Текст книги "Возвращение призраков"

– Какой смысл копаться в старых деяниях и злодеяниях моего семейства? Маленькие деревушки вроде нашей склонны копить обиды из поколения в поколение, и уверяю вас, подобные изыскания не приведут ни к чему хорошему.

– Я уже говорил вам, все результаты моих исследований будут строго конфиденциальны. Институт докладывает о них непосредственно клиентам и больше никому.

Выражение лица Локвуда говорило, что он далеко не удовлетворен. Викарий с трудом встал на ноги, заканчивая беседу.

– Вы позволите посмотреть мне приходские книги? – упорствовал Эш.

Светлые глаза пожилого священника не мигали.

– Что касается церковных фондов – нет. К сожалению, я не могу помешать вам в поисках других источников информации.

С этими словами он оставил дочь и исследователя на террасе одних, гнев на время придал энергию его шагам.

* * *

Они шли по широкой тропе, и Эш представлял, что когда-то этот путь был не так заброшен и вел к поместью Локвудов, расположенному примерно в миле от самих владений. Теперь обочины заросли травой и кустарником, разбегавшимися по изрытой каменистой поверхности. Эш хотел посмотреть на сгоревший дом, бывший когда-то поместьем Локвуд-Холл, и Грейс, хотя и удивленная его просьбой, охотно согласилась сходить с ним туда.

Они могли бы съездить к руинам, но Грейс пришло в голову пойти пешком: дорога была слишком разбита, и поездка могла оказаться не очень удобной. На самом деле Грейс хотелось подольше побыть с этим загадочным мужчиной, побольше разузнать о нем, возможно, даже узнать, как утонула его сестра и почему его так встревожило упоминание ее имени.

У обочины старой заброшенной дороги трудилась пчела, ее жужжание подчеркивало обыденность дня. Впереди в ясном голубом небе выделывали курбеты зеленушки, а вдали терялись в дымке залитые солнцем лесистые холмы. Как может этот день, размышляла Грейс, не замечать творящегося зла; как эти отвратительные деяния не заражают сам воздух? Что касалось видений прошлой ночи, то дневной свет как-то ослабил их силу, так что они стали смутными и потеряли свое значение. Сам Дэвид Эш выглядел не таким подавленным, как раньше, словно яркое солнце и свежий воздух если и не стерли совсем, то затушевали ночные страхи.

Взлетевшая с цветка пчела перелетела через разбитую дорогу, ее полету на мгновение помешало присутствие людей. Грейс и Эш постояли, пока насекомое жужжало вокруг них.

– Почему ваш отец возражает против того, что я загляну в историю вашего семейства? – спросил Эш, когда они двинулись дальше.

– Думаю, он боится за хорошо упрятанные скелеты, которые вы можете вытащить из разных шкафов. Знаете, как он был сначала взбешен, когда я обратилась в Институт экстрасенсорики? Потом он вроде бы согласился на ваше исследование, пока сегодня утром не узнал, что вы будете копаться в прошлом.

– Я так и не понял, почему это должно его беспокоить.

– Он не ожидал этого. Он думал, вы установите свои мониторы, или чем вы там пользуетесь для выявления присутствия призраков, составите отчет, посоветуете, что делать, и уберетесь восвояси.

– Это не всегда так просто.

– Так ему казалось. Но его главная тревога – население Слита. Боюсь, что семейство Локвудов оставило плохой след в истории по отношению к людям, как говорит отец, и он не хочет оживлять старое недоброжелательство. – Заметив интерес Эша, она продолжила: – Среди наших предков были неудачные господа здешних мест, некоторые из них имели совершенно подлую репутацию, и я расплачиваюсь за это. Честно говоря, я никогда не интересовалась историей Слита. Меня отправили в пансион, когда мне было семь лет, и даже на каникулы мама увозила меня куда-нибудь, обычно за границу, а отец оставался выполнять свои обязанности, так что я никогда не чувствовала себя частью местного общества. А последние годы заняли университет и работа за границей.

– Мне по-прежнему хочется узнать об этих скелетах у Локвудов в шкафу.

Грейс улыбнулась, и он ощутил ее теплоту.

– Я же говорю, я сама мало знаю об этом. Да особенно и не хочу знать.

– Даже из любопытства?

– Ну, рискуя возбудить у вас аппетит, могу сказать, что как-то я услышала, что один из моих предков, Себастьян Локвуд, был большим другом и помощником сэра Френсиса Дэшвуда. Думаю, это заинтересовало меня минут на десять.

– Дэшвуда?

– Вы, конечно, слышали о нем? – Ее улыбка стала озорной. – Я думала, в Институте есть картотека, содержащая всю информацию об этой выдающейся личности.

– Ах, да. Сэр Френсис Дэшвуд, распутник и оккультист, основатель Клуба Адского Пламени, тайного общества поклонников дьявола. Да, ваш родственник попал в милую компанию.

– Его фамильное поместье было не так далеко отсюда. Он устраивал свои оргии и сатанинские ритуалы в меловых пещерах, которые сам вырыл. Себастьян Локвуд был членом тайного братства, и в середине восемнадцатого века они всячески позорили эти места.

– О, это уже скелет. И этот ваш предок был – как вы это назвали? Скуарсон?

– Да. Это моя мать рассказала мне о нем и, помню, очень, сердилась. Не знаю, почему это так ее задевало – мне это показалось забавным.

– Не удивительно, что ваш отец не позволяет мне добраться до церковного сундука, особенно если у вас и другие предки того же сорта. Интересно было бы почитать эти записи.

– Надеюсь, он был самой паршивой овцой в стаде. Если нет, то к поколению моего отца Локвуды здорово переменились. Я не могу себе представить отца, вовлеченным в нечто подобное, а вы?

Эш улыбнулся ей в ответ, хотя улыбка не коснулась глаз.

– Думаю, нет. Вы не возражаете, если я закурю?

– Даже в такой прекрасный день вам нет дела до загрязнения окружающей среды, не говоря уж о ваших легких?

– Это помогает мне думать.

– Вы только думаете, что помогает.

– Ну ладно, это помогает мне думать, что помогает думать.

– В таком случае, на здоровье.

– Можете чувствовать свое превосходство. – Он полез в карман и ничего не вытащил. – Эх, что-то мне кажется, что курение сейчас не поможет.

– Хорошо. Дольше проживете.

– Да, минуты на две.

– В свое время вы оцените эти две минуты.

– У меня будет время в последний раз закурить.

Она рассмеялась, радуясь, что шутливая беседа разрядила напряженность между ними. Но Эш все испортил своим вопросом:

– Как долго болеет ваш отец, Грейс?

– Уже третий раз вы спрашиваете о здоровье моего отца. Не понимаю, почему это для вас так важно.

– Я не говорил, что это так важно. Любопытно, вот и все.

– В этом нет ничего таинственного. Здоровье отца стало ухудшаться вскоре после смерти матери, хотя артрит в руках мучит его уже несколько лет. Но только недавно отец так сдал.

– Он показывался врачу в последнее время?

– Несколько месяцев назад, когда не смог больше выносить моих надоедливых просьб. Истощение, умственное и физическое, несколько повышенное давление – вот вердикт доктора. И артрит не улучшает положения.

– Сегодня он выглядел неважно.

– Я попросила доктора Степли зайти на неделе посмотреть на него. И не собираюсь предупреждать отца до последнего момента.

– Доктор Степли – деревенский терапевт?

Грейс кивнула.

– Он присматривает за нашей семьей, сколько я себя помню. Думаю, ему пора на пенсию, но он упрям, как мой отец. Наверное, будет продолжать практику, пока не свалится во время обхода.

Реактивный самолет высоко в небе виднелся сверкающей точкой и оставлял за собой тонкую, почти призрачную линию. След разбухал и растворялся в разреженном воздухе.

– Вот что осталось от Локвуд-Холла.

Эш посмотрел, куда указывала Грейс, и увидел вдали серые развалины. Приглушенная зелень холмов позади подчеркивала безжизненность изломанных камней.

Эш снял пиджак и повесил на руку.

– В прежние дни дом, должно быть, имел величественный вид, – заметил он, вместе с Грейс приближаясь к руинам.

– Во многих отношениях – да.

Эш взглянул на нее:

– Вы как будто не уверены.

– У нас до сих пор есть картина с изображением Локвуд-Холла, каким он был в восемнадцатом веке, – и да, я думаю, это было внушительное здание. Но мне оно никогда не нравилось. Его архитектура всегда казалась мне какой-то холодной; возможно, картина просто плохо написана.

– Я бы хотел увидеть ее.

– Хорошо. Она в кабинете у нас дома. Некоторые восхищаются как зданием, так и картиной, так что мое мнение может показаться вам не слишком заслуживающим доверия.

– Довольно часто бывает, что люди ощущают неприязнь к некоторым местам.

– К дому моих предков? Я должна бы гордиться его историей, как и его величественностью.

– Может быть, на вас влияет сожаление о том, как много Локвуды утратили за все эти годы.

– Я не проклинаю судьбу за утрату того, что мы имели.

В ее ответе не было резкости, просто твердое убеждение, и Эш решил, что ему это нравится. Эта женщина не хнычет, как новые бедные.

Ее саму словно смутила собственная откровенность:

– Я показалась вам сварливой?

Он не удержался от смеха:

– Нет, возможно, просто возмущенной.

К ней снова вернулось хорошее настроение.

– О, я умею возмущаться. Вам надо послушать, когда отец говорит со мной о религии. После этого мы можем несколько дней дуться друг на друга.

– Как вам удалось не стать религиозной? Вам, дочери викария?

– Это все равно что жить в магазине кондитерских изделий. Можно потерять аппетит к сладкому, когда кругом его навалом. Под конец и мама чувствовала то же. Хуже того – я думаю, под конец ее тошнило от религии. Но это не значит, что я не верю во Всевышнего или загробную жизнь. Наверное, это догма и ритуал отвратили меня от религии. Кроме того, есть другие тайны, которые нужно решить, прежде чем беспокоиться о смысле мироздания – например, призраки, которых видели в Слите, или то, почему иногда я могу проникать в чужое сознание.

Ее последнее замечание остановило его расспросы, на что и было рассчитано. Грейс повернулась к Эшу:

– Как я смогла этой ночью участвовать в вашем сне, Дэвид? Как я смогла увидеть вашу несчастную умершую сестру Джульетту, когда до вчерашнего дня ничего не знала о вас? И то, о чем я раньше не упоминала: вы как будто страшно боялись ее...

Она увидела, что ее слова произвели на него глубокое впечатление. В глазах отразилась смесь страха и горечи, но когда Эш заговорил, в его голосе была лишь холодная злость:

– Я боялся ее шуток, ее отвратительных мелких шуточек.

Он пошел дальше, оставив Грейс стоять на дороге.

– Вы не можете до сих пор проклинать ее за это, Дэвид, – крикнула она ему в спину. – Теперь, когда ее нет. Вы должны простить ее.

Эш остановился и обернулся.

– Вы не поняли, – с прежней холодной злобой сказал он. – Она устраивала свои шутки уже после смерти.

20

Меж широких ступеней лестницы, ведущей к широкому входу в Локвуд-Холл, росла трава, и истинный цвет железных перил скрыла ржавчина. С обеих сторон от входа возвышались почерневшие колонны, а высокие зияющие окна открывали пустоту внутри.

Поднявшись по ступеням, Эш увидел рухнувшие внутренние стены, полуобвалившуюся лестницу на верхние этажи, которых больше не было, и темные, искореженные стропила; сквозь крышу виднелось ясное светлое небо. Грейс с ничего не выражающим лицом стояла на самой нижней ступени позади Эша.

Он обернулся и подождал ее, но она колебалась.

– Грейс! – позвал он, не понимая, почему она не идет.

Прогнав все чувства, которые только что занимали ее, она перевела взгляд с открытой двери на него и начала взбираться по лестнице.

Эш снова переключил внимание на дом, вытянув шею, чтобы разглядеть то, что было когда-то верхними этажами, и остатки витиеватой каменной балюстрады, идущей вдоль всей крыши.

– Можно примерно представить, как это выглядело, – сказал он взволнованно, почувствовав рядом присутствие Грейс.

– Я не хочу думать об этом, Дэвид. Я не люблю это место. Когда я прихожу сюда, у меня всегда такое впечатление, что оно что-то замышляет, обиженное этой разрухой. Странно, но у меня появляется такое же впечатление, когда я смотрю на картину, что висит дома.

– Вы позволяете преследовать себя воображению, – мягко успокоил ее Эш. – Здесь ничего нет.

– Вы ничего не чувствуете?

Он заглянул внутрь, его глаза обежали заляпанные стены, обвалившуюся лестницу.

– Это просто пустая оболочка.

Она обхватила себя за плечи, словно внезапно замерзла.

– Мне тоже хочется поверить в это. Даже в детстве я ненавидела это место. Я никогда не прихожу сюда одна, и, к счастью, моя мать вроде бы тоже не любила его. Только отец ходил сюда и иногда настаивал, чтобы я ходила с ним. Помню, как он расхаживал по первому этажу, переходя из комнаты в комнату, и часто, если это было безопасно, закрывал глаза, представляя, как тут было раньше. Он даже что-то напевал, – знаете, один из старинных вальсов, – и описывал мне социальное положение, которое занимали здесь поколения Локвудов. Держась за его руку, я сама воображала их – длинные одежды, напудренные парики, клавесинная музыка. Я чуть ли не слышала смех, разговоры, стук туфель по мраморному полу в бальном зале, когда гости танцевали. Романтика, я знаю, представления девочки о том, как все должно было здесь происходить; но я едва ли не наяву видела их...

Она замолкла, удивленная собственными воспоминаниями, и Эш придвинулся к ней. Неуверенным голосом Грейс продолжила:

– И мне также представлялись другие... события здесь. Что-то темное... чего я, вероятно, в детстве не понимала... чего не понимаю и сейчас...

Он взял ее под руку, и она сначала напряглась, а потом расслабилась, прижавшись к нему.

– Какими они представлялись вам, Грейс? – осторожно спросил он. – Вы действительно слышали музыку и голоса? Вам они казались реальными?

– Не знаю – прошло столько лет. Но ведь я не могла слышать, правда? Все это происходило лишь в моей голове, просто детские фантазии.

– Но вы так живо помните их.

– Сегодня – да.

Грейс провела его за собой в высокий дверной проем.

Поравнявшись с ней, Эш увидел, что ее глаза закрыты, а голова чуть приподнята, словно Грейс вспоминала свои детские впечатления. Он не стал ее тревожить, а осмотрел опустошенное помещение. Было нетрудно представить былое величие Локвуд-Холла, хотя остатки стен почернели от мха и лишайника, пышно разросшихся в темных углах. Полы усеивали упавшие обломки, там и здесь валялись обгоревшие балки, толстым слоем их покрывала каменная пыль, сбившаяся в кучи, как и многолетняя грязь, смываемая дождями с рухнувшей крыши. В полу были большие дыры, чернота которых казалась непроницаемой для солнечного света. Эш взглянул на остатки верхних этажей и удивился, не обнаружив птиц и птичьих гнезд на сломанных бревнах и в трещинах стен, поскольку такие заброшенные места обычно служили для них прекрасным убежищем. Он прислушался, но не услышал никаких признаков жизни. Только тишина и кружение пыли в пустой оболочке.

Эш шагнул вперед и оказался за дверным проемом.

– Не надо, Дэвид. – Почувствовав его позади, Грейс тут же открыла глаза. – Здесь небезопасно, – и, увидев его неуверенность, добавила: – Этот пол – он теперь ненадежен. И некоторые потолочные балки совсем ослабли.

Он кивнул, благодаря за предостережение.

– Когда вы были здесь в последний раз? – спросил Эш, снова придвигаясь к ней.

– Не помню точно. Возможно, год назад, когда вернулась домой из-за болезни матери. После похорон мне просто хотелось уйти из дому, я пошла по старой дороге и оказалась здесь. Помню, отец рассердился, когда узнал, где я была.

Эш вопросительно приподнял брови.

– Ничего таинственного, Дэвид. Он беспокоится, что в один прекрасный день все здесь может обрушиться, и не хочет, чтобы в это время кто-то оказался рядом.

– Почему бы ему не снести это здание, если он так беспокоится?

– Это слишком дорого. И кроме того, дом находится в частных владениях – никому не позволено сюда заходить.

– Я нигде не видел предупреждающих знаков.

– В них нет необходимости. Кажется, никто и так не интересуется этим местом.

– Даже человек, скупивший остальные владения?

– Карл Бердсмор? Он знает, что оно за их пределами. Это мой дед, Невилл Локвуд, распродал земли, чтобы расплатиться с долгами, и он оговорил в условиях сделки, что Локвуд-Холл навсегда останется семейной собственностью Локвудов, невзирая на его состояние. Думаю, он хотел поддержать традицию, как бы ни уменьшилось наше богатство. Новый владелец земель построил собственное поместье на южной стороне – это был Бердсмор, он купил наши угодья двадцать с лишним лет назад. Мне говорили, он владел несколькими журналами по машиностроению и продал их за миллионы. Тогда он пришел к моему отцу и потом приходил еще несколько раз с предложением купить остальное, но отец отказал ему. Наверное, теперь Бердсмор уже отказался от мысли стать единоличным господином всех владений.

Эш мог понять амбиции миллионера, поскольку Локвуд-Холл после перестройки мог бы стать великолепной резиденцией в прекрасном обрамлении, и несомненно, Бердсмор был готов заплатить за него баснословную сумму. В некотором роде было приятно узнать, что семейная традиция возобладала над силами рынка. Локвуды были вымирающей породой.

Внезапный шум крыльев заставил обоих вздрогнуть, и Грейс отшатнулась от дверного проема, опасаясь, что сейчас сверху что-нибудь упадет. Но с крыши посыпалась только пыль, и на солнце засияли миллионы сверкающих точек.

Эш взглянул вверх и увидел птицу, только что усевшуюся на балку высоко над пустым помещением. «Значит, я ошибался, – подумал он, – здесь есть жизнь», и будто в ответ ворон издал резкое, хриплое карканье, еще более мрачное, чем пустота этих старых стен.

– Дэвид. – Грейс уже ушла вперед, она была почти у самой лестницы. – Пойдемте.

Он оглянулся на ворона. Тот молчал и, казалось, внимательно смотрел на него сверху. Эш поежился и вдруг понял, что несмотря на беспрепятственное прохождение солнечных лучей внутрь, в Локвуд-Холле – или в том, что осталось от него – было холодно, как в склепе.

21

Ах, вот и это место! Мило. Нет, не просто мило: прекрасная маленькая деревенька. Какая жалость, какой стыд!

Маленький тщедушный человечек на скамейке положил ногу на ногу, обхватил руками колено и несколько мгновений раскачивался взад-вперед, еле заметно – его плечи едва отрывались от спинки. Он задумчиво похлопал рукой по тонкой тросточке с серебряной рукоятью.

Случайный прохожий мог бы принять это местечко за совершенно обычное – ну, может быть, слишком милое с этой своей старомодной гостиницей и живописными домишками, этой лужайкой и прудом – слишком милое, чтобы назвать его совершенно обычным – но, конечно, прохожий бы решил, что тут спокойно и определенно ничего не происходит. О да, и случайный приезжий, вероятно, заключит, что деревенские обитатели – очень милые люди без каких-либо особых забот, кроме обыденных мечтаний; и он не заметит за вежливыми улыбками отдаленной, но – если приглядеться – заметной тревоги, какого-то душевного дискомфорта в бегающих глазах.

Несомненно, это то место. Великий Боже, да здесь чувствуется подрагивание в самом воздухе, чувствуется запах тревоги. Эти люди – только посмотреть, как они прохаживаются мимо, еле кивая друг другу, избегая встречаться глазами – эти люди подозревают, что в их деревне происходит что-то ужасное, но пока не знают что это. Они ждут чего-то, но у них нет нити к тому, что может случиться.

О чем-то задумавшись, Симус Фелан поскреб в носу и вытер палец носовым платком в красно-белую крапинку, который выхватил из нагрудного кармана своего твидового пиджака. Некоторое время он рассматривал землю перед собой, изучая темные пятна на траве, и глубокие морщины избороздили его лицо, а обычно веселые глаза на время затуманились.

Ну вот, отвратительная высохшая кровь заляпала траву (какой мерзкой становится эта жизненная жидкость, когда так безрассудно расплескивается!) и теперь нарушает душевный покой, заставляя размышлять и гадать, откуда она. Что-то случилось здесь, на этом самом месте, совсем недавно, что-то ужасное и жестокое. Смерть запустила сюда свои костлявые пальцы, но ее хватка еще не достаточно крепка. Да, да, я чувствую это. Смерть еще не прошла здесь, но хмуро стоит, рядом. И ждет удобного момента.

Он вытянул шею, чтобы разглядеть подъезжающий к лужайке красный «форд», его интерес привлекла не машина, а водитель. Маленькие глазки, в которые вернулась веселость, прищурились, пытаясь рассмотреть его лицо, но солнце стояло высоко, и внутри машины казалось темно. Однако удалось различить профиль.

Хм, волевое лицо. Впрочем, наполнено сомнениями. Так почему этот человек привлек мое внимание? Ах, да, он тоже часть этого. И ощущение сильное. Ну-ка, он тоже что-то уловил. Смотрит сюда, что-то разыскивая. Он увидел меня, но не уверен. Снова смотрит мимо, осматривает дорогу. Совершенно сбит с толку.

Маленький ирландец наблюдал, как Дэвид Эш втиснулся на последний оставшийся пятачок стоянки по ту сторону пруда, как запер машину и пересек дорогу, направляясь к «Черному Кабану», как обошел стоящий у поребрика полицейский автомобиль и подошел ко входу в гостиницу. И снова остановился и осмотрелся, прежде чем войти.

Он не здешний, наверняка. Приезжий, как и я. Да, он участвует в происходящем здесь. Интересно, его тоже позвали эти страшные вибрации? Его тоже привели сюда они?

Фелан замер на скамейке, уставившись на вход в гостиницу.

Нет, энергия этого человека не очень сильна. Или, точнее сказать, слишком подавлена. Как бы то ни было, мы должны поскорее сойтись. То есть, пока не поздно. Но в данный момент пусть просто сидит и впитывает то же, что и я, что бы это ни было. Например, пруд вон там. Ужасный застоявшийся пруд. И он глубокий, глубже всяких земных пределов, мне даже не нравится сидеть рядом. Пожалуй, я прогуляюсь к церкви, что виднеется вдали. Церковь – всегда хорошее место для начала, и приезжий, шныряющий вокруг подобных древних достопримечательностей, ни у кого не вызовет удивления.

Симус Фелан встал и потряс по очереди обеими ногами, будто расправляя складки на собственном теле. Потом приподнял легкомысленную шляпу с узкими полями, чтобы пробежать рукой по серебрящимся редеющим волосам. Проделав это, он быстрым движением водрузил шляпу на место, снова взял трость, резко расправил плечи и уже было пошел к церкви на возвышенности. Но что-то снова привлекло его внимание – нечто, вызвавшее его удивление тем, что он не замечал этого раньше Позорный столб и колодки он заметил еще до того, как сел на скамейку; в них не было ничего неуместного. Однако в этот момент по иззубренному древнему дереву позорного столба текла темная жидкость, такая же темная, как на траве.

Фелан подошел к старому памятнику пыткам и мучениям и пальцем провел по гладкой мокрой полоске. Когда он оторвал его, палец окрасился красным.

Посмотрите-ка на это!

Он снова осмотрел место для бичевания, потом свой палец. И удивленно покачал головой.

Господи Иисусе, почему дерево плачет кровью?