно он никогда и не существовал.

Благополучно проникнув в святилище тьмы, он упал на траву, не обращая внимания на сырость, и напряг все силы, чтобы побыстрее восстановить нормальное дыхание. Вдали сияли городские огни, но их свет не достигал окраины парка. Он находился в районе Кенсингтонского сада, рассчитав, что ему лучше держаться подальше от раскинувшегося на другом берегу серпантина Гайд-парка, где действовал полицейский пост. Он затруднился бы объяснить, почему оказался именно здесь. Даже шестнадцатилетний стаж члена парламента от лейбористской партии не помешал бы его немедленному аресту. Каждому члену парламента, выполняющему задание правительства, с наступлением темноты полагался полицейский эскорт, в противном случае они должны были сидеть дома, как все рядовые граждане. Из-за этих ограничений в палате общин каждый день разыгрывалась буря, но премьер-министр и министр внутренних дел были неумолимы. Все желающие уехать из столицы, пока сохраняется чрезвычайное положение, не встречали никаких препятствий, но оставшиеся подпадали под действие правительственного постановления. До тех пор, пока не будет найдено решение этой безумной проблемы, условия жизни в Лондоне будут оставаться суровыми. Плевать на решение, кричат с обеих сторон «заднескамеечники», в чем состоит сама проблема? Что же все-таки происходит каждую ночь? Почему до сих пор нет никакого официального заявления? Общественность вправе это знать. Члены парламента вправе это знать! Когда им сказали, что это некая бесплотная темная субстанция, оказывающая загадочное воздействие на человеческий мозг и, насколько представлялось возможным судить, не имеющая никакой определенной формы, они удивились и отказались этому верить. Это был не газ и не какое-то иное отравляющее вещество. Вскрытие мозга жертв, пораженных этой чертовщиной или покончивших с собой под ее воздействием, ничего не прояснило. Никто не знал, почему люди, слоняющиеся днем по улицам, становятся податливыми, как воск, и не выходят из состояния, похожего на транс. Как и следовало ожидать, всякие попытки отнести это явление к разряду сверхъестественных решительно пресекались.

Он встал и смахнул с коленей росу. Постепенно его глаза привыкли к темноте, и до него дошло, что участок, на котором он оказался, значительно светлее, чем кромешная тьма впереди. Он побрел туда, страстно желая окунуться во тьму с головой. Эти кретины совершенно не понимают ее смысла! Это же новая реальность – впрочем, нет, не новая: она стара, как мир. Эта сила существовала еще до появления человека – темная сила, в союз с которой человек вступил с самого начала. И теперь она обитает в человеке. Она всегда была там, во Тьме, где скрывается зло, где гнездятся постыдные инстинкты, во Тьме, которая призывает человека отдаться ей целиком. Наконец ее час пробил.

Он замер. Впереди что-то мелькнуло. Но ни звука. Ни движения. Должно быть, показалось.

Тьма обратилась к нему; Тьма диктовала, что ему надо делать. Политическая власть – ничто по сравнению с той властью, которая была ему предложена. Это дьявольски трудный шаг, зато наградой станет вечность. Отныне сомнения отброшены. Он сделал выбор.

Луна скрылась за облаками, и он почти ничего не видел. Из отеля, выходившего на Парковую аллею, виднелись огоньки, но они были далеко и не имели никакого отношения к черной пустоте, в которой он оказался. Но Тьма ли это? Это действительно та сила, которую он искал? Так пусть же это произойдет! Поглоти меня, прими... Внезапно он наткнулся на человека, сидевшего на траве. Политик грузно упал навзничь.

– Кто здесь? – ворчливо спросил он, несколько оправившись от удивления.

В ответ раздалось какое-то бормотание, смысла которого он не разобрал. Он прищурился, стараясь рассмотреть человека получше.

– Кто здесь? – повторил он, осмелев. – Отвечайте! – Он говорил шепотом, но довольно грубо.

Он осторожно подполз ближе.

– Ну-ка, отвечайте. Что вы здесь делаете?

– Жду, – последовал неохотный ответ. Голос был мужской.

Политик растерялся. В глубине души он почему-то считал, что ответа не будет.

– Что вы хотите этим сказать? Чего вы ждете?

– Жду, как и все остальные.

– Остальные? – Политик осмотрелся по сторонам и внезапно понял, что темные очертания, которые он принял за кусты, на самом деле были человеческими фигурами; кто-то сидел на земле, кто-то стоял. Все молчали. Он схватил человека за плечи.

– Они... вы... вы знаете про Тьму?

Человек отстранился.

– Пошел вон, – спокойно сказал он. – Оставь меня в покое.

Некоторое время политик не сводил с него глаз, но так и не разглядел в темноте лица. Наконец он отполз в сторону и нашел свободное место. Он долго не мог прийти в себя, но потом окончательно смирился. Это означало, что он – не единственный; другие тоже будут избраны. Один раз, когда из-за облаков на несколько секунд вынырнул месяц, ему удалось осмотреться и увидеть, сколько людей пребывает в ожидании вместе с ним. Не меньше сотни. А то и все сто пятьдесят. Почему же они не разговаривают? Он догадывался, что, как и он сам, они слишком полны предстоящим событием и открываются для приятия Тьмы. Что они жаждут и призывают ее к себе. Тучи заволокли луну, и он опять остался в одиночестве, ожидая пришествия Тьмы.

Когда над высотными зданиями на горизонте показались первые проблески зари, он поднялся с земли, чувствуя страшную усталость. Пальто намокло от росы, окоченевшее тело ныло. Остальные тоже вставали, двигаясь медленно и затрудненно, словно от продолжавшегося всю ночь ожидания их суставы заржавели. Их бледные невыспавшиеся лица ничего не выражали, но он знал, что все они испытывают горькое разочарование. Они расходились поодиночке, и под ногами у них клубился утренний туман.

Он чуть не расплакался от досады и пригрозил кулаком исчезающим теням. Затем поплелся домой.

Глава 25

Потягивая виски, Бишоп закурил сигарету – третью за то время, что сидел в баре. Посмотрел на часы. Конференция продолжалась уже более трех часов, но когда он полчаса назад вышел из зала, до каких-либо выводов было еще далеко. Удивительно, если при таком количестве участников вообще удастся прийти к какому-нибудь соглашению. Сочетание ученых и парапсихологов, наряду с правительственными чиновниками, тщетно пытающимися примирить разногласия между обеими фракциями, едва ли способствовало созданию оптимальной рабочей атмосферы. Представитель какого-то американского исследовательского общества изложил теорию коллективного бессознательного Юнга: «Подобно тому, как анатомические особенности человеческого организма обнаруживают сходство независимо от расовых различий, психическая сфера также покоится на некоем едином субстрате, перекрывающем различия в культурных и сознательных напластованиях» – и высказал предположение, что коллективное бессознательное характеризуется скрытыми тенденциями к одинаковым реакциям, образу мышления и поведению, доставшимися человечеству в наследство в ходе психологического развития. Одни и те же инстинкты присущи всем народам и поколениям – не этим ли объясняется сходство самых разнообразных мифов и символов? А одним из наиболее распространенных человеческих влечений является влечение к злу. Ему возразили, что, несмотря на все злодеяния, стремление к добру было преобладающим на протяжении всей истории, и докладчик согласился с этим, но добавил, что, возможно, после многовекового насильственного подавления влечение к злу вырвалось из-под контроля разума. И вот в конце концов оно материализовалось.

Бишоп, сидевший в последнем ряду просторной современной аудитории, с улыбкой наблюдал, как озадаченно переглядывались комиссар полиции и начальник генерального штаба. Не будь у них официальных данных и свидетельств очевидцев о необъяснимых широкомасштабных беспорядках, каждую ночь повторяющихся в столице, они бы в два счета прекратили эти заумные дискуссии. Тем не менее, когда представитель делегации Института возможностей человека заявил, что эта вспышка безумия знаменует окончательный прорыв к истинному душевному здоровью, они позеленели от ярости. Сам министр внутренних дел сделал строгое предупреждение докладчику, разглагольствовавшему о том, что норма не обязательно такова, как ее понимает общество, и что состояние отчуждения, пребывание в полусне или забытьи, а также полное умопомешательство – это и есть естественное состояние человека. Все мужчины и женщины, подвергшиеся воздействию этой силы, пребывают в состоянии измененного сознания, похожем на транс, в состоянии просветления. Они выполняют миссию, которую так называемые нормальные люди, в том числе и все присутствующие в зале, еще не поняли и не оценили. Министр внутренних дел предупредил докладчика и его единомышленников, что, если они будут упорствовать в проталкивании подобных неплодотворных и откровенно нелепых воззрений, их удалят из аудитории. В стране чрезвычайное положение, и хотя в этой ситуации важно принять во внимание каждое мнение, легкомысленные спекуляции недопустимы.

Когда дискуссия приобрела преимущественно научно-медицинское направление, министр внутренних дел и другие представители власти испытали заметное облегчение, но заявление именитого нейрохирурга, сидевшего в первом ряду, принесло им разочарование. Он сообщил об операциях по вскрытию черепа, проведенных совместно со специальной бригадой хирургов на некоторых лондонских жертвах, как умерших, так и живых, в целях выявления патологических изменений мозга. Результаты оказались отрицательными: ни воспаления мембран или нервов, ни повреждения тканей, ни закупорки в системе циркуляции спинномозговой жидкости, ни бактериальной инфекции, ни тромбов, ни ухудшения кровоснабжения мозга не обнаружено. Хирург продолжил перечисление вероятных нарушений, упомянув химическую недостаточность, которая могла бы привести к сбою нормальной функции мозга, и заверил всех присутствующих, что ее признаков тоже не обнаружено. Провели и другие испытания – не столько в надежде на успех, сколько от отчаяния, – но и они не принесли никаких положительных результатов. Недостатка ферментов в организме жертв не было – в противном случае обнаружилась бы повышенная концентрация аминокислот в крови, в частности фениламина. Не наблюдалось никакого внезапного дисбаланса хромосом в клетках. Наиболее тщательному обследованию подверглась центральная область мозга, особенно участки, сгруппированные вокруг насыщенных кровью полостей, именуемых желудочками. Один из этих участков, гипоталамус, регулирует голод, жажду, температуру, сексуальное влечение и агрессивность, но внимательное изучение скопления нервных образований, образующих лимбическую систему, – перегородки, поясной извилины, амигдалы и гиппокампа, которые считаются ответственными за такие эмоциональные реакции, как страх и агрессивность, – не обнаружило ничего необычного. Настолько, разумеется, насколько они способны судить; хотя наука значительно продвинулась вперед, мозг по-прежнему остается загадкой.

Участники конференции, многие из которых не поняли ни слова из перенасыщенного медицинскими терминами выступления знаменитого врача, недовольно зашумели. Озабоченный тем, чтобы за отведенное на конференцию время прозвучало как можно больше выступлений, министр внутренних дел попросил высказать свою точку зрения известного психиатра, сидевшего рядом с нейрохирургом. Громким, но в то же время странно-умиротворяющим голосом он коротко и ясно охарактеризовал два основных душевных расстройства у людей с нарушениями эмоциональной сферы. При маниакально-депрессивном психозе настроение пациента переходит от состояния тупой подавленности к одержимости, что объясняет впадание жертв в своеобразный транс в дневное время и неудержимую потребность в насилии и разрушении по ночам. Однако лечение такими препаратами, как литий, на этих людей совершенно не действует. Что касается шизофрении – второго основного душевного заболевания, – то она, как правило, поражает лиц с наследственными нарушениями обмена веществ. Ее симптомами являются иррациональный образ мышления, неадекватные эмоции и нарушение коммуникативной функции, каждый из которых наблюдается у жертв недавних событий. Фенотиазины, которые применяют в качестве транквилизаторов, а также другие препараты, например флюфеназин, не производят на этих людей никакого лечебного воздействия. Шоковую терапию на них еще не испробовали, но психиатр выразил сомнение относительно эффективности этого метода. Единственное, что может привести к успеху, – это лоботомия, но он отметил, что при таком количестве жертв этот метод непрактичен.

Психиатр в упор посмотрел на министра внутренних дел и его спешно назначенного «чрезвычайного» советника, сидевших за длинным полированным столом на небольшом возвышении, и замолчал, пока министр наконец не понял, что больше ему добавить нечего. После этого встал представитель организации, именуемой «Спасательная группа братства духовных границ», и сообщил, что наблюдающиеся в Лондоне явления представляют собой не что иное, как крупное скопление существ, не знающих, что они мертвы и навязывающих живым свое заблуждение. Разрушительные акты насилия, совершенные одержимыми, вызваны тем, что заблудшие духи испугались. "Он попросил, чтобы медиумам позволили указать путь измученным духам и помочь им сбросить земные узы.

Бишоп решил, что в работе конференции наступил такой момент, когда ему не мешало бы выпить.

Стараясь никого не обеспокоить, он выбрался из зала и прорвался сквозь толпу журналистов, собравшихся у дверей. Бар отеля был пуст, и скучающий бармен явно обрадовался, что кто-то составит ему компанию. У Бишопа, однако, не было настроения вступать в разговоры. Первый стакан виски он проглотил залпом и, задумавшись, сидел над вторым.

Конференция проводилась в отеле при бирмингемском выставочном центре, представлявшем собой огромный комплекс павильонов и конференц-залов. Комплекс располагался в нескольких милях от города, и туда было легко добраться по автостраде М-1. Власти сочли, что проводить эту встречу в Лондоне слишком рискованно, поскольку ситуация в столице по-прежнему оставалась непредсказуемой. Высказывали опасения, что многие организации, получившие приглашение принять участие в дискуссии, могут отклонить это предложение, если встреча состоится в опасной зоне. Во всяком случае, начальник генерального штаба заявил: «Ни один полководец не проводит военный совет на поле битвы!» Когда Бишоп, Джейкоб Кьюлек, Джессика и Эдит Метлок прибыли сюда рано утром, в вестибюле отеля уже толпились оживленно переговаривающиеся группы ученых, медиков и парапсихологов. Снаружи собралась еще более многочисленная толпа журналистов, которые, как и участники конференции, съехались со всех концов света. У Бишопа мелькнула мысль, что правительство, возможно, устроило эту конференцию для отвода глаз, чтобы только продемонстрировать, что оно не бездействует, или же от отчаяния, поскольку не видело никакого решения этой проблемы. Вероятно, по обеим причинам, решил он в конце концов.

Джейкоб Кьюлек стал советником специального рабочего комитета, созданного для борьбы с кризисом, а его институт превратился чуть ли не в филиал государственной службы. Подобно тому, как Уинстон Черчилль ввел во время войны оккультистское бюро в секретную разведывательную службу, министр внутренних дел привлек под свое крыло похожую, как он считал, уже сложившуюся организацию. Правительство не было уверено, что имеет дело со сверхъестественным феноменом, но, поскольку иного ответа пока не существовало, оно не исключало такую возможность. Отсюда и эта конференция, с представителями самых разнообразных групп специалистов. В данный момент бедствие, обрушившееся на Лондон, удается сдерживать, но город слишком географически разбросан, чтобы эффективно контролировать его длительное время. Беспорядки возникали каждую ночь, и каждое утро на улицах появлялись новые жертвы. Все выходы из канализации охранялись.

Оставалось только гадать, как долго полиция и войска смогут удерживать контроль над ситуацией; ночь уже начинала захватывать первые утренние часы. И сколько еще жертв, попавших под воздействие или зараженных Тьмой – точный термин все еще не нашли, – можно будет удержать взаперти? Эта проблема тоже приближалась к критической точке. Отъезд жителей из Лондона был пока незначительным, зато новым поводом для беспокойства стал внезапный наплыв приезжих. С какой стати посторонние стекаются в город, где каждую ночь улицы становятся смертельно опасными? И почему участились умышленные поломки распределителей уличного освещения? Складывалось впечатление, что кое-кому на руку странное явление, ставшее известным под названием «Тьма»...

Бишоп сидел в баре, раздумывая над тем, что не поддавалось осмыслению. Можно ли разрешить кризис, с которым все они столкнулись, научными методами? Или причина этого кризиса кроется в сверхъестественном, и его можно разрешить только парапсихологическими средствами? Он чувствовал, что очень скоро все поймут, что между этими двумя подходами существует несомненная связь.

Бишоп осушил следующий стакан и дал знать бармену, что хочет повторить.

– Пожалуй, я бы тоже не отказалась, – послышалось у него за спиной.

Он обернулся и увидел Джессику. Она уселась за стойку рядом, и Бишоп заказал ей виски.

– Я видела, как вы выходили из зала, – сказала она. – И подумала, хорошо ли вы себя чувствуете.

Он кивнул.

– Я просто устал. Похоже, эта дискуссия ни к чему не приведет. Слишком много участников.

– Считается, что необходимо выслушать как можно больше точек зрения.

– Некоторые из них довольно нелепы, вы не находите? – Бишоп передал Джессике виски. – Воды? – спросил он.

Она отрицательно покачала головой и пригубила виски.

– Фанатиков здесь хватает, согласна, но есть и весьма авторитетные специалисты, зарекомендовавшие себя в различных областях парапсихологических исследований.

– Но будет ли от этого польза? Как, черт возьми, можно победить то, что лишено материальной формы?

– Представление о том, что бактерии – это живые организмы, возникло не так давно. А раньше все считали, что бубонная чума – это происки дьявола.

– По-моему, вы думаете, что так оно и есть.

– В каком-то смысле да. Все дело в ошибочном словоупотреблении. Многие представляют дьявола в виде какого-то чудища с рогами и длинным хвостом, которое время от времени вылезает из преисподней, чтобы сеять смуту и разрушение. И церковь ничего не делает, чтобы опровергнуть это представление!

– За всем этим, по-вашему, тоже скрывается дьявол?

– Как я уже сказала, мы неверно употребляем понятия. Дьявол внутри нас, Крис. Как и Бог.

Бишоп устало вздохнул.

– Каждый из нас – Бог, и каждый из нас – Дьявол? – скептически улыбнувшись, спросил он.

– В каждом из нас живет стремление к добру и стремление к злу. Бог и Дьявол – это всего лишь символические обозначения некой абстракции.

– И эта абстракция, как вы полагаете, и есть основная причина всего хорошего и дурного, происходящего в мире?

– Эта абстракция очень быстро обретает реальность.

– Потому что Прижляк нашел способ управлять ею?

– Он не был первым.

Бишоп посмотрел на нее с удивлением:

– Но ничего подобного никогда не случалось.

– Как знать? Почитайте Библию, Крис, она изобилует указаниями на это.

– Но почему только сила зла? Почему никто не использовал силу добра?

– Использовали, и многие. Иисус Христос, например.

Бишоп улыбнулся:

– Вы хотите сказать, что все его чудеса осуществились благодаря силе, которой он умел управлять?

– Чудеса происходят гораздо чаще, чем вы думаете. Возможно, Христос был человеком, который понял механизм использования этой силы.

– Не означает ли это, что Прижляк – антихрист? Я имею в виду то, что он дошел до противоположной крайности.

Джессика оставила без внимания насмешку, прозвучавшую в его вопросе.

– Антихристов тоже было много.

Принятое натощак виски слегка ударило в голову, но Бишоп, заметив искренность в глазах Джессики, заставил себя воздержаться от иронии.

– Послушайте, Джессика, если, как вы утверждаете, чудеса – это распространенное явление, то почему никто не использует другой источник таким же образом, как это делает Прижляк?

– Потому что мы еще только учимся. Мы еще не постигли этого. Если эта сила и применяется, то бессознательно. Когда мы учились ходить, разве мы об этом думали? Или осознание пришло позднее? Как только мы убедились, что мы научились ходить, мы получили возможность учиться другим вещам. Бегать, ездить верхом, пользоваться инструментами, создавать машины. Это постепенный процесс, Крис, и ускорить его может только наше сознательное отношение.

Бишоп и сам не понимал, почему он не хочет согласиться с этим доводом, тем более что он не противоречил его собственным размышлениям о сверхъестественном. Оттого, вероятно, что этот ответ казался слишком простым и очевидным; впрочем, кто сказал, что ответ непременно должен быть сложным? Все исходит только от человека, никакие внешние силы здесь не участвуют. Как только обнаруживается каждый отдельный источник, они объединяются и увеличивают свою совокупную силу. По-видимому, Тьма действительно воздействует на тех, кто в большей или меньшей степени психически неустойчив, будь то преступники, умалишенные или – он крепче сжал стакан – те, кто носит зло в своем сознании. Большинство случаев, о которых он слышал за последние недели, касались людей, затаивших на остальных какую-то обиду или неприязнь. Похоже, что внешнее безумие пробудило их ожесточенность. Если Тьма способна безошибочно находить зло и вторгаться в души, пробуждая в них эту силу, и сливаться с ней, подкрепляя этим свою мощь, подобно гигантскому ненасытному живому организму, то как можно положить этому конец? Что, если, став сильнее, она окажется в состоянии подавить в душе каждого человека противостоящую ей силу добра, отыскивая и используя скрывающееся в каждой душе зло? Не потому ли эта сила не получила развития в прошлом, что в каждом человеке происходила непримиримая борьба, и только исключительные люди были по-настоящему добродетельны или по-настоящему порочны, чтобы покорить эту силу? А что происходит с этой сущностью после смерти? Либо она тоже умирает, либо переходит... во что? Бишоп понял, что ответ Джессики отнюдь не прост.

– Крис, что с вами? Вы страшно побледнели.

Джессика накрыла ладонью его руку, и Бишоп почувствовал, что сжимает стакан так сильно, что сейчас его раздавит. Он поставил виски на стойку, но Джессика не убрала руки.

Он глубоко вздохнул:

– Кажется, меня это проняло. Она не поняла.

– Вам пришлось столько пережить. Больше, чем любому из нас.

Он покачал головой:

– Я не об этом, Джессика. Конечно, смерть Линн – это нечто такое, чего я никогда не преодолею, но я знаю, что рано или поздно примирюсь с ней, как примирился со смертью Люси. Боль останется навсегда, но я научусь ее обуздывать. Нет, сейчас меня поразило ваше истолкование Тьмы. Как я понимаю, Джейкоб разделяет вашу точку зрения?

– Это его точка зрения. И я с ним согласна.

– Тогда у нас нет способа ее победить. Она ответила после некоторого раздумья:

– Какой-то способ обязательно существует.

Бишоп перевернул ладонь и легонько сжал руку Джессики. Но ничего не ответил ей.

Он сидел в своем номере в неудобном кресле перед широким окном и думал о том, что произошло за это время в Лондоне. Негромкий стук в дверь прервал его размышления. Он бросил взгляд на часы – было пол-одиннадцатого. Стук повторился. Раздавив сигарету в пепельнице, стоявшей на подлокотнике, он встал и пошел открывать. Прежде чем повернуть ручку, помедлил – последнее время дурные предчувствия стали неотъемлемым атрибутом его повседневного существования. Голос Джессики рассеял его тревогу.