Текст книги "Возвращение призраков"

– Что-то вроде метафизического вируса?

Он не стал винить ее за насмешливый тон.

– Никто не знает, как это начинается, хотя многие изучали этот феномен. Массовые обмороки у девушек в одной и той же школе, толпы засвидетельствовавших чудо в святом месте – плачущую или кровоточащую статую, левитацию – даже спонтанные беспорядки. Словно ум способен передавать от человека к человеку какой-то импульс, иногда мгновенный, так что в результате этот импульс может охватить всю массу.

– И вы считаете, что такое произошло в Слите? – недоверчиво спросила Грейс.

– Возможно, хотя здесь все протекает несколько иначе. Например, здесь все началось медленнее, постепенно. Но пока все, кто видел так называемых призраков, перенесли ту или иную душевную травму, а это значит, их умы могут быть восприимчивыми к внушению. Эллен Преддл потеряла сына и мужа, Сэм Ганстоун видел; как сгорел Джордж Преддл. Рут Колдуэлл утверждает, что видела призрак человека, растлившего ее в детстве.

– Но мой отец...

– Думаю, он все еще скорбит по вашей матери. И он был один с Эллен Преддл, когда видел ее мертвого сына. Ее мысли могли быть так интенсивны, что ум вашего отца уловил их.

Грейс коснулась ссадины на лбу.

– Значит, и мой ум тоже?

Ее гнев не остыл, но оставался под контролем.

– Эллен Преддл была возбуждена. Ее охватили страх и гнев, а иногда у некоторых лиц эти эмоции могут разбудить дремавшие до того внутренние силы. Институт исследовал несколько сотен заявлений о появлении полтергейста, и большинство из них оказались ничем иным как высвобожденной энергией томящихся молодых девушек.

– Вряд ли вы отнесете Эллен к этой категории.

– Конечно, но принцип тот же. Человеческое сознание обладает огромной силой, Грейс, такой силой, какую мы все еще не в состоянии понять.

– Вы не верите, что в Слите обитают призраки. – Это было прямое, почти без всяких эмоций утверждение.

– Я не говорил этого. Слишком рано выносить какое-либо определенное суждение.

– Так что же теперь делать?

– Я продолжу свои исследования. Подождем.

Ее глаза выражали вопрос.

– Подождем, – сказал Эш, – пока случится еще что-нибудь.

16

Отодвинув яркую цветастую занавеску, лесник вглядывался в темную ночь. Небо затянули тучи.

– Эти козлы вернутся, – проворчал он, и его жена оторвалась от шитья.

– Вряд ли, Джек, не прошло и двух ночей, – сказала она скорее с надеждой, чем с уверенностью.

Он отпустил занавеску и отвернулся от окна.

– Они болваны, Мэдди. Вчера они смылись с хорошим уловом и думают, им снова повезет. Помяни мое слово, сегодня они вернутся.

– Ленни Гровер и его дружки?

– Можешь быть уверена.

Джек Баклер вышел в прихожую и достал пару старых, но крепких башмаков. Когда он принес их в комнату, эрдельтерьер, растянувшийся у камина, словно там еще полыхал зимний огонь, поднял голову. Завидев в руках хозяина старые башмаки, собака вскочила, издавая скулящие звуки.

– Смотри, Гаффер, не визжи раньше времени, – предостерег ее он и усмехнулся, когда эрдель с ожиданием в черных глазах потрусил за ним, свесив розовый лоскут языка. – Ладно, парень, посмотрим, что поймаем сегодня, а?

Гаффер быстро пробежал через прихожую и с участившимся дыханием стал ждать у дверей. Джек Баклер сел на краешек кресла, скинул шлепанцы и, ворча, натянул тяжелые башмаки.

– Эй, не тряси грязь на ковер! – закричала женщина, хотя плохо скрываемое беспокойство относилось не к ковру, а к мужу.

– Я их сегодня чистил, сама знаешь, – добродушно огрызнулся он.

– Да, иногда ты забываешь это, Джек Баклер. – Ее тон смягчился. – Почему бы тебе не остаться сегодня, Джек? Бердсмор не повысит тебе жалованье за выходы среди ночи.

– Брось, Мэдди, ты же знаешь: это моя работа – отгонять этих бездельников, что в их! Прошлой ночью они набили целый мешок, а сегодня придут опять, чтобы набрать еще больше. Так было раньше и так будет, а я не могу представить им такую возможность, особенно после сегодняшней выволочки от управляющего. Эти бездельники стали приносить слишком много ущерба. Кроме того, Бердсмор не любит, когда чужие бродят по его землям, каковы бы ни были у них причины. Ты же знаешь, как он относится к своей собственности.

Мэдди отложила шитье, подошла к креслу и опустилась рядом с мужем на колени. Она посмотрела ему в лицо и с тихой грустью отметила что в этих старых усталых глазах видны его шестьдесят три года, а вокруг разбежались морщины, вызванные печалями и радостями, которых было немало в его честной богобоязненной жизни. Этот добрый, мягкий человек, хотя и загрубевший на особый манер, – как бывает груба, но целесообразна природа, – слишком заботился о птицах и животных, отданных на его попечение, и иногда ей приходилось отговаривать мужа от выполнения обязанностей, не принимающих в расчет его здоровье и возраст.

– Назови меня старой дурой, но мне кажется, ты зря выходишь в эту ночь, Джек. Как-то у меня странно кости ломит.

– Не мели чушь, Мэдди. Нынешняя ночь ничем не отличается от прошлой и позапрошлой, и можешь быть уверена, эти лоботрясы окажутся там, и ничего хорошего они не замышляют. Вот и ломит кости. – Он потрепал ее по щеке. – Не думаешь же ты, что я забьюсь в постель, когда эти чертовы браконьеры вышли за добычей? Тем более что это моя работа, сама прекрасно знаешь.

– Я знаю, что тебя не переубедишь, ты упрям, как старый осел. – Обидевшись на его холодный смешок, она начала зашнуровывать ему башмаки. – Только обещай, что будешь осторожен – вот и все, о чем я прошу.

Его смех утих, и Джек посмотрел сверху на макушку Мэдди. Значит, она тоже это чувствует. В последнее время в поселке происходило что-то странное, и ясные дни и спокойные теплые ночи не могли этого устранить. Даже птицы и звери в лесу нервничали. Как... как много лет назад, когда он был еще молодым пареньком, и его отец показывал, как действуют браконьеры. Боже небесный, столько лет он не вспоминал те времена, да и не хочет думать о них. В Слите у каждого поколения своя трагедия, у одних больше, у других меньше. Что, пришло время для новой? Он поежился, и Мэдди встревоженно посмотрела на него.

– Почувствовал твою ломоту, – пошутил Джек. – Наверное, холодает. Нужно потеплее одеться.

Его жена встала, задохнувшись от усилия, и разгладила на себе юбку.

– Я принесу тебе куртку, – сказала она, исчезая и прихожей. – И шапку, – донеслось оттуда. – Может снова пойти дождь, как утром.

Гаффер бегал кругами, пока егерь не вышел к жене в прихожую, короткий собачий хвост поднялся, блестящие глаза перебегали с хозяина на дверь.

– успокойся, Гаффер, – проворчал Баклер. – Неужели тебе хочется продираться через кусты, отпугивая негодяев?

Пес тут же принял серьезный вид, поняв, что они идут на дело, а не играть.

Мэдди помогла мужу надеть куртку, а он взял с подставки для обуви длинный фонарь, засунул в глубокий карман, затем потянулся к черному предмету, напоминавшему замысловатый тубус телескопа, и засунул его в другой карман. Мэдди протянула шапку, и он плотно натянул ее на белую от седины голову.

– Ложись спать, девочка, – сказал Джек жене. – Что толку ждать меня полночи?

– Думаешь, я такая дура, что буду дожидаться тебя, пока вы там играете в казаки-разбойники? Я буду умницей и лягу в свою уютную мягкую постель, мой милый. А ты не шуми и не буди меня, когда вернешься, понял?

Может быть, она и ляжет, но будет лежать в темноте, напрягая слух в ожидании его шагов. И не сомкнет глаз, пока не услышит шевеления ключа в замке и приглушенный голос, успокаивающий Гаффера на остаток ночи. Она знала это, и это знал Джек.

Они прожили слишком длинную совместную жизнь для прощальных поцелуев, и если бы он нагнулся и коснулся своими старыми сухими губами ее пухлой щеки, Мэдди знала, что ему было бы так же неловко, как и ей. Вместо этого он в шутливом салюте коснулся пальцем края своей плоской шапки и поднял щеколду.

Когда муж открыл дверь, Мэдди сказала:

– Хочешь, чтобы я позвонила кое-кому? Сержант Пимлетт мог бы послать кого-нибудь тебе в помощь.

До ближайшего полицейского участка надо было проехать две деревни и один городишко, но иногда, если поимка была весьма вероятна, дежурный сержант охотно высылал патрульную машину. Однако в эти дни браконьеры не были главным приоритетом для полиции графства.

– Не стоит рисковать их временем, дорогая. Другое дело, если бы я знал наверняка, что браконьеры нынче ночью вышли на охоту, но я не хочу портить хороших отношений с констеблем, вызывая его людей для охоты на диких гусей.

И он скрылся в темноте; Гаффер уже убежал по садовой дорожке вперед. Мэдди подождала, когда за ним захлопнется дверь, а потом мелко-мелко перекрестилась.

– Пусть с ним будет все хорошо, Господи, – прошептала она про себя. – Пусть ничего не случится с моим Джеком.

Она вернулась в комнату и снова взялась за свое шитье. Но игла не двигалась в руке, и глаза долго оставались закрытыми.

Гаффер подбежал к стоящему у открытой садовой калитки «лендроверу» и стал ждать хозяина. Джек Баклер следовал позади более ленивой походкой, его лицо помрачнело, когда он покинул домик лесника. Мэдди действительно волнуется за него: еще никогда в жизни она не предлагала позвонить в полицию, чтобы вызвать помощь. Определенно, ночным патрулям нравилось такое развлечение – это приятнее, чем колесить по бетонному городу и забирать хулиганов и пьяниц. Некоторые полицейские даже любили на дневных охотах в свободное от службы время подрабатывать загонщиками – платили за это немного, но свежий воздух, приятная деятельность и хороший грог после охоты уже сами по себе служили вознаграждением; и кроме того, представлялась возможность познакомиться с глухими уголками природы. Но нет, как правило, Мэдди оставляла мужу принимать решение; он знал свое дело, а она знала свое место. Так что же на нее нашло сегодня? А если подумать, то и на него? Он тоже весь вечер не находил себе места.

Джек Баклер вышел за калитку и открыл дверь «лендровера». Гаффер тут же заскочил на сиденье, и его короткая колючая шерсть по пути лишь задела руку хозяина, как щетина щетки. Баклер залез следом.

– Ладно, красавец, посмотрим, что нам попадется в эту темную ночь.

В ответ Гаффер лишь стукнул коротким хвостом по сиденью, а лесник завел двигатель и включил фары.

Выехав на длинную изъезженную лесную дорогу в район, который, он знал, должен привлекать браконьеров, лесник притушил фары. Тяжелый фонарь в кармане успокаивал, хотя другие лесники для защиты брали с собой кирку; но хуже, что другиебрали с собой в ночные вылазки дробовики 44-го калибра. Баклер не привык к такому, он у себя имел дело лишь с полупрофессионалами, а не с организованными бандами. Да, Ленни Гровер приносил много неприятностей, но не был настоящим бандитом. Громкий сигнал в темноте заставит его удрать и спрятаться, как и его напарника и собутыльника Денниса Крика. Оба они не станут терроризировать кроликов, зная, что лесник рядом. Однако, хотя эти двое не отличались крутизной, у них были дробовики – а точнее, 9-миллиметровый «флоберт» и дробовик 36-го калибра с самодельными глушителями. Баклер знал это, потому что не далее как прошлым утром сам подбирал пустые гильзы после их ночной вылазки (а что глушители самодельные, знал потому, что Гровер и Крик никогда бы не потратились на такие вещи, когда их можно легко и недорого изготовить у себя в сарае или в гараже). Довольно странно, что в их шайке появился кто-то третий – а лесник прекрасно знал, что их трое, и его особенно злило, что оружие этого третьего столь же неэффективно, сколь дико.

Очевидно, это был новичок, и двое других, без сомнения, вовлекли третьего не из-за его искусства в стрельбе, а чтобы он был носильщиком, поскольку больше ни на что не годился. Первым кандидатом был молодой Микки Данн, а его одиозным оружием был арбалет. Самое плохое для лесника, когда смертельно раненые птица или зверь умудрялись скрыться от охотника в лесной чаще и умирали мучительной долгой смертью. Как хотелось тогда Джеку Баклеру обратить это садистское оружие против его владельца! Или прострелить ему коленные чашечки из его собственного ружья. Или проломить башку киркой. Потому-то он и не брал с собой никакого оружия. Нет, фонарь был достаточно тяжел и крепок, чтобы воспользоваться им для угрозы или защиты; и не нужно ничего такого, что может нанести непоправимое увечье.

«Лендровер» свернул на узкую лесную дорогу, и по ветровому стеклу захлестали тонкие ветки. Гаффер болтался из стороны в сторону, радуясь движению, он обожал возбуждение таких полуночных экскурсий. Лесник сбавил скорость, мотор на малых оборотах заработал тише. По-прежнему зоркие глаза Баклера замечали все вокруг, с обеих сторон окна были открыты, чтобы слышались чуждые звуки. В такую ночь не помешал бы напарник, который ехал бы с другого направления, чтобы браконьеры оказались заперты с двух сторон, но хозяин, газетный магнат, скупивший большую часть владений Локвудов, уволил помощника сразу же, как только появился двадцать с лишним лет назад. Хватит одного, чтобы присматривать за его лесным хозяйством, объявил Бердсмор и продолжил экономить на том, что уволил еще и половину персонала, следящего за угодьями. Что ж поделаешь! Если ему хочется, чтобы большая часть его живности досталась браконьерам, это его дело. Вот только не стоит сваливать вину на лесника.

Он сбавил скорость до скорости пешехода и оставил гореть только подфарники, полагаясь на свое знание дороги впереди – и глаза лесника, которые видели в темноте лучше, чем у большинства людей. Вскоре он выключил и подфарники.

Теперь «лендровер» двигался крадучись и наконец совсем остановился. Баклер выключил двигатель и тихо открыл дверь. Как только хозяин вылез, Гаффер проскочил на место водителя и стал ждать команды.

Баклер осмотрелся по сторонам, принюхался, пытаясь уловить непривычный запах; он впитывал в себя все окружающее, улавливал все звуки, замечал малейшие движения и выискивал в воздухе запах кордита – бездымного нитроглицеринового пороха. Иными ночами, когда легкий ветерок дул с нужного направления, лесник улавливал даже особый, отдающий медью запах крови животного. Сегодня вроде бы не было ничего необычного: ни еле слышного треска сучьев под ногами, ни вскрика вспугнутого с насеста фазана, ни осторожного шепота браконьеров, разыскивающих добычу. И все же лесник что-то чувствовал; что-то было не так в самой ночи, об этом говорила каждая косточка в его теле и все его инстинкты. И более того, тихое, протяжное поскуливание, исходившее откуда-то из глубины собачьего горла, подтверждало, что и Гаффер чувствует то же самое.

– Ладно, парень, пока помолчи, – приглушенным голосом приказал Баклер. – Ведь мы же не хотим, чтобы они нас заметили? О да, на этот раз мы поймаем их, вот увидишь. Схватим их, не дадим им истреблять наших друзей, а, парень?

Его шепот успокоил собаку, и скуление затихло. По-прежнему шепотом лесник велел Гафферу вылезти из машины, тот сразу выскочил на дорогу и встал рядом с хозяином, дожидаясь дальнейших команд.

Баклер засунул ключи в карман, следя, чтобы они не звякнули друг о друга – такие звуки усиливаются в неподвижном ночном воздухе. Маловероятно, но у нарушителей могло хватить глупости оставить свои машины на дороге впереди, и в таком случае «лендровер» перегородит им дорогу к отступлению. Скорее всего, они оставили свой пикап у какой-нибудь дороги на краю охотничьих угодий и пешком пошли к участку, который наметили на этот раз для ночного бизнеса.

Стараясь держать луч поближе к земле, Баклер зажег фонарь, чтобы найти подходящую тропинку через лес. Обнаруженную тропку любой другой не заметил бы, но лесник различил ее довольно отчетливо.

– Давай, Гаффер, старина, разыщем их, пока они не слишком напакостили.

Собака послушно потрусила вперед и быстро исчезла на заросшей тропинке, которую высветил фонарь хозяина, но оставалась на расстоянии шепота, готовая выполнить дальнейшие указания. По пути пес обнюхивал землю и принюхивался к воздуху.

Баклер шел следом так же бесшумно, используя быструю собаку как проводника. Многие лесники предпочитали немецких овчарок, доберманов или даже ротвейлеров – в прежние дни особенно любили мастиффов, – но Баклер предпочитал эрделя. Гаффер был силен и понятлив, а главное – верен. А также имел хорошее чутье и умел разыскать подраненную дичь, не повредив на ней ни перышка, ни волоска. И он никогда не трусил: не раз браконьеры угрожали Гафферу ружьем или дубинкой, но собака никогда не отступала и преследовала злоумышленника, пока тот не убегал, спасая жизнь, или не отдавал свое оружие Баклеру. Трудно найти замену такому зверю, и лесник с печалью думал о том дне, когда Гаффер состарится и не сможет работать. Да, можно хорошо выдрессировать молодую собаку, но на это нужно время и огромное терпение, и почему-то новое всегда кажется чуть хуже старого. Как бы то ни было, когда придет пора, Гаффер проведет остаток своих дней, лежа около дома и выходя на короткие прогулки, которые не будут слишком утомлять его старые скрипучие кости. Но тебе еще не скоро на пенсию, правда, старина? В тебе еще много жизни!

Словно почувствовав мысли хозяина, Гаффер оглянулся и подождал, когда лесник приблизится.

Баклер опустился рядом с собакой на колени и положил руку на ее мохнатую шею.

– Учуял их, Гаффер? – прошептал он. – Мы на правильном пути? Там есть пара рощиц, которые потом можно проверить, если мы ошиблись, но сдается мне, мы на верном пути. Что скажешь, парень?

Ответом эрделя было глухое ворчание. Баклер ощутил, как Гаффер напрягся и вскинул голову, прислушиваясь к чему-то вдали.

– Ладно, Гаффер, продолжим. Думаю, нынче ночью удача отвернулась от них.

Собака бросилась вперед, а Баклер приподнялся на полусогнутые ноги, опустил фонарь еще ниже и светил им не дальше, чем на два шага вперед, готовый при малейшем звуке выключить.

Ровным шагом он двигался через темный лес, собака так же бесшумно и легко бежала впереди.

* * *

Ленни Гровер тыльной стороной руки ударил Микки Данна, и его пальцы довольно крепко смазали парня по плечам, отчего тот взвизгнул.

– Убери от меня свою чертову задницу с этой ерундовиной! – прошипел Гровер.

– Рядом с тобой ничего нет, – огрызнулся Микки, чуть не споткнувшись о корень в стремлении оказаться подальше от Гровера. Свой арбалет он спрятал за спину, словно боялся, что кто-то отберет его.

– Тише, вы, двое! – сердито прошептал третий, шедший впереди. – Если Баклер где-то тут, нам не поздоровится.

Гровер в волнении опустил козырек своей бейсбольной кепки:

– Этот старый болван без понятия. Нынче ночью он где-нибудь на другой стороне леса.

– Что ты хочешь сказать? – проговорил Леннис Крик. – Он наверняка знает, что прошлой ночью мы были тут.

– Именно, – согласился Гровер, скалясь в темноте. – И подумает, что мы не придем в одно и то же место дважды. – Его лицо приняло презрительное выражение. – Но благодаря этому козлу, здесь осталось много всего, чем можно поживиться.

Микки Данн открыл было рот, чтобы опять возразить, но решил воздержаться, когда двое остальных снова двинулись дальше. Его ли вина, что он не может позволить себе ружья, и кроме того, он отлично стреляет из арбалета. Ну, днем. Ну, по неподвижной мишени. Лучше промолчать – Гровер совсем издергался в ночных вылазках и слишком распускает руки.

Осознав, что рядом никого нет, Микки, согнувшись чуть ли не вдвое и держа арбалет перед собой, будто играл в войну, поспешил за товарищами.

Хотя Микки был на подхвате у двух других браконьеров, он сумел накануне ночью настрелять изрядное число фазанов, пока Крик ослеплял их своим мощным фонарем, и те, оцепенев, неподвижно сидели в луче света. Единственная трудность заключалась в том, что многие с леденящими душу воплями скрывались в зарослях, унося в себе стрелы. Все трое гонялись за ними, Гровер и Крик забывали о тех, кого удалось подстрелить, и Микки ощутил нечто вроде позывов тошноты, когда увидел, как Гровер схватил подраненную птицу и зубами раздавил ей голову. Его действительно стошнило, когда Гровер заставил и его проделать с пойманным фазаном то же самое. Впрочем, хуже было, когда обнаружилось, что он принес для мертвых птиц дерюжный мешок, а не ремни, потому что, по словам браконьеров, с мешком неудобно таскаться по лесу, и к возвращению домой тушки будут все в крови и слишком страшными – местные мясники и держатели ресторанов (или ресторанщики, как он называл их) предпочитали дичь чистую и аппетитную.

Что-то зацепило его дешевую кожаную куртку и потянуло назад с такой силой, что Микки потерял равновесие. Сначала, омертвев от страха, он подумал, что это лесник выскочил из-за дерева и схватил его, но когда браконьер уже был готов закричать, то понял, что Гровер просто отпустил низко растущую ветку – несомненно, с намерением ударить идущего сзади. Услышав смешок Гровера, Микки выругался про себя. И ткнул перед собой кулаком, хотя и был уверен, что кулак не коснется спины. «Ты еще получишь свое, Ленни Гровер, – подумал он, не решаясь выразить вслух этого мнения, – и тогда я окажусь рядом и плюну тебе в глаза». В мрачном настроении Микки шагал за двумя браконьерами.

– Похоже, подошли к роще, – через некоторое время проговорил Крик и остановился, ожидая, когда Гровер поравняется с ним.

– Нет, еще далеко, – ответил тот.

– Ты уверен? Мы уже здорово удалились от машины.

Гровер снял свою бейсбольную кепку и откинул назад длинные черные волосы.

– Мы должны сначала спуститься, потом забраться немного наверх, обойти пруд, и тогда окажемся на месте – отстань от меня, эй, ты, Микки!

Микки, который снова в темноте наткнулся на Гровера, отшатнулся назад, чтобы не попасть под размашистый удар, его нога зацепилась за какое-то ползучее растение, и он упал навзничь в кусты, с шумом ломая ветки мешками и арбалетом.

Двое других вздрогнули от шума.

– Оставим его здесь, Лен, – громко проворчал Крик. – От этого козла одна опасность.

– Он только заблудится и доставит нам еще больше хлопот, – простонал Гровер.

Поставив копошащуюся в кустах фигуру на ноги, он приблизил свое лицо к лицу молодого парня, так что между ними осталось лишь несколько дюймов, и прошипел:

– Не шуми, ты, маленький гаденыш!

Микки не двигался.

– Ленни, я...

– Заткнись! -На этот раз Гровер почти кричал.

– Ленни! – в ужасе простонал Крик. – Бога в душу, ведь теперь тышумишь! Если Баклер где-то рядом, он обрушится на нас, как тонна кирпичей!

Гровер отпихнул Микки.

– Говорю тебе, если Баклер нынче ночью вышел, то он за несколько миль отсюда. Все, пошли, и не будем останавливаться до самой рощи. Слышишь, Микки?

В ответ послышалось ворчание, и все трое отправились дальше через лес, теперь Гровер пропустил Данна вперед, так что тот оказался между двумя другими браконьерами. В отместку за то, что первую часть пути тот все время пихал его в спину своим арбалетом, теперь Гровер то и дело тыкал его в спину стволом ружья и только ухмылялся на приглушенные жалобы Микки.

Однако через некоторое время удовольствие от этой небольшой пытки пошло на убыль, поскольку чем дальше они углублялись в лес, тем тревожнее им становилось. Что-то было не так, и они не могли понять, что именно. В лесу было довольно тихо, вдали между деревьев не мелькало никаких огней, ничто не выдавало приближающихся лесников. И только пройдя еще некоторое расстояние, Гровер понял, что вызывало его тревогу, и шепотом велел всем остановиться.

Они остановились и обернулись посмотреть, в чем дело.

– Слышите? – сказал Гровер.

Они прислушались, но ничего не услышали.

– Что такое, Ленни? – проворчал Крик. – Я ничего не слышу.

– Вот именно, – хмыкнул тот. – Ничего не слышно.

Они постояли, молча, напряженно прислушиваясь, и Крик понял, что его товарищ прав. Даже глухой ночью в лесу слышались звуки – в кустах копошились маленькие ночные зверьки, случайные птицы шевелились в своих гнездах, порой в темноте пискнет мышка, попав в когти вышедшей на охоту сове. Но сейчас не слышалось ничего такого. Ничего вообще.

И не только тишина встревожила этих троих – кроме того, в лесу не было никакого движения.

– Не нравится мне это. Лен, – пробормотал Крик. – Думаешь, старый Баклер устроил нам ловушку?

– Не знаю. Но что-то здесь не так.

– Что за чушь вы там несете! – засмеялся Микки. – Чего вы ждете среди ночи?

Двое не обратили на него внимания.

– Как думаешь – смыться по-хорошему? – сказал Крик.

– Может быть, лучше смыться, – ответил Гровер.

– Ох, пошли дальше, – простонал Микки. – Мы уже у самой рощи.

Они услышали, как он вложил в арбалет стрелу.

– Что ты делаешь? – спросил Гровер с показным терпением в голосе.

– Приготавливаюсь, пока вы двое не начали распугивать все вокруг своими пушками.

– Я только что сказал тебе: смываемся.

– Нельзя. Босс обещал мне, что возьмет всех фазанов, которых мы добудем до конца недели. – Его боссом был мясник, на которого Микки работал по воскресеньям.

И снова Гровер схватил молодого парня за отвороты куртки и приподнял на цыпочки:

– Я не скажу, что...

Он замер, так и держа Микки на цыпочках. Сквозь деревья до них донесся слабый шум.

Все трое медленно повернули головы в ту сторону.

* * *

Гаффер превратился в статую. Потом постепенно, начиная с задних ног, задрожал. Вскоре он трясся уже весь, от длинной узкой морды и до короткого поднятого хвоста. Глубоко из нутра донеслось особое завывающее скуление.

Джек Баклер посветил на собаку.

– В чем дело, Гаффер? – тихо спросил он. – Что-то услышал?

Собака продолжала смотреть прямо вперед, маленькие черные глазки не отрывались от какой-то точки вдали.

– Они рядом, да, Гаффер? – лесник выпрямился, на лицо легли жесткие морщины. – Ну, на этот раз мы их поймаем.

Эрделю удалось зарычать, издать долгий, протяжный звук, закончившийся подвыванием и скулением. Но теперь звук стал более жалобным, больше похожим на плач.

– Ну, успокойся, старина.

Баклер был в замешательстве: никогда еще он не видел, чтобы Гаффер так себя вел. Обычно собака ничего не боялась, всегда готовая броситься и вмешаться, с чем бы они ни сталкивались, – будь это браконьеры, загнанные в угол лисицы или даже сумасшедшие барсуки (и барсуки тоже иногда сходят с ума). Но за все годы службы никогда пес не реагировал так, как сейчас. Ради Бога, что такое могло ему привидеться?

И тут Баклер услышал другой звук – звук, словно исходивший из самого воздуха. Это был стон, жуткий плач, от которого на голове дыбом становились волосы. Вдруг стало как-то необычно холодно, словно температура упала до нуля, и теперь дыбом встали волосы не только на голове, но и на руках, на ногах и по всему телу.

Донесшийся из-за деревьев звук был жалобным воем, жуткой жалобой, непрерывным плачем, выражающим полную безысходность. Баклер прищурился, вглядываясь в ночной мрак в поисках источника этой тоски, этой муки. Но не увидел ничего кроме теней.

Он полез в карман куртки и вытащил тот складной предмет, что засунул туда раньше, щелкнул выключателем и приложил к глазу окуляр. Прибор весил более шести килограммов и работал от одной батарейки; лесники часто пользовались такими инструментами, когда не хотели выдавать своего местонахождения в темноте, включая фонарь. Баклер поводил прибором из стороны в сторону и направил туда, откуда, как ему казалось, донесся звук. У него захватило дыхание при виде появившегося на светящемся фоне плывущего предмета. Это напоминало какие-то зеленоватые обломки, плывущие по бурным водам.

Он оторвал глаз от прибора и невооруженным глазом посмотрел в точку, где обнаружил движение. Теперь во мраке что-то серело.

– Пошли, Гаффер, – тихо, но решительно сказал лесник. – Выясним, что происходит.

Но собаки уже не было рядом. До Баклера донесся шорох кустов под лапами убегающего пса. Удивленный трусостью своей собаки, он чуть было не позвал ее, но вовремя остановился: не имело смысла привлекать внимание существа за деревьями, кем бы это существо ни было. Скорее озадаченный, чем рассерженный поведением Гаффера, лесник снова повернулся к сероватому свечению и начал пробираться вперед, то и дело останавливаясь, чтобы через прибор посмотреть, не удастся ли различить эти пляшущие силуэты. Это было странно – просто какая-то чертовщина, – но каждый раз невооруженным глазом он видел, как нечто бесформенное, серое, словно туман без клочковатых краев, не имеющий ничего внутри, складывается в какие-то фигуры.

Какое-то пугающее чувство говорило ему, что нужно убираться отсюда, вслед за Гаффером бежать назад, откуда пришли, к «лендроверу», но что-то другое – земная, практическая часть лесника, обязанного защищать животных и лес и любящего свое дело, – напоминало ему, что здесь непорядок и его обязанность – выяснить, что происходит. И он пошел дальше.

Одолев половину дистанции до этой мглы, Баклер остановился проверить свой инвентарь. Подземные звуки по-прежнему доносились до него, но теперь стали громче. Снова подняв прибор ночного видения, лесник посмотрел в него и увидел, что образы, эти зеленоватые пляшущие обломки, стали четче, отчетливее. Разные по размеру, они колыхались и кружились, не принимая никаких очертаний, совершенно бесформенные.

Баклер опустил прибор и заметил, что и без него видит мглу в середине, ставшую теперь непрозрачной. Он двинулся дальше, еще осторожнее; любопытство вместе с чувством долга преодолели страх. Он не дышал – не из опасения выдать свое присутствие: треск сучков под ногами все равно уже выдал его, – а просто потому, что забыл. Частично скрытая за деревьями и кустами, вблизи мгла казалась более осязаемой, словно состояла скорее из тончайшей кисеи, чем из тумана, и внутри что-то двигалось.

* * *

Странные звуки, не ставшие громче, слышались яснее, и, приблизившись, Баклер различил человеческие голоса. И вдруг понял, что они исходят из середины... середины чего? Что этобыло? Мгла -вот какое слово лучше всего описывало увиденное.

Он был рядом, совсем рядом, лишь пара деревьев и низкорослый кустарник отделяли лесника от загадочного явления. Через прибор ночного видения плавающие предметы стали яснее, и, разинув рот, не веря своим глазам, Баклер различил определенные очертания.

Один сгусток состоял из трех частей – две длинных и одна покороче и явно толще; лесник мог поклясться, что это была часть руки – большой палец и два других касались кусочка плоти.

Другой сгусток, поменьше, был круглым, с темным кольцом внутри; позади него свободно висела длинная нить, как тонкий хвостик какой-то глубоководной морской рыбы. Потрясенный, Баклер понял, что это напоминает плывущее глазное яблоко.

Перед глазами показался большой кусок – или так показалось растерянному леснику, – а другой кусок гнался за ним. Вот он догнал первый, и оба слились воедино, плотно прижавшись, как какая-то трехмерная головоломка.