Текст книги "Флориан Бэйтс и похищенные шедевры"

Глава восьмая. Полуночники

Было почти четыре часа утра, но сном в Национальной галерее и не пахло. Поскольку главный подозреваемый ушел с пустыми руками, теперь все прочесывали здание в надежде обнаружить картины, спрятанные где-то в музее. Все – это все, кроме меня и Эрла.

Мы вдвоем по-прежнему торчали в офисе безопасников. Он работал за компьютером, а я ждал, пока за мной приедет мама. Таинственный мужчина в кедах «Европа» съехал в самый низ повестки дня. Меня отослали домой.

– Вам приходится сидеть здесь, только чтобы приглядывать за мной? – спросил я. – Если да, то мне действительно жаль.

– Нет, – ответил Эрл. – Я отвечаю за апгрейд софта, и мне нужно следить за сетью, пока обновления проходят по всей системе. Кроме того, тебе не в чем оправдываться. Ты здорово нам помог.

– Думаете?

– Стопроцентно.

– Спасибо, мистер…

– Без «мистеров», – отозвался он. – Зови меня просто Эрл.

Я улыбнулся:

– Ладно! Спасибо, Эрл.

– Ну и шоу у нас тут сегодня, да? – Он поглядел на мониторы.

Группы полицейских, охранников и детективов прочесывали каждый уголок, в котором можно было спрятать картины. Люди на стремянках тыкали в квадраты подвесных потолков. Отдельная команда разбирала диванчики в галереях. Особого внимания удостоились туалеты, как и кладовые, куда не пускают посетителей. Агент Риверс отвечал за все и расхаживал туда-сюда по центральному коридору, раздавая приказы. Его сопровождали мой отец и мисс Миллер.

– Если он спрятал картины здесь, значит, ему нужно за ними вернуться, – сказал я. – Это кажется весьма опасным.

– Наверное, не настолько опасным, как шагать по улице с ними под мышкой, – заметил Эрл. – Он явно умен, так что должен был разработать какой-то план, как достать их и не попасться.

– А раз он умен, он и картины, должно быть, выбирал не просто так, – заключил я. – Это точно не тот случай, когда хватаешь первое, что подвернется.

Взглянув на меня, Эрл улыбнулся:

– Я о том же всю ночь думаю.

Он напечатал что-то на клавиатуре, и на экране перед нами появились основные сведения о каждой из трех картин.

Эдгар Дега

УРОК ТАНЦЕВ (1873)

Масло, холст. 47,6×62,2 см

Галерея 83

Винсент Ван Гог

ДЕВУШКА В БЕЛОМ (1890)

Масло, холст. 66,7×45,9 см

Галерея 83

Огюст Ренуар

РЕБЕНОК С ИГРУШКАМИ (1895–1896)

Масло, холст. 54,3×65,4 см

Галерея 85

– Что между ними общего? – спросил я.

– Дега и Ренуар – французские импрессионисты, – ответил Эрл. – «Девушка в белом» – типичный постимпрессионизм. Хотя большинство людей не заметят разницы.

– Ух ты, – заметил я. – Вы хорошо разбираетесь.

– Из последних десяти лет восемь я провел пытаясь уберечь все и каждую картину в этом здании, – отозвался он. – Через какое-то время начинаешь разбираться.

– Почему только восемь? – спросил я.

– Я два года проработал через улицу, в Национальном архиве, – объяснил Эрл. – Но слишком скучал по этому месту, так что выпросил у Сирены свою прежнюю работу обратно.

– Раз вы так хорошо знаете живопись, то понимаете, зачем кому-то понадобились именно эти три?

Эрл потряс головой:

– Не особо. Они даже не самые ценные из экспонатов тех залов.

– По словам мистера Хоббса, они сто́ят больше шестидесяти пяти миллионов долларов, – напомнил я.

– Не пойми неправильно: они невероятно ценные, – сказал Эрл. – Но если ты рискуешь, воруя шедевры, то почему не снять с той же стены самые ценные или хотя бы значимые работы?

Хороший вопрос. Но я напомнил себе, что денежная ценность и историческая значимость – то, что бросается в глаза и может завести в неверном направлении. Я думал о мелочах. Думал о ТЕМЕ.

Я смотрел на фото картин на компьютере и попробовал сообразить, какие мелочи их объединяют. Ренуар изобразил играющего малыша с няней. Дега – балерин в танцевальном классе. А Ван Гог – женщину в платье, которая гуляла по полю с цветами. Никакой связи.

Я глянул на даты создания картин. На имена предыдущих владельцев. Даже на рамы, в которые они были вставлены. По-прежнему ничего общего. Я был озадачен, но затем заметил кое-что кажущееся незначительным.

– Они одного размера!

– Что? – переспросил Эрл.

– Разница всего в несколько сантиметров, – сказал я, еще не уверенный, что это важно.

Прежде чем я успел обнаружить еще что-нибудь, приехала мама. Поскольку она тоже работала в музее, ее пропуска было достаточно, чтобы прийти за мной прямо сюда.

– Не могу поверить, что это действительно произошло, – сказала мама, войдя в комнату и взглянув на мониторы.

– Украли три картины, – сказал я. – Ренуар, Дега и Ван Гог.

– Твой отец уже сказал по телефону. – Она продолжала смотреть на экраны. – Я просто не могу себе это представить.

– Флориан очень помог, – сказал Эрл. – Думаю, без него у нас до сих пор не было бы никаких предположений о том, что произошло.

Мама улыбнулась:

– Что ж, спасибо. Ну, думаю, сейчас мне пора отвезти его домой, чтобы он хоть немного поспал.

– Мы не можем задержаться совсем ненадолго? – попросил я. – Я же знаю, что тебе тоже любопытно.

– Не в том дело, – отозвалась мама. – Людям тут надо работать. Уверена, отец будет держать нас в курсе.

Я попрощался с Эрлом, и мы ушли. В лифте я спросил маму:

– Стал бы кто-то красть картину не из-за ее ценности, а из-за размера?

– Не знаю, – ответила она. – Может, у преступников мало места на стенах, и картины побольше туда не влезли бы.

Мы оба посмеялись.

Но в этом что-то было. Какое-то ограничение по размеру. Я не мог понять, откуда взялось это ограничение, пока мы не добрались до ротонды и я не увидел криминалистов, изучающих лишнюю тележку. Тут-то я и заметил, что, в отличие от других тележек, мусорный мешок этой был пуст.

– Вот оно! – воскликнул я. – Где папа?

– В чем дело?

– Я знаю, где картины.

Я вспомнил, как отец ходил по центральному коридору с Риверсом, и побежал туда, где видел их в последний раз.

– Меня подожди! – крикнула мама, пытаясь не отставать.

Я нашел их у фонтана в восточном внутреннем дворике. Первым меня заметил агент Риверс. Судя по его лицу, мое появление не столько разозлило, сколько развеселило его.

– Дай угадаю, – сказал он. – Ты раскрыл дело?

– Д-думаю, да, – с запинкой выговорил я, пытаясь восстановить дыхание.

Это застало его врасплох, а я сообразил, что Риверс просто шутил.

– Все картины были примерно сорок восемь на шестьдесят четыре сантиметра, – произнес я.

– Ладно, и что из этого следует?

– Это идеальный размер, чтобы запихать их в мешок для мусора. Так уборщик и ходил с ними из зала в зал, и никто ничего не заметил. Картины лежали в мусорном мешке его тележки. И так же он вынес их из здания.

– Они на помойке! – воскликнул Риверс.

– Так что ему не нужно возвращаться за ними. Их для него заберет мусоровоз.

– Куда вы выкидываете мусор? – спросил агент у мисс Миллер.

– Вон туда, – она махнула рукой.

Все рванули наружу, во двор, где стояли три больших мусорных контейнера – два синих и зеленый. Хотя стояла середина ночи, грузовик мусорщиков уже сдавал задом, чтобы забрать один из синих. Оказывается, бо́льшую часть городского мусора забирают по ночам, когда нет туристов и правительственных служащих.

– Остановитесь. Сейчас же. – Риверс взмахнул своим удостоверением. – Никому не двигаться.

Следующие тридцать минут команда фэбээровцев рьяно копалась в мусорных мешках, пока детективы опрашивали мусорщиков, чтобы выяснить, причастны ли они к делу. Агенты ничего не обнаружили – пока не добрались до зеленого контейнера, предназначенного для перерабатываемых отходов.

Все три картины нашлись там, втиснутые меж сложенных и спрессованных специальным упаковочным устройством картонных коробок. Размер и вправду имел для похитителя решающее значение. Будь полотна хоть несколькими сантиметрами больше, они бы просто не поместились в упаковщик.

– Двенадцатилетний Флориан Бэйтс, – прогремел агент Риверс. – Ты не только умнее офицеров Центрального полицейского округа. Ты соображаешь лучше нас всех.

Мама с папой засмеялись. А потом произошло нечто гораздо более странное: все, кто вел поиски, повернулись ко мне и зааплодировали.

Никогда в жизни не испытывал ничего подобного.

Глава девятая. Воскресный соус

Я проснулся с головой в изножье кровати, без малейшего понятия, относится ли четыре пятнадцать на моих часах к ночи или дню. В точности как с портретом Наполеона, только никаких подсказок в виде свечей. А что дезориентировало меня больше всего – удивительный аромат, которым полнился воздух. Ошибиться было невозможно: так невероятно аппетитно пах мамин воскресный соус для спагетти. Но была суббота. По крайней мере так мне казалось. Сдается, я продрых весь день. Или у меня начались обоняцинации (интересно, такое вообще бывает?).

– Мам? – выкрикнул я в направлении кухни, спускаясь по лестнице.

– Ага, смотрите-ка кто встал! – Мамины руки были заняты натиранием пармезана, так что она обошлась без обнимашек и просто чмокнула меня в лоб: – Приветик, соня.

– Сегодня же не воскресенье, нет? – спросил я, слегка обеспокоенный.

– Нет, все еще суббота, – к моему облегчению, ответила мама. – Я подумала, что можно нарушить традицию и приготовить твое любимое блюдо на денек раньше. Ну, знаешь, потому что ты такой хороший сын. А, ну да, еще потому, что ты спас предметы искусства на шестьдесят пять миллионов с лишним.

Я улыбнулся:

– Хм, так это было по-настоящему? Я думал, что, может, просто видел сон.

– Нет, все по правде, – заявил кто-то рядом.

Повернувшись, я увидел за столом Маргарет. На ее лице расцветала широченная ухмылка.

– Это уже во всех новостях, – продолжила она. – И я сижу тут целый день, чтобы услышать историю от начала и до конца.

– А когда ты пришла?

– Сразу после игры.

Только тут я осознал, что на ней форменная футболка «ОК Динамо».

– О, погоди! Сегодня же были плей-офф. Я все пропустил?

– Только пару часов, – ответила она. – Очень жаль, потому что я была великолепна. На самом деле я и пришла для того, чтобы тебе стало стыдно. Но потом твоя мама рассказала о случившемся, и я решила, что ты заслуживаешь прощения. Ну, с натяжкой, но все-таки заслуживаешь.

– Вы победили? – спросил я.

– Ты же услышал, что я была великолепна? – уточнила Маргарет. – Четыре – ноль. Но о футболе мы можем поговорить и потом. Хочу узнать о твоем ограблении. Оно во всех новостях, но там ничего не упоминают о двенадцатилетнем мальчишке. Начни с самого начала. Ну, знаешь, с того места, в котором мне пришлось уламывать тебя признать, что копиист подозрителен, и к нему стоит присмотреться. Вот оттуда начни.

Я рассмеялся и приступил к рассказу. Поведал, как прибыл на место преступления и сообщил ФБР о копиисте. Не пропустил ни одной подробности, касающейся пропавшего уборщика и поисков трех картин. К тому времени, как я подошел к обнаружению пропажи, и Маргарет, и мама уже сидели на самом краешке стульев (до того, как уснуть, я успел поделиться с мамой лишь обрывками информации).

– Мы с мамой едва не ушли, но тут я наконец понял всю важность размера картин, – сказал я.

– Вот тут я чего-то не улавливаю… – удивилась Маргарет.

– Они должны были быть достаточно маленькими, чтобы поместиться в мусорный мешок, – объяснил я. – Но еще важнее, что их надо было запихать в автомат, который сплющивает картонные коробки для переработки. Отличный план: коробки сберегли картины от повреждений, мусоровоз забрал бы их с помойки, и все, что требовалось от вора, – дождаться, пока их привезут в центр переработки мусора.

– Это. Просто. Потрясающе, – признала Маргарет. – А, после того как картины нашли, того парня поймали? Они нашли восьмого уборщика?

– На самом деле я… не знаю. Я спал. Мам?

– Пока нет, – отозвалась мама. – Твой отец сообщил, что ФБР установило наблюдение за центром переработки, но уборщик там так и не объявился. Все еще бродит где-то.

Услышав об этом, я порадовался, что меня не упоминали в новостях. Ведь я стал причиной, по которой кто-то лишился шестидесяти пяти миллионов. Наверное, этот кто-то был не очень доволен. И мне вовсе не улыбалось, чтобы он разузнал о моей роли в этом деле.

– Ну, кто проголодался? – спросила мама. – Думаю, нам нужно приступать к еде, не дожидаясь отца. Он не говорил, когда вернется.

Спагетти были (само собой) бесподобны. За едой я старался заполнить пробелы, которые, возможно, оставил в своем повествовании. Еще мы заставили Маргарет рассказать нам о матче, который в любой другой день стал бы новостью номер один.

– Так вы прошли на чемпионат ФАДВА? – спросил я, наматывая спагетти на вилку.

– Играем финальный матч на следующей неделе, – уточнила Маргарет. – И лучше тебе прийти.

– Я такого не пропущу, – заверил я. – Разве что, конечно, ФБР снова понадобится моя помощь в расследовании преступлений международного уровня.

– Что такое ФАДВА? – спросила мама.

– Футбольная ассоциация девушек вашингтонской агломерации, – расшифровала Маргарет. – В нее входят все лиги округа. В нашем дивизионе примерно сто команд.

– И вы боретесь за место на чемпионате?

Маргарет с улыбкой кивнула.

– Впечатляюще, – заметила мама.

В этот момент входная дверь отворилась, и в дом влетел папа.

– Привет! – выкрикнул он из прихожей.

– Иди на кухню, – отозвалась мама. – Прости, но мы начали без тебя.

– Вообще-то, я всего на минутку, – ответил отец, появляясь в кухне. – Хочу вас кое с кем познакомить.

– Здравствуйте, миссис Бэйтс, – сказал человек, который вошел следом за папой. – Я – специальный агент Маркус Риверс из ФБР. Прошлой ночью нам не представилось возможности официально познакомиться.

– Ну, вам и без того было чем заняться, – пошутила мама, вставая и обмениваясь с ним рукопожатием.

– Это он – тот самый агент, – шепнул я Маргарет.

Хотя вряд ли агенту Риверсу удалось поспать, он выглядел таким же подтянутым, как и прошлой ночью. И сменил темно-синий костюм на темно-серый.

– Не хотите ли поужинать с нами? – спросила мама.

Риверс глубоко втянул носом воздух и чуть не обмер.

– Это было бы пределом моих мечтаний, но сейчас у нас очень динамичная ситуация. – Он перевел взгляд на Маргарет и на меня: – Флориан, это та подруга, с которой вы были вместе в музее, когда заметили того человека?

– Да, – подтвердил я. – Это Маргарет.

– Рад познакомиться, Маргарет, – произнес агент. – Не хочу быть бестактным, но как мне связаться с твоими родителями?

– С родителями? – переспросила она. – У меня что, какие-то проблемы?

– Конечно нет, – успокоил Риверс. – Просто ты несовершеннолетняя, и мне приходится обращаться к ним.

– Думаю, они в продуктовом магазине, – предположила Маргарет. – Но примерно через полчаса должны вернуться.

Риверс бросил взгляд на свои часы и снова посмотрел на нее:

– По правде говоря, столько времени у нас нет. Почему бы не позвонить им? – Он протянул Маргарет свой мобильник: – Просто набери номер.

– Что происходит? – спросил я.

– Вы оба нужны мне в Гувер-билдинг.

– Что такое Гувер-билдинг?

– Штаб-квартира ФБР.

Глава десятая. Бюро

Маргарет была взвинчена примерно до состояния «размахивать-руками-и-визжать-во-все-горло». Хотя мы неслись вовсе не по «американским горкам», а всего лишь по Массачусетс-авеню.

– Это так круто! – прокричала она, пока сидевший за рулем агент профессионально метался в потоке машин. – Представь – ездить так в школу! Точно никогда не опоздаешь.

– Ага, а вот сердечный приступ схлопотать можешь, – отозвался я, вцепившись пальцами в подлокотники. (Я говорил, что ненавижу «американские горки»?)

Мы сидели в черном правительственном «универсале» с бронированным кузовом и пуленепробиваемыми стеклами. «Не то чтобы кто-то собирался в нас стрелять, – успокоил Риверс. – Просто у нас есть только такие».

После того как мы стремительно втянули в себя остатки спагетти с тарелок, одновременно разговаривая по телефону с родителями Маргарет, она рванула домой переодеться. Потом все затолкались в машину: мама с папой – на заднее сиденье, мы с Маргарет – посередине, а Риверс – на место рядом с водителем.

Мы мчались быстро. Очень быстро.

Очевидно, при исполнении обязанностей фэбээровцы вправе превышать скорость.

– Смотри, смотри, смотри! – воскликнула Маргарет, указывая на туристку, которая подняла телефон. – Она нас фотографирует! Думает, мы важные шишки!

Маргарет улыбнулась и помахала рукой, хотя через затемненное стекло туристка никак не могла этого видеть.

– И все-таки почему мы едем в Гувер-билдинг? – спросил я.

– По двум причинам, – отозвался Риверс. – Я хочу, чтобы вы двое посмотрели на кое-какие фотографии. Возможно, узнаете человека, которого видели в музее.

– Я. Же. Тебе. Говорила, – заявила Маргарет, тыкая меня в плечо на каждом слове. – Он – международный наемный убийца. Очевиднее некуда.

– На самом деле – нет, – ответил агент. – Но он может быть причастен к другим серьезным преступлениям, связанным с предметами искусства. Мы как раз и хотим выяснить, так ли это.

– А вторая причина? – спросила мама.

– Адмирал Дуглас хочет лично поблагодарить Флориана за помощь, – сказал Риверс. – Мы направляемся в его офис.

– Адмирал Дуглас? – переспросил я. – Кто это?

– Адмирал Дэвид Дентон Дуглас – директор ФБР, – пояснил Риверс. – Ближайший советник президента и весьма влиятельный человек. И это первый случай за всю его карьеру директора, когда он лично хочет встретиться с одиннадцатилетним ребенком.

– Эй! – запротестовал я. – Мне двенадцать!

Риверс засмеялся:

– Я тебя просто поддразниваю. Мне все про тебя известно, Флориан Бэйтс. Ты родился в больнице Бригам-энд-Уоменс в Бостоне, штат Массачусетс, двадцать четвертого марта, родители – Джеймс и Франческа Бэйтс. Последнее место учебы – Международная школа Кастелли в Риме, где ты был бы круглым отличником, если бы не «четверка» по физкультуре.

– Как тебя угораздило получить «четыре» по физре? – спросила Маргарет.

– Долгая история, – с кислой физиономией сказал я. Меня не порадовало напоминание о том, что я считал проявлением несправедливости образовательной системы.

– И вскоре ты пойдешь в восьмой класс средней школы Элис Дил, – продолжил Риверс, – где примешь участие в международной программе бакалавриата. Очень впечатляет, кстати.

– Откуда вы все это узнали?

– Буква «Р» в аббревиатуре «ФБР» означает «расследования». Мы много чего знаем. Тем более что ты собираешься встретиться с директором. Мы бы не допустили этого, не выяснив о тебе всю подноготную.

– Ну, чисто для досье: насчет программы бакалавриата я не уверен, – сообщил я. – Я подал заявление, но узнаю, приняли меня или нет, только на следующей неделе.

– Ладно, – откликнулся Риверс. – Наверное, я не должен был об этом упоминать. Ну, просто разыграй изумление, когда тебе скажут результаты.

Мы с Маргарет обменялись радостными взглядами. Она уже была принята – а значит, у нас будут одни и те же занятия.

– А что насчет меня? – игриво спросила она. – Обо мне вы что-нибудь знаете?

Агент Риверс открыл имейл на своем смарте и принялся читать:

– «Маргарет Кэмпбелл. Дочь Пола и Дениз Кэмпбелл. Оба адвокаты. Также учится в средней школе Элис Дил, – он поднял глаза от телефона: – Любимый цвет – пурпурный».

Маргарет была потрясена:

– ФБР знает, какой у меня любимый цвет?

Риверс покачал головой:

– Нет, я посмотрел на пурпурную рубашку, пурпурные кроссовки и пурпурный лак для ногтей и догадался сам. Что до всего остального, то я запросил эту информацию, как только Флориан сказал мне твое имя.

«Универсал» въехал на подземную парковку, где уже ждал агент. Он вручил нам бэйджи для посетителей, и через несколько секунд мы уже были в лифте. Уж не знаю, с чего потребовалась такая спешка: то ли время действительно поджимало, то ли в Бюро не хотели, чтобы нас здесь кто-то заметил.

Мы вышли на пятом этаже и оказались в лабиринте кабинетов и офисных ячеек. По причине субботы большинство из них были пусты, но кое-какое движение вокруг все же наблюдалось.

– Работа в субботу, – сказала Маргарет. – Не очень правильно.

– Да, к сожалению, мы пока не преуспели в том, чтобы убедить преступников отдыхать по выходным, но мы стараемся, – пошутил Риверс. – Вся эта часть этажа отведена под расследования крупных ограблений. Вон там – грузы. Соседняя часть – ювелирные изделия и драгоценные камни. А вот здесь – искусство.

– Ваш офис, – подсказал я.

– Дом, милый дом.

Несколькими минутами позже к нам присоединились родители Маргарет, и все расселись по диванчикам на двоих. Каждая супружеская пара – на своем диванчике, слева и справа, мы, дети, – между ними, на среднем.

– Теперь, когда все в сборе, хочу официально приветствовать вас в Гувер-билдинг, – сказал Риверс. – И поблагодарить за то, что смогли собраться так быстро.

– Не за что, – ответил папа Маргарет. – Но что мы вообще тут делаем?

– Маргарет и Флориан сообщили, что видели подозрительного человека в Национальной галерее. Мы хотим показать им подборку фотографий, чтобы они попробовали его узнать.

– Это опасно? – спросила мама Маргарет.

– Вовсе нет, – ответил Риверс. – Одна из причин, по которым мы делаем это в субботу у меня в офисе, заключается в том, что здесь дети точно защищены от посторонних глаз. Мы же не просим их свидетельствовать в суде. Просто получили несколько видеозаписей с камер наблюдения и хотим убедиться, что ищем нужного парня.

Все четверо родителей обменялись озабоченными взглядами, но кивнули в знак согласия.

– Отлично, тогда начнем с Маргарет, – предложил агент. – Почему бы тебе с родителями не пойти со мной, пока семейство Бэйтс ждет здесь? Не хочу, чтобы твои впечатления повлияли на Флориана.

Они вышли из кабинета, а я остался сидеть там с родителями.

– Безумные сутки, – негромко проговорила мама.

– Без шуток, – откликнулся отец.

Как правило, можно многое сказать о человеке, посмотрев на его офис. Но все, что я узнал об агенте Риверсе, – это что он аккуратен. Экстремально аккуратен. Единственной вещью на его столе, носившей личный отпечаток, было фото с вручения дипломов. На фотографии рядом с Риверсом стояли мать с отцом и младшая сестра. Родители выглядели гордыми, сестра – скучающей.

За исключением этого, ничто в офисе даже не намекало, из чего состоит жизнь Риверса, помимо служения закону. На полках книжного шкафа в строгом порядке были расставлены книги по искусству. На стенах собралась впечатляющая коллекция дипломов. У Риверса была гарвардская степень бакалавра, а еще магистерская и докторская из Джорджтаунского университета. Неудивительно, что его родители на фотке выглядели такими гордыми.

Маргарет с родителями вернулись меньше чем через две минуты.

– А теперь, Флориан, твоя очередь.

Мама, папа и я пошли за Риверсом в просторное помещение напротив его офиса.

– Мы называем это помещение аквариумом, – сказал агент. – Проводим здесь мозговые штурмы по разным ограблениям.

В комнате стояло несколько столов, а на каждой стене висело по большой доске для надписей маркерами. Все доски были заполнены информацией, связанной с каким-либо делом. На одной я увидел изображение фасадов и внутренней планировки Национальной галереи, схему места преступления, копии каждой из трех картин и временну́ю шкалу событий.

– А это – наша «доска расследования», – объяснил Риверс. – Сюда мы помещаем то, что знаем о деле, чтобы собрать все на одной странице. Видишь пустое место вон там?

– Да, – отозвался я.

– Здесь нам хотелось бы видеть фото главного подозреваемого. Надеюсь, ты сможешь нам с этим помочь.

– Сделаю, что смогу, – ответил я.

– Знаю, – сказал Риверс. – Я собираюсь показать тебе шесть фото и хочу, чтобы ты сказал мне, есть ли на них человек, которого ты видел в Национальной галерее. Но не говори ни того, что, по твоему мнению, я желаю услышать, ни того, что, как тебе кажется, ты припоминаешь. Только то, в чем полностью уверен. Понял?

Я кивнул:

– Есть, сэр.

Он положил передо мной папку, открыл и выложил из нее фотографии – два ряда по три штуки. Мне понадобилось полторы секунды. Затем я ткнул пальцем в нижнюю правую фотку:

– Вот он. Таким он был первый раз, когда мы его увидели. Светлые волосы, жена и ребенок.

– Ты уверен?

– Никаких сомнений, – заверил я.

– Маргарет сказала в точности то же самое.

Риверс с улыбкой отцепил фото от листа бумаги и пришпилил на пустое место на доске расследования.

– Ну вот, разве так оно не лучше смотрится?

– В разы, – сказал я.

Агент попросил нас подождать, пока он сходит за Маргарет и ее родителями. Войдя в аквариум, Маргарет улыбнулась, увидев фото на доске. Она поняла: это означает, что я узнал того же самого человека. Риверс включил компьютер и повернул к нам монитор:

– Теперь я хочу показать вам нарезку видео с камер слежения в международном аэропорту имени Даллеса. Скажите, если снова увидите этого типа.

Он нажал кнопку, и на экране начало проигрываться слайд-шоу. Каждый снимок запечатлел человека, проходящего предполетный досмотр. Каждый оставался на экране примерно полторы секунды. Мы смотрели внимательно, стараясь ничего не упустить.

– Это он, – сказали мы с Маргарет в одну и ту же секунду.

Риверс ткнул в «пробел», и слайд-шоу замерло. Темноволосый человек на экране выглядел так же, как во второй раз. Лицо у него было добрым и совершенно невинным.

– Уверены? – спросил агент. – Выглядит совсем другим человеком.

– Это точно он, – сказал я.

– Таким он был, когда изображал копииста, – добавила Маргарет. – Я знаю наверняка.

– Отмотайте на два фото назад, – сказал я.

Риверс недоуменно глянул на меня, но сделал, как я просил. Он застопорил слайд-шоу на снимке пожилого человека.

– Смотрите, – я указал на фон на картинке. – Здесь видны ноги нашего типа: он ждет в очереди. На нем те самые кеды «Европа», о которых я рассказывал.

Риверс улыбнулся:

– Хорошо. Убедили.

Он открыл папку и заговорил, сверяясь с ее содержимым:

– Мы полагаем, его имя Павел Новак. Он из Чешской Республики и подозревается в причастности к нескольким связанным с искусством преступлениям в Восточной Европе. У нас нет записей о том, что он прежде бывал в Соединенных Штатах, поэтому мы его и пропустили.

– Но он же – тот самый, так? – спросила Маргарет. – Это он нарядился восьмым уборщиком и стащил картины?

– Вообще-то, нет, – ответил Риверс. – Эти снимки были сделаны вчера днем, примерно за десять часов до ограбления. В момент совершения преступления этот человек находился в самолете над Атлантическим океаном.

С минуту мы переваривали эту информацию. – Это точно? – наконец проговорил я.

Риверс кивнул.

– Это не означает, что он тут ни при чем. Новак почти наверняка участвовал в похищении. Но снимал картины со стен не он.

– Но если он не делал этого, то что он делал? – спросил я.

– Предполагаю, изучал музей, пытаясь составить единую картину всего: от часов работы до уровня охраны. Благодаря вам мы знаем, что он был в обоих ограбленных залах. Это большое подспорье.

– Но в зале с Ван Гогом и Дега он спал, – возразил я. – Что он мог там насмотреть с закрытыми глазами?

– У него была огромная камера, – осенило Маргарет. – Он мог снимать видео все время, что притворялся спящим. А потом вернулся и спокойно его просмотрел.

Риверс улыбнулся Маргарет и ее родителям.

– Похоже, в среднюю школу Элис Дил поступают только сообразительные дети, – заметил он. – Это очень неплохая теория.

– И мы знаем, что он провел несколько дней в другом зале, когда рисовал копию «Женщины с зонтиком», – добавил я.

– Восемь дней, согласно записям в реестре копиистов, – уточнил Риверс. – И теперь, когда мы уверены, что вы видели именно Новака, можно начать поиск среди его установленных сообщников в Вашингтоне и ВЕЛ.

– Что за ВЕЛ? – спросила моя мама.

– Восточноевропейская Лига. Преступное сообщество с серьезными связями в Чехии, Словакии, Румынии и Болгарии.

Маргарет и я покачали головами, не в состоянии поверить услышанному. То, что началось как игра, невинные упражнения в ТЕМЕ, теперь разрослось до ФБР и международного преступного синдиката.

– Что нам теперь делать? – спросил мой отец.

Риверс сверился с часами:

– Просто подождать здесь еще двенадцать минут. А потом пойдем в офис адмирала. У него строгое расписание: ни минутой раньше, ни минутой позже.

Бродя по аквариуму, я разглядывал доски расследований. С одной из них какой-то человек снимал фотографии.

– Закрыли дело? – спросил я.

– Скорее, выяснили, что оно нас не касается, – отозвался он.

– Это агент Кросби из отдела ювелирных изделий и драгоценных камней, – представил его Риверс. – Мы с ним давние приятели.

– Если ловите кого-то, кто незаконно ввозит алмазы из Сьерра-Леоне, обращайтесь, – пригласил присутствующих Кросби.

На доску были прилеплены три картинки, пронумерованные цифрами «1», «2» и «3». Под каждой была дата. Также на доске висела карта Вашингтона с тремя точками, отмеченными теми же цифрами. Все точки располагались на приличном расстоянии друг от друга.

– Три ПСВ, – сказал агент Кросби, – то есть проникновения со взломом. В первом случае стащили сапфировое кольцо. Во втором – жемчужное ожерелье. А насчет третьего мы даже не уверены, было ли что-то украдено.

– Кольцо и ожерелье? – переспросил я. – Я понял, что вы из ювелирного отдела, но это как-то недостаточно масштабно для ФБР.

– Так и есть, – ответил он. – Но все трое пострадавших работали на ЦРУ. Они попросили нас вникнуть, чтобы убедиться, что эти дела не связаны. Связи нет, так что мы возвращаем материалы нашим друзьям в Центральном полицейском округе.

Я посмотрел на фото, и тут мой взгляд за что-то зацепился.

– Ой-ой, – шепнула Маргарет моей маме.

– Что такое? – спросила мама.

– Он только что увидел зацепку, которую они упустили, – объяснила Маргарет. – Смотрите.

Ну, пока это еще не было полноценной зацепкой, но нечто и вправду зацепило меня. Все три фотографии сделали в квартирах. Первые две – на кухнях, третью – в спальне.

Я ткнул пальцем в открытое окно на одной из кухонь:

– Так грабитель попал в квартиру? Через окно?

Агент Кросби неуверенно взглянул на меня, не понимая, почему это меня волнует.

– Да, – ответил он.

Я изучил этот снимок, затем соседний, из кухни.

– А можно мне взглянуть на фотографию кухни третьего пострадавшего?

Теперь Кросби был раздосадован. Он явно собирался сказать, что это никоим образом не мое дело, но к разговору присоединился агент Риверс.

– Почему бы тебе не показать ему? – посоветовал он. – Просто развлечения ради.

– Кухня не имеет отношения к делу, – втолковывал нам Кросби. – Чтобы ограбить ту квартиру, преступник влез в нее через окно спальни.

– Я все равно хотел бы посмотреть, – настаивал я.

Риверс посмотрел на меня с улыбкой. Кросби – с прямо противоположным выражением.

– Покажи ему, – сказал Риверс с небольшим нажимом в голосе, и я сообразил, что рангом Кросби ниже него.

Покопавшись в папке, агент из ювелирного отдела выудил оттуда фотографию и вручил мне.