Текст книги "Блуждающий огонь"

Глава XXVII

Теперь веди меня вперед, я готов. Идти с тобою – это остаться здесь; остаться здесь с тобой – это поступить против моей воли. Ты для меня все пространство, все вещи, существующие под небом.

Мильтон

Известие, сообщенное Итуэлем, совершенно меняло положение дел. Менее чем через час могли явиться неприятельские лодки с такими военными силами, против которых маленькому люгеру нельзя было устоять; самих фрегатов и корвета нельзя было ожидать вследствие полного безветрия.

Рауль еще раз взвесил все обстоятельства, посмотрел на своих матросов, спокойно завтракавших со свойственным морякам равнодушием к опасностям, и увидел, что вся ответственность лежит на нем. Но он не был человеком, уклоняющимся от своих обязанностей, и употребил те свободные секунды, которыми еще мог располагать, на окончательное, зрелое обдумывание возможного выхода из почти безвыходного положения.

Все вооружение люгера находилось еще на нем, но часть его необходимо было снять, чтобы сдвинуться с места. Рауль решил часть оружия перенести на фелуку, куда перевести также и часть экипажа. Кроме того, он решил воспользоваться развалинами древнего храма на одном из островов Сирен, чтобы за ними укрыть также часть вооруженных ружьями людей. Он сам отправился на ялике освидетельствовать вблизи эти руины и вынес благоприятное впечатление. Вот чем пока ограничивались его приготовления, и он находил их не совсем безнадежными.

Между тем время, определенное для завтрака, прошло, и весь экипаж был созван наверх. Рауль распределил офицеров, дав им соответствующие инструкции и надлежащее число матросов. На фелуку перешел Итуэль, которому Рауль предоставил по его усмотрению наилучшим образом употребить четыре перенесенные туда пушки.

Второй отряд под командой первого лейтенанта был перевезен к руинам; туда же доставили достаточное количество припасов, воды и более легкого оружия.

В то же время Рауль с помощью одного из офицеров предпринял изменить положение люгера. Это дело требовало ловкости, сообразительности и осторожности. По расчетам Рауля, английский фрегат в настоящую минуту уже должен был знать о несчастье с люгером, и надо было дорожить каждой минутой. Рауль всем распоряжался, но соединенные силы всех матросов и офицеров не привели ни к чему – люгер не двигался с места. У Рауля уже мелькнула было мысль поджечь люгер, а самому со всем экипажем и тем, что можно было еще спасти, пересесть на фелуку и спасаться, пока еще не было поздно. Он даже высказал это предложение офицерам, хотя и скрепя сердце, но те были не такими людьми, чтобы согласиться бросить такое прекрасное, совершенное судно, пока еще была хоть малейшая надежда спасти его.

Рауль с точностью осторожного командира высчитал время, когда можно было ожидать врага; оставалось всего несколько минут, но никто еще не появлялся. Тогда он начал надеяться, что, может быть, судовщики с фелуки ошибкой дали знать судам, стоящим в Неаполитанском заливе, вместо того чтобы известить фрегат «Прозерпина». Такой промах, если он действительно был сделан, давал в распоряжение Рауля еще целый день, и он мог отплыть под благоприятным покровом ночи.

Рауль Ивар чувствовал, что наступает решительная минута, употребляются последние усилия. Как нарочно, постоянный прибой волн значительно ослабел с наступлением утра, а экипажу необходима была помощь со стороны самого моря; надо было, чтобы волной подняло дно люгера. Рауль напряженно следил за ходом дела и вселял бодрость и энергию в души своих бравых молодцов матросов.

– Еще одно усилие, ребята, набегает волна! Сильнее! Вот так! – подбодрял он.

В первый раз закаменевшее в своей неподвижности судно сделало чуть заметное движение вверх; это придало энергии экипажу, а Рауль, со своей стороны, постарался не дать остыть этой энергии.

– Прекрасно! Еще раз! Молодцами!..

Теперь уже ощутительно подняло люгер волной; еще одно последнее страшное усилие, и «Блуждающий Огонь», покинув свое каменное ложе, выплыл на глубокое место.

Это было успехом, торжеством, и как раз в такую минуту, когда наименее способные потерять надежду уже начали приходить в отчаяние. Восторг был всеобщий: матросы обнимали друг друга. У Рауля выступили слезы на глазах, и он не мог их скрыть, потому что все его окружили с поздравлениями. Выражение восторга продолжалось две или три минуты, как вдруг Итуэль, как всегда холодный и непроницаемый, протиснулся сквозь толпу и молча указал рукой в сторону Кампанеллы: оттуда показались давно ожидаемые неприятельские лодки.

Выражение лиц у всех разом изменилось; следовало приготовиться к отчаянной обороне. Для всех было совершенно ясно, каким образом и кем были оповещены англичане, так как собственник фелуки, естественно, поторопился вернуть, если можно, свое судно. Но, оповещая англичан, он раньше попал на фрегат «Терпсихору», и сэр Фредерик Дэшвуд воспылал желанием пожать несколько лавров. Он сообщил полученное сведение капитану Куфу, и решено было с каждого судна отправить по две вооруженные лодки; промедление, возбудившее надежду в Рауле, произошло с возникшего несогласия по вопросу о том, кому поручить командование экспедицией. В конце концов первенство осталось за сэром Фредериком Дэшвудом.

До того момента, когда неприятель мог подойти совсем близко, оставалось с час времени, но не было никакой возможности успеть вновь нагрузить люгер всем необходимым, чтобы настоящим образом им воспользоваться, и наиболее укрепленной защитой при настоящих обстоятельствах Рауль считал руины, а потому и перешел сам туда, поручив Итуэлю фелуку, а старшему лейтенанту люгер и предоставив им право по их личному усмотрению отвести их в наиболее надежное место.

В полчаса все привели в порядок. Итуэль поместил фелуку посреди островков Сирены, чем затруднил доступ к ней неприятельских лодок; на люгер же успели переложить надлежащий балласт и провизию и разместили на нем пушки, принимая во внимание более выгодное положение неприятеля как свободного в своих движениях; кроме того, имелась в виду возможность оказывать друг другу помощь. Когда все, таким образом, было готово, Рауль обошел люгер и фелуку, чтобы лично убедиться в исправности обоих и ободрить своих славных людей. Все оказалось в образцовом порядке. Со своим старшим лейтенантом Рауль перекинулся всего несколькими словами: это был опытный моряк, особенно в таких случаях, как настоящий, и Рауль ему вполне доверял. Разговор с Итуэлем был несколько продолжительнее – не потому, что на него менее можно было надеяться, а потому, что надо было возбудить в нем особый подъем духа, при котором проявлялась его необыкновенная изобретательность.

– Вы, конечно, ничего не упустите из виду такого, что могло бы нам помочь, Итуэль? – говорил ему, между прочим, Рауль.

– Я? Ведь я помню, что иду на борьбу уже с веревкой на шее, – они не забудут мне ничего из моего прошлого, эти дьяволы!

– Прощайте, мой друг, помните о наших двух республиках.

Рауль пожал руку американцу и вернулся к своему ялику. Островок с развалинами находился недалеко, но надо было подойти к нему в обход. На одном из поворотов Рауль неожиданно почти столкнулся с лодкой и невольно вздрогнул, но страх оказался напрасным, так как в лодке сидели только старик Джунтотарди и его племянница. Джита сидела с поникшей головой и, казалось, плакала. Рауль был крайне удивлен такой неожиданностью и, говоря откровенно, предпочел бы прибытие этих посетителей в другое время.

– Что это значит, Джита? – воскликнул он. – Видите, там англичане, сейчас начнется атака, а вы здесь!

– Мы сначала не заметили их, а когда увидели, то уже не захотели вернуться. Я первая в Санта-Агата увидела несчастье с вашим люгером и упросила дядю проводить меня сюда.

– Почему, Джита? Ваши убеждения изменились? Вы согласны стать моей женой? Мое несчастье пробудило в вас дремавшую женщину – да?

– Не совсем так, Рауль, но я не могу оставить вас в таком большом несчастье. У нас есть друзья там, наверху, они вас спрячут до первого случая уехать во Францию. Пойдемте к ним, мы вас проводим – вас и американца.

– Как! Вы хотите, чтобы я бросил моих храбрых товарищей в такую минуту? Никогда я не сделаю такой низости, Джита, даже если вы мне в награду посулите вашу руку.

– Вы не в таком положении, как они, над вами тяготеет смертный приговор, и если вы теперь попадете к ним в руки, вас ничто не спасет.

– Довольно, Джита, довольно! Теперь не время спорить. Английские лодки приближаются, и вы едва успеете отойти на безопасное расстояние. Да хранит вас небо, Джита! Я не забуду вашего участия. Синьор Джунтотарди, гребите скорее к Амальфи.

– Ваши слова бесполезны, Рауль, мы останемся, если вы не хотите следовать за нами, – сказала Джита.

– Это невозможно, Джита! Мы беззащитны, нам некуда вас поместить, и вы, конечно, не захотите отвлекать меня от моих прямых обязанностей беспокойством за вас.

– Мы вас не оставим, Рауль. Может настать минута, когда вам понадобятся молитвы истинно верующих. Бог нас привел сюда, чтобы или увести вас, или обеспечить за вами вечное спасение.

Рауль был тронут таким горячим участием молодой энтузиастки; надо было дорожить каждой минутой, и он, уступая поневоле настояниям дяди и племянницы, взял их с собой на островок с развалинами, который приготовился защищать отчаянно.

Оставленная Раулем на этом острове часть его экипажа начинала уже обнаруживать признаки нетерпения; но когда он появился под руку с Джитой, иные чувства пересилили и их встретили восторженные приветствия. По счастью, доктор экипажа избрал именно этот остров местом своего пребывания, совершенно верно рассчитывая, что здесь будет происходить наиболее ожесточенная битва. Он отыскал даже углубление в одной из скал позади развалин, где думал перевязывать своих раненых. Сюда-то и пристроил Рауль Джиту и ее дядю; затем он нежно поцеловал Джиту, которая не могла отказать ему в этом знаке любви в такую минуту, и сейчас же вырвался из ее объятий, чтобы поспешить к своим неотложным обязанностям, становившимся настоятельными.

Между тем сэр Фредерик Дэшвуд подошел уже на расстояние выстрела, и подошел именно так, как ожидал Рауль. Семь английских хорошо вооруженных лодок вытянулись в одну линию, а на восьмой ехал сам командир; на некотором расстоянии позади, вне неприятельских выстрелов, на наемной лодке тащились Андреа Баррофальди и Вито Вити, которым не было проходу от насмешек всех офицеров и даже матросов после чудесного исчезновения Рауля у них на глазах. Вице-губернатор даже сильно настаивал на своем желании принять активное участие в битве; но от этого удалось удержать его Вито Вити, который благоразумно выставлял на вид все неудобство взяться в их солидном положении за совершенно чуждое для них дело.

– Если вы чувствуете в себе такой прилив энергии и такую жажду деятельности, то прочтите громко одну из речей древних римских консулов, – убеждал его с жаром подеста.

Вице-губернатор наконец уступил, и они явились, таким образом, только в качестве зрителей.

Лодки остановились на полмили от французов, и когда Рауль высматривал в подзорную трубу неприятельские силы и узнал обоих итальянцев, то не мог удержаться от смеха, хотя теперь и не время было для забавных воспоминаний.

Затем наступила торжественная и по большей части молчаливая минута, предшествующая битве, минута выжидания, когда уже все приготовления окончены.

Глава XXVIII

– Упершись спиной в скалу, крепко выставив вперед ногу, подвигайтесь один за другим, идите все вместе! – воскликнул он. – Этот камень сдвинется с места передо мной.

Вальтер Скотт. Дева озера

Картина битвы будет понятнее читателю, если мы дадим краткое ее описание в том порядке, как все происходило. Сэр Фредерик Дэшвуд приготовился к атаке со стороны суши, опасаясь, как бы французы не укрылись в реке. Рауль предвидел это, и для того, чтобы более защитить свои суда, он их поставил за едва заметно выступавшими из воды скалами, делая их таким образом как бы оплотом, баррикадой между судами и неприятельскими лодками. Итуэль имел две пушки и пятнадцать хорошо вооруженных матросов на своей фелуке.

«Блуждающий Огонь» был поручен Жюлю Пентару, старшему лейтенанту. Ему было вверено четыре пушки и двадцать пять человек команды; на люгер успели перенести только часть его оснастки и около трети всякого груза, оставив остальное на скалах в ожидании исхода битвы. Полагали, что люгер в таком виде обставлен порядочно и в случае надобности может даже хорошо пойти при легком ветре. Все четыре пушки были помещены по одну сторону люгера, что делало силы французов более грозными, давая возможность одновременно употреблять в дело четыре орудия.

Среди развалин на островке Рауль примостил остальные четыре пушки и остался доволен той тщательностью, с какой они были установлены. Развалины не представляли собой ничего грандиозного и были почти незаметны даже на не особенно далеком расстоянии, тем не менее, благодаря расположению скал и больших камней, которыми можно было воспользоваться, французы до некоторой степени загородились.

Доктор, Джунтотарди и Джита укрылись в естественном углублении одной из скал, где они были в полной безопасности. Доктор приготовлял все необходимое для могущих представляться несчастных случаев – приводил в порядок свои хирургические инструменты, зонды, скальпели и прочее. Никто не обращал на него решительно никакого внимания, даже его двое товарищей по помещению, которые уже углубились в молитву.

В ту минуту, когда все приготовления были окончены, Итуэль в рупор спросил Рауля, не поднять ли паруса на обоих судах, так как они только загромождают палубу. Рауль отвечал, что ничего не имеет против этого, и Итуэль был этому рад, так как предпочитал в любую минуту быть готовым к бегству и заранее забавлялся замешательством англичан, когда им придется одновременно гнаться за двумя судами.

Со стороны англичан все затруднения были разрешены и все предварительные распоряжения кончены. Капитан сэр Фредерик Дэшвуд руководил экспедицией, а лейтенанты Винчестер и Гриффин после нескольких возражений, сделанных громко, и нескольких проклятий, произнесенных сквозь зубы, должны были ему подчиниться. Из знакомых нам офицеров участвовали еще Клинч и Странд. Все были бодро настроены и не сомневались, что «Блуждающий Огонь» наконец попадет им в руки, хотя, по всей вероятности, очень дорогой ценой, принимая во внимание всем известный смелый и сильный характер врага, и все готовились к большим потерям, хотя неизвестно было, на кого именно падет печальный жребий.

Сэр Фредерик Дэшвуд, на котором лежала вся нравственная ответственность исхода борьбы, менее всех был заинтересован результатом. Постоянный баловень судьбы, полный веры в непобедимость англичан, он не давал себе труда представить возможность неудачи. Однако он не пренебрег советами более опытных моряков; так, между прочим, Куф дал ему несколько полезных советов и указал на Винчестера и Странда, как на людей особенно знающих.

– Я с вами отправляю, между прочим, одного талантливого и понимающего дело офицера, Клинча, – говорил Куф, – пожалуйста, выдвиньте его сегодня, ему недостает только случая, чтобы идти успешнее по службе.

Вот кто был со стороны англичан. Обе стороны были уже совершенно готовы к битве, и обе с одинаковой тревогой ожидали появления могущего сейчас подняться ветра. Итак, вот в каком положении было дело перед началом битвы.

Выстроив свою команду, сэр Дэшвуд на своей гичке обошел все лодки и отдал последние приказания – довольно неясные, но сделанные беспечным и довольным тоном, способным поддержать общее веселое настроение. Наконец, он дал сигнал к атаке и сам двинулся вперед, подобный древнему богатырю.

Рауль в подзорную трубу следил за всеми движениями неприятеля; ничто не ускользнуло от его внимательного взгляда, и он сразу заметил, что сэр Фредерик уже в самом начале сделал крупную ошибку, так как слишком разбросал свои главные силы, чем значительно их ослабил.

Англичане подошли уже на четверть мили к французам, но еще никакая сторона не открывала стрельбы. Однако Рауль уже насилу сдерживал горячность своих людей и наконец не выдержал сам и дал выстрел из одной из своих пушек; за ним последовали три остальных, а также пушки люгера. Тогда англичане ответили тем же.

Эти первые залпы из пушек бывают обыкновенно наиболее опустошительны. Англичане, как менее защищенные, понесли большие потери – до восьми человек раненых и убитых; из команды Рауля убило одного.

Раз начавшаяся канонада не прекращалась теперь ни на минуту, сопровождаясь все новыми потерями с обеих сторон.

Поведение Итуэля вызвало некоторое недоумение и неудовольствие, и не будь так известна всем его ненависть к англичанам, он поплатился бы жизнью как изменник. Когда после первого залпа, данного Раулем, последовали залпы остальных пушек около руин и пушек люгера, матросы, находившиеся на фелуке и обязанные последовать данному примеру, к их удивлению, не произвели никакого выстрела из своих пушек, так как, как оказалось, Итуэль вынул из них затравочный порох. После некоторого глухого ропота матросы с фелуки выстрелили из своих ружей, и Рауль, также удивленный сначала молчанием с фелуки, успокоился затем, услышав ружейные выстрелы.

Конечно, уж не с целью измены сделал это Итуэль; напротив, зная, что никакими убеждениями ему не удержать горячих французов, он решил на деле лишить их возможности действовать, находя более благоразумным приберечь хороший залп для более важной минуты.

И вот теперь настала эта минута. Стремясь овладеть островком с руинами, наиболее беспокоившим их, англичане по преимуществу обстреливали его, и благодаря все еще продолжавшемуся безветрию там сгустилось такое количество дыма, что приходилось почти ощупью различать лодки. Тогда-то вложил Итуэль снова затравочный порох в свои две пушки и выпалил. Этот неожиданный залп с фелуки, откуда никто его не ожидал, произвел сильное опустошение среди неприятелей и удивил самого Рауля. Канонада прекратилась, вследствие чего дым, концентрировавшийся до тех пор около островка руин, мало-помалу рассеялся, и Рауль увидел убегавшие в разные стороны лодки неприятеля с очевидной целью заставить французов разделить свои силы. Убегали все, кроме одной, наиболее потерпевшей от залпа, данного Итуэлем; на ней было шестнадцать человек, из которых только двое уцелели и были взяты на одну из остальных лодок, а четырнадцать было ранено и оглашало воздух своими стонами. Из человеколюбия, а также и из расчета, Рауль запретил стрелять в них, и после нескольких выстрелов, пущенных вслед убегающим, первый акт битвы был кончен.

Перерыв в битве позволил подсчитать потери с обеих сторон: из экипажа Рауля выбыло одиннадцать человек ранеными и убитыми; из числа англичан тридцать три. Стоны и крики раненых непрерывно напоминали об испытываемых ими страданиях.

Рауль не мог не видеть, что до сих пор перевес в смысле удачи был на его стороне, но он имел в виду дальнейший ход борьбы, а потому велел теперь прекратить огонь, чтобы осмотреть пушки и сделать необходимые исправления. Затем, с небольшим числом людей, он отправился к брошенной лодке с ранеными. Обременять себя пленными при существующих обстоятельствах было бы огромной ошибкой, а признать раненых пленными было бы безумием; между тем нельзя их было оставить в таком положении. Доктор Рауля не успевал справиться со своими ранеными, а потому, найдя в неприятельской лодке несколько штук белья, корпии и немного других приспособлений, Рауль поручил своим матросам насколько возможно облегчить страдания несчастных, дать им воды, которой они просили, и затем оттянуть их лодку за линию битвы на случай, если она возобновится.

– Нет, нет, капитан Рауль, – воспротивился Итуэль этому последнему распоряжению. – Лучше оставьте их там, где они стоят, это будут лучшие для вас перила, англичане не станут стрелять в своих собственных раненых.

Рауль не мог воздержаться, чтобы не кинуть на него взгляда, полного негодования, и, обернувшись к своим людям, сделал им знак исполнить его приказание. Но затем он вспомнил о только что оказанной Итуэлем важной услуге, о том, насколько он вообще ему полезен, и, не желая оскорблять его, перешел на конец своего островка, ближайший к фелуке, и сердечно заговорил с ним. Это не было лицемерием с его стороны; он действительно ценил в Итуэле полезного и дельного моряка.

Между тем Джита вышла из места убежища и внимательно следила за каждым движением любимого человека. Если бы Рауль мог читать в сердце девушки, он увидел бы, что даже в молитвах ее сердце разрывалось между ее любовью к Богу и смертельной тревогой за него. Их взгляды встретились, и она кротко улыбнулась ему и с умоляющим видом подняла одну руку к небу, как бы заклиная его принести благодарность Тому, Кто покровительствовал ему сейчас в борьбе. Он понял ее, вежливо раскланялся перед нею, а затем снова обратился к Итуэлю, отвечая ему на его предложение воспользоваться удобным моментом и плыть, так как уже начинает подниматься ветерок.

– Еще не время, Итуэль, еще слишком мало ветра; надо подождать еще с час.

Итуэль поворчал, но Рауль сделал вид, что не слышит его.

Между тем лодки англичан вновь сблизились. Было ясно, что они снова готовятся к нападению. Бежать теперь – значило отказаться от своих преимуществ и подвергать опасности все три отряда.

В действительности сэр Фредерик Дэшвуд устыдился своей неудачи и, собрав всех своих раненых в одну лодку и поручив отвезти их каждого на его судно, сам вторично пошел на Рауля. Человек апатичный по натуре, он, как это обыкновенно бывает с такими людьми, раз затронутый за живое, вдруг проявил необыкновенную энергию. К его счастью, Куф дал ему сильную команду, так что, несмотря на большие потери, англичане и теперь еще вдвое превосходили числом французов.

На этот раз сэр Дэшвуд не пренебрег советами своих помощников и разделил свои силы, чтобы избежать повторения катастрофы. Таким образом, часть лодок направилась к люгеру, другая пошла против фелуки, а остальные наметили себе островок с руинами. Сэр Фредерик на своей гичке оставил за собой право передвигаться туда, где в данный момент окажется наибольшая надобность в его присутствии.

Первый залп был дан Мак-Бином, офицером с корвета, по фелуке, и так удачно, что сорвало одну из пушек с лафета, причем сама пушка свалилась в трюм, а осколками лафета более или менее серьезно поранило многих матросов. Этот успех очень ободрил англичан и сильно смутил Итуэля, который, желая ответить тем же, так торопливо дал выстрел из второй пушки, что только море окуталось дымом за несколько сажен от неприятеля, и ни один человек не пострадал. Тогда началась общая канонада, и пушечные выстрелы чередовались с ружейными.

Между тем неприятельские лодки усиленно гребли по направлению к островку руин и по непонятной причине почти не встречали отпора, так что в течение одной или двух минут все потери были на стороне одних только французов.

В это время Итуэль и Пентар одновременно дали залп, причем Итуэлю особенно посчастливилось, и он отплатил Мак-Бину его же монетой. Тот счел за более благородное повернуть в другую сторону и присоединиться к лодкам, атаковавшим островок руин.

Осаждавшие Пентара после подобного же приема с его стороны последовали тому же примеру.

И тогда, посреди дыма, криков, проклятий и шума стрельбы, англичане все разом бросились к главному посту и мигом овладели им.